Впрочем, мои познания в области самогоноварения скорее теоретические — сэм я не варил, только пил пару раз. С Потапом мы делали брагу.

К этому времени у нас появился еще один сосед — Артем (на рисунке справа). История у него довольно адская. Детдомовский парнишка всю жизнь, начиная с детского сада, боролся с режимом. В интернате его раз пятнадцать отправляли в дурку за плохое поведение. Пока сидел на централе, раз тридцать вскрывался. Но когда приехал в «Нарышкино», его спросили: «Хочешь уйти побыстрее?» Так Артем попал в хозобслугу и стал непорядочным.

К этому моменту в каждой камере СУСа по договоренности с администрацией было по одному шнырю, который делал все по хозяйству. В нашем случае это был Артем. Когда я был один в камере, я сам себе готовил, мыл посуду, пол, туалет. Но теперь все это должен был делать он — и если бы я ему помогал, то стал бы таким же непорядочным. Такое вот рабовладение.

Очень неприятный опыт, но с этим ничего не поделаешь.

К Новому году вместе с Артемом и Потапом мы наладили высокотехнологичный процесс производства и сокрытия браги. Она стояла на самом виду, прямо под камерой, но обнаружить ее ментам не удалось. Брага бродила в пакетах, спрятанных в коробке с двойным дном, которую было очень удобно приставлять к батарее. Чтобы отбить запах, мы каждый раз перед приходом охранников поливали коврик в хате отбеливателем «Белизна» — как будто только что сделали уборку. А еще сделали «запал»: если в камере есть тайник, обязательно нужно иметь какой-нибудь не очень хорошо спрятанный запрещенный предмет, который менты могли бы найти во время обыска и успокоиться. Для этих целей у нас была бутылка со стартом, который готовился на основе давленых помидоров, — воняла эта смесь, как самый настоящий самогон.

Как-то мы пропустили момент и не проснулись во время подъема — поздно легли, полночи разговаривали «за жизнь». Понятное дело, когда готовишь брагу, надо быть в постоянном ожидании шмонов. Ну и вот, заходит смена, мы все дрыхнем, в хате стоит адский запах браги. Пушкин втягивает в свои ноздри спертый воздух камеры и говорит: «У вас здесь бродит что-то!» Менты начинают вялый шмон: смотрят под кроватями, в тумбочках, но коробку, которая стоит на самом видном месте, игнорируют. Тут Жопа находит бутылку со стартом, которая стоит тупо под раковиной и дико чадит. Открывает: «Фу! Вот оно!» Довольные менты забирают старт и уходят. Так запал и сработал.

Кстати, пара слов о Жопе, или Николаиче, — дежурном одной из смен. Как и все — адов садюга, который в прежние года активно бивал зэков и пугал их своим писюном на карантине. Но в вегетарианские времена — достаточно адекватный и с юморком. Постоянно говорил мне, что разочаровался в режиме и вступает в «эту вашу партию». Примерно каждую смену, когда он меня будил, у нас был такой диалог (я лежу на нарах с закрытыми глазами, он стоит над нарами):

— Ну чего, Николаич, в партию-то вступаешь?

— Дык, конечно, заебало все!

— Тогда тебе задание будет.

— За-да-ни-е?! Какое задание?

— Надо от Василича избавиться.

— От какого? От Свирина?

— Не, от Свирина пока рано. От того Василича, который Бабка. Это будет твоим входным партийным билетом.

— Что будет?

— Ну, голова Бабки.

И все в таком вот духе.

Однажды я слышал историю, как Жопа проиграл свою жопу зэку. Сыграл с ним до десяти побед в нарды — проигравший должен был уехать в обиженку. Думал, что кличка у него из-за этого. Но на самом деле нет. У него просто грушевидная фигура.

Возвращаясь к браге. Мы выполнили сверхзадачу — снабдили общий режим СУСа брагой на новогодние праздники. Правда, похмелье от нее жесточайшее. 9 января мы страшно перепились, а потом на меня кто-то стукнул. К счастью, проверка пришла только через день. Менты с камерами и алкотестерами, говорят: «Дышите!» Я подышал — все нормально. Делаю возмущенное лицо: «Вы чего там? За кого вы меня принимаете? Какое пить?» Но после этого мы решили больше не делать брагу, чтобы ни у кого не было проблем. И вообще, должен сказать, что бухать в тюрьме — занятие крайне унылое. Брага дает седативный эффект. Когда ее выпьешь, накатывает какая-то русская хандра: ты сидишь, везде решетки, полный отстой.

А Потапу так и не удалось попить нашей браги. Незадолго до Нового года его отправили в ШИЗО, и больше я его не видел (когда он вернулся с кичи, всего на два дня, перед тем, как выйти на свободу, я был на длительном свидании). Сразу возникла проблема, потому что сидеть один на один с Артемом я не мог — он ведь был непорядочный. Но Артем это знал, сам вышел из хаты и отправился ненадолго в санчасть.

А мне привели нового соседа — Толю Могилу. История его проста и печальна. Здоровенный парень из Орехово-Зуево, семеро братьев и сестер, мать-героиня. Толя с 14 лет работал на кладбище, рыл могилы. Отсюда и кличка. Вторая кличка — Рыжий, потому что он рыжий. После последнего звонка в школе Толя пьяным поехал с одноклассниками в бар. Увидел, как два чувака бьют какую-то девушку. Толя вступается за нее, его начинают бить, и он явно проигрывает. Пытается убежать, прыгает в такси, весь окровавленный, орет водителю: «Гони! Гони!» Но чуваки вытаскивают его из машины и продолжают бить. Он случайно наносит один успешный удар, потом второй… В результате один из чуваков через несколько дней умирает в больнице. У второго — перелом руки, тяжкие телесные. Толю сажают на пять лет — дают мало, потому что несовершеннолетний.

По молодости Толя набил себе отрицаловские звезды, но потом, когда подразобрался в том, как все устроено, очень переживал. Понимал, что ничего особенно прикольного в них нет, а свести просто так нельзя — нужно соответствовать. Когда он заехал в Нарышкино, то сразу отказался работать и за это очень сильно пострадал от режима. В итоге попал сначала на СУС, а потом ко мне.

С Толей мы протусовались почти до самого моего освобождения — с перерывами на его и мои ШИЗО. Я учил его рисованию, заставлял учить английский — и он даже обещал, что продолжит это дело. В целом, представление о наших буднях можно составить по дневнику, который я вел весной 2018 года, за три месяца до того, как вышел на свободу.