Семьдесят лет считался изменником родины капитан I ранга Алексей Щастный. Он был расстрелян за то, что не отдал немцам Балтийский флот. Имя отважного моряка открывает мартиролог жертв красного террора…

 

О чем должна была напомнить Павлу Дыбенко картина, подаренная моряками-балтийцами

В 1936 году командарм II ранга РККА Павел Дыбенко, знаменитый революционный матрос, председатель Центробалта в 1917 году, в день 47-летия получил от соратников знаменательный подарок: они привезли ему на квартиру огромное полотно «Ледовый поход 1918 года». Вручал картину юбиляру другой революционный матрос, бывший комендант Кремля Павел Мальков. Он при этом, по свидетельству дыбенковского биографа Ивана Жигалова, сказал небольшую речь:

— Пусть этот скромный подарок всегда напоминает тебе о наших незабываемых днях…

Увы, Мальков не мог выбрать более неудачного подарка, ибо всякое упоминание о Ледовом походе должно было напоминать юбиляру о том, что он был соучастником величайшего в истории предательства, о котором писал в своей книге «История большевизма в России» (Париж, 1922) известный жандармский генерал А.И. Спиридович. По его словам, русская контрразведка установила, что в начале июля 1917 года представитель германского генерального штаба тайно встречался в Кронштадте с еще не пришедшими к власти большевиками — Лениным, Троцким, Дыбенко и Раскольниковым — и вел с ними переговоры об организации немецкого разведочного отделения при будущем советском правительстве после захвата власти в стране большевиками.

Комментируя этот факт, Спиридович отмечал, что кронштадтский сговор «недостаточно освещен», то есть детали его остались неизвестными, но можно предполагать, что в обмен на германскую поддержку заговорщики обещали продать или передать немцам корабли Балтийского флота, необходимые немцам для грядущих операций против морских сил Антанты. «Не в этом ли совещании, — вопрошал Спиридович, — разгадка расстрела большевиками в 1918 году адмирала Щастного, который спас русский флот, не сдав его немцам, а приведя в Кронштадт?»

Сведения, добытые русскими контрразведчиками, вызвали в Петрограде грандиозный скандал: в то время как на фронте русские войска терпели от немцев страшные поражения, в самой столице претендует на власть политическая партия, вожди которой ведут тайные переговоры с представителями вражеского генерального штаба, а вражеский Имперский банк открывает счета «г.г. Ленину, Суменсону, Козловскому, Троцкому и другим деятелям на пропаганду мира». И вот в это время, как писал небезызвестный биограф Ленина Емельян Ярославский-Губельман, Временное правительство «решилось на самый гнусный шаг: обвинить Ленина в том, что он — германский шпион, агент германского правительства, что он получил будто бы деньги от германского правительства и на эти деньги работает для того, чтобы погубить русскую армию». Начались аресты, в ходе которых трое из кронштадтских заговорщиков — Троцкий, Дыбенко и Раскольников — оказались в Крестах, четвертый — Ленин — бежал из Петрограда и скрылся в Разливе, а министр юстиции Переверзев открыл уголовное дело…

Сообщение германской разведки Председателю Совета Народных Комиссаров (Ленину), подтверждающее факт выплаты денежных средств Ленину, Троцкому и другим большевикам для пропаганды поражения России в Первой мировой войне

Арестованных заговорщиков спас от суда генерал Корнилов: 8 сентября 1917 года он двинул войска на Петроград, чтобы свергнуть Временное правительство, которое, как он считал, «под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба». Общая угроза объединила прежних противников, большевики поддержали Керенского с условием освобождения сидящих в Крестах заговорщиков. Все они были выпущены под залог на протяжении сентября 1917 года.

