ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Л е н и н.

Д з е р ж и н с к и й.

С п и р и д о н о в а.

А н д р е е в — чекист.

В о л г и н — ткач, большевик.

С т о л б о в — солдат, пошехонец.

К о р о л е в а — молодая ткачиха.

У с о в — пожилой ткач.

А л е к с а н д р о в — телеграфист.

С е к р е т а р ь — в приемной Ленина.

С а в и н к о в — руководитель тайного «Союза защиты Родины и Свободы».

П е р х у р о в — полковник, начальник штаба «Союза».

Ф а л а л е е в — прапорщик, комиссар милиции города Ярославля.

Б а р к о в с к а я — актриса интимного театра в Ярославле.

Ф л е г о н т — адъютант Савинкова.

Г р е к о в — агент Савинкова в Ярославле.

М а м ы р и н — лидер ярославских эсеров.

С а в и н — лидер меньшевиков там же.

С о м о в — старый генерал.

Л у к а — черносотенец.

С е р а ф и м — кладовщик на фабрике.

П о ч е ч у е в — чиновник банка.

П е т я — его сын, гимназист.

О л ь г а.

П а н и к е р.

Ч а с о в о й.

М о н а х.

А л е ш а — инок, телохранитель Савинкова.

П р е д с т а в и т е л и  «С о ю з а  з а щ и т ы  Р о д и н ы  и  С в о б о д ы» — с мест, м а т р о с, п а р и к м а х е р ш а  и  к о с т ю м е р ш а  в театре — без слов. Т к а ч и, т к а ч и х и, к р а с н о г в а р д е й ц ы, с о л д а т ы, о ф и ц е р ы, у ч а с т н и к и  б а л а.

Место действия — Москва — Ярославль.

Время действия — май — июль 1918 года.

В основу замысла взята идея В. И. Ленина о сути пролетарской революции, высказанная им по поводу теории Б. Савинкова «вождя и толпы».

«Да. Эту свою теорию Савинков построил на том, что одно из самых больших зол нашей революции — это робость рабочих и крестьян, которые, к сожалению, до сих пор еще убеждены, что командовать, управлять государством могут только «высшие». Но я верил и верю, что на каждой фабрике, на заводе, в деревне есть люди, способные преодолеть эту вековую робость. И революция ускоряет этот процесс, рождает из рядовых и героев и вожаков. Именно в этом главная суть пролетарской революции…»

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Тревожная музыка.

На занавесе: «ГОД 1918-й» — «СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ». Занавес поднимается. На суперзанавесе — карта России тех дней. У карты — стол, за которым работает  Л е н и н, освещенный настольной лампой. В темноте перед ним стоит человек. Сноп света падает на него. Это  С а в и н к о в. Он беззвучно смеется.

С а в и н к о в. Не ожидали, господин Ленин?

Л е н и н. Борис Савинков?! Что это, дурной сон?

С а в и н к о в Спит ваша ЧК, когда я работаю. Ваш Дзержинский думает, что я на Дону, а я, как видите, здесь, в Москве, и в этот тихий ночной час пришел к вам в Кремль. Забавно, не правда ли? Я, Борис Савинков, — убийца министра Плеве и великого князя Сергея, я — Савинков, покушавшийся на царя Николая Романова…

Л е н и н. Покушались и на меня, знаю. Знаю, что вы были товарищем министра при Керенском, были другом провокатора Азефа, знаю, что теперь вы друг контрреволюционных генералов, бежавших на Дон…

С а в и н к о в. Да. Да. Да! И ваш непримиримый враг! Стою перед вами в Кремле! Оцените!..

Л е н и н. Поразительная смелость. А зачем пожаловали?

С а в и н к о в. Я пришел объявить вам приговор истории и мой!

Л е н и н. Приговор истории? Это прелюбопытно! У вас что же, есть на это мандат от истории?

С а в и н к о в. Господин Ленин, шуточками вам не отделаться. Мы не на заседании Совнаркома, и не вы здесь председатель. Над нами ночь. И — никого. Вы и я. Лицом к лицу. Наши люди везде. Они и здесь, за вашей спиной. У меня оружие.

Л е н и н. Это убедительно. У меня оружия нет. Вас я знаю как отчаянно смелого, я бы сказал даже, безрассудно смелого человека, как террориста…

С а в и н к о в. Ваш родной брат Александр Ульянов был террорист!..

Л е н и н. Но те времена прошли.

С а в и н к о в. Для меня нет. Но сегодня я пришел к вам как руководитель мощной организации, которая не сегодня завтра займет подобающее ей место в правительстве России во главе со мной.

Л е н и н. Вот как! Это очень интересно!

С а в и н к о в. И очень серьезно, господин Ленин!

Л е н и н. Ну, если это серьезно, а не какая-нибудь авантюра, то позвольте поинтересоваться, от какой партии теперь вы, господин Савинков, выступаете? Меньшевиком вы не были. Эсером были, но ушли. От монархистов?

С а в и н к о в. Я — революционер и никаких классовых интересов не защищаю. Единый национальный фронт!..

Л е н и н. А стало быть, и национальный центр? Говорил мне Дзержинский, что такой центр создан в Москве тайно. Но почему тайно? Почему вам открыто не выступить перед народом со своей программой? Я бы вам предоставил такую возможность, скажем, на заводе Михельсона или на другом крупном рабочем собрании. Боитесь, господин Савинков?

С а в и н к о в. Я не боялся, когда целился в царя!

Л е н и н. Да, но быть террористом — это одно, другое дело, когда человек берет на себя функции политического деятеля, да еще такого масштаба, как глава правительства России.

С а в и н к о в. Браво, Ленин! Я понял еще по вашим статьям, что вы напрочь лишены объективности! Вы со своей классовой ограниченностью и большевистской тенденциозностью не способны к объективным оценкам ни партии, ни личности. Вы, господа большевики, никак не можете подняться до общечеловеческих понятий правды, честности, нравственности!..

Л е н и н. Браво, Савинков! Общечеловеческие понятия — это же ахинея! Понятия правды, честности, нравственности — суть классовые понятия. Других нет. У капиталиста одна правда, у рабочего — другая. У крестьянина-бедняка — своя, у кулака — своя. Вы, господа обыватели от политики, претендующие на особый дар мысли и высокой интеллектуальности, прекратите, наконец, морочить головы людям бесклассовыми, общечеловеческими понятиями!.. А вот я — большевик, тенденциозен и иным никогда не буду, то есть до тех пор пока существует классовая борьба!..

С а в и н к о в (улыбаясь). Господин Ленин, я все читал, что вы пишете, и слыхал, что говорите. Я знаю, что́ вы говорили в Сокольниках и Хамовниках, что́ на заводах и фабриках и что́ во ВЦИКе… Вы отличный полемист, но вам не удается обратить меня в свою веру. Я ценю ваш аналитический ум, вашу политическую дальнозоркость. Именно поэтому, прежде чем привести смертный приговор в исполнение, я в первый и последний раз решил поговорить с вами и задать вам пару вопросов.

Л е н и н. Польщен. Слушаю вас.

С а в и н к о в. На что вы надеетесь? Вот ваша карта. На ней ясно видно, что вы окружены со всех сторон. С юга — генерал Деникин с Добровольческой армией. На севере — десанты союзников, с востока — чехи. На западе — Германия, а внутри России — мы… И нам ничего не стоит затянуть петлю на вашей шее. На что же надеетесь вы — крупный политический мыслитель, господин Ленин?

Л е н и н. Не на что, а на кого, с вашего позволения. Мы надеемся на рабочих и крестьян России.

С а в и н к о в. На рабочих… Гм… не знаю, но сто миллионов крестьян России за вами не пойдут!

Л е н и н. За нами пойдут все, кто не хочет войны, ибо война — это преступление против человечества, а мы — за мир!

С а в и н к о в. Какой мир?! Вы заключили с немцами похабный, позорный мир! Они наплевали на ваш мирный договор, заняли Украину и подошли к Дону. А вы всё лавируете, уступаете.

Л е н и н. Да. Мы теперь не можем вести войну — солдат устал, народ голодает, в стране разруха. Да. Мы лавируем. Уступаем… Мы уступаем территорию, чтобы выиграть время…

С а в и н к о в. Это не территория! Это — Россия, господин Ленин!

Л е н и н. Более того — это Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика! И мы сделаем все, чтобы сохранить ее и укрепить ее мощь, после чего нам не страшна будет любая война с любыми империалистами и их прислужниками — авантюристами всех мастей!

С а в и н к о в. Хватит!.. Еще вопрос, и на этом кончим разговор. Предупреждаю, что ваш ответ на этот мой последний вопрос — это ваша жизнь или смерть.

Л е н и н. Пугаете, господин Савинков?..

С а в и н к о в. Слушайте!.. В России — хаос. России нужна железная рука. Человек с железной волей… Кто этот человек? Керенский — политический банкрот и трус. Каледин застрелился. Краснов, Деникин — ограниченные узковоенные люди. Чернов такой же болтун, как и Керенский. Кто же?.. Я подумал. Есть в России только два человека. Вы и я. Вернее, я и вы. Понимаете, я и вы?..

Л е н и н. Понимаю. Я к вам заместителем?

С а в и н к о в. Ваш политический опыт и аналитический ум, моя неуемная энергия и горячее сердце революционера!..

Л е н и н. Не пойду.

С а в и н к о в. За нами идет многомиллионный крестьянин России…

Л е н и н. Враки! Вы зовете крестьян на войну, а они стоят за мир! И они не пойдут за прислужниками тех, кто надеется, что освобожденный народ снова можно загнать в кабалу. Нет и нет!..

С а в и н к о в. Смело, господин Ленин! Но, оскорбляя меня, вы не учитываете ситуации, в которой мы с вами находимся, смертельной для вас ситуации, господин Ленин.

Л е н и н. Вы слишком узко понимаете ситуации, господин Савинков.

С а в и н к о в. Вы сейчас умрете, господин Ленин.

Л е н и н. А вот в это, извините, я не верю.

С а в и н к о в. Но верю я. И этого достаточно… Теперь я понял, что вы тоже хотите быть только первым… Но двум первым нам в России тесно… Остаюсь я… Таково предначертание судьбы!.. (Вынимает револьвер. Торжественно.) Именем!

Л е н и н. Именем кого? (Улыбается.)

С а в и н к о в. Именем…

Свет гаснет и снова зажигается. Операционная комната клиники без окон. В углу — скелет, полузакрытый простыней. На большом операционном столе — закуски, бутылки. У дежурного столика сидит  О л ь г а  в костюме сестры милосердия. На диване лежит  С а в и н к о в.

С а в и н к о в. Именем народа!.. (Вскакивает.) Как я мог забыть?!

О л ь г а (бросается к нему). Милый, что с тобой?! Ты еще никогда так не кричал во сне.

С а в и н к о в. А? Что? Ольга? Ольга. Ну да, конечно, это я вскрикнул. (Огляделся.) Глупо. Надеюсь, не громко?

О л ь г а. Не беспокойся. Это операционная нашей клиники. Она, видишь, без окон. Отсюда ничего не слышно… Ты так внезапно заснул… Ты устал, милый…

С а в и н к о в. Да… Нервы. О чем больше думаешь, то и… (Усмехнулся.) Дурной сон? Я говорил во сне?

О л ь г а. Ты спал минут двадцать, я уходила ненадолго…

С а в и н к о в. Куда?

О л ь г а. Принесла тебе поесть. (Взглядом указывает на стол.)

С а в и н к о в. Значит, я опять говорил во сне?

О л ь г а. Да. Что-то бессвязное… как бред…

С а в и н к о в. О чем все же?..

О л ь г а. Я ничего не поняла… Что-то о России… Потом о мире и опять о смерти… да… еще о каком-то центре…

С а в и н к о в (пристально взглянул). О центре? (Улыбаясь.) Да, действительно что-то вроде бреда. (Подходит к столу.) Коньяк, лимоны, семга… (Декламируя.) А там, за стеной… осьмушка хлеба, вобла и кипяток с сахарином. Ты же знаешь, что я не прощаю себе этого.

О л ь г а (виновато). Я думала… Ты же совсем не жалеешь себя.

С а в и н к о в (наливая коньяк). А откуда такая роскошь?

О л ь г а. Из бывшего магазина Дюпре, через хорошего и верного друга.

С а в и н к о в. Наш милый Дюпре — кусочек Франции в Москве… (Пьет.) Да, Москва… (Декламируя.)

И вот я снова здесь. Но не как сын твой, Москва, а как пасынок. Опять скрываюсь. За мной следят — я слежу. За мной шпионят — я шпионю… Сотни раз я лез головой в петлю за свободу русского народа, отдал свою молодость… всю жизнь без семьи, без дома, с вечной угрозой ареста… Одно лишь мгновенье передышки и снова бесконечная кровавая игра… Что делать, Ольга? Судьба… Моя Россия исковеркана, испоганена, забрызгана грязью. И надо эту грязь смыть кровью. И вот снова конь, и опять на нем тот бледный всадник, имя которому смерть…

О л ь г а (шепчет). Я готова умереть за тебя…

С а в и н к о в (продолжая). Россия… Люблю тебя, изошедшую слезами, Россия…

О л ь г а (шепчет). О дорогой мой!..

С а в и н к о в. Люблю тебя, народ русский! Народ-богоносец! И я не отдам вас никому, народ мой, моя Россия!..

О л ь г а (в экстазе). Солнце мое! Вера моя! Я люблю тебя! Слышишь, Борис?! Люблю!..

С а в и н к о в (резко повернулся). Ты не спала?

О л ь г а. Нет. Разве я могу? У нас с тобой такие редкие встречи. (Пытается обнять его.)

С а в и н к о в. Какие у тебя большие руки, Ольга.

О л ь г а. Раньше ты этого не замечал…

С а в и н к о в. Но раньше я и не сомневался…

О л ь г а (со страхом). В чем?!

С а в и н к о в (усмехнувшись). Даже в севастопольской тюрьме, когда я ждал смертный приговор за покушение на царя, у меня не было в душе ни страха, ни сомнения. Страха нет и теперь, но почему сомнения?

О л ь г а. Какие сомнения? Христос с тобой, милый!..

С а в и н к о в. Христос не со мной, Ольга! Я знаю, что каждый мой новый день — это новый риск и что на карту всегда поставлена моя жизнь! Даже там, на Дону, царский офицер пришел на квартиру убить Савинкова!.. А здесь железная рука ЧК!.. «Революцьонный держите шаг, неугомонный не дремлет враг». Кто враг? Я? Они?.. Ольга, я чувствую опасность. Я слышу, как она бродит рядом. Что я говорил во сне?

Ольга молча плачет.

Ну, перестань. (Обнимает ее.)

О л ь г а. Ты не любишь меня.

С а в и н к о в. Оставь!.. Когда мне станет с тобой тяжело, я не солгу, я скажу. Веришь мне?

Ольга утвердительно кивает головой.

А теперь не плачь. Я ни с кем. Я с тобой. (Целует ее.)

О л ь г а. Ты и теперь любишь другую?

Савинков молчит, закуривает.

Какой ты жестокий… Но все равно. Я не могу без тебя, и что бы ни случилось, я всегда твоя…

Стук в дверь.

Почему стук?! (В страхе.) Боже!..

С а в и н к о в (спокойно). Стук условный. (Поднимается.)

О л ь г а (шепотом). Это провокация! Не открывай! Борис! Иди в ту комнату, там окно во двор, я задержу их!..

С а в и н к о в (улыбаясь). Сколько лишних слов! (Глянул на часы.) Минута в минуту. Молодцы! (Ольге.) Ко мне пришли друзья, Ольга…

О л ь г а. Я не понимаю, Борис, какие друзья? Ведь совещание должно быть в Большом Левшинском…

С а в и н к о в. А почему об этом знаешь ты?!

Ольга смутилась.

Стук повторился.

Хорошо. Потом. Иди туда. (Показывает на другую дверь.) И жди. Извини. Так надо. (Запирает за Ольгой дверь на ключ, отвечает на условный стук и отворяет дверь справа.)

Входит  Ф л е г о н т.

Ты, Флегонт, всегда точен.

Ф л е г о н т. А как же иначе, Борис Викторович? Охрана уже здесь. Люди собираются. Но что совещание переносится сюда, предупредить всех я не успел.

С а в и н к о в. Зато мы успели предупредить ЧК.

Ф л е г о н т. Что вы… дом на Левшинском вне всяких подозрений!

С а в и н к о в. Вне всяких… А ты уверен, что никто, кроме наших, не знал адреса и часа? Ты уверен вообще во всех наших?.. Нюх конспиратора, Флегонт. Он меня не подвел и на этот раз. Кто-то из наших все-таки проболтался. А кто?… Почему ты побледнел?

Ф л е г о н т. Борис Викторович, вы меня оскорбляете…

С а в и н к о в. Дурак, я люблю тебя… Дзержинский — хитрая лиса, но он меня не переиграет… Он напал на мой след. Ну что ж. Пусть идет в Левшинский…

Ф л е г о н т. Но если так, то надо немедленно предупредить остальных!

С а в и н к о в. Пора умнеть, Флегонт… В интересах нашего великого дела два-три человека ничего не значат. Тем более что назрела необходимость кое от кого избавиться… Итак, кого ты успел предупредить?

Ф л е г о н т. Всех приезжих и начальника штаба нашего «Союза» — полковника Перхурова…

С а в и н к о в. Чудесно! Как раз тех, кто мне сегодня нужен здесь.

Ф л е г о н т. Как?! А остальные?

С а в и н к о в. Вот именно «остальные». Они пусть идут себе в Левшинский. А пока там ими будет заниматься Дзержинский.

Ф л е г о н т. Не понимаю. А если их накроет ЧК? Они слишком много знают, Борис Викторович!

С а в и н к о в. Успокойся. Им только кажется, что они много знают, а по существу они ничего не знают и, главное, знать не должны. Ненадежные соратники. Судьба идет нам навстречу. Пришла пора обновить состав.

Ф л е г о н т. Опять?!

Савинков молчит.

Извиняюсь…

С а в и н к о в. Закрой чем-нибудь стол. Возможно, что они живут только на большевистском пайке.

Ф л е г о н т. Ясно. (Покрывает стол с закусками простыней.) Вот так. И мы живем аскетами. Недоедаем. Мученики революции…

С а в и н к о в. Оставь свой цинизм, Флегонт.

