Период правления Хидэёси известен широким строительством. Так, в Осака на самом высоком месте, там, где когда-то стоял Исияма Хонгандзи, появилось сооружение, весьма украсившее город и массивной вертикалью несколько изменившее его силуэт. Это грандиозное крепостное сооружение — Осакский замок. Его начали строить по приказу Хидэёси в 1583 г.

Считается, что строительство замков в японских городах связано с появлением на островах в 1542 г. первых иностранцев — португальцев и испанцев. В действительности сооружение укрепленных городов и использование камня как строительного материала в фортификационных укреплениях началось гораздо раньше. Исследования японских историков и работы реставраторов последних десятилетий дают сведения о ста дошедших до наших дней знаменитых японских замках. Анализируя технико-конструктивную основу строительства этих сооружений, планировку и социальную значимость для всего призамкового города системы укреплений, делая их обмеры, можно сказать, что практика подобного строительства знакома японцам задолго до появления здесь португальских инженеров.

Одним из самых ранних замков, дошедших до наших дней (на деле, ВИДИМО, Не самым древним), является Инуяма-дзё (префектура Айти). Он построен в 1530 г., за двенадцать лет до появления португальцев на Японских островах. Для замкового комплекса характерен тот же стиль сооружения основной части фортификационного укрепления — башни и мощного каменного цоколя, а также планировки укрепленного пространства, которое обычно рассматривалось как прямое свидетельство влияния иноземной строительной техники. Из сохранившихся замковых сооружений более десятка, известных своими ранними формами, относятся к разным десятилетиям XVI и самому началу XVII в.

Конечно, контакты с западным миром (появление португальцев) оказали определенное влияние. Можно считать, что использование чужеземного опыта привело к определенным изменениям в строительной технике Японии. Камень стал широко применяться в строительстве. Конечно, до этого периода камень тоже использовался в строительной практике японцев. Способы обработки камня и искусство его соединения издавна известны японским мастерам. Храмы, создаваемые в эпоху Нара, как правило, устанавливались на толстой каменной плите, которая, по существу, являлась довольно высоким фундаментом. В храме Хорюдзи, например, центральный павильон Кондо стоит на двойном каменном стилобате.

Однако если раньше камень использовался более всего при строительстве культовых комплексов или дворцов (иногда каменная плита подводилась под часть сооружения), то теперь в основном он служил фортификационным целям. В разных городах Японии при участии португальских инженеров возводились неприступные каменные крепости, при строительстве которых использовались достижения фортификационной техники Запада. В то же время их толстые, массивные стены, поднимавшиеся над низкорослой деревянной застройкой, имели изогнутую форму крыши, характерную для старых феодальных дворцов.

Главным зданием в такой крепости обычно считалась мощная сторожевая башня тэнсюкаку («господин небес»), или донжон. Последний термин общепринят для западной литературы. Тэнсюкаку отличается и высотой (иногда до семи этажей), и сложным архитектурным рисунком. Как правило, уходящие ввысь чередующиеся изогнутые крыши и треугольные фронтоны создавали постепенно сужающийся кверху силуэт сооружения и зрительно облегчали визуальную тяжесть постройки, усложненной массивными каменными стенами с надстройками, лабиринтом ходов, укреплений и внутренних двориков.

Конечно, сначала замки, особенно на первых порах, выглядели весьма необычно в низком, одно-двухэтажном деревянном городе. Вскоре белые стены замков стали неотъемлемой частью городского пейзажа средневековой Японии. Ослепительно белые, массивные, грозные сооружения с черепичными загнутыми крышами и позолоченными коньками перестали быть для японца чем-то чужеродным благодаря усилиям облечь их в национальные «одежды». Город принял замки в свою пеструю застройку на правах полноправных членов.

Именно таким был и Осакский замок. Хидэёси начал строить его после того, как полностью подчинил себе всю феодальную Японию — он совершил четыре завоевательных похода на острова Сикоку и Кюсю, в центральный и самый северный районы острова Хонсю. Замок должен был символизировать могущество полновластного феодального диктатора и в то же время стать неприступным сооружением, хорошо защищенной от неприятеля крепостью. Обладая всей полнотой власти в государстве, Хидэёси тем не менее не принял титула сёгуна, характерного для правителей феодальной Японии, а объявил себя канцлером — кампаку, а в последние годы правления — тайко (регентом).

Могущественный диктатор не исключал возможности неожиданных мятежей. Немалую долю материальных затрат по строительству замка Хидэёси возложил на своих вассалов. Тридцати самым крупным феодальным владениям была вменена в обязанность поставка камня на строительство замка. Дорога Кавати в конце лета 1583 г., свидетельствуют документы, была буквально забита повозками с камнем и людьми, переносящими на плечах мешки с дробленым камнем. Основной строительный материал перевозили на кораблях.

