Что произошло на заводе Михельсона? Почему Ленин поехал на митинг без охраны? Кто был действительным организатором покушения на него?
На протяжении многих лет официальная версия покушения на В.И. Ленина, нашедшая свое отражение и в кинофильме «Ленин в 1918 году», не вызывала никаких сомнений у советских людей. Организаторами гнусного злодеяния все мы считали правых эсеров, мечтавших о возвращении власти помещиков и капиталистов, а исполнительницей, стрелявшей в Ленина отравленными пулями, фанатичную эсерку Фанни Каплан. Но примерно с 1990 года в нашей печати начали появляться публикации, пересматривающие эту версию. Так, наш бывший соотечественник, а ныне научный сотрудник Иерусалимского университа Б. Орлов в журнале «Родина» в 1993 году доказывает, что Каплан в принципе не могла стрелять в Ленина, поскольку в террористической борьбе предпочитала бомбу пистолету и была к тому же полуслепой. В Ленина, похоже, стреляла не Каплан, а другая эсерка-террористка, Лидия Коноплева, утверждает Орлов. А некий Г. Нилов, издавший в Лондоне «Грамматику ленинизма», договаривается до того, что покушение на Ленина было организовано с санкции самого Ленина, который будто бы позволил ВЧК имитировать покушение на самого себя, — чтобы получить повод для красного террора в России. Впрочем, Нилов допускает, что ВЧК могла организовать теракт и без ведома Ленина, по инициативе его соратников. Они будто бы решили припугнуть Ленина, чтобы он начал постепенно оттеснять с их пути притязающего на верховную власть Троцкого…
Похоже, в данном случае сложилась ситуация, не такая уж редкая в наше время: новые версии должны уводить внимание читателя от истины так же, как и старые, но только в совершенно противоположном направлении. Это побуждает нас критически рассмотреть события более чем семидесятилетней давности.
Пожалуй, в единственной публикации советского периода под названием «Фанни Каплан: «…Я стреляла в Ленина» (1990 г.) впервые сделана попытка документального расследования покушения на Ленина. Заканчивается этот сборник вопросами, которые побудили меня продолжить расследование.
Удивляет та лихорадочная поспешность, с которой Ф. Каплан была уничтожена (а не просто расстреляна) при обстоятельствах до того мерзких и неестественных, что трудно им найти разумное объяснение. Почему из вполне надежных подвалов Лубянки ее перевели в Кремль? Даже принимая во внимание суровость того времени, невозможно понять необходимость уничтожения Каплан именно в Кремле, где расположилось советское правительство. Почему постановление ВЧК о расстреле Каплан не исполняли сами чекисты? По какой причине организацию расстрела взял лично на себя председатель ВЦИК Я. Свердлов, назначив исполнителем коменданта Кремля?
Создается впечатление, что организаторы этого расстрела чего-то опасались. Последний, зафиксированный допрос Каплан состоялся 31 августа, а расстреляли ее 3 сентября 1918 года. Не начала ли она давать показания, которые не устраивали следствие, потому так спешно ее перевели с Лубянки в Кремль? Не появилась ли вероятность, что ее придется вернуть на Лубянку? Не связана ли эта вероятность с возвращением из Петрограда Дзержинского? Не потому ли и поспешили с расстрелом, совершив его в Кремле, где никто не мог помешать?
Возможно, когда-нибудь найдутся ответы на эти и другие вопросы, а пока нам остается внимательно вчитываться в имеющиеся документы и воспоминания, пытаясь понять, кто же стоял за спиной Ф. Каплан — террористки, которая сама стала жертвой террора?
Что мы знаем о Каплан?
«Меня зовут Фанни Ефимовна Каплан. По-еврейски мое имя Фейга. Всегда звали Фаня Ефимовна… Жила до 16 лет под фамилией Ройдман… Двадцать восемь лет… Родилась в Волынской губернии, уезда не помню. Отец мой был еврейский учитель… Воспитание я получила домашнее… Имею 4 братьев и 3 сестер… Теперь вся моя семья уехала в Америку…» — такие сведения о себе дала Каплан на допросах 30 и 31 августа 1918 года.
Из характеристики, составленной в Киевской тюрьме 30 июля 1907 года:
Имя, отчество, фамилия или прозвище и к какой категории ссыльных относится?
Фейга Хаимовна Каплан. Каторжная.
Куда назначается для отбытия наказания?
Согласно отношения главного тюремного управления от 19 июня 1907 года № 19641 назначена в ведение Военного губернатора Забайкальской области для помещения в одной из тюрем Нерчинской каторги.
