Жизнь определенно налаживалось. Странно думать об этом, сидя на холодном ветру, выковыривая песок из глаз и оттирая в тазике с мутной водой какую-то ржавую железку, но факт есть факт: так хорошо Риссе не было уже давно. Их взяли на корабль! Взяли — и даже ничего мерзкого не потребовали. Босс гробокопателей — громадный забрак с обветренным лицом и мускулами, как у звезды боевика, — оказался суровым, мрачным, но в целом нормальным дядькой: выслушав их, пообещал по спальнику в грузовом отсеке и кормежку за работу. Девчонки должны были отмывать находки, прибираться на корабле, готовить, разносить еду копателям и выполнять мелкие поручения, а еще — вставать раньше всех и ложиться спать только после того, как отчитаются командиру о выполненных заданиях. Не так уж много за жизнь и свободу, если подумать.

Будь тут Ремис, Рисса бы сейчас легонько, но чувствительно стукнула его по голове. Развел панику, параноик! Подумал бы хоть раз головой, а не жопой, сидел бы сейчас с ними. А он, наверное, прямо в эту минуту висел на позорном столбе и медленно подыхал от боли и жажды. У Аргейла за поводом дело не встанет.

Почему-то от этой мысли настроение резко испортилось. Вспомнилось, как Ремис обнимал ее тогда, в медпункте, когда она едва не разревелась. И как они вместе над планом думали, и как домашку делать пытались… И ничего она не плакала! Это все песок. Дурацкий колючий песок, в который словно битого стекла насыпали.

Палец неловко соскользнул, и Рисса больно ободрала ладонь об острый угол железки. Вода, освещенная переносным фонариком, из мутно-серой стремительно превратилась в грязно-черную.

Рисса выругалась. Из глаз все-таки брызнули слезы — те самые, которых не было.

— Что, поранилась? Дай-ка сюда. — Иллин требовательно схватила Риссу за руку, как-то так надавив на запястье, что она выронила недомытую железку. — Не шипи и не ругайся, у меня уши от этого вянут! Сейчас все пройдет.

Она крепко обхватила ладонь Риссы руками, глубоко вздохнула и зажмурилась. Какое-то время ничего не происходило. Рисса уже собралась вырываться, как ладонь огладило приятным холодком, унесшим боль и гадкую жаркую пульсацию — первый сигнал, что в рану попала инфекция. Когда Иллин отпустила ее, Рисса удивленно уставилась на чистую кожу без единой ссадинки. Стало даже лучше, чем было.

— Нифига себе. — Рисса несколько раз сжала и разжала пальцы. Хуже не стало. — Спасибо, Илли. Ты где такого нахваталась? Тот старикан в медблоке натаскал?

— Скажешь тоже. Он мне пару советов дал, и только, — немного раздраженно отозвалась Иллин. — Лечить я умела и раньше. Ну как — умела… это скорее интуиция, чем умение. Я могу точно сказать, что и где у человека болит, если сконцентрируюсь. Могу залечить царапину вроде твоей. Хозяйке ее постоянные приступы мигрени лечила. Много чего по мелочи могу, словом.

Она невесть с чего улыбнулась, выложив на тряпку отмытую статуэтку и потянувшись за очередным доисторическим хламом. Недобро так улыбнулась.

— А могу и по-другому этим пользоваться. Когда я сломала руку хозяйскому сыночку, я точно знала, что недавно у него уже был перелом — и сросся не очень хорошо. Мне нужно было только надавить. Совсем немножко и в нужном месте. А у тебя, кстати, с ребрами проблемы. С нижним левым, например. И позвоночник не в порядке, руки просто горят вправить.

Рисса поежилась. Нижнее левое ребро ей около года назад ломали дважды: сначала в драке с залетными пацанами с другого района, а чуть позже по тому же месту прилетело от пьяного в дрова отчима. А уж сколько раз Рисса падала на спину и пересчитывала позвонками ступеньки, она даже думать не хотела.

— Иллин, я тебя такими темпами бояться начну.

— Мы же подруги. Радуйся… и давай работай уже! Думаешь, один раз руку порезала и можешь ничего не делать?

— Ой, какие мы строгие и грозные! Госпожа, водных процедур не желаете?

Рисса брызнула на нее грязной, резко пахнущей чистящим средством водой. Иллин, возмущенно взвизгнув, кинула в Риссу скомканным одноразовым полотенцем. Та запустила в ответ тряпкой. Бесценные артефакты (правда, больше всего напоминавшие куски ржавого железа и камня) печальной кучкой лежали на подстилке, толком не отмытая статуэтка стремного двуногого ящера пялилась на девчонок с осуждением.

