Клара, нервничая, прислушивалась к шуму вертолета, на котором должны были прилететь ее дедушка и Ахмед.

Муж удивил ее, заявив, что тоже прилетит в Сафран. А еще Клара переживала из-за состояния здоровья своего дедушки, и хотя Ахмед сказал ей, что нет оснований для беспокойства, тот факт, что еще несколько дней назад сюда переправили полевой госпиталь, был плохим признаком.

Клара вместе с Фатимой целый день подготавливала дом, в котором она собиралась разместиться вместе с дедушкой, а потому ни разу даже не подошла к зоне раскопок. Она знала, что дедушка – весьма требовательный человек, и на время его пребывания в Сафране необходимо было обеспечить ему достаточно высокий уровень комфорта, тем более что состояние его здоровья ухудшилось. Кларе пока не было известно, как долго он здесь пробудет – как не было ей известно и то, долго ли здесь пробудет Ахмед.

Бросив взгляд в окно, она увидела, что к ней быстрым шагом приближается Фабиан.

– Кажется, мы кое-что нашли, – сказал он, и его голос слегка дрожал от волнения.

– Что именно? Ну говорите же!

– Мы натолкнулись на фундаменты нескольких зданий, находящиеся более чем в трехстах метрах от храма – в том месте, где мы начали раскопки неделю назад. Эти здания, похоже, не очень большие – метров пятнадцать в ширину, а главные помещения в них – прямоугольной формы. В одном из этих помещений мы обнаружили изображение сидящей женщины, по-видимому, это богиня плодородия. А еще – обломки черной керамики. Кроме того, бригада Марты нашла в одном из помещений храма целую коллекцию предметов из глины – буллы и калькули. Там есть различные конусы, в том числе продырявленные, большие и маленькие шарики, а также две печати: на одной изображен бык, а на другой, по-видимому, лев… Ты понимаешь, что это все означает? Ив от радости чуть не свихнулся, а про Марту я вообще молчу.

– Я сейчас же иду туда! – восторженно воскликнула Клара.

В дверях ей преградила путь Фатима.

– Никуда ты не пойдешь. Мы еще не все подготовили, а твой дедушка уже вот-вот прилетит, – стала увещевать Клару ее старая служанка.

Шум вертолета и правда все нарастал, поэтому Клара ничего не ответила. Хотя ей очень хотелось немедленно побежать к месту раскопок, она понимала, что не должна делать этого, пока не встретит и не устроит как подобает своего дедушку.

Оставалось лишь несколько часов светового дня, однако Клара подумала, что даже если она и не управится до темноты, то все равно сегодня сходит на место раскопок.

Айед Сахади, сопровождаемый вооруженными людьми, решительно вошел в комнату, где находилась Клара.

– Госпожа, вертолет уже заходит на посадку. Вы пойдете его встречать?

– Я знаю, Айед, я ведь слышу шум винтов. Да, я сейчас же иду с вами.

Клара вышла из дома в сопровождении Фатимы. Они сели в джип и поехали к тому месту, где уже садился вертолет.

Увидев своего дедушку, Клара от испуга замерла: старик очень похудел, и одежда свободно болталась на его тощем – кожа да кости – теле.

Его глаза глубоко запали, и двигался он довольно неуклюже, хотя и пытался ступать твердо.

Обнимаясь с ним, Клара почувствовала, что в его руках стало меньше силы, и впервые в жизни она осознала, что дедушка – обычный смертный, а не бог, каким она его до сих пор считала.

Фатима проводила Альфреда Танненберга в его комнату, где она постаралась создать такую обстановку, которая понравилась бы старику, хотя здесь, конечно, было тесновато. Подошедший вскоре врач сказал Фатиме, что ему необходимо осмотреть господина Танненберга, чтобы определить, насколько сильно отразились на состоянии его здоровья перелеты из Каира в Багдад и из Багдада в Сафран. Увидев рядом с врачом медсестру, Фатима что-то сердито буркнула себе под нос.

Когда врач вышел из комнаты Танненберга, он увидел в дверях дома нетерпеливо ожидавшую его Клару.

– К нему можно зайти?

– Лучше дайте ему немного отдохнуть.

Фатима тут же спросила, не принести ли Альфреду чего-нибудь поесть. Врач в ответ пожал плечами:

– По моему мнению, ему нужно поспать, потому что он очень устал. Если хотите, спросите его самого, как только выйдет Самира. Она ему сейчас делает укол.

– Что-то я вас не припоминаю, доктор, – с некоторым недоверием в голосе сказала Клара молодому, высокому и стройному врачу, который только что обследовал дедушку.

Помогала ему симпатичная медсестра, она все еще находилась в комнате старика.

– Вы меня не помните, однако мы с вами встречались в Каире, в американской больнице, в которой оперировали вашего дедушку. Я – помощник доктора Азиза, меня зовут Салам Наджеб.

– Вы правы, я вас вспомнила. Извините…

– Ничего страшного, мы ведь в больнице встречались с вами лишь иногда в течение двух месяцев.

– Мой дедушка… Он очень плохо выглядит.

– Да. Ему изначально дана недюжинная жизненная сила, однако раковая опухоль разрастается, а он не хочет делать операцию, да и возраст…

– А если ему сделать операцию, это как-то поможет? – спросила Клара, со страхом ожидая ответа.

Врач несколько секунд молчал, как будто подыскивая подходящие слова.

– Я этого не знаю. Не известно, чем может закончиться операция. В том состоянии, в каком он находится…

Сколько ему еще осталось жить?

Клара произнесла эти слова еле слышно. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы, а еще ей очень не хотелось, чтобы этот разговор услышал дедушка.

– Это только Аллаху известно. Однако по мнению доктора Азиза – да и я тоже так считаю – не более трех-четырех месяцев. Я бы даже сказал, что меньше.

Медсестра вышла из комнаты Танненберга и, робко улыбнувшись Кларе, стала ждать распоряжений врача.

– Вы сделали ему укол? – спросил Салам Наджеб.

– Да, доктор. Ему стало лучше. Он сказал, что хочет поговорить с госпожой…

Клара отстранила медсестру и вошла в комнату дедушки в сопровождении Фатимы.

Альфред Танненберг лежал на кровати. Судя по очертаниям его тела под простыней, он действительно сильно исхудал.

– Дедушка… – прошептала Клара.

– А-а, моя девочка! Садись. Фатима, оставь нас, я хочу поговорить со своей внучкой. А еще мне хотелось бы, чтобы ты приготовила нам вкусный ужин.

Фатима вышла из комнаты, улыбаясь: у Танненберга появился аппетит, а у нее как раз наготове самые лучшие блюда.

– Я умираю, – сказал Танненберг, взяв свою внучку за руку. Лицо Клары исказилось от отчаяния, и она едва не разрыдалась.

– Не вздумай плакать. Я всегда терпеть не мог плакс, и ты об этом знаешь. Ты – сильная, такая же сильная, как и я, а потому придержи свои слезы, и давай поговорим.

– Нет, ты не умрешь, – еле выдавила из себя Клара.

– Умру, и единственное, чего я могу еще желать, – так это чтобы тебя не убили. Тебе угрожает опасность.

– А кто может хотеть меня убить? – удивленно спросила Клара.

– Мне еще не удалось установить, кто стоит за итальянцами, которые следили за тобой в Багдаде. Я уже не очень доверяю Джорджу и Фрэнки, да и Энрике тоже.