Фанни Каплан. 1907 год
Следует в оковах или без оков?
В ручных и ножных кандалах.
Может ли следовать пешком?
Может.
Требует ли особого бдительного надзора и по каким основаниям?
Склона к побегу.
Состав семейства ссыльного?
Девица.
Рост?
2 аршина и 3,5 вершка (около 158 см. — Авт.).
Глаза?
Продолговатые, с опущенными вниз углами, карие.
Цвет и вид кожи лица?
Бледный.
Волосы головы?
Темно-русые.
Особые приметы?
Над правой бровью продолговатый рубец сантиметров 2,5 длины.
Возраст?
По внешнему виду 20 лет.
Племя?
Еврейка.
Из какого звания происходит?
По заявлению Фейги Каплан, она происходит из мещан Речинского еврейского общества, что по проверке, однако, не подтвердилось.
Природный язык?
Еврейский.
Говорит ли по-русски?
Говорит.
Каким судом осуждена?
Военно-полевым судом от войск Киевского гарнизона.
К какому наказанию приговорена?
К бессрочной каторге.
Когда приговор обращен к исполнению?
8 января 1907 года.
Характеристика на Каплан извлечена из так называемого статейного списка № 132. Эта довольно обстоятельная характеристика была составлена в Киевской губернской тюрьме перед отправкой арестованной в Сибирь.
Первоначально военно-полевым судом Киевского гарнизона Каплан была приговорена к смертной казни, позднее замененной вечной каторгой. Столь суровый приговор был вынесен за подготовку террористического акта, во время которого преждевременно взорвалась самодельная бомба, причем при взрыве пострадала сама Каплан. Вероятно, именно это обстоятельство, а также молодость неопытной начинающей террористки Доры — под этой кличкой ее знали киевские анархисты и полицейские — сыграло свою роль в смягчении приговора. Окончательно еще не оправившаяся от ранения Каплан сначала была отправлена в Мальцевскую каторжную тюрьму, а затем на вечную каторгу в Акатуй.
Там же, в Киевской тюрьме, была сделана фотография Каплан. Совместно со словесным портретом фотография дает некоторое представление о внешности и личности двадцатилетней террористки — малосимпатичной, целиком отдавшейся политической борьбе и фанатично уверенной в том, что будущее России невозможно без обильного кровопускания.
Позднее, как утверждают некоторые источники, под влиянием известной в революционных кругах М.А. Спиридоновой, с которой познакомилась на каторге, Каплан из анархистки «переправилась» в эсерки, но это, по всей видимости, не отразилось на ее приверженности к террору — главному оружию всех экстремистских партий и группировок, действовавших в то время в России.
Показания подруги Ф. Каплан Веры Михайловны Тарасовой, допрошенной 31 августа 1918 года: «…Знаю я всех тех каторжанок, с которыми я отбывала каторгу, в том числе и Ф. Каплан, которая в то время была слепа. Она ослепла, кажется, в январе 1909 года, причем до этого она хронически теряла зрение на 2–3 дня. Врачи разнообразно толковали причины слепоты. Зрачки ее реагировали на свет. Это было связано с резкими головными болями… В Чите — я тогда уже была за границей, думаю, это было в 1912 году, — она вновь прозрела».
Исходя из показаний Тарасовой, некоторые исследователи этого дела засомневались в причастности Каплан к теракту: «В самом деле, могла ли полуслепая Фанни Каплан поздно вечером произвести прицельно несколько выстрелов?» (см. «Комсомольская правда» от 29 августа 1990 г., статья В. Воинова «Отравленные пули»).
Из книги начальника боевого отряда партии эсеров Г.И. Семенова «Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917–1918 гг.»:
«…При первом же свидании Каплан произвела на меня сильное, яркое впечатление революционерки-террористки… Лучшим исполнителем я считал Каплан. Поэтому я послал ее в тот район, где я считал больше всего шансов на приезд Ленина…» (2 декабря 1921 г.).
И здесь у некоторых появились сомнения: «Не под диктовку ли писал Семенов свои воспоминания? Стоит ли принимать их во внимание?» И все-таки, думается, что какие-то крохи истины в книге Семенова есть.
Из показания Лидии Коноплевой на процессе правых эсеров в июне-июле 1922 года: «…Было намечено в качестве выполнителей несколько человек, а именно, Фанни Каплан, я и Козлов… Ленин приехал в Щипки, и Фанни стреляла в него…»
30 августа 1918 года. Официальная версия
В этот день в Москве, как обычно по пятницам, проводились митинги, и Ленин должен был выступать дважды: вначале в Басманном районе, на бывшей Хлебной бирже, а потом в Замоскворечье, на заводе Михельсона.