Ф л е г о н т. Пардон, забыл, что вы это совмещаете с лирикой… (Уловил строгий взгляд Савинкова.) Сникаю.

С а в и н к о в. Дурак… За что я тебя люблю? Я ведь только с тобой откровенен до конца. Только ты один знаешь все! Только тебе я верю! Почему? Потому что ты настоящая личность, Флегонт! Талантливая, но… правда, опасная личность. Ты опасен даже для самого себя!..

Ф л е г о н т. Опасен для себя? Преувеличиваете, Борис Викторович. Себя я люблю. Как-никак, хотя и незаконнорожденный, но все же сын князя… Однако верно, жизнь не удалась. Все трын-трава! Жалеть не о чем… Хотя нет. Вру. Теперь мне есть о чем жалеть в этой жизни!.. Откровенность за откровенность! Я полюбил! Странно, но факт.

С а в и н к о в. Ну это ты оставь, Флегонт. Нас любить могут, но мы… Судьба не отпустила нам на это ни времени, ни крови. Оставь!

Ф л е г о н т. Все, что вы прикажете. Все, что угодно, но… Сэ плю фор ке муа, как говорят французы, это сильнее меня. В первый, а может быть, и в последний раз, но я полюбил… Полюбил прекрасную женщину!..

С а в и н к о в. Вот как? Кто она?

Ф л е г о н т. Сейчас ее нет в Москве. Не беспокойтесь. Она верит в вас так же, как и я…

Условный стук. Флегонт открывает дверь. Входят  л ю д и  в  ш т а т с к о м, но с военной выправкой. Это представители белогвардейских союзов Поволжья. Среди них — полковник  П е р х у р о в  и  Ф а л а л е е в. Молчаливые приветствия.

С а в и н к о в (жестом приглашая всех садиться). Господа! Не будем терять времени. Напоминаю — записывать ничего нельзя. Никаких следов… Большевики сегодня объявили в Москве военное положение… (После паузы.) Один ученый летописец свидетельствовал о наших предках: «Русские себе добра не захотят, доколе к оному силой принуждены не будут». Сегодня рецепт прежний… Поднимаем открытое вооруженное восстание!..

Радостные восклицания собравшихся.

П е р х у р о в. Наконец-то!.. (Встает, крестится.)

За ним встают все.

Долгожданная минута настала!

С а в и н к о в. Да. Это историческая минута, господа! Будем же свято хранить ее в памяти, пока бьются наши сердца!

Общее торжественное молчание.

Прошу садиться…

П е р х у р о в (садясь). Оскорбленное русское офицерство с нетерпением ждет боевого сигнала…

С а в и н к о в. Не только офицерство, а все истинные дети исстрадавшейся России под гнетом большевиков! Я счастлив приветствовать в эту минуту представителей нашего «Союза защиты Родины и Свободы» из Нижнего Новгорода… Мурома… Казани… Ярославля… Рыбинска… Костромы… Самары!..

Все названные встают, молча кланяются и садятся.

Александр Николаевич, какими силами мы располагаем? Люди? Оружие?

П е р х у р о в. Людей, беззаветно преданных святому делу нашего «Союза», уже сегодня у нас (делает большую нарочитую паузу)… вполне достаточно. Оружия — тоже.

С а в и н к о в (улыбаясь). Господа! Не будем неволить начальника нашего центрального штаба уточнением цифр тех сил, которыми мы сегодня располагаем.

Все понимающе кивают головами и улыбаются.

П е р х у р о в. Благодарю вас, Борис Викторович. Уточнять и правда нет необходимости, тем более что каждый из присутствующих по себе знает, что сил у нас действительно достаточно. Однако вы, Борис Викторович, и каждый из присутствующих, несмотря на все требования строжайшей конспирации, не сможете скрыть одного… Люди и оружие есть, но нет денег.

Пауза. Все с жадным интересом смотрят на Савинкова.

С а в и н к о в (глядя на часы и после паузы). Деньги будут. Они уже на пути к нам. (Кивнув Флегонту.) Пора встречать.

Флегонт выходит.

Итак, господа. Нам удалось создать в Москве центральный штаб, работающий с точностью часового механизма. (Перхурову.) Благодарю вас, полковник Перхуров.

П е р х у р о в. Рад стараться.

С а в и н к о в. У нас есть все, чтобы неожиданным выступлением захватить власть в Москве и расстрелять Совнарком во главе с Лениным, но… после зрелых размышлений этот план отвергнут…

Г о л о с а. Как отвергнут? Почему? Непонятно!

С а в и н к о в. Это решение национального центра, господа, и обсуждению не подлежит.

П е р х у р о в. Наши люди в Москве не могут больше ждать. Затянувшееся бездействие становится опасным…

С а в и н к о в. Но еще более опасным будет невозможность удержать здесь захваченную власть… У нас нет и не будет хлеба в Москве, мы обернем недовольство миллиона голодных москвичей против себя и только опорочим дело, во имя которого произведем переворот… Кроме того: по сведениям, известным только нам, немцы снимают регулярные части с фронта и двигают на Москву. Перед ними мы одни не устоим. Вот почему наше выступление переносится на Казань.

П е р х у р о в. Я этого не знал. Почему вы даже меня не посвящаете в свои замыслы, Борис Викторович?

С а в и н к о в. Меня тоже не во все посвящают. Таков особый характер нашей борьбы, полковник Перхуров. В Казани, господа, хлеб, золотой запас России. Пусть немцы берут Москву. Это поднимет небывалую волну гнева русского народа! Мы быстро и легко создадим огромную армию патриотов и войдем в Москву с востока раньше, чем Краснов и Деникин с юга!..

Ф л е г о н т (входя). Он пришел.

С а в и н к о в. Одну минуту, господа. (Выходит.)

Г о л о с а. Кто пришел? Кто это «он»?..

Ф л е г о н т (успокаивая). Пришел наш друг, господа, большой друг.

Ф а л а л е е в. Ну и пусть заходит, что за игра?

П е р х у р о в. Это не игра, прапорщик Фалалеев. Савинков, господа, беседует сейчас с одной персоной, связи которой уходят далеко за пределы России… Имя пришедшего даже здесь огласке не подлежит ни в коем случае.

Входит  С а в и н к о в  с толстым портфелем в руках.

С а в и н к о в. Господа, Казань отменяется!.. Будем «играть» в другом месте. Извините, но пока это чрезвычайно секретно. Где и когда, сообщу особо. Деньги же на наше дело… вот они! (Бросает портфель на стол.) Здесь миллион триста тысяч! Вот все, господа. Вы свободны.

Все молча встают и уходят, кроме Перхурова. Савинков задерживает Фалалеева.

Одну минуту… Флегонт, открой стол!

Флегонт снимает со стола простыню.

П е р х у р о в. О! Как в старое доброе время!

С а в и н к о в (наливает бокалы). Первый бокал — моему верному другу и телохранителю. (Подает бокал Флегонту.) У тебя легкая рука, Флегонт. Выпей на счастье!

Ф л е г о н т. За вас, Борис Викторович! (Осушает бокал.)

С а в и н к о в. Спасибо, друг. И проверь посты.

Ф л е г о н т. Слушаюсь. (Уходит.)

С а в и н к о в. Он не должен знать, что я сейчас скажу.

П е р х у р о в. Даже ваш адъютант?!

С а в и н к о в. Даже. (Опустив бокал.) Оцените, господа, степень доверия, которая оказана только вам. (Подняв бокал и торжественно.) Господа! Играем… Ярославль!

П е р х у р о в. Ярославль?!

Ф а л а л е е в. Мой Ярославль?!

П е р х у р о в. Северные ворота в Москву!

С а в и н к о в. Мы захлопнем эти ворота. И сибирский хлеб не пойдет большевикам в Москву.

Ф а л а л е е в. Гениально!

Все чокаются и пьют.

С а в и н к о в. Союзники требуют от нас… Это абсолютно секретно… На днях они высадят десант в Архангельске. Мне поручено поднять восстание на верхней Волге и, захватив города Ярославль, Рыбинск, Кострому, Муром, удерживать их до прихода союзников с севера и востока. Затем… По просьбе нового главы правительства России… ваш покорный слуга (наклонил голову)… союзники из Ярославля приходят в Москву и окончательно устанавливают порядок на Руси!

Ф а л а л е е в. Грандиозно!

С а в и н к о в. Теперь о том, на кого же возложить главное командование всеми нашими силами в Ярославле? Кстати, как там поживает его превосходительство генерал Сомов?

Ф а л а л е е в. Сомов?! Это же старая… Виноват.

П е р х у р о в. Можете не извиняться, я вполне согласен с вами.

С а в и н к о в. Ну что ж… (Перхурову.) Александр Николаевич, вот, кстати, представляется возможность исполнить ваше желание — сменить штабную деятельность на боевую.

П е р х у р о в. Почту за честь.

С а в и н к о в. Спасибо.

П е р х у р о в. Но генерал Сомов может обидеться и…

С а в и н к о в. Это я беру на себя. Ну-с, нас торопят. Вы сегодня же должны быть в Ярославле.

П е р х у р о в. Слушаюсь.

С а в и н к о в (Фалалееву). А вы, прапорщик, лично отвечаете за безопасность вашего главнокомандующего и за всю конспирацию подготовки восстания в Ярославле. Нам повезло, что вы там, у большевиков, служите комиссаром губернской милиции. Как они к вам?

Ф а л а л е е в. Полное доверие.

П е р х у р о в. А ЧК?

Ф а л а л е е в. ЧК в Ярославле существует всего два месяца. Народ зеленый.

С а в и н к о в. Не обольщайтесь.

Ф а л а л е е в. Слушаюсь.

С а в и н к о в. Ну, с богом! (Обнимает Перхурова.) Вручаю вам, полковник. (Передает ему портфель.) Хранить как зеницу ока! Едете в одном вагоне, но порознь. Прапорщик присоединится к вам по приезде в Ярославль. Билеты берете до Вологды — об этом будем знать мы — только трое.

П е р х у р о в. Слушаюсь. (Уходит.)

С а в и н к о в (проводив Перхурова, к Фалалееву). Вы, прапорщик, отвечаете за него и портфель жизнью.

Ф а л а л е е в. Само собой.

С а в и н к о в. Квартиру явочную в Ярославле сменили?

Ф а л а л е е в. Так точно. Теперь наша явка — интимный театр. Артистка Барковская Валентина Николаевна. Она придумала оригинальный пароль. Каждый идущий в театр на явку обращается к билетеру. Билетер — наш агент Греков. Вопрос: «Когда пойдет фарс «Грелка»?» Ответ: «После дождика в четверг». Остроумно?

С а в и н к о в. Не очень. Мелодрама. Но сойдет.

Ф а л а л е е в. Когда вас ждать в Ярославле?

С а в и н к о в. Сообщу через Грекова. Непременное условие: моей фамилии не произносить ни при каких обстоятельствах, в крайнем случае — «Борис Викторович» и… не очень громко…

Ф а л а л е е в. Слушаюсь.

С а в и н к о в. А эта… ваша актриса… она вполне надежный человек?

Ф а л а л е е в. Вполне, Борис Викторович.

С а в и н к о в. Красивая женщина?

Ф а л а л е е в. Роскошь!

С а в и н к о в. Влюблены?

Ф а л а л е е в (смущенно). Балуюсь, Борис Викторович.

С а в и н к о в. Это опасно. Помните: прежде всего — борьба.

Ф а л а л е е в (лукаво). А я в свободное от борьбы время, Борис Викторович…

С а в и н к о в (строго). А вы шутник.

Ф а л а л е е в. Виноват.

С а в и н к о в. Запомните… у вас не может быть с этой минуты ни секунды свободного времени… ну, ну… до встречи в Ярославле!

Ф а л а л е е в. До встречи. Можете не сомневаться, Борис Викторович, с этой минуты я весь ваш! (Уходит.)

С а в и н к о в (один. Он подходит к комнате, где заперта Ольга, и, тихо открыв дверь, входит туда. Пауза. Он возвращается один). Спит… Тем лучше… (Ходит по комнате.) Тем лучше…

Вбегает  Ф л е г о н т.

Что?!

Ф л е г о н т. Чекисты захватили дом три по Левшинскому! Арестованы Розанов, Пинка, Рубис…

С а в и н к о в (холодно). Дальше?

Ф л е г о н т. Через две улицы идет перестрелка…

С а в и н к о в. Перхуров?!

Ф л е г о н т. Успел уйти.

С а в и н к о в. Слава богу!.. По твоему лицу вижу, что здесь тоже небезопасно. (Надевает плащ, кепи.) Я пойду своим путем, но… ты меня все-таки прикрой. Три минуты, не больше, побудь здесь. Исчезаю. Да! Чуть не забыл. Старею. Деликатное поручение в интересах дела. Там, за дверью, — девица. Общаясь с ней, я установил, что она слишком много знает. Слишком много, что при создавшейся ситуации опасно. Очень опасно. Понимаешь? Работай чисто…

Ф л е г о н т. Опять вы меня обижаете, Борис Викторович!

С а в и н к о в. Я люблю тебя, дурак. Сам не задерживайся. Погибнешь, буду плакать… Пусть эта «раба божия» преставится тихо. (Крестится.) Ну, с богом, голубчик! (Уходит.)

Ф л е г о н т (подходит к двери, куда ушла Ольга. Открывает и… пятится назад). Ольга?!

О л ь г а (выходит, зевая, трет глаза). А я сидела, сидела… Обиделась и (улыбаясь)… заснула… Флегонт?! Почему ты здесь?

Ф л е г о н т. Нет, почему ты здесь?! Что случилось?! Ты же уехала из Москвы?!

О л ь г а (холодно). Как видишь, нет. Скажи, где он?

Ф л е г о н т. Постой. Неужели это ты?..

О л ь г а. Что с тобой? А где он?

Флегонт опускается на стул и, обхватив голову руками, стонет.

Его арестовали? ЧК?! Боже мой! Да отвечай же, Флегонт?! Что с ним?! Он жив? (Трясет Флегонта за плечи.)

Ф л е г о н т (резко отталкивает Ольгу). Жив, жив твой герой и в полной безопасности! А вот ты… «раба божия»…

О л ь г а (успокаиваясь). Фу, как ты меня напугал…

Ф л е г о н т. Так обманывать! За что?!

О л ь г а. Он так хотел, и я не могла тебе сказать…

Ф л е г о н т. Не о тебе речь! Как мог он?! Так подло! Чудовищно!

О л ь г а. Не смей так о нем! Не смей! Он может все! Он имеет право! К нему нельзя ревновать!..

Ф л е г о н т. Ну да, он бог! Иисус! Сверхчеловек!.. Дура! Он же приказал мне убрать тебя! Убить!.. Молись! Я всегда выполнял его приказы.

О л ь г а. Что? Ты пьян, Флегонт!

Ф л е г о н т. Не настолько, чтобы промахнуться. (Вынимает револьвер.) Прощай, раба божия! (Целится в нее.)

О л ь г а. Так не шутят, Флегонт!

Ф л е г о н т. Это не шутка. Он приказал!

О л ь г а. Ложь!

Ф л е г о н т. Правда! Он сказал, что ты слишком много знаешь!

О л ь г а. Как?.. Слишком много знаю? О господи. Да, да… Вот почему он меня все спрашивал, спрашивал… Нет! Нет, нет, это немыслимо!

Ф л е г о н т. Спрашивал? А ты?.. Ты выболтала ему о Левшинском?!

Ольга молчит.

Глупая. Я же сказал тебе об этом потому, что хотел вывести тебя из опасной игры. Именно поэтому я просил тебя выехать на это страшное время из Москвы. Я боялся за тебя, а ты?.. Подожди, подожди! Уж не призналась ли ты ему, что о левшинском адресе сказал тебе я?

О л ь г а. Нет! Нет, Флегонт! Клянусь, нет!.. О тебе — ни слова!..

Ф л е г о н т. Все равно он узнает! Он уже прощупывал меня. В интересах дела для него ничего не значат два-три человека, ты, я, друг, брат, мать, отец! В интересах дела! Ха! В интересах дела «прикрой меня, Флегонт», после того как выстрелишь себе в душу!.. Нет, Борис Викторович! Через меня ты не шагнешь. Живи, Ольга! Вот тебе на всякий случай. Защищайся, если придется. (Вынимает из кармана еще один пистолет, кладет его на стол, потом наливает себе коньяк.) Прощай! (Пьет и уходит.)

О л ь г а (одна). Боже мой!.. Боже мой!.. (Берет со стола браунинг.) «Защищайся»… От кого?.. От себя… Кому же верить теперь? В кого мне верить?!

Стук в дверь.

Входите. Теперь мне все равно… (Громко.) Входите!.. (Стреляется.)

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Кабинет председателя ВЧК на Лубянке. У стола — Д з е р ж и н с к и й  и  Ф л е г о н т. За ширмой — солдатская кровать, на которой сидит невидимый Флегонту чекист  А н д р е е в.

Д з е р ж и н с к и й (Флегонту). Продолжайте…

Ф л е г о н т. Как я уже сказал, во главе «Союза защиты Родины и Свободы» стоит Савинков… (Усмехнулся.) Старый революционер. Большой человек. Сверхчеловек!

Д з е р ж и н с к и й. За что вы так ненавидите Савинкова?

Ф л е г о н т. Наоборот! Я обожаю его и жажду с ним встретиться! Из-за него я на все и пошел! Вы обещали мне свободу.

Д з е р ж и н с к и й. Продолжайте.

Ф л е г о н т. По составу наш «Союз» пестроват, хотя большинство — офицеры. Партийность самая разнообразная: монархисты, эсеры, кадеты, меньшевики, даже анархисты.

Д з е р ж и н с к и й. А как же они договорились, эти разные по убеждениям люди?

Ф л е г о н т. Игра шла втемную. Существовала программа для вожаков и для наружного потребления. Чтобы привлечь разноликих, приходилось говорить с каждым на его языке.

Д з е р ж и н с к и й. И как же это вам удавалось?

Ф л е г о н т. Благодаря строжайшей конспирации. Каждый знал только четырех человек.

Д з е р ж и н с к и й. Кто вам помогал? Откуда деньги?

Ф л е г о н т. Деньги давали союзники. Обещали и прямую помощь.

