Бар с простецким названием «Гранд Бербера» располагался на въезде в город со стороны аэропорта, аккурат напротив местной психиатрической лечебницы. Заведеньице так себе. Вечно грязные стекла, прожженные местами столешницы столов, никогда не чувствовавшие прохладного прикосновения накрахмаленной скатерти, раскачанные стулья и обшарпанные барные табуреты. Стойка в застарелых белесых кругах и мутные абажуры довершали картину третьесортного заведения в традициях последнего десятилетия прошлого века. Курить тут еще курили — все ж кабак обслуживал иностранцев, и листья ката жевали, а вот насчет выпивки — будь любезен, уважай заветы пророка. Впрочем, работал кондиционер, холодильники и не так воняло потом и жареной рыбой, как в других шалманах. Правда, была призрачная уверенность, что в угоду белокожей публике обслуга хотя бы раз в день моет руки. Сервис.
Чернокожий официант принес и поставил на столик пару запотевших бутылок. Пить из кружек — себе дороже.
— Будешь? — спросил Мартина давешний крепыш.
Лейтенант отрицательно мотнул головой и напомнил приятелю:
— Безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой женщине.
— Спасибо тебе, Капитан Очевидность, — буркнул тот. — Спрашивается, какого мы тогда поперлись в «Гранд»? Соваж разжился ящиком «Палм», приглашал в долю.
— Неделя, Дайс, — проворчал Мартин. — Одна неделя, и хлебай себе пиво, сколько влезет.
— Неделя, и прощай гребаная Африка… — мечтательно протянул наемник и тут же спросил: — Уже решил, куда поедешь?
— Вот сейчас и узнаю, — ответил лейтенант. — Посредник из Берлина прилетел, пообщаться хочет.
— Румпелькирхен? — уточнил Дайс. Получил утвердительный кивок и попросил: — Если что, я тоже — в деле.
— Куда ж без тебя, дружище, — заверил его Мартин.
К появлению посредника Дайс одолел бесполезное пиво, а его командир приканчивал бутылку ледяного чая с лимонным соком.
Румпелькирхен — грузный стареющий немец — плюхнулся за столик, да так, что стул под его могучей задницей жалобно всхлипнул.
Вот что делает с людьми возраст и кабинетная работа. Лет тридцать назад Румпель летал с Майком Хоаром на Сейшелы, лично знавал и других корифеев, валил в буше партизан СВАПО и был мужиком хоть куда. А теперь — облысел, обрюзг и отпустил брюхо. Стал неопрятен и сварлив, мог за столом высморкаться в два пальца или обложить трехэтажным партнера по переговорам. Впрочем, ему все прощали, и не только за прежний авторитет. Румпель находил доходную работу, твердо держал сторону исполнителя и вел дела с исключительной честностью.
— Бой! — гаркнул посредник, подзывая официанта в староанглийской манере. — Один чай!
Хорошо хоть кафром не назвал, а ведь мог, мог нетолерантный старик.
Румпелькирхен смахнул со лба прямо на столик крупные горошины пота и лишь после этого обратился к наемникам:
— Здорово, мужики. Как вам Бербера?
Вместо ответа Мартин выразительно чиркнул себя ладонью по горлу.
Посредник довольно ухмыльнулся и предложил:
— Хотите отдохнуть в умеренном климате?
Тут принесли чай. Немец (а может, и голландец, кто его, бура, знает) одним махом свернул пластиковую пробку с бутылки. Пил большими глотками, громко булькая.
Мартин подождал, пока кадык толстяка закончит изображать насос, и индифферентно поинтересовался:
— А конкретнее?
— Клиенту требуется эскорт. За путешествие он платит… — Румпель достал мобильный телефон, набрал цифры и показал результат лейтенанту. — Ориентируйся на десять-пятнадцать дней. Оружие, снаряжение, питание за счет нанимателя. Условие — команда без новичков и не меньше восьми бойцов. Максимум — дюжина. Что скажешь?
Лейтенант оценил оферту. На таких условиях можно навербовать и полноценный армейский взвод — внакладе не останешься.
— Пункт назначения?
Толстяк постарался максимально точно воспроизвести звуки чуждой ему славянской речи, получилось смешно:
— При-пьять. Юкрейна.
Мартин и бровью не повел, только спросил:
— Когда?