– Дедушка, но ведь они твои друзья! Ты всегда говорил, что они и ты – единое целое, а если с тобой что-нибудь случится, они меня защитят…

– Да, именно так оно и было когда-то. Я не знаю, сколько времени мне еще осталось жить. Доктор Азиз говорит, что не больше трех месяцев, а потому давай не будем зря тратить время и не станем откладывать этот серьезный разговор на потом. Я хочу, чтобы ты заполучила «Глиняную Библию», потому что она послужит тебе пропуском в новую жизнь – далеко-далеко отсюда. Эта находка станет для тебя своего рода визитной карточкой. Нам необходимо найти «Глиняную Библию», потому что нет на свете таких денег, чтобы можно было купить искреннее уважение людей.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что ты и сама знаешь. Ты всегда это знала, хотя мы об этом никогда не говорили. Я не могу оставить тебе в наследство свой бизнес, потому что это не то дело, которым я посоветовал бы тебе заниматься. Мой бизнес умрет вместе со мной, однако у тебя будет вполне достаточно денег для того, чтобы без каких-либо хлопот прожить всю оставшуюся жизнь. Тебе следует серьезно заняться археологией, ты станешь знаменитой. Именно об этом мы оба мечтали, и я думаю, именно таким образом ты обретешь собственный путь в жизни. В этом регионе меня уважают, – продолжал Танненберг. – Я покупаю и затем перепродаю всякую всячину. Я снабжаю оружием террористические группы, удовлетворяю самые невероятные капризы различных правителей и их наследников, забочусь о том, чтобы те или иные их враги переставали им докучать, а они за это делают мне кое-какие поблажки. Например, закрывают глаза на то, что я вывожу историческое и культурное наследие их стран. Я не стану вдаваться в подробности относительно того, в чем заключается мой бизнес, я выбрал его сознательно и вполне доволен, что занимался этим делом. Ну что, ты во мне разочаровалась?

– Нет, дедушка, я никогда бы не смогла в тебе разочароваться. Я тебя очень люблю. Я кое-что знала и отдавала себе отчет в том, что твой бизнес… очень непростой. Я тебя не осуждаю и никогда ничего не буду ставить тебе в вину. Я уверена, что ты всегда делал то, что считал необходимым.

Беззаветная преданность Клары смогла растрогать даже такого черствого человека, каким был Альфред Танненберг. Впрочем, он и раньше осознавал, что в критические моменты жизни только на нее он и мог положиться. Танненберг умел читать мысли внучки по ее глазам, и ему сейчас было абсолютно ясно что ее слова – искренние, и она говорит именно то, что думает.

– В моем мире уважение в значительной степени основано на страхе. Меня уважали именно потому, что боялись. Однако я уже умираю, и это ни для кого не тайна. Я уверен, что доктор Азиз, каким бы хорошим человеком он ни был, вряд ли сохранил в секрете информацию о состоянии моего здоровья. Поэтому стервятники уже кружат над моей головой. Я чувствую что они уже рядом. Как только меня не станет, они набросятся на тебя. Я надеялся, что Ахмед станет моим преемником в бизнесе и что он сумеет тебя защитить, однако то обстоятельство, что вы собираетесь развестись, заставило меня, изменить планы.

– Ахмед все знает о твоем бизнесе?

– Ровно столько, сколько необходимо. Он отнюдь не невинный ягненок, хотя в последние месяцы его, похоже, стали мучить угрызения совести. Однако он обеспечит тебе защиту до того самого момента, когда ты покинешь Ирак. Я ему за это хорошо плачу.

Клара почувствовала, что ее вот-вот стошнит. Ее дедушка только что навсегда лишил Клару надежды примириться с мужем. Но она не сердилась на него за это: он подготавливал ее к встрече с суровой действительностью, и частью этой действительности было то, что Ахмеду за защиту Клары платят.

– А кто может хотеть моей смерти?

– Джордж, Фрэнки и Энрике требуют «Глиняную Библию». Я уверен, что в этом лагере есть их люди, и они попытаются заполучить это бесценное сокровище, как только мы его найдем. Ее цена так высока, что мои друзья отказались пойти на компромисс, который я им предложил.

– А что ты им предложил?

– Это имеет отношение к моему бизнесу, и, пожалуй, станет моим последним делом, потому что мне осталось жить не так уж и много.

– Они способны меня убить?

– Им нужна «Глиняная Библия», а потому они попытаются заполучить ее. Если им удастся это сделать без особых проблем, они не причинят тебе вреда, если нет – они сделают все, что окажется необходимым. Они наверняка прислали сюда людей, готовых на все, и если потребуется кого-то убить, они пойдут на это. На их месте я поступил бы точно так же, поэтому я легко предугадываю действия, которые они могут предпринять. Пока «Глиняная Библия» еще не найдена, тебе ничего не угрожает. Проблемы начнутся тогда, когда мы ее найдем.

– Ты уверен в том, что здесь есть люди, присланные твоими друзьями…

– Да, они здесь есть. Айед Сахади их еще не выявил, хотя он кое-кого уже подозревает. Они вполне могут оказаться среди рабочих или же среди поставщиков, приезжающих в деревню, да и в бригаду Пико они тоже могли затесаться. Организовать убийство кого угодно – это всего лишь вопрос денег, а у моих друзей их более чем достаточно. Впрочем, у меня тоже хватит денег для того, чтобы тебя защитить.

Слова дедушки разрывали сердце Клары на части, однако она ни за что на свете не хотела предстать перед ним слабой женщиной. Но еще больше она не хотела, чтобы ему показалось, что она стыдится или осуждает его. Более того, она даже в глубине души ни в чем его не упрекала, потому что для нее было не так уж важно, какие поступки совершал и совершает ее дедушка. Она всегда осознавала, что, относясь к привилегированным слоям общества, находится в пороховом погребе, который называется «Восток», а всеми богатствами здесь владеет лишь небольшая кучка людей. Она принадлежала к этой кучке привилегированных, и поэтому ее всегда сопровождали вооруженные мужчины, готовые защищать ее даже ценой собственной жизни. За это им платил ее дедушка. С раннего детства она знала, что ее дедушка – могущественный и суровый человек, и ей нравилось, что к ней относятся настороженно-почтительно – и в колледже, и затем в университете. Да, она всегда знала о могуществе своего дедушки, и если не задавала лишних вопросов, то только потому, что не хотела услышать ответы, которые ей могли не понравиться. Она предпочитала пребывать в счастливом неведении – впрочем, вряд ли можно чувствовать себя счастливой, видя столько лицемерия вокруг себя.

– И что ты намереваешься предпринять?

– Я хотел, чтобы мои друзья уступили тебе «Глиняную Библию» в обмен на всю прибыль, которую мы получим от проводимой нами сейчас операции. Это щедрое предложение, но они не согласились его принять.

– Они тоже помешаны на «Глиняной Библии»…

– Они мои друзья, Клара, и я их люблю как самого себя, но еще больше я люблю тебя. Я уверен, что тебе необходимо отсюда уехать. Но сначала нам нужно найти «Глиняную Библию» – еще до того, как сюда нагрянут американцы. Как только мы ее найдем, тебе необходимо сразу же уехать. То, что с нами сотрудничает профессор Пико – большая для нас удача. У него хотя и сомнительная репутация, но никто не станет отрицать, что он высококлассный археолог. Именно с его помощью ты сможешь обосноваться в новом мире. Однако это возможно лишь в том случае, если у тебя будет «Глиняная Библия».

– А если мы ее не найдем?

– Найдем. А если даже и нет, тебе все равно необходимо уехать из Ирака. Ты переберешься в Каир. Там ты сможешь жить в более-менее спокойной обстановке, хотя я всегда мечтал, чтобы ты переехала в Европу, чтобы ты жила в… там, где тебе самой захочется жить: в Париже, Лондоне, Берлине… Денег у тебя будет вполне достаточно.

– А я никогда не хотела жить в Европе.

– Да, не хотела. Да и ехать туда следует лишь в том случае, если у тебя будет «Глиняная Библия», иначе ты можешь столкнуться там с такими трудностями, с которыми очень сложно будет справиться. Мне очень не хотелось бы, чтобы кто-то причинил тебе вред.