Как пишет историк И. Бунич в книге «Золото партии», германский генеральный штаб пунктуально выполнил обязательства, принятые им на себя еще в марте 1917 года, когда в Берлине решался вопрос о пропуске Ленина и его соратников через Германию в Россию. Немцы тогда не только выделили значительные денежные средства на ведение подрывных действий, но и загодя приняли меры для оказания большевикам вооруженной помощи, если они захватят власть. Одновременно с Лениным в апреле 1917 года в Петроград с фальшивым шведским паспортом прибыл полковник генерального штаба фон Рупперт, который доставил секретный приказ немецким и австрийским военнопленным оказать вооруженную поддержку большевикам. Этот приказ, подписанный начальниками генеральных штабов Германии и Австрии, после второй мировой войны был обнаружен в немецких архивах.

В условиях развала и разложения, вызванного «демократическими реформами» Временного правительства, эти приказы были распространены в лагерях для военнопленных, расположенных в окрестностях Петрограда. Операция готовилась очень тщательно: революционные матросы Балтики на сторожевом корабле «Ястреб» тайно доставили из Фридрихсхафена в Петроград 12 тысяч немецких винтовок и даже прибуксировали пароход с немецкими полевыми орудиями. И когда грянул Октябрьский переворот, в распоряжении Смольного уже была хорошо подготовленная вооруженная сила — так называемые воины-интернационалисты…

Первая неделя, последовавшая за 7 ноября 1917 года, оказалась для большевиков критической. Юнкерские училища не подчинились новоявленной власти и захватили Инженерное училище и телефонную станцию, отключив от города Смольный и Петропавловскую крепость. Бежавший из столицы на фронт Керенский собрал боеспособные части казаков под командованием генерала Краснова и двинул их на город. Выставленные против них вооруженные рабочие и анархиствующие матросы никакого серьезного сопротивления этим испытанным в боях частям оказать, конечно, не могли.

«Рассеяв двумя неприцельными шрапнельными залпами «красногвардейцев», — пишет Бунич, — казаки Краснова начали продвигаться к столице со стороны Пулковских высот. Выдвинутая вперед сотня уральских казаков пыталась с ходу овладеть высотами, но вынуждена была отступить под великолепно координируемым и управляемым огнем. Казачьи офицеры, прошедшие через годы войны, быстро поняли по «почерку», кто занял оборону на высотах. Немцы! Не поверивший им генерал Краснов сам выехал в сторожевое охранение. Сомнений не было. Немецкая пехота и артиллерия преградили путь к «революционному» Петрограду. Немецкие и австрийские солдаты с большим удовольствием и без особого труда подавили восстание военных училищ в Петрограде, истерзав картечью и переколов штыками несчастных русских мальчишек»…

Характерно, что на те участки фронта, где действовали «интернационалисты», были направлены посвященные в их тайну кронштадтские заговорщики Троцкий и Дыбенко. Последний впоследствии стяжал славу главного спасителя Петрограда и пленителя генерала Краснова…

После того как опасность для советской власти миновала, Ленин решил провести смотр немецким батальонам, которые, по его замыслу, должны были пройти парадным маршем мимо стоявшего на ступеньках Смольного «рабоче-крестьянского» правительства и прокричать по-немецки: «Да здравствует мировая революция!» Но получилась накладка. Блеснув выправкой и печатая шаг, «интернационалисты» проорали: «Да здравствует кайзер Вильгельм!»

Платить за вооруженную поддержку, оказанную немцами в ноябре 1917 года, Ленину пришлось через три месяца, соглашаясь на унизительнейшие условия Брестского мира, одним из тайных требований которого была, похоже, сдача Балтийского флота немцам…

 

Правда и ложь о Ледовом походе

Мирные переговоры в Бресте начались 22 декабря 1917 года, 10 февраля 1918-го, после знаменитого заявления Троцкого «ни мира, ни войны», немцы прервали переговоры и 18 февраля начали наступление по всему фронту. 23 февраля советское правительство приняло германский ультиматум, и 3 марта советская делегация подписала Брестский договор. По его 5-й статье России предписывалось демобилизовать армию и флот, хотя ничего не говорилось о судьбе русских кораблей. О них, видно, существовали другие, тайные договоренности. Так, 24 февраля в разгар неприязненных отношений между Германией и Россией начальник Русского отдела германского генерального штаба О. Рауш доверительно писал Троцкому: «В Балтийском флоте матросы распродают с военных кораблей катера, мелкие механизмы, медные и бронзовые части машин и проч. Не было ли по сему своевременным поднять вопрос о продаже Германии этих расхищаемых и разоряемых военных кораблей? Решение Вашего правительства благоволите мне сообщить».

