Алена тоскливо взглянула на часы: двадцать минут десятого, а Максима все не было. Лишний раз звонить ему, дергать его она стеснялась. Даже нет, не стеснялась, просто не хотелось выглядеть паникершей и истеричкой. А еще больше не хотелось, чтобы он подумал, будто она пытается его контролировать. Знала – мужчины такое ужас как не любят. Начиталась в форумах. Но в голову снова лезло всякое. Может, конечно, пробки, хотя в такое время…

А вдруг несчастный случай? Этого Алена боялась больше всего.

Еле дотерпев до без четверти десять, она все же позвонила Максиму. Тот ответил не сразу, а она за эти несколько гудков успела перенервничать. На ее:

– Максим, ты где?

Коротко бросил:

– Скоро буду.

И отключился.

Алена с минуту смотрела на потухший экран телефона, а потом вдруг расплакалась. Пыталась успокоиться, говорила себе: «Ну чего ты ревешь? Мало ли что могло его задержать на работе? Едет же, скоро будет».

Ведь если объективно, жаловаться ей не на что. Обращался с ней Максим хорошо, не грубил, не обижал, на подарки не скупился, не пил и даже курить бросил, когда они решили, что хотят ребенка. Иногда они ссорились, конечно, но кто не ссорится? Да и ссоры их – так, одно название. Максим мог порой вспылить, но Алена умело сглаживала углы. И как все вспыльчивые люди, он и сам быстро отходил. Так что жили вполне себе дружно.

И зарабатывал Максим для вчерашнего выпускника неплохо, хотя тут отчасти заслуга отца – он помог устроиться в хорошую компанию. Но лишь устроиться. Злоупотреблять особым положением Максим не стал – работал как стахановец. Много работал, очень много, даже слишком. Особенно последние пару месяцев. И домой приезжал ближе к ночи, вымотанный и вялый. Хватало его лишь на то, чтобы принять душ, поужинать, ну и задать дежурный вопрос: «Как самочувствие?» Затем сразу шел спать, чмокнув ее на ночь в щеку. В щеку! Вот и все ласки. А какие ночи у них бывали раньше! Внутри аж замирало все сладко от одного лишь воспоминания. А теперь…

Ей, конечно, сейчас нельзя – по расчетам врачей, через одиннадцать дней рожать. Но ведь он мог бы обнять, поцеловать, да и просто поговорить о том о сем. Она же целыми днями одна в огромном доме. Лес кругом. Так и одичать недолго. До беременности эта уединенность ей, наоборот, нравилась. Они вместе ездили на машине Максима в город, вместе возвращались в поселок. И дом этот… Еще не так давно он казался ей необыкновенным. Светлым, теплым, уютным. Раем на земле. Теперь же в этом необъятном пустом пространстве она чувствовала себя бесконечно одинокой. Хотя, казалось бы, что изменилось? Те же стены, тот же сад, тот же лес.

Изменился Максим. Он почти перестал бывать дома. Даже в выходные работал допоздна. Алена уже ненавидела эту его работу. Ему она ничего не высказывала – чувствовала, что так только хуже будет. Вероятно, просто боялась услышать горькую правду, к которой была совсем не готова. Как будто можно быть готовым к тому, что тебя больше не любят. Это был ее второй самый сильный страх, в котором даже себе не хотелось признаваться. Потому и молчала. Ну а в душе страдала. И с каждым днем все больше, все острее. Мучилась, не зная, как вернуть внимание мужа.

Алена даже знает, когда все началось. Два месяца назад. В мае. Причем девятого мая все еще было замечательно. Они ездили к отцу. Очень уютно посидели. Потом гуляли с ним по набережной. Погода стояла – чудо! Дошли до бульвара Гагарина, где давали для ветеранов концерт военной песни. Послушали, она даже прослезилась. Затем, как всегда, проголодалась. Максим звал ее в ресторан, но ей вдруг до одури захотелось шашлыка, который готовили прямо там же, на открытом воздухе. Уловила аромат и сдвинуться с места не могла. Он, конечно, купил, хотя терпеть не может сомнительные трапезы. Но он всегда ей потакал. И эти ароматные кусочки мяса на бумажной тарелке показались ей невозможно вкусными. Свою порцию съела и его умяла за милую душу. Все равно Максим глотал явно через силу. Гуляли тогда до самого праздничного салюта, только потом поехали к себе. Она в машине заснула. Проснулась – машина уже во дворе дома, Максим сидел рядом, сложив руки на руль, смотрел на нее, улыбался. Будить не хотел. Это был, видимо, последний ее счастливый день…

