Одним из важных факторов обеспечения лояльности военнослужащих правящему режиму является их достойное материальное обеспечение. К сожалению, этот вопрос остается в тени, когда заходит речь об офицерском корпусе русской армии и флота начала ХХ в. Попытаемся восполнить этот пробел и проследить динамику изменения материального положения военнослужащих во время Первой мировой и Гражданской войн. Представляется правильным дать оценку материального положения матросского и офицерского состава одновременно, что позволит определить степень привилегированности положения офицеров по сравнению с матросами.

В дореволюционное время уровень материального обеспечения морских офицеров был весьма высоким и превышал уровень окладов в сухопутной армии. Денежные выплаты состояли из жалованья (по чину), столовых (по должности), квартирных (в зависимости от чина и местности, где проходила служба) и «морского довольствия» (по должности). Жалованье выдавалось за прошедший месяц, а столовые – на месяц вперед. Обычное соотношение жалованья, столовых и квартирных (при соответствии чина занимаемой должности) составляло 2:2:1, хотя на практике случались и отклонения от этого правила.

Существовала система доплат за различные командировки, караулы, исполнение поручений. Например, за сутки в карауле обер-офицерам полагалось 30 коп., а штаб-офицерам – 60 коп. Высшим чинам морского ведомства жалованье определялось каждый раз персонально, особым «высочайшим повелением». Существовал особый вид денежных наград, так называемая «аренда», оставшаяся от тех времен, когда адмиралу могли пожаловать поместье с крепостными. В начале XIX в. пожалованье поместий прекратилось и было заменено денежной суммой, представлявшей собой эквивалент дохода с подобного поместья, которое как бы сдавалось в аренду – отсюда и название этой выплаты. За долговременное командование кораблями полагалась определенная доплата.

Сумма, получаемая высшими должностными лицами морского ведомства, значительно превышала денежное содержание, которое получали «рядовые» адмиралы. Например, в 1904 г. некоторые адмиралы получали такие годовые оклады: А. А. Бирилев (главный командир флота и портов, начальник морской обороны Балтийского моря и военный губернатор Кронштадта) – 14 тыс. руб., Н. И. Скрыдлов (главный командир флота и портов Черного моря) – 15 тыс. руб., Н. М. Чихачев (состоявший в Департаменте промышленности, наук и торговли Государственного Совета) – 22 тыс. руб., Ф. К. Авелан (управляющий Морским министерством) – 28 тыс. руб. и Е. И. Алексеев (наместник на Дальнем Востоке) – 55 тыс. руб. Если эти адмиралы выходили в море (что случалось не особенно часто) они получали еще морское довольствие. Некоторые адмиралы, прежде всего начальники министерских управлений, получали деньги из остатков сумм от «завершения ежегодной сметы», примерно по 1,5–2,5 тыс., хотя и не каждый год. Адмиралы и штаб-офицеры, состоявшие в царской свите, получали особые суммы «на представительство» сверх всех прочих выплат. Для сравнения: вице-адмирал в должности старшего флагмана на Балтийском или Черном море получал 7734 руб. в год (жалованье, столовые и квартирные), а в плавании – еще по 798–984 руб. в месяц. Учитывая, что в плавании корабли находились, как правило, по 4–5 месяцев в году, «рядовой» адмирал получал в год 10–12 тыс. руб.

Жалованье и столовые облагались вычетом в размере 1 % «на госпиталь» и 1,5 % на медикаменты, а 6 % доходов вычитали в пенсионный «эмеритальный» капитал, так что общая сумма вычетов составляла 8,5 %. Казенная пенсия была крайне невелика, она составляла от 15 до 30 % выплат, получаемых офицером, служащим на берегу на Балтийском или Черном море. Для тех, кто служил в отдаленных местностях или много плавал, пенсия составляла еще меньший процент доходов, получаемых на службе. Чтобы обеспечить своим служащим большую пенсию, в военном и морском ведомствах были учреждены «эмеритальные кассы», представлявшие собой систему накопительной пенсии. Дополнительным плюсом такой пенсии было то, что офицер, попавший под суд и уволенный «без мундира и пенсии», либо прослуживший недостаточный срок для получения казенной пенсии, сохранял право на эмеритальную пенсию.

Кроме регулярных вычетов, при любом увеличении жалованья, столовых или квартирных, при производстве в следующий чин или назначении на новую должность удерживалась сумма прибавки за первые три месяца службы, а при награждении орденами взыскивался особый сбор. Правда, сборы при награждении много лет не увеличивались, поэтому к началу ХХ в. они были сравнительно невелики: от 15 руб. за орден Св. Станислава 3-й степени до 500 руб. за орден Андрея Первозванного. При награждении орденом Св. Георгия любой степени, георгиевским оружием, орденом Св. Владимира 4-й степени за выслугу лет сбор не взимался. Если офицер находился под арестом, у него вычиталась половина жалованья, столовые не выплачивались вовсе.

Таблица 1 дает представление о денежном содержании офицеров флота перед Первой мировой войной. Суммы указаны с учетом 8,5 % вычетов из офицерского жалованья, отсюда такие некруглые цифры.

Надо учитывать, что сумму, рассчитанную по мирному времени в плавании, офицеры в действительности никогда не получали, так как практически не было случаев, чтобы корабль находился в плавании круглый год. Реальные выплаты находились в интервале между теоретическим максимумом (в плавании) и минимумом – на берегу. Кроме того, холостым офицерам, находившимся в плавании, не полагались квартирные деньги, но в заграничном плавании жалованье как матросам, так и офицерам выдавалось золотом, что было выгодно военнослужащим, так как с учетом разницы курсов превышало обычное жалованье в полтора раза. В. А. Белли вспоминал, что жалованье «платили нам за границей либо английскими, либо французскими деньгами, в зависимости от того, в какой валютной зоне мы находились. Да и русские кредитные билеты, а тем более золотые монеты, охотно обменивались на местные деньги и по хорошему курсу в любом банке или меняльной конторе».

Таблица 1

Как видно, система выплат была направлена на стимулирование желания плавать на кораблях вне территориальных вод России. С одной стороны, это нужно оценить положительно, ведь по распространенному мнению, настоящие моряки вырабатываются в дальних плаваниях. С другой стороны, назначение на корабли, идущие в заграничное плавание, было привилегией, и начальство могло по своему усмотрению поощрить того или иного офицера, отправив его в дальнее плавание.

Таблица 2 иллюстрирует оклады офицеров и чиновников, занимавших должности на берегу (без учета 8,5 % вычета):

Таблица 2

Можно сделать заключение, что офицеры центрального аппарата морского ведомства получали несколько больше, чем строевые на берегу, но меньше, чем строевые офицеры в плавании. Например, жалованье начальника отдела ГМШ соответствовало жалованью контр-адмирала, служившего на берегу (если учесть, что квартирные в Санкт-Петербурге были в два раза выше, чем в Ревеле). Штаб-офицер низшего оклада получал даже меньше, чем строевой капитан 1 ранга на берегу, но тут надо учитывать, что, как правило, эта должность замещалась офицерами в чине капитана 2 ранга. В общем, нельзя сказать, что штабные офицеры получали несправедливо высокое жалованье по сравнению с корабельными. Единственным материальным преимуществом офицеров, служивших «под шпицем», было то, что они жили в столице, со всеми ее удобствами и удовольствиями. Кроме того, они имели возможность дополнительно зарабатывать преподаванием в школах нижних чинов-специалистов, что приносило неплохой доход. Корабельным офицерам были доступны заграничные плавания, очень ценившиеся одними за повышенные оклады, а другими – за возможность посмотреть мир.

Расходы офицеров оценить довольно сложно. Им полагалось шить обмундирование и питаться за свой счет, в том числе и на корабле. Для организации питания в кают-компании существовал определенный вычет из жалованья, например, в 1906 г. около 30 руб. в месяц. В 1912 г. в Кронштадте холостой офицер мог снять комнату за 25 руб., тратить на питание 55–60 руб. (в том числе один завтрак в столовой Минного офицерского класса стоил 50 коп.), на стирку белья 5–10 руб. в месяц. Учитывая покупательную способность тогдашнего рубля, расходы на питание в 55–60 руб. в месяц, очевидно, позволяли офицеру питаться просто роскошно.