Но советскому правительству принять желательное для немцев решение было не так-то просто. В главной базе Балтийского флота в Гельсингфорсе (Хельсинки) сосредоточилось в то время несколько десятков тысяч моряков и более двухсот кораблей — дредноутов, крейсеров, эсминцев, подводных лодок, минных заградителей и пр. Чтобы сдать корабли немцам, нужно было каким-то образом обмануть эту многотысячную массу, а сделать это было нелегко: за год, прошедший после начала февральской революции 1917 года, балтийские моряки многое поняли и во многом разобрались…

Ожидания заезжих революционеров, считавших, что февральский переворот 1917 года автоматически вызовет на флоте резню офицеров, не оправдались. «Прошло два, три дня с начала переворота, — вспоминал большевик Шпицберг, — а Балтийский флот, умно руководимый своим командующим адмиралом Непениным, продолжал быть спокойным. Тогда пришлось для углубления революции, пока не поздно, отделить матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недоверия».

Как это было сделано? В Гельсингфорс были направлены группы переодетых в матросскую форму агитаторов и убийц, распространивших в городе список офицеров, намеченных к убийству. В него были включены командиры кораблей, старшие офицеры и старшие специалисты, без которых флот обрекался на полную неспособность к передвижению и боевым действиям. 3 марта 1917 года такие группы проникли на линкоры 2-й бригады и, застрелив адмирала Небольсина и восьмерых офицеров, взбунтовали команды. Все остальные офицеры были посажены под арест. В тот же день взбунтовались гарнизон крепости Свеаборг и минная дивизия, где жертв среди офицеров было гораздо больше. На следующий день вооруженная группа матросов арестовала адмирала Непенина и его штаб и повела их пешком в арестный дом. При выходе из порта один из конвоиров неожиданно выстрелил в Непенина и убил его наповал. 5 марта такая же бродячая группа «матросов» убила командира Свеаборгского порта генерала Протопопова. В целом за время мартовских событий в Гельсингфорсе было убито около пятидесяти офицеров, преимущественно старших. «Непроходимая пропасть между матросами и офицерами», о необходимости которой говорил большевик Шпицберг, была вырыта.

С этого момента Балтийский флот стал ареной скрытой борьбы между Временным правительством и рвущимися к власти большевиками. Если первое, выполняя союзнические обязательства перед Англией и Францией, ориентировало моряков на «войну до победного конца», то вторые, за обещанную немцами поддержку Ленина, стремились свести боеспособность флота к нулю, а если удастся, то и передать им лучшие корабли. Политику Временного правительства проводил адмирал Развозов, назначенный командующим в июле 1917 года. Политику большевиков проводил уже известный нам Дыбенко, в мае 1917 года возглавивший Центробалт — «высший выборный революционно-демократический орган матросских масс». В то время как Развозов готовил Балтийский флот к его последнему героическому бою с немцами в Моонзундском проливе, Дыбенко не уставал снабжать Петроград вооруженными матросами для свержения Временного правительства.

Октябрьский переворот положил конец этому противостоянию: 4 декабря 1917 года Центробалт упразднил пост командующего Балтийским флотом и его штаба и возложил его обязанности на так называемый Военный отдел Центробалта во главе с начальником минной дивизии Ружеком, произведенным в адмиралы. Брестский мир открыл новую страницу в истории Балтийского флота. России предписывалось вывести корабли из финляндских портов, но, поскольку ледовая обстановка в Финском заливе препятствовала этой операции, немцы предлагали до весны разоружить корабли, оставив на них небольшую охрану. Смысл этого требования не оставлял у моряков сомнения в том, что советское правительство готовит сдачу флота немцам. Не для этого ли Дыбенко на следующий же день после подписания Брестского договора ликвидировал своевольный выборный Центробалт и заменил его новым назначаемым коллегиальным органом — Советом комиссаров флота.