— На собрание на Хлебной бирже, — вспоминал старый большевик Ем. Ярославский, — я пришел часов в шесть, когда Ильич кончал свой доклад. Он быстро ответил на записки и направился к выходу. Перед ним расступались рабочие, провожая его добрыми, ласковыми взглядами. Мы встретились с ним, перекинулись двумя-тремя словами, пожали друг другу руки. Кто из нас мог подумать о том, что через полтора часа он будет лежать раненным, истекая кровью!
На заводе Михельсона в этот день, как вспоминал председатель заводского комитета Н. Иванов, было вывешено объявление: «Все на митинг!» «Рабочие спешили домой переодеться, чтобы к 7 успеть на митинг. В назначенный час гранатный корпус, вмещавший пять-шесть тысяч человек, был переполнен… Я и председатель правления завода И.Я. Козлов сидели на помосте, на столе (у нас скамеек не было) и совещались перед митингом… Но никто не мог точно сказать, будет ли у нас выступать Ленин. Я открыл митинг и дал слово докладчику. Вдруг послышалось со всех сторон: «Ленин приехал!»
Но, как выяснилось, Ленина на заводе Михельсона ждали не только рабочие. Каплан приехала на завод около шести часов вечера, ходила среди рабочих, прислушивалась к разговорам. Вскоре на территории появился в матросской форме другой эсер-террорист, Новиков; он должен был обеспечивать действия Каплан.
Каплан вошла в гранатный цех, когда митинг уже заканчивался. Собравшиеся с энтузиазмом встретили заключительные слова ленинской речи. А он, попросив у собравшихся извинения за свой срочный отъезд на заседание Совнаркома, двинулся к выходу из цеха, на ходу надевая пальто. Когда Ленин стал подниматься по лестнице к выходу, Новиков, сделав вид, что споткнулся, преградил ему дорогу и создал вокруг него затор. Он стал задерживать людей, крича: «Пропустите, пропустите товарища Ленина! Не напирайте!» Благодаря этому Ленин оказался в небольшой группе рабочих и женщин, среди которых находилась и Каплан, и вместе с ними медленно шел к машине, разговаривая с какой-то женщиной о провозе муки по железной дороге. Около машины один из рабочих открыл перед ним дверцу автомобиля — и тут грянул выстрел, а за ним с небольшим интервалом еще несколько. В толпе закричали: «Убили! Убили!» Люди бросились бежать, одни обратно в цех, другие через ворота на улицу, увлекая за собой Каплан.
После первого же выстрела шофер Ленина С. К. Гиль увидел высунувшуюся из толпы женскую руку с браунингом. Выхватив револьвер, он выскочил из машины и бросился за стрелявшей, но, заметив, что Ленин лежит на земле, вернулся к нему. Ленин хриплым, изменившимся голосом с явным усилием спросил его: «Поймали его или нет?» На что Гиль поспешно сказал: «Молчите, не говорите. Вам тяжело».
В это время Гиль увидел бегущего прямо на него возбужденного матроса, державшего правую руку в кармане. Шофер крикнул ему, закрывая своим телом Ленина: «Стой! Стреляю!» Матрос круто свернул налево и выбежал за ворота. Какая-то женщина, увидев склонившегося над Лениным Гиля с револьвером в руках, вцепилась в него, крича: «Что вы делаете? Не стреляйте!» Но в это время от цеха ей крикнули: «Это свой! Свой!» К Гилю от цеха бежали трое вооруженных людей. «Мы — заводской комитет! Свои!»
На опустевшем дворе около Ленина собралось несколько активистов. Они помогли Ленину встать, сняли пальто, пиджак. Санитар Сафронов перевязал рану куском собственной рубашки. Потом его усадили на заднее сиденье, двое сели рядом с ним. Гиль вырулил за ворота и погнал машину в Кремль. «Подъехал прямо к квартире Владимира Ильича во двор. Здесь мы все трое помогли выйти Владимиру Ильичу из автомобиля… Мы стали просить и умолять его, чтобы он разрешил нам внести его, но никакие уговоры не помогли, и он твердо сказал: «Я пойду сам»… И он, опираясь на нас, пошел по крутой лестнице на третий этаж»…
Террористку задержал помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии С. Батулин. После митинга он застрял в заторе, созданном Новиковым, и, выбравшись с задержкой в 1–2 минуты во двор, поспешил к группе, собравшейся около автомобиля. Когда до нее оставалось 10–15 шагов, прогремели выстрелы, и Ленин упал на землю лицом вниз.