Правда, в мемуарах и публицистике встречаются сетования на тяжелое материальное положение русского офицерства. Вот что пишет А. А. Игнатьев о жизни офицеров 1-й гренадерской дивизии в 1898 г. «Компания рассказывала мне до рассвета про житье-бытье московского гарнизона, о том, как было трудно, особенно женатым, прожить на офицерское жалованье, в девяносто рублей в месяц подпоручику и в сто двадцать – капитану. Да к тому же из этих денег шли вычеты на букеты великой княгине и обязательные обеды, а мундир с дорогим гренадерским шитьем обходился не менее ста рублей. Комнату дешевле чем за двадцать рублей в месяц в Москве найти трудно. Вот холостые и спят в собрании, на письменных столах, там в глубине: диванов-то, кроме одного для дежурного, у нас и нет. Мне тем тяжелее было слушать все эти откровения, что жизнь офицеров первых гвардейских полков не имела с этим ничего общего». Следует отметить, что под указанными А. А. Игнатьевым размерами жалованья поручика и капитана он понимал все денежные выплаты, получаемые офицерами (жалованье, столовые и квартирные). Действительно, штабс-капитан (командир армейской роты) в Москве получал в месяц около 120 руб., а подпоручик – 75–85 руб. (с учетом денег за караулы, суточных за лагерные сборы и т. д. – до 90 руб.). Что касается цен на комнаты в Москве, то обер-офицеру как раз и причиталось 250 руб. квартирных в год, то есть около 21 руб. в месяц, что позволяло снимать одну комнату, которая ему и полагалась по правилам. Было принято, что площадь этой комнаты, вместе с внутренним коридором составит 7,5 квадратных саженей (34 квадратных метра). Как правило, такую комнату делили дощатой перегородкой или ширмой на «спальню» и «кабинет». Офицерам в более солидных чинах полагались многокомнатные квартиры. Например, штаб-офицеру полагались три комнаты для себя (119 квадратных метров), а также комната для прислуги и кухни; полковому командиру – пять комнат для семьи (192 квадратных метра), комната для прислуги и отдельная кухня; а полному генералу – девять «барских» комнат (366 квадратных метров) и еще две для слуг и приготовления пищи. Фактически квартирные выплаты отставали от роста арендной платы за жилье, особенно в крупных городах, но нормы жилой площади были велики и даже если офицер не мог снять квартиру, полагавшуюся ему по нормативам, то все равно ему была обеспечена возможность обзавестись приличным жильем. Служебных квартир было немного, но они были роскошными, так как в большинстве своем располагались в зданиях правительственных учреждений, построенных еще в первой половине XIX в. Так, служебная квартира морского министра занимала весь второй этаж бокового фасада здания Главного Адмиралтейства (всего 23 комнаты и 8 «людских покоев», не считая дополнительных помещений).

Стандарты потребления гвардейского офицерства были недоступны даже многим выходцам из богатых семейств. Один из них рассуждал в 1911 г. так: «Одно дело быть холостым кавалергардом.

Для этого не нужно было иметь особых средств, ибо кавалергардцы вели себя скромно (без показного шика). Другое дело быть женатому, семейному кавалергарду. Холостой мог бы жить у какой-нибудь тетушки или же на холостяцкой квартире. Он мог довольствоваться одним лакеем или денщиком. Женатый же должен был иметь не угол, а приличную хорошую квартиру в столице и иметь такие средства, чтобы не отставать от требований общепринятого в полковой среде светского образа жизни, да еще в добавок в условиях столицы».

Жалобы на сложное материальное положение военнослужащих русской армии и флота начала ХХ в. были вызваны, по нашему мнению, не тем, что русские офицеры получали маленькое жалованье, а тем, что их стандарты потребления были весьма высокими. А. А. Игнатьев в своих знаменитых воспоминаниях передает удивление русского гвардейского офицера бытом его заграничных коллег. Рассказывая о своей первой поездке во Францию в 1906 г., он писал: «К вечеру я очутился в небольшой квартире моего чичероне (капитана кавалерии Фелина. – К. Н.) В изящно убранном и блиставшем чистотой крохотном салоне Фелин представил меня своей жене, красавице-блондинке в воздушном белом платье. На маленьком столике был сервирован чай, торт, печенье, сандвичи. Как мне ни хотелось есть, воспитание не позволило наброситься на эти яства. Хозяйка, видимо, заметив мое смущение, попросила не церемониться.

– У нас прислуги нет! Все, что вы видите, я ведь сама приготовила!

Так вот каковы француженки! Как они не похожи на наших полковых дам. Умеют и кастрюлю, и метлу в руках держать, умеют и предстать перед мужем и гостем во всем обаянии женской красоты. Быт офицера устроен иначе. Денщик Фелина детей в колясочке не возит и обязан только ухаживать за конем и чистить сапоги офицера; но он их только чистит, а не снимает и в морду не получает. После русской армии все это казалось странным, даже непонятным». Действительно, в начале ХХ в. представить себе семью русского офицера без кухарки совершенно невозможно, а более-менее благополучной могла считать себя семья с детьми, нанимающая кухарку, горничную и няню, не считая казенного денщика главы семейства.

А вот другой пример: «Назавтра мой “billet de logement” (направление на постой. – К. Н.) привел меня в небольшой потемневший от времени каменный домишко пехотного капитана в отставке. Одетый по случаю появления войск в опрятный пиджак с тоненькой красной ленточкой Почетного легиона в петлице, мой хозяин начал прием с показа мне своих владений, состоявших из обширного фруктового сада и крохотного, но идеально возделанного огорода, без единого сорняка, без единой ямки. Он снимает ежегодно два – три урожая разных овощей, их ему с женой хватает на целый год. Ценные груши «дюшес» он посылает на продажу в Нанси, и это вместе с пенсией составляет его скромный годовой бюджет. Рабочего с лошадью ему приходится нанимать только на два дня весной для пропашки. Корову он доит сам. История этого капитана проста. Четверть века назад, выслуживши чин унтер-офицера, он окончил офицерскую школу Сен-Максанс, что ставило его ниже офицеров, окончивших Сен-Сирскую школу, куда попадали сыновья богатых родителей. Это же явилось причиной его медленного продвижения по службе, и, прокомандовав ротой свыше десяти лет, он достиг предельного возраста. Вернувшись в родную деревню, он вполне освоился со своим положением, почитывает, как всякий интеллигент, местную газету радикал-социалистов, а по воскресеньям – журнал “Меркюр де Франс” в лиловой обложке; на следующий год он рассчитывает стать мэром, а под старость дней – даже “conseiller général” (член департаментского совета, выборщик в многочисленных выборах), и как бы ни была мелочна и лишена интереса жизнь этого скромного человека, а все же по сравнению с бытом и с притязаниями русских офицеров она тогда мне представлялась симпатичной. Человек с капитанскими галунами не стыдится своего скромного происхождения, любит свое родное гнездо, своих односельчан, не гнушается черной работы, не опускается на дно, умеет жить на скромные средства не только без долгов, но даже со сбережениями на старость дней».

Сравнение этих отрывков воспоминаний прекрасно иллюстрирует разницу в запросах офицерства в России и во Франции. В России и в ряде других стран Европы, например, в Германии, Швеции или Великобритании, где в начале ХХ в. сохранялись значительные пережитки феодальных порядков и были живы аристократические традиции, производительный труд для офицера был чем-то недопустимым, а необходимость прибегнуть к нему в отставке воспринималась как жизненная катастрофа. Не случайно появление в трилогии А. Н. Толстого «Хождение по мукам» образа подполковника Тетькина, занявшегося в начале 1918 г. варкой гуталина и «записавшегося» на бирже труда безработным, – символ «разофицеривания».

В то же время офицер должен был, как выражаются некоторые историки, заниматься «демонстративным потреблением», о чем свидетельствует, например, описание А. А. Игнатьевым жизни офицеров гренадерского корпуса и, в частности, гвардии. В то же время во Франции, где к началу ХХ в. установилось образцовое буржуазное общество, с офицера было снято бремя «демонстративного потребления» и общественное мнение, наоборот, требовало от него демонстрации «республиканской скромности» своего быта.

Словом, в сравнении с основной массой населения России, уровень жизни офицеров армии и флота был весьма высоким. Например, народные учителя начальных школ Санкт-Петербургского учебного округа получали в 1911 г. (в среднем!) от 301 до 433 руб. в год, разумеется, без казенного обмундирования, питания и квартиры. Для учителей 1000 руб. в год, полагавшиеся низшей категории военно-морских чиновников, были недостижимым богатством.

С началом Первой мировой войны для морских офицеров была введена 50 % надбавка к жалованью и столовым. При этом части флота, базировавшиеся в Финляндии, получали все выплаты в иностранной валюте, то есть выигрывали на курсе еще 50 % полученной суммы.

Надо иметь в виду, что в столбцах, относящихся к Финляндии, не учитываются квартирные деньги, ибо в Финляндском военном округе квартиры русским военнослужащим по традиции отводились натурой, за счет местных средств. Данные о том, как выросли оклады после начала войны, приведены в таблице 3. Суммы указаны в рублях.

Таблица 3

Жалованье нижних чинов флота в дореволюционное время значительно отличалось от офицерского. Самый высокооплачиваемый из специалистов-унтер-офицеров, авиационный старшина, получал в год 360 руб., а мичман даже на берегу, без надбавок военного времени – 891 руб. в год.

