ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Р о м а н  И р т ы ш е в  (И р т ы ш) — из Москвы.

О л е г  Д о р о ж к и н — из Москвы.

М а ш а  Р о м а ш к и н а — из Мордовии.

Л ю б к а  О б и д н а я — с тихого Дона.

В а с я  С м о л к а — из Новороссийска.

Л е н я  Ч е р н ы х — из Одессы.

П е т я  К р у ч е н ы х — из Одессы.

В а д и м  Л о м о н о с — из разных городов.

Ф е д о р  Д у м а — из Донбасса.

С о н ь к а — из Таганрога.

Т ю л ь к и н а — из Костромы.

А й г у л ь — из Алма-Аты.

С а б и т — из местных.

П ь я н ы й — тоже местный.

Б е л о б р ы с ы й }

Ч е р н я в ы й }

Д е в у ш к а } — приехавшие на стройку молодые ребята.

Место действия — большая стройка на востоке нашей страны. Время действия — наши дни.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Осень. По небу стремительно летят облака, то закрывая, то открывая солнце. Над крышами и стенами строящегося города высятся устремленные в небо стрелы подъемных кранов. На переднем плане кирпичное двухэтажное здание, из дверей которого выходят  р е б я т а  с рюкзаками и чемоданами в руках. Впереди  И р т ы ш — красивый, видный парень. Он ставит свой чемодан на землю и садится на него верхом. Все вошедшие тоже присаживаются. Входит  О л е г  Д о р о ж к и н — небольшого роста парень, одетый в костюм монтажника-верхолаза, — и молча садится на ступеньки крыльца. Ребята смотрят на него, посмеиваясь.

Л е н я (наигрывая на аккордеоне). «Прощай, любимый город…»

П е т я (Лене). Тсс… (Всем.) Тихо! (Указывая на Олега.) Чапай думает.

Все смеются. Олег молчит.

И р т ы ш (оглядывая здание). Да-а… Жаль. Жаль мне тебя, наша славная громадина! Мы тебя воздвигли своими руками, и мы же уходим от тебя… своими ногами…

Смех.

А больше всего мне жаль нашего бригадира. Ну как, ну кем он теперь, болезный, будет руководить, когда вся бригада через полчаса…

Л е н я. Ту-ту-у! (Играет «Бегут, бегут пути-дороги…»)

Вбегает взъерошенный  В а с я  С м о л к а — смуглый живой паренек, одетый так же, как и Олег. Из карманов у него торчат газеты, за пазухой — бутылки с кефиром, в руках — булки. Он на ходу жует.

С м о л к а. Что я слышал! Это правда?! Иртыш, это правда?

И р т ы ш (иронически). А ты спроси у товарища Дорожкина. Ему по положению полагается знать, где правда, а где ее нет.

С м о л к а. Олег, что же ты молчишь? На, я для тебя захватил в буфете. (Дает ему бутылку кефира и булку.) Говори, Олег!

Олег молчит.

Л е н я. Он уже охрип от этого мероприятия! (Смеется.)

С м о л к а (выходящему из дверей с вещами здоровенному парню). Куда собрался? Не пущу!

Л о м о н о с (чрезмерно ласково). Вася, отвали в сторонку, так? (Повышая голос, берет Смолку за ворот.) Ты же знаешь, Вася, что я кефиру не пью. Непьющий я, так?

И р т ы ш (Ломоносу). Вадим, не трогай Смолку. Это страшный человек. Он мешок книг прочел, «Войну и мир» наизусть знает!

Л о м о н о с. «Мешок книг наизусть»! Ха-ха-ха! (Восторженно, ко всем.) Вот дает, собака Иртыш!

С м о л к а (Ломоносу). Чему ты, собственно, обрадовался? Тому, что семь классов и то не осилил, дурочкин зять?! Ну, люблю книги. Это позор, да? В них всё! (Вынимает из кармана брошюру, раскрывает.) Вот, например… (Хочет читать.)

И р т ы ш (опережая Смолку). Все хорошо, что неплохо, и все плохо, что нехорошо! Волга впадает в Каспийское море! Мед слаще критики! Поднимай, Вася, окурок на принципиальную высоту! Дави нас своей высокой «ерундицией»!

Все смеются.

Л о м о н о с. Волга впадает… Мед слаще… Окурок принципиальный… (Падает на крыльцо, нарочито громко смеясь и корчась.) Помираю… Раскалываюсь… Ой, ой! Вот дает, собака Иртыш!

И р т ы ш (строго Ломоносу). Передохни, Вадим. (Смолке.) Вася! А своими словами, не из газет чтоб, можешь? Чтоб твое умное тире пламенное слово за печенку нас всех взяло, можешь или…

С м о л к а (взрываясь). Могу! С ударной комсомольской стройки бежите? Дезертиры! Трусы!

П е т я. Ого!

Л е н я. Да-а…

И р т ы ш. Ну вот это сразу видно, что не из газеты. Молодец, Вася, молодец!

Л о м о н о с. Молодец?! Он бросил всем нам грязный намек, а мы… (Берет Смолку за ворот.) Иртыш, давай директиву! Как его стричь? Ежиком или боксом? Мне все равно…

О л е г (ловко отводит руку Ломоноса и загораживает собой Смолку). А мне не все равно.

Л е н я (Пете). Петя, кажется, запахло жареным. Слышишь?

На крыльцо выскочила  С о н ь к а. Она в белом халатике, с прической «конский хвост».

С о н ь к а. Ой, как интересно! (Ни к кому не обращаясь.) Они будут драться, да?

Л о м о н о с. Драться? Ха-ха-ха! С кем? (Олегу и Смолке.) Эй, вы! Станьте друг на друга! Так? Хоть для видимости, что ли. Вы же меня дисквалифицируете!.. (Замахивается.)

И р т ы ш (Ломоносу). Отставить!

Л о м о н о с (покорно опускает руку). Как скажешь, Рома! Я только хотел провести среди них небольшую воспитательную работу… (Отходит.)

С о н ь к а (разочарованно). Значит, драки не будет? Ой, как неинтересно… У нас в Таганроге, бывало, ребята как!.. (Ко всем.) Мальчики, обеденный перерыв кончился. Берите кому что надо, а то закрою буфет! (Исчезает.)

П е т я (Лене). Леня, мы ничего не забыли в дорогу?

Л е н я (показывает авоську с продуктами). Здесь трехсуточный энзе!

О л е г (вслед Соньке). Соня, выдай сухой паек на дорогу нашему бывшему товарищу Роману Иртышеву, В дороге тоже могут быть трудности!

И р т ы ш (подходит к Олегу). Трудности? А ты объясни мне популярно, что это такое? Трудностей мы испугались? Это хочешь сказать? Смотри, из какого общежития бежим! Паровое отопление, горячая вода, телевизор! А почему все-таки бежим?

О л е г. А потому, что не строить ты сюда приехал — за славой, за длинным рублем! А тут… Рубли стали короче, а славы…

И р т ы ш. Ладно! Славу оставим в покое. А рубль? Рубль тоже советский, и я его хочу честно заработать! А ты мне его обеспечил, бригадир?

П е т я. Ни рубля, ни славы!

И р т ы ш. Пять месяцев живем. Из них — два с половиной простаиваем! Рядом, смотри, мощные краны, бульдозеры, экскаваторы, а мы — раз, два, взяли!..

Л о м о н о с. И сорок процентов зарплаты!

С м о л к а. Временное положение…

Л е н я. Временное? (Достает книжку.) Вот она, трудовая! Июль — семьдесят три рубля. Август — шестьдесят! Сентябрь — тоже!

И р т ы ш. На другой стройке о нас иначе думать будут.

Л о м о н о с. Золотые руки, так?

И р т ы ш. Мы — монтажники-высотники, а ползаем по земле, простаиваем по полмесяца. Мы — верхолазы высокой квалификации, а нас — на штукатурку, на сантехнику…

П е т я. …на канализацию!

Л е н я. Петя стихи пишет, а его на канализацию!

Л о м о н о с. Да что там! Это не жизнь, а кефир, простокваша!..

О л е г (Иртышу). А я, по-твоему, что, не верхолаз?! А раз надо, так надо! Кефир, простокваша!.. Собрал все в кучу и рад. Не та работа, не та зарплата, не та жизнь!.. Обосновал. Беги! Задерживать не станем. Об одном прошу: не тащи за собой других.

Л е н я. Петя, слышь? Другие — это мы.

Л о м о н о с. Никого он не тащит, мы — сами. А за тобой не пойдем, ты сильно идейный, так?

О л е г. Чудак. Хотел оскорбить, а сам похвалил.

Л о м о н о с. Тебя оскорбишь! Ты же святой, так?

О л е г. Просто комсомолец.

И р т ы ш. Не просто комсомолец. Комсорг!

П е т я. Комсорг тире бригадир.

Л е н я. Культ.

Л о м о н о с (дурачась). Физкульт! Ха-ха!

О л е г. Слушай, Роман, подумай! Прошу. Мы же с тобой друзья…

И р т ы ш (зло). Были…

Последние слова Олега слышит  Л ю б к а  О б и д н а я — красивая девушка, подошедшая вместе с  г р у п п о й  д е в ч а т - ш т у к а т у р о в.

Л ю б к а (подошла к Олегу). «Прошу»… Эх ты, вожак! (Снимает у Иртыша с головы кепку.) А ну, граждане строители! Соберем товарищу Иртышеву Ромочке на дальнюю дорожку по рублику с носа! Не скупись, работяги!

Девчата со смехом бросают в кепку деньги.

И р т ы ш (просяще). Люба…

Л ю б к а (вызывающе). Что, Рома?

Л о м о н о с (Любке). Прекрати сатиру, Люба, так?

Л ю б к а. Все! (Бросает кепку с собранными деньгами Иртышу под ноги.) На, Рома! Чем богаты… (С горечью.) Скатертью дорога! (Уходит в общежитие.)

Л е н я (свистит). Вот это залепила!

П е т я. Оглушила…

О л е г (вслед). Зачем это, Люба?