Каждый день двести груженных камнями кораблей отправлялись в Сакаи, а оттуда огромный груз перевозили по суше в Осака. Чрезвычайное «усердие» одного из феодалов — Като Киёмаса — проявилось в том, что он доставил большое количество огромных камней для массивного цоколя замка. На транспортировку с полуострова Сёдо одного такого камня ушло несколько месяцев. Но это был действительно камень-великан. За необычность размера его назвали Хиго-иси, что значит «камень-защита», «камень-укрыватель, покровитель». Его высота — шесть метров, длина — четырнадцать с половиной, а площадь — восемьдесят семь квадратных метров.

Карта-схема Осакского замка

Замок строился три года. Под руководством португальских инженеров и непосредственным наблюдением Хидэёси несколько тысяч строителей создали тройную систему укреплений.

По существу, замок состоял из трех комплексов защиты, идущих один за другим. Внешняя полоса укреплений представляла собой опоясывающий всю территорию крепости глубокий, двенадцатиметровой ширины ров с высоким земляным валом, за которым шли каменные стены с многочисленными бойницами. Мощные бастионы, площадки для сбрасывания камней, перекидные, подъемные мосты и земляные валы трижды были повторены в каждой из полос укреплений. На самой высокой точке холма, за мощной стеной из огромных, плотно пригнанных друг к другу глыб возвышался главный замок. Стена, обрывавшаяся круто в темную воду крепостного рва, достигала тридцати одного метра в высоту, а часть ее на крутом склоне холма была высотой двадцать один метр.

Цокольный этаж замка поднимался над стеной-укрытием, но и он представлял собой надежное укрепление. По распоряжению Хидэёси стены замка клались в два-три мощных камня. Такую толстую стену не могло пробить даже самое большое ядро. Однако внешне замок казался легким и светлым. Над мощным, сурового вида каменным постаментом на четырнадцатиметровую высоту поднималась пятиярусная пирамида. На фоне ясного неба хорошо просматривались контуры ее чуть изогнутых крыш. Золотые украшения на фронтонах ярусов и голубая черепица сочетались с традиционными для национального зодчества белыми и темными тонами — белое поле стен геометрически четко членилось графически безупречной, легкой линией крыш, перечеркивающих корпус замка. Золотые украшения, горящие в лучах солнца, создали крепости славу «золотого замка».

В замок вели три входа (через них проходили войска) — Отэ-гути (юго-западный), Тамацукури-гути (юго-восточный) и Кёбаси-гути (северо-западный). Кроме того, было еще трое ворот, служащих для торжественного выезда и хозяйственных нужд. Первые — Отэмон — служили главным входом в замок. Глухая стена с голубой черепичной крышей переходила в широкий проем с мощными каменными столбами по краям. Верхнюю часть ворот завершала массивная черепичная крыша, имеющая четкий, изогнутый профиль. Вторые ворота — Сакурамон — получили свое название от прекрасных деревьев сакура, обрамлявших вход на территорию замка.

Стена с воротами Сакурамон выглядела как настоящая выставка камней-гигантов. После завершения строительства они даже получили название. Например, справа от ворот расположился Рюиси — «камень-дракон», слева — Тораиси, «камень-тигр». Тут есть еще и самый большой в Осакском замке камень Такоиси — «камень-спрут». Его вес — сто тридцать тонн. Название камень получил от большого отпечатка в форме осьминога в его левом углу. Слева от Такоиси — третий по величине камень Фурисодэиси, «камень Длинный рукав». По форме он действительно напоминает гигантских размеров рукав кимоно, словно выкроенный из серого камня.

Третьи ворота — Аоягутимон, северный вход в замок, использовались исключительно для хозяйственных целей. Надвратная башенка Аоягутимон опиралась на огромный камень — перекладину ворот, тоже немалого размера и веса. Каменные стены, поднимавшиеся над рвами, имели ягура («замковые башни»).

По всем трем линиям обороны было более двадцати ягура одинаковой архитектурной формы. Это были двух- или трехэтажные здания с глухими, толстыми белыми стенами, с небольшими квадратными окнами, закрывающимися медными ставнями. Как бы повторяя силуэт главной башни Тэнсюкаку, каждая из ягура завершалась двумя ярусами голубых черепичных крыш с приподнятыми концами. Четко обрисованные фронтоны и дополнительные крыши, усложняющие, дробящие фасад на несколько частей, также подчеркивали единство архитектурного стиля с основным сооружением крепости — Тэнсюкаку. В мирное время ягура использовались под склад, где хранились ружья, арбалеты, стрелы и машины для метания камней и факелов, пропитанных зажигательными смесями. В период военных действий с ягура, стоящих у края отвесной крепостной стены, велся обстрел неприятеля.