А потом случился корпоратив. И ведь спрашивал Максим ее, поехать или нет. Конечно, ей не хотелось его отпускать на какую-то турбазу на целых два дня. Наверняка подозревала, он там кому-нибудь из женщин-коллег нравится. Красивый же! Но сочла, что так будет эгоистично с ее стороны. Он и так никуда не ходит. Отпустила. И почти сразу началось: работа, работа, работа. Без выходных и проходных. Но ведь так не бывает! Больше полугода до этого приезжал как штык к семи вечера. Иногда даже раньше. Субботу и воскресенье неизменно проводил дома. А потом вдруг ни с того ни с сего как отрезало…

Все чаще закрадывалась мысль, что Максим кого-то встретил. Не кого-то, а другую женщину. Или сблизился с кем-то там, на корпоративе. А работа – это лишь удобная отговорка. Подобное случается гораздо чаще, чем хотелось бы.

Алена даже опустилась на днях до того, что описала ситуацию на одном из женских форумов, спросила совета. Большая часть форумчанок заверила: конечно, у него другая, мол, и к гадалке не ходи. Дали совет «провести расследование»: пока спит, прошерстить телефон, карманы, осмотреть одежду, понюхать. Другие говорили: к стенке прижми. Третьи, наоборот, внушали, что действовать надо тайно и прежде всего разузнать, кто она, эта другая.

Выяснять, проверять, выслеживать и уж тем более припирать к стенке она не хотела. И так все это унизительно донельзя. Однако ей казалось, что она потихоньку просто погибает. Не телом, так душой. Даже грядущее материнство радовало ее уже не так сильно, как раньше.

В конце концов не утерпела: нашла корпоративный сайт компании, а в архиве новостей – фотографии с той самой поездки. Толпа веселого народа всех возрастов. Явно время провели нескучно. Канат перетягивали, скакали в мешках, что-то делали с мячами и хулахупами, ну и, конечно, ели-пили за длинным деревянным столом, как на деревенской свадьбе. С Максимом фотографий было немного. Он, очевидно, не принимал участие в этих эстафетах, но пел. Ну конечно, куда без этого? На нескольких снимках с гитарой.

Среди всех его коллег внимание Алены привлекла девушка-брюнетка, худенькая, волосы по плечи, асимметричная челка. Вроде ничего такого и не было, но… Смотрела эта девушка на ее мужа непозволительно. «Он нравится ей, – поняла она сразу. – Или вообще влюблена». Трудно сказать, в чем именно это выражалось, но Алена это чувствовала – и все тут. Еще на одной фотографии они сидели рядышком. Максим наклонил голову, лица не видно, только макушку, но зато у барышни было такое выражение, что у Алены все внутри болезненно сжалось. Неужели это она? Неужели это с ней он теперь коротает все свободное время? Неужели на эти тайные встречи променял их семейное счастье?

Алена придирчиво оглядела брюнеточку. Славная, но не более. Больше на мальчишку похожа, а Максим любил округлости, сам признавался. Хотя Алену-то ведь тоже пышкой не назовешь. Это сейчас у нее живот, а вообще такая же субтильная. И все равно в этой брюнетке ничего особенного.

Алена осмотрела себя. А в ней самой-то что особенного? Во всяком случае, сейчас. Неуклюжая, неповоротливая, бледная, неухоженная. Никакой красоты не осталось. Теперь еще и унылая все время. Конечно же, ему с ней стало просто неинтересно.

С того дня – вот уже неделю – она больше не позволяла себе ходить растрепанной и абы в чем. Но если бы это хоть что-нибудь изменило! Увы…

И все равно не верилось до конца. Ведь пять лет они вместе, два года женаты. Столько всего было – хорошего, разного, бесценного! На ум приходили самые яркие моменты их счастья. Последнее время она зачем-то постоянно их мысленно прокручивала.

Вспоминалось, как Максим – еще в начале их отношений, когда они жили в доме отца, – приходил к ней ночами и под утро сбегал, чтобы не ставить ее в неловкое положение. Как спустя пару месяцев они сняли, не выдержав, квартиру и жили, уже не скрываясь, вместе. Как Максим поддерживал ее, когда судили Дениса Яковлева. Того поймали почти сразу, взяли у родителей. Алена же проходила по делу свидетелем. Такой был резонанс поначалу – весь университет гудел, на нее косились, чуть ли пальцем не показывали. Максим всегда был рядом, еще и шутил: «Я хоть погреюсь в лучах твоей славы». Но это с ней он шутил, а особо бестактных одергивал по-хамски, не церемонясь.