– А кто это может сделать?

– Люди из прошлого, Клара. Прошлое иногда разрушает настоящее, подобно землетрясению.

– В моем прошлом нет ничего особенного.

– Это верно. Но я говорю не о твоем прошлом. А теперь расскажи мне, как проходят раскопки.

– Джиану Марии пришло в голову, что Шамас мог хранить «Глиняную Библию» не в храме, а у себя дома, и поэтому мы начали расширять зону раскопок. Сегодня мы обнаружили развалины домов селения, окружавшего храм. Может, в одном из этих домов и жил Шамас… В самом храме кроме табличек мы нашли буллы и калькули, а еще статуи. Нужно лишь немножко везения, чтобы нам удалось отыскать развалины того дома, в котором жил Шамас.

– Этот священник, Джиан Мария, не создавал каких-нибудь проблем?

– А откуда ты знаешь, что он священник?

Тут же поняв абсурдность своего вопроса, Клара рассмеялась. Ее дедушка был в курсе всего, что происходило в лагере археологов. Айед Сахади, бригадир рабочих, подробно докладывал ему обо всем. Кроме Айеда, у дедушки были здесь и другие осведомители, сообщавшие ему даже о самых незначительных событиях.

Альфред Танненберг маленькими глотками пил воду, ожидая, когда Клара ответит на его вопрос. Он чувствовал себя уставшим после двух перелетов, однако был весьма доволен разговором с внучкой. Клара оказалась достойной своего деда: она не стала паниковать, узнав, что ее могут убить. Она выслушала эту новость, не моргнув и глазом. А когда он рассказал ей о бизнесе, которым занимался, она не стала задавать глупых вопросов и не стала ужасаться, как наивная девочка.

– Джиан Мария очень хороший человек и очень способный… Он специалист по мертвым языкам: аккадскому, древнееврейскому, арамейскому, урартскому. Правда, он скептически отнесся к предположению, что кто-то мог записать представления Авраама о сотворении мира, однако Джиан Мария работает не покладая рук. Не переживай, он не опасен, он ведь священник.

– Если я что-то и понял в этой жизни, так это то, что люди не всегда являются теми, за кого себя выдают.

– Но Джиан Мария и в самом деле священник…

– Да, действительно. Мы это проверили.

– Значит, ты и сам знаешь, что он не опасен.

Танненберг закрыл глаза, и Клара с нежностью погладила его по щеке.

– А сейчас мне хотелось бы немного поспать.

– Хорошо. Пико хочет прийти к тебе вечером, чтобы познакомиться.

– Посмотрим. А теперь ступай.

Фатима устроила Салама Наджеба в доме, расположенном рядом с домом Танненберга, а медсестру – в комнате, находившейся рядом с комнатой дедушки Клары. Впрочем, она считала, что Самира не сможет сделать ничего такого, чего не смогла бы сделать она сама. Фатима знала Танненберга давно и очень хорошо и ей было понятно, что ему нужно, еще до того, как он об этом говорил. Выражение лица, движение рук, поворот туловища – все эти сигналы позволяли Фатиме предугадывать желания хозяина. Однако врач настоял на своем: Самира должна находиться рядом с их пациентом, чтобы при необходимости немедленно позвать врача. Да и тот дом, в который поселили Салама Наджеба, стоял вплотную к дому Танненберга так, что их стены соприкасались.

– Что с тобой, девочка моя? – спросила Фатима у Клары, с озабоченным видом вошедшей в кухню.

– Он так плохо выглядит… – печально сказала Клара.

– Он будет жить, – заверила ее Фатима. – Будет жить до тех пор, пока вы не найдете эти таблички. Он тебя не оставит здесь одну.

Клара обняла свою старую служанку, зная, что та ее никогда не предаст, в какой бы ситуации они не оказались. А ситуация складывалась более чем тревожная: ведь дедушка только что сказал Кларе, что ее могут попытаться убить.

– А где врач и медсестра?

– Они наводят порядок в полевом госпитале.

– Ну тогда я схожу на раскопки. Кужину вернусь. Не знаю, будет дедушка ужинать один, или со мной, или еще с кем-нибудь.

– Не переживай. Если он захочет кого-нибудь пригласить, еды хватит на всех.

У входа в дом стоял джип, и находившиеся рядом с машиной охранники терпеливо ждали, когда Клара соизволит куда-нибудь поехать.

Через пять минут она была уже в зоне раскопок.

К ней подошел, улыбаясь, Лайон Дойль.

– Вы уже слышали новость? Обнаружены руины домов, и ваши коллеги просто в восторге.

– Да, я уже знаю об этом, однако не могла прийти раньше. А как обстоят дела с вашим фоторепортажем?

– Даже лучше, чем я ожидал. Более того, меня нанял Пико.

– Вас нанял Пико? Для чего?

– Насколько я знаю, какой-то археологический журнал попросил его прислать статью об этих раскопках, желательно с фотоиллюстрациями, поэтому Пико попросил меня сделать соответствующие снимки. Так что мой приезд сюда не напрасен.

Клара недовольно поджала губы. Получается, что Пико заранее позаботился о своей славе и договорился с археологическим журналом о том, что пришлет статью об этих раскопках.

– А что это за журнал?

– По-моему, он называется «Научная археология». Мне сказали, что он выходит во Франции, Великобритании, Германии, Испании, Италии, США… В общем, это солидное издание.

– Да, я это знаю. Можно даже утверждать, что то, о чем сообщалось в «Научной археологии», существует на самом деле, а остальное не стоит ничьего внимания.

– Ну, если вы так говорите, значит, так оно и есть. Я в этом ничего не смыслю, хотя, надо сказать, ваши коллеги заразили меня своим энтузиазмом.

Оставив Лайона Дойля одного, Клара направилась к тому месту, где работали Марта и Фабиан.

Они расчищали очередной сектор храма и уже обнаружили там древний букварь. Похоже, что эти так долго прятавшиеся под землей и песком руины вдруг начали, поддавшись усилиям интернациональной археологической бригады, выдавать свои секреты один за другим.

– А где Пико? – спросила Клара.

– Сегодня знаменательный день, – сказала Марта. – Мы обнаружили останки стены, окружавшей Сафран. А Пико – вон там. – Марта показала рукой туда, где Пико и группа рабочих разгребали грунт едва ли не голыми руками.

– Мне кажется, Клара, что мы добрались до второго уровня храма, – добавил Фабиан. – Это, похоже, зиккурат, хотя я не вполне уверен. Здесь имеются руины внутренней стены, и мы уже начали раскапывать что-то похожее на лестницу.

– Нам нужно еще больше рабочих, – заявила Марта.

– Я скажу об этом Айеду, – пообещала Клара. – Хотя, наверное, будет трудно подыскать дополнительно людей. Вся страна сейчас замерла в напряженном ожидании.

Ив Пико вместе с группой рабочих так сосредоточенно разгребал руками грунт, что даже не заметил, как к нему подошла Клара.

– Привет, – сказала Клара. – Мне уже известно, что сегодня – знаменательный день.

– Ты даже себе представить не можешь, насколько он знаменательный. Похоже, удача решила нам улыбнуться. Мы обнаружили развалины внешней стены, а рядом с ней отчетливо прорисовываются основания каких-то сооружений. Пойдем покажу.

Пико повел Клару по желтому песку, показывая ей сильно разрушенную, но идеально ровную кладку. Только высококлассный археолог мог распознать в нагромождении кирпичей останки некогда обитаемых домов.

– Я направил в этот сектор более половины рабочих. Как тебе уже, наверное, сообщил Фабиан, мы все глубже зарываемся в этот пригорок, и храм, по всей видимости, является зиккуратом. – Да, я на него уже взглянула. Мне хотелось бы поработать вот в этом секторе.

