Взбаламутились в то же мгновение птицы, Вкруг Удода столпились в смятении птицы: «К-эй, уста! твои сладки, и речь твоя складна, И душе стало легче, и сердцу отрадно. Гостем принял тебя Сулейман в свой чертог, Дар пророка тебе ниспослал сам пророк. [64] Он тебя отличил и к служенью призвал он, Быть в пути с ним под высшею сенью призвал он. 335 Дал тебе он напутствие к горним высотам — Ты достиг поднебесья высоким полетом. Сулейману во всем ты сподвижником был, Как избраннику божьему сам Джебраил. И, допущен к беседам и высшим послугам, Ты ему был в торжественных бдениях другом. А когда о Билькис он испрашивал вести, Быть гонцом он тебя удостаивал чести. [65] Ты любви ее благовестителем был, А в печалях ему утешителем был. 340 Вот с каким провозвестником дружбу водил ты, Вот кому утешеньями службу служил ты! Где бы ни был он — в граде, в безводной степи ли, — Твои крылья ему сенью верною были. Сотни тысяч пернатых парили над ним, — Этой сенью с ним вместе и ты был храним. И тебе на пирах быть соседом велел он, Другом быть его тайным беседам велел он. Бог возвысил тебя над породою птичьей, Дал расцветку и перья особых отличий. 345 Мы ж — заблудшие, мог бы совет ты нам дать, Как нам тайн того шаха постичь благодать? И про сущность его нам рассказ ты повел бы, Как вожатый под сень его нас ты повел бы! В тьме неведенья гибнуть не дай ты нам, грешным, Ты не дай нам погибнуть во мраке кромешном. Если ж ты нас о тайнах его просветишь И даруешь сердцам нашим благость „и тишь, Если всем нам, невежества мраком объятым, В наших поисках шаха ты будешь вожатым, 350 Если наши мечты не погибнут напрасно, Мы тебе благодарными будем всечасно».