— Лена, быстро просыпайся. С Маришей что-то произошло! Полина прибежала ни свет, ни заря. Галина Николаевна, мама Лены, пыталась разбудить дочь. Девушка только пришла со свидания, спать хотелось до одурения, но она пулей выскочила из-под тёплого одеяла. Халат на одну руку успела одеть, тапочка, единственная, которая нашлась, слетела по пути к двери.

— Что случилось? Мариша жива? — перепуганная словами матери Лена забыла даже поздороваться.

— А что ей сделается? Слава Богу, у нас в семье после родов никто не помирал. Внучок у меня родился, четыре двести. И где только поместился, живота-то ведь практически не было. Несу Маришечке молочка свеженького, прямо из-под коровки, дочка пить захотела. Радость-то какая, вот я прибежала тебе рассказать!

— Во сколько, тётя Полина?

— В шесть часов утра. Побежала я, а то некогда.

Кормить Сашу принесли только на второй день, не стану описывать появление на свет моего сынишки, только скажу, что дело это совсем не из легких. Тот, кто однажды это испытал на себе, поймет меня. Счастье приходит позже, когда все мучения остаются позади, а сопящее розовое личико смешно кривит маленькие губки, надеясь отыскать сосок для кормежки. И поверьте, посещает такое блаженство, когда крохотный живой комочек начинает поглощение молока. С появлением сына пришло осознание того, что я не одинока, появился смысл жизни, который было потерялся с отъездом любимого человека. Уже к концу первого года жизни нашего ненаглядного дитяти мы всем семейством пришли к выводу, что спокойной жизни нам не видать, как собственных ушей. Этот проказник получал, видимо, большое удовольствие, когда поливал сонного дядьку из кружки холодной водой. Перепуганный Толик всегда кричал одно и тоже: что тонет, кубарем скатывался с кровати, а маленький чертёнок лихо забирался на него и вопил от восторга громче сигнальной сирены. На кухне он умудрялся высыпать на пол содержимое всех бабушкиных припасов, перемешивая горох с рисом и гречкой, при этом пыхтел, как будто выполнял тяжёлую работу. Доставалось всем, в том числе и мне, маленький сорванец решил, видимо, что для меня он исключения делать не станет. Если вовремя не проснулась, считай, что раскраска клоуна на заспанной физиономии обеспечена. И не всегда только я раскрашена, обои на стенах пестрели всеми цветами радуги. Пикассо бы умер от зависти, глядя на такую гамму красок.

Когда в декабре мы «пропивали» Лену, на улице дождь лил, как из ведра. Такая погода для Средней Азии не редкость. Если в России идёт снег, а сугробы выше крыши, то это и есть зима по-русски. А в Узбекистане — не зима, а природное недоразумение, то солнышко припекает, то вода с неба капает. Ливень свадьбу не испортил, было весело, под гармошку мы лихо отплясывали барыню и пели частушки. Муж Лены, Олег, вначале был серьезным (это ему как будущему главе семьи полагалось так вести себя), но потом не выдержал, стал всех просить, чтобы «горько» чаще кричали. Он, видите ли, ещё не нацеловался когда холостым бегал.

Время идет так быстро, что мы иногда за ним не поспеваем. Только отгремели свадебные праздники, как уже и год пролетел. Только успели забрать Лену из роддома, где она произвела на свет двух очаровательных мальчиков-близнецов, как смотришь, они уже бегать начали. Вот так за домашними заботами и проходит жизнь.

Работа телефонисток нам нравилась, но всегда хочется чего-то большего, тем более что профессии мы так и не приобрели. Слишком рано обзавелись семьёй и детьми. Но дети имеют свойство подрастать, немного развязывая руки матерям. Мы с Ленкой поступили в Ташкентский политехникум связи, нас перевели станционными техниками. А когда заканчивали второй курс, в моей жизни, и жизни подруги произошли колоссальные изменения. Но прежде, хочу немного окунуться в прошлое.