— Я понял, что на жизнь тов. Ленина было произведено покушение, — показывал в тот же день Батулин. — Человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: «Держите убийцу товарища Ленина!» И с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в различных направлениях перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди.
Добежав до стрелки, Батулин в смущении остановился. Ловить было некого. И вдруг позади себя около дерева он увидел странного вида женщину с портфелем и зонтиком в руках. Заподозрив в ней человека, стрелявшего в Ленина, помощник комиссара задержал ее и повел обратно на завод, где возмущенные рабочие едва не учинили над ней самосуд. Активисты вызвали заводскую машину и доставили Каплан в Замоскворецкий военный комиссариат. Здесь ее тщательно обыскали, и в присутствии председателя Московского трибунала А. Дьяконова, комиссара Замоскворечья И. Косиора, С. Батулина, комиссара И. Пиотровского и рабочего-михельсоновца А. Уварова она сделала официальное заявление:
«Я — Фанни Ефимовна Каплан. Под этим именем отбывала каторгу в Акатуе. На каторге пробыла 11 лет. Сегодня я стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Я считаю его предателем революции. Ни к какой партии не принадлежу, но считаю себя социалисткой».
Затем Каплан ответила на некоторые вопросы: возраст — 28 лет; место рождения — Виленская губерния; в Акатуе сидела как анархистка, хотя теперь к ним не принадлежит; в Ленина стреляла по собственному решению, так как он «подрывает у трудящихся веру в народовластие». На вопросы о том, сколько раз выстрелила, какой системы ее пистолет, кто ее знакомые, были ли у нее сообщники, каковы их политические взгляды, отвечать отказалась. Не пожелала она подписать и протокол допроса; его подписали как свидетели Батулин, Пиотровский и Уваров. В 11.30 вечера допрос в Замоскворецком комиссариате закончился, и Каплан отправили на Лубянку в ВЧК. Здесь в первом часу ночи было проведено еще четыре допроса. Первым допрашивал заместитель Дзержинского, Я. Петерс, вторым — нарком юстиции РСФСР Д. Курский, третьим — снова Петерс, четвертым — заведующий отделом ВЧК Н. Скрыпник. Эти допросы завершились в 2.25 утра и заняли в общей сложности около полутора часов. Каплан твердила, что в Ленина стреляла она, но не сказала ничего, что позволило бы выявить подлинных организаторов покушения. После этого ее оставили в покое.
Утром 3 сентября на Лубянку явился комендант Кремля, бывший балтийский матрос П. Мальков, с предписанием перевести Каплан в Кремль в полуподвальную комнату, тщательно охраняемую латышскими стрелками. А через несколько часов секретарь ВЦИК Аванесов вручил Малькову постановление ВЧК о расстреле Каплан.
— Когда? — коротко спросил Мальков.
— Сегодня. Немедленно, — ответил Аванесов и, помолчав минуту, спросил: — Где, думаешь, лучше?
— Пожалуй, во дворе Автоброневого отряда, в тупике.
— Согласен.
— Где закопаем? — поинтересовался Мальков.
— Этого мы не предусмотрели. Надо спросить у Якова Михайловича.
Пошли к Свердлову. В кабинете Аванесов спросил: где хоронить Каплан. И тут, как вспоминает Мальков, Яков Михайлович «медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперед, жестко, раздельно произнес: «Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа»…
Мальков тут же отправился в комендатуру, вызвал несколько латышских стрелков-коммунистов и вместе с ними отправился в Автоброневой отряд, находившийся напротив Детской половины Большого дворца. Здесь он велел начальнику отряда выкатить из боксов несколько грузовиков и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув ее радиатором к воротам… Поставив в воротах двух латышей, которым было запрещено кого-либо пропускать, Мальков пошел за Каплан и через несколько минут вывел ее во двор отряда.
«К моему неудовольствию, — вспоминал он, — я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов. Квартира Демьяна находилась как раз над Автоброневым отрядом, и по лестнице черного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор. Увидя меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг. Однако уходить он не собирался. Ну что же! Пусть будет свидетелем.
— К машине! — подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль. Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой… Я поднял пистолет…
Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков — собственноручном… Тело террористки было, как утверждают, сожжено в железной бочке в Александровском саду…»
Парадоксы следствия
В 1923 году в беседе с корреспондентом «Известий ВЦИК» заместитель председателя ВЧК Я. Петерс говорил: «С момента покушения на Ленина прошло пять лет… К сожалению, материалы о покушении, имеющиеся в нашем распоряжении, не отличаются исчерпывающей полнотой». Руководитель охранного ведомства лукавил: о какой «исчерпывающей полноте» можно было говорить, когда речь шла о деле, не имеющем себе равных по количеству вопиющих нарушений, подозрительных умолчаний и прямых подтасовок.
