За ними пришли на следующий день. На сей раз Ясх заявился в сопровождении незнакомого младшего надзирателя — молодого крепкого парня с бритой налысо головой. Их до жути серьезный, почти торжественный вид ясно давал понять: сегодняшний день будет для девчонок особенным. В смысле — особенно ужасным. Ни на что хорошее Рисса не рассчитывала, и все же сердце у нее беспокойно зашлось, а коленки задрожали. Как бы она ни петушилась, как бы ни убеждала себя, что ей на все плевать, страх никуда не делся. Каждую минуту он грыз ее изнутри назойливым червячком, старательно превращая в труху смелость и гордость.

Ясх вел их вглубь тюремного блока, и червячок стремительно рос, превращаясь в того зубастого слизня из гробницы. Девчонки, недавно наперебой убеждавшие ее, что их не собираются казнить, заметно подрастеряли оптимизм. Иллин вела Милли за руку и старалась держать голову прямо, а плечи — расправленными. Милли казалась до жуткого отстраненной, будто ее кудрявую головку занимали думы поважнее какого-то там приговора, от которого зависит ее жизнь. Только побелевшие губы и нетвердая походка выдавали, что на самом деле малявка была напугана до полуобморочного состояния.

Рисса старалась не думать о том, что их ждет. Чем больше ужасов она себе напредставляет, тем ей же хуже. Лучше вспомнить что-нибудь хорошее. Например, Девва с Вильком — не рабов, а жизнерадостных оболтусов с кучей безумных планов на будущее. Или маму с папой — не обрюзгшую, рано состарившуюся от пьянства и тяжелой работы женщину, не предателя, бросившего жену и дочь подыхать с голоду, а красивую, счастливую пару: смешливую добрую пышку и лихого мачо, ожившую мечту любой девчонки. Здорово, что они когда-то были такими. Не настолько уж, значит, и херовая жизнь у Риссы была, раз хоть о чем-то она могла вспомнить с теплотой. Вон той же Милли о чем вспоминать? О хозяйкиных подачках? Так себе счастливые моменты.

Впрочем, у малявки все еще будет. За нее Рисса была почти спокойна: редкие таланты не валяются на дороге, и к тому важному дядьке из Совета ее вряд ли таскали просто так. А вот их с Иллин Сила никакими особыми дарами не наделила. Вся их ценность — стоимость на невольничьем рынке, да и ту Риссе присвоить не успели.

Путь закончился быстро и неожиданно — в допросной. По крайней мере, именно так Рисса представляла себе допросные: тесные силовые клетки на одного человека, зловещего вида столы, рабочий терминал прямо напротив них… Ее бросило в дрожь: их что, пытать собрались?! Зачем?!

Иллин впилась в ее руку:

— Смотри, — шепнула, выразительно глянув на клетки. — Это же…

Рисса и сама уже рассмотрела за красным силовым полем знакомое лицо. В имперском плену Сваар заметно осунулся. Балагуристый "крутой парень", которого девчонки знали совсем недавно, исчез — вместо него в клетке сидел замученный узник, вздрагивающий от любого движения. Риссе вдруг стало жаль его: да, Сваар собирался продать их в рабство, но… нравился он ей, хоть ты что делай. Нравились его шутки, нравилось, как он общался с девчонками — не как с грузом или служанками, а как с младшими подругами. Вряд ли именно ему пришла в голову та паскудная идея с продажей. Может, он даже против был, да только против босса разве попрешь?

Сваар изумленно уставился на них. На его лице, изукрашенном синяками и ссадинами, Риссе почудилась грустная ухмылка. А может, это рябь по силовому полю пробежала.

Других пленников — человеческого парня и девушку-забрачку, одетых в рваные обноски, — Рисса не знала. Парень покачивался, обхватив себя руками; девушка сидела на полу клетки и плакала — тихо и тоненько, совсем как Милли.

Происходящее нравилось Риссе все меньше и меньше.