В юго-восточной части крепости, вблизи Тэнсюкаку, находилось одно из важнейших строений замка — сокровищница Киндзо. Низкое длинное здание под черепичной крышей было сложено из огромных стволов криптомерий. В противопожарных целях стены сооружения обмазывались глиной вперемешку с порошком из толченых белых морских и речных раковин. В Киндзо хранились слитки золота и серебра, золотые, серебряные и медные монеты, ювелирные изделия, жемчуг и другие ценности семейства Хидэёси.

В западной части замка находилось специальное сооружение для хранения пороха и огнеопасных материалов — Энсёисигура. Стены и потолок его были выложены массивными камнями.

Помимо чисто крепостных фортификационных сооружений на значительной территории Осакского замка, в центральной части главного комплекса, имелось много других строений. Все пространство от Тэнсюкаку до стен, окружающих центральную часть цитадели, заполняли дворцы и бытовые постройки, принадлежащие семье Хидэёси. Жилые павильоны ближайших вассалов могущественного диктатора располагались тремя рядами вокруг Тэнсюкаку. Была сооружена также целая система великолепных садов.

Здания, расположенные внутри главного замкового комплекса, — образцы аристократического жилища конца XVI в. В предшествующие века уже сложился тип строительства, характерный для жизни элиты. Дворцы хэйанских аристократов строились в стиле синдэн, с центральным зданием, представляющим, по словам К. Тангэ, «немногим более чем большое пустое пространство, покрытое кровлей». Это помещение, по существу, навес со щипцовой кровлей, опирающейся на столбы. Лишь на северной стороне выгораживалось стационарными стенами спальное помещение. Все остальное пространство в соответствии с необходимостью делилось при помощи занавесей и ширм. Почти полностью раскрытое, особенно в хорошую погоду, такое здание сливалось с окружающим садом, который становился как бы обязательным его продолжением. Как правило, сад дворца в стиле синдэн был больших размеров. В торжественные дни здесь устраивались приемы для многочисленных придворных. Рядом с дворцом обычно разбивали пруды с островками, возводили искусственные пригорки и строили беседки. Китайское влияние сказалось на планировке комплекса. В ней преобладала симметрия.

Однако приход к власти в XII в. военно-феодального сословия, оттеснившего хэйанскую аристократию, кардинально изменил образ жизни высшего социального слоя, стал основой возникновения совершенно новой культуры. Появился и получил свое развитие новый тип жилого помещения — сёин-дзукури, который вместе с синдэн составлял главные формы японской жилой архитектуры. В стиле сёин большое пространство прежнего синдэна делилось на ряд отдельных помещений — четыре, шесть и более. Здания сёин-дзукури обладали большей замкнутостью. «Усадьба сёин-дзукури была отделена от внешнего пространства деревянными или затянутыми бумагой раздвижными дверьми. Как и синдэн, она имела глубокие навесы по фасаду. Интерьер расчленялся фусума (раздвижные двери с деревянным каркасом, покрытым тканью или бумагой)».

По конструктивному замыслу сёин-дзукури отличался от синдэн весьма важным признаком — помещения в нем имели разные уровни пола: чем важнее по назначению был жилой объем, тем выше в нем поднимался пол. В простейшем варианте сёин имел одну низкую переднюю часть и приподнятую заднюю. В дворцовых сооружениях с более сложной планировкой нередко было три, четыре уровня или больше. Например, в сёине дворца сёгуна пол имел постепенно поднимающиеся уровни к залу церемоний, где находилось место сёгуна. С течением времени фусума, делившие интерьер на отдельные помещения, изменялись. Все богаче становились орнаментации, металлические украшения, роспись ширм знаменитыми художниками того времени, а скульптуры становились символом, атрибутами того общественного положения, которое занимал хозяин.

Эволюция помещений сёин привела к тому, что в самом почетном помещении, в глубине приподнятой части, стала выделяться ниша — токонома со специальной, находящейся рядом полкой (тигайдана) с книгами и другими предметами для занятий, а широкий подоконник прорезанного в нише окна служил письменным столом. Первоначально эта часть помещения называлась сёин (кабинет), она и дала название всему типу строения сёин-дзукури. Однако позднее в жилых зданиях богатых феодальных семей сёин превратился в торжественный зал церемоний со всеми декоративными символами и эмблемами власти.