Капитан I ранга Алексей Щастный

Положение, в котором оказался Совет, было не из завидных: с моря с минуты на минуту ожидалась германская эскадра с десантным корпусом, с суши подходили части белофиннов, что делало невозможным уход по берегу. Команды кораблей поняли, что новоиспеченный Совет комиссаров им не поможет и что только объединение вокруг своего командования сможет спасти и флот, и экипажи. Власть, которую не смогли удержать комиссары флота, естественным порядком стала переходить в руки капитана I ранга Алексея Михайловича Щастного — начальника оперативной части штаба флота.

Письмо германского Генерального штаба Народному Комиссару по иностранным делам о состоянии Балтфлота (Троцкому)

Со свойственным ему умением быстро оценивать обстановку, Щастный понял, что команды решительно настроены на уход флота из Гельсингфорса. И он решил воспользоваться этим настроением.

Случай предоставил в распоряжение капитана I ранга документ чрезвычайной государственной важности — перехваченное русской контрразведкой письмо начальника секретной службы германского генерального штаба, адресованное Троцкому. Из письма было видно, что оно не первое, так как в нем обсуждались детали некой ранее разработанной операции, основанной на каком-то секретном пункте Брестского договора. По этим деталям можно было понять, что речь идет о передаче немцам лучших русских кораблей — дредноутов, эсминцев, подводных лодок, — но передача эта должна была быть произведена так, чтобы не создать Совнаркому осложнений с Англией, которая требовала уничтожить флот, если уж нельзя увести его из Гельсингфорса.

Из документа было видно, что Троцкий предложил немцам хитроумный план: взорвать часть кораблей по немецкому, а часть — по английскому способу. Для реализации плана он собирался сменить главного комиссара флота Блохина, назначить на его место своего ставленника Флеровского и посадить на все корабли своих агентов для наблюдения за тем, чтобы взрывы кораблей, предназначенных к сдаче, были произведены в последнюю минуту как бы в состоянии паники, неумелой рукой, так, чтобы к моменту подхода германской эскадры эти корабли не имели бы хода, но в то же время могли быть сравнительно быстро исправлены и введены в строй немецкого флота. Все же остальные корабли должны были быть взорваны так, как требовали англичане, то есть по-настоящему.

Подпись: Главный погубитель капитана Щастного, нарком иностранных дел и нарком по военным и морским делам, участник тайных переговоров с немцами Л. Троцкий (1879–1940)

Что же достигалось этим? Во-первых, исчезала необходимость содержать дорогостоящий и совершенно ненужный, как считали тогда большевики, флот, это постоянное гнездо анархии и контрреволюции. Во-вторых, сохранялось бы лицо в отношениях с Англией: мол, сами видите — все сделали, чтобы уничтожить корабли, попавшие к немцам, по-настоящему, да не удалось. Виновные понесут наказание. И в-третьих, можно было на законных основаниях расстрелять этих самых виновных во главе со Щастным.

Получив в руки столь важный обличительный документ, Щастный собрал секретное заседание Совета комиссаров флота и раскрыл им махинацию Троцкого. Возмущение было всеобщим. Совет постановил: не признавать Флеровского и не допускать его на флот, а комиссару Ружеку огласить секретную депешу Троцкого с приказанием взорвать флот. Общее собрание, возмущенное происходящим, выразило неограниченное доверие Щастному и Совету комиссаров флота и передало командующему всю полноту власти. По его приказу команды начали готовить корабли к переходу…

21 марта 1918 года перед полуостровом Ганге (Ханко) появились немецкие корабли и высадили десант. Русские моряки при его приближении уничтожили четыре подводные лодки, плавбазу «Орланд» и сторожевой корабль «Ястреб», а к адмиралу Мейреру, командовавшему немецким отрядом, выехала русская делегация из нескольких офицеров и матросов. Адмирал передал делегации требование, чтобы к 30 марта весь русский флот в Гельсингфорсе был подготовлен к сдаче немцам. В условленный час на кораблях должен быть поднят флаг «Щ», означающий: на кораблях осталась только охрана.

