Так приходит на память мне быль моей доли — Времена малолетства, учение в школе. Заморенные дети с измученным взглядом Там твердили уроки заученным ладом. Их совсем изнуряли и тяжкий урок И тверженье Корана заученных строк. И учитель, желая проверить их навык, Заставлял их стихи повторять без поправок. 3480 Там читали и прозу и строки дастана, Тот начнет «Гулистан», этот — притчи «Бустана». [257] А во мне страсть жила — всех желаний сильней: «Речи птиц» были милы природе моей. [258] Было впрок моей детской душе повторенье, И познал я пленительность этого чтенья. И душа моя с теми речами дружила, И к другим сочиненьям не ведала пыла. Те рассказы читать стал обычай мне люб, Был таинственный строй речи птичьей мне люб. 3485 Было этим словам существо мое радо, И хотел я постичь, в чем их смысл и отрада. И росла та услада во мне без предела, А сказать о ней — речь моя словно немела. И приспела на помощь ко мне благодать, И пленила все думы мои та тетрадь. Я чуждался людей, моим тихим досугам Стала книга единственным преданным другом. И беседы людской выраженья и звуки Моему существу были горестней муки. 3490 Одолела любовью та сила меня, Эта страсть до конца поглотила меня. И сказал я: «Открыть бы мне дверь отрешенья И бежать от людей, что чужды разуменья!» Крик пошел меж детей, и встревожились все там, И родители тоже узнали об этом. Страх объял их: «Невежда, влекомый к беспутью! Все слова — что огонь, только сыр еще сутью! Как бы хвори безумия с ним не случилось! Вдруг судьба отведет от него свою милость!» 3495 И той книги меня без пощады лишили, Мое сердце любимой услады лишили. «Речи птиц» запретили мне знать с этих пор, И запретен был даже о них разговор. И минула времен многодневная свита, И пристрастье мое уже было забыто. Но хранилась тех слов в моей памяти тайна, И без устали я повторял их потайно. . Я не мог речь иную постичь и слова, Другом сердца мне были лишь птичьй слова. 3500 Знамя тюркских стихов я подъял над собою, Повеленьем страну покорил я без боя! [259] Пять сокровищ бесценных, диванов — четыре Довелось мне безбедно создать в этом мире. [260] Если стал бы писать мои строки писец, Он сто тысяч двустиший бы счел под конец. И стихи создавал я, и создал немало, Но мечта неотступно меня занимала: Дал бы бог сей заветной тетради подмогу, Чтобы к ней пересказ мне создать понемногу. [261] 3505 Но слова были трудны, я немощен был, И перу не умел я дать скорость и пыл. И увидел я вдруг: жизнь бежит миг от мига, Я умру, и не будет написана книга. И заветную мысль в мир иной унесу я, И развеется жар моих помыслов всуе. Этих помыслов пыл я всем сердцем берег, Но свершению их свой назначен был срок. И когда мне уже шестьдесят подступало, Птичьей речи пером положил я начало. [262] 3510 К духу шейха припал я с мольбой о подмоге, И, услышав, он внял просьбе той о подмоге. [263] Он в ночных моих бденьях был другом моим, Вдохновения пыл мне дарован был им. Бег пера направлял я в ночи, средь затиший, В ночь слагал пятьдесят или сорок двустиший. А когда не писал — я не ведал покоя, Но не собственной волею двигал перо я. . Духом шейха была мне подмога дана, В малый срок все сумел завершить я сполна. 3515 Но слова были трудны, а смысла в них мало, . И укорами совесть меня изнуряла. И от шейха мне помощь благая приспела: ' Бесталанный, свершил я желанное дело! Так искатель жемчужин средь мук и невзгод, Дружен с морем, в бездонных глубинах плывет. [264] Если жемчуг добыть и не будет удачи, Он хоть прутьев добудет — в них нет недостачи. А подсушит их — глядь, и дровишек добудет, — Все — хоть свет, если жара да дыма не будет! 3520 Не пришлось мне в том море жемчужин достать, Только прутьев добыл я — и то благодать! Что ж поделать — то было мне данною долей, Я в недоле спознался с желанною долей! Людям мира ведь дал сам поэт достославный Блага недр и морей своей волей державной. [265] Сделать больше него — мне совсем не под стать, — Мне довольно и щедрость его описать! И хотелось бы мне, чтобы в сердце любого Жарким пламенем вспыхнуло каждое слово. 3525 Да прозрит он дыхание шейха в том ладе, Да найдет он свершенье желанной усладе! А придется ему и меня помянуть — Пусть не ищет в едином двоякую суть! [266]

Некто ищущий истину сердцу в отраду, Бремя тягот неся, тихо плелся по граду. Видит — в узком проулке стена обвалилась И столпился народ — разузнать, что случилось. Раньше был в этой улице людям проход, Где ходить, о творец, станет ныне народ? 3530 Кто построит с надежной основою стену, Чья забота построить здесь новую стену? И в проулке народу собралось так много, Что совсем загорожена стала дорога. И когда суматоха пошла меж зевак, К той толпе подошел сей взыскующий благ. И увидел он это, и впал в исступленье, Стал кричать и стенать он, свершая раденье. И народ удивлялся, что этот несчастный Не ко времени волю дал пылкости страстной. 3535 И спросили тогда о деяниях сих У скитальца степи упований благих. И сказал он: «Узрев это сборище ныне, Я не ведал еще ничего о причине. Но сюда подойдя, — мол, куда себя дену, — Я увидел вот эту упавшую стену. Я и раньше бывал здесь и видел как есть, Что стена уж давно собиралась осесть. Вот ведь благо какое даровано стенам — Взять да рухнуть в согласии с избранным креном! 3540 Я же гибну в терзанье своем непрестанном И от блага далек, разлученный с желанным. Вот явила лишь признак желанья стена, И в недоле с желанным спозналась она! Это значит — творец, мне мечту ниспославший, Да сведет меня с целью, желанною ставшей. Если я сокровенную думу лелею, Да пошлет мне творец единение с нею. Даст мне друг мой желанный свою благодать, Чтобы смог я благим и безропотным стать!» [267]