Мой брат Анатолий и Закир Файззулин были однополчанами. Ну, не на фронте, а в мирной жизни, вместе служили в городе Горьком. Всех призывников из ближайших районов Ташкента и других областей собирали в военкоматах, а когда являлся покупатель, партиями развозили по пунктам назначения. И по сей день процедура осталась прежней. Так вот и попали они вместе, вначале в учебку, в Федулово Ковровского района, это под Владимиром. Кто-то видно решил подшутить над нашими мальчиками и определил их в танкисты. Отучившись полгода, как и положено, служить отправились в Горький. Хотелось бы хоть одним глазком посмотреть, как эти верзилы в танке помещались. Наверняка, головы из люка торчали, а может, они их в шлемофонах на коленки укладывали? Комбат у них был капитан Астахов, зверь-мужик, но надо отдать должное, справедливый. Росту невысокого, лысый и плотный, как колобок. Если с вечера хватит лишка, то вся казарма держись, ночью житья не даст. Всё выстроить всех пытается, вернее выровнять. А то все солдатики почему-то в одночасье шататься начинают, когда команда смирно была. Но, как положено по закону жанра — есть плохой мент и хороший, в батальоне был «дядя Женя», так его за глаза звали, замполит майор Краснопольский. Вот этот дядя Женя и был нашим мальчикам и папой, и мамой, скрашивал немного нелегкое солдатское житье. Так наши братцы-акробатцы и несли нелёгкую армейскую службу. Толик и Закир везде вместе ходили, им хохмить очень нравилось. Сочетание для такого коктейля было умопомрачительным. Брат светлый, голубоглазый, а Закир черный, как смертный грех. Они, как две половинки, сложенные вместе, дополняли друг друга. Толик — по жизни хохмач и бабник, Закир — более уравновешенный и не такой балагур, как мой братец. Но когда они были вместе, начиналась цепная реакция: Закир менялся на глазах, болтал без умолку, придумывал разные шуточки. Да вот одна из их невинных затей. Идут молча, даже не улыбаются, потом один из них как заорёт: «Смотрите, смотрите, да он что, спятил, сейчас ведь упадёт!», второй не отстаёт: «Точно, грохнется!», — и далее в том же духе. Вокруг них толпа зевак собирается, по сторонам головами вертят, пытаясь обнаружить бедолагу, который в скором времени должен упасть. А они преспокойно из толпы выбираются и, айда, своей дорогой. Или вот ещё, их конёк был: опять физиономии серьёзные, ни на кого внимания не обращают, идут себе потихоньку. Один бросает мелочь на тротуар, она с грохотом разлетается. В толпе паника возникает, все начинают свои карманы проверять. Другие думают, что это у них деньги выпали, расталкивая друг друга, наличность под ногами отыскивают. А эти двое — ничего, дальше пошли. Пусть народ потешится. Всё это мне хорошо известно, так как мы с мамой не раз навещали брата. И на присяге были, и потом несколько раз ездили в армию для поднятия солдатского духа. Хоть я тогда под стол пешком бегала, как брат выражался, но Закира помнила хорошо. Два года пролетели, наступил дембель, они разъехались по своим домам. Толик в Ангрен, Закир в Самарканд. Много лет не виделись, пока судьба, вновь не свела их вместе. Оба, как по заказу, поступили в техникум. Это я, на свою голову, заставила брата учиться. Куда поступать, ему было всё равно. Так что пошёл туда, где я ему могла контрольные писать, в техникум связи. Повозиться, конечно, пришлось изрядно, пока он диплом этот получил. Он ведь дальнобойщиком работал, к связи никакого отношения не имел, при каждом удобном случае сто причин находил, чтоб не учиться, бросить. Единственное, что было в техникуме ему по душе, это сессии, когда бабы в общежитие жить приезжали. Он-то холостой, что ему сделается, ну разобьёт пару-тройку женских сердец и до следующей сессии отдыхает.

Вот так и встретились наши голубки, это я имею в виду свою подругу Лену и Закира, дьявол бы его побрал. Наверняка, Ленкины ангелы-хранители в отпуске или в запое были, иначе, почему не предупредили, чем это знакомство закончится. Но не стану забегать вперёд, всё должно идти свои чередом. Мы с Леонорой подходили к техникуму, когда мой братец со свом дружком, собирались домой отчалить. Нос к носу возле ворот столкнулись. У них установочная сессия была.

— Ба, какая встреча! Что, малолетка, — это он ко мне обращается по-домашнему, — науку грызть прикатила? А вчера вечером где была, я весь телефон оборвал, не мог дозвониться.

— Пошёл бы ты, старшенький, в баньку, в тазике мыться. Я тебе не девочка, докладывать, с кем в куклы играла. Мне двадцать с хвостиком. Забыл что ли? Или переучился так, что память отшибло? — старший брат рассмеялся, поцеловал в лобик и упокоился. Он свою роль воспитателя отработал сполна.

— Так это что, она? — тыча в меня пальцем, провозгласил чернявый, который столбом стоял рядом с Толиком.

— Ага, выросла-повзрослела, вот теперь и сдачи даёт. Слова не скажи, в ответ сто наготове имеет.

— Да, языкатая она у тебя.

— Эй, ребятки, я что-то не въеду, вы это о ком? Обо мне что ли? — повернулась я к чернявому, — не сверли меня пальцем, дырку проделаешь. Тоже мне, дрель пальчиковая.

— Ну, видал?

— А я про что?

— Да остынь ты, вот разошлась! Это же Закир, дурёха, неужели не признала?

— Закир? Какой ещё Закир? Слушай, Толик, не морочь мне голову!

Моё терпение иссякло. Они что, пивка с утречка хватанули или и вправду переучились? В голове вдруг щёлкнуло, лента памяти перекрутилась на несколько лет назад, и бац, я вспомнила. Даже завизжала от радости, вернее сказать, от переизбытка чувств, и прыгнула Закиру на шею. Хорошо мужик неслабый оказался, а то бы мы встречу на асфальте отмечали.

В этот день наши приятели, по домам разъезжаться не собирались, я увязалась за ними. Лене ничего не оставалось, как присоединиться к нашей компании. Решили оставить сумки у завхоза по общежитию, симпатичной блондинки лет тридцати. Так, конечно, не положено, но Закир ей что-то шепнул на ушко, она расцвела, смягчилась и заверила, что всё останется в целости и сохранности.

От техникума пешком мы поднялись вверх на одну остановку до гостиницы Ленинград. Там на первом этаже находился бар. Встречу отметили, вспомнили прошлое, ну, всё, как полагается в таких случаях. Болтали мы втроём, Лена молча слушала нашу белиберду и в разговор не встревала. Как ни странно, они с Закиром в этот вечер вообще не общались. Так и расстались, не сказав друг другу ни единого слова.