— Да хоть завтра, — небрежно бросил Румпель. — Набирай людей, и жду вас через месяц в Берлине.
— Заметь, я не сказал «да», — напомнил наемник.
Дайсу не полагалось вмешиваться в переговоры, да и немецким он владел не ахти как, однако общую суть ухватил. Вот эта-то суть и заставила его удивленно посмотреть на командира: не в характере Мартина торговаться, опять же Румпель, как правило, предлагает реальную цену.
Дайс-то промолчал, зато посредник высказался:
— Какого хрена? Что тебя не устраивает?
— Устал, — просто ответил лейтенант и оперся о спинку стула. — Вспомни себя, коллега, и поймешь. Два года отбарабанить в богом забытой дыре, изнывать от жары, рисковать поймать пулю, подцепить неизлечимую дрянь или сдохнуть от поноса. Через неделю у меня расчет. Меня ждет прохлада, вкусная еда, отменная выпивка и красивые женщины, имеющие понятие о личной гигиене. Неужели ты думаешь, я откажусь от кайфа и немедленно подорвусь лететь в какую-то там «При-пьять»? Может быть, позже. Когда понадобится пополнить баланс. А сейчас извини.
— Кто мешает тебе найти прохладу и девок в Юкрейна? Со жратвой и выпивкой там тоже порядок, — резонно заметил Румпель и постучал ногтем по экрану телефона. — Десять дней — не срок, а бабки только разожгут аппетит. Сделаешь дело — и отрывайся на здоровье.
— Ты о каком здоровье толкуешь, коллега? — переспросил Мартин и напомнил: — Юкрейна — это там, где Чъернобиль. Я слышал, от радиации не стоит, а свинцовые трусы натирают яйца.
— Тебе не натрет, дрейфило задристанный, — не сдержался Румпель. — У меня настоящие мужики работу просили, так нет, связался с дерьмом. Прилетел…
— Хлебало завали, — оборвал его Мартин. — Ты кому тут мозги трахаешь. Ты сюда прилетел потому, что нужен тебе именно я. Нет?
Немец как-то разом сдулся. Помолчал и спросил:
— Может, передумаешь? Я договорюсь с клиентом о прибавке… А хочешь, пообщайся с ним сам. Я дам контакт.
— Закрыли тему. — Отрезал наемник.
Угрюмый Румпелькирхен отчаянно потел, Мартин мерно постукивал пальцем по столешнице, а Дайс… Дайс тихо обалдевал. Вот так вот обломать старину Румпеля, это, я вам скажу, не хрен собачий.
— Shit happens, — наконец признал посредник, поднялся и закончил: — Поищу других.
— Извини, коллега. Мог и заранее намекнуть, сэкономил бы время и на билет не потратился, — примирительным тоном сказал лейтенант и спросил: — До аэропорта подбросить?
Тот отмахнулся и потопал к выходу.
— Погоди, — лейтенант встал и направился следом. — Я провожу.
Дайс остался за столиком. Похоже, людям пошептаться нужно, к чему мешать. Да и прийти в себя стоило. Сержант видел на экранчике очень заманчивую цифру за десять дней работы. Да еще Румпель обмолвился, что циферку и увеличить можно, а старый вояка просто так языком не треплет, значит, действительно мог выбить прибавку. Так какая муха укусила его командира, что тот отказался от крайне выгодного заказа. Раньше Дайс не замечал за другом привычки раскидываться выгодными предложениями.
Мартин вышел из бара в тот момент, когда Румпелькирхен одной рукой нахлобучивал на потную лысину тропическую шляпу, а другой отгонял стайку детей-оборванцев, предлагавших на выбор: себя, кат и грошовые сувениры. Был он похож на незадачливого пасечника, атакованного пчелами.
Затарахтел прогорелым глушителем мотоциклетный двигатель. Мартин боковым зрением уловил движение на нижнем конце улицы и брезгливо поморщился, не разделяя увлечения туземцев мопедами с европейских помоек. И почти сразу же в шум мотора вплелись трескучие хлопки выстрелов. Защелкали пули. Кто-то заорал. Наемник нырнул вниз и в сторону. Не совсем удачно, в правое предплечье словно раскаленный гвоздь впился.
Сверху со звоном разлетелось стекло. Грохнула очередь.
