Был ходжа Накшбанди, муж благой и пригожий, Шахом истинной веры и благости божьей. 3010 Основав в том пределе престол свой по праву, В землях небытия он устроил державу. Он свое естество — светлых истин предел — В чем угодно на свете провидеть умел. Прозревал он себя в своем мысленном взоре В кипарисе и в розе, в колючке и в соре. Как-то взором он встретился с мертвой собакой, Жалок был ее вид' и без благости всякой. И когда с той собакой сравнил он себя, Умилился до слез он, в стенаньях скорбя. 3015 И сказал он: «Звать верным себя я не смею, Не могу я себя даже сравнивать с нею. Перед господом ей только верность присуща, От меня ж ему — мука, тяжка и гнетуща!» И пока так судил муж благого чела, По дороге другая собака прошла. И узрел он, исполненный мыслью благою, След, впечатанный в землю собачьей ногою. «Я ли благ, — молвил он, — или след сей собачий? И ответил себе: «Ты во правде—незрячий! 3020 Это — знак на пути, где муж верности шел, Ты ж в постыдном неверье влачишь свой подол!» И когда завершил он такую беседу, Пал он, землю лобзая, к собачьему следу. Так благие свое существо отрицали, Сделав небылью бывшее сущим вначале. Чашу благ отрешенья судил им господь, Если им удавалось себя побороть. В сути бога им вечность была неизвестна, В единенье — сиянье чела неизвестно, 3025 Но они на стезю отрешения стали, И нетленны в пути единения стали. [225]