Стиль сёин-дзукури сложился не сразу. Зародившись в XII–XIII вв., в течение длительного времени он проходил различные этапы формирования и получил широкое распространение в XV–XVI вв. В начале токугавского (XVII в.) периода еще не был завершен переход к новой планировке дома — расчленению жилых объемов на отдельные помещения. Даже в зданиях в новом стиле сёин прослеживаются характерные черты синдэн с его пышностью и нередко неумеренной орнаментацией. Явное смешение стилей прослеживалось и в том, как формировалось окружающее пространство таких зданий. Сады очень часто сохраняли строгую симметрию, торжественную четкость геометрической расчерченности, предполагавшей наличие множества компонентов — прудов с островами, беседок, мостков и т. д.

Именно такие здания с тщательно распланированными садами заполняли внутреннюю часть замкового комплекса в Осака. Большую часть обширной территории, огражденной неприступными стенами, занимали различные жилые постройки, принадлежавшие семейству Хидэёси. Деревянные одноэтажные павильоны с низко спускающимися над энгава выносами крыш, как правило, имели длинные галереи, уходящие к садовым беседкам. Эти разнообразные здания представляли собой резиденцию жены могущественного диктатора Ёдогими и ее многочисленного окружения.

Здесь находился также дворец Ёдогими для приемов. Он был построен в стиле синдэн. Вокруг него был огромный сад. Прямоугольный павильон, стоящий посередине комплекса, соединялся с остальными зданиями длинными крытыми галереями. По обеим сторонам от фасада дворца были вынесены открытые галереи. Пространство между ними засыпалось дробленым белым гравием. Это белое, тщательно «причесанное» поле с глубокими, строго определенного рисунка бороздами, как уже говорилось, было отражением древней синтоистской традиции обожествления сил природы. Так как камень — символ божества, то обширный каменный газон перед жилищем символизировал алтарь. Площадь из гравия переходила в сад. Среди строившихся в XVI в. в Осака дворцовых сооружений немало было таких, которые повторяли практику позднего хэйанского периода.

Перед фасадом, выходящим обычно на южную сторону, разбивали сад, обязательно с прудом и островами, с ручьями с северной стороны дома, кустарниками и деревьями, искусно скрывающими границы сада. Вместе с тем на замковой территории немало находилось сооружений в стиле сёин — не только личные покои Ёдогими, но и резиденции ближайших вассалов Хидэёси, живших в непосредственной близости к Тэнсюкаку. Деление всего помещения на маленькие объемы — стационарные и временные (при помощи ширм и раздвигающихся перегородок) — стало характерной чертой подобных сооружений.

Каким был интерьер этих сооружений?

Поскольку три стены в японском доме раскрывались, интерьер такого жилища не мог остаться таким, как в доме со стационарной организацией. Родилось лаконичное, с одним-двумя предметами — на взгляд иностранца совершенно пустое — помещение. Предметы обихода, появляясь по мере надобности, обычно хранились в закрытых, как правило сливающихся со стеной, шкафах кура. В лаконичном, не загруженном предметами интерьере само пространство, ограниченное рядом отполированных бамбуковых стоек, огражденное светлыми сёдзи, пропускающими мягкий, нейтральный свет, приобретало эстетическую значимость.

При почти полном отсутствии предметов, украшающих дом, — лишь в токонома помещается древний свиток с живописью или каллиграфией либо ваза с цветами — интерьер не выглядел безжизненным. Наоборот, необычайная тщательность отделки потолка, стен, раздвижных перегородок — словом, сама повседневная утилитарность — казались украшением. Приглушенно светились вертикали бамбуковых стоек, подчеркивая, выявляя геометрическую ясность конструкции. Рисунок татами с темным краем обшивки перекликается с четкими деревянными плетениями сёдзи и фусума, приглушенных полупрозрачными бумажными экранами.

Пространство в японском интерьере гибко, динамично, отсутствие стационарных перегородок делает его «живым», дает возможность трансформировать во всех направлениях. В западной архитектуре пространственные отношения, имея обычно одну, горизонтальную направленность, обнаруживают явный недостаток модуляции или наличия свободного, незаполненного пространства. Раздвигая фусума, используя их как возможность промежуточного контролирования пространства, японец по своему усмотрению меняет интерьер. Помещение то делится на мелкие части, то расширяется, создавая единую наполненность всего дома мягким светом, просеянным сквозь полупрозрачные сёдзи, через низкие окна, расположенные на уровне пола и иногда поднимающиеся до самого верха.