Как только Щастный получил немецкий ультиматум, он назначил выход эскадры. Вечером 22 марта медленно и тяжело русская армада двинулась в путь. Первыми ушли дредноуты. За ними потянулись линейные корабли, крейсера, минные заградители и транспорты. Последними вышли эсминцы, тральщики, яхты «Штандарт» и «Полярная звезда» с членами Совета комиссаров флота и посыльное судно «Кречет» со Щастным и его штабом.

Корабли двигались черепашьим шагом, с трудом преодолевая ледяные поля и торосы. Иногда стальные гиганты останавливались, машинисты и кочегары исправляли повреждения и неполадки, и снова звякали машинные телеграфы, снова бурлила вода за кормой, снова форштевни дробили лед. Преодолев за девять суток путь, на который в другое время понадобилось бы не более десяти часов, балтийский флот пришел в Кронштадт, часть кораблей вошла в Петроград и расположилась вдоль всей Невы, часть миноносцев и тральщиков прошла в Шлиссельбург для охраны берегов Ладожского озера. В тот же день германская эскадра вошла на Гельсингфорский рейд и ее десант одновременно с сухопутными войсками занял город, обнаружив там всего несколько русских кораблей, не имеющих никакого боевого значения! Щастный из-под носа у немцев увел 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 эсминцев и миноносцев, 12 подводных лодок.

Впоследствии, когда Щастный был объявлен изменником и расстрелян, его имя всячески вымарывалось из отечественной истории. Чтобы скрыть имя героя, фальсификаторы советского периода русской истории выдумали легенду, будто флот выводился из Гельсингфорса небольшими группами: первый отряд будто вышел 12 марта, второй — 5 апреля, третий — 7—12 апреля. Действительная же хроника событий показывает: до 21 марта ни один корабль из Гельсингфорса не выходил…

Триумфальное появление флота в Кронштадте взбесило Троцкого, но как искусный интриган он понимал: в создавшейся обстановке трогать Щастного опасно. Поэтому он предпочел назначить 30 марта Щастного командующим морскими силами Балтийского флота и стал ждать случая, чтобы расправиться с ним. И случай не заставил себя долго ждать.

Независимый образ действий Щастного, его пренебрежение к распоряжениям из Смольного привели петроградского вождя Зиновьева в паническое состояние. Узнав, что командующий приказал перевести несколько дивизионов миноносцев на стоянку в Петроград, Зиновьев настрочил в Москву донесение, что Щастный готовит контрреволюционный переворот.

На срочном совещании у Свердлова собрались Троцкий, Раскольников и Дыбенко — все те, кто в июле 1917 года обещали германскому генштабисту сдать немцам Балтийский флот и из-за Щастного не выполнившие этого обязательства. Неудивительно, что они жаждали погубить опасного разоблачителя. Троцкий назначил на 29 мая заседание коллегии Высшего военного совета и вызвал на него Щастного. На этом заседании заговорщики и арестовали командующего… В этот же день был учрежден Верховный ревтрибунал.

 

Фарс и трагедия

20 июня 1918 года открылась первая сессия Верховного революционного трибунала. Первым слушалось дело Щастного. Председательствовал Александр Медведев — отец ныне известного правозащитника и историка Роя Медведева. Государственный обвинитель — Крыленко. Свидетелями должны были быть Троцкий, Раскольников, Блохин, Руте, Сакс, Флеровский — все сподвижники и ставленники Троцкого. Но из всех свидетелей присутствовал один только Троцкий.