Вычеты из жалованья нижних чинов были меньше, чем из офицерского. Так, из жалованья рядовых вычитался 1 % на медикаменты, а из жалованья унтер-офицеров – 2 % «на медикаменты и госпиталь». На берегу матросы получали основное жалованье. В отдаленных местностях (во Владивостоке и в Баку) нижние чины получали усиленное жалованье (в 1,5 раза больше основного), в ближнем плавании (Балтийское и Черное моря) выплачивалось жалованье в 2,4 раза больше основного, на Дальнем Востоке и Каспии – в 3,6 раза больше, а в дальнем плавании (вне прилегающих к России морей) – в 4,8 раза больше основного. Следует учитывать, что при нахождении в плавании высчитывался каждый день и мат росы получали повышенное жалованье только за время, фактически проведенное в плавании – здесь действовал тот же принцип, что и при вычислении морского довольствия для офицеров. В заграничном плавании жалованье матросам, также как и офицерам, выдавалось золотом, что было выгодно военнослужащим – с учетом разницы курсов сумма денег в золоте была в 1,5 раза больше по покупательной способности, чем та же сумма бумажными деньгами.

Конкретное представление о выплатах нижним чинам срочной службы дает таблица 4, в которой для сравнения приведены также суммы жалованья в дальнем плавании и оклады сухопутных солдат. Практически не было случаев, чтобы круглый год матрос пробыл в дальнем заграничном плавании, реальный оклад матроса колебался от основного жалованья до жалованья в дальнем плавании. Жалованье авиационных старшин в дальнем плавании не указано, в силу того что авианесущие корабли в дореволюционное время ни одного дальнего плавания в заграничных водах не совершили.

Таблица 4

Разрыв в оплате самих нижних чинов был значительно большим, чем разрыв между жалованьем мичмана и адмирала. Молодому матросу полагалось 9 руб. в год, а авиационному старшине – 360 руб. С другой стороны, по сравнению с жалованьем в сухопутной армии матросы получали гораздо больше. Если рядовой армейской пехоты получал в год крошечную сумму в 6 руб., то только что призванному молодому матросу полагалось уже 9 руб. Максимальный оклад в сухопутной армии составлял 78 руб. в год (фельдфебели и вахмистры гвардии срочной службы), тогда как на флоте он доходил до 360 руб., не считая повышенных окладов в плавании и дополнительных выплат сверхсрочнослужащим. Жалованье выдавалось раз в два месяца за прошедший срок.

В отличие от офицеров, матросы получали питание и обмундирование натурой. О стоимости вещей и продуктов, которые выдавались натурой, в сравнении с армейской пехотой, дает представление таблица 5.

По сравнению с солдатами сухопутной армии, нижние чины флота, особенно те из них, кто овладел той или иной специальностью, получали весьма солидное жалованье. Сверхсрочнослужащие получали дополнительные выплаты. Однако по сравнению с зарплатой квалифицированных рабочих, жалованье матросов-специалистов

Таблица 5

было не столь уж высоким. Учитывая сложные условия службы на корабле, отрицательное отношение матросов срочной службы к сверхсрочникам и непроходимый социальный барьер между сверхсрочниками и офицерами, охотников оставаться на сверхсрочную службу было не так много. К 1 января 1917 г. в русском флоте числилось всего 3604 сверхсрочнослужащих унтер-офицера и 2211 кондукторов при общей численности матросов в 135 004 человека, не считая 20 000 ратников морского ополчения. Сверхсрочнослужащих и кондукторов в русском флоте насчитывалось всего около 4 % личного состава, почти в два раза меньше, чем офицеров.

Во время Первой мировой войны по карману военнослужащих больно ударила инфляция. По официальным данным, к 1 мая 1917 г. рубль обесценился до 27 коп. в довоенных ценах. При этом жалованье и другие выплаты военнослужащим долгое время не увеличивались. Борьба рабочих за увеличение зарплаты и улучшение условий труда не могла не послужить примером матросам.

Видимо, этим повышением жалованья наиболее квалифицированная часть матросов осталась недовольна. Вот что об этом писал капитан 2 ранга Г. К. Граф: «Так, с соответствующими угрозами Временному правительству было предъявлено требование об увеличении жалования. Этот вопрос стал оживленно обсуждаться во всех советах, на кораблях и в береговых командах. Никогда, кажется, прения не были так бесконечны и жарки, как при обсуждении этого вопроса. Никакие доказательства, что государство не в состоянии платить такие огромные оклады, не принимались в расчет. Даже самые умеренные матросы, когда заходила речь о деньгах, прямо теряли голову, и ничто их не могло убедить. Матросы высказывали удивление, и им очень не нравилось, что офицеры считают для себя недопустимым тоже требовать увеличения жалования. По их понятию, это было в порядке вещей и так естественно, что поведение офицеров им казалось подозрительным: вот, мол, ничего не хотят принимать от революции». Действительно, жалованье офицеров после Февральской революции не пересматривалось и в результате инфляции сократилось в 3,7 раза по сравнению с довоенным временем, однако следует учитывать, что денежное довольствие морского офицера сильно зависело от того, находится он в плавании или нет, а также то, что морские офицеры, находясь в плавании, получали существенно большее жалованье, чем в армии.

Вопрос об увеличении жалованья матросам начал рассматриваться в мае 1917 г. специально созданной Комиссией для выработки положений, касающихся военно-морского быта. Председателем этого органа был октябрист Н. В. Савич до тех пор, пока военным и морским министром был А. И. Гучков. Когда пост министра занял А. Ф. Керенский, Н. В. Савича сменил В. И. Лебедев, который был совершенно случайным человеком в морском ведомстве. В заметке в журнале «Еженедельник Морского сборника» В. И. Лебедев был охарактеризован как «один из близких знакомых ему (Керенскому. – К. Н.) лиц… эмигрант, революционный политический деятель, участник японской войны и лейтенант французской службы».

Комиссия В. И. Лебедева рассмотрела несколько проектов повышения матросского жалованья. Один из них предусматривал механическое увеличение выплат при сохранении прежней их структуры (см. табл. 6).

Приказ 6 июня 1917 г. о новых окладах матросам (введенных задним числом с 1 мая 1917 г.) предусматривал серьезные изменения порядка начисления им денежных выплат. Теперь матросское жалованье определялось помесячно, а не погодно. Оно должно было состоять из четырех частей: берегового жалованья, добавочного содержания за исполнение специальных обязанностей, морского довольствия и особых выплат. Береговое жалованье зависело от строевого звания, добавочное содержание – от специальности и квалификации, морское довольствие было для всех одинаковым

Таблица 6

(«т. к. «в плавании все одинаково подвержены трудностям и опасностям морской жизни», – говорилось в разъяснениях к приказу). Командам кораблей, находившихся в резерве или «на паровом отоплении» полагалось выплачивать морское довольствие в половинном размере (см. табл. 7). Дополнительные выплаты полагались водолазам за спуски под воду, летчикам за полеты, за плавание в Белом море и Северном Ледовитом океане, за службу в Архангельске и на северных побережьях, за обучение новобранцев и т. д. Кроме того, в окончательном варианте приказа фигурирует более полный список специальностей, которые распределены по группам оплаты не так, как это было до революции или в первоначальном проекте.

Таблица 7

В результате инфляции и повышения выплат в 1917 г. происходит выравнивание окладов. До 1 мая 1917 г. соотношение оклада молодого матроса и авиационного старшины составляло 1:40 (9 и 360 руб. в год соответственно), а с этого времени соотношение составило 1:5 (90 и 450 руб. в год соответственно). Если учесть обесценивание денег, то окажется, что оклад авиационных старшин даже после майского повышения составлял всего около 162 руб. в довоенных ценах, тогда как оклад молодого матроса значительно увеличился, превысив 16 руб. в довоенных ценах. В результате оклады молодых матросов по сравнению с довоенным временем выросли в 1,8 раза, оклады рядовых специалистов – в 4,7–5,6 раза. В то же время фактические выплаты старшинам сократились в 1,4–1,5 раза, а авиационным старшинам – даже в 2,2 раза.

Следует помнить, что о сокращении жалованья отдельным категориям матросов можно говорить только в сравнении с 1914 г., в начале 1917 г. моряки получали довоенное жалованье, покупательная способность которого была снижена инфляцией, так что все моряки получили с 1 мая 1917 г. весомую прибавку к тому жалованью, которое они получали еще в апреле.

Приказ о повышении жалованья от 6 июня 1917 г. имел и оборотную сторону. Он отменял «существовавшие ранее виды довольствия, как-то: жалованье, морское довольствие для внутреннего и заграничного плавания, добавочное содержание за специальные звания и действительное исполнение обязанностей, за окончание курса машинистов самостоятельного управления, за непитое вино, табак и проч.» Существенной, конечно, была отмена повышенного жалованья за заграничное плавание. Правда, в военное время в заграничном плавании находились лишь несколько кораблей.

Введение новых окладов Временное правительство попыталось использовать в пропагандистских целях. В приказе от 6 июня говорилось: «Обращаю внимание всех чинов флота, что новые оклады содержания вызывают дополнительные расходы народной казны сверх прежних ассигнований в три миллиона рублей ежемесячно, и несмотря на исключительно тяжелое состояние таковой, приняты полностью Временным Правительством в том виде, как это было выработано вышеназванной комиссией».

