Ночь была бессонной, полной сомнений и противоречивых дум. Сообщение Алены Максим перечитал раз двадцать, выискивая между строк скрытый смысл. Хотя и без скрытого смысла все было понятно.

Сначала в нем билась злость: ну что она за человек такой? Раз ей дороги их отношения и он сам, то какого черта? Не могла этому уроду Яковлеву прямо сказать, ладно. Это, в принципе, он мог понять. Сам не так давно пережил не самое приятное расставание. Но почему она ему-то ничего не сказала? Ведь могла бы. «Боялась потерять», – вон пишет. Но разве он не понял бы ее? Понял бы! Ну попытался бы, во всяком случае. Конечно, было бы приятнее, если бы она ни с кем до него… Но что уж теперь… Ясно же, что не на острове необитаемом живет, не в глуши лесной, не в монастыре. Да и лет ей уже девятнадцать, не маленькая. Так что попытался бы понять! Ну, может, подосадовал бы сначала, побурчал, но в итоге все равно понял бы и принял как данность. Но вот то, что скрыла, – это ранило. Как будто она ему совсем не доверяет. А если нет доверия, то какие отношения?

С другой стороны, то, что Алена не могла его послать, – это полбеды. Хуже всего тот «пьяный раз» с Яковлевым в их комнате, вот это мучило Максима больше прочего. Даже был порыв выдать ей что-нибудь уничижительно-едкое, но тут же себя одернул, устыдившись. Скатываться в такое – это уж совсем себя не уважать.

Неоднократно Максим набирал ей ответ, но затем удалял, не отправив. На себя тоже злился – идиотизм какой-то! Как подросток, честное слово. В конце концов отложил телефон. Решил, что надо им поговорить нормально, на трезвую, спокойную голову. Глядя в глаза. Жаль только, что ночь. И время, как назло, еле тянулось.

Пока лежал без сна, в голову лезли воспоминания, сумбурные, хаотичные, недавние и из прошлого. Кое-что вспоминать не хотелось вовсе, а что-то он, наоборот, смаковал, невольно улыбаясь. Проигрывал в уме любимые фрагменты: как она, смущаясь, краснела; как смеялась; как закусывала нижнюю губу… О, губы ее – это вообще его фетиш.

Довспоминался так, что тоска накатила и в груди болезненно заныло.

Уже под утро, когда самый крепкий сон, Максим, совсем измаявшись, решил: ну хочет же все равно быть с ней. Пусть даже была она с этим Яковлевым, пусть это засело внутри и свербит, не умолкая, но остаться без нее – это еще хуже. Зачем же себя мучить, ее мучить? Ради чего? Ради гордого трагического образа? Ну его к чертям, этот образ! Надо делать то, что хочется. И быть с тем, с кем хочется. Да и потом, все имеют право на второй шанс. Она вот ему дала такую возможность, и, если уж начистоту, его собственные прошлые грешки поувесистей будут.

Даже удивительно: как только Максим все решил для себя, так сразу стало легче. Боль, что сдавливала все внутри, почти стихла. Ну а Яковлев со временем забудется. Надо просто об этом не думать.

Едва дождавшись шести утра, Максим засобирался к Алене. Он бы и раньше сорвался – все равно не спал, но кто бы его выпустил. И в шесть-то утра вахтерша разворчалась, мол, куда его в такую рань несет, сам не спит и людям не дает. Но дверь открыла, обязана.

А на улице творилось черт-те что. Пока бежал до дома Алены, вымок насквозь. Хорошо хоть, недалеко. И хорошо, что местные вандалы раскурочили замок у подъездной двери. По лестнице взбежал через две ступеньки, а у ее квартиры замер. Может, зря он в такую рань? Может, стоило дождаться хотя бы рассвета? А то сейчас перепугает ее…

«Ну не возвращаться же обратно», – рассудил Максим и, чуть отдышавшись, тронул кнопку звонка.