Вспоминалось, как переезжали в этот дом, обустраивались, вместе ходили по магазинам, покупая всякие уютные мелочи. Как гуляли на свадьбе у Артема – тот их неожиданно опередил на год, женившись на девушке из очень влиятельной семьи. Как потом веселились на собственной свадьбе, скромной, по отцовским меркам. Как вдвоем ездили на первое УЗИ… Как мирили отца с Жанной Валерьевной. Тот случайно узнал про ее роман с художником и такой разнос устроил, что все изумились. Думали тогда – развод неминуем. Но нет, он побушевал и успокоился, даже наоборот, их отношения стали лучше.

Разве все это можно просто вычеркнуть? Может, Максим и правда много работает? А у Алены просто гормоны расшалились. В ее положении это обычное дело.

* * *

Максим приехал в половине одиннадцатого. Скользнул по ней потухшим взглядом, вымучил улыбку – и сразу в душ. Затем молча поужинал и отправился спать. Вот и весь семейный вечер.

Он спал, а она плакала. И не понимала, что делать. Умирая от стыда, все-таки уткнулась носом в его рубашку – нет, никаких чужих запахов не почувствовала. Но это утешало мало.

Утром чувствовала себя совсем больной. Но все равно встала. Пока Максим собирался на работу, готовила завтрак. Он это очень ценил, а ей нравилось его баловать. Раньше нравилось. Сейчас все эти привычные действия самой казались жестами отчаяния. Мол, смотри, как я для тебя стараюсь…

Утром Максим ей казался ближе, почти такой же, как раньше. И наверное, благодаря вот этим утренним часам в ней еще теплилась надежда, что не все потеряно. Вот и сейчас он вошел в кухню свежий, благоухающий парфюмом, в чистой отглаженной рубашке. Приобнял на мгновение, шепнул какую-то нежность.

Алена наблюдала, как он ест, изящно орудуя ножом и вилкой, и терзалась: спросить – не спросить? Глупо, конечно, но сил уже не было.

– Максим, – решилась наконец. – У тебя другая?

Он перестал жевать, посмотрел на нее удивленно. Затем снова принялся за еду, не поднимая глаз от тарелки:

– Нет. Конечно, нет. С чего ты это взяла?

– Но ты так редко дома бываешь…

– Я же работаю. Сейчас просто завал.

И что тут скажешь? Нечего сказать. Совсем отчаявшись, Алена выпалила:

– А меня ты любишь?

Он отложил приборы, поднялся из-за стола, подошел к ней.

– Ну конечно, люблю, – ответил, обняв.

– Не меньше, чем раньше?

– Даже больше.

Потом поцеловал в лоб и ушел. Уехал на свою проклятую работу. Она мыла посуду, глотая слезы.

А вечером мир ее окончательно рухнул, разбился вдребезги…

Началось с того, что около семи Алене позвонила институтская подружка Юлька Аксенова. Единственная, в общем-то, ее подруга. Последние полгода они почти не встречались – в город беременной не наездишься. Но время от времени списывались в мессенджере. Она тоже остепенилась, насколько в принципе могла остепениться. Грозилась нагрянуть в гости с мужем, но угрозы свои упорно забывала. И вот позвонила вдруг.

Алена даже подумала: неужто наконец приедет, как обещала? И даже успела порадоваться, но та спросила неожиданное:

– Вот скажи, ты из тех, кто предпочитает жить в счастливом неведении, или из тех, кому важна правда, пусть даже горькая?

– Почему ты спрашиваешь? – внутри тотчас все заледенело.

– Не почему. Просто интересно. Разные же все. Вот я, например, предпочла бы знать правду, а ты?

– И я, – упавшим голосом промолвила Алена.

Аксенова замолчала, видимо, слова подбирала, но Алена уже знала: то, что сейчас она скажет, разрушит ее. Наконец Юлька проскулила:

– Прости-и-и! Но я только что видела твоего Макса с какой-то выдрой.

– Где? С кем? – на автомате спросила Алена.

– В KFC, ну тут, в торговом центре. На Советской. С какой-то телкой. Посидели, потом вместе на его крузаке уехали. Может, конечно, это просто так. Типа приятели, не знаю… В принципе, они просто ели. За руку он ее не держал, ну или еще чего-то такого не было. Но если вдруг что, ведь надо же знать, я считаю, да? Надо же быть начеку?

Алена молчала, не дышала даже. Дышать было больно, нестерпимо. В голове стучала единственная мысль: это конец.

– Ален, ты как там? Давай я приеду?

– А как она выглядела? – с трудом выдавила из себя.