Не довольствуясь казенным жалованьем, матросы пытались изыскать дополнительные источники доходов. Вспомнили о таком старинном обычае, как выплата призовых денег команде корабля, захватившего приз, то есть вражеское торговое судно с грузом. В июне 1917 г. по инициативе командующего Балтийским флотом, весьма популярного среди матросов, адмирала А. С. Максимова возникла переписка о восстановлении призового вознаграждения для команд подводных лодок и надводных кораблей за потопление или захват вражеских судов. Образцом для А. С. Максимова послужило наличие такого вознаграждения в английском флоте, подводные лодки которого действовали в Балтийском море. Кстати, зависть у русских моряков вызывали не только призовые премии, но и выдача рома на английских подводных лодках, тогда как в России с 1914 г. действовал «сухой закон». В прессе того времени появлялась информация о денежном вознаграждении экипажей германских подводных лодок за захват или потопление торговых судов.

Вопрос о призовом вознаграждении обострился после того, как на Черном море вспомогательный крейсер «Король Карл» захватил судно с грузом в 800 пудов табака, причем офицеры корабля пообещали команде вознаграждение, впоследствии не выданное. Дисциплина ослабела, команда требовала табака. 3 июля 1917 г. состоялось заседание межведомственного совещания для обсуждения вопроса о призовом вознаграждении. Председателем этого совещания был член Адмиралтейств-совета бывший командующий Черноморским флотом адмирал А. А. Эбергард. Во время заседания большинство участников совещания сослалось на то, что еще в 1909 г. работала специальная комиссия, пришедшая к выводу о необходимости отменить призовое вознаграждение, поскольку, исходя из Гаагской конвенции, был разрешен захват только военных грузов и продовольствия, призовое вознаграждение считалось пережитком каперства, в сухопутных войсках ничего подобного не было, а такие авторитеты, как адмиралы Н. О. фон Эссен и С. О. Макаров выступали против такого вознаграждения. Здесь шла речь об 11-й Гаагской конвенции 1907 г. «О некоторых ограничениях в пользовании правом захвата в морской войне».

На всякий случай комиссия решила начать сбор сведений о положении по части призового вознаграждения в иностранных флотах. Морской агент в Японии А. Н. Воскресенский сообщил, что в японском флоте призового вознаграждения нет, а моряки могут награждаться орденами за захват и потопление вражеских транспортов. Во флоте США призовое вознаграждение было отменено еще в 1899 г. В итальянском флоте призового вознаграждения также не было, но команда могла получить премию от морского министра, которая, правда, «в течение настоящей войны пока не выдавалась». Только в Англии оно продолжало существовать, но вызывало большое недовольство среди матросов системой распределения призовых денег: они распределялись в соответствии с традицией, по которой, например, адмирал получал примерно в 1500 раз большую сумму, чем рядовой матрос. Поэтому там обсуждался вопрос о том, чтобы сделать распределение премии строго пропорциональным жалованью. В этом случае адмирал получал бы в 100 раз больше матроса.

После выяснения положения с призовым вознаграждением в иностранных государствах стало ясно, что такие выплаты давно ушли в прошлое и их восстановление было бы явным шагом назад. Правда, надо отметить, что и в случае возрождения подобных выплат их могли бы получить лишь единицы из матросов русского флота, так как с захватом неприятельских судов во второй половине 1917 г. дело обстояло явно неблагополучно.

Попытки улучшить материальное положение офицеров начали предпринимать еще в 1915 г., когда выпускники военных училищ и школ прапорщиков при выпуске стали получать дополнительно по 100 руб. к тем 300 руб. на обмундирование, которые полагались им до войны. В 1917 г. пособие на обмундирование для произведенных в офицеры было повышено до 550 руб., а 5 октября 1917 г. Адмиралтейств-совет установил доплату в 250 руб., то есть сумма пособия для последних выпусков флотских офицеров составила 800 руб. С учетом инфляции эти 800 руб. стоили около 200 довоенных рублей и не достигали размеров предвоенного пособия, правда и флотская форма после изменений, внесенных в нее Временным правительством, стала значительно скромнее.

* * *

В первые месяцы после Октябрьской революции положение с жалованьем официально не менялось, но при переходе к выборности командного состава должность того или иного офицера теоретически могла значительно измениться, а вместе с ней менялись столовые и морское довольствие. Инфляция продолжала сокращать фактический размер жалованья. С 1 мая 1917 г. до конца года деньги обесценились в два раза. О темпах инфляции дают представление цифры, приведенные в таблице 8 (цены указаны в рублях, утверждены Междуведомственной хозяйственной комиссией по рассмотрению ходатайств о пересмотре контрактов, заключенных для нужд обороны не позднее 12 июня 1918 г.).

Таблица 8

*Исходя из того, что при введении «регулятора дороговизны» считалось, что к июлю 1917 г. цены поднялись по сравнению с довоенными в 4 раза.

30 ноября (13 декабря) 1917 г. был принят Декрет СНК о временном увеличении окладов содержания вольнонаемных служащих на судах, принадлежащих Морскому и Военному ведомствам. Он касался только личного состава судов, «привлеченных этими ведомствами для службы на время войны на Балтийском море», и предполагал увеличение жалованья с 1 июня 1918 г. Однако ведомость с указанием конкретных сумм не была найдена ни публикаторами декрета, ни нами.

19 декабря 1917 г. Верховная морская коллегия упразднила выдачу денежных наград. Сделано это было по этическим соображениям, поскольку выдача наград деньгами считалась тогда унизительной для сознательного революционера. В конце 1917 г. в матросской среде бытовало мнение, что любые поощрения должны быть сведены к словесной похвале и не иметь никакого материального воплощения. Впрочем, это настроение или увлечение прошло довольно быстро, и в дальнейшем моральное и материальное поощрение дополняли друг друга.

Многочисленные выборные органы, появившиеся на флоте к этому времени, не замедлили забить тревогу относительно резко сократившегося реального размера жалованья. В декабре 1917 г. состоялся съезд союза инженеров и техников Морской строительной части, который предложил ввести новые оклады содержания. Они были определены не на съезде, а позднее, в соответствии с рекомендациями, выработанными «Советом штатных и состоящих на правительственной службе лиц портов и учреждений Морского Ведомства». В январе 1918 г. вместе с новыми штатами Архива Морского министерства новые оклады служащим предложил начальник архива А. И. Лебедев. Его предложения хорошо вписываются в проект, предложенный «Советом штатных и состоящих на правительственной службе лиц портов и учреждений Морского Ведомства», так что, надо полагать, А. И. Лебедев отталкивался именно от этого документа.

Начавшаяся демобилизация флота требовала определенных расходов. Демобилизованным в 1917–1918 гг. выдавали по 1,5 месячных оклада, но аппетиты демобилизуемых простирались дальше. 30 декабря 1917 г. матросы призыва 1908–1910 гг. потребовали уволить их не позднее 15 февраля 1918 г., снабдить оружием (винтовки и револьверы) и обмундированием по сроку 1918 г. (то есть на год вперед). Центробалт, «будучи не в силах удержать желающих уйти со службы (подчеркнуто в документе. – К. Н.)» матросов призыва 1908–1910 гг., постановил приступить к демобилизации призыва 1908 г. с 1 февраля 1918 г., а 1910 г. – с 1 марта 1918 г. «ЦК БФ видит единственную надежду спасти боеспособность флота в переводе на вольный найм». Действительно, еще 7 декабря 1917 г. было введено положение о добровольном укомплектовании флота, в котором одновременно говорилось и о возможности призыва, вероятно, в военное время. Очевидно, что говорить об укомплектовании флота добровольцами можно было только при условии серьезного увеличения окладов.

Согласно декрету СНК, с 1 (14) февраля 1918 г. система оплаты в вооруженных силах радикально изменялась. В постановлении имелась ссылка на декрет от 30 ноября (13 декабря) 1917 г., и говорилось, что введенные ранее оклады содержания были разработаны съездом делегатов штатных служащих и лиц, состоящих на правительственной службе портов и учреждений морского ведомства, но в самом декрете говорится лишь о вольнонаемных, а не о военнослужащих.

Деление на жалование, столовые и квартирные упразднялось. Была введена особая прибавка к окладу, называвшаяся «регулятор дороговизны». При ее назначении исходили из того, что к 1 июля 1917 г. цены поднялись на 400 % по сравнению с довоенным временем. Изменять его предполагалось только в случае изменения цен на 100 %. Устанавливалось, что вместо выплаты квартирных всем служащим будет предоставлена квартира или комната без вычета из оклада. Разъездные и представительские предполагалось оплачивать в размере действительных расходов.