Д з е р ж и н с к и й. В Кремле работают ваши люди? Кто?

Ф л е г о н т. Осведомители из близко стоящих лиц к Совнаркому, а кто — знает лишь Савинков.

Д з е р ж и н с к и й. Сколько в Москве офицеров, состоящих в вашем «Союзе»?

Ф л е г о н т. Тысяч пять, но точно об этом знает только начальник нашего штаба полковник Перхуров. Он арестован?

Дзержинский молчит.

Извините… Я написал и подтвердил вам все, что мне было известно, и… простите, очень устал… Когда отпустите? Обещали…

Д з е р ж и н с к и й (после паузы). Завтра утром. Если еще что вспомните, передайте дежурному. Отдыхайте. (Нажимает кнопку звонка.)

Входит  М а т р о с  и уводит Флегонта. Из-за ширмы выходит  А н д р е е в.

Что скажете, товарищ Андреев? Ваши впечатления?

А н д р е е в (подумав). Несомненно — это человек крайностей. Вчера он слепо верил Савинкову, сегодня разочарован и до предела обозлен. Взбесившийся исполнитель воли своего господина… Этакий палач-идеалист. Сейчас готов на самую безрассудную, низкую месть и поэтому признается во всем.

Д з е р ж и н с к и й. Во всем ли? Два момента в его показаниях мне остаются неясными. Первое. Он наотрез отказался объяснить причину разрыва с Савинковым. Тут возможны обстоятельства сугубо личного, романтического порядка. Не об этом ли говорит самоубийство сестры милосердия Ольги Голубовской? Мы не можем сбрасывать со счетов и такое, однако главное — вторая неясность. Он говорит и пишет, что ничего не знает о том, где и когда нам готовится новый удар. Верите вы, что он действительно не знает?

А н д р е е в. Темнит. Адъютант Савинкова. Самое доверенное лицо и вдруг?..

Д з е р ж и н с к и й. Вы плохо знаете Савинкова.

А н д р е е в. Неужели вы верите, что он, этот Флегонт, действительно не знает?

Д з е р ж и н с к и й. Склонен верить.

А н д р е е в. Вы его отпустите?

Д з е р ж и н с к и й. Непременно. Он дал честное слово, что не будет больше бороться против нас.

А н д р е е в. Феликс Эдмундович, что стоит слово такого человека?!

Д з е р ж и н с к и й. Возможно, и ничего не стоит. Но нам важно, что другие арестованные, узнав, что мы отпустили под честное слово адъютанта Савинкова, станут разговорчивей. А мы постараемся, чтобы они об этом узнали не от нас.

А н д р е е в. Ясно, что этот Флегонт, оказавшись на свободе, будет искать Савинкова. И за ним надо будет походить. Это вы поручаете мне?

Д з е р ж и н с к и й. Нет. Это будут делать другие товарищи. А нам с вами надо опередить Флегонта в поисках Савинкова. Этот Флегонт может опоздать, а мы не имеем права допускать внезапности их нового удара. Я убежден, что Савинков будет там, где этот удар готовится.

А н д р е е в. Где же?

Д з е р ж и н с к и й. А где, давайте с вами «погадаем». (Раздумывая.) Нижний… Муром… Кострома… По нашим сведениям, чехи, заняв Казань, пойдут не на Москву, а вверх по Волге. Почему? В Мурманске высадился английский десант. А где гарантия, что союзники не высадят десант в Архангельске? Архангельск ближе, и от него идет прямая железная дорога на Москву через…

А н д р е е в. Через Ярославль.

Д з е р ж и н с к и й. Да. Все это, конечно, предположительно, но если сопоставить некоторые факты, то такое наше рассуждение имеет серьезные основания. В самом деле, а вдруг именно в Ярославле и назначена встреча «друзей» — здесь и удар нам? А?..

А н д р е е в. Если удар готовится в Ярославле, то для мятежа там у них на месте не хватит сил. Они начнут перебрасывать туда свои силы из Москвы и других городов, а мы за этим понаблюдаем.

Д з е р ж и н с к и й. Это само собой. Но тогда в Ярославле надо усилить наше внимание. Тем более что там у нас очень молодой народ. Губчека там создана только в марте этого года. А нужен опытный глаз.

А н д р е е в. Вот теперь я понял, зачем вы меня вызывали. Меня в Ярославль?

Д з е р ж и н с к и й (после паузы). Честно говоря, до наших с вами предположений я намерен был послать вас в Вологду. Но теперь, пожалуй, вам следует ехать именно в Ярославль. Посмотрите хорошенько. Если там обычная возня против советской власти — это одно. Если же что серьезное и особенно… если запахнет присутствием Савинкова — немедленно телеграфьте мне. Бывали в Ярославле?

А н д р е е в. Не приходилось.

Д з е р ж и н с к и й. Знакомых у вас там нет?

А н д р е е в. Кажется, там комиссаром милиции работает Фалалеев Дмитрий Петрович. Но, может быть, это и не так.

Д з е р ж и н с к и й. Кто он и где вы с ним познакомились?

А н д р е е в. На фронте. Бывший прапорщик. Член полкового комитета.

Д з е р ж и н с к и й. Он знает, что вы работаете в ЧК?

А н д р е е в. Вряд ли. С фронта не виделись.

Д з е р ж и н с к и й. Он вас помнит? Как вы думаете?

А н д р е е в. Думаю — да. В бою с немцами я вытащил его раненого из огня.

Д з е р ж и н с к и й. Значит, помнит… Он коммунист?

А н д р е е в. Надо полагать.

Д з е р ж и н с к и й (раздумывая). Так. Немного рискованно… Но другие места оголять никак ие могу, а людей опытных у нас досадно мало… Поедете туда вы. Да! Очень кстати. (Вынимает из стола папку.) Вот вчерашняя шифровка из ярославской ЧК. Товарищи случайно узнали пароль явки какой-то подозрительной организации, возможно офицерской. Учтите, в Ярославской губернии осело около одиннадцати тысяч демобилизованных офицеров царской армии. Так вот. Ярославские товарищи просили разрешения, пользуясь этим паролем, послать кого-нибудь из них по этой явке под видом эмиссара самарского эсеровского правительства. Думаю, что лучше, если этим эмиссаром станете вы. Явка в интимном театре. Примадонна этого театра Барковская Валентина Николаевна. Запомнили?

А н д р е е в (повторяя). Валентина Николаевна Барковская. Есть.

Д з е р ж и н с к и й. И пароль специфический. (Достает из пачки листок и показывает Андрееву.) Вот читайте и запоминайте.

А н д р е е в (улыбаясь). Действительно театр… (После повторного чтения.) Запомнил.

Д з е р ж и н с к и й (после паузы). Очень может быть, что в Ярославле поединок вдруг окажется весьма серьезным и острым. В Казани вы работали хорошо. Будьте так же осторожны и в Ярославле. Не забывайте: чекист должен видеть даже свою спину. Действуйте-ка абсолютно автономно. Местным партийным и советским руководителям, ЧК, словом, никому из наших не объявляйтесь — вы от них всех скрываетесь…

А н д р е е в. Понимаю.

Д з е р ж и н с к и й. А с вашим знакомым, если уж нечаянно столкнетесь, не отказывайтесь, что работали в ЧК, он может знать об этом, и, возможно, вам его придется убеждать, что ушли от нас. Тогда причину ухода придумайте по обстоятельствам.

А н д р е е в. Понимаю.

Д з е р ж и н с к и й. Главное — ни на минуту не забывайте, что Савинков — сильный, опытный, хитрый, чрезвычайно опасный враг.

А н д р е е в. Да. Выскользнул прямо из наших рук. А нам подставил своего адъютанта.

Д з е р ж и н с к и й. Таков его стиль. Делать все чужими руками и под удары подставлять других. Повторяю: если нападете на его след в Ярославле, бросайте все и немедленно телеграфом мне. Запомните: фамилия Савинкова по телеграфному шифру — четыре нуля…

А н д р е е в (запоминает). Четыре нуля…

Д з е р ж и н с к и й. Желаю успеха.

Рукопожатие. Андреев уходит. Дзержинский звонит по телефону.

Владимир Ильич! Новости оказались действительно чрезвычайными. Да. Иду… (Надевает шинель, фуражку и направляется к двери.)

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Ярославль. Гримуборная примадонны интимного театра Барковской. Окна завешены тяжелыми портьерами. Большая тахта, трюмо с туалетным столиком, стоячая ширма с китайскими рисунками, корзины с цветами. На стенах — афиши, венки, фотографии. Никого нет. Слышны хохот и веселая песенка тех времен, которую голосисто, со смехом и визгом поет Барковская. Бурные аплодисменты. Крики: «Браво! Барковская! Бис!..»

Вбегает  Б а р к о в с к а я. На ней короткое розовое платьице, под которым — белое трико. За ней бегут  к о с т ю м е р ш а, совсем еще девочка, п а р и к м а х е р ш а, пожилая женщина, и  Ф а л а л е е в, весь в кожаном, с наганом на поясе.

Б а р к о в с к а я (падает на тахту). О господи, устала как собака!

Костюмерша и парикмахерша суетятся около нее, снимают с нее туфли, расстегивают платье.

И волнуюсь я сегодня как никогда!

Ф а л а л е е в. А когда смотришь на вас на сцене, то даже из-за кулис этого совершенно незаметно. Кажется, нет на свете жизнерадостней женщины, чем вы, моя дорогая!..

Б а р к о в с к а я (с наигранной горечью). Да, мой комиссар. К сожалению, актриса всегда должна уметь быть веселой, несмотря ни на что. «Смейся, паяц» — таков наш удел. (На парикмахершу.) Осторожней, дура! Хватит! Уйдите пока. Потом позову.

Парикмахерша и костюмерша быстро уходят.

Ф а л а л е е в. Нервничаете, Валентина Николаевна.

Б а р к о в с к а я. А вы, Фалалеев?.. Я ничего не понимаю! Что случилось? Все наши давно собрались, сидят в зрительном зале, ждут сигнала сбора на совещание, а главного героя нет. Где же он? Или он любит эффектные появления под занавес, ваш Савинков?!

Ф а л а л е е в (испуганно). Тсс!.. Он приказал не произносить его фамилии вслух, да еще так громко. В крайнем случае — «Борис Викторович» и шепотом. Ясно?

Б а р к о в с к а я. Не очень, но романтично. Он что, действительно необыкновенная личность? Вы с таким восторгом о нем говорили, так ярко его расписали, что немудрено влюбиться заочно. Он вообще-то интересный мужчина?

Ф а л а л е е в (не отвечая, размышляет вслух). Уже час, как Греков пошел встречать его на вокзал…

Б а р к о в с к а я. Нашли кого посылать для встречи такого человека! Этот ваш Греков — какая-то темная личность и, кажется, пьяница и бабник! Откуда вы его взяли?

Ф а л а л е е в. Не взял, а прислали. Он — «его» человек. (Тихо.) И только один, кроме меня и Перхурова, знает в лицо Бориса Викторовича.

Б а р к о в с к а я (тоже тихо). Ах, вот как?.. Почему же вы мне раньше не сказали — а я с ним была бестактна.

Фалалеев молчит.

Понимаю, опять романтика. Но где же он сам, этот загадочный человек?! Я, наконец, помимо всего, просто сгораю от любопытства, черт возьми! Какие у него глаза?

Ф а л а л е е в (недовольно хмурится). Светлые. Очень светлые.

Б а р к о в с к а я. А волосы?

Ф а л а л е е в. Темно-каштановые…

Б а р к о в с к а я. Великолепное сочетание! В моем вкусе… Фалалеев, вы ревнуете?

Ф а л а л е е в (достает из стенного шкафа бутылку коньяка, рюмку и, налив, выпивает. Мрачно). Я пойду проверю посты, посоветуюсь с полковником Перхуровым…

Б а р к о в с к а я. Конечно, надо принимать какие-то меры наконец! Дальше ждать становится опасно!

Ф а л а л е е в. Напоминаю еще раз нашу игру. Все приходящие сюда — ваши поклонники…

Б а р к о в с к а я. А вот уж этому меня учить — только портить. Лучше объясните эту игру вашим соратникам. Я из кожи лезу — смешу весь зал. Толпа хохочет, а они сидят и с каменными лицами смотрят уморительно смешной фарс, идиоты!

За кулисами слышатся два звонка.

Второй звонок! Толкни там моих девочек, пусть идут одевать меня!..

Фалалеев уходит. Барковская пудрится и, напевая, рассматривает себя в зеркале.

«Смотрите здесь, смотрите там, да нравится ли это вам?..»

Входят  к о с т ю м е р ш а  и  п а р и к м а х е р ш а.

Девочки, скорей, скорей, скорей! (Ложится на диван, поднимает вверх ноги.) Сперва чулки! Да черные, черные! О господи! Какие же вы тупицы! Теперь платье. Да тише, тише! Прическу помнете! Платье тоже черное! Пора знать, идиотки, что в третьем акте — я всегда монашка!..

Условный стук в дверь.

(Тихо.) Это, наверно, он. (Громко.) Да, да! Войдите!

А н д р е е в (входит с букетом в руках. Увидев полураздетую Барковскую). Ах, пардон! Тысячу извинений! (Хочет уйти.)

Б а р к о в с к а я. Ничего, ничего! Останьтесь, я перейду за ширму. Девочки, вы мне больше не нужны!

Те быстро уходят. Барковская не торопясь идет за ширму.

Извините, такова наша закулисная жизнь. О нас любят посплетничать: «Актрисы — грязь, разврат…»

А н д р е е в. Убеждаюсь воочию, что это не так. Я видел вас на сцене. Я восхищен и не мог не зайти. Вот, прошу. (Подает ей через ширму букет цветов.)

Б а р к о в с к а я (нюхая цветы). О! Мои любимые запахи!.. Как вы милы!

А н д р е е в. К сожалению, я зашел на одну минуту. Хочу еще раз увидеть вас в одной вещице… (Со значением.) Когда пойдет фарс «Грелка»?

Б а р к о в с к а я (с радостью). После дождика в четверг!

А н д р е е в. Фу-х!.. Тогда я — дома…

Б а р к о в с к а я. Наконец-то! Мы вас заждались! Все наши люди в сборе, а вас все нет и нет. Час назад вас пошел встречать на вокзал Греков. Мы просто не знали, что и думать! Фалалеев очень волнуется. Он, между прочим, так вас описал, глаза, волосы, что я уже до пароля догадалась, что вы Савинков!..

А н д р е е в (изумленно). Что?!

Б а р к о в с к а я. Ой! Простите, простите меня, глупую бабу! Но это от волнения, уверяю вас. (Тихо.) Борис Викторович… Виновата, конечно, я, меня предупредил Фалалеев, что вашу фамилию вслух произносить нельзя.

А н д р е е в (большая пауза, во время которой он понял все, и, входя в роль, строго). Довольно. А то скажете еще что-нибудь лишнее…

Б а р к о в с к а я. Виновата, Борис Викторович, но… (Кокетничая.) Прошу пощады как женщина…

А н д р е е в (покровительственно). Ну-ну. Не расстраивайтесь, Валентина Николаевна. Я не за все ругаю тех, кто мне верно служит. Отличную явку и пароль придумали вы, конечно?

Б а р к о в с к а я (наигрывая скромность). Мне не пришлось долго думать. Я — актриса. Вся моя жизнь в театре…

А н д р е е в (безапелляционно). Все равно остроумно. Я вам аплодирую. Браво, Барковская! (Потрепал ее по щеке и оглядывая ее.) Черт возьми, с вами строго невозможно говорить.

Б а р к о в с к а я (смеется). Тем более, Борис Викторович, что я привыкла больше…

А н д р е е в. К аплодисментам и комплиментам?

Б а р к о в с к а я. Смилуйтесь, я не только актриса, но и слабый пол.

А н д р е е в. Да, вы не только актриса, не только слабый пол, но и…

Б а р к о в с к а я. А что «и»?

А н д р е е в. Хотите знать?

Б а р к о в с к а я (закрывая глаза и покачивая головой). Очень…

А н д р е е в (закрывает ей глаза ладонью и оглядывает комнату). После скажу.

Б а р к о в с к а я (млея). Я буду ждать. Очень, очень…

Три звонка.

Ах, третий звонок! Я должна бежать! (Пудрится перед зеркалом и уже фамильярно.) Борис Викторович, располагайтесь, миленький, как дома. (Открывает дверцу стенного шкафа.) Вот здесь коньяк, вино, фрукты. Я сейчас пришлю к вам Фалалеева.

Слышатся крики: «Барковская! Барковская!»

Слышите, меня зовут! Мой зритель! Убегаю! (Уходит.)

А н д р е е в. Значит, Савинков здесь… (Быстро направляется к двери.)

Ф а л а л е е в (входя, оживленно). Борис Викторович!…

Пауза.

Андреев?!

А н д р е е в. Здравствуй, Дмитрий Павлович! Вот ты какой стал?! Весь в кожах! Сколько же мы с тобой не видались?

Ф а л а л е е в (закрывает дверь на ключ, вынимает наган). Садись!

Андреев садится у стола.

Руки на стол!.. Ты не выйдешь отсюда живым, чекист Андреев!

А н д р е е в (спокойно, улыбаясь). Как в театре. (Зевает.) Извини, не спал уже двое суток… Слушай, Фалалеев, убери пушку, у меня тоже есть.

Ф а л а л е е в. Не сомневаюсь.

А н д р е е в. Ну вот и не надо горячиться. А то перестреляем друг друга… Представляешь, как обрадуется Борис Викторович?

Ф а л а л е е в. Игру ведешь, чекист?

А н д р е е в. А ты разве не играешь комиссара? Мы с тобой оба советской власти «служим»!..

Ф а л а л е е в. Врешь! По-разному служим!

А н д р е е в. Да не кричи ты, ради бога. И не торопись убивать меня — очень пожалеешь. А если боишься меня, так и скажи. Возьми вот из моего кармана пистолет. (Поднимает руки вверх, встает и поворачивается к нему спиной.) Бери, бери, а то ведь у меня тоже сердце не камень.

Фалалеев вынимает у Андреева из заднего кармана пистолет.