Л о м о н о с (мрачно). Свободный удар от ворот пробила Любовь Обидная…

И р т ы ш (оторвал тяжелый взгляд от двери, куда ушла Люба). Так, Люба… (Поднял кепку, вытряхнул из нее собранные деньги, натянул кепку покрепче на голову.) Пошли! (Берет свой чемодан.)

Л о м о н о с (радостно). Иртыш, ты — железо! (Наваливает на себя вещи Иртыша и свои.)

Его примеру следуют другие ребята.

И р т ы ш (ребятам). Орлы, песню! (Запевает.)

Леня играет на аккордеоне. Группа уходящих подхватывает песню. Громче всех и не в лад поет Ломонос. Все уходят.

О л е г. Иртыш! Роман!

С м о л к а. Олег, как же это?! Что это?

О л е г. Это? Это беда, Вася…

С м о л к а. Я верну их!.. Ребята-а! (Убегает вслед.)

Никого не осталось. Олег один. Он устало опускается на ступеньки крыльца.

О л е г (опустив голову). Неужели не умею? Ни черта не умею?!

Л ю б к а (выходит из дверей, смотрит на Олега, презрительно усмехнулась). Вожак… (Садится рядом на ступеньки, обнимает Олега.) Ты поплачь, поплачь, Олежек, легче станет. У нас на Дону некоторые бабы в таком разе плачут. Ты плачь, а я тебя пожалею, ладно? (Гладит его по голове.) Кефирчику хочешь? С булочкой, а? Сладкая…

О л е г (спокойно). Ты его любишь?

Л ю б к а (вскочила). Кого?!

О л е г (не отвечая). Переживаешь, что он ушел.

Л ю б к а (фыркнула). Оч-ч-чень нужно! (Наигранно весело.) Слушай, вожак, пойдем вечерком на танцплощадку? Первый раз сама парня приглашаю, ну? (Быстро.) Не хочешь, не надо. (Уходит.)

Олег берет бутылку с кефиром, булку и начинает молча есть, сосредоточенно глядя в одну точку. Осматриваясь, входит  М а ш а  Р о м а ш к и н а — худенькая хорошенькая девушка небольшого роста. Она с любопытством уставилась на Олега.

М а ш а (приветливо улыбаясь). Приятного вам аппетита, товарищ!

О л е г (удивлен). Спасибо. Откуда ты?

М а ш а. Я? Из Тьмы.

О л е г. Из тьмы?!

М а ш а. Ага! (Смутилась.) То есть да! Село такое есть у нас в Мордовии, Тьма называется.

О л е г. До сих пор так и называется?

М а ш а. Нехорошо, правда ж? А вот называется. И станция так называется. Переменят, правда ж? А то — Тьма! Хм!..

О л е г. Ты по путевке или по вербовке?

М а ш а (живо). Не-а! И не так, и не так. Сама я.

О л е г. Сама? Зачем?

М а ш а. Строить завод-гигант!

О л е г. Только и всего? Молодец! А что ты умеешь делать?

М а ш а. Я? Ничего.

О л е г. Маловато, даже для начала.

М а ш а (торопливо). Нет, я могу! Я полы умею… Стираю хорошо… За коровой ухаживать могу… Только здесь это не подходит? Правда ж?

О л е г. Нет, почему? Полы — это подойдет. У нас в общежитии грязновато бывает. Ты комсомолка?

М а ш а. Вот! (Подает листок.)

О л е г (берет из ее рук листок). Что это?

М а ш а (просто). Заявление в комсомол.

О л е г. Смотри, прыткая! Только пришла и сразу же в комсомол!

М а ш а. А как же мне быть? Вы же на стройку принимаете только комсомольцев?

О л е г. Кто тебе сказал?

М а ш а. Сама читала. У вас на воротах написано. (С восторгом.) «Ударная комсомольская стройка»!

О л е г. Это верно. (Читает ее заявление.) «…Потому и я хочу быть комсомолкой, чтобы с энтузиазмом строить завод-гигант». (Улыбаясь.) Завод-гигант, и не меньше?

М а ш а. Ага!

О л е г. А сколько тебе лет, «ага»?

М а ш а (быстро). Скоро семнадцать!

О л е г. Училась?

М а ш а. Семь классов.

О л е г. Как зовут?

М а ш а. Меня? Мура.

О л е г (морщась). Не надо — Мура, вроде мура́ получается. Нехорошо звучит. У тебя хорошее русское имя — Мария, Маша.

М а ш а (с достоинством). Это и мордовское имя — Мария.

О л е г. Тем более. А фамилия как?

М а ш а. Фамилия, да? Ромашкина.

О л е г. Маша Ромашкина! (Разглядывает Машу.) Ромашка! Белая с желтеньким. Маленькая, тоненькая…

М а ш а (смущаясь). Да ну вас, да ну вас… (И вдруг испугалась.) Тоненькая?! (Торопливо.) Это я только с виду, а так — я сильная. Это у меня только рост такой…

О л е г. Верю, верю! Дело не в росте.

М а ш а. Правда? (Осмелев.) А вас как звать?

О л е г. Олег.

М а ш а. Ох ты-а! Как Олега Кошевого. Я читала «Молодую гвардию». Я лучше всех эту книгу люблю. Правда ж, интересная?

О л е г (улыбаясь). Славная, видно, ты девушка.

М а ш а (наивно). Я вам сразу понравилась, да?

О л е г. Понравилась. А знаешь, Маша? Это ты здорово придумала, что приехала. Именно сегодня… (Весело.) Живи у нас, Маша! Вот тебе целое общежитие! Иди, иди! Это была комната ребят, теперь пока вся твоя будет. Устраивайся, а завтра оформим тебя на работу.

М а ш а (радостно). Ой, значит, вы меня принимаете? А что я маленькая?

О л е г. Принимаю тебя такую, какая ты есть!

М а ш а. Правда? Вот хорошо! Вы, Олег, должно быть, хороший человек… Я пойду убираться. Ладно? Я старательная! (Схватила свой узелок, пошла, но в дверях обернулась.) Вы называйте меня Маша Ромашка, ладно? Не бойтесь — я согласна. Маша Ромашка! (Звонко смеясь, исчезает в дверях общежития.)

О л е г (вслед). Маша Ромашка!.. (Задумался.)

Входит  Ф е д о р  Д у м а — усатый, пожилой, коренастый человек. За ним  С м о л к а, И р т ы ш, Л о м о н о с  и  в с е  р е б я т а  с чемоданами.

О л е г (удивился и обрадовался). Иртыш?!

Д у м а. И сопровождающие его лица. (Поправляет усы с улыбкой.)

Л о м о н о с. «И сопровождающие». Вот дает Федор Иванович, так? Пришедшие ребята виновато улыбаются, переступая с ноги на ногу.

Д у м а. Вы тоже «дали»! Да еще с песнями! (Строже.) Но об этом хватит. Размазывать нечего. Я тоже не очень люблю, когда моя зарплата идет вниз…

И р т ы ш (горячо). Да дело ведь не только в зарплате, Федор Иванович! Стоять не хотим, киснуть! Не хотим в обозе, хотим, чтобы как на передовой, чтоб огонь на себя!.. Вы должны нас понять, Федор Иванович. Мы же знаем, за что у вас боевые ордена. Нам рассказывали, как вы однажды на фронте взяли огонь на себя.

С м о л к а. Это страшно, Федор Иванович?

Д у м а. Страшновато. Но, по совести говоря, не очень трудно. Вызвал огонь на себя, ложись и помирай. Своя батарея и по тебе же бьет. Обидно… но, повторяю, не очень трудно… А вот трудно, когда в «обозе», как сказал Иртышев. Киснуть, в окопах месяцами промерзать, промокать до костей, не спать по трое суток, зарываться в землю, а потом бросать готовые окопы и рыть новые. Трудно, когда чувствуешь, что все делается не так!.. И все же стоять! Стоять! И не бежать с передовой… Вы правы, что не хотите мириться с непорядками. И организация у нас еще хромает, и с материалами частые перебои… (Посмотрел на Олега.) Людей иногда не так, как нужно, расставляем… Вы правы. Но решение вы приняли явно бесполезное. Ведь на Братской ГЭС, куда вы устремились, те же трудности. А почему? Строим много. И быстро строим. По всей стране строим! Вот почему и заметней у нас слабые места. В частностях, стало быть. Зато в целом — это сила! Силища, которой еще мир не видывал!.. Чего ж бегать туда-сюда? Только на дорогу тратиться да время терять. А вовремя передумали — сэкономили и время и деньги, факт?

Л е н я. Ребята, выходит, что, вернувшись, мы еще и неплохо подработали?!

Все смеются.

Д у м а (улыбаясь). А как же? Думать всегда выгодно.

И р т ы ш. Хитрый вы, Федор Иванович.

Д у м а. Из Донбасса. Без смекалки в нашем деле нельзя, Иртышев. Во какую махину строим. Гигант! Город в степи на двести тысяч персон! И все это мы сами. Вы понимаете это слово — «сами»?! С кого же спрашивать за непорядки, а?

О л е г. Выходит, с себя.

И р т ы ш. И особенно с тех, кто ведет нас!

О л е г (усмехнулся). Ясно…

Все настороженно ждут, что скажет Дума.

Д у м а (как бы про себя). И особенно с тех, кто ведет… (Оценивающе посмотрел на Олега и Иртыша, стоящих друг перед другом.) Как-то, ребята, я размышлял о нашем брате строителе. И разделились они у меня, грубо говоря, на две категории: один может дать идею, развить ее, зажечь и повести за собой людей. А другой только выполнит готовый план-замысел. Вот как получилось у меня…

И р т ы ш. Верно, Федор Иванович! Есть первые, а есть вторые! (Осекся.)

С м о л к а. Ого!

Л о м о н о с. А чего ого, так?

Д у м а. А как думаешь ты, Олег?

О л е г. Есть и вторые… есть и рядовые… Так думаю…

И р т ы ш. Не думаешь ты, Олег, а обижаешься. Но ведь если честно, так на такой стройке бригадир должен иметь характер, чтобы за ним шли люди в огонь и в воду!

Д у м а. Верно, Иртышев. И особенно в вашей бригаде. Завтра начинаем монтаж второй домны.