– Хорошо. Как ты думаешь, нам могли бы прислать еще рабочих? Если мы хотим раскапывать все это с надлежащей скоростью, то нам нужно гораздо больше людей.

– Я знаю, Фабиан и Марта мне об этом уже сказали. Я подумаю, как решить данную проблему. Кстати, этот фотограф… ну этот, Лайон… Он сказал мне, что ты его нанял.

– Да, я попросил его подготовить фоторепортаж о том, что мы здесь делаем.

– Не знала, что ты с кем-то уже договорился о публикации материалов о работе нашей экспедиции.

Клара специально сделала ударение на слове «нашей», чтобы Пико почувствовал ее обеспокоенность. Ив с любопытством посмотрел на нее и расхохотался.

– Да ладно, Клара, не обижайся! Никто у тебя ничего не собирается красть! Я просто знаком с сотрудниками журнала «Научная археология», и они попросили меня информировать их о раскопках, которые будут проводиться в Сафране. Весь мир интересуется твоей «Глиняной Библией». Если мы ее найдем, это будет настоящей сенсацией в истории археологии: мы тем самым докажем, что Авраам не только существовал на самом деле, но и имеет прямое отношение к текстам Книги Бытие. Да, это будет революционное открытие. Но даже если мы пока не нашли «Глиняную Библию», мы все равно обнаружили уже достаточно много для того, чтобы гордиться собой. Мы сейчас раскапываем зиккурат, о котором ничего не было известно, и он находится в лучшем состоянии, чем можно было предположить. Не переживай, если наша работа увенчается успехом, славы хватит на всех. А свои амбиции я уже удовлетворил, мадам, и карьера моя уже сделана. Да, кстати, ты как раз к месту сказала «наша работа», потому что у нас ничего не получилось бы, не будь с нами Фабиана Туделы, Марты Гомес и других наших коллег.

Ив наклонился и занялся делом, не обращая больше внимания на Клару. Та, ни слова не говоря, направилась к группе рабочих, расчищавших в этот момент соседний участок.

Лишь только когда солнце зашло за горизонт, Пико объявил об окончании этого долгого рабочего дня. Люди чувствовали себя уставшими и голодными и сразу же разбрелись по домам и палаткам, чтобы поесть и отдохнуть.

Фатима ждала Клару у входа в ее дом и, похоже, была в хорошем настроении.

– Твой дедушка уже проснулся. Он проголодался и ждет тебя на ужин.

– Мне нужно сначала принять душ, а затем я приду к нему.

– Он мне сказал, что хотел бы поужинать с тобой вдвоем. А завтра он пообщается с археологами.

– Я не против.

Они уже заканчивали ужинать, когда в комнату вошла Фатима и сообщила, что Ив Пико пришел поприветствовать господина Танненберга.

Клара хотела что-то ответить, но дедушка ее опередил, показав Фатиме жестом, чтобы она пригласила Пико войти.

Двое мужчин испытующе посмотрели друг на друга – глаз в глаза. На это у них ушло ровно столько времени, сколько длилось их рукопожатие.

Иву Пико не понравился Танненберг: в его холодных глазах голубовато-стального цвета чувствовалась жестокость. Танненберг же, окинув взглядом Пико, подумал, что этот француз, пожалуй, обладает большой внутренней силой.

Альфред Танненберг построил разговор, как ему было нужно, и хотя большую часть времени говорил все-таки Пико, он в основном отвечал на хитроумные вопросы старика, интересовавшегося даже самыми незначительными подробностями проводимых раскопок. Пико давал обстоятельные ответы на вопросы дедушки Клары, терпеливо дожидаясь того момента, когда и он сможет кое о чем спросить.

– Я очень хотел с вами познакомиться. Мне так и не удалось узнать у Клары, когда и при каких обстоятельствах вы нашли в Харране те таблички, из-за которых мы все сейчас находимся здесь.

– Это было много лет назад.

– А в каком году проводилась та археологическая экспедиция? И кто ее возглавлял?

– Друг мой, это было так давно, что я уже не помню, в каком именно году. Это произошло перед Второй мировой войной, когда на Восток устремились романтики, больше любившие приключения, чем археологию, и многие из них проводили раскопки абсолютно бессистемно – так, по наитию. Это была экспедиция не профессиональных археологов, а людей, немного увлекавшихся археологией. Мы проводили раскопки в районе Харрана и натолкнулись на таблички, на которых некто Шамас – то ли священник, то ли писец – упоминает об Авраме и об истории сотворения мира. С тех самых пор я неизменно верил в то, что когда-нибудь мы найдем и те таблички, о которых писал Шамас. Я назвал эти таблички «Глиняной Библией».

– И именно так называла эти таблички на археологическом конгрессе в Риме Клара. Они сильно взбудоражили всех, кто имеет хоть какое-то отношение к археологии.

– Если бы в Ираке некоторое время сохранялся мир, я бы организовал еще не одну археологическую экспедицию и постарался бы при этом получить поддержку Саддама Хусейна и исключительные права на проведение раскопок. Вы приехали сюда в очень сложный период, понимая, что сильно рискуете. Вы. должно быть, храбрый человек.

– По правде говоря, у меня на тот момент, когда надо было принимать решение, не было более интересных занятий, – сказал Ив, явно пытаясь казаться циничным.

– Да, я знаю, вы – богатый человек, и вам не нужно каждый месяц с нетерпением ждать зарплаты. Ваша мать происходит из старинного рода банкиров, так ведь?

– Моя мать родом из Британии. Она была у своих родителей единственным ребенком, и мой дедушка по материнской линии действительно управляет банком на острове Мэн. Как вам, конечно же, известно, это своего рода финансовый рай.

– Да, я это знаю. Но вы вообще-то француз.

– Мой отец – француз, а если быть более точным, – эльзасец, и я вырос, постоянно переезжая с острова Мэн в Эльзас и обратно. Моя мать унаследовала банк, но руководит им мой отец.

– А вас мир финансов совершенно не интересует? – сказал Танненберг скорее утвердительным, чем вопросительным тоном.

– Именно так. Единственное, что меня интересует в этом плане, – так это как лучше всего потратить деньги для своего удовольствия. Чем я, впрочем, и занимаюсь.

– В один прекрасный день вы получите в наследство банк. Что вы станете с ним делать?

– У моих родителей превосходное здоровье, а потому я очень надеюсь, что до этого дня еще далеко. Кроме того, у меня есть сестра, которая намного умней меня, и она горит желанием взять на себя руководство нашим семейным бизнесом.

– А вы не хотите оставить что-нибудь значимое своим детям?

– У меня нет детей и нет желания их заводить.

– Людям необходимо, чтобы после них в этом мире кто-то остался.

– Кому-то это, может, и необходимо, но не мне.

Клара молча слушала разговор Ива с дедушкой, отмечая п себя, что этот археолог даже не пытается понравиться своем собеседнику. И вдруг их разговор чуть было не оборвала Самира: она вошла в комнату Танненберга, несмотря на попытки Фатимы ей помешать.

– Господин Танненберг, пора делать укол.

Альфред Танненберг гневно взглянул на медсестру. Ему захотелось, когда они останутся одни, влепить ей пощечину за то, что она без спросу вошла в его комнату и обратилась к нему таким тоном, как будто он – маленький ребенок.

– Выйдите отсюда, – холодно приказал Танненберг медсестре.

В этих словах явно ощущалась надвигающаяся буря. Фатима схватила Самиру за руку и вывела ее из комнаты, шепотом упрекая ее за проступок.

Танненберг еще полчаса разговаривал с Пико, не обращая внимания на то, что уставшая Клара с большим трудом сдерживала зевки. Затем он наконец попрощался с французом, пообещав ему, что в Сафран вскоре прибудет еще одна партия рабочих.

Прошло несколько минут после того, как Клара улеглась спать, и ночную тишину разорвал пронзительный женский крик. Затем послышался громкий плач, который постепенно затих. Снова воцарилась тишина.