Однако пространство в таком доме не обязательно всегда или расчленено, или представлено полным объемом. Нередко фусума только незначительно выдвигаются вперед, не достигая противоположной стены; это разнообразит объем, создавая необычное чередование «преград», и пространство словно течет, проходя причудливый ступенчатый путь с переходами от полузакрытых объемов к открытым и светлым. Поднятие пола в некоторых частях здания также придает интерьеру своеобразие — обычно сёин всегда располагается на несколько приподнятом, отделенном ступеньками от общей поверхности пола уровне. Человеку, сидящему на татами, при малейшем перемещении открывается разнообразная перспектива — пространство для него идет и вверх, и в стороны, расширяется диагонально, заходит за угол ширмы, предоставляя воображению дорисовывать картину полузакрытой части с неясными силуэтами немногочисленных предметов. Искусство намека, столь характерное для японской поэзии и для конструирования садов, активно использовалось также и в национальной строительной традиции. Все, что полускрыто, наполовину отгорожено плотным и в то же время светящимся экраном ширмы, обычно становится большим стимулятором эмоционального восприятия, чем то, что открыто, доступно глазу.

Той же задаче создания утонченного интерьера служила искусная игра света и тени. Большое значение свету всегда придавали как японские строители, так и строители всего мира. Однако надо признать, что японцы испытывали несомненную приязнь к такого рода освещению, которое создают сёдзи и фусума — квадраты плотной промасленной бумаги, пропускающей мягкий, рассеянный свет. Такое своеобразное, приглушенное освещение, поддержанное нейтральным цветом татами, — необычайно выигрышный фон, подчеркивающий чистоту форм и конфигурацию не заполненных предметами объемов, а также появляется возможность подчеркнуть нюансы временного или стационарного членения интерьера — очерчивать тень внутри тени и т. д.

Мягкая, воздушная среда почти пустого интерьера — прекрасная возможность поместить в него любой мэйбуцу (предмет искусства, украшающий японский интерьер). Словно обволакивая предметы, общая световая приглушенность смягчает яркий осенний букет в токонома и делает логичным присутствие броского лакового ларца, рассчитанное именно на эту особую воздушную среду, снижающую интенсивность звучания. Японский интерьер отличался еще одним качеством — его внутренний объем был рассчитан на гармоничное слияние с внешним пространством. Традиционный дом — это, по существу, единое пространственное решение и внутреннего помещения, и внешнего пространства, рассматривающегося как закономерное его продолжение. Когда раскрываются стены, гибкое, динамичное, прихотливо «текущее» пространство интерьера свободно «выливается» в сад, сливаясь с окружающим дом миром. Естественный переход от одного объема к другому — энгава. Она дает возможность саду, сконструированному с той же предельной лаконичностью, зрительно войти в дом и интерьеру соединиться с садом. Если человеку, сидящему на энгава, сад открывается до деталей продуманной картиной, то и дом со стороны сада также выполнен с учетом сложившейся национальной строительной традиции.

Чтобы строение смотрелось составной частью окружающего, дом ставили не на землю, а на сваи, часто опирающиеся на замшелые камни. Это создавало впечатление естественного соединения здания с землей, наиболее логичную его «привязанность» к ней. При такой конструкции пространство «движется» под дом, распространяясь за границы обзора, помогая глазу объединить все части и компоненты участка в единое целое. Строители, стремясь активно ввести жилье в природное окружение, строили приподнятый на сваях дом возле маленького водоема, в воде которого он отражался. Через распахнутые сёдзи в жилье проникал запах свежих трав, шум сосен и звон цикад.

Как правило, все дома на внутренней территории замка, как и в городской застройке Осака, имели черепичное покрытие. Национальная традиция учитывала даже силуэт дома. Глубоко «надетая» на здание, крыша, словно зонт, защищала интерьер и энгава от дождя и солнца. Она интересна своей пространственной протяженностью, простым, но вместе с тем отточенным силуэтом. Крыша будто «плывет» вместе с идущим по саду человеком, поворачивая к нему в разных ракурсах массивные, вынесенные за пределы здания формы. Кажется, что пространство, обтекающее заостренные углы крыш, облегчает их весомость, как и небо, «печатающее» строгий рисунок здания, словно нарочито создает фон, объединяющий дом и сад, окружающую атмосферу с жильем человека. К тому же дробление стен на вертикальные и горизонтальные элементы, соседство, взаимное согласие разных фактур — бумажные сёдзи и оштукатуренные стены, комбинация подвижных и неподвижных, полупрозрачных и непрозрачных частей интерьера дома создавали своеобразный нестатичный образ сооружения.