Л о м о н о с (обрадованно). Вот это жизнь!

Г о л о с а. Строить домну? Это дело!

Л е н я. Это — музыка!

П е т я. Это — стихи!

И р т ы ш (волнуясь). Федор Иванович, дорогой! Дайте нам бригадира такого, чтобы…

Д у м а (хитрит). У вас же есть бригадир…

Большая пауза.

О л е г (спокойно). У нас нет бригадира, Федор Иванович.

С м о л к а. Олег, ты что?!

Л о м о н о с. Это честно, Олег!

Д у м а. Да, Олег, это честно. (Ко всем.) Так кого же бригадиром?

И р т ы ш (нетерпеливо). Подскажите кандидатуру, Федор Иванович!

Д у м а. Подскажу… Тебя, Иртышев… Что же ты удивился? Сам же говорил, что за бригадиром должны идти? А я видел, как за тобой шли, да еще с песнями!

И р т ы ш (смущаясь). Не туда шли…

Д у м а. А ты веди куда надо… Ну так как, Иртышев? Поведешь бригаду монтажников-высотников? Олег Дорожкин свое слово уже сказал. Первым не может. (Улыбаясь.) Второй…

И р т ы ш (рад, но скрывает). Спасибо, Федор Иванович, за доверие, но…

Л о м о н о с (Иртышу). Чего там «но», так? (Всем.) Иртыша бригадиром!

Л е н я. Иртыша!

П е т я. Романа Иртышева бригадиром!

Д у м а (Иртышу). Слышишь, и от бригады тебе доверие. Значит, я правильно подсказал кандидатуру. Завтра оформим приказом. Все. Производственное совещание объявляю закрытым. (Олегу.) Пройдемся с тобой, Олежек. (Обнимает его и уводит с собой.)

За ними уходит и Смолка.

Л о м о н о с. Во как повернулось, братики! Иртыш, так?

И р т ы ш. Так-то так! Только я предупреждаю честно: я трудностей не понимаю. Кто будет ныть, скулить — приходи ко мне с переводчиком, иначе не пойму. Ясно?

Л о м о н о с. Иртыш, ты — железо! Качать Иртыша!

Все подхватывают Иртыша и несут в общежитие, но их останавливает Маша, домывающая крыльцо.

М а ш а. А ну-ка, вытри ноги! Все вытирайте!

И р т ы ш (освобождаясь от ребят, бесцеремонно взял Машу за подбородок). Откуда ты, чистота?

М а ш а. А ну, не цапай, а то как… (Замахивается на него тряпкой.)

И р т ы ш. Вот это женщина! (Берет у Маши из рук тряпку, бросает ее на крыльцо и вытирает об нее ноги. Щелкнул Машу по носу.) Козявка! (Вошел в дверь.)

М а ш а (ему вслед, задиристо). А сам ты кто? Кто?!

Л о м о н о с (удивляясь). Она спрашивает, так? Это Иртыш! Бригадир строителей гиганта! (Ребятам.) Пошли!

Все проходят в дверь, уже не вытирая ног.

Маша застыла в изумлении.

М а ш а (одна). Гиганта? Бригадир?.. Иртыш… Какой красивый! Ой!..

З а н а в е с.

Г о л о с  и з  р е п р о д у к т о р а. Вниманию машинистов портальных кранов, монтажников-высотников, арматурщиков! Ожидается усиление ветра до шестнадцати метров в секунду. Все работы на высоте прекратить! Все работы на высоте прекратить!.. Повторяю. Ветер усилился…

Перед занавесом проходит  Д у м а. Навстречу ему — Д е в у ш к а.

Д е в у ш к а. Федор Иванович! Федор Иванович! Они не уходят с высоты!

Д у м а. Кто «они»? Ты толком!

Д е в у ш к а. Бригада Иртышева. Работу не прекращают. Продолжают надевать шапку каупера!

Д у м а. Да они что, оглохли?! Не слышат предупреждения по радио? Ты передала им, что я запретил?

Д е в у ш к а. И слышат. И передала. А не уходят с высоты! Не слушают меня. Говорят, нам не страшен ни снег, ни ветер. Смеются. Песни поют!..

Д у м а. Песни? Ну, я им сейчас спою песню! (Быстро уходит.)

За ним бежит Девушка.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Зима. Вьюга. Справа — внутренний вид прорабской, слева — высокие полукруглые стальные тела кауперов, на которых плакат: «Здесь работает бригада Романа Иртышева». У подножия огромных кауперов выстроилась в шеренгу  в с я  б р и г а д а  И р т ы ш е в а. Одетые в брезентовые робы, опоясанные широкими кожаными поясами со стальными цепями, перекинутыми через плечи, ребята молча стоят перед прорабом  Д у м о й, в стальных шлемах, надетых поверх шапок, они чем-то похожи на сказочных витязей.

Г о л о с  и з  р е п р о д у к т о р а. Повторяю. Вниманию машинистов портальных кранов, монтажников-высотников, арматурщиков! Ожидается усиление ветра до шестнадцати метров в секунду…

Д у м а (перекрывая вой ветра). Слышите? Вы монтажники-верхолазы или кто? Обиделись, видите ли! Надулись как индюки! Как же, злой старик прораб не понимает вашей храбрости. А непонимание опасности еще не храбрость! Ишь ты, захотели поиграть шапочкой каупера на сорокаметровой высоте! В такой ветер! Или вы забыли, что в этой «шапочке» семнадцать тонн?! А если кран не выдержит при таком ветре? Сколько от вашей храброй бригады останется в живых? Подсчитали? Что вам здесь — кино?.. (Кричит, глядя вверх.) Обидная, слезай с крана. Слышишь?!

Л ю б к а (входит, вытирая руки паклей). Слезла уже.

Д у м а. Видали? И эта недовольна. (Любке.) А где Ромашкина? (Опять кричит, глядя наверх.) Ромашкина! Тебе что, отдельное приглашение надо?!

Л ю б к а. Да спускается она, Федор Иванович. До чего же тяжелый у вас характер…

Д у м а. Тяжелый? А с легким тут делать нечего — враз ветром сдует!

И р т ы ш. Федор Иванович, а может, рискнем? Может, все-таки наденем шапку на каупер? Мы же с бригадой Долгова соревнуемся. А риск — что ж? «Храбрый без ран не бывает»?

Д у м а. И «голый воды не боится»… Так надо же плавать уметь! (Строго.) Я не рисковать сюда приехал, а строить! Я точно рассчитал силу крана и силу ветра, поэтому и отменил.

Л ю б к а. Отменили? Что вы наделали, Федор Иванович?! Теперь же бригада Долгова обгонит нас! Ромочка ж этого не переживет! Ах, мне дурно!

Д у м а. Переживет и твой Ромочка.

Л ю б к а (вспыхнула). «Мой»! Ха!

Д у м а. Да. Личные переживания на производстве меня не интересуют.

Л ю б к а. Вот так раз! Мы же боремся за звание бригады коммунистического труда, а там, как говорит наш ученый В. Смолка, все личные вопросы смешаны с производственными!

С м о л к а (с досадой). Да не смешаны, а соединены, слиты воедино!

Д у м а. Ладно. Дискуссия после работы. (Любке.) Тяни кран на ремонт!

И р т ы ш. А нам что делать?

Д у м а. Не знаешь, бригадир? Город строить! Вы комплексная бригада, владеете смежными профессиями. Девчата на штукатурку, вы — на сантехнику. Наряд возьмешь в конторе стройучастка. Все! (Уходит.)

И р т ы ш (бросает каску на землю). Опять паровое отопление, канализация!

О л е г. Ну зачем так нервничать? И канализация, и паровое отопление — это все надо.

И р т ы ш. Надо, надо!..

Входит  М а ш а. На ней явно не по росту большая спецовка.

М а ш а (храбрясь). Ребята, в чем дело? Я, например, не боюсь никакого ветра!

И р т ы ш (строго). Кто тебе выбирал эту робу?

М а ш а. Сама…

И р т ы ш. А побольше ты не могла выбрать?

М а ш а. Побольше? Вы думаете, я не понимаю вашей насмешки, да?

И р т ы ш. А если понимаешь, почему не подогнала по росту? (Приказывая.) Перешить по росту!

М а ш а. Но не могла же я из-за этого опаздывать на работу?

И р т ы ш. Ладно. Перекур. Пошли погреемся!

Идут в прорабскую. За ним все, кроме Любки и Ломоноса.

Л о м о н о с (удерживая Любку). Люба, я давно хочу тебя спросить… Да как-то все некогда… Ты случайно не знаешь, когда твой день рожденья?

Л ю б к а. Случайно знаю. Но ты уже спрашивал.

Л о м о н о с. Но ты же не сказала, так? А я хочу уточнить, так?

Л ю б к а. Зачем?

Л о м о н о с. Да так. На всякий случай… Например, из музыкальных инструментов что тебе больше всего нравится, Люба?

Л ю б к а (смеясь). Гитара! (Уходит в тепляк.)

Л о м о н о с (обрадовался). Засекли, Люба! (Идет за ней.)

Свет перемещается. В прорабской ребята дружно окружают стоящую посредине раскаленную печь, греются. И р т ы ш  садится в стороне, хмурится.

М а ш а. Холодно здесь очень! Правда ж?

Л е н я. Да, в Одессе теплее. Верно, Петя?

П е т я. Не намного. Всего градусов на сорок.

Л ю б к а. Верно, а почему летом здесь сумасшедшая жара, а зимой собачий холод?

С м о л к а. Континентальный климат! Резко, братцы, континентальный!

М а ш а. Кон-ти-нен-тальный климат! Какое красивое слово! (Ласково Иртышу.) Правда ж?

И р т ы ш (грубо). Отстань…

М а ш а (со слезами на глазах). Рома, я же перешью спецовку, и она будет как раз по мне.

И р т ы ш (сорвался). А ты не по мне! Сунули в бригаду «четвертинку»!

О л е г. Иртыш, ну что ты, в самом деле?

И р т ы ш. Извиняюсь, товарищ комсорг.

М а ш а. «Четвертинка»… (Всхлипнула и ткнулась головой в грудь Любке.)