Защитник Щастного адвокат Жданов ходатайствовал о переносе дела до вызова всех свидетелей, но Медведев отклонил это ходатайство, и суд приступил к допросу единственного свидетеля. Смысл его обвинений сводился к тому, что Щастный хотел поссорить флот с советской властью и для этого сам сочинил документы о связях его, Троцкого, с германским генштабом! Государственный обвинитель Крыленко поддержал обвинение в полном объеме. Ошеломленный защитник Жданов заявил, что фактического материала слишком мало и что обвинение базируется на умозаключениях и выводах, часто грешащих против логики, но на его слова суд не обратил никакого внимания. Затем последнее слово было предоставлено Щастному, который сказал, что он приложил все силы для благополучного вывода Балтфлота в русские воды и что для обвинений его в попытке создать катастрофическое положение на флоте нет никаких оснований. Далее он заявил, что Троцкий неопровержимыми документами уличен в тайных связях с германским генштабом, и тут Троцкий не выдержал и в бешенстве закричал, что Щастный — изменник. При этих словах Алексей Михайлович подошел к Троцкому и ударил его по лицу…

На следующий день, 21 июня, председатель суда зачитал приговор, неслыханный по своему цинизму. Революционный трибунал признал доказанным, что Щастный «сознательно и явно подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота… С этой целью, воспользовавшись тяжелым и тревожным состоянием флота, в связи с возможной необходимостью в интересах революции уничтожения его и кронштадтских крепостей, вел контрреволюционную агитацию в Совете комиссаров флота и в Совете флагманов с предъявлением в их среде провокационных документов, явно подложных, о якобы имеющемся у советской власти секретного соглашения с немецким командованием об уничтожении флота или о сдаче его немцам…»

Дезавуировав таким простым и дешевым приемом ценнейшие документы, добытые русской контрразведкой, трибунал постановил расстрелять Щастного в течение 24 часов…

Ходило много слухов о том, как был расстрелян и похоронен русский герой капитан Щастный. Просматривая газету «Заря», издававшуюся когда-то в Харбине, я наткнулся на статью А. Лукина, в которой был приведен рассказ комиссара 1-го Рогожско-Симоновского комиссариата в Москве Андриевского, приведшего в исполнение приговор ревтрибунала и расстрелявшего Щастного.

— Так вот как это было. Ночью сидел у себя в комиссариате, как вдруг зазвонил телефон. «Откуда?» — спрашиваю. «Из Кремля. Комендант, пришлите наряд». В ту ночь мой комиссариат нес дежурство по расстрелу. Ну, значит, забрал китайцев, помощника и еду в Кремль. Мы тогда для таких надобностей мобилизовали всех «кули». Обычно особых формальностей не бывает. Делается просто. Подъезжаем к определенному подъезду, арестованных выводят, сажают в грузовик между китайцами и отвозят куда следует. Я в этих случаях сижу рядом с шофером и даже не вижу арестованных, их принимает мой помощник, пересчитывает и вручает мне только список. Не просматривая, сую его в карман, а когда слышу, как хлопают дверки машины и кричат «готово!» — приказываю ехать.

Так было и на этот раз. Однако только мы отъехали, как послышались крики: «Стоп! Остановись!» — «Что за дьявол?» — подумал я. Подбегают люди. Зовут в канцелярию Кремля. Комендант мне и говорит: «Сегодня дело особое. Будете расстреливать адмирала Щастного. Так, чтобы его сторонники как-нибудь его не перехватили или потом не вырыли и не причинили нам осложнений, расстреляйте его во дворе Александровского военного училища, а потом отвезете на Ходынку, где и зароете. Ежели будет дерн или трава, снимите осторожно, а потом уложите, чтобы не осталось следа».