Хотя зачем ей это? Разве оно имеет какое-нибудь значение?

– Я не очень разглядела. Ну такая… Ростом примерно с тебя, не толстая, черненькая… А что, есть кто на примете?

– Да, – почему-то соврала Алена. – Это просто… Просто знакомая.

– То есть все норм? А-а, ну слава богу! А то я уж думала… Если честно, Макса прям убить хотелось. Но раз так, я очень рада.

Попрощавшись с подругой, Алена набрала Максима. Как же она надеялась, что он сейчас все объяснит! Скажет, что это обычный перекус с коллегой или какой-нибудь знакомой.

Максим ответил, но опять же не сразу. Даже не так. Ее звонок он пропустил, перезвонил через пару минут сам.

– Ты где? – без всякого вступления спросила Алена.

– На работе, – был ответ. – Тут это… Собрание было, короче. Скоро выезжаю.

Приехал около девяти, по последним меркам, даже рано. Притом довольный такой, все ее норовил обнять, приласкать. Видимо, время провел отлично…

Алена уклонялась, было больно, обидно, противно. Хотелось и оборвать все разом, и боялась этого панически. Смотрела на него и не понимала: как такое могло произойти? Как он мог измениться так резко, так внезапно? И как он умело лжет? Ведь раньше он никогда не врал.

Находиться рядом с ним было невмоготу. Алена сослалась на усталость, поднялась в спальню. В голове стучал вопрос: что делать? Терпеть или… И поделиться-то не с кем. Не отцу же жаловаться. И не Юльке. Юльке, в общем-то, можно, но стыдно.

Не удержавшись, Алена излила свои сомнения в чате. Просто не могла уже носить все в себе. И посыпались советы и мнения. Кто-то говорил: шли такого муженька лесом, надо себя любить и уважать. Кто-то, наоборот, внушал, что необходимо подумать о будущем: оставить из гордости ребенка без отца – глупость и эгоизм. Некоторые советовали просто переждать – может, там и нет ничего серьезного. Просто физиология, зов плоти, мужчины без этого долго не могут, мол, вернется она в строй, и все само собой наладится.

Алена отложила ноутбук. Выскользнула из спальни. Стараясь не привлекать внимание Максима, тихонько спустилась на кухню. Не хотелось с ним сейчас сталкиваться, думать, что сказать и как вести себя. Вдруг из гостиной донесся приглушенный голос. Максим с кем-то говорил по телефону. Алена безотчетно остановилась за углом, напрягла слух.

– Блин, Соня, как же ты не вовремя!..

– …

– Я не могу сейчас приехать. Я что жене скажу?

– …

– Конечно, я не хочу, чтобы она догадалась!

– …

– Ладно, ладно. Завтра утром перед работой заеду к тебе. Давай, до завтра.

Алене показалось, что в сердце, в грудь впились стальные когти и раздирают ее в клочья. Она глухо охнула, попятилась назад, к лестнице, поднялась наверх, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Закрылась в ванной и, пустив воду на весь напор, дала уже волю слезам. Прорыдавшись, еще долго сидела на узенькой банкетке словно в прострации. В конце концов решила: нет, терпеть и притворяться она не станет. Если конец, то конец. Пусть это будет глупо, но вот то, что сейчас происходит, – это вообще выносить невозможно. Так что лучше разрубить этот узел немедленно.

Однако, когда Алена вернулась в спальню, Максим уже крепко спал. Будить не стала, конечно же. Утром, решила, все выскажет. Но, промаявшись почти всю ночь, заснула на рассвете так, что даже не слышала, когда он встал, когда ушел.

Проснулась ближе к полудню, и то потому, что звонил отец. И оказывается, уже третий раз.

– Я уже нервничать начал. Думал, случилось что-то, – посетовал он.

Отец еще что-то говорил, но Алена уже не слышала – внутренности вдруг свело болезненным спазмом. Живот выпятился, напрягся и будто окаменел. Затем вроде отпустило, но ненадолго. Вскоре спазм повторился.

«Схватки», – догадалась Алена. Но ведь рано! Десять дней еще ходить… В ответ на ее сомнения вновь накатила волна раздирающей боли. Скуля и подвывая, она вновь поднесла телефон:

– Папа, кажется, началось!

– Не переживай, сейчас свяжусь с вашей больницей, чтобы отправили машину. Сам тоже выезжаю. Все будет хорошо, доча, – говорил отец, хотя сам, было слышно, еще как переволновался.

Отец не подвел. Умел он вот так взять и организовать, не выходя причем из дома. «Скорая» прибыла минут через десять.