Прежде всего, не был допрошен в качестве потерпевшего сам Ленин. А ведь потерпевший — это первый, к кому должен спешить следователь, чтобы из его уст услышать о происшедшем и получить сведения о нападавшем. Всякий, знавший крутой характер Ильича, не мог сомневаться, что Ленин был в бешенстве от происшедшего: так глупо схлопотать две пули! А по официальной версии, Ленин проявил поразительное равнодушие к ходу следствия и ни разу не поинтересовался: кто в него стрелял? Как идет следствие? Почему оно так быстро прекращено? Почему не сделали очную ставку с Каплан?
Странно повело себя следствие и в отношении осмотра места покушения. Лишь 2 сентября, через три дня после событий, на завод Михельсона выехали Гиль, следователь В. Кингисепп и подручный Свердлова Я. Юровский, за полтора месяца до этого бессудно расстрелявший в Екатеринбурге царскую семью. Возглавил группу именно Юровский, который даже не был членом следственной комиссии. В ходе осмотра были обнаружены не то три, не то четыре стреляные гильзы, и стал вопрос: из какого оружия они были выброшены?
На первом допросе 30 августа 1918 года Гиль показал, что, когда он бросился за Каплан, она швырнула ему под ноги браунинг. Браунинг этот Гиль из-за спешки не подобрал, и его на следующий день нашел будто бы на месте событий рабочий-михельсоновец А. Кузнецов. Он поспешил известить о своей находке Замоскворецкий военный комиссариат, но там его сообщение никого не заинтересовало. Лишь после того, как 1 сентября «Известия ВЦИК» опубликовали обращение ВЧК к населению с просьбой доставить оружие на Лубянку, Кузнецов передал браунинг, в котором недоставало нескольких патронов, следователю В. Кингисеппу. И тот без всякой баллистической и дактилоскопической экспертизы поспешил объявить найденные на заводе гильзы принадлежавшими именно этому браунингу.
После осмотра места покушения группа Юровского провела так называемый «следственный эксперимент», в котором вопреки всем юридическим правилам ни жертва (Ленин), ни обвиняемая (Каплан) не участвовали. Перед фотографом группа взрослых людей разыграла своеобразную пантомиму покушения. Гиль в этой пантомиме играл самого себя, роль Ленина и свидетельницы Поповой, будто беседовавшей с ним насчет перевозки муки, взяли на себя заводские активисты Иванов и Сидоров, а Кингисепп изображал из себя Каплан вместо того, чтобы руководить, как член следственной комиссии, следственным экспериментом.
В этот же день Кингисепп допросил в качестве свидетеля председателя заводского комитета, члена партии с 1902 года Н. Иванова. В своих первых показаниях этот «очевидец» не указал время начала и окончания митинга, не рассказал, как проходила встреча и сколько было на ней рабочих. А следователь не догадался спросить, почему ни сам Иванов, ни руководство завода не удосужились встретить и проводить приехавшего к ним председателя Совнаркома, главу советского правительства.
Лишь много лет спустя Иванов «навспоминал» много такого, о чем, похоже, даже не подозревал 2 сентября 1918 года. Так, скромная гранатная мастерская, вмещавшая, дай бог, сто человек, в его воспоминаниях через тридцать лет после покушения превращается в гранатный корпус на пять-шесть тысяч человек (для справки: до революции на заводе Михельсона работало 1900 рабочих, а в 1919-м из-за нехватки сырья это число сократилось до 475 человек). «Вспомнил» Иванов и одну из самых жгучих загадок покушения на время митинга на заводе Михельсона…
31 августа, идя по свежим следам, «Известия ВЦИК» опубликовали составленное Каменевым обращение «От имени Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов», в котором объявлялось, что покушение на Ленина произошло после митинга на заводе Михельсона в 7.30 вечера. В этот же день Каплан на четвертом допросе заявила, что пришла на завод в 8 часов вечера. В этот же день «Правда» сдвинула время покушения на 9 часов вечера, а шофер Гиль уже на первом допросе неосторожно показал: он привез Ленина на завод Михельсона в 10 часов вечера!