Приказом по флоту и морскому ведомству 31 января 1918 г. были объявлены новые оклады содержания согласно декрету СНК. При этом устанавливались оклады некомандного состава от 160 до 360 руб. в месяц, командного – от 360 до 955 руб. в месяц, плюс «регулятор дороговизны» в 160 руб. для всех категорий. Центральные комитеты морей получили право определять самостоятельно оклады для лиц, не перечисленных в распоряжениях ВМК. Тогда же были определены оклады служащим учреждений и портов Морского комиссариата по 32 категориям: от 300 р. в месяц (включая «регулятор дороговизны») до 1117 р. 33 коп. в месяц. В общем, оклады строевых моряков и сотрудников аппарата были примерно одинаковы, но структура оклада была разной. Если у строевых моряков изменялся только собственно оклад, а «регулятор дороговизны» оставался неизменным, то у служащих плавно повышались и оклад, и «регулятор». Возможно, это связано с декретом СНК о прекращении выдачи жалованья военным и торговым морякам, портовым рабочим и служащим в иностранной валюте. Они продолжали получать в валюте только «регулятор дороговизны», а основное жалованье – в русских деньгах. Таким образом, фактический размер выплат морякам, находящимся в Финляндии, сократился за счет ликвидации курсовой разницы, причем в наименьшей степени пострадали юнги, у которых «регулятор дороговизны» был равен окладу, а больше всего пострадали высокооплачиваемые категории, у которых «регулятор» составлял 28–30 % оклада. Так как Балтийский флот в январе 1918 г. все еще базировался в основном в Гельсингфорсе, установление одинакового для всех категорий небольшого «регулятора дороговизны» приводило к сокращению валютных расходов. Возможно, именно этим соображением и объясняется разная структура денежных выплат у строевых моряков и служащих.

Тем же приказом от 31 января 1918 г. было установлено, что жалованье должно выплачиваться 1-го числа каждого месяца за предыдущий месяц. В приказе оговаривались два исключения, связанные с празднованием Рождества и Пасхи. За декабрь жалованье выдавалось 20 числа (из-за наступающего Рождества), и если Пасха приходится на вторую половину месяца, то жалованье выплачивалось за неделю до праздника. (Если же Пасха приходится на первую половину месяца, то жалованье выдавалось 1-го числа, как обычно.

Крайне интересно проанализировать тенденции, которые выявляются при сравнении окладов, введенных с 1 (14) февраля 1918 г., с довоенными. Больше всего выиграли матросы. По сравнению с довоенными, их оклады (в реальном исчислении) существенно возросли, причем чем ниже было служебное положение матроса, тем больше он выигрывал. Молодой матрос, получавший до войны 9 руб. в год, стал получать с февраля 1918 г. 340 руб. в месяц, что соответствовало (с учетом 800 % инфляции) 510 довоенным руб. в год. Его оклад вырос почти в 57 раз! При этом оклад молодого матроса стал существенно превышать размер зарплаты неквалифицированного рабочего, составляя (в довоенных ценах) 42,5 руб. в месяц. Оклад самой высокооплачиваемой категории матросов – старшин-мотористов авиации вырос с 360 руб. в год (до войны) до 480 руб. в месяц, что соответствовало 690 руб. в год в довоенных ценах (рост в 1,9 раза). При сохранении таких окладов действительно можно было решить вопрос о переводе флота на вольный найм, так как молодой матрос из рабочих, поступив на флот, серьезно выигрывал в материальном плане. Кстати, вопрос о переходе к комплектованию флота добровольцами (правда, уже после окончания войны) ставился летом 1917 г. некоторыми морскими генштабистами, в частности, капитаном 2 ранга М. В. Казимировым.

Оклады офицеров изменились не так однозначно. Если для вахтенных офицеров (мичманы и прапорщики) новые оклады немного превышали довоенное жалованье при службе на берегу, особенно если учесть, что квартиру теперь должны были предоставлять «натурой», а не выдавать за нее деньги (около 700 руб. без квартирных в год до войны и 735–885 руб. в год в пересчете на довоенные цены с февраля 1918 г.). Жалованье специалистов и вахтенных начальников осталось примерно одинаковым, а денежное содержание штаб-офицеров и адмиралов значительно сократилось. Например, начальники центральных управлений получали до революции в год около 9300 руб. (10 тыс. руб. полного оклада, которые состояли из 4000 жалованья, 4000 столовых и 2000 квартирных, причем жалованье и столовые облагались вычетом в 8,5 %). Теперь же им полагалось 1117 руб. 33 коп. в месяц, что при пересчете в цены 1914 г. соответствует 1676 руб. в год. Даже если учесть, что квартира теперь предоставлялась натурой, оклад понизился в 4,3 раза. Плавающие флагманы потеряли в оплате еще больше, их жалованье сократилось примерно в 10 раз.

Нельзя пройти мимо того обстоятельства, что сравнивать оклады 1918 г. с довоенными ценами напрямую нельзя, ведь к концу 1917 г. офицеры получали жалованье, значительно уменьшенное инфляцией. Так, с учетом всех надбавок военного времени, включая надбавку за плавание, вахтенный офицер (мичман) получал в конце 1917 г. (в пересчете на цены 1914 г.) всего 300–420 руб., вахтенный начальник (лейтенант) – 385–520 руб., специалист 1-го разряда (старший лейтенант) – 440–600 руб., а старший флагман (вице-адмирал) – 2570–3530 руб. После перехода к новой системе оплаты в феврале 1918 г. реальное жалованье мичманов увеличилось в 2–3 раза, старших лейтенантов в 1,5–2 раза, а вице-адмиралов – сократилось в 1,5–2 раза.

Новые оклады оценивались современниками как «огромные», что вполне подтверждает наши расчеты. Вот что писал об этом Г. К. Граф: «Так называемый “рабоче-крестьянский” флот должен быть вольнонаемным, то есть офицеры и матросы будут служить по контракту, причем получать огромные оклады жалования. По-видимому, большевистские мудрецы, составлявшие проект, взяли за основу организацию английского флота до войны и, несколько видоизменив, перенесли ее на отечественную почву. В результате, содержание, хотя бы и сильно урезанного флота, обойдется государству в колоссальные суммы, которые оно никогда не будет в состоянии выплатить. Ведь и теперь оно уже сплошь и рядом задерживает выдачи жалования и денег на кормление (очевидно, имеется в виду “регулятор дороговизны”. – К. Н.)». Характерно, что, говоря об окладах, Г. К. Граф, который не упускал случая попрекнуть чем-либо Советскую власть, не высказывает недовольства уровнем доходов офицерского состава. Очевидно, если бы новая система ущемляла офицеров, он, как убежденный противник большевиков, не преминул бы это подчеркнуть.

Причиной задержки жалованья было не только его повышение, но и сокращение сметы Морского комиссариата. По свидетельству Ф. Ф. Раскольникова, ему и П. Е. Дыбенко поручили сократить смету морского ведомства, причем сами руководители ведомства «считали, что бюджет раздут». В результате якобы «сокращение дало экономию в десятки миллионов рублей».

Декрет 29 января 1918 г. «Об организации Рабоче-Крестьянского Красного Флота» оставлял открытым вопрос о снабжении обмундированием. Если относительно матросов можно предполагать сохранение прежнего порядка выдачи им казенной формы, то о порядке снабжения комсостава остается только догадываться. Видимо, в связи с тем, что никаких запасов офицерского обмундирования не существовало, сохранился старый порядок пошива офицерами формы за свой счет. Отсутствие системы снабжения командного состава формой подтверждает в своих воспоминаниях И. С. Исаков. Матросы же, по его словам, могли получить новое казенное обмундирование. То же касается и питания: комсостав продолжал питаться за свой счет. Как то, так и другое обстоятельство, конечно, ухудшало положение бывших офицеров, причем низшие категории комсостава оказывались обеспечены хуже высших категорий матросов. Быт бывших морских офицеров в начале Гражданской войны детально описан в рассказах С. А. Колбасьева и Л. С. Соболева.

Изменение системы оплаты личного состава флота в феврале 1918 г. для подавляющего большинства военнослужащих означало увеличение окладов в реальном исчислении по сравнению с теми, которые они получали раньше. Однако оклады большинства офицеров после повышения остались далеки от довоенного уровня. Разрыв между минимальной и максимальной ставками значительно сокращался. До революции старший флагман на берегу получал в 850 раз больше молодого матроса (с учетом натуральных выдач – в 46 раз), в начале 1918 г. эта разница составила всего лишь 3,3 раза (а если пересчитать натуральные выдачи матросам в денежном выражении, то и того меньше – примерно 2,5 раза).

Такое сближение в оплате разных категорий военнослужащих представляло собой пример реализации идей В. И. Ленина о ликвидации чиновничьих окладов, которые являются сверхвысокими по сравнению с зарплатой квалифицированных рабочих.

В декрете «Об организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии» от 15 января 1918 г. говорилось о введении единой выплаты воинам РККА 50 руб. в месяц сверх того, что они «состоят на полном государственном довольствии». Учитывая коэффициент инфляции и натуральные выдачи (в объеме солдата армейской пехоты периода до Первой мировой войны), доходы красноармейца в ценах 1914 г. должны были составлять примерно 210 руб. в год, в том числе денежные выдачи – 75 руб. Следовательно, оклад красноармейца по декрету от 15 января примерно соответствовал жалованью фельдфебеля срочной службы старой армии, значительно превышая выплаты рядовому солдату, но в то же время был в три раза ниже оклада самой низкооплачиваемой категории красных моряков. Следовательно, личный состав флота оказался в явно привилегированном положении по сравнению с сухопутными военнослужащими. Такая система оплаты действительно позволяла надеяться на приток во флот достаточно квалифицированных рабочих – добровольцев, в то время как уровень оплаты красноармейцев был явно ориентирован на набор добровольцев среди крестьян. Единственным недостатком сетки окладов в начале 1918 г. было то, что в условиях разрухи правительство вряд ли смогло бы выплачивать их в реальности.