Вот так. А теперь выпьем коньячку и поговорим спокойно. (Так же, не оборачиваясь, идет к шкафу, достает бутылку, рюмки, фрукты и, вернувшись, по-хозяйски расставляет все это на столе.) Ну вот, а теперь обсудим этот назревший вопрос, как говорят большевистские ораторы.

Ф а л а л е е в (все время напряженно наблюдавший за Андреевым, усмехнулся). Ну, артист ты, Андреев, артист…

А н д р е е в (тоже улыбаясь). В театре встретились… (Наливает рюмки.) Ну, со свиданьицем вас, Дмитрий Павлович. С фронта не виделись.

Ф а л а л е е в (быстро опрокинул рюмку в рот). Напоминаешь, что я у тебя в долгу. Я не забыл, что ты раненого меня из-под огня…

А н д р е е в. Не похоже, что и помнишь. Но дело не в этом. Слушай меня внимательно и соображай быстрей, а то время бежит, и я могу опоздать к Борису Викторовичу, а без нашей встречи с ним ваше заседание здесь не состоится.

Ф а л а л е е в. Как?!

А н д р е е в. А вот так. Какое правительство в Самаре? Знаешь? Или ты даже газет не читаешь в своем Ярославле?

Ф а л а л е е в. Ну, эсеровское правительство в Самаре, а при чем тут оно?

А н д р е е в. Оно-то ни при чем, да я — при нем. Я только одного не понимаю, почему ты не знаешь, что я эмиссар от этого правительства. О тебе меня предупредил Борис Викторович. А обо мне тебя должен был предупредить… Греков. В Ярославль я приехал с особыми полномочиями и особой, отдельной от вашей явкой с Борисом Викторовичем. Он же и пароль мне передал насчет «Грелки» и «Дождика в четверг»…

Фалалеев молча наливает себе и пьет. Андреев ест яблоко.

Ты, конечно, можешь не верить мне, это дело твое, но… (Посмотрел на часы.) «Он» очень не любит ожидать. Я не первый день с ним работаю и скажу тебе по старой дружбе — человек он крутой, а… я вынужден буду доложить ему причину своего опоздания на явку… С одним Грековым он сюда не пойдет.

Ф а л а л е е в (кладет пистолет Андреева на стол). Извини, что погорячился. Какая-то нелепая случайность.

А н д р е е в. В нашем деле это редко, но бывает. А быть этого не должно совсем. Дорого обходится. (Прячет свой пистолет в карман.) Ну, до скорого. (Подает руку.) Признаться, напугал ты меня. Думаю, что такое?

Ф а л а л е е в (открывает дверь ключом). Слушай, я надеюсь, Борис Викторович не будет знать… ну об этом… что мы с тобой тут…

А н д р е е в. От меня нет. Но нюх у него дьявольский. Малейшая неточность — и тут же меняет план. Блестящий конспиратор! Наверняка, думаю, что он сообщил вам о своем приезде на один вокзал, а Греков встретил его на другом. Да! Скажи, пожалуйста, Перхурову, чтобы не волновался. Мы будем через полчаса. (Уходит.)

Ф а л а л е е в (стоит у двери, напряженно думая, потом, усмехнувшись и тряхнув головой, подходит к столу и наливает себе коньяку). Кто бы мог подумать?.. Да… Бывает…

Без стука в дверь входит  С а в и н к о в  и за ним  Г р е к о в.

С а в и н к о в. Здравствуйте, Фалалеев!

Ф а л а л е е в (с рюмкой в руке). Борис Викторович? А где же?..

Г р е к о в. Все налицо, Дмитрий Палыч, что с вами?

Ф а л а л е е в (испуганно). Где он? Он должен быть с вами?!

С а в и н к о в. Кто?

Ф а л а л е е в. Эмиссар из Самары к вам… Андреев…

С а в и н к о в. Никакого эмиссара! Здесь был чекист?!

Ф а л а л е е в. Да, бывший…

С а в и н к о в. Бывших чекистов не бывает! Об этом Андрееве я слыхал. Сволочь! Он ловко обманул наших в Казани. Давно ушел?

Ф а л а л е е в. Только что. (Разбивает рюмку об пол.) Я пойду за ним!

С а в и н к о в. Нет! Куда он может пойти?

Ф а л а л е е в. В ЧК!

С а в и н к о в. Нет. Он наверняка действует автономно… Телеграф! Вот куда он пойдет.

Ф а л а л е е в. Я убью его! Задушу!

С а в и н к о в. Нет. Вашу ошибку исправит Греков. У него рука тверже и точней. (Грекову.) Миша, ты запомнил человека, с которым мы столкнулись у входа в театр?

Г р е к о в. Да. Плащ, кепи, сапоги. Глаза серые…

С а в и н к о в. Он ни в коем случае не должен передать Дзержинскому ни одного слова. Слышишь?!

Г р е к о в. Да. (Убегает.)

Ф а л а л е е в. Борис Викторович?..

С а в и н к о в (молча подходит к столу). Коньяк, вино, фрукты… и женщины? Неплохо живете.

Ф а л а л е е в. Борис Викторович… Я искуплю…

С а в и н к о в. Где ваши люди?

Ф а л а л е е в. Все на месте. Ожидают в зале, Борис Викторович…

С а в и н к о в (зло). Перестаньте меня называть!

Ф а л а л е е в. Слушаюсь.

С а в и н к о в. Тихо, незаметно позовите ко мне только Перхурова и генерала Сомова. Быстро!

Ф а л а л е е в. Есть. (Уходит.)

Савинков ходит по комнате. За дверью — бурные аплодисменты, крики: «Барковская! Браво!» Савинков прячется за ширму. Появляется  Б а р к о в с к а я  с цветами, за ней — чиновник  П о ч е ч у е в  и  Л у к а.

П о ч е ч у е в. Ручку, божественная! Восторг мой! Только ручку! (Припадая к руке Барковской.) Боже, какое счастье! (Рыдает.)

Л у к а. Все отдам, не пожалею-ю!..

Б а р к о в с к а я. Сюда нельзя, голубчики! Нельзя сюда, миленькие! Завтра, завтра!.. (Закрывает за ними дверь.)

Г о л о с  Л у к и (за дверью). Там, по-моему, у ней уже кто-то есть!

Г о л о с  П о ч е ч у е в а. Увы, Лука Лукич! Нас опередили!..

Г о л о с  Л у к и. Такой кусок не прокиснет!..

Б а р к о в с к а я (задергивая на двери портьеру). Идиоты! (Поворачивается и видит Савинкова.) Ах! Кто вы?…

С а в и н к о в (не отвечая). А вы, конечно, Барковская… (Оглядывая ее.) М-да… Фалалеев прав…

Б а р к о в с к а я. Позвольте, но…

Стук в дверь.

С а в и н к о в. Откройте, это ко мне.

Б а р к о в с к а я. К вам?! (Но все же открывает дверь.)

Входят  П е р х у р о в, С о м о в  и за ними  Ф а л а л е е в.

П е р х у р о в. Наконец-то, Борис Викторович!

Рукопожатие.

Заждались!..

Б а р к о в с к а я (в ужасе). Что?! (Вопросительно смотрит на Фалалеева. Тот делает ей знаки, чтобы она молчала.)

С а в и н к о в (Барковской). Прошу прощения. У нас здесь мужской разговор. (Кланяется.)

Б а р к о в с к а я. Понимаю, понимаю. Я пойду к девочкам. А вы здесь, пожалуйста, будьте как дома. Вот коньяк и…

С а в и н к о в (Фалалееву). Вы, надеюсь, тоже понимаете, что такую женщину опасно оставлять одну?

Ф а л а л е е в. Да. Валентина Николаевна, разрешите вас сопровождать?

Уходят.

С а в и н к о в. Господа, совещание отменяется.

П е р х у р о в. Что-нибудь случилось?!

С а в и н к о в. Может случиться, если мы задержимся с выступлением.

П е р х у р о в. Мы готовы выступить завтра на рассвете.

С а в и н к о в. Сегодня на рассвете. Успеете за два часа собрать людей?

П е р х у р о в. За час. Руководители частей все здесь. Мы готовы были уже вчера.

С а в и н к о в. Вы — умница, Александр Николаевич. Немедленно сообщите об этом своим людям. Пусть действуют. Отпустите их из театра, а сами — ко мне.

П е р х у р о в. Слушаюсь. (Уходит.)

С а в и н к о в (обнимает Сомова за плечи и идет с ним по комнате). Дорогой генерал, я знаю о вашей обиде…

С о м о в. Да, обида. Посудите сами. Я — коренной ярославец и старший здесь по чину… Да, я стар, но молод душой! Я — русский патриот и верю в спасение России от большевиков, как никто здесь, и вдруг я почти не у дел. Полковник Перхуров…

С а в и н к о в. Полковник Перхуров Национальным центром официально назначен командующим Ярославским районом Северной Добровольческой армии, а вы — начальником штаба, ваше превосходительство, о чем я только сегодня смог вам сообщить.

С о м о в (растроганно). Благодарю Национальный центр и вас, уважаемый (шепотом)… Борис Викторович, за оказанное мне высокое доверие.

С а в и н к о в. На Перхурова не обижайтесь. Как видите, он тут ни при чем. Будьте ему отцом родным и, как опытный воин, поддержите его мудрым советом в нашем общем деле. А обиды… (Наливает ему и себе коньяку.) Да возвеличится Россия, да сгинут наши имена!

С о м о в (еще более растроганно). Истинная правда! (Прозаичней.) Помещение для штаба я уже прикинул. Корсунская частная гимназия…

Входит  П е р х у р о в.

С а в и н к о в (Сомову). Отлично. До утра вы свободны, мой генерал. С богом!

Сомов кланяется и уходит.

(Перхурову.) С Сомовым все улажено.

П е р х у р о в. И у нас все готово.

С а в и н к о в. Место сбора для первого удара?

П е р х у р о в. Леонтьевское кладбище. Начинаем в два часа ночи. Общий для всех сигнал — три удара большого колокола на башне Спасского монастыря.

С а в и н к о в. Оперативный план?

П е р х у р о в. Захватываем арсеналы, почту, телеграф, банк, все правительственные учреждения, укрепляем Спасский монастырь.

С а в и н к о в. Военные силы большевиков в городе?

П е р х у р о в. Небольшие отряды вооруженных рабочих-ткачей фабрики «Большая мануфактура», у железнодорожников и у водников находятся под влиянием меньшевиков. Значительную силу представляет Первый Советский полк, недавно сформированный в основном из крестьян Пошехонской волости. Полк также находится под сильным влиянием эсеров и обещал нейтралитет.

С а в и н к о в. Большевистская головка города?

П е р х у р о в. Большевиков Ярославля много ушло на восточный фронт, часть их главарей выехала в Москву, на Пятый съезд Советов, в городе остались военный комиссар Нахимсон, предгорисполкома Закгейм, предревтрибунала Зелинченко, зампредгубчека Крылов и другие. Немедленный арест.

С а в и н к о в. Немедленный расстрел! Надо сразу же снять голову — остальное само развалится.

П е р х у р о в. Будет исполнено. Еще назначено к изоляции сто девять человек партийно-советского актива.

С а в и н к о в. Арестовать немедленно, и не сто девять, а в два раза больше!

П е р х у р о в. Арестованных мы думаем поместить на старую баржу и поставить ее на якорь посреди Волги…

С а в и н к о в. И не кормить их пока не откажутся от своих убеждений! Все. Через час я еду в Рыбинск. Знаете об этом только вы.

П е р х у р о в. Нам стало известно, что там большевики скопили огромное количество вооружения для своей Северной армии. В Ярославле же запасы скудные, и без рыбинских арсеналов наше восстание здесь может оказаться в тяжелом…

С а в и н к о в. Поэтому я сам и еду в Рыбинск. И еще… но совершенно секретно. Только вам. Наши друзья — дипломаты и консулы Америки, Англии, Франции: Френсис, Локкарт, Нуланс — намекнули при встрече со мной, что одновременно с нами, то есть завтра, шестого июля, левые эсеры поднимают восстание в Москве…

П е р х у р о в. О! Это отличный подарок нам!

С а в и н к о в. Бесценный!.. Ну, Александр Николаевич! Знайте. Захватив власть в Ярославле, вам надо продержаться только четыре дня до прихода десанта союзников из Архангельска. Сумеете это осуществить — и вы уже не полковник, а генерал, и не просто Перхуров, а Перхуров-Ярославский! Я верю в успех. С богом!..

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Ночь. Комната городского телеграфа. Слева — входная дверь. Через большое окно, открытое настежь, видны белые стены монастыря, мост и вдали, за рекой Которосль, — рабочая окраина Ярославля. За столом у телеграфного аппарата — А л е к с а н д р о в. Он стучит ключом, передавая очередную телеграмму. В окно заглядывает  В о л г и н.

В о л г и н. Здорово, Александров!

А л е к с а н д р о в. А, товарищ Волгин? Погоди минуточку… (Закончил стучать.) Ну, пока все. Перекур. (С упреком.) А курить-то и нечего.

В о л г и н. У меня есть махорочка. Бери.

А л е к с а н д р о в. Вот видишь! А почему? Рабочий паек! А тебе, как большевику, наверное, еще больше полагается!..

В о л г и н. Опять ерунду обывательскую несешь? Большевик, не большевик — рабочий паек один. Вам, служащим, конечно, немного меньше…

А л е к с а н д р о в. Да, уж куда меньше! (Показывает кусочек хлеба.) Смотри! Это почти весь мой суточный паек! А я его — раз! (Взял в рот.) И сыт до завтра. А это что? (Наливает из жестяного чайника в кружку кипяток.) Чай, да? Жареная водичка! Дожили! Что будет дальше — уму непостижимо! И что вы там думаете, товарищи большевики?! (Усмехаясь.) Ну, власть…

В о л г и н (передавая кисет). Э-эх! Хороший ты парень, Александров. И сердце у тебя вроде человечье и голова умная, а дураку досталась. Сдвинули тебе здесь мозги интеллигентики всякие!.. Шел бы лучше к нам на фабрику. Я бы из тебя, во-первых, хорошего ткача сделал. Вот тебе и рабочий паек — во-вторых. А в-третьих, и мозги на месте.

А л е к с а н д р о в. Нет уж, спасибо. Не затем я гимназию кончал. Мать последнюю копейку отдавала. Сама голодала, а меня…

В о л г и н. Это верно. Твоя мать хорошая была женщина…

Закуривают. Пауза.

А л е к с а н д р о в (снимая свою форменную фуражку). Фух! Ну что за ночь, что за духота сегодня!.. Если б не дежурство — я бы до утра из Волги не вылазил.

В о л г и н. Да, парит весь день, будто в бане, не иначе — к дождю, а то и к грозе… (Про себя.) Ходят по городу какие-то штатские, а шаг военный…

А л е к с а н д р о в. Постой, товарищ Волгин, а ты почему так поздно в городе? Или забыл, что комиссар Нахимсон объявил военное положение? После двенадцати не ходить… А сейчас.. (Глянул на стенные часы.) Ведь ты и мост не успеешь перейти, арестуют.

В о л г и н. Вот потому и заглянул к тебе, что не успею. Ты бы устроил меня у себя, вон на том диванчике в углу, а? По-соседски прошу…

А л е к с а н д р о в. Что ты, что ты, товарищ Волгин?! Что хочешь другое — из уважения к тебе — пожалуйста, а это не могу. Посторонним на телеграфе? Да ты что?!

В о л г и н. Значит, табак мое дело… Ну, раз не можешь… Придется до утра где-нибудь в кустах схорониться… Эх ты, интеллигенция!.. (Уходит.)

А л е к с а н д р о в. Да ты постой, постой!.. Ушел… Обиделся… А что я могу, если не могу?! (Обидчиво.) «Интеллигенция»… (Пьет из чайника и обжигается.) Тьфу ты!..

В окно легко вскакивает  А н д р е е в.

Гражданин, сюда нельзя! Частным лицам сюда — строго воспрещается!

А н д р е е в. Я не частное лицо, браток. Ты большевик?

А л е к с а н д р о в. Что вы?! Я — нормальный беспартийный человек.

А н д р е е в. Нормальный человек — значит, большевик! Выручай, если ты человек! Телеграмма Ленину! Срочно. Скорей!

А л е к с а н д р о в. Ленину?! Давайте!..

А н д р е е в (облокотился на подоконник, быстро черкает в блокноте, вырывает листок и подает Александрову). Вот. Здесь только цифры.

А л е к с а н д р о в. Понимаю. Шифровка.

А н д р е е в. Да. Подпись Андреев. Торопись, можем не успеть. (Вынимает пистолет и выглядывает в окно.) По следу идет, гад…

А л е к с а н д р о в. Адрес, адрес?!

А н д р е е в (глядя в окно). Стучи. Москва, Кремль. Ленину. Копия Дзержинскому…

Александров начинает стучать ключом. В дверь вбегает  Г р е к о в  и сразу же стреляет в спину Андрееву.

(Обернулся, стреляет в Грекова, загораживая собой Александрова, падает и, умирая, шепчет.) Передай… Ленину… Спасибо…

Г р е к о в. Ага! Этот готов! А ты! Ручки вверх! Отойди! (Направляет наган на Александрова.)

Тот отходит.

Стой! Что он тебе диктовал?

А л е к с а н д р о в (подает ленту). Вот… все… читайте…

Г р е к о в (вырывает у него ленту и читает). «Москва. Кремль. Ленину. Копия Дзержинскому». (Зло.) Дзержинскому! Что он тебе еще бормотал?

А л е к с а н д р о в (накрывает фуражкой листок Андреева, лежащий на столе). Больше ничего не успел…

Г р е к о в (облегченно). Фу-у!.. Дай воды! (Сам пьет из чайника, обжигается и швыряет его.) Кипятком угощаешь, сволочь?!

Александров прижался в угол.

Испугался? Ну ладно, живи, пока, точка-тире!.. (Направляется к двери.)

А л е к с а н д р о в (указывая на лежащего Андреева). А куда же его?

Г р е к о в. Его? Передай по телеграфу Дзержинскому… товарищу!.. (С угрозой.) Ку-ку!.. (Уходит.)

А л е к с а н д р о в (шепотом). Бандит. (К Андрееву.) Товарищ Андреев?.. Товарищ?.. (Взял его руку, опустил.) Не дышит… все… Нет, не все!.. (Надевает фуражку, садится за аппарат, стучит ключом.) Москва… Кремль… Ленину… Копия Дзержинскому… (Читая листок, продолжает.) Четыре, семь, одиннадцать, девятнадцать, три, два, двадцать, пять, девять, пять, семь… четыре нуля…

Вдруг на башне Спасского монастыря раздаются три удара большого колокола.