Клара, испытывая неприятное чувство, перевернулась в постели на другой бок. Она поняла, что это ее дедушка поквитался с Самирой за то, что та осмелилась без разрешения вторгнуться в его комнату и напомнить ему, словно несмышленому ребенку, что пришло время делать укол. Медсестре не мешало бы знать, что Альфред Танненберг хорошо платит тем, кто на него работает, но при этом никогда никому не прощает ошибок. Вот и сейчас он, похоже, дал этой женщине пощечину. Он уже не первый раз наказывал подобным образом тех, кто вызывал его недовольство.

Айед Сахади приказал своим людям следить за Лайоном Дойлем и Анте Пласкичем: он не доверял ни тому, ни другому, так как был уверен, что они совсем не те, за кого себя выдают.

Лайон Дойль, со своей стороны, тоже настороженно относился к Айеду Сахади, чувствуя, что тот – не только бригадир рабочих. Что касается Анте Пласкича, то Лайон был абсолютно уверен, что Анте – такой же наемный убийца, как и он сам. Возможно, Пласкич был еще одним агентом, присланным Томом Мартином или же его друзьями. Так или иначе, у Лайона не было никаких сомнений, что хорват – вовсе не безобидный компьютерщик, каким он пытался казаться.

Эти трое интуитивно чувствовали, что все они – профессиональные убийцы, готовые работать на того, кто хорошо заплатит.

Уэльсец понимал, что скоро наступит момент для решительных действий. Хотя «Глиняную Библию» до сих пор еще не нашли, раскопки проводились ускоренными темпами, да и напряжение в лагере день ото дня нарастало. Доходившие сюда новости не оставляли никаких сомнений в том, что уже совсем скоро американские войска обрушат на Ирак тонны бомб.

Рабочие пытались шутить – говорили, что переловят американцев, как кроликов, и никогда не позволят им топтать священную землю Ирака. Однако в душе они понимали, что такими заявлениями лишь пытаются подбодрить сами себя, потому что многим из них суждено было умереть в бою или же погибнуть во время бомбежек.

Клара, по всей видимости, не испытывала недоверия к Лайону: она никогда не избегала его общества и терпеливо рассказывала ему о найденных в земле глиняных предметах, объясняя, в чем состоит археологическая ценность каждого конкретного предмета и как нужно его сфотографировать, чтобы это подчеркнуть.

Лайон самодовольно усмехнулся, когда узнал по телефону от директора агентства «Фотомунди», что сделанные им фотографии Багдада купило одно из агентств новостей и что отправленный в редакцию журнала «Научная археология» репортаж произвел очень хорошее впечатление – причем не только благодаря тексту, написанному Ивом Пико, но и иллюстрирующим этот текст фотографиям, сделанным Лайоном. Единственным отрицательным последствием этого репортажа было то, что некоторые телевизионные каналы попросили своих корреспондентов в Ираке побывать в Сафране и подготовить репортажи о происходящих там необычайных событиях, а именно о том, как интернациональная группа археологов занимается раскопками, игнорируя то обстоятельство, что вот-вот загрохочут барабаны войны.

Лайон не очень огорчился, когда в Сафране приземлился вертолет, из которого вышла Миранда в сопровождении своего телеоператора Даниеля, а также целая группа журналистов, прибывших сюда благодаря содействию Министерства информации Ирака.

– А вот и наш фотограф! – воскликнула Миранда вместо приветствия.

– Рад тебя видеть. Как дела в Багдаде?

– Плохо, даже очень. Люди уже на пределе. Твой друг Буш настаивает на том, что у Саддама есть оружие массового поражения, а пару дней назад, точнее пятого февраля, Колин Пауэл выступил на заседании Совета безопасности ООН и показал снимки, сделанные со спутника, на которых якобы видны перемещения войск, а еще места, где, по его словам, хранится это чертово оружие.

– Ты-то не веришь, что оно там есть.

– Да и ты тоже.

– Я и сам не знаю, верю я этому или нет.

– Да ладно, Лайон, не строй из себя невинную овечку!

– Знаешь что? У меня нет абсолютно никакого желания пререкаться с тобой.

Даниель решил сменить тему разговора, чтобы восстановить мир и спокойствие.

– А как вы тут отмечали Рождество? – с любопытством спросил он.

– Так мы его не отмечали. Тут люди вообще не отдыхают: они вкалывают по двадцать восемь часов в сутки.

– Они не устроили выходной даже в такой праздник? – удивился Даниель.

– Единственная разница заключалась в том, что еда в тот день была вкуснее.

– А мы в Багдаде, как смогли, попраздновали: каждый принес то, что сумел раздобыть.

Миранда, оставив их вдвоем, стала расхаживать по лагерю, с любопытством осматривая все вокруг. Она уже кое-что слышала об Иве Пико и Кларе Танненберг и надеялась встретить здесь их обоих. Поездка из Багдада в это захолустье с желтой землей немного напоминала ей экскурсии, которые в юности организовывали в их колледже, чтобы хоть как-то скрасить монотонную жизнь.

Пико и Клара постарались выполнить все просьбы журналистов хотя и не смогли полностью скрыть раздражение, вызванное тем, что приезд журналистов замедлил темп работы. На этих раскопках каждые руки были на счету – в том числе руки Пико и Клары.

Клара заметила, что Пико, похоже, сразу же увлекся Мирандой. Он все время находился рядом с ней, и они постоянно о чем-то разговаривали и смеялись, отойдя в сторону, чтобы их никто не слышал. Клара предположила, что эти двое уже давно знакомы, и внезапно ощутила уколы ревности.

Миранда была такой женщиной, какой хотелось быть Кларе: она сама распоряжалась своей судьбой, держалась независимо, была уверена в себе. Она принадлежала к числу тех представительниц прекрасного пола, которые ничем не обязаны ни одному мужчине, а потому привыкли общаться с ними на равных, ничем им не поступаясь.

Клару не удивило, что Миранда, по всей видимости, была знакома с Лайоном Дойлем: они ведь оба принадлежали к журналистской братии.

Когда настало время обеда, Миранда села за один стол с Мартой Гомес, Фабианом Туделой, Джианом Марией, Альбером Англадом, Даниелем, Хайдаром Аннасиром и Кларой. Лайон тоже уселся за этот стол, проигнорировав раздраженный взгляд, который бросила на него Миранда.

– По всей Европе проходят манифестации, – сообщил Даниель. Люди протестуют против этой войны. – Какой войны?! – раздраженно воскликнул Хайдар Аннасир. Война еще не началась. Вполне возможно, что Буш всего лишь пытается запугать Саддама и не решится напасть на Ирак. – Нет, он нападет, – заявила Миранда. – И сделает это в марте.

– А почему именно в марте? – спросила Клара.

– Потому что именно тогда американская военная машина будет лучше всего готова к войне. Ближе к лету начнется жара а американские мальчики не очень-то приучены воевать под палящим солнцем – таким, как здесь, в Ираке. Так что они нагрянут сюда в марте или – самое позднее – в апреле.

– Остается только надеяться, что они не будут торопиться, – сказал Пико.

– А сколько времени вы здесь еще пробудете? – поинтересовалась Миранда.

– Если исходить из ваших прогнозов, где-то месяц, – ответил Пико.

– Моих прогнозов? – удивилась Миранда.

– Вы только что сказали, что американцы нападут в марте. А сейчас – февраль.

– А-а! Да, вы правы, остается всего лишь месяц. А как вы собираетесь отсюда выбираться? Когда начнутся бомбардировки, солдаты вас защищать уже не будут, потому что Саддаму потребуются все имеющиеся у него силы. Рано или поздно в армию призовут и ваших рабочих.