30 января 1918 г. было опубликовано «Временное положение о комиссарах Морского комиссариата» за подписями комиссара по морским делам П. Е. Дыбенко и членов Коллегии наркомата Ф. Ф. Раскольникова и С. Е. Сакса. Жалованье комиссаров центральных управлений и их помощников определялось в 450 рублей в месяц. Надо думать, что в эту сумму не входил «регулятор дороговизны». Если предположить обратное, то получится, что оклад комиссаров находился на уровне 9 разряда, то есть старшин не самых сложных специальностей. Следовательно, оклад комиссаров примерно соответствовал окладам старших делопроизводителей центральных управлений морского ведомства и был в 2,5 раза ниже начальников тех управлений, при которых они состояли. Если провести параллель с только что отмененными чинами, то ранг комиссаров центральных управлений примерно соответствовал положению бывших старших лейтенантов. В общем, им было определено довольно скромное жалованье, так что ни о каком привилегированном положении комиссаров в смысле материального обеспечения говорить не приходится.

Декрет «Об организации Рабоче-Крестьянского Красного Флота» в недостаточной степени учитывал особые условия службы: им не предусматривалось никаких надбавок за службу в отдаленных районах, за повышенную квалификацию, за особый риск и т. д. Вскоре начали появляться приказы ВМК, вводившие дополнительные выплаты. Так, 22 марта 1918 г. были утверждены надбавки инструкторам-летчикам Морской школы высшего пилотажа (бывшая Морская школа воздушного боя) – 75 руб. в месяц, а летчикам, успешно окончившим эту школу, – 125 руб. в месяц. За час учебного полета была установлена выплата – 25 руб., за час боевого – 45 руб. Даже с учетом обесценивания рубля, эти выплаты представляются достаточно солидными.

Сравнить выплаты, получаемые военными моряками и гражданскими чиновниками можно, если учесть, что 18 ноября 1917 г. и 2 января 1918 г. правительством обсуждался вопрос о жалованье высокопоставленных должностных лиц. СНК решил ограничить жалованье народных комиссаров 500 руб. в месяц бездетным, «и прибавку в 100 рублей на каждого ребенка». В постановлении 2 января подтверждалась эта норма, но указывалось, что оно «запрещения… платить специалистам больше не содержит». Итак, в соответствии с «Постановлением СНК об изменении окладов содержания штатных служащих и лиц, состоящих на правительственной службе портов и учреждений морского ведомства» (29 января/11 февраля 1918 г.), холостой нарком получал меньше, чем шкиперский, артиллерийский, или машинный содержатели (кондукторы по прежнему званию). Согласно же декрету «Об организации Рабоче-Крестьянского Красного Флота» (29 января/11 февраля 1918 г.), доходы холостого наркома приходились между достатками авиационного старшины-моториста (высшая по оплате категория матросов) и начальником плутонга (мичманом).

26 апреля 1918 г. СНК издал новое постановление о выплате жалованья, согласно которому отменялись деление на жалованье, столовые и квартирные; вычеты на пенсии, в пользу инвалидного капитала, а также сборы при увеличении содержания служащих, при назначении содержания лицам не служившим, либо служившим без жалованья, либо принятым из отставки; право начальников выдавать награды за счет остатков жалованья или остатков от средств на канцелярские расходы; все надбавки военного времени; надбавки за службу в отдаленных местностях; прекращалась выплата пенсий служащим. В общем, большая часть этих мер уже вытекала из январских декретов об установлении новых норм оплаты.

По не вполне понятным причинам 29 апреля СНК принял постановление: «новые оклады служащим во флоте и морском ведомстве отменить». Сетка окладов, введенная с 1 (14) февраля 1918 г., была ликвидирована, а спустя несколько дней, 18 мая 1918 г., ввели новые оклады по категориям служащих в морском ведомстве, выше прежних, только что отмененных. Теперь высшая, 32-я категория, должна была получать 1500 руб. в месяц. Приказ вводил новые оклады задним числом – с 1 февраля 1918 г. О «регуляторе дороговизны» в новом постановлении не упоминалось. Вероятно, он был отменен, так как новые оклады для низших категорий моряков (1–13-й категорий) точно соответствовали старым окладам служащих Морского комиссариата, сложенным с «регулятором дороговизны». Для высших категорий (бывшие чиновники и офицеры) новые оклады были выше прежних. Что касается введенных декретом 29 января 1918 г. особых окладов с единым «регулятором дороговизны» в 160 руб. для строевых моряков, то для 1–6-й категорий новые оклады были несколько ниже старых, а для 7–32-й категорий – выше.

Одновременно были введены новые ставки оплаты вольнонаемных служащих (введены в действие с 1 июля 1918 г.). Сравнение окладов вольнонаемных и военнослужащих показывает, что оклады матросов-специалистов превышали зарплату вольнонаемных, то есть моряки военного флота находились в лучшем положении (см. таблицу 9).

В результате майского изменения окладов формально доходы матросов остались на прежнем уровне, а жалованье офицеров выросло. Реальные доходы военнослужащих, скорее всего, сократились, поскольку инфляция увеличивалась. Важнее многозначительная тенденция, наметившаяся при введении майского оклада. Начал расти разрыв в окладах низко– и высокооплачиваемых категорий моряков. Если оклад самой низшей 1-й категории остался прежним (для служащих) или даже сократился на 13 % (для строевых юнг и учеников), то для 32-й категории он вырос на 34 %. Разрыв между 1-й и 32-й категориями, который составлял в феврале 1918 г. 3,3–3,7 раза (без учета натуральных выдач матросам), теперь увеличился до пятикратного. Это увеличение разрыва, само по себе не столь значительное, на наш взгляд свидетельствовало о переломе в политике строительства вооруженных сил, который наметился в марте – апреле 1918 г. Пик революционного «демократизма» в Красной Армии и Флоте был пройден, началось строительство регулярных вооруженных сил, что неизбежно несло с собой выраженную дифференциацию в оплате высших и низших категорий военнослужащих.

Таблица 9

* Там же. Л. 35.

Новые оклады комиссарам центральных учреждений морского ведомства были утверждены 31 мая 1918 г. Теперь комиссары получали по 650 руб. в месяц, их помощники – по 550 руб. в месяц. По уровню окладов комиссары оказались на одном уровне с младшими делопроизводителями, а их помощники – на уровне младших чиновников. При переводе этих должностей в отмененные чины получится, что комиссар центрального управления Морского комиссариата был поставлен на уровень бывшего лейтенанта, а его помощник – в лучшем случае, на уровень прапорщика. Обращает на себя внимание большой разрыв (примерно в два раза) в жаловании начальников учреждений (1300–1500 руб. в месяц) и их комиссаров. Если вспомнить, что в январе 1918 г. комиссары по окладам примерно соответствовали бывшим старшим лейтенантам, то можно говорить даже о снижении их статуса, выраженного в денежном исчислении. Возможно, это изменение отражало поворот к строительству регулярной армии, так как подчеркивало особую значимость команд ного, а не политического состава.

В первой половине мая 1918 г. были повышены оклады служащих всех гражданских центральных учреждений Советской России.

Наиболее распространенными выплатами сверх оклада в это время были суточные за командировки, составлявшие в 1918 г. от 5 до 11 руб. в сутки. Если учесть, что суточные до Октября колебались от 1 руб. 50 коп. до 15 руб. (в зависимости от чина), то понижение их к 1918 г. стало заметным (в пересчете на деньги 1914 г. суточные в 1918 г. колебались от 50 коп. до 1 руб.).

О материальном обеспечении призываемых на военную службу в начале Гражданской войны дают представление предложения П. Е. Дыбенко на заседании Малого СНК 8 августа 1918 г. На нем обсуждался вопрос о немедленной мобилизации минимум 60 тыс. матросов (призыва 1907–1915 гг.). Одновременно предполагалось не только укомплектовать флот, но и сформировать 24 матросских батальона для сухопутного фронта. Мобилизацию, по мнению П. Е. Дыбенко, следовало провести в 24 часа, назначив два центральных сборных пункта: в Москве и в Царском Селе или Кронштадте. Особенно интересны соображения докладчика о снабжении призванных продовольствием и обмундированием. Местные советы, по предложению П. Е. Дыбенко, должны были снабдить каждого мобилизованного продовольствием на два месяца, из расчета 2 пуда муки и 1 пуд крупы на каждого. Для обеспечения мобилизованных следовало обязать всех военнослужащих сдать излишнее обмундирование с уплатой за него, а всех штатских, имеющих более трех костюмов и трех пар сапог, сдать излишки. Понятно, что подобные предложения могли прозвучать только в ситуации резкого ухудшения снабжения и отсутствия в распоряжении властей запасов обмундирования и продовольствия. Правда, идея П. Е. Дыбенко не была реализована.