Что это?!

З а н а в е с.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Под неистовый праздничный перезвон колоколов всех церквей города открывается занавес. На суперзанавесе — огромными буквами обращение к населению города Ярославля:

«ГРАЖДАНЕ!

Командующий Северной Добровольческой армией Ярославского района — полковник ПЕРХУРОВ.

ВЛАСТЬ БОЛЬШЕВИКОВ В ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЕРНИИ СВЕРГНУТА!.. ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО В ЯРОСЛАВЛЕ, ПРОИЗОШЛО В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ И ЧАС ПО ВСЕМУ ПОВОЛЖЬЮ.

Заместитель по гражданской части — САВИН.

МЫ ДЕЙСТВУЕМ ВМЕСТЕ С СИБИРСКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ И ПОДЧИНЯЕМСЯ ОБЩЕМУ КОМАНДУЮЩЕМУ, СТАРОМУ ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ.

6 июля 1918 года. Город Ярославль».

СЕВЕРНОЙ АРМИЕЙ КОМАНДУЕТ СТАРЫЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР БОРИС САВИНКОВ.

МОСКВА ОКРУЖЕНА НАМИ ТЕСНЫМ КОЛЬЦОМ…

МЫ ОБЪЯВЛЯЕМ ЧАСТНУЮ СОБСТВЕННОСТЬ НЕПРИКОСНОВЕННОЙ И ТОРГОВЛЮ СВОБОДНОЙ!..

ВСЕ, КТО СПОСОБЕН НОСИТЬ ОРУЖИЕ, ИДИТЕ В ДОБРОВОЛЬЧЕСКУЮ АРМИЮ!..

Заливисто звонят колокола. Суперзанавес поднимается…

КАРТИНА ПЯТАЯ

Большой подвал. Под потолком — решетчатое окно без стекла, через которое подвал прорезает яркий луч солнечного света. С улицы слышны трезвонящие колокола, ликующие крики и нестройное пение толпы: «Спаси, господи, люди твоя!» Подвал заполнен испуганными, жмущимися друг к другу  л ю д ь м и, разноликими и разными по возрасту и полу. Под окном, спиной к стене, чиновник в форме — П о ч е ч у е в, на плечах которого стоит солдат  С т о л б о в  в лаптях, шинели и с котомкой за плечами. Он держится руками за решетку окна. Все находящиеся в подвале с напряженным вниманием и страхом следят за солдатом и слушают, что он говорит.

П о ч е ч у е в (с натугой). Ну, что вы там видите, уважаемый?

С т о л б о в (после паузы). Мать честна! Как при царе!..

П о ч е ч у е в (заинтересованно). При царе?!

С т о л б о в. Ей-богу! Покойникам расскажи — не поверят. Попы в ризах, купцы толстопузые, господа в цилиндрах, офицерье при всех погонах и кокардах, барыни в шляпках с перьями… чиновники!..

П о ч е ч у е в. Простите, и чиновники?

С т о л б о в. Со всех щелей тараканы! Видать, крестный ход во славу новой власти, потому как иконы, кресты, хоругви… А нафталином-то, нафталином!.. (Чихает и срывается вниз.) Извиняй за-ради бога, мил человек. Давай теперь ты на меня!..

П о ч е ч у е в. Нет-нет! Я боюсь. Там часовой ходит. Я уж лучше послужу. Не стесняйтесь, мне ничуть не тяжело. Вы только рассказывайте, что там, на улице. Всем интересно.

С т о л б о в. Ну раз не стесняешься под мужиком — становись опять. (Карабкается на Почечуева и снова смотрит в окно, ухватившись руками за решетку.)

Ч а с о в о й (за окном видны только его ноги в обмотках). Эй, тама, внизу! Не суйси! Нос отшибу!

С т о л б о в (обрадовался). Земляк! Ей-богу, земляк-пошехонец, по разговору, точно, свой! (Кричит.) Эй, земляк, а ну, отзовись ешо?!

Ч а с о в о й. Я тебе дам земляка, морда большевицка! (Бьет Столбова ногой по рукам.)

С т о л б о в. Ай! (Падает на пол.) Ты что, очумел, своих-то?! Ишь ты, «морда большевицка». А сам кто? Харя белогвардейска?!

Ч а с о в о й. А вот я тебе счас растолкую, что к чему! (Просовывает дуло винтовки в окно.) Всех перестреляю!

С т о л б о в. А ты не пужай, я на фронте сто раз пужанный!..

П о ч е ч у е в (Столбову). Вы с ума сошли! Из-за вас он всех перестреляет! (Кричит в окно.) Не стреляйте, здесь женщины!.. Извините нас, пожалуйста!..

Ч а с о в о й. То-то ж… (Отходит от окна.)

П о ч е ч у е в. Ну вот видите, все обошлось мирно. В нашем положении сейчас остается только одно: сидеть, ждать, молчать и ни в коем случае не обострять. Понимаете?

С т о л б о в. Ждать, молчать, не обострять. Цельна стратегия. Он мне, значит, пальцы, сволочь, отшиб — крови нет, а синеют, а я, значит…

П о ч е ч у е в. А вы на пальцы компресс.

С т о л б о в. Чего? Подую, и засохнут. Не впервой. Подвинься, «конпрес». (Садится рядом с Почечуевым.) Ты мне лучше скажи вот что, ежели ученый. Что же это у вас в городу делается-то? Вчерась только советска власть была, а ноне — не разбери поймешь?..

П о ч е ч у е в. Катаклизмы истории. Проще сказать — сумбур…

С т о л б о в. А-а. Ну да…

П о ч е ч у е в. Понимаете, моя фамилия Почечуев. Банковский работник. Двадцать лет непорочной службы. Я ко всякой власти отношусь лояльно, но ведь беречь государственную копейку — это же незыблемый закон при всякой власти. Не так ли? Я им только это и сказал. И вот, пожалуйста… я здесь… И очки разбили… А вас за что?

С т о л б о в. А разбери их! С фронту я. Три ночи в дороге не спамши. Прибыл на вокзал, а тут земляк. Айда, говорит, к нам в казарму, на моей койке поспишь, а завтра утречком и в деревню и моей бабе привет передашь. У нас, говорит, в Первом Советском полку полная свобода. Ну, думаю, сходно посплю, а не вышло.

П о ч е ч у е в. Почему же?

С т о л б о в. А потому, что не свобода, в их казарме, а ералаш! Всю ночь, почитай, митинги! Преют, галдят до хрипоты, руками махают, того гляди заденут, чего говорят — непонятно, а спать нельзя… Меньшаки, большаки, есеры правы, есеры левы, анархисты, артисты — и каждый свое! Енти говорят — наша правда, лупи тех, а те говорят — правда наша, лупи ентих… Кого лупить? Себя, что ли? Накричатся, схватятся. Офицеров то свяжут, то обратно развяжут… Какой тут сон?

П о ч е ч у е в. Да, так, конечно, можно подорвать нервную систему.

С т о л б о в. Во-во! Тады я плюнул да к Волге на свежак. Ложусь в кусте, а там еще один. Рабочий человек. Пондравился он мне. Насчет земли, насчет хлеба, мануфактуры, об советской власти толкуем, а тут стрельба. Какие-то людишки с винтовками к нам. «Вы кто?» Хватают, руки крутят. Тады мой сосед размотал их в разны стороны, бежать, а они в его из винтовок. За что, спрашиваю? А тут один из них, весь в кожах одетый, с наганом наружу: «Ты кто, дезертир?..» — «Никак нет, — отвечаю. — По чистой отпущен, домой к бабе, пахать, сеять…» — «Это, говорит, все обождет, бери винтовку!» — «На кой она мне ляд, говорю, я за нее четыре года в окопах держался… Ленин объявил конец войне!..» Тут этот, в кожах который, ка-ак двинет меня… во, гляди… вчерась тут два зуба было… «Ты, говорит, дурак, посиди в подвале, может, одумаешься, а Ленина твоего мы — к стенке»… Это что же, а? Слышь-ка, ты человек ученый, неужели правда, что этот… кожаный-то… про Ленина?

П о ч е ч у е в. Не знаю, уважаемый. Я человек сугубо беспартийный, но когда меня вели сюда, я слыхал, как они говорили, что все поднялись против советской власти. И Волга вся, и Сибирь, и что Москву уже взяла Добровольческая армия генерала Алексеева, и что Совнарком весь арестован…

С т о л б о в. Смотри-ка ты, чего в России-то делается!..

П о ч е ч у е в. Да, действительно, говорят, что и Ленин убит…

С т о л б о в. Что-о?! Это ты брось! Не могеть этого быть! Ленин?! (Вскакивает и шагает, наступая на лежащих.)

Шум, крики.

Г о л о с а. Да тише, ты! Ой, руку! Пусти! Озверел, что ли?!

С т о л б о в. А я говорю: не могеть этого быть! Ленин — он нам землю отписал, солдатам — мир! Я сам читал этот лист на фронте!.. (Грозит в окно.) Ты, сучье офицерское племя, контра поганая, кого хошь лупи! Меньшаков, большаков, есеров там всяких!.. Меня лупи! Ладно! А Ленина не моги! Не тронь Ленина-а-а! (Опять, волнуясь, шагает по подвалу.)

П о ч е ч у е в. Да успокойтесь вы, уважаемый! И, пожалуйста, тише, ради Христа! Садитесь, людей потопчете. Может, это еще и неправда про Ленина…

С т о л б о в. Во! Вот это верно! Неправда! Врут, значит, а ты поверил, чудак. (Садится.)

П о ч е ч у е в. Так и вы же поверили, потому и расстроились.

С т о л б о в. Я поверил?! Да ни в жисть! Окстись ты… ну, а… расстроился, это верно. Тоже дурак. Темнота. Деревня. (Усмехаясь.) И куда им до Ленина! Ха!..

За дверью шум, крики, и в подвал вталкивают  К о р о л е в у.

(Уже повеселев.) Во, еще одна «виноватая»!

К о р о л е в а (бросается к двери, стучит кулаками). Пустите, пустите!. Идолы! Какая я вам красная, недотепы?! Какая я вам большевичка?! Ткачиха я с «Большой мануфактуры»! У кого хошь спроси на фабрике, паразит! Там меня всяк знает. Мария Королева я! Там и живу, а документы дома! Слышитя, вы!.. (Стучит в дверь громче.)

С т о л б о в (отводит Королеву от двери). Ты не шуми — хуже будет. Я тоже шумливый. Остынь, молодка — горяча голова…

К о р о л е в а. Да как же так?! Документы, говорю, дома, а хлебные карточки со мной. Теперь чего мальчонка мой там без карточек? Голодный сидит… (Она заплакала и опять бежит к двери.)

С т о л б о в (останавливает ее, успокаивает). Ну, ну, молодка… Ты не того. Нельзя нам плакать, зашибут вовсе…

П о ч е ч у е в. В самом деле, гражданочка, в нашем положении нельзя обострять. Терпение и мужество. Мой сынок Петя — гимназист, между прочим, — тоже вот куда-то пропал, дома не ночевал, а меня черт дернул в театре быть, оттуда меня сам директор банка срочно вызывает. Что такое? А тут вот какое дело началось. Теперь тоже сижу. Но мужаюсь, однако. Главное — не обострять, а тихо сидеть, по-доброму…

К о р о л е в а. А я не хочу по-доброму! Не хочу тихо сидеть! За что? (Показывает кусок белой ткани.) Три года хранила этот кусок батисты. Думала, сошью себе кофточку, когда муж с войны придет. А вместе мужа мне повестка. Убитый… А тут так голодно стало, что невтерпеж. Пошла сегодня на рынок с утра пораньше. На муку менять. Так она, толстомордая, сидит на своем мешке, задом своим тую муку парит, а мне за эту батисту только полфунта!..

П о ч е ч у е в. Это, конечно, несправедливо.

С т о л б о в. На спекулянтку, значит, нарвалась.

К о р о л е в а. Ну да. Ах ты, говорю, живодерка проклятая! Мы на вас всю жизнь ткем, прядем, одеваем вас, а вы последнее с нас тянете?! А тут эти… с винтовками, как сатаны! Так ее не взяли, а меня — сюды. Разве это по справедливости?.. А они: давай твою батисту заместо документа — отпустим!..

С т о л б о в. Взятку, значит, с тебя?..

К о р о л е в а. Ну я им взяла! Я ему всю его пьяную морду расцарапала! Ты у меня что хошь возьми, а это!..

Распахивается дверь, и  с о л д а т  вталкивает  В о л г и н а. На нем разорвана рубаха и на виске — кровь.

Батюшки! Да это же Волгин?! Из ткацкого цеха?!

В о л г и н. А ты — Королева… Маша… из прядильного. (Улыбаясь.) А это никак ты — пошехонец?

С т о л б о в. Гляди, жив, значит?! А я думал, тебя там, на берегу, и прикончили?

В о л г и н. Не-ет, брат, живой я… (Падает.)

Его подхватывают Столбов и Королева.

К о р о л е в а. Воды! У кого есть вода?

С т о л б о в. Его перевязать бы скорей надо, а чем? Исподнее у меня шибко грязное… А вода вот она! (Показывает свою флягу.) Вся Волга тут!

К о р о л е в а. Давай сюда! (Берет флягу, комкая, мочит свой кусок батиста, вытирает лицо Волгину, рвет материю на полосы и перевязывает Волгину голову.) За что тебя били-то?

В о л г и н (усмехаясь). Видно, за дело, Маша…

С т о л б о в. За какое дело-то?

В о л г и н. Советскую власть в городе душат, солдат душат!

С т о л б о в. Что же это? Стало быть, конец советской власти?!

Волгин молчит, опустив голову на грудь.

П о ч е ч у е в. И потом, если можно, уточните. Конец советской власти вообще или в частности, в нашем только городе? Временно или навсегда? А то уже так бывало. А нам надо сориентироваться. Нам же голосовать придется. А за кого?

Волгин молчит.

К о р о л е в а. Что вы к нему пристали? Вы же видите, что ему тяжело говорить!

В о л г и н. Говорить нетрудно, слушать тяжело…

Дверь снова распахивается. С о л д а т  и  Л у к а  вталкивают  П а н и к е р а.

П а н и к е р (падая на пол и закрывая голову руками). А-а-а! Я не виноват, не виноват я! Меня заставляли!..

Л у к а. Заставляли? Тебя заставляли? (Бьет его ногой.) Реквизиция?! Все под метелку?! Последний крест с меня сняли, с мужика!

П а н и к е р. А-а!.. Меня заставляли, говорю-у!.. Я не большевик! Это все они!.. (Показывает на Почечуева.)

П о ч е ч у е в. Позвольте, позвольте! Это кто же «они»? На кого вы, собственно, показываете? (Луке.) Лука Лукич, мы же с вами вчера вместе за кулисами у мадам Барковской… Объясните этому молокососу. Тут явное недоразумение. Какой я большевик?

Л у к а. Все вы здесь антилигенты, сволочи и жиды! (Ерничая.) Большевички, совработнички! Вот он, всем вам смертный приговор! (Потрясает бумагой.) Приказ! Сам полковник Перхуров подписал! Тут все сказано! Теперя собственность моя неприкосновенная! Торговля свободная! Землицу подай обратно!

Сверкнула молния за окном, и раздался гром.

Вона! Бог за нас!..

С т о л б о в. Погодь, погодь, милай. Ты что сказал? Гром, молонья — это к дождю. Это само собой. А что ты насчет земли сбрехнул? Куды землю обратно? Кому?!

Л у к а. Да уж не тебе, сиволапый! Ваша советска власть кончилась! Всех ваших главарей в городе — кхи! Губком, исполком — кхи! Чеку вашу — кхи!.. Всех к стенке-е!

С т о л б о в. А про землю все равно врешь! Землю нам Ленин!..

Л у к а. И Ленина вашего к стенке!..

С т о л б о в. Что-о?! А это ты видел? (Показывает кулак.) Мужицкай! Вся земля теперь тут в нем! Ахну, и душа из тебя вон!

П о ч е ч у е в (повисая на руке Столбова). Только не обостряйте, не обостряйте, умоляю вас!.. Только добром, милосердным отношением друг к другу…

С т о л б о в. Ты вот этого кровососа уговаривай, а я ему за Ленина!.. (Вырывается.)

Л у к а. За Ленина?! Ага! Значит, большевик?! Так… Сейчас тебя успокоють, сволочь! (Скрываясь за дверью.) Мы вас теперь всех в бараний рог!.. (Убегает.)

С т о л б о в. Врешь, теперь не согнешь! Обратно землю тебе? На-кась выкуси! Костьми лягу! (Волнуясь, опять ходит.) Ишь ты, Ленина ему к стенке?! Это, стало быть, за то, что он нам землю?.. За то, что он нам мир? За то, что он нам советску власть?! Так, что ли, товарищ рабочий, как тебя?..

В о л г и н. Так, солдат, так. А фамилия моя Волгин.

С т о л б о в. Ну, а я, брат, — Столбов! Меня сломаешь, а не согнешь!

За окном молния, гром и полил дождь.

Вона, полил как! Ливень! Нам — урожай, им — погибель!.. Обмочится теперь их весь молебен! Ха-ха!

П а н и к е р (истерично). Ты дурак! Чему ты обрадовался? Мы пропали! Мы все пропали! Этот черносотенец Лука говорил правду! Всех большевистских главарей в Ярославле уже расстреляли! И военного комиссара Нахимсона, и председателя исполкома Закгейма, я сам видел, на улице валяются в пыли! Триста человек повели к Волге! Топить их будут — я сам слыхал! Нас всех тоже… Кого под расстрел, а кого в Волгу! (Скулит.) Я имел неосторожность… Я нечаянно прочел на митинге стихи за советскую власть. И вот теперь… Где она, советская власть?!

В о л г и н. Не видишь?

П а н и к е р. Убитые ничего не видят. А мы уже, считай, убитые.

П о ч е ч у е в. Молодой человек прав. О господи, неужели конец?..

К о р о л е в а. Кому это конец?