Мотоциклист набрал ход и теперь несся по улице во весь опор. Дайс из окна бара садил по нему короткими очередями (парень — не мелочный, без хеклеркоховской машинки, которая МП7, в город не ходил). Ни единого попадания! Силуэт адского гонщика расплывался и вибрировал, словно мираж в перегретом воздухе пустыни.
Мартин готов был поклясться, он уже видел, как человек вот так вот обгоняет смерть. Выхватил из бедренной кобуры «Steyr», и из подсознания всплыл правильный ритм стрельбы.
Два подряд, выдох и третий.
Есть!
Мотоцикл потерял управление, вильнул и врезался в столб. Человек перелетел через руль, вскочил, и тут его настигли пули Дайса.
Мартин подбежал.
Сбитый наземь, простреленный террорист упрямо силился подняться. Пришлось потратить еще три патрона, прежде чем он окончательно затих.
Лейтенант поддел свежеиспеченного жмурика носком ботинка и перевернул на спину. Заметил несоответствие — черные не носят портки с ремнем, нагнулся и провел указательным пальцем по лбу. Так и есть — грим. Отличный, к слову, грим-то. Уже догадываясь, где искать источник завидной шустрости и живучести, отвел в сторону полу клетчатой рубашки мертвеца и осторожно приоткрыл крышку закрепленного на поясе контейнера. Внутри пульсировала усеянная переливчатыми каплями-жемчужинами причудливо изогнутая спираль.
— Что за хрень? — удивленно выдохнул за спиной подбежавший Дайс.
— «Мамины бусы». — Мартин захлопнул крышку. Достал нож, подсунул лезвие под ремень, перерезал его и снял контейнер.
— Ну, спасибо, друг, объяснил от и до, — буркнул парень и обратил внимание на медленно расползающееся бурое пятно. — Э, да у тебя весь рукав в крови. Дай посмотрю.
— Потом, — отмахнулся лейтенант. — Где Румпель?
— Там… — Дайс сделал неопределенный жест. — Вроде еще дышит.
— Вызывай кавалерию и врача, — распорядился Мартин и подобрал оружие мотоциклиста.
Между прочим, добротная вещица — «Ruger» модели MP9.
Перед «Грандом» столпились высыпавшие наружу посетители. Белые. Черные-то сообразили — им тут делать нечего. Лейтенант бесцеремонно растолкал зевак.
— Эй, мерк, чего пихаешься? Оборзел!
Морячок. Судя по говору, американец.
— Мерк? Я не ослышался? — переспросил наемник и покачал головой. — Плохие новости. Очень плохие. Вон там валяется накрашенный гуталином белый пидор. Он дохлый, потому что стрелял в офицера полевой жандармерии Сомалиленда. Стрелял вот из этой пукалки «мейд ин Ю-ЭС-ЭЙ». Ты — янки и, сдается мне, тоже гомик. Слушай, а вы, часом, не любовники? Можешь не отвечать, полиция разберется. Сержант, задержите этого человека.
Дайс ухмыльнулся, сунул представителю великой нации ствол под ребра и подтолкнул к дверям.
— Шагай, живо.
Вот так, пиндос, здесь тебе не какой-нибудь оккупированный Ирак. Попал на зуб суверенной африканской демократии — отстегни тысячу-другую баксов. Для ума, говорят, полезно.
— Мне нужны свидетели нападения, — громко объявил лейтенант и наугад ткнул пальцем. — Ты. Ты…
На третьем очевидцы закончились, улица опустела.
— Классика, — хмыкнул сержант, — нестареющая классика.
— Работай, книголюб.
Дайс загнал неудачников в бар. Мартин занялся Румпелькирхеном.
Окровавленный немец лежал на грязной мостовой, уставившись мутным взглядом в яростно-синее африканское небо. Кожа на его одутловатом лице, обычно ветчинного цвета, приобрела меловой оттенок. На синеватых губах пузырилась розовая пена. Остро пахло мочой и экскрементами.
Легкие и, похоже, сердце. Не жилец. Эх, некрасиво вот так вот в замаранных-то штанах, да кто ж из нас выбирает.
Лейтенант помахал рукой перед глазами умирающего. Тон хрипов и свиста Румпеля изменился, он пытался что-то сказать.
«Подых… Хенди… Позв…»
Вот и все, что удалось разобрать, прежде чем старый наемник испустил дух.
Мартин закрыл новопреставленному глаза, порылся в его карманах (последняя просьба свята) и забрал мобильник.