Л о м о н о с. «Четвертинка», так? Вот дает, собака Иртыш!

И р т ы ш (строго Ломоносу). А ты помолчи!

Л ю б к а (успокаивая Машу). Ну, ну, Машенька!

О л е г (Маше). Тебе, Маша, очень даже идет эта спецовка. Ты в ней прямо как маленький космонавт.

М а ш а. Космонавт, а все-таки опять же маленький.

О л е г. Ну что ж, а мне нравится. (Отошел.)

М а ш а (Любке). Иртыш грубит, а Олег всегда мне говорит что-нибудь хорошее, даже ласковое. Почему?

Л ю б к а (не без иронии). По должности. Комсорг…

М а ш а. А-а-а.

О л е г (подходит к Иртышу). Ну зачем так переживать, Роман?

Л о м о н о с. А что это — жизнь? Кефир, так? Хотели перегнать бригаду Долгова, а теперь они опять впереди.

И р т ы ш (не слушая и как бы про себя). У нас часто бывает так, что ответственность несут только те, кто пытается что-то делать, а не те, кто ничего не делает.

О л е г. Бывает и так, но при чем здесь сегодняшний случай!

С м о л к а. Именно об ответственности и говорил нам Федор Иванович. Тебя предупреждал Олег. Рискованно в такой ветер…

И р т ы ш. «Осторожный лодку не опрокинет». Знаю я эту философию. У меня, Вася, от таких разговоров изжога начинается.

Л о м о н о с. И у меня, так! Ха-ха!

Л е н я. У нас изжоги нет. Верно, Петя?

И р т ы ш (увидев в окно проходящего Думу). Ладно, Повременим с моралью.

Вышел. Олег пошел вслед за Иртышем. За ними Ломонос.

Л ю б к а. Тихо, казачки-колхознички! У нашего начальства, кажется, назревает конфликт. О господи! Стройка крупная, а люди? Споем, что ли? (И сама запела.) «По Дону гуляет, по Дону гуляет…»

В с е (подхватывают негромко). «По Дону гуляет казак молодой!»

Свет перемещается. Мимо прорабской идет  Д у м а. К нему подходит  И р т ы ш.

И р т ы ш. Федор Иванович, одну минуту серьезного разговора. Лично. Можно?

Д у м а. Серьезного? Можно. Одна минута.

И р т ы ш (волнуясь). Так вот. Мною командуйте как хотите… Любое задание… как записали… Прикажите мне, сам отменю лично любое свое… Сам… А при всей бригаде… Прошу!

Д у м а. Гм. Понял. Сам иду, сам падаю. Учту. Одна минута… Извиняюсь — дела. (Хочет уйти.)

И р т ы ш. Еще просьба. Я возьму кислород… Ну, тот, что сегодня привезли. У нас кислород кончается — мы перевыполнили норму. У меня договоренность с завскладом.

Д у м а. И договоренность уже есть? Шибко! (Подошедшим Олегу и Ломоносу, на Иртыша.) Хозяин! (Иртышу.) Ладно, бери. Только поделись с Долговым. Кислород им тоже нужен. (Уходит.)

Л о м о н о с (Иртышу). И кислород разрешил. Красота! Значит, рискнем с шапочкой без прораба?

И р т ы ш. А ты думал! Как уйдет с участка, свистать всех наверх! Наденем шапку сами… Тихо! Опять зачем-то к нам…

Д у м а (подходит к Иртышу и Ломоносу). Да, забыл сказать: без меня шапку не надевать.

И р т ы ш (будто обижаясь). А зачем вы это нам говорите? Странно.

Д у м а. Так. На всякий случай. Сам молодой был. Ясно?

И р т ы ш (мрачно). Ясно.

Д у м а. То-то ж. (Уходит.)

Л о м о н о с. Вот собака! Прямо в душу глядит… (Уходит.)

О л е г. Слушай, Роман, мы свой кислород уже взяли. Эти баллоны для бригады Долгова…

И р т ы ш. А мы их — для бригады Иртышева! (Смеется.) И Дума разрешил. Слыхал?

О л е г. Слыхал. Он сказал: «бери», но он же сказал и «поделись с Долговым».

И р т ы ш. «Бери» — слыхал, «поделись» — нет. Закон стройки — не зевай! В нашем деле сильный тот, кто действует.

О л е г. Честно действует, Иртыш, честно.

И р т ы ш. Ой, ой! Опять мораль! Ты что, хочешь, чтобы наша бригада ползла черепахой, как при твоем гениальном бригадирстве? (Обнимает Олега.) Не обижайся, Олег. Ты карась-идеалист — Стежкин-Дорожкин… (Отвлекая Олега.) О, к нам еще корреспондент! И носит же их в такую погоду! Поговори с ним о производственных достижениях бригады, о нашем моральном облике. Они это любят — хлебом не корми. Да отведи его в теплуху, а то замерзнет здесь и не успеет нас прославить. (Всматриваясь.) Тихо. Это не корреспондент. Это Айгуль. Красивая девка. Казашка. Фотокорреспондент. Собирает материал о героях стройки. Везет тебе, Олег. Смотри, она идет прямо на тебя. Я в контору. (Шутливо угрожая.) Но я скоро вернусь. (Уходит.)

Входит  А й г у л ь. Она в красивой шубке-цигейке, изящных валенках и пыжиковой шапке-ушанке, на груди у нее фотоаппарат с телеобъективом.

А й г у л ь (вынимает руку из варежки и протягивает ее Олегу). Здравствуйте. Меня зовут Айгуль. Здесь работает бригада Иртышева — я вижу это по плакату. У меня задание на сегодня — только бригада Иртышева. Крупно портреты всей бригады и какой-нибудь яркий эпизод вашей героической работы. Обязательно. «Кровь из носа!» — как сказал редактор. И я сделаю «кровь из носа»! (Смеется.)

О л е г (улыбаясь). Как же вы будете снимать при такой погоде?

А й г у л ь. Надо родиться в Казахстане, чтобы знать наш климат. Два часа — буря, два часа — солнце. А солнце у нас только летом в пыли, зимой оно ясное, как зеркало! Вот смотрите, снег уже перестал, а солнце сейчас придет. Я его вам принесу. (Смеется.)

О л е г. За солнце спасибо. А пока пойдемте, погреемся в прорабской. Там и вся наша бригада.

А й г у л ь. Бригада там, мы здесь стоим, а время идет?! (Тянет Олега за руку в прорабскую.)

Свет перемешается. В прорабскую входят  А й г у л ь  и  О л е г.

О л е г. Знакомься, ребята. Это — Айгуль, фотокорреспондент. (К Айгуль.) А это…

А й г у л ь. У меня они все записаны. Мне нужны портреты. Крупно. (Щелкает аппаратом, наводя то на одного, то на другого.)

Ребята удивлены и восхищены ее напористостью.

Я хочу создать галерею крупных-крупных портретов героев нашей стройки и установить ее на самом видном месте. Мою идею одобрил редактор газеты и руководство стройки. Теперь у меня к вам один вопрос. Какая самая характерная черта всей вашей бригады?

С м о л к а (делая умильное лицо). Основная черта наша — скромность.

А й г у л ь. Хорошая черта. (Лене.) А кем, например, мечтаете быть вы?

Л е н я. Я? Я, по своей скромности, совсем не хочу никем быть, только бы меня кормили, поили, одевали и в кино бесплатно водили бы!

Все смеются.

А й г у л ь (грозит пальчиком всем). Шутники! А где же ваш бригадир, Иртышев?

С м о л к а (сдерживая смех). Отсутствует, опять же по скромности.

П е т я (мрачно). В больнице лежит. На митинге свою бригаду хвалил, челюсть вывихнул!

Л о м о н о с. Ха-ха! Хватит, братцы, концы отдаю-у-у!

За ним начинают хохотать все, и вместе с ними Айгуль. В это время заходит в прорабскую  И р т ы ш.

И р т ы ш. Вижу — не скучаете.

О л е г (Айгуль, указывая на Иртыша). А вот и бригадир.

А й г у л ь (Иртышу, шутливо). Вы так скоро выздоровели, бригадир?

И р т ы ш (удивляясь). Никогда не болел.

Айгуль и ребята смеются.

А й г у л ь. Веселая у вас бригада, Иртышев.

И р т ы ш. Юмор — признак душевного здоровья. Народ подобрался ничего. Не жалуюсь. Коллектив наш за последнее время заметно вырос. Готовится стать бригадой коммунистического труда.

А й г у л ь. В чем секрет вашего успеха?

И р т ы ш (обаятельно улыбаясь). Ребята мои просто не умеют плохо работать. Вот и весь секрет.

Айгуль фотографирует Иртыша.

Ну, зачем же меня одного?

А й г у л ь. Они уже все у меня тут. (Смеясь показывает на свой аппарат.) Портреты все. Теперь я бы попросила вас какой-нибудь красивый рабочий момент. Смелость, ловкость верхолазов бригады Иртышева! У вас, между прочим, очень-очень выразительное лицо, товарищ Иртышев.

М а ш а (ревниво в сторону). Без тебя знаем, какое лицо у нашего бригадира.

Л ю б к а (Маше). Молчи.

И р т ы ш (смущаясь, но доволен). Ну что вы? Какое там еще лицо?

А й г у л ь. Красивое, фотогеничное лицо. Смущаться зачем? Красивое есть красивое. (Глянула в окно и к Олегу.) О, я уже принесла вам солнце! (Иртышу.) Погода съемочная. Героический эпизод наверху. Высоко! Облака и герои-верхолазы. Очень прошу, если можно.

И р т ы ш (как бы раздумывая). Героический? Гм. Ну что ж, прошу.

Свет перемещается. Все выходят из прорабской.

Да, снова солнце. И ветер, кажется, поутих. (К Айгуль.) Значит, на высоте хотите? А достанете?

А й г у л ь. У меня телеобъектив.

И р т ы ш. Отлично. Видите, как уже выросла наша красавица домна! А все эти трубы — наша работа! Монтаж ведем на шестидесятой отметке. Высота! Но для нас, верхолазов, высоты не существует. (Всем.) Верно? (Ломоносу.) Ну-ка, Вадя, сынок, возьми электродик. Там как раз на шестидесятой отметке шов надо переварить. (К Айгуль.) Как он начнет варить, посыплются звездочки, а вы его и…

А й г у л ь. Да, это будет Очень эффектно. Спасибо. (Выбирает удобную точку для съемки.)