С т о л б о в (Паникеру). Слухай ты, нечаянный! Утри сопли и не плачь за всю советску власть! Плачь за себя. Ты убитый, а я нет! (На Волгина.) И он — нет! (На Королеву.) И она — нет! А ну, кто здесь за советску власть? Подымайся! Нас больше!!

П а н и к е р. Нет-нет, только не я!..

С т о л б о в. Молчи — видим, что не ты! Ну! (Замахивается на него.)

Паникер смолкает.

П о ч е ч у е в (Столбову). Зачем вы так, уваж…

С т о л б о в. А ты, любезный, не встревай, коль обострять не хочешь!..

В о л г и н. Солдат, а ну подойди! Ты, я вижу, парень свой. Только малость успокоиться тебе надо. Шумишь сильно.

С т о л б о в (еще волнуясь). Дык как же?..

В о л г и н. Что у тебя в котомке?..

С т о л б о в (остывая). Хлебушко… Две буханки на свои солдатские сапоги обменял, а сам во. (Улыбаясь, вертит ногой в лапте.) А что, пожевать хошь хлебушка? Зачерствел.

В о л г и н. Нет, спасибо… Эх, солдат, если бы у тебя в котомке да вместо хлебушка — парочка гранат!.. Рванули бы мы с тобой да на улицу. А тут еще гроза, дождь. Смешались бы с народом, разбери нас. А дальше через речку да на фабрику! А уж там все свои!..

С т о л б о в (соображая). Гранаты, говоришь?.. А что, мы, пошехонцы, народ запасливый. Может, и гранаты найдутся…

В о л г и н. Ты серьезно?

П а н и к е р (услышав их разговор). Гранаты?!

П о ч е ч у е в. Позвольте, гранаты — это же бомбы?!

Распахивается дверь, и входит  Ф а л а л е е в  в форме поручика, за ним  с о л д а т, Л у к а  и гимназист  П е т я  с винтовкой в руках.

Пауза.

Ф а л а л е е в. Ну, кто здесь большевики? Выходи!

Молчание.

Молчите… Скрываете?! Ну что ж, будем брать подряд любого. Парочку расстреляем во дворе — заговорите…

Л у к а. Вот он — большевик, ваше благородие! (Указывает на Столбова.)

Ф а л а л е е в (Столбову). Ты, поднимайся! Пойдем!

С т о л б о в. Ни большевиком, ни меньшевиком я, ваше благородие, ни разу не был, но ежели вам сподручней кажного…

Ф а л а л е е в. Скажите, какое красноречие! А ну — ближе! Что-то мне твоя рожа знакома?

С т о л б о в. А как же! Сегодня утречком… на берегу, в кустах, вы мне два зуба вышибли… познакомились…

Ф а л а л е е в (смеется). А, помню! (Луке.) Он, конечно, не большевик, а просто болван. (Столбову.) Но на баржу подыхать мы тебя отправим… по знакомству… а ну, выходи!

В о л г и н (встает). Не тронь его! Большевик — я…

П о ч е ч у е в (шепчет уважительно, удивленно). Истинное мужество и…

Ф а л а л е е в. Скажите, какое благородство! Твоя рожа мне тоже знакома…

В о л г и н. А мне твоя. Но в какую бы ты шкуру ни прятался, я тебя найду…

Ф а л а л е е в. Не успеешь. Взять его!

К Волгину бросаются солдат и Петя.

П о ч е ч у е в (увидев Петю). Петька?! Не смей, паршивец!

П е т я (узнав отца). Папа! (Бросается к Почечуеву.)

Ф а л а л е е в. Куда?!

П е т я. Господин поручик, но ведь это же мой папа, папа!..

Ф а л а л е е в. Молчать, сопля! Твой папа идиот!

П е т я (Фалалееву). Я не позволю оскорблять моего папу!

П о ч е ч у е в. Так, мой мальчик, так, родной!..

П е т я (патетически). Свободу моему отцу!.. Я требую!..

Ф а л а л е е в. Что?! Ты взбесился, щенок!

П е т я (кричит). Освободи папу! (Щелкает затвором винтовки, направляя ее на Фалалеева.)

Ф а л а л е е в. Получи! (Стреляет из нагана в Петю, и тот падает.)

П о ч е ч у е в. Мерзавец! (Бросается на Фалалеева.)

Волгин отводит руку Фалалеева с наганом и бьет его в лицо. Фалалеев и Почечуев падают. Столбов вырывает у солдата винтовку, но в дверях появляются еще  с о л д а т ы  и вооруженные  г и м н а з и с т ы.

С т о л б о в (поднимает над головой котомку). Ложись все. Бомба!

П а н и к е р (кричит). Это правда! У него гранаты в мешке, я сам видел! (Падает, закрывая голову руками.)

В это время ослепительно сверкнула молния и ударил гром. Все падают на пол. Свалка, драка, крики и выстрелы в темноте, топот ног бегущих людей, шум дождя.

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Хлещет дождь. Тревожно поют фабричные гудки, на зов которых сбегаются во двор  т к а ч и  и  т к а ч и х и  фабрики «Большая мануфактура». У стены — трибуна из бревен. У трибуны — Г р е к о в  и кладовщик  С е р а ф и м. Позади них стоят пожилой ткач  У с о в, меньшевик  С а в и н  и эсер  М а м ы р и н.

Г р е к о в (Серафиму). Ключи от склада давай мне!

С е р а ф и м. А как же?.. Я — кладовщик. А ну как спросят?..

Г р е к о в. Скажешь, отобрало начальство. Митинг веди сам. Слово давай только нашим: Мамырину, Савину и на крайний случай мне как представителю от Первого Советского полка…

С е р а ф и м. Тебе как представителю? Какой же ты?..

Г р е к о в. Поменьше спрашивай, побольше делай, понял?

С е р а ф и м. Понял… Айда за мной, товарищи оратели! (Взбирается на трибуну.)

За ним — Греков, Усов, Савин и Мамырин. Ткачи шумят.

Г о л о с а (из собравшейся толпы). Что в городе?! Почему гудок надрывается?! Почему стрельба идет?!

С е р а ф и м (кричит). Тише, товарищи, тише! Да тише, говорю!…

Греков стреляет из нагана вверх. Тишина.

Вот спасибо, солдатик. Порядок должен быть, а не стихия, а поэтому предоставляю слово от рабочей нашей партии меньшевиков товарищу Савину! Поаплодируем ему, товарищи! (Сам бьет в ладоши.)

Г о л о с а. Долой!.. Слово большевикам!

С а в и н. А где они? Я, кроме Усова, их не вижу здесь, а он просил, только чтоб не первому. (Усову.) Так ведь, товарищ Усов?

У с о в. Это верно. Мне легче тыщу аршин холста соткать, чем слова говорить. Я уж лучше опосля, когда уж.

Г о л о с а. А где же другие наши?..

С а в и н. А я скажу где. В трудную минуту бросили вас большевистские вожди, товарищи! Сбежали!..

У с о в. Неправду говоришь, товарищ Савин. Большевики не бегают от массов.

С е р а ф и м. А где же они? В массах их тоже нет. Где ты видишь? Может, на трубе? Так в очках я их тама не разгляжу. Давай биноклю!

Смех, шум.

У с о в. Эх, Серафим, Серафим, а еще старый человек! Нехорошо. (Всем.) Товарищи! Председатель ревкома нашего в Москве как делегат съезду Пятого… Советов… с ним еще двое ревкомщиков… Двое побегли и город обстановку выяснить, что там… Отряд наш железный, все коммунисты, сами знаете, на мост побегли с оружием на всяк случай, а Волгина нету, где он — не знаю… вчера в город ушел, и нету.

С а в и н. Слышите, как разговорился! (Усову.) Сказал, говорить не умеешь, а мне рта открыть не даешь! Кому слово предоставлено?!

У с о в. Ты на меня не кричи, товарищ Савин. Пришел с городу, так скажи по правде, что тама?..

Г о л о с а. Верно! Говори! Правду говори! Что в городе там?!

У ворот появляются  К о р о л е в а, В о л г и н  и  С т о л б о в  с винтовкой в руках. Остановились, слушают.

С а в и н. А мы затем и пришли, товарищи рабочие, чтобы сказать вам правду. В городе она восторжествовала наконец! Большевистского Совета в Ярославле больше нет! Там еще ночью вся власть перешла в руки сторонников Учредительного собрания!

У с о в. Учредилка?! Ты что?! Зачем брешешь, товарищ Савин?!

С е р а ф и м. Помолчал бы, Усов, пока умные люди говорят. Как тебе не стыдно высказывать такое обидное недоверие самому товарищу Савину, который завсегда с рабочим классом, с нами то есть, в ногу идет!..

Г о л о с а. Хватит лазаря петь! Серафим, давай слово Усову!

У с о в. Ну, коли правда, что сейчас тут Савин сказал… что в городе власть к Учредилке перешла, тогда, Серафим, открывай склад, раздавай оружие и… айда, ребята, контру бить!..

Г о л о с а. Верно! Открывай склад, Серафим! Давай оружие!..

С а в и н. Оружие?! Ни в коем случае, товарищи! Учредительное собрание — это наша подлинно демократическая, подлинно народная власть! От имени этой власти я уполномочен заявить вам: не беритесь за оружие, товарищи рабочие! Новая власть полностью удовлетворит все ваши нужды мирным демократическим путем!..

К о р о л е в а. Мирным?!

Г о л о с а. Гляди, Королева! Машка Королева!

К о р о л е в а (поднимаясь на трибуну). Глядите на меня, глядите, родненькие! (На ней разорвана кофта, платок сбит набок, испачкано лицо.) Вот что с нами делают в городе… Этим самым мирным путем! Там офицеры с буржуями об ручку ходят, в колокола от радости бьют, «Спаси, господи, царя» поют, а рабочих — в тюрьму!..

С т о л б о в. И мужиков! (Потрясает винтовкой.)

С а в и н. Это ложь! Провокация!

На трибуну поднимается Волгин. У него перевязана голова.

К о р о л е в а. А вот поглядите на Волгина! Его тоже мирным путем на расстрел вели, да мы убежали!

С т о л б о в. Верно!

В о л г и н (Савину). Ну-ка, повтори, что ты говорил здесь? Большевистского Совета в Ярославле нет? Где же он? Где? Отвечай!

С а в и н. Отвечу. Большевистские главари в городе все арестованы…

В о л г и н. Врешь! Они все расстреляны!

Пауза, тишина.

Что же ты замолчал, Савин? (Всем.) Товарищи, в городе белогвардейцы подняли мятеж против советской власти! Они расстреляли там весь наш революционный штаб! Смертью мучеников революции погибли товарищи Нахимсон, Закгейм, Кожин, Зелинченко, Лютов и другие! Триста человек советских работников, рабочих-большевиков и наших членов ревкома белогвардейцы загнали на баржу посреди Волги, чтобы задушить их голодной смертью!..

Шум, ропот в толпе.

А вот приказ белогвардейцев, развешанный по городу! Я его со стенки сорвал! (Савину.) Ты хорошо знаешь, что здесь написано, господин Савин! Земля обратно помещикам и кулакам, а фабрики — капиталистам! Частная собственность неприкосновенна! Этот приказ, товарищи, подписал руководитель белогвардейского мятежа полковник Перхуров. А рядом твоя подпись, Савин. Вот она! (Читает.) «Заместитель командующего по гражданской части Савин!»…

Г о л о с а. А-а-а!.. Предатель! Иуда! Сволочь!..

С а в и н. По гражданской части, товарищи! Только по гражданской части! В новое правительство Ярославской губернии входят представители всех партий! Демократия, товарищи! Вы тоже можете…

В о л г и н (гневно). Нет, не можем! Мы будем драться с таким правительством! И с вами, если вы за такое правительство, господа меньшевики, тоже будем драться!

Г о л о с а. Долой меньшевиков! Долой!

Свист. Крики.

С е р а ф и м. Да тиша, товарищи, тиша-а!.. Ну ладно, скажем, долой меньшевиков, понятно, конфуз тут вышел, разберемся опосля. (Савину.) Ай-яй-яй, товарищ Савин, нехорошо. Лишаю тебя слова. Другие партии, которые по городу, теперь говорить будут. (Кричит.) Слово товарищу Мамырину от социал-революционеров! Революционеров, товарищи!.. (Значительно.) Социал!.. Ти-ша!..

М а м ы р и н. Мы партия эсеров, народная крестьянская партия!.. (Картинно выбрасывает руку вперед.)

К о р о л е в а (перехватывая его руку). А ну, покажи твою руку, крестьянская партия?..

М а м ы р и н. Не мешайте мне!

К о р о л е в а (не отвечая, вертит, рассматривая, его руку). Это такая у тебя рука крестьянская? (Всем.) Глядите, ручка-то белая, пухлая, как у попадьи!..

М а м ы р и н. Пусти, хамка! (Вырывает свою руку и дает ей пощечину.)

Г о л о с а. Ух ты! С бабой воюет! Не боится!

К о р о л е в а. Эх ты! Разве так по-нашему бьют? Говорю, не та ручка у тебя. Гляди на мою! (Дает ему затрещину.)

Мамырин летит с трибуны, в толпе — хохот, свист, выкрики: «Ай да Маша! Во баба! Молодец, Машка!»…

Г р е к о в (тихо, Серафиму). Давай слово мне.

С е р а ф и м (тихо). Даю. (Всем.) Товарищи, тиша! Тиша! Поскольку все предыдущие партии высказались…

Народ хохочет.

В о л г и н. Высказались, и хватит!

Г о л о с а. Верно! Долой эсеров! Долой меньшевиков! Долой предателей рабочего класса!.. В тачку их! В тачку!

Под свист и крики Савина и Мамырина вывозят в тачках.

В о л г и н. Товарищи, нам нельзя терять времени на разговоры!.. Там, на мосту, уже идет бой! Слышите?!

Доносятся выстрелы.

Это наш отряд сдерживает натиск офицеров и юнкеров! Со Спасского монастыря монахи из пулеметов бьют! Бери оружие! Эй, дядя Серафим! Давай ключи от склада!

С е р а ф и м. Каки таки ключи? У меня — нету.

В о л г и н. Плохо шутишь, Серафим. Ты — кладовщик…

С е р а ф и м. Верна! Кладовщик — я, а оружием заведует ревком, а ты — это еще не ревком…

Г р е к о в (Серафиму, тихо). Давай мне слово, дура!..

С е р а ф и м. Ага, есть! (Всем.) Товарищи! Как правильно сказал наш дорогой товарищ Волгин, не будем терять время. Я даю слово представителю от Первого Советского полка! Надо уважить солдата. Он за нас кровь проливал, вшей в окопах кормил, пять раз ранетый и контуженый фронтовик!..

Г о л о с а. Солдату дать! Дать слово солдату!..

С т о л б о в. Ладно. Говори, солдат!

Г р е к о в. Товарищи рабочие! Первый Советский полк, который вот тут рядом с вашей фабрикой стоит в казармах кадетского корпуса.

Г о л о с а. Знаем! Дальше!..

Г р е к о в. Первый Советский полк — это тыща штыков при пулеметах и орудиях. Он свободно может в полчаса разметать всю вашу фабрику вместе с трубой…

Шум, крики.

Но, товарищи!.. Первый Советский полк — он сознательный полк и не желает никакого кровопролития! Полк объявил нейтралитет! Ни за красных, ни за белых!..

С т о л б о в. Не могеть быть! Там у меня полтыщи земляков!..

Г р е к о в. А ты пойди сам узнай, если мне не веришь!

С т о л б о в. И пойду.

Г р е к о в. Так вот, товарищи! Первый Советский полк поручил мне передать вам. Не поддавайтесь на провокацию большевиков! Не берите оружия в руки! Не проливайте братской крови солдат и рабочих, потому как солдат и рабочий — одна душа! Да здравствует революция! Все за Карла Маркса! Ура, товарищи!..

Вбегает телеграфист  А л е к с а н д р о в.

А л е к с а н д р о в. Товарищ Волгин, товарищ Волгин! Где товарищ Волгин?!

В о л г и н. Александров?! Здесь я! Что случилось?!

А л е к с а н д р о в (тяжело дыша). Телеграмма!.. Телеграмма!.. Бежал я, а по мосту прохода нет… переплыл реку… (Снимает фуражку и достает оттуда телеграфную ленту.) Ага! Сухая… Так вот… Белые, значит, захватили телеграф. Сами не умеют… заставили, конечно, меня… Продиктовали шифровку в Самару и ушли, а тут — прием. Передает Москва. Читаю. От Ленина!..

Г о л о с а. От Ленина?! От Ленина?!

А л е к с а н д р о в. Ага, товарищи, от Ленина! Я схватил ленту да к вам! (Волгину.) На, тебе!

В о л г и н. Мне? От Ленина?! Да ты что? Не может быть?!

А л е к с а н д р о в. Как же это? Здесь же сказано — военно-революционному комитету большевиков, а ты большевик и есть. Я же знаю!..

В о л г и н. Ну, большевик я, верно. Но я же только член ревкома… А телеграмма военно-революционному комитету. У нас такого еще нет…

С т о л б о в. Как такое нет?! Ежели Ленин говорит, значит, должон быть! Читай!

Г о л о с а. Читай, Волгин! Читай!..

Г р е к о в. От Ленина?! (Выхватывает у Александрова ленту.) Дай сюда, сволочь!.. (Хочет бежать, вынимая наган.)

Волгин обезоруживает его. Греков бросается в толпу, размахивая финкой.

Разойдись, глаза порежу!

С т о л б о в. Нет, погодь! (Хочет его задержать, но Греков бьет его финкой. Столбов заслоняется котомкой, и финка застревает в хлебе.) Эх, хлебушко выручил! (Вынимает финку.)

Греков бросается к стене и быстро взбирается наверх.

А л е к с а н д р о в. Он, это он! Он убил Андреева, товарищи!.. Я узнал его! У него телеграмма… От Ленина!.. Уйдет он!..

С т о л б о в. Далеко не уйдет! (Стреляет в Грекова из винтовки.)

Г р е к о в (уже на верху стены схватился за живот, согнулся). Все равно не получите телеграмму от Ленина… Вот ваш Ленин! Вот!.. Вот!.. (Кусает, рвет ленту на клочки и бросает вверх.) Ха-а!.. (Падает за стену.)