«Сначала мы поехали на Хлебную биржу, где был митинг, — рассказывал Гиль В. Бонч-Бруевичу через несколько лет после событий. — Митинг прошел благополучно, и мы уехали на завод бывший Михельсона на Серпуховскую улицу… Въехали прямо во двор. Охраны ни с нами в машине, ни во дворе не было никакой, Владимира Ильича никто не встретил: ни завком, ни кто другой. Он вышел совершенно один и быстро прошел в мастерские. Я развернул машину и поставил ее к выезду со двора шагах в десяти от выхода в мастерские.
Спустя 10–15 минут ко мне подошла женщина с портфелем — после на следствии выяснилось, что это и была убийца Каплан, — и спросила меня: «Что, товарищ Ленин, кажется, приехал?» Я на это ответил: «Не знаю, кто приехал…» Она засмеялась и сказала: «Как же это? Вы — шофер и не знаете, кого везете»… Она отошла от меня, и я видел, как она вошла в помещение завода».
Эти важные сведения Гиль осмелился сообщить Бонч-Бруевичу лишь через несколько лет после покушения, когда ни Ленина, ни Свердлова, ни Кингисеппа уже не было в живых. А что произошло бы, если все это он рассказал на первом же допросе 30 августа 1918 года?
Тогда пришлось бы выяснять: почему никакого митинга на заводе Михельсона не было? Почему, несмотря на это, Ленин приехал на завод с четырехчасовым опозданием? И почему Каплан упорно дожидалась его там, как будто предупрежденная, что он обязательно приедет туда?
А отвечать на эти вопросы пришлось бы секретарю Московского комитета партии В. Загорскому, который отменил митинг на заводе Михельсона, не поставив об этом в известность Ленина. Заместителю председателя ВЧК Петерсу, которому в этот день Дзержинский перед отъездом в Петроград поручил лично сопровождать Ленина во всех его поездках по Москве. Да и самому председателю ВЦИК Свердлову пришлось бы отвечать на несколько щекотливых вопросов. Но кто же тогда решился бы допрашивать таких свидетелей?
Заговор против Ленина
После того, как большевики вероломно захватили власть в России и разогнали Учредительное собрание, прежние их союзники, которые поддерживали их в борьбе против общего врага — царизма, вознегодовали. Идея ликвидации большевистских лидеров носилась тогда в воздухе, но главной опасностью для Ленина были не эти настроения, а непримиримый идеологический антагонизм между ним и Троцким.
Если Ленину будущее рисовалось как арена мировой революции, ликвидации всех буржуев и установления Всемирной советской республики, то у Троцкого планы на будущее были совсем иными. Его хозяева — клан Шиффов, американских банкиров еврейского происхождения, с конца ХХ века обильно финансировавших русскую революцию, — желали видеть Россию гигантским концлагерем с многомиллионной трудовой армией во главе с диктатором Троцким. Для осуществления этого грандиозного проекта требовался слом не только русской государственной машины, но и всех устоев русской народной жизни. А это невозможно без искусно спровоцированной гражданской войны, чрезвычайных мер, массового террора, которые закономерно должны привести к диктатуре.
Похоже, на роль режиссера, который должен был разыграть в России этот кровавый спектакль, претендовал Яков Свердлов — давний руководитель уральских террористов и экспроприаторов. В течение нескольких месяцев 1917 года этот мало кому известный прежде в партии человек какими-то неведомыми силами был объявлен старым большевиком и вознесен на пост председателя ВЦИК. На котором он сменил лидера правых эсеров А. Гоца, внука известного московского чаеторговца Высоцкого… Как и Троцкий, Свердлов активно поддерживал Ленина, когда надо было свергать Временное правительство, захватывать власть при помощи дисциплинированной партии большевиков и создавать предпосылки для организации гражданской войны в России. Но в середине 1918 года потребовались чрезвычайные усилия в этом направлении, и Свердлов с Троцким решают использовать для разжигания гражданской войны покушение на Ленина.