* * *

Заранее Максим не продумывал, что скажет или сделает. Главное, прийти, увидеть ее, а там уж они разберутся. Но разговор давался с трудом. Впрочем, самое важное он сказал.

А потом… Он и сам не знал, как так получилось, что они стали близки. Конечно же, он этого хотел, сильно хотел – сам удивлялся своей выдержке. Представлял постоянно, как это будет с ней. Даже прикидывал в уме устроить что-нибудь эдакое, романтичное, как девчонки любят, и досадовал, что фантазии не хватает.

Но все это было до их ссоры. Сейчас же Максим ни о чем таком не помышлял. Просто лежать рядом с ней, теплой, желанной, и не притронуться – оказалось выше его сил. Как тут удержаться-то?

«Только обниму и спать», – думал. А дальше его и вовсе захлестнуло так, что он практически утратил контроль над собой, вообще обо всем забыл. Ни единой мысли не осталось, одно лишь желание – горячее, острое, непреодолимое.

Однако главное понял: ничего у Алены с Яковлевым не было. Ни с кем не было. Он – первый! Натрепали, сволочи!..

Правда, в тот момент Максим растерялся. Но потом его аж распирало от ликования и щемящей нежности. И хотя старался держаться небрежно, чтобы не выглядеть влюбленным дурачком, сам глаз от нее не мог отвести, пока она перестилала кровать, хлопотала на кухне, что-то еще делала. Ходил за ней по квартире следом, мимоходом стараясь сорвать прикосновения, прижать, поцеловать.

А позже, когда она заснула у него на плече, с ужасом вдруг подумал: а если бы он упрекнул ее в тех мерзких сплетнях? Если бы снова обвинил несправедливо и заставил унизительно оправдываться? Этого она бы, наверное, уже ему не простила. Да он и сам бы себя не простил. Подумать страшно: чуть своими же руками не угробил собственное счастье. Второй раз… Аж грудь стиснуло от одной лишь мысли.

Максим взглянул на Алену. Лицо расслабленное, губы приоткрыты, спит уже вовсю. И даже не знает, какие гадости он, идиот, про нее думал. Вздохнув, прижал ее крепче, постепенно засыпая.

Неожиданный звонок резко, грубо разорвал пелену сна. Кого там еще принесло так не вовремя?

Если это снова Яковлев, то сейчас он с ним разберется, решил Максим.

Алена вышла в прихожую первой, зачем-то прикрыла за собой дверь в комнату. Максим натянул джинсы и вышел следом.

Это оказался не Яковлев. В прихожей теснились соседка с престарелым мужем и трое оперативников. Выглядели они как коллекторы – здоровые, бритоголовые, с недельной щетиной, в гражданском. Но то, что эта троица из полиции, – сомнений не было. И корочки предъявили, и постановление следователя на обыск. Соседка зашептала мужу: «Кто бы мог подумать!..»

Сама Алена стояла, привалившись к стене ни живая ни мертвая, таращась на этих молодцов с нескрываемым ужасом.

– Ален, что происходит? – спросил Максим.

– Не знаю, – пожала плечами. – Ничего не понимаю. Обыск какой-то.

– А это кто? – пренебрежительно кивнул на Максима один из оперативников, обратившись к Алене.

– Это мой… – она посмотрела на Максима. – Мой друг.

– Документ предъяви, друг, – теперь оперативник обратился к нему, причем с явным наездом.

– Не предъяви, а предъявите. Нечего мне тут «тыкать». Нет у меня документов. Я пришел в гости к своей девушке, на хрена мне документы с собой нести?

– Значит, проедешь с нами для установления личности, – изрек тот.

– С чего бы вдруг? Что, каждого, кто без паспорта, в отдел теперь везут?

– Если этот каждый находится в квартире, где может быть наркота, – да.

– Какая наркота? Что за бред?

– Когда вы видели Дениса Яковлева в последний раз? – спрашивал у Алены другой.

Третий тем временем потрошил шкафы.