До города мчались с включенным проблесковым маячком. Боялись не успеть. Уж слишком частыми были схватки.

В больнице ее уже ждали – папа и там успел поставить всех на уши. Уложили на каталку и поспешно увезли в операционную родильного блока.

* * *

– Роды прошли без осложнений, – доносилось из коридора.

– А почему она до сих пор в операционной? – узнала Алена встревоженный голос отца. – С ней точно все в порядке?

– Все хорошо, Дмитрий Николаевич, не о чем волноваться. Просто так положено: все женщины после родов у нас лежат два часа на столе. Скоро перевезем вашу дочь в палату.

– А как ребенок?

– С ней тоже все хорошо. Девять баллов по шкале Апгар. Три семьсот. Пятьдесят три сантиметра. Поздравляю вас с внучкой! Уже придумали, как назовете?

Отец пробурчал что-то невнятное. Алена вспомнила про их с Максимом договоренность: если родится мальчик – имя выбирает она, а если девочка – он. И специально просили на последующих УЗИ не сообщать, кто будет. Хотели сюрприз.

И снова стало горько и обидно, что в такой долгожданный день его нет рядом. Ладно нет рядом, это полбеды. Но он сейчас с той! Алене казалось, что горе в один миг так ее иссушило и опустошило, что даже слез не осталось. А сердце, да и все внутренности стали такими же холодными, как пузырь со льдом, который ей положила акушерка на живот.

В палату ее тоже везли на каталке. Алена все порывалась встать, уверяла, что и сама дойдет, но ее настойчиво укладывали обратно.

– Находишься еще, успеешь, – заверили ее.

Вообще Алена не привыкла, чтобы за ней ухаживали, как за немощной. А тут и кровать постелили, и уложили, и спросили, не надо ли чего подать-принести. Чувствовала она себя из-за этого неловко. Да и интерьер вокруг больше напоминал не больничную палату, а маленький, но уютный гостиничный номер, где было все необходимое: мини-холодильник, микроволновка, плазма на стене и даже кожаный диванчик для посетителей.

Отец уже поджидал ее, сидя на этом самом кожаном диване, и весь аж светился от радости, а когда медсестра принесла туго спеленатую кроху, даже, кажется, прослезился. Алена и сама наглядеться на девочку не могла. Присела в кровати, взяла на руки с благоговением и страхом: такая маленькая и хрупкая, страшно и прижать-то ее к себе!

Когда малышку унесли, отец взглянул на часы и пробормотал:

– Уже девять почти. Пора мне, только Макса дождусь, а то его не пустят.

Алена встрепенулась:

– Максим? Он что…

– Едет уже. Мчится. Звонил сто раз. Потерял тебя. Скоро уже должен быть.

И правда: сотовый отца нежно запиликал.

– О! Он, – сообщил, взглянув на экран, – приехал, видать. Пойду его встречу.

Отец вышел из палаты, принял звонок уже в коридоре. Алена заметалась: как с ним себя вести? Выяснять отношения в такой день – это же немыслимо! Но и притворяться она не сможет. Теперь не сможет точно. Тогда она хотя бы ничего не знала наверняка, надеялась на что-то, находила ему оправдания, а сейчас… Ну зачем он приехал? Лучше бы не приезжал!

Тут она немного кривила душой. Если бы он совсем не пришел, было бы еще хуже, еще горше и больнее.

За дверью послышались приближающиеся шаги, и сердце, ухнув, заколотилось. Первым в палату вошел отец, Максим – следом. Впрочем, отец заглянул лишь попрощаться.

Максим придвинул к кровати стул, сел рядом. Потянулся к ее ладони, но она убрала руку под одеяло.

– Злишься, что я опоздал? – спросил. – Я ж не знал, если б знал…

Алена, отвернув лицо, таращилась в стену и никак не могла посмотреть на него. Горло перехватил спазм.

– Прости… – Он наклонился к ней. – Ален, ну, посмотри на меня.

Щеки полыхали огнем, веки жгло нещадно. Она зажмурилась, но слезы удержать не сумела. Максим утирал их ласково и приговаривал:

– Не плачь, глупенькая… У нас же с тобой дочка родилась, это ж счастье какое! А где она? Сегодня еще принесут? Так хочется увидеть ее!.. Ну, не плачь. Я же так тебя люблю! И спасибо тебе за дочку. Я даже не знаю… Я что угодно готов для тебя сделать… Вообще все! Ну, взгляни на меня. Ты так сильно обиделась, что я не был с тобой?

Алена судорожно всхлипнула и, открыв глаза, выдохнула:

– Я все знаю.