Повышение окладов продолжалось в течение всего 1918 и начала 1919 гг. Разрыв между высоко– и низкооплачиваемыми категориями моряков сохранялся на уровне 1:3–1:4. Деньги на деле все больше и больше теряли свое значение, а снабжение военнослужащих постепенно приобретало натуральный характер. 30 декабря 1918 г. были введены новые оклады содержания служащих центральных управлений и портов. Они были выше, чем оклады, утвержденные 1 ноября 1918 г. для плавсостава. Так, оклад старшего флагмана на берегу составлял 2200 руб. в месяц, в плавании – 2400 руб., а начальники главных управлений и командиры Кронштадтского и Петроградского портов должны были получать в месяц по 2700 руб., милиционер же портовой охраны в это время получал 525 руб. Для оценки этой суммы надо учесть, что заготовительная цена на бушлат была установлена в марте 1919 г. в пределах 800–900 руб. Этот же предмет стоил в 1906 г. 7 руб. 59 коп., то есть деньги к этому времени обесценились примерно в 105–120 раз по сравнению с довоенными. С учетом коэффициента инфляции, старший флагман получал в год в ценах 1914 г. 260–290 руб., начальники главных управлений – примерно 320 руб. в год. Таким образом, их зарплата оказалась ниже довоенной в 25–30 раз и равнялась приблизительно довоенному жалованью авиационного старшины, то есть даже не офицера.

По сравнению с рабочими, военные продолжали оставаться в лучшем положении: на 5 сентября 1918 г. средняя цеховая плата рабочим составляла 350 руб. в месяц. К тому же с рабочих взыскивался взнос на страхование безработных: по 6 % от всех выплат и натуральных выдач с сезонных рабочих и по 4 % – с постоянных. Уровень цен поможет оценить такой факт: во второй половине 1918 г. стоимость пуда муки колебалась от 25 р. 83 коп. до 140 руб.

Для сравнения окладов военнослужащих морского ведомства с окладами гражданских чиновников можно привести такой пример: В. И. Ленин по должности председателя Совнаркома, получил за 1918 г. 9683 руб. 33 коп., то есть в среднем примерно по 807 руб. в месяц, тогда как жалованье высших чинов Морского комиссариата составляло в начале года 955–1117 руб., затем выросло до 1500 руб., а к концу года превысило 2000 руб. в месяц. Сравнение показывает, что зарплата главы советского правительства не превышала доходы командира корабля 1-го ранга. Вполне очевидно, оклады других гражданских чиновников были меньше, чем у председателя правительства. Можно смело утверждать, что военные моряки были поставлены в смысле оплаты в наилучшие условия из возможных.

С целью материально поддержать служащих центральных учреждений 18–19 февраля 1919 г. для обеспечения работы комиссии и подкомиссий по разработке уставов было решено распространить на морское ведомство приказ Наркомвоена № 560 от 19 июля 1918 г. о дополнительной оплате привлеченных специалистов из расчета 20–25 руб. за день работы. Однако плата в 20–25 руб. для весны 1919 г. была признана слишком скудной, полагали необходимым поднять ее до 40–50 руб. в сутки. Для сравнения, 30 апреля 1919 г. установлены расценки: перевод одного печатного листа с немецкого языка – 360 руб., редактирование одного печатного листа – 250 руб., перепечатка одной страницы на пишущей машинке с двумя копиями – 26 руб., с десятью копиями – 64 руб.

5 марта 1919 г. вышел декрет ВЦИК о повышении зарплаты в морском ведомстве, а 8 марта 1919 г. МО РВСР принял решение о создании при МГШ особой комиссии для разработки новых ставок на основе тарифной сетки Наркомвоена.

При галопирующей инфляции и нарастании продовольственных затруднений, нагрузка, ложившаяся на командный состав не только действующих флотилий, но и тыловых органов, была очень значительной. Когда из состава МГШ был выделен Штаб командующего всеми морскими, озерными и речными силами Республики (Штаб коморси), то обнаружилось, что через Оперативный отдел нового штаба проходят вопросы, по идее находящиеся в компетенции штаба коморси (а его еще нет) и вопросы из сферы Оперативного отдела МГШ «как она понималась раньше». Состав отдела – всего 11 человек комсостава и 7 некомсостава. Сотрудники отдела были перегружены и вынуждены работать вечерами при недостаточном питании. По мнению руководства штаба, при таких маленьких штатах необходимы исключительные работники, особым образом оплачиваемые, тогда как на деле оплата у них была как у чиновников, работающих с 10 до 16 часов «с чаепитием и чтением газет». Другие учреждения, например, ВСНХ, платили больше под видом премий и т. п. «В результате – лучшие работники очень скоро потреплют нервы и выйдут из строя, а чиновники, равнодушные к “срочности” будут благоденствовать, что вряд ли можно признать особо полезным для дела».

Насколько нам известно, последний раз во время Гражданской войны денежные оклады на флоте пересматривались в апреле 1919 года. 5 апреля приказом РВСР № 1000 были установлены разряды, определявшие оклады содержания. Разрядов было восемнадцать, они примерно соответствовали дореволюционным чинам. 16 апреля 1919 г. МГШ представил специальный доклад о приведении жалованья комиссаров в морском ведомстве в соответствие с нормами, принятыми в военном ведомстве. Штатная подкомиссия при МГШ обсуждала данный вопрос 15 апреля и пришла к выводу, что жалованье комиссаров надо привести в соответствие с приказом РВСР от 8 марта 1919 г., а именно установить, что комиссары получают на 20 % меньше начальников учреждений, при которых они состоят, их помощники получают на 15 % меньше самих комиссаров. Если при этом жалованье комиссаров должно было опуститься ниже 1500 руб. в месяц, а жалованье помощника – ниже 1275 руб., то тогда жалованье комиссаров и начальников соответствующих учреждений уравнивалось. Полторы тысячи рублей в месяц представляли собой более чем скромное жалованье, соответствующее 150–170 руб. довоенного годового жалованья. В тот же день вышел приказ о введении новых ставок на основании постановления ВЦИК, напечатанного в «Известиях ЦИК». Таким образом, спустя полтора года после установления Советской власти, оклады комиссаров были приведены в соответствие с окладами начальников учреждений, тогда как до этого они получали примерно в два – два с половиной раза меньше строевых начальников соответствующего ранга.

Некоторое представление о соотношении выплат разным категориям служащих морского ведомства дает таблица 10.

Таблица 10

*РГА ВМФ. Ф. р–342. Оп. 1. Д. 118. Л. 112–113.

**РГА ВМФ. Ф. р–5. Оп. 1. Д. 194. Л. 423.

***РГА ВМФ. Ф. р–342. Оп. 1. Д. 118. Л. 105.

****РГА ВМФ. Ф. р–5. Оп. 1. Д. 184. Л. 292–292 об.

Создание Красного флота, как ни странно, сопровождалось переводом снабжения военных моряков на рыночные рельсы. Еще в феврале 1918 г. в «Положении о службе военных моряков в социалистическом Рабоче-Крестьянском красном флоте» говорилось о том, что «снабжение личного состава флота и их семейств предметами первой необходимости, вещевыми и харчевыми, временно производится порядком до сего времени существующим. Впредь же, в связи с переходом флота на добровольные начала, личному составу флота надлежит приступить к организации кооператива в порту-базе флота центрального и по портам, где окажется необходимым отделение его». 8 сентября 1918 г. приказом № 637 по Главному морскому хозяйственному управлению на основании п. 2. «Положения о службе военных моряков в социалистическом Рабочее-Крестьянском Красном флоте» в Москве было образовано Центральное управление морскими кооперативами (Ценуморкооп), а вскоре после этого созданы Кронштадтский и Петроградский районные кооперативы моряков военного флота.

До тех пор пока в 1919 г. не произошел переход на натуральное снабжение всех категорий военнослужащих, служащим морского ведомства приходилось самим заниматься поисками продовольствия для себя и своих семей. В организации самостоятельного снабжения принимали участие местные комитеты, а затем коллективы служащих. Местные комитеты возникли в конце 1917 г. и пытались играть важную роль в руководстве подразделениями Морского комиссариата, примерно такую же, как матросские комитеты на кораблях. В ходе процесса перехода к регулярной армии и флоту местные комитеты служащих морского ведомства были ликвидированы приказом № 670 по флоту и морскому ведомству от 24 сентября 1918 г. В соответствии с этим приказом местные комитеты служащих упразднялись, а вместо них создавались коллективы служащих. 9 октября 1918 г. на общем собрании месткома служащих морского ведомства его председатель, А. В. Соколов, огласил этот приказ, который было решено принять без прений.

В соответствии с «Положением о Коллективе служащих МГШ», коллектив создавался «для наиболее успешного удовлетворения своих общекультурных потребностей» и «для обеспечения своих материальных, хозяйственных и продовольственных интересов». Предполагалось вести какую-то коммерческую деятельность, собирать по 10 % жалованья, обращать его в капитал, получать прибыль и даже распределять ее в виде дивидендов между служащими. Положение предусматривало право Общего собрания избирать Правление (12 членов, в том числе председатель, товарищ председателя и секретарь) и Ревизионную комиссию (не менее 3 человек). Правление предполагалось разделить на отделы: хозяйственно-производственный, культурно-просветительский и кассу взаимопомощи.