Для строительства жилых помещений внутренней части замкового комплекса было также характерно, что ни один архитектурный элемент, включая планировку и аранжировку, не выступал как единственный, подчиняющий другие и требующий акцента. Каждая, казалось бы, незначительная деталь имела такое же право на внимание строителя, как и главная часть фасада, отражала действенный и в сфере архитектуры принцип сибуи — сдержанность, утонченность, — характерный для японского искусства в целом.

В 1583 г. строительство замка было завершено. Он считался самой неприступной крепостью в стране после замка в Хёго. С него просматривались весь Осака и окружающая местность вплоть до Хёго (современный Кобе).

Замок был хорошо виден даже с Авадзи, большого острова во Внутреннем Японском море. В караульных помещениях крепости размещался большой гарнизон, несущий круглосуточную службу. Казалось бы, всесильный глава феодальной Японии мог чувствовать себя здесь достаточно уверенно и спокойно. Однако Хидэёси долгое время служил в войсках феодалов и хорошо знал повадки всегда готового к битвам самурайства. Ведь даже средневековый морально-этический кодекс самурайства (бусидо) возводил в единственно достойную цель жизни воинскую доблесть, воспитанию которой посвящались годы военного тренажа и бесконечных военных сражений. Знамя феодального клана — красноречивая летопись жизни и смерти, борьбы и гибели на бранном поле не одного поколения, вечное воплощение честолюбивых надежд самурая — могло в любой момент взметнуться над вооруженными отрядами воинственных князей.

Хидэёси был уверен, что затишье, наступившее в стране, молчаливое признание сильной руки кампаку, это еще не гарантия его безмятежного существования. Он внимательно и с недоверием наблюдал за действиями крупных феодалов, особенно феодальных домов Южной Японии. Ведь их стремление к сепаратизму было подтверждено многовековой практикой. Чтобы уберечь себя от враждебных коалиций и одновременно отвлечь князей и экономически их обезоружить, Хидэёси объявил завоевательный поход на Корею, в котором активное участие должны были принимать все феодальные дома.

В самый разгар корейской войны осенью 1598 г. могущественный диктатор, вынашивавший широкие захватнические планы походов на материк, уже готовивший флот для экспедиции на Филиппины, внезапно умер. Встал вопрос о наследовании власти. Еще во время корейского похода Хидэёси назначил своим преемником малолетнего сына Хидэёри. Но кампаку помнил, каким образом он сам добился власти. Она досталась ему в кровопролитной борьбе, была куплена ценой жестокой расправы с сыновьями и законными наследниками Ода Нобунага, сюзерена и сподвижника Хидэёси. С ним его связывали первые «объединительные» походы на соседние феодальные княжества, во время которых Ода отметил простого дружинника. Тот день стал началом головокружительной военной карьеры будущего полководца.

В желании захватить власть Хидэёси не посчитался ни с чем. Помня это и пытаясь обеспечить иную судьбу своему наследнику, Хидэёси заранее назначил регентами до совершеннолетия Хидэёри представителей пяти самых крупных феодальных домов Японии. Главным из них был Токугава Иэясу, очень богатый феодал, почти независимый глава восточных провинций, также сподвижник и участник прежних военных экспедиций Ода Нобунага и Хидэёси. В период борьбы за власть Хидэёси нейтрализовал своего главного конкурента Токугава, подарив ему громадные земельные владения на востоке страны. Так Токугава стал крупнейшим феодалом. Назначая его регентом, Хидэёси был уверен, что Токугава и без того, по собственной инициативе станет «добровольным покровителем» его наследника.

Какое-то время так и было. Откровенное игнорирование Токугава остальных регентов и попытка подчинить их своему влиянию привели к созданию двух враждебных коалиций крупнейших феодальных домов Японии. Осенью 1600 г. Токугава разбил своих противников в жестокой битве при Сэкигахара, а через три года, окончательно отбросив всякую видимость опеки над Хидэёри, провозгласил себя сёгуном. Богатые князья Японии были чрезвычайно недовольны таким ходом событий, тем более что, едва придя к власти, Токугава начал урезать владения соперников и округлять собственные за их счет. Все дальнейшие надежды этих семейств были связаны с молодым Хидэёри, который, как они думали, повзрослев, станет оспаривать власть у нового сёгуна. Хидэёри в 1600 г. исполнилось всего шесть лет, и после откровенного захвата «опекуном» власти мальчик по-прежнему оставался жить с матерью (вдовой Хидэёси) в Осака, надежно укрытый за стенами неприступного замка.