– Знаешь что?

– Ты был с другой. С другой женщиной…

Удивление он разыграл очень натурально. Взметнул брови, хмыкнул насмешливо.

– С какой другой, Ален? Ты чего это придумала?

– Тебя с ней видели вчера в кафе.

В первый миг Максим озадачено хмурился, но затем его лицо изменилось в одну секунду. Точно он вдруг понял, о чем речь. Алена, наблюдая эту перемену, невольно задержала дыхание, приготовившись к горьким откровениям…

Отношения у них с отцом, конечно, изменились. Спьяну отец даже как-то снизошел до извинений перед Максимом, мол, был не прав во многом.

В общем, можно сказать, они ладили.

Однако Максима чрезвычайно тяготила отцовская манера влезать во все и вся с советами, с помощью непрошеной, с премудрыми наставлениями. Так и раньше было постоянно. Но тогда Максим ничего особенно и предложить Алене не мог, студент ведь. Он это понимал и, как бы это его ни раздражало, терпел.

Но и потом отец не унимался. Сбавил прыть немного, но все равно вмешивался постоянно:

«Взял машину в кредит? Зачем? Есть же я!»

Поехал, погасил.

«Куда на лето решили поехать? В Аршан? С ума сошли. Вот вам путевки на Сейшелы».

И так во всем. Шагу не ступить. Максим бесился, пытался отказаться от всех этих подачек. Говорил отцу, что может сам. А если что-то и не может, значит, без этого они пока обойдутся. Бесполезно.

Даже вот с работой. Устроился в одну организацию. Сам! Без всякой протекции. Пусть не в самую престижную, но и не в шарашкину контору. Ну а для вчерашнего студента с нулевым опытом там и должность, и оклад были вполне. Однако и месяца не проработал – приехал к ним отец с «радостной» вестью: договорился со знакомым насчет тепленького местечка в действительно хорошей компании.

Максим взбеленился. И ни за что бы не пошел в эту «действительно хорошую компанию», хотя бы из чистого упрямства и гордости. Да и ответственность со счетов так просто не скинешь.

Но подключилась Алена: «Папа старался, папа обидится. Ну что тебе стоит?»

Ей отказать он не мог…

Так вот и жили. Хотя будет ложью сказать, что жилось ему плохо. Если не считать вот этих моментов с отцом, все остальное его устраивало более чем. С Аленой он был счастлив. Даже немногочисленные друзья, бывшие сокурсники и нынешние коллеги, завидовали: «Мне б такую жену. Чтоб и красивая, и любила, и заботилась, и скандалов не устраивала».

Но и он тоже заботился. Как умел. Ограничивал себя постоянно во многом, понимая, что это может ей не понравиться. Пятничные вылазки с друзьями свел практически к нулю. С женщинами не общался, разве что по-дружески. Даже после нескольких недель вынужденного воздержания – ни-ни. Хотя мог бы, но… Не мог.

В общем-то, на отца он уже и не злился – эта работа ему и правда нравилась больше. И зарплата далеко не мизер, и начальство лояльное, и коллектив неплохой, довольно дружный. Хотя именно в его отделе собрались почему-то в основном дамы и в основном возрастные.

Еще один весомый плюс – здесь, как оказалось, можно брать подработку. За вечерние часы и работу в выходные платили по двойному тарифу. Хотя за деньгами он не гнался. На нужное хватало – и ладно.

– Скучный ты какой-то, Макс, – говорила ему Соня, девчонка из его отдела, с которой он сдружился даже не из общности интересов, а по возрасту. Остальные сотрудники им в родители годились, а то и в дедушки-бабушки. – Единственный молодой парень в этом сборище пенсионеров, и тот безнадежно женат.

Соня частенько плакалась ему по поводу нескончаемых неудач на личном фронте. Спрашивала советов, искала сочувствия, иной раз сплетничала, когда вместе ходили на обед, или же делилась женскими секретами. Постоянно норовила его вытянуть в какой-нибудь клуб или, на худой конец, в кафе. Но эти предложения он отметал сразу, даже не обдумывая.

Гульнули вместе только раз, в мае, когда отмечали всей компанией день рождения шефа.

По этому поводу всем скопом выехали на турбазу на целых два дня. Максим сразу сказал, что вряд ли поедет. Однако Алена практически уговорила: «Поезжай, что ты как привязанный? Хоть изредка, да надо гулять». Удивился тогда, вот он бы, например, черта с два ее куда-то отпустил. И не потому, что не доверяет, а просто не отпустил бы, да и все. Но сам поехал.