Рассуждения Миранды заставили присутствующих задуматься: они вдруг отчетливо осознали, что окружающий мир живет в ином ритме, а эта захолустная деревня, в которую они приехали несколько месяцев назад, чтобы вырыть из песка тайну, такую же древнюю, как мир, существует словно в другом измерении. А тайна, которую они так жаждут открыть, возможно, является всего лишь вымыслом.

Марта Гомес первой нарушила воцарившуюся тишину.

– Как вы уже сами видели, мы обнаружили здесь храм. Похоже, что это – зиккурат, хотя мы в этом еще не вполне уверены. По нашему мнению, он был построен примерно за две тысячи лет до нашей эры. До этих раскопок не было никакой информации о его существовании. Мы также расчистили развалины жилых домов, относящихся к той же эпохе, хотя, к сожалению, от этих домов почти ничего не осталось. Сейчас мы изучаем несколько сотен глиняных табличек, найденных в двух помещениях зиккурата. Мы также обнаружили несколько статуй в довольно хорошем состоянии, а еще – буллы и калькули… В общем, Миранда, из всего сказанного мною следует, что за очень короткое время нам удалось выполнить огромнейший объем работы. На то, что мы сделали за неполных пять месяцев, в обычной ситуации ушли бы годы. Я понимаю, что в сложившихся обстоятельствах обычных обывателей в различных уголках мира вряд ли сильно заинтересуют археологические раскопки в стране, находящейся на грани войны. Однако если бомбардировки обойдут стороной зону проведенных нами раскопок, тогда – можете мне поверить – Сафран станет одним из самых значительных археологических «месторождений» Ближнего Востока, и если эта чертова война когда-нибудь закончится, мы сможем приехать сюда еще не раз. Думаю, у нас достаточно оснований гордиться всем тем, что нам удалось здесь сделать.

– Раскопки проводятся здесь наверняка с одобрения Саддама Хусейна, – сказала Миранда в ответ на слова Марты.

– Да, конечно, – вмешался в разговор Фабиан Тудела. – Невозможно отправиться на раскопки ни в одну страну мира, не получив при этом согласия ее властей, какими бы они ни были. Иракские власти дали разрешение проводить раскопки, а необходимое для этого оснащение мы привезли с собой. За него заплатил из своего кармана профессор Ив Пико.

– Насколько я знаю, госпожа Танненберг тоже являлась организатором этой экспедиции и приняла участие в ее финансировании, – заметила Миранда.

Клара тут же решила воспользоваться репликой Миранды, чтобы дать понять присутствующим, что это ее экспедиция и что все, чего в ходе этой экспедиции удалось и удастся достичь, является в равной степени заслугой и Пико, и ее, Клары.

Да, действительно, этот проект, задумали совместно профессор Пико и я. Проект является дорогостоящим и, учитывая нынешнюю ситуацию, трудновыполнимым, однако, как уже говорила Марта Гомес, мы получили определенные результаты, и результаты эти – ошеломляющие.

– Но вы ведь ищете еще кое-что. Насколько мне известно, на проходившем в прошлом году в Риме археологическом конгрессе вы сообщили о существовании древних глиняных табличек, на которых некто написал, что Авраам намеревается рассказать ему о сотворении мира. Вы также сообщили на конгрессе, что вам по воле случая довелось обнаружить возле Сафрана другие таблички с именем того же писца. Я не ошибаюсь?

На этот раз Миранде решил ответить Пико.

Нет, вы не ошибаетесь. У Клары действительно есть две таблички, и мы даже смогли приблизительно определить, когда они были сделаны. На этих табличках некий писец по имени Шамас сообщает, что Аврам будет рассказывать ему историю сотворения мира. Клара считает, что этот Аврам, о котором пишет Шамас, – не кто иной как упоминаемый в Библии праотец Авраам, и если ее предположение подтвердится, то это будет, несомненно, сенсационное открытие.

– Надо иметь в виду, что ученые сомневаются в том, что упоминаемые в Библии праотцы существовали на самом деле, – продолжил пояснение Фабиан. – Пока что еще никому не удалось доказать, что они были реальными персонажами, созданными из плоти и крови. Если мы найдем таблички, о которых упоминается в имеющихся у Клары двух табличках, мы докажем не только то, что в Библии изложены реальные события, но и то, что Книга Бытие была составлена именно Авраамом. Вы и представить себе не можете, какое огромное значение будет иметь это открытие для археологии, для науки в целом, да и для религии.

– Но вы ведь до сих пор не нашли эти таблички? – спросила Миранда.

– Нет, пока не нашли, – подтвердила Марта. – Однако мы нашли много табличек, на которых значится имя Шамас, а потому надеемся, что все-таки найдем и «Глиняную Библию».

– «Глиняную Библию»?

– Миранда, а как еще можно назвать глиняные таблички, содержащие текст Книги Бытие? – ответила вопросом на вопрос Марта.

– Да, вы правы. К тому же мне и самой нравится это название: «Глиняная Библия»… А что вы обо всем этом думаете? Вы ведь, кажется, священник.

Вопрос Миранды был адресован Джиану Марии и застал его врасплох: он от неожиданности поперхнулся и тут же покраснел до корней волос.

– Вот это да! – засмеялась Миранда. – Впервые в жизни встречаю мужчину, который краснеет, да еще от такого простого вопроса.

– Да не стесняйся ты так, Джиан Мария, – попыталась подбодрить его Марта. – Тебе всего лишь задали вопрос.

Священник, совсем растерявшись, не знал, что ответить. Увидев, что взгляды всех сидевших за столом обратились на него, он снова залился краской. Фабиан решил выручить Джиана Марию и стал давать пояснения.

– Джиан Мария – специалист по мертвым языкам. Он сделал столько полезного! Он неутомимо работал над расшифровкой табличек, и без него мы не смогли бы достичь таких больших успехов. Как бы там ни было, пока мы не найдем таблички, которые ищем, и пока они не будут проанализированы не только нами, но и другими квалифицированными специалистами, мы не сможем заявить, что «Глиняная Библия» действительно существует. Вплоть до сего момента мы все еще блуждаем в мире догадок и предположений. Все, чем мы пока располагаем, – это две таблички, исписанные не очень опытной рукой. Они напоминают, скорее, своего рода странички личного дневника – дневника, сделанного из глины, – в котором кто-то сообщает о том, что ему что-то собираются рассказать. Однако, как сказала Марта, даже если мы и не обнаружим глиняные таблички, которые ищем, то и те находки, которые мы уже сделали, вполне оправдывают затраченные нами усилия.

– А почему вы говорите, что те две таблички, которые послужили причиной вашего приезда сюда, были написаны не очень опытной рукой? – спросила Миранда.

– Это видно по начертанию штрихов, – ответил Фабиан. – Когда смотришь на них, невольно складывается впечатление, что этот Шамас еще толком не умел обращаться с тростниковой палочкой для письма. Вы ведь знаете, что на глине писали тростниковыми палочками. Более того, в верхней части табличек, обнаруженных здесь, тоже фигурирует имя «Шамас», но они совсем не похожи по манере письма на те две таблички, которые имеются у Клары. Шамас, живший в этом селении, был писцом, который хорошо владел искусством письма и знал арифметику. А еще он был специалистом в области естествознания и составил перечень растений данного региона.

– Вполне возможно, что Шамас, являвшийся автором табличек, найденных в районе Харрана, и, так сказать, «местный» Шамас – это не одно и то же лицо, хотя Клара и утверждает обратное, – сказала Марта.

– А почему выдумаете, что это один и тот же Шамас? – поинтересовалась Миранда у Клары.

– Дело в том, что, хотя таблички, обнаруженные в районе Харрана, по манере письма и в самом деле отличаются от табличек, найденных здесь, и на тех, и на других есть штрихи и символы, нанесенные словно бы одной рукой, хотя на здешних Taбличках эти штрихи – более четкие. Мне кажется, что Шамас мог писать на табличках в Харране тогда, когда был еще юношей, а на здешних табличках – уже будучи взрослым.