Клочки разорванной телеграммы медленно летят вниз.

А л е к с а н д р о в (ползая по земле, собирает клочки ленты). Телеграмма, телеграмма-а-а… (Ему помогают собирать, но в руках у Александрова — несколько клочков.) Как же так, товарищи?.. Это же от Ленина!.. От Ленина!.. (Закрывает ладонями лицо, рыдает.)

С т о л б о в (Александрову). Погодь, погодь, парень! Нам плакать недосуг. Ты упомнил телеграмму-то?

А л е к с а н д р о в. В общем, да. Волновался очень…

С т о л б о в. Давай в обчем! Кричи по памяти, чтоб реем слышно было!

В о л г и н. Верно! Александров, дружок, пожалуйста! (Всем.) Тихо, товарищи! Слушай телеграмму Ленина!

Тишина.

Александров, давай!

А л е к с а н д р о в (вспоминая и волнуясь). Сейчас, товарищи… Я сейчас… Значит, так… Ярославль…

В с е (шепотом). Ярославль…

А л е к с а н д р о в. Военно-революционному комитету…

В с е (так же). Революционному комитету…

В о л г и н (Александрову). Ты дальше, дальше?..

А л е к с а н д р о в. Дальше текст… Будьте беспощадны к врагам революции… держитесь… шлем помощь… броневик… артиллерию… мобилизуйте все силы на разгром белогвардейцев… контрреволюционеров…

В о л г и н (Александрову). Дальше?

А л е к с а н д р о в. Все. Дальше подпись… Ленин…

В о л г и н. Слыхали, товарищи? Мы не одни. С нами Ленин!

Возгласы: «Ленин! Ленин!..»

А л е к с а н д р о в. Слушай, Волгин, ведь товарищ Ленин ждет ответа.

В о л г и н. Верно, ждет от нас ответа Владимир Ильич.

А л е к с а н д р о в. Диктуй — я сбегаю, здесь, с вокзала, передам!..

В о л г и н (после паузы). Передавай! (Всем.) Товарищи! Бери оружие!!

Все бросаются к дверям склада.

С е р а ф и м (загораживает собой двери). Только через мой труп!..

С т о л б о в. Это можно! (Щелкает затвором винтовки.)

С е р а ф и м. Караул!.. (Убегает.)

Рабочие взламывают дверь и разбирают оружие.

В о л г и н (командует). Становись!.. Подравняйсь… На пле-чо! Против всех врагов революции по приказу Ленина… отряд за мной… Шагом… арш!..

Отряд вооруженных рабочих-ткачей идет в бой. Впереди — Волгин, Столбов, Усов, Королева.

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Кабинет Ленина. Л е н и н, Д з е р ж и н с к и й, С п и р и д о н о в а.

С п и р и д о н о в а (вызывающе). Да. Я, Спиридонова, член ЦК партии левых эсеров, организовала убийство германского посла Мирбаха, а вы, глава Советского правительства, пошли в германское посольство соболезновать, извиняться, унижаться! Где, наконец, ваше личное достоинство?

Л е н и н. Мое личное достоинство ничего не значит, если речь идет о судьбе революции. И мы будем делать все, чтобы охранять новую Россию от конфликта с Германией.

С п и р и д о н о в а (закуривая). Что вы от меня хотите?

Л е н и н. Мы, вернее, я хотел бы узнать, понимаете ли вы, Мария Александровна, что убийство вами — левыми эсерами — германского посла, аккредитованного в Москве, есть провокация войны с Германией?

С п и р и д о н о в а. Я уже сказала, что этим актом мы хотели расторгнуть ваш позорный Брестский мирный договор.

Л е н и н. И продолжить войну с Германией?

С п и р и д о н о в а. Логично…

Л е н и н. Но логично при этом подумать и о том, может ли в настоящее время разоренная, истерзанная четырехлетней войной Россия, в условиях гражданской войны и разрухи, без армии, воевать с очень сильным империалистическим хищником — Германией? На что же вы надеялись, думая продолжать войну с Германией в таких тяжелых для нас обстоятельствах?

Д з е р ж и н с к и й. Вернее, на кого надеялись? На чью помощь?

С п и р и д о н о в а. Я понимаю, куда вы клоните! С негодованием отвергаю обвинения ЦК нашей партии в связях с иностранной и русской буржуазией!

Л е н и н. Но объективно получается так. Кто хочет войны до победного конца с Германией? Англо-французская и русская буржуазия… Что всякая буржуазия вопит против «похабного мира», это — правильное выражение ее классового интереса, но вы, называя себя революционером, клюнули на ультрареволюционные фразы господина Савинкова и своим мятежом в Москве, по существу, помогли белогвардейскому мятежу в Ярославле…

С п и р и д о н о в а. Это клевета! У нас ничего нет общего с Савинковым. Программа нашей партии проста и ясна!

Л е н и н. Долой позорный Брестский мир?

С п и р и д о н о в а. Да!

Д з е р ж и н с к и й. Савинков.

Л е н и н. Война с немцами до победного конца?

С п и р и д о н о в а. Да!

Д з е р ж и н с к и й. Керенский и Савинков.

Л е н и н. Учредительное собрание?

С п и р и д о н о в а. Да. Народовластие! Подлинная, чистая демократия!

Д з е р ж и н с к и й. Савинков, кадеты, меньшевики, монархисты. Случайные совпадения? Не много ли?!

С п и р и д о н о в а (взрывается). Я больше не могу! Он мне действует на нервы, этот красный следователь! Дзержинский, я вас ударю!

Л е н и н. Извините, но это тоже в стиле Савинкова. Его теория — революционеру все позволено…

С п и р и д о н о в а. Простите… Нервы… Я все-таки женщина.

Л е н и н (после паузы). Вашу горячность, Мария Александровна, можно и должно простить, но я не могу вам простить вашего идейного заблуждения. Я допускаю и даже верю вам, что вы с Савинковым не встречались и не договаривались. Но что же это? Когда Красная Армия занята обороной Казани и Самары, вы в Москве, а Савинков в Ярославле подняли мятеж в один и тот же день. Хотите или не хотите, но получается так, что вы как сговорились!

С п и р и д о н о в а (кричит). Не сговаривались мы!!

Д з е р ж и н с к и й. Но думали об одном!

Л е н и н. И хотели вы или нет, но вы — «прислужники Савинкова», вот как назовет вас история! Вы оказались пешками в руках ярославских белогвардейцев! Какая же вы партия?!

С п и р и д о н о в а. Мы — партия левых социал-революционеров!

Л е н и н (гневно). Вы перестали быть партией! Вы прислужники монархистов!!

С п и р и д о н о в а. Ах! Ах!.. (Падает в кресло.)

С е к р е т а р ь (в дверях). Владимир Ильич! Вас к прямому проводу! Казань!

Л е н и н. Иду. Сию минуту! (Растерянно.) Товарищ Дзержинский? Ну что делать? Дайте ей воды, что ли? Я не знаю. Она все-таки действительно женщина, черт возьми! И потом, знаете… освободите ее… может быть, она подумает… освободите… пусть идет… (Махнул рукой, уходит.)

Дзержинский наливает в стакан воды.

С п и р и д о н о в а (вскакивает). Я не возьму из ваших рук воды! Вы слышали, что вам приказал Ленин? Ленин вам приказал освободить меня, а вам, вижу, жаль…

Д з е р ж и н с к и й. Жаль. Вот у меня список советских работников. Его составили агенты англо-французской буржуазии для учета при вербовке своей агентуры у нас. Первый список. Большевики. Пометка. Не беспокоить. Второй. Работающие честно. Не трогать. Третий. Работающие из-за нужды. Прощупать. Четвертый. Саботажники. С этими работать. Проверьте себя, в каком вы списке, Спиридонова?

С п и р и д о н о в а. В пятом! Ха-ха!

Д з е р ж и н с к и й. Правильно. (Показывает.) Пятый список англо-французских разведчиков… (Читает.) «Все недовольные Советской властью, белогвардейцы, контрреволюционеры…»

С п и р и д о н о в а. Я ненавижу тебя, Дзержинский. Тебя съедает туберкулез. Тебе осталось жить два-три года, и ты злой на весь род человеческий. Что смотришь так? Расстрелял бы?

Д з е р ж и н с к и й. Непременно.

С п и р и д о н о в а. Раньше умрешь ты, Дзержинский. (Встает, направляется к двери.)

Д з е р ж и н с к и й. Возьмите пропуск, Спиридонова! (Дает ей пропуск.) Дайте подписать Ильичу, иначе вас не выпустят из Кремля.

С п и р и д о н о в а (берет пропуск, язвительно). Мерси! (Уходит.)

Дзержинский пьет маленькими глотками воду.

Л е н и н (входя). Ушла. Я тоже подписал. Шут с ней! Ничего не поняла. Может быть, потому что в горячке? Полемический задор, а? Молчите. Знаю вашу точку зрения… Но Спиридонова ведь была настоящим революционером, прошла каторгу. Измучена… Может быть, успокоится, подумает… Да… А в Казани плохо… И в Самаре нехорошо… Казань просит помочь оружием, людьми… Ярославлю тоже нужно оружие, люди. Срочно… Ярославль, Ярославль… Что там сегодня? Как?.. Ведь Савинков, этот наиболее яркий выразитель мелкобуржуазной идеологии, согласно своей теории вождя и толпы, правильно рассчитал в Ярославле. Снять голову, а без вожака массы — толпа… (Продолжая размышлять вслух, ходит по комнате.) Да. Эту свою теорию Савинков построил именно на том, что одно из самых больших зол нашей революции — это робость рабочих и крестьян, которые, к сожалению, до сих пор еще убеждены, что командовать, управлять государством могут только «высшие»… (Горячо.) Но я верил и верю, что на каждой фабрике, на заводе, в деревне есть люди, способные преодолеть эту вековую робость. И революция ускоряет этот процесс, рождает из рядовых и героев и вожаков. Именно в этом главная суть пролетарской революции. Доказательства? Вот они. Савинков расстрелял всех вожаков в Ярославле, и что же? Гибнет советская власть? Некому повести массы в бой с контрреволюцией? А вот и есть кому. Волгин! Кто он? Рядовой коммунист, рабочий, ткач. А Столбов? Простой крестьянин, солдат, беспартийный!.. Именно они, рабочий и крестьянин, становятся вожаками, ведут за собой массы и громят ученых белогвардейцев. Крушат их идею, их теорию вождя и толпы, и на деле доказывают самую главную суть пролетарской революции, там, в Ярославле!.. (Остановился.) Да что я один говорю? Товарищ Дзержинский, почему молчите? Э-э, батенька мой! Да на вас лица нет!.. Что с вами? Устали? Нездоровы?

Д з е р ж и н с к и й (вытирая платком губы и улыбаясь). Говорят, что я еще два-три года протяну. А это не мало. За два-три года много можно сделать…

Л е н и н. Ну, ну! Кто это говорит? Врачи? Слушайте их!

Д з е р ж и н с к и й. И врачи. Просил я врача не говорить об этом никому, чтобы враги не радовались, а друзья не беспокоились. Так нет же…

Л е н и н. Я не врач, Дзержинский, но скажу вам категорически. Вам надо отдохнуть. Вы же работаете почти круглые сутки, без выходных, без отпусков! Это безобразие!

Д з е р ж и н с к и й. А вы?

Л е н и н. Я — другое дело. Вот с Ярославским мятежом закончим и… на этот раз вы не открутитесь… решением ЦК проведу. Запретить курить и на две недели отдых. Обязать! Да. Под Тулой есть совхоз. Там, говорят, такое питание! Все свое и без карточек… Но если вы начнете вызывать туда своих людей с докладами — предупреждаю. Сам выслежу и на самом интересном месте «цап вас за руку»! Да, да! Со мной, батенька, шутки плохи!

Д з е р ж и н с к и й. Дорогой вы мой, Владимир Ильич! Разве у нас один Ярославль? В двадцати трех городах вокруг Москвы раскрыты заговоры. А сколько еще не раскрыто? А спекулянты, саботажники, взяточники?.. В то время как рабочие Москвы и Петрограда голодают, они гноят хлеб, вредят, наживаются…

Л е н и н. А вот с этой сволочью надо расправляться так, чтобы все на годы запомнили!.. Да. Суровая, невыносимая обстановка. Нет. Тут добреньким дядей быть нельзя. Добрячество станет уже беспринципностью…

Д з е р ж и н с к и й. Ну вот, а вы меня — на отдых.

Л е н и н. Э-э, батенька мой, вы меня не ловите на горячем слове.

Д з е р ж и н с к и й. Нет, Владимир Ильич, в такое острое время не могу оставить свой пост. Очень неспокойно у нас…

Л е н и н. А когда у нас будет спокойно? Никогда! Я вам это гарантирую, раз вы со мной связались. Так что же, вы совсем не будете отдыхать?.. Считаю дальнейший разговор на эту тему совершенно бесполезным. Решением ЦК. Все! (Звонит.)

Появляется  с е к р е т а р ь.

Ну что же Царицын? Есть ответ? Вижу, телеграмма в ваших руках. Почему не сразу ко мне?

С е к р е т а р ь. Только что пришла, Владимир Ильич.

Л е н и н. «Владимир Ильич» — слово лишнее. Читайте. Пусть и Дзержинский послушает.

С е к р е т а р ь (читает). «До восстановления пути доставка хлеба немыслима».

Л е н и н. Скверно.

С е к р е т а р ь (продолжает). «В Самарскую и Саратовскую губернии послана экспедиция, но в ближайшие дни не удастся помочь вам хлебом. Дней через десять надеемся восстановить линию. Продержитесь как-нибудь, выдавайте мясо, рыбу, которые можем прислать вам в избытке. Сталин».

Л е н и н. Ага! Рыба. Это уже кое-что! (Секретарю.) Пишите. «Царицын. Сталину. Посылайте рыбу, мясо, овощи, вообще все продукты, какие только можно и как можно больше. Ленин». Телеграмму в Питер перепечатали?

С е к р е т а р ь. Да.

Л е н и н. Читайте.

С е к р е т а р ь (читает). «Петроград. Смольный. Зиновьеву. Категорически предупреждаю, что положение Республики опасное и что питерцы, задерживая посылку рабочих из Питера на чешский фронт, возьмут на себя ответственность за возможную гибель всего дела. Ленин».

Л е н и н (секретарю). Обе телеграммы отправить немедленно. А эту бумагу вернуть с пометкой, в о  с к о л ь к о  ч а с о в  передана она в Питер, в Смольный.

С е к р е т а р ь. Да, Владимир Ильич. (Уходит.)

Л е н и н (Дзержинскому). Вот, пожалуйста! На фронтах у нас из рук вон плохо, а в Питере затеяли оппозицию! В связи с этим задерживают посылку рабочих на фронт. Пишу ультиматум по требованию ЦК… Так ошибаться! Просто поразительно!

Д з е р ж и н с к и й. Уж очень много у нас «ошибок», Владимир Ильич.

Л е н и н. Да. Много. Но этого не следует бояться. Мы и не боимся наших ошибок. Оттого, что началась революция, люди не стали святыми.

Д з е р ж и н с к и й. Это так, Владимир Ильич, но мне кажется, что и чрезмерное доверие к человеку может обернуться не добродетелью, а пороком.

Л е н и н. А вы знаете, что говорил о человеческих пороках Маркс?

Д з е р ж и н с к и й. Кажется, помню. На вопрос дочерей, какой самый основной порок человека, он ответил: «Угодничество». А это, как я понимаю, значит и двуличие, а двуличие — это уже предательство.

Л е н и н. Согласен, но потом дочери спросили Маркса: «Какой из пороков человека вы можете простить?» Что Маркс ответил? «Доверие к человеку». И не дай бог, если когда-нибудь люди этот порок заменят худшим из пороков на земле — недоверием к человеку! Страшно подумать, что начнется… Нет, нет. Надо все же в иных случаях быть более терпимым, делать кое-кому, знаете, скидку… Приходится… А как уже сейчас хочется думать о людях только хорошо! И без скидок! Ах, как хочется!..

С е к р е т а р ь (входя). Владимир Ильич! С Ярославлем связь налажена.

Л е н и н. Наконец-то!

С е к р е т а р ь. На проводе председатель военно-революционного комитета ярославских рабочих Волгин.

Л е н и н (радостно, Дзержинскому). Слыхали?! Волгин! Уже председатель военно-революционного комитета! Рабочий-ткач. Я же говорил! Нет, господа Савинковы и все другие мелкобуржуазные теоретики, ничего у вас не выйдет с нашим рабочим классом!

С е к р е т а р ь. Прямой подключен к вам.

Л е н и н. Даже так? Отлично! (Берет трубку телефона на своем столе.) Да, я, товарищ Волгин. Слушаю вас. Так. Так… Значит, сначала все-таки оробели? Не так чтоб очень? Хорошо. Слышите, Дзержинский?! (В трубку.) Мы тут тоже «не так чтобы очень». И вот мятеж в Москве уже ликвидирован. Так что, батенька мой, теперь дело за вами — ярославскими рабочими. Окружили центр города. Хорошо. Правильно. Хорошо. Направляем вам еще полк артиллерии и бронепоезд. Надо кончать с мятежом в Ярославле! Действуйте смело, решительно! И наступайте, наступайте!..

З а т е м н е н и е.

Слова Ленина «Наступайте, наступайте!» покрываются грохотом канонады, пулеметными трелями, взрывом гранат, винтовочными выстрелами и криками «Ура!», постепенно смолкающими…

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Занавес поднимается под звуки духового оркестра, исполняющего вальс «Грусть». Штаб Перхурова в Корсунской гимназии. В учительской комнате за большим столом, уставленным бутылками и закуской, сидят генерал  С о м о в  и  о ф и ц е р ы, среди которых  Ф а л а л е е в, М о н а х  и  С а в и н. На стене — большой портрет царя Николая Романова. В глубине сцены — актовый зал, убранный национальными флагами: русским, французским, английским, американским. Там под звуки вальса кружат пары. За окном — багряный отблеск пожаров. Вначале кажется, что все сидящие в учительской сосредоточенно слушают вальс, но это не так. Все они напряженно чего-то ждут. Вбегает  М а м ы р и н. Все встали.

М а м ы р и н (отдуваясь). Я не опоздал?..

Ему никто не отвечает, и все снова садятся.