Коллеги из отдела обрадовались. Дамы кокетничали: «Вот кто за нами поухаживает».

Особенно выплясывала Сонька: «Хоть будет с кем на брудершафт выпить». «Что, так не терпится поцеловаться со мной?» – поддевал ее в шутку Максим. «Конечно! Сплю и вижу…» – подыгрывала ему Сонька.

За неделю до поездки всем коллективом скинулись на презент, потом решали, что купить. Никак не могли определиться. Перебирали, гадали, спорили…

– Макс, – взывали они, – ну ты же мужчина, подскажи, что вам нравится больше всего.

– То, что нравится мне, ему вряд ли зайдет. Да и вообще, нашли у кого спрашивать, я сам всегда над подарками голову ломаю. Вон у жены через два месяца день рождения, а я понятия не имею, чем ее удивить.

– Купи ей украшение какое-нибудь, – позже советовала Сонька. – Беспроигрышный вариант.

– Мне, видишь ли, не нужен беспроигрышный вариант. Мне надо, чтобы она…

– Обалдела от радости?

– Ну типа того.

– А чем украшения не повод обалдеть? Я же не говорю – бижутерию бери. Брюлики, а? Или меха. О, правда! Шубу ей купи. Шикарную. Ты ж как бы не бедствуешь. Деньги водятся.

Максим пожал плечами:

– Да не в деньгах дело. Она у меня как-то равнодушна к шубам. Спортивное носит. Животных любит, она над этой шубой плакать будет. Золото ее тоже не заводит. Покупали, знаем…

– Тогда машину бери. У нее точно шок случится. Тем более живете у черта на рогах. Вот ты подумай, как она будет по электричкам мотаться, если вдруг ты не сможешь ее увезти в город?

– А ты – мозг! – похвалил Максим.

Обдумал идею и загорелся. Ведь верно: вдруг ей и впрямь понадобится срочно в город, а его, Максима, рядом нет? На работе, в командировке, да мало ли…

Придирчиво изучал модели авто, чтобы и характеристики были на уровне, и дизайн не удручал. Остановился на малолитражном хэтчбеке «Шевроле Спарк». Удобная женская машинка, резвая, маневренная, не прожорливая. Да и с виду весьма изящная. Особенно в цвете металлик. Показал Соне – выбор одобрила.

Кое-какие накопления имелись, но этого не хватало.

Вот с тех пор Максим хватался за все заказы, работал сверхурочно и жертвовал выходными. Не гнушался поначалу рутинной мелочовкой, от которой отнекивались все. Потом же начальник передал ему крупный проект, который требовал много времени и усилий, но и вознаграждение за него сулили солидное. Так что он практически жил на работе последнее время.

Можно было, конечно, так уж не напрягаться и взять с рук, как советовала Сонька, но хотелось купить новенькую у официалов. В кредит влезать тоже не горел желанием. Кому нужно такое ярмо? Да и отец, если узнает, вмешается, как всегда, а это очередной удар по самолюбию.

И, как оказалось, жилы тянул не зря: проект сдали досрочно, и на карту вместе с ближайшей зарплатой перечислили премиальные.

Не откладывая, поехали в салон вместе с Соней – новенький серебристый «Спарк» решили придержать пока у нее в гараже. До дня рождения Алены оставалось еще несколько дней, и хотя Максим сроду не был приверженцем всяких традиций и условностей, но подарок свой хотелось вручить жене день в день, а не заранее. Сонин гараж его, правда, тоже не сильно прельщал: замок хлипкий, взломать – раз плюнуть, но пока, решил Максим, пусть тут постоит. Завтра-послезавтра, может, подыщет место понадежнее.

– Такое событие надо отметить, – заявила Соня, запирая гараж.

– Отмечу. Потом. С женой. Когда вручу.

– Какой же ты, Явницкий, зануда! Я свой драгоценный отпуск на тебя трачу, место в гараже выделила, считай, бесплатно, а ты зажал проставу. Хоть бы угостил…

– Ну вон KFC рядом, – кивнул Максим в сторону развлекательного комплекса. – Давай угощу бургером?

– Это ску-у-учно, – протянула Соня. – Ну ладно. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Домой в тот день мчался как на крыльях. Доволен был страшно, что все так удачно, так невероятно быстро получилось. Ведь сам до конца не верил, что сможет. Алена, правда, кислая ходила, но она в последнее время постоянно такая, как в воду опущенная. Он списывал эти перепады на беременность. А сейчас еле сдерживался, чтобы не выболтать про сюрприз. Хотелось ее как-то приободрить, но утерпел.

