О творец, всем небывшим дар жизни пославший, Милосердием суть бытия даровавший! Нет предела и края господним щедротам, Благ, свершенных тобою, не выразить счетом. Все, что я бы тебе в похвалу ни сказал, Как ни тщился б, а мало и втуне сказал. Что там я, если столько мужей благоверья Много лет в похвалу твою двигали перья, 3255 И старались воздать справедливость вначале, И в конце концов немощь свою признавали! . Если ж духом смятенья Фани одержим, Здесь вознес похвалу совершенствам твоим, Осени его грех милосердною сенью И оплошные строки предай истребленью! Мне довольно и чести писать это слово, — О тебе я писал и не ведал иного! Пел я много ли, мало — а все про тебя, Быль ли, небыль звучала — а все про тебя! 3260 Сколько тайн мне предстало твоих без покрова, — Я о них птичьей речью слагал это слово. [241] И теперь, птичьей речью взывая с мольбою, Как подбитая птица, я слаб пред тобою. Это все — от того, что у птиц всех пород Песнь различна и общий напев не ведет. В соловьином ладу много тысяч различий, У ворон — беспредельно различие кличей. Птичья песнь не всегда благодатна бывает, Не всегда птичье пенье приятно бывает. 3265 Я по птичьим напевам слагал свою речь, — В общей песне единственный лад не сберечь! Попугай и скворец — оба славятся речью, Но различия свойственны их красноречью. Зазвучал их рассказ — и различие выдал: Схож один с божеством, а другой — словно идол. В этом — святость, а тот — отрицаньем влеком, Светоч веры — в одном, тьма безверья — в другом. До безверья и веры Фани что за дело? Все, что он говорил, о тебе лишь радело. 3270 Будь его прегрешеньям заслоном-защитой Вплоть до чаши, в пиру отрешенья испитой. А судил ты ему отрешенья глоток, Дай ему ты и вечность — блаженства залог!