Ясх остановился перед клетками, заложил руки за спину. Лысый встал за ним, всем своим видом показывая готовность хорошенько взгреть девчонок, если они вздумают дурить.

— Верховный наставник принял решение по вашему вопросу, — сухо объявил Ясх. — Как правило, побег карается смертной казнью, но ваш случай сочли уникальным. Вы юны, и пока еще можете быть должным образом перевоспитаны. Кроме того, нельзя отрицать вину надзирателя Аргейла, толкнувшего вас на этот проступок. Поэтому было решено дать вам второй шанс.

Он кивнул лысому, и тот поставил перед девчонками передвижной столик, вроде тех, на которых в больницах раскладывали медицинский инвентарь. Только на этом столике лежали три боевых ножа.

К горлу Риссы подкатила тошнота. Ей вдруг стало кристально ясно, что сейчас произойдет. Иллин, всхлипнув, прижала ладони ко рту.

— Вы должны доказать, что достойны продолжить обучение. Видите этих ничтожеств в клетках? — Он кивнул на пленников. — Двое рабов, подстрекавших других к мятежу, и расхититель гробниц, думаю, хорошо вам знакомый. Они приговорены к смерти, и именно вы должны будете привести приговор в исполнение. По пленнику для каждой из вас. Это станет вашим испытанием.

Рисса покачнулась. Что?! Нет, она этого не сделает. Не сможет. Они же беззащитные совсем! Нет. Пускай ее хоть до смерти запытают, она не станет!

— Праус, ты первая. Возьми нож.

"И вгоню его тебе в глотку, сука!" — Рисса сжала кулаки, но с места не сдвинулась. Ее трясло, кровь бешено стучала в ушах. Нет, нет, нет!

— Праус, ты слышала?

Почему? Почему это происходит с ней?! Она же не мразь. Она этого не заслужила. И девчонки тоже. Почему все дерьмо всегда случается именно с Риссой и теми, кто ей дорог?!

— Праус, я повторяю в последний раз. Выполняй приказ.

Ноги сами сделали шаг вперед. Ладонь сжала рукоять ножа. Она приятно ложилась в руку. Как будто для Риссы и была сделана.

Ясх одобрительно кивнул:

— Вот так, девочка. Вард, выведите узника.

Отключив клетку, лысый взял наручники и сковал руки Сваара за спиной. Защелкнул кандалы на ногах и подвел его к Риссе. Все для ее удобства. Все, чтобы легче было убивать беззащитного человека.

Сваар криво улыбался. Его рот был разбит, зубы превратились в окровавленное крошево. Один глаз заплыл настолько, что превратился в щелку. Крепко же его отметелили.

— Ну что, девчуля? Вон оно как вышло погано, а? Ну, давай, не трясись. Я все равно уже труп. Давай только по-быстрому, ладно?

Нож дрожал в ладони. "Все равно уже труп". Жутко было видеть его таким беспомощным, обреченным. Таким же, как они. Только им еще хуже. Они здесь не узницы, а рабыни. Должны убивать, кого скажут. Стелиться пластом перед теми, кто сильнее. Лизать руку, бросающую им объедки со стола. Лизать еще усерднее, если эта рука бьет их.

"Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу".

Рисса удобнее перехватила нож. Руки все еще дрожали, но уже не от страха: казалось, по ее телу бешеным потоком несется огонь, сжигающий беспомощность, страх, надежды — все, что делало ее слабой.

Они считают, что с ней можно вот так? Втаптывать в грязь, бить, заставлять унижаться и убивать других ради подачки? Нахуй пошли. Она давно знала, что ей конец.

Рисса шагнула вперед. Сила бурлила в ней и вокруг нее, горела ярким пламенем, которое жгло, но не обжигало. Только не ее. Так хорошо Риссе еще никогда не было. Никогда прежде она не чувствовала себя такой сильной и свободной. Сейчас она могла все. А что дальше — плевать.