Л о м о н о с (только Иртышу). Рома, я сегодня… Я лучше в другой раз, так?

И р т ы ш. Тут, Вадя, видимость нужна, солидность. Для газеты же. Верхолаз-богатырь! Не Машу же нам представлять от бригады.

Л о м о н о с. Я понимаю, но…

И р т ы ш (раздраженно). Да ты что, трусишь, что ли?

Л о м о н о с. Ладно. Я пошел… (Стремительно поднимается вверх, скрывается.)

Все следят за ним.

Л ю б к а. Не нравится мне эта затея.

С м о л к а. И мне.

П е т я. Цирк.

Л е н я. В главной роли вместо Любови Орловой Вадим Ломонос…

М а ш а. Ой, он как-то отчаянно…

И р т ы ш. Хорошо идет. Смело! (Кричит.) Молодец, Ломонос!

А й г у л ь (снимает). Хороший кадр. Человек и небо. Замечательно!

И р т ы ш. Сейчас самый эффект! Видите, он подходит к…

М а ш а. Ой!

А й г у л ь. Упал?!

О л е г. Сорвался! (Бросается на помощь Ломоносу.)

За ним Смолка.

И р т ы ш (сам волнуясь, но не показывая виду). Без паники, детки, без паники! В бригаде Иртышева еще никто и никогда не срывался. (К Айгуль.) Видите, он ползет, обнял трубу. (Шутит.) Любит железо! Но это уже не для газеты. Зато посмотрите на этих орлов! Товарищеская выручка в бою. «Сам погибай — товарища выручай!» Суворов. Это, между прочим, один из принципов нашей бригады. Смотрите, как быстро набирают высоту! Бегут в облака! Для них не существует высоты. «Нет высоты!» Таков девиз верхолазов бригады!

Л ю б к а. Фух, кажется, обошлось. Ослаб, как мешок висит.

Л е н я. Тут, брат, ослабнешь…

М а ш а. Ведут обратно. Теперь спасен, спасен, правда ж?

П е т я. Повезло.

А й г у л ь. А почему он так побледнел?

И р т ы ш. Значит, испугался высоты. (Про себя.) Шляпа. (К Айгуль.) У нас так: испугался высоты — пропал! Закон высотника.

О л е г  и  С м о л к а  вводят  Л о м о н о с а.

Л о м о н о с. Спасибо, ребята, выручили, так?

О л е г (Ломоносу). И еще без цепей пошел! Ты что? И я не заметил.

С м о л к а. Уцепился за трубу, еле оторвали!

А й г у л ь. Он очень испугался?

М а ш а (участливо глядя на Ломоноса). Ну что ж, ну что ж? Каждый может испугаться. Правда ж?

И р т ы ш (иронически). Спасибо, Ломонос, поддержал честь бригады!

Л о м о н о с. Я не испугался… Я…

И р т ы ш (подходит к нему). А ну дыхни!

Л о м о н о с. От морозу я… Немного… В теплухе, так? Думал, больше не пойдем на высоту…

И р т ы ш. Ясно. (Жестко, всем.) По праву бригадира применяю наш закон…

Л о м о н о с (в отчаянии). Рома!..

И р т ы ш (не слушая Ломоноса). Вопрос ясен, Ломонос! (Всем.) Минута молчания!

Бригада молча выстраивается в шеренгу против Ломоноса. Иртыш посмотрел на наручные часы.

Все! Бригада Иртышева — минус один. Слушай задание: в конторе получен наряд на сантехнику в городе. Восемнадцатый квартал, дом три. Девчата на штукатурку, ребята — на монтаж парового отопления и тэ дэ! Двигайте! Я следом!

Ребята, подавленные, уходят.

Л о м о н о с (вслед). Бригада, прости, так? (Иртышу.) Рома, скажи, так?

И р т ы ш. Ты же знаешь, Вадя, я против коллектива не хожу. Не могу. Ты мне друг, но коллектив — сила! (Уводит Айгуль.) Такие наши текущие дела. Есть и проза. Мы недостатков своих не скрываем. Дорога первых не всегда гладкая…

А й г у л ь (волнуясь). Я понимаю, понимаю… А что это у вас значит — «минута молчания»? Очень волнительно. Я первый раз…

И р т ы ш. Закон такой в нашей бригаде принят. Новые формы ищем, прокладываем дорогу другим. Если поступок члена бригады повторился, мы его уже не обсуждаем. Минута молчания и… минус один.. Честно. (Уходит.)

А й г у л ь (потрясена). Минус один, минус один… (Оглядываясь на Ломоноса, уходит.)

Небо опять потемнело, закружила метель, в которой почти скрывается одинокая фигура Ломоноса.

Л о м о н о с (с горечью). Минус один… Ладно…

Шагает в метель. Навстречу ему — О л е г.

О л е г. Куда идешь, Вадим?

Л о м о н о с (усмехаясь). Комсорг беспокоится, так?

О л е г. Беспокоюсь.

Л о м о н о с. Хочешь быть лучше Иртыша? Брось! Иртыш меня из болота вытащил. Он меня на поруки взял, работать научил… Все равно люблю Иртыша! Я ему слово давал и подвел. Он прав. Закон принимали сами, комсорг, так?

О л е г. Сами.

Л о м о н о с. Минута молчания — конец, так?

О л е г. А может, не всегда нужно так?

Л о м о н о с. Не понимаю. Конченый я…

О л е г (перебивая). Конченый?! Чудак! Вадим, да мы же все только начинаем! (Протягивает Ломоносу руку.) Пойдем! (Тянет его.) Да пойдем же, черт здоровый!

Метель скрывает их.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Молодежное общежитие. Справа — комната девчат. Слева — большая комната ребят. В окна заглядывают ветви черемухи, облитые лунным светом. В углу, на своей койке, в рабочей робе, в сапогах, разметавшись, спит  И р т ы ш. В другом углу — П е т я  и  Л е н я  с аккордеоном. Леня тихо наигрывает. В комнате девчат  Л ю б к а  лежит на своей койке, заложив за голову руки, мечтает. М а ш а, сидя на своей кровати, уткнулась в книжку, а  С о н ь к а  гладит на столе свое платье и фальшиво поет песни, переходя с одной на другую.

С о н ь к а. «В саду облетает черемухи цвет, усидишь ли дома в восемнадцать лет…» «Ты во сне снишься мне незабудкой на светлом лугу…» «Паренек кудрявый прошептал лишь слово и увел девчонку…»

М а ш а (шепчет Любке). Люба, по-моему, Сонечка неправильно поет, прямо трудно слушать и нельзя читать. А она все поет и поет. Надо сказать ей, правда ж?

Л ю б к а. Молчи. А то завтра пирожков в долг не даст, а до зарплаты еще два дня.

М а ш а. Но это же неправильно, молчать, когда человек ошибается. Надо ей помочь, поправить ее.

С о н ь к а (продолжая петь). «…от крыльца родно-го-о!» (И тут же переходит на другую.) «Приходи скорей, мой милый, замерзаю без тебя»… (Обожгла руку об утюг.) Ой!

Л ю б к а (громко аплодирует). Браво, Сонечка! И почему ты, Соня, зарываешь свой могучий талант в буфете рабочего кафе?!

М а ш а (укоризненно смотрит на Любку). И неправда! Ты, Сонечка, любишь петь, но не совсем правильно поешь, потому что…

С о н ь к а (раздраженно). Потому что мне мешают! (Открывает дверь в комнату ребят и кричит.) Эй вы, Одесса-мама! Прекратите свою музыку. Мешаете петь! (Хлопнула дверью.) Нахалы! Испортили мне песню.

М а ш а (вскочила). Да тише ты! Там же спит Иртыш, ах!

С о н ь к а (передразнивая). Ах, Иртыш, ах!

М а ш а (тихо прикрыла дверь). А что — Иртыш? Иртыш, он… Он один сегодня всю ночь и полдня работал в тоннеле. Восемнадцать часов без отдыха!

С о н ь к а. А зачем?

М а ш а. Как — зачем? Это же трудовой подвиг!

С о н ь к а (смеется). Глядите — наша Ромашечка влюбилась!

Маша хотела что-то ответить Соньке, но потом молча легла к Любке на постель.

Л ю б к а (поглаживая Машу). Остынь, Ромашка.

С о н ь к а. Ой, не могу! Мать и дитя. Ясли! (Смеется.)

М а ш а. Мы — ясли, а ты — злюка!

С о н ь к а. А ты любишь правду, так я тебе скажу. Иртыш, он тебя и не замечает, потому что неровно дышит к Любке.

М а ш а. Люба, это правда?

Л ю б к а. Не докладывал.

М а ш а. А тебе он нравится?

Л ю б к а (задумчиво). Я люблю…

М а ш а (вскакивая). Любишь?!

Л ю б к а (после паузы). Черемуху за окном… Буйное цветение садов… Горячее солнце… широкую степь без края… Опаленный солнцем, обвеянный ветром, из этой степи придет ко мне мой любимый.

М а ш а (с дрожью в голосе). Это Иртыш?

С о н ь к а. Конечно, он.

Л ю б к а. Не знаю. Я сюда приехала с тихого Дона, потому что здесь большое и беспокойное дело. А там, где большое дело, должны быть и большие люди.

С о н ь к а. Выходи за Иртыша. Он большой плюс красивый!

Л ю б к а (задумчиво). Плюс, минус, плюс… Не-ет, Сонечка, подожду. Я переменчивая. Выйду за хорошего, а потом встречу еще лучше. Тогда как?

С о н ь к а. Пустяки! Развод — и снова загс!

Л ю б к а (смеется). А вот так я тоже не умею, Сонечка.

М а ш а (в ужасе). Что это вы говорите?! И так просто? Я прямо не знаю… Об этом разве…

Л ю б к а. Можно, Маша, можно говорить об этом и нужно. (Хватает Соньку за руку.) А ну говори сразу: в кого влюбилась и почему?!