Ф а л а л е е в. По-моему, ждать дальше не имеет смысла.

С о м о в. Это как же, господин поручик, позволите вас понимать? Генерал Перхуров приказал мне собрать это экстренное заседание для очень важного сообщения.

Ф а л а л е е в. Сообщения, и весьма важные, могу сделать я! На помощь красным прибыл московский полк, бронепоезд и еще отряд латышских стрелков. Красные получили из Москвы еще полк артиллерии, а у нас кончились снаряды. (Указывает на окно.) Уже горит мельница Вахрамеева и Демидовский музей — наши хорошо укрепленные пункты! Первый Советский полк, обещавший нейтралитет, пошел против нас, а не за вами, господин Мамырин.

М а м ы р и н. Меня постигла неудача. Хватит раздувать этот случай.

Ф а л а л е е в. Случай. Вы хвастались своим влиянием на этот полк! А вы, господин Савин, — своим влиянием на рабочих! А в результате?.. Хороши лидеры в тачках!

М а м ы р и н. Я вынужден буду покинуть заседание. Здесь оскорбляют меня и мою партию!..

С а в и н. Я тоже! (Встает.)

Ф а л а л е е в. Не хорохорьтесь вы!.. Сегодня решается наша судьба!..

С о м о в. Господа, господа! Спокойствие. Сейчас превыше всего наше общее дело.

Ф а л а л е е в. Дело наше дрянь, генерал. В Ярославль ежедневно прибывают вооруженные отряды Красной гвардии из Кинешмы, Иванова, Рыбинска!..

С о м о в. Как из Рыбинска?! Там же — Савинков?!

Ф а л а л е е в. Не уверен. В Рыбинске восстание подавлено в первый же день. Подавлены восстания также и в Муроме, и в Костроме. Это достоверно! У нас тоже дело идет к этому.

М о н а х. Истинная правда. На всех колокольнях Спасского монастыря замолчали пулеметы. Погибли лучшие воины-пулеметчики… (Крестится.)

Ф а л а л е е в. У красных не было единого руководства. Теперь оно у них есть, и мы это уже почувствовали. Они замкнули вокруг нас кольцо! Территория города, которую мы захватили вначале, сократилась вдвое, и теперь уже наступаем не мы. Наступают они. Какого же еще более важного сообщения вы ждете, генерал?.. (Наливает себе и пьет.)

С а в и н. Разрешите вопрос, генерал? Как с десантом союзников в Архангельске?

С о м о в. Полагаю, не сегодня завтра… десант…

Ф а л а л е е в. Десант! Мифический десант! Господин Савинков сказал: «Продержитесь четыре дня!»… Мы держимся две недели. Где десант?!

М а м ы р и н. Неужели нас обманули союзники?

С а в и н. Не может быть, чтобы так… подло…

Ф а л а л е е в. Уж две недели так! У нас пятки горят, а вы, генерал, с артисткой Барковской затеяли этот бал-маскарад! Смешно, генерал! (Пьет.)

С о м о в. Не кажется ли вам, господин поручик, что вы начинаете говорить в недопустимом тоне?

Ф а л а л е е в (раздраженно). Пардон.

С о м о в. А бал действительно задуман как маскарад для нашего экстренного заседания, а также и для поднятия духа нашего офицерства, смертельно уставшего от невероятно тяжелых ратных дел. Это чтобы вы знали. Не нужно без толку горячиться. Сейчас придет генерал Перхуров…

Ф а л а л е е в. Перхуров придет, Перхуров спасет!.. (Пьет.)

С о м о в. Вы бы поменьше пили, поручик!..

Ф а л а л е е в. Два стакана для меня не пьянка. Но сегодня я напьюсь! Бал-маскарад! Ха! «Пир во время чумы»! Напьюсь! (Стучит кулаком по столу.)

Все возмущены, шум. Входит  П е р х у р о в.

С о м о в. Господа офицеры!..

Все встают.

П е р х у р о в (молча, сняв фуражку, смотрит на портрет царя на стене, вынимает платок. Плачет. Пауза). Господа!.. Скорбная весть с Урала. Вчера ночью в городе Екатеринбурге большевиками расстрелян русский император Николай Романов… Императрица Александра и все августейшее семейство.

Все склонили головы. Пауза.

Как ни тяжело нам, господа, но жизнь продолжается, и борьбу нашу с цареубийцами мы доведем до конца. Садитесь, господа…

Все молча садятся. Перхуров стоит. Он вынул часы, посмотрел, хлопнул крышкой.

Я вынужден быть чрезвычайно краток, господа, о чем прошу и вас. Положение чрезвычайное. Десанта не будет.

Шумная реакция.

Патронов у нас — на три дня. Без Рыбинска и его арсеналов мы повисли в воздухе, и наше дело в Ярославле почти бессмысленное… Но есть выход…

Г о л о с а. Какой?! Какой? Какой выход?!

П е р х у р о в. Я предлагаю, правда, очень рискованный, но решительный и смелый шаг…

С о м о в. А именно?

П е р х у р о в. Пятьдесят смельчаков с большим запасом оружия на пароходе «Пчелка» сегодня же под покровом ночи проскакивают под мостом вверх по Волге. Там, в деревнях, они набирают большой отряд из сочувствующих нам крестьян, вооружают их и наносят красным удар с тыла на той стороне Волги…

Пауза.

С о м о в. Да-а… Операция отчаянная. Но будет ли она эффективна?

П е р х у р о в. Я верю в успех, генерал.

С о м о в. А люди?.. Э-э… смельчаки найдутся?

П е р х у р о в. Отряд уже ждет на пристани.

Ф а л а л е е в. А кто поведет этих «героев»?

П е р х у р о в. Тот, кто верит в успех этой операции.

Ф а л а л е е в. То есть вы?

П е р х у р о в. Да, если никого нет желающих.

Ф а л а л е е в. Гениально! (Пьет.)

С о м о в. А-а… простите, кто же тогда здесь за вас?..

П е р х у р о в. Вы, генерал. Давно уже пора исправить ошибку Савинкова, этого авантюриста, который незаслуженно вас обошел…

Ф а л а л е е в. Гениально!

С о м о в. М-да… Спасибо за доверие, генерал. Господа, план действительно… в нашем положении… э-э… Мы здесь окопаемся, окружим себя колючей проволокой и будем ждать удара в тыл красным мощного отряда генерала Перхурова. Полагаю, это разумно в нашем…

П е р х у р о в. Извините, генерал, но… (Щелкнул крышкой от часов.) До рассвета осталось два часа. Надо торопиться. Время дорого, господа. Желаю успеха!

Ф а л а л е е в. Я с вами, генерал?..

П е р х у р о в (холодно). Здесь вы нужней, поручик.

Ф а л а л е е в. Да. Это правда. Я нужней здесь, чем вы. Благодарю за доверие…

Перхуров уходит.

(Сквозь зубы, ему вслед.) Сволочь! (Громко.) Перхуров-Ярославский… Ха-ха! Гениальный план! Ха-ха!

Все ошеломлены внезапным решением Перхурова.

М а м ы р и н. Господа, что происходит? (Савину.) Ты что-нибудь понял?

С а в и н. Понял. (Тихо.) Надо бежать.

М о н а х (услышал). Аминь. (Выходит и крупными шагами быстро идет через зал.)

За ним — Мамырин, Савин и другие. К идущему по залу  П е р х у р о в у  подходит  Б а р к о в с к а я. Она в белой черкеске с красной розой на груди.

Б а р к о в с к а я. Мой властелин, вы уходите? А бал?.. (Игриво.) Вы покидаете меня?..

П е р х у р о в (тихо). Прекратите эту дешевую игру, Барковская. Ваш властелин — Савинков. Он такой же фигляр, как и вы. Честь имею… (Уходит.)

Б а р к о в с к а я. Что это? Не понимаю!

Ее подхватывает  о ф и ц е р  и кружит в вальсе. В учительской — С о м о в  и  Ф а л а л е е в. Они молчат. Тихо звучит вальс.

Ф а л а л е е в. Что же вы молчите, генерал? Неужели вы в самом деле верите в этот так называемый план Перхурова?

С о м о в. Конечно, нет. Я просто не хотел смущать наше офицерство…

Ф а л а л е е в. Перхуров просто бежал! Позорно, бесстыдно бежал!

С о м о в. М-да… В нашей старой армии за это — расстрел… Капитан уходит с корабля последним…

Ф а л а л е е в. А он — первым! Да! На наших глазах!.. Ха! Ха!

С о м о в. Подлец… Чудовищно тяжела весть о смерти монарха… Но когда нас предают офицеры, бывшие верными императору… (Пошел по комнате и грузно опустился на диван.) Это непереносимо… Я всегда осуждал и презирал самоубийц… и сейчас осуждаю… и я не самоубийца, нет. Это не я… (Вынимает револьвер.) В меня стреляет Перхуров… (Стреляет себе в грудь и падает на диван.)

Б а р к о в с к а я (вбегает). Что случилось?!

Ф а л а л е е в (срывает с окна портьеру и накрывает ею лежащего Сомова). Спектакль окончен…

Б а р к о в с к а я. Какой ужас!

Ф а л а л е е в. Но бал-маскарад продолжается! Пойте, Барковская!..

Из глубины зала на выстрел бегут встревоженные  у ч а с т н и к и  б а л а.

Г о л о с а. Что случилось? Кто стрелял? Почему? В чем дело?

Ф а л а л е е в (выходит к ним с открытой бутылкой шампанского и бокалом в руке). Стрелял я, господа. Вот из этого оружия. Салют в честь нашей победы! По этому поводу, господа… любимица публики уважаемая Валентина Николаевна Барковская сейчас исполнит для нас что-нибудь эдакое… позабористей! Ха-ха!..

Барковская стоит в нерешительности.

Ф а л а л е е в (с угрозой). Делай, Валечка, делай!..

Б а р к о в с к а я (фальшиво и через силу улыбаясь, начинает петь).

Все истошно повторяют за ней припев. Мотив песенки подхватывает оркестр, и все в ритме польки начинают неистово, с подскоками кружиться по залу. Фалалеев, взобравшись на стол, хохочет и дирижирует бутылкой, разливая вино.

Всплеск пламени за окном, оглушительный взрыв, и наступает мертвая тишина. Немая сцена.

З а т е м н е н и е.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Берег Волги. Ночь. У берега — корма лодки и одинокая береза, у которой стоит  С а в и н к о в, скрестив руки на груди. Он слушает  Ф а л а л е е в а. Через Волгу, сквозь фермы моста, видно, как горит Ярославль. Дым пожарища заволакивает луну. В отдалении гремит канонада.

Ф а л а л е е в. Слышите? Наше дело в Ярославле гибнет!

С а в и н к о в (спокойно). Неправда.

Ф а л а л е е в. Этот мост был наш, а теперь…

С а в и н к о в. Знаю.

Ф а л а л е е в. Ярославль горит…

С а в и н к о в. Вижу.

Ф а л а л е е в. Наступали мы. Теперь наступают они. Наши силы тают, их силы растут.

С а в и н к о в. Неправда.

Ф а л а л е е в. Первый Советский полк пошел против нас. Твердо с нами только монахи Спасского монастыря и офицерские ударные отряды. Они истекают кровью.

С а в и н к о в. Знаю.

Ф а л а л е е в. Это не все. Я должен вам сказать, что Перхуров бежал. Генерал Сомов застрелился.

С а в и н к о в. Оба трусы.

Ф а л а л е е в. Бежали все лидеры меньшевиков и эсеров.

С а в и н к о в. Подлецы.

Ф а л а л е е в. Но и это еще не все, Борис Викторович. Самое страшное, потому что совершенно для меня непонятное… это то, что…

С а в и н к о в. Говорите.

Ф а л а л е е в. Вы сказали: надо снять голову, остальное само развалится. Мы расстреляли всех главарей красных в Ярославле, у них появились новые — какие-то Волгины, Столбовы, Громовы, Будкины, которых мы никогда не знали, не брали в расчет. И вот они уже окружают нас. Мы в кольце. Мы разбиты…

С а в и н к о в. Ложь! Вы узко мыслите, Фалалеев. Вы мыслите ярославским масштабом. Плохо в Ярославле, но это не вся Волга и тем более не вся Россия! Вы ослепли от страха! (Иронически.) Вы меня-то хоть видите или нет? Я — здесь.

Ф а л а л е е в. Я вижу и поражен вашей смелостью. Вернуться в такое пекло…

С а в и н к о в. Борьба — всегда пекло, и только слабые этого не понимают. Я, кажется, ошибся в вас, Фалалеев.

Ф а л а л е е в. Нет-нет, Борис Викторович, я с вами, я с вами…

С а в и н к о в. Слушайте. Для паники нет оснований. На всем Поволжье- — восстание. Завтра из Архангельска сюда прибудет десант союзников. Я прощаю вашу минутную слабость. Я назначаю вас вместо Перхурова. Во что бы то ни стало держитесь до прихода союзников в Ярославль. На всякий случай, если все же поражение, — вот вам явка в Самару. (Дает конверт.) Идите. Я еще верю в то, что вы можете искупить свою вину в бою. Я верю в победу. Хочу думать, что и вы тоже верите. Верите?!

Ф а л а л е е в. Верю. Пойду. Все сделаю… А вы, Борис Викторович?.. Вы в Рыбинск?

С а в и н к о в. Нет. В Рыбинске нас кто-то предал. Кто?

Ф л е г о н т (появляясь из-за березы). Я!..

С а в и н к о в (Фалалееву, вынувшему наган). Спокойно… Идите, Фалалеев. И делайте то, что я вам поручил. Берегите себя. Будьте трижды осторожны. Идите. Я буду говорить с ним глаза в глаза… Так надо, Фалалеев! Идите!..

Ф а л а л е е в (пожав плечами). Слушаюсь… Прощайте. (Уходит.)

С а в и н к о в (Флегонту). Это неправда, что ты нас предал в Рыбинске! Я хорошо знаю, что не ты. Но почему тебя Дзержинский не расстрелял?

Ф л е г о н т (усмехаясь). Он бы сделал большую ошибку.

С а в и н к о в. Ты потерял веру?

Ф л е г о н т. В тебя, Савинков!

С а в и н к о в. В дело наше ты потерял веру, а я верю в него. И если я верю, то иду до конца. Ты знаешь меня, Флегонт. Ты знаешь, что у меня не было дня, часа, минуты, не было таких обстоятельств, при которых я искал бы личной выгоды, добивался бы личных целей…

Ф л е г о н т. Оправдываешься, Савинков! Лжешь! Обманываешь, как всегда!

С а в и н к о в. Это я опутан паутиной всевозможного обмана и лжи! Посмотри, этот черный дым закрывает от нас небо. При пожаре не ищут причину, а заливают огонь. Зачем нам с тобой калину ломать? Вода найдет свой путь. Ты пойдешь со мной, как прежде. Я прощаю тебя. Ну?

Ф л е г о н т. Он прощает меня?! Ха! Нет, больше не обманешь. Не говори мне о дружбе. Врешь!

С а в и н к о в. Флегонт, что ты говоришь, Флегонт?! Мне больно. Я плачу, Флегонт…

Ф л е г о н т. Грязи слезой не смоешь, тем более не смоешь крови! Тебе всегда нужны были только исполнители. Вождь! Ха! А мы для тебя — толпа! Но ты оказался ниже любого из нас! Когда я понял это — у меня все оборвалось в душе. Кому я верил? Во что? И сейчас ты лжешь! Я слышал, как ты только что врал человеку и послал его на смерть. Там, за Волгой, льется кровь обманутых тобой. Цвета России! Это ты их позвал спасать Россию? Умирать за нее. А сам бежишь…

С а в и н к о в. Ты хочешь моей смерти? Я не верю, Флегонт, что ты сможешь убить меня!..

Ф л е г о н т. Смогу!

С а в и н к о в (спокойно). Ну что ж… Да святится воля твоя, Флегонт. Стреляй в мои глаза…

Ф л е г о н т. И в глаза!.. (Вынимает револьвер, но его бьет в спину ножом инок  А л е ш а, появившийся сзади.)

Флегонт роняет револьвер и, обхватив руками березу, повисает на ней.

С а в и н к о в (иноку). Спасибо, Алеша.

Ф л е г о н т (оглянулся на инока, Савинкову). Ах, как же это я забыл, что, говоря с тобой, надо оглядываться назад… Поздно вспомнил… На!.. Возьми!.. В твою подлую рожу бросаю свою жизнь… Подавись!.. (Выпускает из рук березу и скатывается вниз.)

С а в и н к о в (иноку). Вот так, Алеша… Пропала вера — пропал человек… Прощай, Флегонт… Сейчас ты уже ничто. Тлен. Разве что удобришь собой эту березу… русскую… (Оглядел дымное небо, горящий город, вздохнул.) Прощай и ты, немытая Россия, страна рабов… (Осекся.) Устал я… Пойдем, Алеша!.. (Садятся в лодку.) Ты — на весла, а я прилягу на корме… устал я…

Отплывают.

Не надо рывками, Алеша. Веди лодку спокойней, не делай веслами всплесков… Тише… Тише… Вот так… Я немного подремлю…

Плывут.

Кажется, проиграл я эту партию… проиграл… кажется… Я сказал: «кажется»… не ловите меня на слове, господин Ленин. И радоваться вам еще рано. В Ярославле вы мне объявили только «шах королю»… Кто кому объявит «мат», пока неизвестно. Ярославль не один город в России, и у нас еще много времени впереди… Да-да, конечно, время работает только на вас, и это конечно же неизбежно… (Смеется.) Нравится мне эта ваша фанатическая убежденность… Я сам такой… Я люблю сильных противников и я еще сыграю с вами новую партию!.. В другое время и в другом месте… И тогда мы посмотрим, кто кого?! Да-да. Знаю. Вы тоже любите так говорить: «Вопрос стоит именно так, а кто кого — покажет время…»

Эхо: «…покажет время… время…»

Лодка исчезает за густой пеленой дыма. Рассветает. И вот уже чистая река, и над ней — чистое небо, и красивый новый город на высоком берегу Волги сверкает в ярких лучах солнца, а в звуках торжественной музыки — аккорды из «Интернационала» и Гимна Советского Союза, и медленно закрывается

З а н а в е с.

КОНЕЦ

1 сентября 1978 г.