Глаза Ясха, только что довольно наблюдавшего за ней, удивленно расширились, когда Рисса бросилась прямо на него. В какой-то миг она была уверена, что достанет его: вот же он, совсем рядом! Оставалось только ударить и вогнать нож поглубже…

Волна Силы ударила Риссу в живот, отбросила назад, прямо на столик с ножами. Рисса выгнулась, захрипела, подавившись криком: удар пришелся на поясницу, и боль была такая, будто Риссе вогнали нож между позвонками.

Рисса забилась, пытаясь встать. Ярость понемногу сменялась страхом. Она вдруг отчетливо поняла: вот он, конец. Не будет у нее второго шанса. Ничего уже не будет.

Сила, только что пылавшая внутри, ушла, ничего после себя не оставив. Рисса снова стала той, кем была всегда: напуганной, слабой и голодной девочкой, у которой, к тому же, ужасно болела спина и поджилки тряслись от страха.

Лысый шагнул к ней, уже снимая с пояса меч, но Ясх остановил его:

— Подождите, Вард.

Он подошел к Риссе. Она зажмурилась, уже готовясь услышать над головой гул светового меча. И ладно. Хватит уже, пускай убивает. Пускай это поскорее закончится…

Рисса заплакала. Просто заплакала, как беспомощный маленький ребенок. Слезы лились из глаз, и Рисса никак не могла остановить их, да и не хотела. Хватит. Набылась уже сильной. Скорее бы уже все закончилось. Говорили, что умирать не страшно. Может быть, там ей будет лучше. Не будет ситхов. Не будет нищеты. Никто не будет заставлять ее убивать, воровать и прятаться, никто не будет бить.

— Давайте, — прошептала она, глотая слезы. — Бейте уже.

Ясх молча посмотрел на нее и отвернулся, мазнув по ногам подолом мантии.

— Что остальные? — невозмутимо спросил он. — У вас все еще есть шанс.

Рисса сквозь слезы смотрела на девчонок. "Я еще жить хочу!" — вспомнилось, как Иллин выкрикнула это, чуть не плача. Как она надеялась, что выживет и сможет когда-нибудь наверстать все, что у нее отняло рабство. Сможет повидать галактику и снова обнять родителей, которые сейчас с утра до ночи надрывают спину в каком-нибудь имперском трудовом лагере. А Милли? Она, считай, вообще не жила.

Рисса так жить не хотела. Но девчонки… Рисса не хотела, чтобы они умирали. Это было бы совсем несправедливо. Они слишком хорошие, чтобы умирать. И чтобы жить в этом дерьме — тоже.

Сейчас Рисса ненавидела Империю сильнее, чем когда-либо прежде, но уже ничего с этой ненавистью сделать не могла. Она больше не давала сил — только отнимала все, что осталось.

Иллин посмотрела на Милли. Улыбнулась ей, погладила по волосам дрожащей рукой. Милли прижалась к ней крепко-крепко и преданно заглянула в глаза. Казалось, они говорят друг с другом без слов, как могли только джедаи из сказок.

— Я не стану делать этого, надзиратель, — тихо сказала Иллин. — Казните меня, но я не стану.

— И я тоже, — ответила Милли. — Если девочки умрут, я умру с ними.

— Милли! — Иллин вытаращила на нее глаза, вцепилась в плечи. — Милли, малышка…

— Я не буду убивать людей потому, что мне кто-то приказал, — твердо ответила Милли. — И я не хочу жить, если тебя убьют. Мы всегда были вместе, помнишь? Я тебя не брошу. Никогда.

"Девчонки мои… Дуры. Зачем, зачем?! — Губы сводило судорогой от плача, но Рисса поняла, что улыбается — криво, жалко, и все же искренне. — Хорошая у нас все-таки банда. Была".

Надзиратель задумчиво огладил бородку. Рисса ожидала, что он в ярости порешит их прямо здесь, но этого типа ничто не брало. Похоже, он даже не разозлился. И это пугало больше всего.

— Ладно, девочки. По-хорошему вы не хотите. Значит, будет по правилам.