— Перестаньте, пожалуйста. Нельзя так вести себя здесь. Это неправильно.

Рисса удивленно глянула на Милли. До этого малявка смирно сидела на своем краю подстилки и уныло оттирала какую-то побрякушку, а сейчас вдруг отложила работу и пыталась испепелить старших подружек взглядом. Выходило забавно: Рисса даже не знала, чего ей больше хочется — дать мелкой легкий подзатыльник, чтобы не говорила глупостей и работала шустрей, или ласково потрепать ее по топорщащимся кудряшкам.

— Мелочь, заканчивай уже выпендриваться, — беззлобно бросила она. — Бесишь иногда.

Милли добела стиснула хлипкие кулачки. Личико у нее было серьезнее некуда.

— Я серьезно, Рисса. Им очень плохо — тем людям, которые здесь погибли. Ты разве не слышишь? Они кричат. Плачут. Их давно нет, но им все еще больно. Они умирают каждый день, снова и снова, снова и снова, горят, задыхаются… А вы ведете себя как дуры!

С каждым словом голос Милли все сильнее дрожал. Последнюю фразу она скорее выплакала, чем сказала — всхлипывая, запинаясь и размазывая слезы по мордашке. Вмиг посерьезневшая Иллин подхватилась с места, пересела к Милли и попыталась ее обнять, но та раздраженно вырвалась.

— Не надо, Илли. Все нормально. Только не надо так относиться к ним, пожалуйста. К тем людям, у которых это все украли. Они… не заслужили. Не заслужили всего этого.

Сглотнув ком в горле, Милли уставилась на мертвый город. Сейчас малявка уже не казалась ни смешной, ни милой: болезненно-худенькая, бледная, спутанные светлые, почти белые волосы полощутся на ветру… Риссе отчего-то стало очень неуютно. Развалины, окружавшие площадь, угрожающе надвинулись на нее, грозя сомкнуться сплошной стеной и похоронить девчонок вместе с жителями древнего Варадина. В вое ветра ей теперь мерещились стоны умирающих. Только сейчас Рисса задумалась, сколько же народу жило здесь — хотя бы на той улице, что тянулась от площади к набережной пересохшей реки и потом растворялась в пересечении улочек поменьше. Рисса машинально глянула на предмет, который взяла из неказистой кучки трофеев. Оказалось — браслет. Из-под вековой грязи сверкнуло золото, но Риссе даже не пришло в голову, сколько месяцев безбедной жизни можно купить за него. Слишком сильно от вещицы тянуло могильным холодом. Девочка рефлекторно разжала ладонь, и украшение стоимостью в несколько тысяч кредитов упало на землю, взметнув облачко пыли.

— Милли, — Иллин позвала подружку ласково и осторожно, будто боялась, что та может выкинуть что-нибудь безумное. Коснулась ее ладони и, не дождавшись протеста, легонько сжала ее. — Иди отдохни на корабле, солнышко. Я знаю, тебе тяжело здесь. Ничего, мы с Риссой поработаем за тебя.

В словах Иллин было что-то магическое: Милли, стоявшая неестественно прямо и неподвижно, расслабила плечи и сгорбилась, словно из нее вытащили стержень. Она глупо захлопала глазами, заозиравшись по сторонам, и по-детски прижалась к Иллин. Аура потусторонней жути, только что окружавшая ее, улетучилась — из стремного привидения, которое немудрено принять за местную обитательницу, Милли вновь превратилась в плаксивую малявку.

— Я боюсь их, Илли, — тихонько сказала она, ластясь к Иллин. — Не мертвых, а этих, на корабле. Они мне не нравятся.

Иллин чмокнула ее в кудрявую макушку.

— Не бойся, маленькая. Они нас не тронут, им это ни к чему. Просто проберись тихонько в грузовой отсек и ложись спать, а мы с Риссой скоро к тебе придем. Хорошо?

Милли, немного поколебавшись, кивнула.

— Ладно. Только не тяните, хорошо? Мне очень неспокойно одной.

Она нехотя поплелась к трапу. Рисса подумала было возмутиться — это что, им теперь двойную работу делать?! — но мысль ей самой показалась мерзкой. Видно же, что малявку колбасит. Пускай поваляется, ничего. У них с Иллин руки не отсохнут.

Хорошее настроение испарилось, как не бывало. Подняв браслет, Рисса молча сунула его в грязную (надо бы сменить, но лень) воду. Интересно, кто его носил? Наверное, какая-нибудь напыщенная богатая ситка, у которой было полно рабов. "Госпожа" блядская. Верно Иллин сказала: ситхи — зло, и нечего их жалеть. Сами-то они никого не жалели и не жалеют.