С о н ь к а. Ой! Сумасшедшая! Я испугалась!

Л ю б к а (смеется). Значит, влюбилась.

М а ш а. Ей Олег нравится. А что, он хороший, правда ж, Соня?

С о н ь к а. Олег тоже мне нравится, но только с идейной стороны, а так — нет.

М а ш а. Непонятно.

Л ю б к а (смеясь). Как Соня, «так»? Ты, Сонечка, скажи прямо по совести, тебе всяк нравится, кому ты сама приглянулась, факт?

С о н ь к а (обиделась). Что же выходит, что меня только помани?

Л ю б к а. Точно схватила мою мысль! (Хохочет.)

С о н ь к а. У-у! Закатилась! Дура с тихого Дона…

Любка продолжает хохотать. Сонька начинает громко петь, заглушая смех Любки. Свет гаснет и зажигается на мужской половине. Песню Соньки и смех Любки вытесняют звуки аккордеона, на котором играет Леня.

Л е н я (прервав игру). Ну, давай, давай же наконец твои новые слова!

П е т я (напряженно смотрит в потолок). Сейчас, Леня, сейчас. Во, нашел! «Домна, домна молодая… комсомольская ты…» (Замолчал.)

Л е н я. Что? «Комсомольская ты» — что, Петя?

П е т я. Не торопись, я додумаю, найду. А ты давай пока музыку на эти две строки.

Л е н я (пожимая плечами). Пожалуйста. (Играет на мотив «Стеньки Разина» и поет.) «Домна, домна молодая-я! Комсомольская ты…» Что-о-о?

П е т я. Леня, мы же договорились: новые слова — новая музыка.

Л е н я. А из твоих слов, Петя, у меня почему-то вытекает старая музыка. Ты же, как поэт, даешь мне задания, ритм, тему.

П е т я. Хорошо, сейчас будет совершенно новая тема и абсолютно новые ритмы.

Л е н я. И еще просьба, Петя, чтобы рифма тоже была… хотя бы старая. Ладно?

П е т я. Ладно. (Задумывается.) Тема такая. «Одинокая домна в степи».

Л е н я. А почему одинокая? Во-первых, мы монтируем уже вторую, а по семилетнему плану их будет четыре. Искажение жизни, Петя.

П е т я (умоляя). Ну, Леня.. Это же художественный образ. Одинокая домна — хорошо. Только ты, пожалуйста, не играй «Одинокая бродит гармонь». Ладно?

Л е н я. Ладно. Давай ритм.

П е т я. Так, значит. (Глядит в потолок.) «В степи стояла… домнушка…»

Л е н я (еле удерживаясь от смеха). Во, во! Тут уже кое-что есть. (Играет на мотив «В лесу родилась елочка» и поет.) «В степи стояла домнушка-а… В степи она росла-а…» Свеженькие слова. Так и тянет на новую музыку.

П е т я. Понятно, Леня, ты издеваешься…

Л е н я. Исписался ты, Петя, исписался!

П е т я (обиделся). Я прекращаю с тобой соавторство!

Л е н я. Напугал! Двадцать раз уже прекращал. Ты вот что, Петька, брось-ка мучить эту домну. У тебя что-то с ней не получается. Про Иртыша давай! Воспоем трудовой подвиг Романа Иртышева! (Указывая на спящего Иртыша.) Во какой богатырь раскинулся! Сравни нашего Иртыша с образом могучей сибирской реки, вверни пару слов насчет Ермака Тимофеевича. Свяжи это с орошением степи. Могучая река — могучий человек! У тебя это пойдет!

П е т я (мрачно). Про Иртыша не пойдет.

Л е н я. Почему — он же богатырь…

П е т я. А я люблю обыкновенных.

Л е н я. Смотри, Петя, наш бригадир не любит, когда о его славных делах умалчивают поэты!

П е т я. Пусть себе найдет другого поэта.

Л е н я. Да ты что, Петька? Бунтовать?!

П е т я (кричит). А ты не кричи на меня!

М а ш а (входя, зашипела на ребят). Ребята, вы с ума сошли?! Вы же знаете, почему он спит?!

П е т я (тоже шепотом). Дорогая Ромашка, мы же к вечеру самодеятельности…

М а ш а. Идите в красный уголок, да и…

Л е н я. В красном уголке нетворческая обстановка. Там ребята так забивают «козла», что Петя вместо новых слов понесет несусветную ахинею.

М а ш а. Идите в коридор — там около титана ваша творческая обстановка. Идите, идите, идите! (Выталкивает их, а сама подходит к спящему Иртышу, ласково смотрит на него.) Маленький мой. Очень устал, да? (Осторожно стаскивает с него сапоги и, сорвав одеяло с другой кровати, заботливо укрывает Иртыша.)

И р т ы ш (не просыпаясь). А-а-а… Спасибо, Люба, ты хороший товарищ… (Продолжает спать.)

М а ш а (шепотом). Это не Люба. Это я — Маша. (Чуть не плача.) Маша я…

Свет перемещается на женскую половину. С о н ь к а, уже одетая, собирается уходить, а  Л ю б к а  все так же лежит на своей кровати, продолжая мечтать.

Л ю б к а. А у Олега глаза синие-синие, как небо, и нежная девичья улыбка. Заметила, Сонечка?

С о н ь к а. Выбирай, выбирай!..

Л ю б к а. Куда ты, Соня?

С о н ь к а (сердито). Мне пора кормить людей ужином! (Уходит.)

Л ю б к а. Сонька! Подожди, не сердись. Я же пошутила!

Сонька ушла, хлопнув дверью.

«Дура с тихого Дона…» (Улыбается.) Хорошо сказанула. В точку. Дура? Нет, девоньки мои, Любка не дура. Любка видела людей… Любка в свои двадцать пять уже хватила лиха…

Свет перемещается.

С о н ь к а (проходя, увидела стоящую у кровати Иртыша Машу). Ой, не могу! (Маше.) Ты на колени стань перед ним, малютка! (Фыркнула и убежала.)

Маша посмотрела Соньке вслед, всхлипнула и убежала в свою комнату. Свет перемещается. Маша с разбегу падает на кровать и рыдает.

Л ю б к а (вскакивает). Кто тебя обидел?

М а ш а (плача). Все-е-э!

Л ю б к а (улыбнувшись). Как — все? У нас в стране двести сорок миллионов человек!

М а ш а. Ты ска-а-жешь… Сонька обидела… Иртыш оби… оби… оби… (Еще громче зарыдала.)

Л ю б к а. Иртыш? Он же спит без задних ног. Как же он мог тебя обидеть?

М а ш а. А вот… обидел… (Страстно, с мольбой.) Люба, Люба, родненькая, ты все знаешь, скажи: Иртыш хороший?

Л ю б к а (шутя, категорически). Нет!

М а ш а (горячо). Неправда!

Л ю б к а. Ну вот, а спрашиваешь! (Смеется.)

М а ш а (смотрит удивленно на Любку). Ой, я дура! Об этом совсем не надо и спрашивать, правда ж?

Свет перемещается на мужскую половину. Шумно входят  С м о л к а, О л е г, за ними  П е т я, Л е н я  и  д р у г и е  р е б я т а.

С м о л к а (раздеваясь). Ну, хлебнули мы горя на активе! (Увидел спящего Иртыша.) Олег, смотри! Мы его ищем день и ночь, мы его ждем на комсомольском активе, волнуемся — куда он пропал? А он, глядите, спит!

О л е г (подходя к Иртышу). Иртыш, что с тобой? Ты заболел? Где ты был?

Л е н я. Не буди его, Олег. Он просто спит, и довольно крепко. Его не разбудила даже наша с Петей дискуссия. Он был всю ночь и полдня в тоннеле. Монтировал узел паропровода. Варил швы на трубах.

С м о л к а. Один?!

П е т я. Личный рекорд! Сюрприз бригаде…

Л е н я. Трудовой подвиг! Дал интервью в газету и заснул богатырским сном. В песню просится. Верно, Петя?

П е т я. Да. Просится…

С м о л к а. Вот черт! Все-таки молодец Иртыш! Хорошо, Олег?

О л е г (мрачно). Хорошо, да не очень ясно.

Л е н я (Олегу). Ну, а как там, на активе?

О л е г. На активе — хуже.

С м о л к а. Да, на активе у нас неважно получилось. Все молодежные бригады давали свои обязательства к пуску домны, а мы тянем, молчим, ждем Иртыша.

О л е г. У нас, конечно, были и свои планы, но без бригадира заявлять о них как-то неудобно…

Л е н я. Ну и что же дальше?

С м о л к а. Дали нам на размышление одну ночь…

О л е г. Ладно. Дело поправимое. Вся бригада в сборе? Мы сейчас уточним проект нашего обязательства, а проснется Иртыш, согласуем и с ним. Садись в круг, а я позову Обидную и Ромашкину. (Уходит в комнату девчат.)

Свет перемещается. В комнате девчат  М а ш а  лежит ничком на своей кровати. Л ю б к а  стоит перед ней.

(Входя.) Что с ней?

Л ю б к а. Да вот Сонька ее обидела, а она теперь на весь земной шар обижается.

О л е г. Это бывает иногда: один чудак обидит другого, а тот всю советскую власть поносит. (Маше.) Это я не про тебя, Машенька, к слову пришлось.

М а ш а  (вскакивая). Да при чем здесь земной шар? Мне обидно, что я не понимаю. Ну что, что это такое? Как мне хорошо — Сонька злится, как мне плохо, так она даже рада, рада! Почему? Что я ей сделала? Ты комсорг. Скажи, что это такое с Сонькой делается? Она же вроде и неплохой человек…

О л е г. Но немного мещанка. А я где-то читал, что только жирным и ленивым мещанам выгодно и приятно думать о плохом в людях. Таким образом они сравнивают себя с лучшими. А ты, Маша, лучше ее. Ты лучше многих! (Смутился.) Пошли заседать. Производственное совещание у нас… (Уходит.)

М а ш а. Что это он? И будто покраснел!

Л ю б к а. Весна. Пойдем заседать! (Шутливо выталкивает Машу за дверь.) М-да… Личные отношения в бригаде Иртышева начинают заметно проясняться. (Идет за Машей.)