Нет, Свердлов не собирался подсылать к Ильичу наемных убийц, не собирался светиться на этом деле сам. О том, что правые эсеры готовят покушение на Ленина и готовы взять на себя ответственность за него, Свердлов мог знать от того же Гоца, с которым продолжал встречаться даже после захвата власти большевиками. Не исключено, что именно с подачи Свердлова ничего не подозревавшая Каплан, сгоравшая от ненависти к Ленину, была введена в боевую группу правоэсеровских террористов, но в отличие от них ей не нужно было выслеживать Ленина и гоняться за ним по всей Москве: ведь родная сестра Свердлова Сарра была ее хорошей подругой, часто встречалась с ней и даже выписывала ей пропуск в Кремль. Сарра работала в секретариате Ленина и знала точно, где и когда он будет…
Государственный переворот назначался на 30 августа 1918 года. Троцкого в Москве нет — он в Казани, на Восточном фронте. Убийством Урицкого в Петрограде выманивается из Москвы Дзержинский. Органы ВЧК готовятся к разоблачению заговора послов. Обстановка в столице тревожная. Родственники и соратники будто бы уговаривают Ленина не выезжать ни на какие мероприятия. Но Ильич не желает нарушать установленный порядок и отменять пятничные выступления руководителей советской власти в московских районах. В этот день, как обычно, секретарей московских райкомов вызывают в МК партии и сообщают: Ленин будет выступать в Басманном и Замоскворецком районах. Секретарям этих райкомов предлагается принять меры охраны. «В Басманном районе, — вспоминала Е. Ямпольская, секретарь Басманного райкома, — мы поручили члену райкома Шабловскому охранять Ленина на митинге и проводить его до Замоскворечья. За 2–3 часа до начала митинга нас снова вызвали в МК и сообщили, что в связи с тревожным положением Владимиру Ильичу предложено сегодня не выступать».
Главный организатор неудавшегося государственного переворота Яков Свердлов. 1907 год
Тем не менее, Ленин приехал на Хлебную биржу в Басманный район, и здесь его охранял Шабловский. А почему не было охраны на заводе Михельсона? Да потому, что Загорский отменил митинг, но не предупредил об этом Ленина, и Ильич ехал в ловушку, искусно расставленную ему заговорщиками…
Сейчас невозможно установить, почему Ленин приехал на завод Михельсона без личной охраны с четырехчасовым опозданием. Но факт остается фактом: он один в темноте идет в цех, не видит ни районного начальства, ни заводской администрации, ни собравшихся на митинг рабочих и немедленно направляется назад к машине. Следом за ним устремляется Каплан. Вот момент, которого она ждала!
30 августа солнце заходит за горизонт в 8.30 вечера, а в 10 часов уже темно. Никакой толпы между Лениным и идущей следом Каплан. Условия — идеальные для террориста: с одного шага не промахнется даже слепой — ему достаточно дотронуться до жертвы одной рукой, чтобы определить, где сердце, а другой нажать на спусковой крючок. Каплан стреляла в Ленина из проходной в спину в упор. И не промахнулась: все три пули попали в цель.
Гранатная мастерская на заводе Михельсона, где якобы проходил митинг
Гиль не увидел в темноте шедшую за Лениным Каплан, да и не мог видеть: он сидел в машине спиной к проходной завода. А когда сверкнули выстрелы, растерялся и не открыл по ней огонь. Позднее, чтобы отвести от себя подозрения в трусости или нерешительности, он выдумал, будто после митинга на заводской двор высыпали толпы людей, которые помешали ему стрелять в Каплан. Не зная еще о заключении врачей, что одна из пуль попала Ленину в лопатку, он показал даже, что Каплан целилась в грудь Ленину…
Покривив душой во многих своих показаниях, Гиль тем не менее «просыпал» ключевую для раскрытия тайны покушения информацию. Если он привез Ленина на завод Михельсона в 10 часов вечера, то получается, что Каплан стреляла в Ильича в 10.15–10.20. Минут двадцать потребовалось Гилю, чтобы усадить раненого Ленина в машину и примчать его в Кремль. В 10.40 о покушении узнали в Кремле. А теперь взгляните на датировку одного из самых кровавых документов в истории — «Воззвания ВЦИК в связи с покушением на В. И. Ленина»: «30 августа 1918 г., 10 час. 40 мин. вечера». Впервые услышав о покушении в 10.40, председатель ВЦИК Я. Свердлов мгновенно написал воззвание, в котором проявляет свою поистине мистическую осведомленность: «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на товарища Ленина»… Выходит, о покушении Свердлов знал за несколько часов до того, как оно произошло! «Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров»… Еще никому не известно имя человека, стрелявшего в Ленина, а Свердлов уже знал, что это будет эсер, и притом непременно правый! Трудно отделаться от впечатления, что Свердлов был заранее осведомлен, кто, когда и где будет стрелять в Ленина. Но загадочное до сих пор опоздание Ленина на четыре часа спутало карты заговорщиков и, возможно, изменило до некоторой степени ход отечественной истории…
Вялый государственный переворот
День 30 августа 1918 года оказался тяжелым для Свердлова. Ленинское опоздание сместило заранее заготовленные мероприятия на более позднее время. Отправив воззвание «Всем, всем, всем» в печать, он перешел в кабинет председателя Совнаркома, уселся в ленинское кресло. Отбил телеграмму Троцкому в Казань: «…Ленин ранен, положение его безнадежное». Позвонил в Петроград Зиновьеву, сообщил о ранении Ленина, пообещал звонить каждые полчаса. Как вспоминал потом Зиновьев, с каждым получасом «волнение Якова Михайловича увеличивалось, и его покидала обычная невозмутимость». Еще бы! Ленин должен быть давно уже мертв, а он все живет!