– Это какая-то ошибка, – лепетала Алена.

На бледном лице глаза ее казались нереально огромными. Она то и дело бросала на Максима растерянные взгляды. Он сжал ее руку, мол, не волнуйся, я рядом. Вот только если бы он сам хоть что-нибудь понимал. Какие наркотики? Наверное, это и правда какая-то ошибка, может, деза или еще что.

– Все хорошо будет, – шепнул он Алене.

А что тут еще скажешь? Просто было невыносимо видеть ее такой, в полуобморочном состоянии.

– Яковлев у нас давно в разработке, и мы знаем, что он у вас был позавчера…

– О! Что-то есть! – воскликнул третий оперативник, потряхивая целлофановым пакетом, плотно замотанным скотчем. Прощупал пальцами. – Кажется, оно. Господа понятые, прошу подойти ближе.

Незаметно у него в руке появился балисонг. Изогнутым лезвием сделал длинный надрез, вскрыл сверток. Внутри оказались маленькие полиэтиленовые пакетики с мелкими грязно-белыми кристаллами. Много пакетиков, очень много.

Максим сразу понял, что это. Еще до того, как опер вскрыл один из пакетиков, подцепил щепотку и, попробовав, сплюнул. Видел такие пакетики у Мансурова не раз. Соль там или СК, он не сильно разбирался, но знал одно: несомненно, это наркота. Только вот откуда она у Алены? Хотя ясно откуда. Яковлев, сука, припрятал. Ведь и вчера что-то там Вадик говорил про шмон в общаге. И эти опера сразу спрашивали про него.

Только вот Яковлева нет, и где он – неизвестно. В общаге говорили, что вообще из города уехал. А наркота, как ни крути, получается, хранится у Алены. И попробуй им объясни, что она ни черта не знала и совсем тут ни при чем. Ее же сейчас и загребут за хранение. Тем более в таком количестве. Ну а что? Подружка же, по их мнению. Им-то без разницы, что бывшая, что не в курсе его дел. Видели наверняка их вместе не раз, может, видели, как Яковлев и сюда ходил, раз сказали, что он давно у них в разработке. Даже гадать не надо, сейчас подтянут ее заодно как соучастницу. Да и как она докажет, что ничего не знала? Этим-то что? Лишь бы показатели повысить. Это ж девиз на все времена: был бы человек, а дело найдется. Тем более дело и искать не надо, вот оно с уликами в придачу.

Мысли лихорадочно скакали. Что делать? А что тут делать? Звонить отцу! Какой бы он ни был гад, но ее-то он вытащит. Опять же, вспомнил Максим, мать накануне обмолвилась, что тот уехал. Куда, надолго ли – неизвестно, но факт – сейчас его в городе нет. А значит, ее будут мариновать там, в СИЗО, пока он не вернется и не вмешается. Максим даже представить не мог Алену в вонючей, грязной камере. Причем грязь и вонь – это меньшее из зол. Просто это вообще другой мир, и, попав туда, человек становится абсолютно бесправным. Ее же там обидят… Даже день там для нее, такой нежной, это ад кромешный.

– Ну что, подруга, приплыли? – хмыкнул один.

Алена смотрела на пакетики во все глаза.

– Я не знаю… Что это?

– Это «скорость». Тяжелый синтетический наркотик. Так откуда это здесь? – Второй старался держаться в рамках, хоть и свысока, но без лишней наглости, видимо, среди этой троицы он старший.

– Я не знаю… – Оторопь ее прошла, и теперь Алена заметно нервничала. Часто дышала, кусала губы, руки ее не находили покоя. – Денис оставлял сумку позавчера. Может, это он принес?

– А ты, подруга, типа не при делах? – ухмыльнулся опер. – Расскажи еще, что он подбросил, а ты не в курсе даже была, что там у тебя в шкафу лежит? Все вы одну и ту же песню заводите. Собирайся…

– Это мое, я принес, – оборвал его Максим. – Она ничего не видела и не знала.