Много лет искал сёгун повода, чтобы разделаться с Хидэёри. Сёгун понимал, что факт существования наследника прежнего феодального диктатора ставит под угрозу созданный им самим режим. К тому же имя Хидэёри, лишенного всех прежних владений, низведенного до положения простого удельного князя, было, по существу, знаменем оппозиции. Пытаясь всячески нейтрализовать влияние Хидэёри, сёгун женил его на своей внучке. Он считал, что после этого мятежные феодалы поостерегутся сделать Хидэёри своим предводителем. Однако женитьба Хидэёри на внучке не принесла сёгуну покоя.

В 1614 г. Хидэёри сам неожиданно предоставил ему долгожданный повод для конфликта. Еще при жизни Хидэёси в Осака было начато строительство огромного, богато декорированного храма с деревянной статуей Будды. Едва завершились строительные и отделочные работы, как произошло землетрясение, и храм почти полностью был разрушен. Долгое время семейство Хидэёси не решалось приступить к восстановлению погибшего сооружения. Это требовало огромных затрат и особого разрешения центральных властей. Но события последних лет, в том числе и вступление в родство с сёгуном, в какой-то мере давали семейству бывшего всесильного феодала надежды на мирное разрешение длительной напряженной ситуации. Хидэёри решил испросить разрешение в память отца на восстановление разрушенного храма и получил его. В 1614 г. сёгун был приглашен на торжественное открытие отреставрированного храма.

Во время пышной церемонии, заметив выбитую на одном из колоколов надпись «мир и спокойствие в стране», Токугава высказал большое неудовольствие. Оказывается, в безобидной, не имевшей никакого особого подтекста надписи он узрел оскорбляющее высокий титул сёгуна употребление всуе иероглифов, входящих в его имя. Повод был абсурден, но никакие попытки приближенных Хидэёри уладить мирным путем неожиданно вспыхнувший конфликт не привели к положительному исходу. Да иначе и быть не могло — ведь честолюбивый Токугава столько лет искал повода развязать войну и теперь, естественно, не пошел бы ни на какие уступки.

В начале зимы 1614 г. сёгунские войска приступили к осаде Осака. Город был окружен плотным кольцом отрядов. Большой гарнизон и население крепости держались так стойко и мужественно, что значительно превосходящие силы противника не смогли не только добиться решающего перевеса в кампании, но даже сдвинуться со своих первоначальных позиций. Осакский замок стоял словно неприступный утес и отбивал самые яростные, самые отчаянные атаки войск сёгуна.

Прошло месяца два. Вражеские соединения по-прежнему стояли под стенами замка. Они грабили город, рубили в парках деревья, разрушали дома, принуждали купцов снабжать продовольствием огромный военный лагерь, в который превратился Осака. После двухмесячной осады Токугава пришел к выводу, что основным препятствием для взятия замка является внешний громадный ров — когда наступающие пытались его форсировать, со стен крепости, из бастионов и бойниц, специальных площадок для сбрасывания валунов и горящей смолы на них сыпался град пуль, ядер и камней. Поэтому ров следовало уничтожить в первую очередь. Такой случай вскоре представился сёгуну.

Во время одного из очередных обстрелов крепости в отдаленную восточную часть замка попал снаряд. Начался пожар. Там как раз находились деревянные здания, в которых жила Ёдогими со своей свитой. Крытые деревянные галереи соединяли их с покоями жены Хидэёри, где она располагалась с маленьким сыном. Из пылающих зданий валили густые клубы дыма. Теперь противнику цель стала виднее, и он усилил обстрел. Среди женщин началась паника. Фрейлины стали умолять Ёдогими дать знак войскам Токугава прекратить обстрел и согласиться на переговоры. Властная и волевая Ёдогими, не раз проявлявшая бесстрашие и стойкость, тут уступила, и это решило судьбу не только всех обитателей замка, но и самой крепости.

Токугава использовал переговоры для достижения желанной цели — осажденным была дарована жизнь. Взамен они обязывались уничтожить первую полосу укреплений. Однако и это условие оказалось всего лишь начальным этапом в осуществлении коварных планов сёгуна. Прежде чем Хидэёри приступил к реализации обязательств по перемирию, Токугава дал приказ войскам уничтожать укрепления. В первую зону системы укреплений замка вошли сто тысяч человек. Огромная, без устали работающая армия за кратчайший срок на значительной территории не только засыпала, уничтожила ров, но не останавливаясь, в том же темпе приступила к ликвидации всех укреплений второй зоны защиты.

Это было полное нарушение договорных положений, но остановить работу огромного людского муравейника, словно облепившего крепость, оказалось делом невозможным. Хидэёри и его приближенные метались от одного представителя воинской власти к другому, от низших до высших инстанций чиновничьего аппарата, пытаясь выяснить причины невероятного приказа. Токугава, к тому времени официально передавший всю полноту своей власти сыну, заявил, что в связи с этим отменить приказ не может, так как теперь он всего лишь дзэнсёгун (бывший сёгун).