Ветер заунывно стонал, скручиваясь в миниатюрные вихри на пустынной площади. Молчание висело в воздухе плотной, вязкой массой.

— Она всегда такая была?

Иллин, почему-то вздрогнув, подняла взгляд на Риссу:

— Сколько я ее помню. Не смейся над ней и не обижай, пожалуйста. Ты не представляешь, что ей приходится терпеть каждый день. Даже подумать страшно, каково ей здесь.

Рисса кивнула. Совсем недавно она бы решила, что Милли — просто чокнутая. Но с этой Силой слишком многое вставало с ног на голову, слишком много в мире появлялось непонятного и жуткого.

— Она реально видит призраков, да?

— Не призраков. — Иллин покачала головой. — Призрака и мы с тобой бы увидели. Милли… не знаю, как объяснить: я сама знаю только то, что она мне рассказала. Она видит то, что осталось в Силе от тех, кто долго жил в этом месте или умер. Какие-то обрывки воспоминаний, эмоций, чувств. Иногда это просто интересно, даже забавно. Но чаще всего такие отпечатки остаются от тех, кто умер плохой смертью. А здесь таких ты сама представляешь сколько.

Рисса невольно посмотрела на пустынные улицы. На мертвые дома. На храмы и дворцы, похожие на огромные склепы.

— Да уж, — сказала она только.

Дурачиться больше не хотелось. Милли с ее видениями была в том виновата или замогильный пейзаж Варадина, но Риссу все сильнее грызло плохое предчувствие. Что-то было неправильно, и эта неправильность становилась хуже с каждой минутой. При взгляде на корабль Риссу каленой спицей колола мысль: "Бежать!". Иллин тоже сидела мрачнее тучи и дергалась от малейшего шороха.

— Мне не по себе, Рисса, — сказала она, когда молчать стало совсем невмоготу. — Все никак не выкину из головы то, что нам сказал Ремис. Да, с нами вроде хорошо обошлись, по чести, но… не знаю. Если они решат обмануть нас, мы ничего не сможем сделать. Нам нужен запасной план — просто на всякий случай.

— Не нагнетай, — буркнула Рисса. — И ты туда же! Думаешь, мне спокойно тут на правах груза сидеть? Но ты где-нибудь видишь благородных джедаев, которые стоят в очереди, чтобы нас спасти? Я вот не вижу. Да и мужики вроде ничего так, не конченные мрази. Я гораздо хуже встречала.

— Я не об этом, Рисса. Я о том, что нам нужно придумать что-нибудь на случай…

— Девчонки! — раздался вдруг приглушенный писк.

По трапу дробно протопали детские ноги. Милли с размаху плюхнулась на подстилку, даже не заметив, что немного промахнулась и до крови ободрала коленки. Выглядела она гораздо живее и здоровее, чем несколько минут назад, но вид ее Риссе все равно не нравился: Милли испуганно таращила глаза, тяжело дышала и вообще вела себя как человек, узнавший что-то очень плохое. У Риссы противно засосало под ложечкой.

— Милли, что-то случилось? Тебя кто-то обидел? — Иллин обеспокоенно тронула подружку за руку.

Милли мотнула головой и, чуть отдышавшись, выпалила:

— Пока нет. Но, девчонки, нас всех скоро обидят. Я к нам в отсек шла, а там кают-компания рядом, а они там разговаривали громко, и я подслушала, что… — Окончательно запутавшись в словах и мыслях, Милли замолчала, чтобы перевести дух и собрать их в кучу. В ее глазах блестели слезы. — Илли, они обсуждали, сколько мы стоим. И Рисса тоже. Нас всех хотят продать, понимаете?! Хаттам!

Надрывный писк оборвался слезами. Иллин, как всегда, молча и по-взрослому обняла Милли — это у нее, похоже, был такой способ почувствовать себя сильнее и старше. Вот только глазами она хлопала больно глупо и растерянно. Рисса подозревала, что у нее сейчас вид не шибко умнее.

Потекли те самые секунды, когда мозг уже осознал, насколько ситуация дерьмова, а до эмоций еще не дошло. Рисса шумно выдохнула сквозь зубы. Паника понемногу давала о себе знать колючими иголочками в сердце и спазмами в горле.

— Охренеть, — проговорила она. В голове было пугающе пусто. Хотелось громко ругаться на хаттском, причем почему-то на Ремиса, который, сволочь такая, оказался прав. — Что делать будем?

Ответом ей были завывания ветра, хныканье Милли и потерянный взгляд Иллин.