Клара не сомневалась в правильности своего предположения. Она знала эти таблички как свои пять пальцев, да и проведенная в лаборатории почерковедческая экспертиза практически не оставила повода для каких-либо сомнений: таблички, найденные в районе Харрана, и таблички, обнаруженные в Сафране, были написаны одной и той же рукой.

– Но мне все-таки хотелось бы узнать, что обо всем этом думает Церковь, – снова обратилась к Джиану Марии Миранда.

Священник, который уже успел преодолеть смущение, вызванное первым вопросом Миранды, снова покраснел, однако на этот раз нашелся, что ответить любопытной журналистке. У меня нет права говорить от имени Церкви: я ведь всего лишь простой священник.

– Тогда скажите мне, что обо всем этом думаете лично вы.

– Из Библии мы знаем о существовании праотца Авраама. Я, конечно же, верю в то, что он был реальным персонажем, из плоти и крови, независимо от того, найдем мы этому научные подтверждения или нет.

– А вы верите, что Авраам знал о том, как был создан мир, и рассказал об этом кому-то еще?

– В Библии об этом ничего не говорится, хотя в ней достаточно подробно описана жизнь праотца Авраама. Таким образом… В общем, я пессимист и не верю, что существует какая-то там «Глиняная Библия». Однако если эти таблички все-таки будут найдены, именно Церковь должна определить, подлинные они или нет.

– Так вас сюда направил Ватикан? – спросила Миранда. – Вовсе нет! – возразил Джиан Мария. – Ватикан не имеет никакого отношения к моему пребыванию здесь.

– Тогда что вы здесь делаете? – не унималась Миранда.

– Ну, все произошло совершенно случайно…

– А вы все же расскажите, – настаивала журналистка, не обращая внимания на охватившее священника смущение.

– Ты не могла бы оставить его в покое? – попытался урезонить Миранду Лайон Дойль, впервые вмешиваясь в разговор.

– А вот и добрый странствующий рыцарь! Ты всегда приходишь на помощь тем, кто в этом нуждается, – то попавшей в перестрелку женщине, то оказавшемуся в затруднительном положении священнику.

– Миранда, ты невыносима! – мрачно констатировал Лайон.

– Мне не составит труда вам ответить, – сказал Джиан Мария еле слышно. – Видите ли, я находился в Багдаде и работал на одну неправительственную организацию. Волею случая я познакомился с профессором Пико и затем приехал сюда, чтобы посмотреть, как проводятся раскопки. Он узнал, что я специалист по мертвым языкам, и убедил меня остаться.

– А вы, хотя и являетесь священником, можете позволить себе заниматься тем, чем вздумается? – спросила Миранда.

– У меня есть разрешение на поездку в эту страну, – ответил Джиан Мария, снова краснея.

Весь остаток дня Миранда и Даниель снимали на видеокамеру работу археологов. Они снова общались с Пико и Кларой, а также с Мартой Гомес и Фабианом Туделой, которым вместе с другими археологами неоднократно приходилось рассказывать одно и то же разным журналистам, приехавшим в Сафран.

– Эти журналисты меня утомляют, особенно Миранда, хотя она мне довольно симпатична как человек.

– Да ладно. Марта, они всего лишь делают свою работу как мы – свою.

– Ты всегда отличался терпимостью, однако на них мы все-таки потратили целый день.

Фабиан прикурил сигарету и стал рассеянно рассматривать клубы табачного дыма. Марта была права. Однако его сейчас волновало совсем другое: если то, что рассказали журналисты, соответствовало действительности, то война и в самом деле должна была начаться либо в марте, либо – самое позднее – в апреле.

Он наклонился и начал вместе с Мартой разгребать песок с одной стороны раскапываемой террасы, которая, возможно, некогда была квадратным внутренним двориком, выложенным кирпичами и керамической плиткой.

Когда они наконец решили вернуться в лагерь, было уже совсем темно. Рабочие, утомленные многочасовым трудом, недовольно перешептывались. Однако больше всего их обеспокоили новости, которые они узнали от журналистов: война неизбежна и начнется уже скоро.

Клара организовала ужин возле костров, на которых поджарили полдесятка баранов, используя для этого разные ароматные травы.

Один из голландских журналистов с воодушевлением снимал эту сцену на видеокамеру, в то время как его коллега из радиокомпании чертыхался по поводу проблем со спутниковой связью, так как не смог отправить материалы, собранные за день.

Ив Пико с необычайным терпением выслушивал всех, кто к нему обращался, и старался помочь решить возникающие у журналистов проблемы при непосредственном участии услужливого Хайдара Аннасира, который оказался настоящей палочкой-выручалочкой.

– Вы, похоже, очень довольны сегодняшним днем.

Услышав голос Клары, Пико обернулся.

– У меня нет оснований быть недовольным.

– Но сегодня вы просто светитесь от счастья.

– Мы ведь очень долго были оторваны от цивилизованного мира, а эти люди привезли нам свежие новости, и я вспомнил, что кроме раскопок есть и другие занятия.

– Вы, наверное, тоскуете о чем-то.

– Не делайте поспешных выводов! Нельзя сказать, что я сильно тоскую, хотя, конечно, мы уже почти пять месяцев роемся в земле, дышим пылью и всецело заняты только работой. Я уже почти забыл, что существует и другая жизнь.

– Хотите отсюда уехать?

– Я должен позаботиться о безопасности своей бригады. Завтра я позвоню вашему супругу. Хочу, чтобы Ахмед рассказал мне, каков план эвакуации. Мы с ним договорились, что он все подготовит, чтобы вывезти нас отсюда, как только начнут падать бомбы.

– А если мы к тому моменту еще не найдем «Глиняную Библию»?

– Мы уедем отсюда в любом случае. Даже и не надейтесь, что мы будем продолжать раскопки после того, как американцы начнут бомбардировки Ирака. Или вы думаете, что они сделают исключение и не станут бомбить Сафран только потому, что группа сумасшедших проводит здесь раскопки? Я отвечаю за безопасность людей своей бригады. Они приехали сюда по моей личной просьбе, многие из них – мои близкие друзья, и никто и ничто в мире не заставит меня подвергнуть их жизни опасности. Ничто не стоит жизни людей – даже «Глиняная Библия».

– Когда вы отсюда уедете?

– Не знаю. Пока не знаю. Однако я хочу быть готовым к отъезду. Думаю, пришло время подвести итоги. Я хочу поговорить со своими коллегами, чтобы совместно принять решение. Я не собираюсь ничего скрывать от них, а вы ведь и сами слышали, что говорили журналисты.

– Теперешняя ситуация ничем не хуже той, какая была пять месяцев назад. С тех пор абсолютно ничего не изменилось.

– Журналисты другого мнения.

– Они всегда все преувеличивают. Это специфика их работы.

– Вы ошибаетесь. Может, некоторые из них и преувеличивают, но не все. А среди приехавших сюда журналистов трое – голландцы, двое – греки, кроме того, здесь четверо англичан, пятеро французов, двое испанцев…

– Не продолжайте, я и сама это знаю.

– Вряд ли все они склонны к преувеличениям и вряд ли они сами придумали, что Буш вот-вот нападет на Ирак.

– Я буду продолжать раскопки.

Пико впился взглядом в лицо Клары. Он, безусловно, не мог заставить ее уехать, и его очень разозлило то, что раскопки, возможно, будут продолжаться без него.

– Ну что ж! Тогда будете работать под градом бомб.

– А может, ваши друзья и не выиграют войну.

– Что еще за друзья?

– Те, которые собираются нас бомбить.