Свет перемещается на половину ребят.

О л е г. Производственное совещание бригады коммунистического…

Л ю б к а (входя). Олег, а при коммунизме любовь будет?

С м о л к а. Будет. Коммунизм — это прежде всего человек.

Л о м о н о с (появляясь). Верно. Теория, так? (Кричит.) А практика?!

О л е г. Вадим, что с тобой?

Л о м о н о с. А сколько же мне еще терпеть?! Вы все знаете, как меня жизнь корежила. Дошел до того, что по земле ходить боялся, всегда озирался — не следят ли? Уж стал думать, что и свою жизнь не своровал ли? До того дошел, что если бы не Иртыш… Я пришел в бригаду, чтобы человеком стать… (Вынимает из кармана газету.) Вот! Тут написано, что состоять в бригаде коммунистического труда значит стать человеком. Ты, Петя, написал эти слова?

П е т я. Ну, я.

Л о м о н о с. А я что же, не человек?

Л е н я. А это мы сейчас выясним. (Подходит к Ломоносу.) А ну дыхни!

О л е г (строго). Леня!

Л о м о н о с. Эх, Леня. Одесса. Музыкант — чуткая душа. (Замахиваясь.) Вот как дыхну, так из тебя сразу вся твоя музыка выскочит!

О л е г. Вадим!

Л о м о н о с. Я, конечно, не прав, но если я это уже понял… Понимаю… и стараюсь, так? Значит, половина вины с меня?.. (Лене.) Не веришь — не надо. А дышать не буду. Не могу, так? Трудно мне стало дышать! (Ложится на койку вниз лицом.)

Неловкая пауза. Все молчат.

Л ю б к а (взрываясь). Олег, почему, черт возьми, когда о человеке скажут плохо, это приживается быстро и без доказательств, а хорошее в нем же надо долго доказывать?! Я верю Вадиму!

С м о л к а. Я тоже.

О л е г. И я. Но вот некоторым из нашей бригады надо объяснить кое-что. (Лене.) Чуткость, Леня, у нас, к сожалению, еще не преподают в школе. Она, чуткость, сама должна проявляться в человеке, и почаще. Так я думаю, Леня. (Ко всем.) Вадим Ломонос уже три месяца вечерами сидит за книгами. Готовится экстерном на аттестат зрелости. Мы помогаем ему. Я, Смолка, Люба. Дела идут успешно. Пить он бросил, работает отлично. Я голосую: принять Вадима обратно в нашу бригаду.

Все дружно поднимают руки.

Единогласно. Вадим, руку!

Л о м о н о с (оторопел от радости). А Иртыш?

О л е г. А большинство?

С м о л к а. Подавляющее! (Жмет руку Вадиму.)

Л о м о н о с. Олег, так? Вася, ребята… Люба, я даже курить бросил! Братцы, я сейчас, так? Пока Сонька не закрыла буфет. Ужин мой, пир горой! (Убегает.)

Ребята, взволнованные происшедшим, молчат.

Л е н я (Олегу). Я… Я извиняюсь…

П е т я. Я тоже… за Леню и за себя. Тоже думал, что Вадим опять сорвался.

О л е г (волнуясь). Ладно. Бывает.

Л ю б к а (весело). Бывает, что и курица летает. (Хлопает по спинам помрачневших Петю и Леню.) Это у них корь — детская болезнь.

С м о л к а. Скорее коклюш. Любят кашлянуть не вовремя.

Смех.

О л е г (стучит карандашом по графину с водой). Девчата, девчата, ребята, ребята! Не отвлекайтесь, прошу… Уже без десяти одиннадцать. Вот-вот нагрянет с обходом наш уважаемый воспитатель — «тетя Мотя» — и скомандует… (Глянул на дверь.) Ну, все!

Входит  Т ю л ь к и н а, за ней  С о н ь к а  и  Л о м о н о с  с кульками.

Л о м о н о с. Во, братцы! Изобилие, так? (Кладет кульки на стол.)

Т ю л ь к и н а. Это что такое? А ну, все по койко-местам!

П е т я (падает на кровать). Койко-место!

Л е н я (проделывает то же самое) А мы с тобой, Петя, по своему невежеству, думали, что это наши постели.

Т ю л ь к и н а. Прошу без намеков!

С м о л к а. Матрена Семеновна завтра же выходной!

Т ю л ь к и н а (безапелляционно). Под выходной тоже спать надо!

О л е г. Матрена Семеновна, еще только без десяти…

Т ю л ь к и н а. На моих одиннадцать. Зубы почистить перед сном, помыть ноги. Вот твои и десять минут. Гигиена! Завтра с утра — вылазка в рощу! (Указывает на Иртыша.) Добрые люди уже давно спят. И правильно! Я всегда говорила: с Иртышева надо брать пример. Хорошо работает — хорошо спит! В культпоходе нужна свежая голова, молодость, оптимизм… (Показывает на Иртыша.) Он это понимает, а вы…

С о н ь к а (Тюлькиной). Отдайте же, наконец, мое письмо! Я в ЦК ВЛКСМ буду жаловаться. Это мое личное! Это, может быть, интимное письмо.

Т ю л ь к и н а. Не «может быть», а интимное!

С о н ь к а (в ужасе). Вы прочли?!

С м о л к а. Какое письмо, Соня, кому?

Т ю л ь к и н а. Тебе! На! (Дает Смолке письмо. Олегу.) Живет, понимаешь, рядом, два шага. Так нет. Она пишет ему письмо, бросает его в ящик, отсюда письмо забирают, несут на почту, оттуда обратно тащат сюда. Почтальон ноги бьет. (Соньке.) Загружаете связь пустяками! Волокита!

С м о л к а (смотрит на конверт). Верно, мне!

С о н ь к а. Не читай!

С м о л к а. Но ты же писала мне?

С о н ь к а (выхватывая письмо). Я передумала! (Убегает в свою комнату.)

С м о л к а. Соня! (Бежит за ней, но натыкается на закрытую дверь.) Сонечка! (Остается у двери.)

Т ю л ь к и н а. Видали? Ну, дети и дети. О, горе мне с вами. (Олегу, смеясь.) Пишет она ему, понимаешь….

О л е г (гневно). Неужели вы, Матрена Семеновна, не понимаете, что читать чужие письма — это, по крайней мере…

Т ю л ь к и н а (громко). Я воспитатель! А не просто комендант! Ясно? И я должна знать внутренний мир своих воспита… воспиту… Я должна знать, кто чем дышит и что думает.

П е т я. Вот мы с Леней и думаем: зачем вы нам, такая?

Л о м о н о с. А я бы убил, если бы мое письмо, так?

Т ю л ь к и н а (озираясь). Та-а-ак… Чепе! Я знала, я знала! Я не хотела сюда идти, на эту адову работу! Меня в яслях еле отпустили. Ладно. Можете хоть на головах ходить! (Лене и Пете.) А с вами мы завтра встретимся на бюро. Поговорим по-партийному! Я припомню вам еще «толстую дуру»!

П е т я. Что вы, тетя Мотя!

Л е н я. Мы всегда говорили, что вы худая и умная!

Л ю б к а. Тетя Мотя!

М а ш а. Тетя Мотя!

Т ю л ь к и н а. Не трожьте меня! Я вам покажу «тетю Мотю»! (Ушла, хлопнув дверью.)

Л о м о н о с. Очень надоела, так? Лезет в душу..

О л е г. Беда в том, что она искренне верит в то, что делает полезное дело.

М а ш а. Конечно, она искренне, только не умеет. Ну что ж, потом научится. Правда ж, Олег?

П е т я. Идея! Запишем еще один пункт в наши обязательства: «Воспитать воспитателя».

Смех.

М а ш а. Да тихо вы, человека разбудите! (Указывает на Иртыша.)

Л ю б к а. А он давно уже не спит. Хитрый, как Суворов. (Иртышу.) Верно, Рома? Ты же Суворов?

Иртыш, не отвечая, смотрит на Любку.

Молчит… Не отвечает… Не замечает… Вставай, Рома. Бригада ждет твоих боевых приказов! Перестань хмуриться, не делай вид, что ты меня ненавидишь. Скажи — любишь! Вся бригада давно помирает от любопытства. Откройся, Ромочка. (Смеется.) Скажешь, нет? Любишь, любишь… (Смеется.) Только гордость тебя, миленький, заела… Ну, погордись, погордись. Я подожду. Мне-то ведь не к спеху. (Напевает.) «Что молчишь, мой Иртыш, с белою волною? Сероглазенький ты мой, что лежишь, как неживой? Поспевай за мною».

Леня подыгрывает Любке на аккордеоне.

«Ах, милый мой, да ты хороший мой!» (Ломоносу.) «Ты, любимый мой, да ты пригожий мой!» (Олегу.) «Мы пойдем с тобой на вечерочку…» (Смолке.) «Потанцуем «Сибирскую полечку»! (Громче.) «Бор густой, бор густой, а в бору девчата…» (Пошла, стуча каблучками.)

В с е (подхватили хором). «Сибирячки на подбор, с переливами гармонь, с огоньком ребята…»

Лихо отстучав последние такты, все разом в шутливых позах остановились перед Иртышем.

И р т ы ш (снисходительно улыбнулся). Хор Пятницкого… (И уже серьезно, к Олегу.) Ну ладно, что там у вас, давайте! Только прошу прения начинать прямо с предложения.

С м о л к а. Толково!

О л е г. Предлагаю план — сто двадцать процентов, а соревноваться опять с бригадой Долгова.

Л е н я. Сто двадцать?!

П е т я. С бригадой Долгова?!

И р т ы ш. Откуда такой испуг?

Л е н я. Бригада Долгова — очень сильная!

И р т ы ш. Сильная… Что ты предлагаешь?

Л е н я. Я предлагаю взять не сто двадцать, а сто пятнадцать. Почему? Возьмем сто двадцать, дадим сто восемнадцать — недовыполнение. Возьмем сто пятнадцать, дадим те же сто восемнадцать — перевыполнение.

Смех.

Л ю б к а. Лихая арифметика!