Сын же Токугава всячески оттягивал разрешение вопроса. Примитивная ловушка, расставленная хитрым Токугава, сработала четко. Время шло, и огромная армия, выполняя «ошибочный» приказ, стремительно уничтожала внутренние рвы, разбирала и вдребезги разбивала каменные укрепления — стены и бастионы, срывала высокие земляные валы, пока наконец не достигла стен внутреннего замка. Обнаженный, лишенный двух полос заграждений, замок теперь мог рассчитывать лишь на толстые стены Тэнсюкаку и последнюю полосу укреплений. Неприступной крепости больше не существовало…

Армия сёгуна покинула город. Однако было ясно, что «зимняя осакская кампания», как названы события 1614 г., закончена, но ее финал еще впереди.

Между тем среди населения города зрело недовольство. С Юга сюда стягивались войска феодалов. Пренебрегая очевидной для себя опасностью, они заявили о желании помочь Хидэёри. Население роптало. Продовольственные запасы были уничтожены. Жителей города долгое время грабили солдаты сёгунской армии. В результате в Осака и в близлежащей округе начался голод. В замке готовились к войне. Осажденные пытались наскоро и хотя бы частично восстановить разрушенные укрепления. Но Токугава не дал им длительной передышки — в марте 1615 г. он снова осадил город. Началась «весенняя осакская кампания». Теперь бороться с осажденными стало гораздо легче. Шаг за шагом защитников выбивали из узкой полосы не до конца восстановленных и ставших, по существу, весьма уязвимыми укреплений. Весна была уже в разгаре. Склоны холма у замка, на которых раньше цвела сакура, теперь превратились в место последней жестокой битвы.

В начале мая осажденные под предводительством Хидэёри попытались в открытом бою добиться перелома в военных действиях, но, преследуемые неприятелем по пятам, едва успели скрыться под защиту стен замка. Правда, это был последний шанс отбиться, который предоставил им сёгун. На другой день, 8 мая 1615 г., армия сёгуна приступила к штурму крепости, который закончился полной победой войск Токугава. У полуразрушенных стен солдаты сёгуна расправлялись с ранеными, топили их в водах глубокого рва, а женщин, пытающихся спастись вплавь, добивали штыками, издевались над пленными, ломали и жгли легкие деревянные резиденции и храмовые постройки.

Картина последней схватки у стен замка изображена на великолепной створчатой ширме, являющейся «важнейшей культурной ценностью». Солдаты сёгуна остановились у дверей последнего помещения замка, где все еще держалась горстка осажденных. Однако уже было ясно, что они не смогут ничего изменить и повлиять на ход событий. Наступили решающие минуты. Тогда Хидэёри послал к Токугава свою жену с просьбой о мире и о пощаде. С гневом принял Иэясу внучку. И хотя она долго умоляла его, так и не дал он ей долгожданного ответа. Впрочем, если придерживаться исторических сведений, он пообещал пощадить жизнь молодого Хидэёри, но и на этот раз вероломный Токугава лукавил. Градом пуль в дверь, отделяющую последнее убежище владельцев замка от атакующих, ответил он на просьбу внучки. Для осажденных выстрелы стали знаком, что для них все кончено. Хидэёри не оставалось ничего иного, как сделать сэппуку. Его примеру последовало более двадцати генералов и придворных. Ёдогими попросила фрейлин убить ее. Десять фрейлин, по свидетельству документов, «оказали ту же честь своей госпоже».

Так закончилась «весенняя осакская кампания». В результате был сломлен последний оплот мятежных сил в стране и устранено самое серьезное препятствие на пути Токугава к установлению полного единовластия. Однако Токугава в этой борьбе преследовал не только личные интересы. Главным для него было установление власти дома. Он стремился закрепить ее за своим феодальным кланом, создать династию, сделать наследственным титул сёгуна. Едва добившись этого титула, он отказался от него в пользу сына. Тем не менее борьба с домом Хидэёси не была еще закончена и после завершения Осакской кампании, ведь оставался в живых маленький сын Хидэёри — Кунимацу, который мог стать претендентом на власть и соперником наследников Токугава. Спустя некоторое время после разгрома Осака восьмилетний Кунимацу был убит в Рокудзёгавара (Киото). Теперь планы семейства Токугава были полностью осуществлены: род Хидэёси стерт с лица земли, его владения розданы сподвижникам Токугава, а Осакский замок перешел в личное владение сёгуна.