– У вас что, приступ национализма? Не пытайтесь сформировать у нас комплекс вины. По крайней мере, не пытайтесь сформировать его у меня, потому что вы лишь впустую потратите время. Послушайте, что я вам скажу и больше повторять не буду: Саддам в моем представлении – кровавый диктатор, которого следует посадить в тюрьму. Я ради него и пальцем не пошевелю, и мне совершенно безразлична его дальнейшая судьба. Я сожалею лишь о том, что из-за него пострадают многие ни в чем не повинные иракцы.

– И виноват в этом будет Саддам? Или американцы, которые хотят отнять у нас нашу нефть?

– Все виноваты. Понятно, что Саддам для американцев – всего лишь повод. Однако лично я не участвую в политических играх, я уже давным-давно сошел с этого поезда.

– Вы ни во что не верите.

– Когда мне было двадцать лет, я был членом левой партии, причем активным членом. Однако когда я увидел, что представляет собой изнутри партия, идеи которой были мне близки, мне стало противно. Все партийцы были совсем не такими, какими старались казаться, и делали не то, что говорили. Я тогда понял, что политика и обман зачастую идут рука об руку, и решил, что это не для меня. Единственное, что я сейчас поддерживаю, – так это идею буржуазной демократии, которая дает нам иллюзию свободы. Вот и все.

– А как же остальные люди? Как быть тем, кто родился не в вашем буржуазном мире? Что им делать и на что надеяться?

– Не знаю. Единственное, что мне ясно, – так это то, что эти люди являются жертвами интересов великих держав и жертвами своих правителей, но во многом они виноваты сами. Я – француз и поддерживаю идеи Великой французской революции. Мне кажется, что во всех странах должна произойти подобная революция, которая откроет людям дорогу к свету и разуму. Однако в этой части мира такие высокообразованные люди, как вы и ваш дедушка, имеют богатство и власть благодаря бедам и лишениям своих соотечественников. И вы еще у меня спрашиваете, что вам делать! В общем, я не чувствую себя в чем-то виноватым.

– Вы считаете, что ваша культура – более высокого уровня, чем наша…

– Хотите, чтобы я сказал вам правду? Да, именно так я и считаю. Ислам не позволяет вам совершить буржуазную революцию. Пока вы не отделите политику от религии, вы не сможете развиваться дальше. Меня раздражает, когда я вижу, что некоторые из ваших соотечественницу кутаны в покрывала с головы до пят, как, например, та женщина, которая ходит за вами следом везде и всюду. Ее, по-моему, зовут Фатима, да? Меня раздражает то, что мусульманские женщины должны идти позади своих мужей и не имеют права разговаривать с незнакомыми мужчинами.

К ним подошел, держа по стакану в каждой руке, Фабиан.

– Нам повезло, что в Ираке не так уж строго соблюдают правила, предписанные исламом, а потому мы можем опрокинуть по стаканчику.

Он протянул принесенные стаканы Кларе и Пико. Они оба взяли стаканы машинально, не осознавая, что делают.

– Что с вами случилось? – спросил Фабиан.

– Я сказал Кларе, что нам уже пора думать о том, как отсюда выбраться.

– Ну, судя по тому, что рассказали журналисты, нам действительно не следует здесь задерживаться, – согласился Фабиан.

– Завтра я позвоню Ахмеду, чтобы он согласовал с Альбером план нашей эвакуации. Мы пробудем здесь вплоть до того момента, когда опасность станет реальной, но ни секундой дольше.

Пико говорил тоном, не допускающим возражений, и Клара поняла, что ничего не может противопоставить этим аргументам.

– Клара, мы и так многого добились, – сказал Фабиан, стараясь подбодрить внучку Танненберга. – Или ты с этим не согласна?

– Ну и чего же мы добились? – сердито спросила Клара.

– Мы извлекли на белый свет храм и обнаружили древнее поселение. О них ведь раньше ничего не было известно. Я как профессионал считаю, что археологическая экспедиция удалась, мы уедем отсюда не с пустыми руками и можем гордиться проделанной работой. С нами вместе трудились замечательные люди, которые не жаловались на то, что приходится вкалывать с раннего утра до позднего вечера. Мы почти пять месяцев только то и делали, что ковырялись в земле. Ты ведь не хочешь, чтобы мы стали после всего этого рисковать своими жизнями?

Клара пристально посмотрела на Фабиана, но так и не нашлась, что ответить. В глубине души она понимала, что Пико и Фабиан правы, однако согласиться с этим означало бы признать свое поражение.

– И когда вы намереваетесь отсюда уехать? – срывающимся голосом спросила Клара.

– Я смогу ответить на этот вопрос только после того, как посоветуюсь с Ахмедом. А еще я хочу поговорить с несколькими своими друзьями из Парижа и с родителями. Банкиры всегда заранее знают, когда начнется та или иная война. А ты, Фабиан, переговори со своими знакомыми в Мадриде. Посмотрим, что они тебе скажут.

– Хорошо, мы позвоним всем им завтра. А сейчас давай еще пообщаемся с журналистами и отведаем тех замечательных барашков. Я умираю от голода.

Выглянув в оконце своей комнаты, Клара почти ничего не увидела. Луна куда-то спряталась, и было очень темно.

Уже некоторое время в лагере царила тишина. Все спали, и лишь Клару мучила бессонница. Ее сильно взволновал разговор с Пико и Фабианом, но еще больше она расстроилась, поговорив с Саламом Наджебом, врачом дедушки.

Наджеб не стал ничего скрывать от Клары: у ее дедушки недавно случился обморок, а результаты анализов ничего хорошего не предвещали. По мнению Наджеба, Танненберга нужно было поместить в стационарное отделение хорошей клиники.

Зайдя навестить дедушку, Клара удивилась тому, как сильно он сдал всего лишь за один день: его глаза запали, а дыхание стало прерывистым. Когда Клара сказала, что его необходимо перевезти в Багдад, а оттуда – в Каир, старик лишь отрицательно покачал головой. Нет, он не собирался уезжать отсюда до тех пор, пока археологи не найдут «Глиняную Библию». Клара не решилась ему сказать, что Пико и его коллеги уже подумывают об отъезде.

Стрелки на часах показывали три часа ночи, и было довольно холодно. Клара натянула свитер и на ощупь в темноте стала пробираться к комнате Фатимы. Та крепко спала и не проснулась даже тогда, когда Клара открыла в ее комнате окно, чтобы вылезти наружу.

Охранники Клары находились в коридоре и у главного входа в дом, а вот за окнами и задней дверью они не наблюдали.

Выпрыгнув из окна и подождав, пока успокоится часто бьющееся сердце, Клара вышла из лагеря, стараясь держаться в тени, и направилась к зиккурату. Ей было необходимо прикоснуться к древним глиняным кирпичам и почувствовать прохладу ночи, чтобы хоть немного успокоить свою растревоженную душу.

Охранники безмятежно спали, хотя Айед Сахади, наверное, убил бы их, если бы узнал, что кто-то сумел пересечь границу лагеря без их ведома. Впрочем, Клара ничего ему не собиралась рассказывать. Она нашла уголок, где можно было присесть, оставаясь незамеченной, и предалась размышлениям. Она чувствовала, что в ее жизни вскоре произойдут кардинальные изменения. Раньше все вокруг казалось надежным и безопасным, а теперь ее ждали горести и одиночество, и впервые в жизни она осознала, что еще никогда ни над чем серьезно не задумывалась. Она просто жила, ни о чем не заботясь, не видя и не слыша ничего, что противоречило бы ее эгоистическому отношению к жизни.

Да, она ничем не лучше Ахмеда, который получит деньги за то, что будет ее защищать. Однако она все-таки не была настолько лицемерной, как он, и поэтому считала, что ее не должны мучить угрызения совести.

Свернувшись калачиком на глиняном ложе, Клара yCHVи ее сны были продолжением мыслей о Шамасе.