Вскоре после этого прошли выборы Правления и Ревизионной комиссии. В состав Правления были избраны двенадцать членов и трое кандидатов. Председателем стал А. В. Соколов, товарищем председателя – Н. М. Попов. В Ревизионную комиссию избрали троих членами и двоих кандидатами. Надо полагать, что основным занятием коллектива был поиск продовольствия. Л. С. Соболев писал: «Сахара, впрочем, хватало: недавно с Украины вернулся продотряд, потеряв одного матроса убитым и двух ранеными, и общим собранием линкора было решено раздать на руки по пуду сахара и по две сотни яиц». 20 декабря 1918 г. на общем собрании служащих МГШ был заслушан отчет о торговых операциях по 1 ноября. Служащие постановили вынести благодарность комиссару МГШ С. П. Лукашевичу за заботу.

Вот несколько примеров хозяйственной деятельности центральных учреждений морского ведомства Советской России. 2 января 1919 г. служащим МГШ раздали по 12 фунтов квашеной капусты на человека (всего 35 пудов). 7 мая того же года И. А. Мосолов просил освободить его от обязанностей члена и казначея правления коллектива ввиду протеста части служащих МГШ против выдачи керосина по нормам ГМХУ. Товарищ председателя правления коллектива Н. М. Попов в начале лета 1919 г. сложил с себя обязанности «ввиду недопустимого вмешательства некоторых служащих МГШ в распоряжения Правления Коллектива». В данном случае речь шла о распределении 5 июня 1919 г. сластей, закупленных в Харькове через Центральный закупочный орган морского ведомства. При сборе денег (на эти закупки деньги собирали дополнительно, сверх пайковых) подразумевалось, что дележка будет производиться с учетом сданной суммы, но поделили в соответствии с количеством едоков в семье.

Видимо, среди служащих ссоры на продовольственной почве усиливались. На общем собрании 27 августа 1919 г. правление сложило полномочия из-за вмешательства коллектива служащих в его деятельность. Поводом послужило заявление А. Хвастионек, жены швейцара МГШ, о недополучении ею 10 фунтов муки, а также конфликт между Продовольственным отделом правления, председателем которого был И. К. Йодловский, и правлением в целом. Собрание выразило полное доверие (и даже «аплодировало») Продовольственному отделу, решило муку выдать и действия правления считать правильными.

Очевидно усилившиеся к лету 1919 г. конфликты вокруг распределения продовольствия и керосина показывали, насколько пала роль денежного жалованья и в какой степени зависели теперь военнослужащие от натуральных выдач, невзирая на свое служебное положение. Вставал вопрос о полном переходе на натуральное снабжение. Вместе с тем денежные выдачи сохраняли некоторое (возможно, символическое) значение даже в начале 1920 г. В январе РВС Балтийского флота запросил специальные денежные средства для выдачи комсоставу добавочного содержания на том основании, что «многие лица командного состава занимают ответственные должности, имея большие семьи, не могут существовать ввиду дороговизны на получаемое ими содержание». 1 февраля 1920 г. РВСР выделил для помощи нуждающимся командирам всех флотов и флотилий один миллион рублей.

В это время деньги уже практически не имели значения. По мнению комиссара МГШ, в конце января 1920 г. наказания неэффективны, провинившегося можно наказать только вычетом из жалованья, потерявшего значение из-за инфляции, или списанием в боевые флотилии (а там выше жалованье и полагается более высокий «боевой» паек), поэтому наказание не может достигнуть своей цели.

С конца января 1920 г. прекращалось снабжение военных моряков через кооперативные учреждения и морское ведомство возвращалось к государственному централизованному снабжению через Управление снабжения личного состава Кронштадтской и Петроградской базы. Все категории военных моряков были формально переведены на натуральное снабжение, хотя фактически части Красной Армии и Флота большей частью занимались неорганизованным «самоснабжением» за счет местного населения и трофеев.

Насколько можно судить, ситуация с обмундированием рядовых моряков во время Гражданской войны никогда не вызывала беспокойства. По свидетельству И. С. Исакова, матросы, в отличие от красноармейцев, были «одеты хорошо, даже с флотским шиком», командный же состав настолько не имел возможности добыть традиционное обмундирование, что ходил даже в матросском. В дневнике И. С. Исаков писал: «с гардеробом еще хуже. Беда в том, что с утра тепло. Белых кителей нет и в помине, а в бушлате жарко. Синий китель уже давно не синий. Решил подогнать матросскую робу». Что же касается продовольственного снабжения и денежного довольствия, то на протяжении практически всего периода Гражданской войны оно было таким же плохим на флоте, как и в армии.

Вопрос об улучшении материального положения моряков встал сразу же после Гражданской войны. Летом 1921 г. в Петрограде Политотделом Балтийского флота (Побалт) собрано совещание комсостава флота и ответственных работников-коммунистов, которое отмечало недопустимо низкий уровень материального обеспечения командиров. Один из участников совещания, член РКП(б) инженер-механик эсминца «Орфей» бывший офицер или гардемарин Е. Д. Довжиков говорил: «Проработав до 4 часов на корабле, комсостав должен еще искать побочный заработок на стороне на берегу».

В октябре 1921 г. готовится проект приказа помглавкомора о создании постоянных инициативных совещаний при политотделах флотов для объединения усилий комсостава и коммунистов некомсостава. Эти совещания должны также обратить внимание на военно-морскую производственную пропаганду, улучшение состояния Красного флота в смысле материальной части и дисциплины, и, главное, улучшения материального положения личного состава. В частности, был определен состав такого совещания для Балтийского флота: начальник морских сил Балтийского моря М. В. Викторов, член РВС флота Ф. С. Аверичкин, член РВС Петроградского военного округа И. К. Наумов, начальник Политотдела Балтфлота Жуковский, комиссар МГШ и заместитель комиссара при коморси В. Автухов, комиссар штаба Балтфлота Г. П. Галкин, старший морской начальник в Петрограде А. К. Векман, научпрод Балтфлота Сурков, главный интендант штаба БФ бывший кондуктор Н. Л. Полозов, помощник начальника Хозяйственно-технического управления по политической части Силин, начальник Политико-просветительного отдела Побалта Спешнев, представитель Побалта Лукьянов, представители МГШ – начальник Оперативного управления этого штаба М. А. Петров и Феодосьев, представители штаба Балтфлота Н. А. Бологов, Е. Д. Довжиков и И. С. Исаков.

По сравнению с июньским совещанием при Побалте в составе постоянного совещания отсутствуют только заместитель коморси П. Н. Лесков и заместитель начальника Политотдела Балтфлота Посунько, вместо которого фигурирует начальник Политотдела Жуковский. Видимо, совещание из октябрьского проекта приказа помглавкомора есть не что иное, как легализованное июньское совещание, а значит, инициатива снизу нашла полную поддержку в руководстве флота.

В 1922 г. работала «Особая правительственная комиссия, назначенная для выяснения и разработки мероприятий по улучшению состояния Балтийского флота и Кронштадтской крепости» в составе В. А. Антонова-Овсеенко, С. А. Мессинга и В. Комарова. Ее предложения одобрены на заседании Правительства 22 октября 1922 г. Комиссия предлагала повысить жалованье служащих в Кронштадте на 10 %, и еще на 10 % за счет «поясного повышения», ввести 25 % надбавку за плавание и для гарнизонов островных фортов, ввести 25 % надбавку за службу более 1 года, а также 10 % надбавку за службу на тральщиках и подводных лодках. Таким образом, общая сумма надбавок могла дойти до 80 % основного оклада.

Исследование вопроса о материальном положении военнослужащих советского флота в 1917–1921 гг. на основе делопроизводственных документов и нормативных актов позволяет отметить, что материальное положение моряков всегда оставалось привилегированным, как в дореволюционное, так и в послереволюционное время. Вместе с тем материальное положение военнослужащих флота колебалось в соответствии с переменами экономического положения в стране. После Февральской революции наметилась тенденция к уменьшению разницы в оплате матросов и офицеров, большей частью, путем увеличения окладов низкооплачиваемых категорий моряков. Эта тенденция нашла крайнее выражение в тарифной сетке, введенной 29 января 1918 г. Относительное снижение окладов испытали на себе лишь самые высокооплачиваемые категории военнослужащих (адмиралы и генералы). Тогда же, в начале 1918 г., привилегированное положение моряков относительно солдат сухопутной армии и рабочих в промышленности оказалось подчеркнуто в наибольшей степени. В то же время комиссары никогда не пользовались никакими привилегиями в оплате, более того, до весны 1919 г. их положение можно даже назвать ущемленным с точки зрения размеров окладов. Безусловно, колебания в размерах материального обеспечения личного состава флота отражали государственную политику в отношении военно-морских сил. Изложенные факты доказывают, что нелепо было бы говорить о сознательном стремлении властей ущемить в материальном плане военнослужащих вообще и бывших офицеров царского флота в частности. Армия и флот получали все, что могло дать им советское государство, другое дело, что в разгар Гражданской войны и сразу после ее окончания власти не могли дать вооруженным силам слишком многого.