Тяжелый разговор с Лениным, по-видимому, все же состоялся. «У нас в квартире было много какого-то народу, на вешалках висели какие-то пальто, двери были распахнуты настежь, — вспоминала Н. Крупская. — Около вешалки стоял Яков Михайлович, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено. «Как же теперь будет?» — обронила я. «У нас с Ильичом все сговорено», — ответил он. «Сговорено, значит, кончено», — подумала я». Видимо, Свердлов обещал Ленину все расследовать и отомстить. Когда Петерс допрашивал Каплан в камере на Лубянке, как вспоминает чекист Фридман, появился Свердлов. Дал выход дурному настроению, закричал на Каплан: «Я как председатель высшего исполнительного органа советской власти — ВЦИК — требую от вас, стрелявшей в товарища Ленина, ответа. Кто вы? Кто поручил вам совершить неслыханное злодеяние против вождя рабочего класса России? Говорите! Вы эсерка?» Каплан с ненавистью взглянула на него, сказала резко: «Я сидела в царских тюрьмах, жандармам ничего не говорила и вам ничего не скажу. В Ленина я стреляла»… Тут голос у нее сорвался, она вскочила со стула, истерически закричала:
Государственный переворот сорвался: через полтора месяца после покушения Ленин вернулся в свой кабинет, а Свердлов — в свой
«Убила я его или нет? Жив он или нет?» Тут Свердлов совладал с собой и спокойно ответил: «Да, да, наш дорогой товарищ Ленин жив и будет жить!»
Каплан с каждым часом становилась опаснее для Свердлова. Пока она еще ничего не сказала, но кто поручится, что она будет молчать, когда ее начнет допрашивать с пристрастием едущий из Петрограда Дзержинский? 31 августа Свердлов прерывает следствие; 1 и 2 сентября он обдумывает, как побыстрее избавиться от Каплан. Опасаясь, что дело Каплан с приездом Дзержинского может выскользнуть из-под его контроля, он торопится отобрать его у чекистов. Верный Мальков перевозит ее из Лубянки в Кремль. Исполнение приговора Свердлов не доверяет чекистам, а поручил Малькову лично расстрелять террористку на территории Кремля, где никто не сможет помешать экзекуции. Быть может, именно это обстоятельство породило впоследствии легенду, будто Мальков расстрелял в Кремле подставное лицо, а Каплан провела остаток своей жизни в заключении.
По внешности государственный переворот, затеянный Свердловым и Троцким, удался. 2 сентября 1918 года ВЦИК передал всю полноту власти в стране срочно примчавшемуся из Казани Троцкому, назначив его председателем вновь созданного Реввоенсовета республики. 5 сентября Совнарком принял свое знаменитое кровавое «Постановление о красном терроре», обрекшее на смерть сотни тысяч невинных людей. И к концу 1918 года на всех границах России и внутри нее уже полыхала гражданская война. А организатор переворота Свердлов, председательствуя в Совнаркоме вместо Ленина и сохранив за собой руководящие посты во ВЦИК и ЦК РКП (б), как будто сосредоточил в своих руках всю полноту власти.
Но что-то сработало не так, как планировалось. По редчайшему стечению обстоятельств нанесенные Каплан раны не оказались смертельными. Они даже не вывели Ленина надолго из строя, и он, похоже, прекрасно понял, что его сподвижники едва не осуществили против него заговор. Во всяком случае, уже 8 октября в состав Реввоенсовета, в котором Троцкий собрал было своих приверженцев, было введено семь новых членов — противников Троцкого, включая И. В. Сталина. В марте 1919 года от загадочной простуды, якобы подхваченной в железнодорожных мастерских Орла, умер сам Свердлов, а через полгода от бомбы террориста, брошенной в окно здания МК партии, в числе других погибает свердловский приятель и протеже В. Загорский.
«Диктатор» Троцкий пережил почти всех участников драмы — и Ленина, и Свердлова, и Кингисеппа, и Гоца, и Юровского, и всех членов «своего» Реввоенсовета. А после и на его голову обрушился ледоруб террориста.