2505 Только ступишь в долину Исканий ногою —
Каждый миг сотни тысяч невзгод пред тобою.
Каждый миг сотни грозных примет перед взором,
Лишь вздохнешь ты — и тысячи бед перед взором.
В муках ищешь — и сердце объято тоской,
Душу ранит надежды утрата — тоской.
Там всю душу сожги, в жертву отданный бедам,
А обет единенья навеки неведом! [181]
Там исколото тело шипами несчастий,
А душа там подавлена гнетом напастей.
2510 Там жемчужин заветных ищи — не найдешь,
Да и все, что имеешь, утратится сплошь.
Все, чем ищущий связан, — достаток, пожитки, —
Он развеет, четырежды прокляв, до нитки.
Все, что чуждо исканьям, им будет забыто,
И дорога к желанному станет открыта.
И когда разочтется он с благом мирским,
Мир невиданных благ заблестит перед ним.
Клад сокровищ блеснет на твоем пепелище,
Свет в душе твоей вспыхнет и ярче и чище!
2515 И от искр этой страсти огонь распалится,
От огня — твоих помыслов конь распалится.
Сотни новых дерзаний изведаешь ты,
И к ногам твоим горные рухнут хребты.
И постигнешь душой ты блаженство исканий,
И не будет с тобою ни мук, ни страданий.
А познаешь ты сердцем бесценность жемчужин, —
С ремеслом их добытчика станешь ты дружен. [182]
Если солнце взойдет, единеньем горя,
Сгинет мрак твой и ярко заблещет заря. [183]
2520 Даже слон, захмелевший в припадке порухи,
Будет слаб пред тобою — ничтожнее мухи.
Сотни тигров и львов повстречаешь дорогой,
А сочтешь их не больше козявки убогой.
И дракон твое сердце бедой не сразит,
Если в нем будет клад заповедный сокрыт.
Ты удар нанесешь и неверью и вере,
И раденьем твоим да отверзнутся двери.
Дверь отверзнется — сгинут и вера и ересь,
Все забудешь, открывшейся двери доверясь.
2525 Там неверью и вере назначен зарок:
На едином пути нет различных дорог! [184]
ПРИТЧА
Был один падишах — повелитель всесветный,
И казна и войска его были несметны.
Сын его красотою был так благороден,
Что ему сам Юсуф для послуг был пригоден.
Перед ним и светило — что тающий дым,
Даже солнце лежало во прахе пред ним.
Кипарис его стану был слабою тенью,
Лунный лик его — небу служил к украшенью.
2630 Словно солнце, краса его миром владела,
Как луна, он над небом царил без раздела.
Каждый взор его, мир повергая во прах,
Новый мир созидал — в лучезарных очах.
Души речью рубиновых уст сокрушал он,
Души дивной улыбкой лица воскрешал он.
Целый мир был влюблен в него — страстно, до хвори,
Даже гнев его к подданным был им не в горе.
Иноверцы с него не сводили свой взор,
Правоверные гибли от смут и от ссор.
2535 Конь его словно молния несся, бывало, —
Целый мир этим пламенем вмиг опаляло.
И безумство владело людскою оравой,
И томил он людей красотою лукавой.
Краем ока лишь глянет — красы его меч
Сонму смертных велит тут же кровью истечь.
Все ему нипочем: все на свете полягут,
А ему — лишь забава, ни горя, ни тягот.
Где бывал он, там ветер не ведал дороги:
Мчался прочь он от страха в смятенной тревоге.
2540 Даже в сад к нему ветер не смел залететь, —
В каждой высохшей ветви ждала его плеть.
Как-то раз на коне своем ехал он скором
По заглохшим, совсем опустевшим просторам.
Глядь— сто тысяч безумцев рыдают в пустыне,
Одержимы любовью, в тоске и кручине.
Им глядеть на прекрасного было невмочь
И томиться от страстного пыла — невмочь.
Кто хотел его видеть — плохой ли, хороший, —
Эта цель им была непосильною ношей.
2545 Но сиятельный отрок, привыкший к гордыне,
Сам взглянул на томившихся в дальней пустыне.
Взор его заприметил двоих бедняков,
Оплетенных любовью, как цепью оков.
«Эй, ступайте, — велел он служителям — свите, —
И обоих безумцев ко мне приведите!»
Только тронул коня, молвил властное слово —
Привели бедняков — и того и другого.
Одного он в острог под ярем посадил,
А другого на псарню псарем посадил.
2550 Был один весь в цепях в заточенье суровом,
А другой тосковал по цепям и оковам.
Были оба в беде, мучась медленным сроком,
И терпели лишенья в несчастье глубоком.
Как-то раз сострадатель им задал вопрос:
Как, мол, каждый из вас свое бедствие снес?
. Псарь сказал: «Что такое беда — я не знаю,
Всем доволен я, тягот вреда я не знаю.
Сердце страстью полно, и в смиренье убогом
Я готов быть и псом перед милым порогом.
2555 Я собакам слугой-покровителем стал,
Но над ними же я и властителем стал».
А второй отвечал: «Страсть мне сердце сломила, —
Если станет приютом мне даже могила,
Пусть сейчас я закован, как раб, — в заточенье,
Я всем сердцем надеюсь достичь единенья».
Слышал шах луноликий всю суть этих слов,
Незаметно запрятавшись в тайный укров.
Эти люди в исканиях верными были,
Потому и в любви столь примерными были.
2560 Рад был шах солнцеликий речам тем немало,
Его сердце словам их блаженно внимало.
Оценил он их верность в нелегкой судьбе,
И явил он им милость, приблизив к себе.
Их исканьями правила верность всесильно,
И была их награда плодами обильна!