Ближе к ночи позвонила вдруг Сонька. Ненормальная! Вот как знал, не хотел с ней связываться.

– Макс, – заверещала она. – Прости! Но я уезжаю! Позвонил мой бывший, сказал, что много думал, скучает, предложил попробовать сначала. Он завтра утром уезжает и зовет меня с собой. Я не могу не поехать! Это мой шанс. Ты же понимаешь?

– Блин, Соня, как же ты не вовремя…

– Ну, прости! Я сама не думала, что так получится. Слушай, ну пусть твоя тачка там стоит, ты можешь приехать ключи от гаража взять? Потом отдашь.

– Я не могу сейчас приехать. Я что жене скажу?

– Подкаблучник! Ну что тут такого-то? Ну, скажи, что сюрприз там у тебя для нее готовится. Или ты вообще не хочешь, чтобы она о чем-то догадывалась?

– Конечно, я не хочу, чтобы она догадалась!

– Блин, даже завидую иногда твоей жене. Макс, ну тогда утром давай? Только рано! У нас поезд отправляется в десять. В девять я из дома уже выхожу. Так что успевай до девяти.

– Ладно, ладно. Завтра утром перед работой заеду к тебе. Давай, до завтра.

Назавтра заехал в восемь утра, забрал ключи – и на работу. И как знал, ушел с работы пораньше. Просто чувствовал, хотя и не мог объяснить возникшую вдруг тревогу.

Уже подъезжая, Максим понял: что-то не так. Дом не светился приветливо огнями, как обычно, а стоял темный и безмолвный. Может, Алена спит? В последнее время она стала много спать. Но нет. Ее действительно нигде не было. На звонки она тоже не отвечала. Хорошо, в конце концов Максим сообразил набрать отца. И тот сообщил: «Поздравляю! Час назад у тебя родилась дочка».

* * *

Жаль, конечно, что так вышло с «сюрпризом». Точнее, не вышло. Но, рассудил Максим, уж лучше он раскроет карты раньше времени, видеть страдание в любимых глазах было выше всяких сил. Зато какое, оказывается, чудо наблюдать, как это самое страдание постепенно тает, сменяется недоверием, надеждой и… счастьем.

Сокрушался потом в шутку:

– Хотел сделать тебе сюрприз, но куда уж мне до тебя. Такой сюрприз, – он бережно прижимал дочку к груди, – не переплюнуть.

Очень хотелось поцеловать лобик, крохотный носик, губки, которые малышка забавно складывала трубочкой, но боялся: вирусы там всякие, микробы… Вдруг опасно?

– Ты прости, пожалуйста, – винилась Алена, – что подозревала тебя. Думала про тебя плохо…

– Да ладно. Вот за это чудо, – Максим улыбался, вглядываясь в личико дочки, – я тебя заранее прощу вообще за все, что бы ты там еще ни напридумывала.

Потом перевел взгляд на жену:

– Нет, правда, спасибо! Назовем ее Машей.

– Почему Машей? – нахмурилась Алена. – Это в честь кого-то? В честь кого?

Максим посмотрел на жену и рассмеялся.

– Что, понравилось ревновать? Или просто по инерции? Ладно, отдаю почетное право выбора имени тебе.

– Почему? – смутилась Алена.

– Потому что люблю тебя и не хочу, чтобы всякую фигню думала.

* * *

Выписали их на пятый день. Встречали у роддома с помпой: цветы, шары, шампанское, лимузин – это уж отец расстарался по привычке. И, конечно, не удержался – покрасовался вовсю. Пригласил фотографа и оператора, чтобы запечатлеть такой момент. Растерянную Алену и слегка ошалевшего от радости Максима тыркал туда-сюда, ставил здесь, там, на крыльце, у машины, чтобы фотографии получились многообразные. Говорил громкие речи, пил шампанское по-гусарски из горла.

Максим впервые не чувствовал от всей этой показушности раздражения. Единственное – просил не шуметь, чтобы не разбудили кроху, которая сладко спала в его руках. При этом снисходительно становился, куда попросят, принимал эффектные позы и улыбался. Наверное, потому, что, несмотря на все это представление, отец и правда радовался искренне. Или потому, что сам Максим был счастлив, даже очень, так, что его прямо распирало так, что хотелось делиться этим счастьем со всеми вокруг. С теми, кто разделял их радость от души, и с теми, кто поглядывал с чуть снисходительной улыбкой. Ничего они не понимают! Он и сам раньше не понимал, что вот такое уютное счастье – это самое дорогое, что может быть. Это целый мир, ради которого стоит жить.