Китайский красноармейский отряд из охраны Смольного. Эти люди в Москве в 1918 году расстреляли капитана Щастного

…Подъехали… Въехали во двор училища. Заброшено совсем. Остановились. Вылезают китайцы, за ними арестант. На этот раз он только один. Дай, думаю, взгляну, что за птица такая. Много слышал о нем, а никогда не видел. Подхожу. Темно, как у арапа… В двух шагах ничего не разобрать. Училище словно кладбище.

Вижу — стоит одинокая фигура. Подошел вплотную. На голове белеет фуражка. Лицо показалось симпатичным. Смотрю в глаза. Жаль мне его стало, я и говорю: «Адмирал, у меня маузер, инструмент надежный. Хотите, я сам застрелю вас, чтобы не погибать вам, русскому офицеру, от поганых рук». Сказал и смотрю на него. Жарко ему стало от моих слов. Снял фуражку, отер лоб. Но не отвечает ничего, а только мнет белую фуражку. Смотрит в сторону. «Нет, — говорит, — ваша рука может дрогнуть, и вы только пораните меня. Уж пусть лучше расстреляют китайцы. А так как тут темно, я буду держать фуражку у сердца, пусть целят в нее». «Воля ваша, адмирал», — сказал я.

Приказал китайцам приготовиться, а шоферу завести мотор. Китайцы зарядили винтовки, подошли ближе. Щастный прижал фуражку. Видел только его силуэт да белеющее пятно фуражки. Загудел мотор. Я даже залпа не слышал. Только увидел, как Щастный, точно птица, взмахнул руками, фуражка отлетела, и он упал.

Китайцы засунули его в мешок, взвалили на грузовик. Я обежал двор, не позабыли ли чего. Вижу, что-то белеет. Смотрю — фуражка. Сунул ее в карман… — С этими словами Андриевский встал, выдвинул ящик шкафа и достал фуражку. Весь чехол был в дырочках, будто от дробинок.

— Поехали на Ходынку. Представьте себе наше удивление, когда мы нашли там большое движение. В мастерских огни, какие-то аэропланы. Невозможно незаметно зарыть. Решили вернуться в училище, свалить тело, а помощника послать в Кремль на грузовике за указаниями. Привозит ответ — зарыть в училище, но так, чтобы днем с огнем не нашли. Пока искал место поудобней, само начальство пожаловало. Приказали вырыть под самым зданием яму поглубже. Так и лежит он там…

После расправы над Щастным его жена, оставшаяся с двумя малолетними детьми без всяких средств к существованию, несколько дней хлопотала о выдаче тела казненного мужа и его последних писем. Но ничего, кроме одежды и мелких вещей, она не получила. По совету Бонч-Бруевича она даже подала прошение о выдаче тела самому Ленину. Но великий конспиратор ничего не ответил вдове офицера, сорвавшего одну из его самых тайных операций.

Судьба сурово покарала всех причастных к гибели капитана Щастного. Убит террористом высланный из СССР Троцкий. При таинственных обстоятельствах погибает бежавший за границу Раскольников. Расстреляны в 1938 году Дыбенко, Медведев, Крыленко, Сакс, Петерсон и другие палачи русского народа. Но имя героя, бросившего им вызов, когда они были всесильны, продолжало пребывать в забвении вплоть до наших дней. И когда во время работы над этой статьей я обратился за справкой о Щастном в Центральный музей Вооруженных сил, мне ответили: «Такого в картотеке не значится…»

Вглядитесь в лицо этого человека! На этой с трудом нами найденной фотографии русский национальный герой Алексей Михайлович Щастный (1881–1918). Сын генерала-артиллериста, он избрал себе профессию моряка-минера, самостоятельно освоил радиотелеграфное дело, совершил несколько кругосветных путешествий, знал четыре европейских языка. Участник русско-японской войны, один из немногих командиров, приведших свои корабли во Владивосток. Старший офицер, потом командир дредноута «Полтава». После февральской революции назначен начальником штаба Балтийского флота, а после Ледового похода матросы избрали его командующим Балтийским флотом. А через три месяца высокопоставленные заговорщики, боясь разоблачения, казнили выдающегося офицера.