С м о л к а. Ай да философия!

И р т ы ш (смеется). Одесса!

О л е г. Вызывать надо сильную бригаду. Хотя и не догоним — зато сами подтянемся.

И р т ы ш. А почему не догоним?

О л е г. Я к примеру.

И р т ы ш. Мелко! Мелко, детки, шагаем! Шире шаг, смелей! Масштабней! Мое предложение: двойной план и… к концу следующего года, ну, чуть позже, закончим семилетку по нашему фронту работ!

Л е н я. За год — два года?!

И р т ы ш (улыбаясь). Четыре — за два.

Л о м о н о с. Это да-а-а!

Входит  Д у м а  с газетными листками в руках.

Д у м а. Да. Это да-а-а! «Четыре — за два»! Красивый заголовок! Специальный вечерний выпуск! «Молния»! Завтра вся стройка услышит этот ваш клич! (Бросает листки на стол.)

И р т ы ш (радостно). Уже напечатали? Вот черти! Оперативно! Не ожидал. Это Айгуль. Ну и девка! Огонь!

Ребята удивленно смотрят на Иртыша, на Думу и живо расхватывают листки.

Д у м а. Да, оперативность сногсшибательная! Я прямо из типографии к вам по этому поводу.

М а ш а (смотря в газету, Любке). Какой большой портрет! Как хорошо Рома получился, правда ж?

Л ю б к а. Правда. А вот и мы все… помельче.

М а ш а. Ой, какие мы! А ты! Люба, какая ты красивая!

П е т я (читая про себя). М-да… Он и на луну домну пообещает…

Л е н я. Тихо, поэт, тихо…

С м о л к а (смотрит на Олега вопросительно). Какой наш клич?

О л е г (читает в газете). «Монтажники бригады Романа Иртышева… Четыре — за два… Вызываем последовать всех нашему примеру. Бригадир — Иртышев. Комсорг — Дорожкин». (Мрачно.) Все верно.

Д у м а (внимательно наблюдая за всеми). Предложение смелое — ничего не скажешь. Я рад, что оно родилось именно у вас… Однако почему же вы это, ребята, от меня втайне? Обижаете старика… Ведь у меня примерно такое же в голове вертелось. Даже технические расчеты вел…

О л е г (перебивая). У нас тоже такое вертелось…

И р т ы ш (подхватывая). И у меня оно вертелось! Выходит, полное единомыслие!

О л е г (подчеркивая). Единое мыслие.

С м о л к а. С бригадой, Роман, надо бы все-таки…

Д у м а (смотрит на Иртыша). Та-а-ак…

И р т ы ш. Федор Иванович! Но ведь я знаю каждого, как самого себя! (Всем.) Орлы, правильный клич? (Потрясает листком газеты.)

М а ш а. Очень даже, Рома, очень!

И р т ы ш (улыбаясь). Устами младенца… Самая слабая в бригаде — «за», а что же спрашивать у сильных? Ну, спрошу. Люба, ты как?

Л ю б к а (сухо). «За».

М а ш а. Да что там! Все — «за»! Правда ж?

С м о л к а (неуверенно). Мы с Олегом тоже так прикидывали…

И р т ы ш. Ну вот! Тебе, Олег, лишь бы спорить! Все же об одном думаем, все одним живем!

Л о м о н о с. Верно! (Подходит к Иртышу.) Я тоже — «за», Иртыш… Тут, пока ты спал, бригада решила меня восстановить, так?

И р т ы ш (нарочито возмущаясь). Как — решили? Без меня решили? (Улыбаясь.) И правильно решили! А почему? Я знаю бригаду — бригада знает меня!

О л е г. «Я, я»!

И р т ы ш. А почему не «ты, ты», да?

С м о л к а (горячо). Не ты и не он! Почему не мы? Вот в чем суть!

И р т ы ш. А-а… Ясно. Комсорга волнует чисто процедурный вопрос.

О л е г (вскипая). Это не процедурный вопрос! Ты не опошляй.

С м о л к а. Не опошляй идею коллективизма!

И р т ы ш (Думе). Слыхали, Федор Иванович? Мое предложение — пошлость?

О л е г. Ну и демагог же ты, Роман!

И р т ы ш. А ты формалист, сухарь! Святая мадонна!

Д у м а. Тихо, тихо, ребятушки. Эх, молодая кровь…

Л о м о н о с. Верно, ребята… Так хорошо все складывалось…

И р т ы ш (все больше распаляясь). К чертовой матери! (Олегу.) Я с тобой не работаю! (Думе.) Или я, или он!

Д у м а. А вот такой категоричности, Роман Иртышев, я не признаю!

И р т ы ш. Так надоело же, Федор Иванович! Что ни сделаю — все не так! Корректирует, редактирует, поучает, наставляет. Комиссар! (Кричит Олегу.) Я такой же комсомолец, как и ты!

Л о м о н о с (примирительно). Верно, Олег. Хорошее предложение. Боевое, так?

И р т ы ш (всем). Я же хотел сам рассказать вам об этом и уже начал, а тут Федор Иванович с «молнией». Это Айгуль поторопилась. Я не ожидал от нее такой оперативности. Ну, в этом пусть я виноват. Пусть! Но в главном, в главном!.. Я же, как рабочий, заботился об увеличении производительности труда…

Д у м а. Повышение производительности труда у нас, Роман, предусматривает не только физическую силу, выдержку рабочего, но и его смекалку, механизацию, технику.

И р т ы ш. А как же?! Техника у нас есть. А смекалка? Вот она! (Достает из кармана тужурки чертеж и дает его Думе.) Видите, мы раньше обшивали домну отдельными полосами, а здесь разработана новая технология: обшивать ее целыми секциями.

Л о м о н о с. Ого! Здорово, так?

И р т ы ш. И главный инженер утвердил.

С м о л к а. Утвердил?!

И р т ы ш. Подпись. Печать. А тебе, Вася, премия за смекалку.

С м о л к а. Что же ты молчал?!

И р т ы ш. Берег это вам на закуску.

Д у м а (вместе с ребятами рассматривает чертеж). Толковая закуска! Спасибо, Иртыш. И тебе спасибо, Вася. (Смолке.) Это серьезная основа для вашего заявления в печати!

И р т ы ш. Мы, Федор Иванович, теперь перевернем к черту старые нормы! Ну, у кого еще есть вопросы? (С чувством победителя смотрит на Олега.)

Д у м а. У меня вопросов больше нет. Завтра на парткоме будет суровый разговор о сроках пуска второй домны, и у меня будет о чем сказать. Вот почему, Олег, ваш бригадир просто-таки молодец, что на своем участке подумал об этом заранее. А что с газетой погорячился, так…

О л е г. …победителей не судят?!

Д у м а. Если говорить о формулировках, Олег, то мне больше по душе «огонь на себя», как сказал однажды Иртыш. Да, именно коммунисты и комсомольцы в бою ли, в труде, в любом деле брали, берут и должны брать огонь на себя! Согласен?

О л е г. Согласен! Целиком согласен! Но ведь я не о том!

Д у м а. Думать сейчас нужно, Олег, только об одном: осилим ли мы работу, а процедурный вопрос… Да черт с ним!

О л е г (горячо). Я повторяю, что это не процедурный вопрос! И тут вы не правы, Федор Иванович! Не правы!

С м о л к а. Олег!

М а ш а (всплеснула руками). Олег, как тебе не стыдно — спорить даже с Федором Ивановичем?

Д у м а. Спорить можно со всяким, Маша. Тем более со мной. Я себя никогда не считал непогрешимым, ибо кто о себе так подумал хоть раз — пропал! (Приглядываясь к Олегу.) Очевидно, из-за этого я и не могу твердо сказать о тебе, Олег, что в тебе в настоящую минуту говорит. Не понимаю.

О л е г. А я понимаю, что вы имеете в виду. Дешевый прием! Вы старый член партии, Федор Иванович. Мы учимся у вас, а вы сами не понимаете того, что моральный брак влечет за собой брак в труде. Главный инженер подписал эту технологию, но на практике она же еще не проверена!

С м о л к а (с обидой). Ты не веришь?!

О л е г. Я не верю Иртышу. Не верю в его клич, не верю в его планы!

Д у м а (всем). Спокойно. (Олегу.) Что ты предлагаешь?

О л е г. Правду.

Д у м а. А конкретно?

О л е г. План надо выполнять на деле, а не на словах. Расчеты Иртыша меня не убедили. Я предлагаю дать опровержение в газете от всей бригады.

Шум.

Да! Сказать правду, сказать, что наврали! Вернее, наврал один за всех. Прошли те времена, когда один решал за всех!

Л е н я. Ого!

П е т я. Куда хватил!

Д у м а. А демагог-то, оказывается, ты, Олег.

С м о л к а. Что с тобой, Олег?

О л е г. А то, что любой план, Вася, выполняют живые люди. И люди честные.

Л ю б к а (кричит). А мы что, по-твоему, не честные?!

О л е г. А если честные, так разберитесь, черт вас возьми! Ослепли вы, что ли?! Разберитесь наконец, за кем идете и куда?!

Шум.

Д у м а. Тихо! Тихо! (Олегу.) Я думаю, что ребята разберутся. Я тоже… постараюсь, Олег, разобраться… Вот сейчас пройдусь по свежему воздуху, подумаю, посоображаю… (Всем.) Проводите меня, ребятки, а? Страшно одному старику в такую погоду… Да еще и не разобравшись… Весна! Смотрите, луна вместе с черемухой в окно так и просится. (Глянул на Олега.) Эх, весна, весна!

Уходит. С ним идут Иртыш и Маша.

Л о м о н о с (Олегу). Ну, брат, и загнул ты, Олег!.. (Уходит.)

Л е н я. По молодости лет чего не скажешь! Бывает… (Уходит.)

П е т я. Да. Случается… (Уходит.)

С м о л к а. Знаешь, Олег, я ведь всегда с тобой, но тут…

Л ю б к а. Смотри, Олег, какой ты стал загадочный. Все ребята в полном удивлении. Даже сам Федор Иванович Дума не может тебя разгадать!

Олег молчит.

А я вот люблю отгадывать загадки… Что же в тебе заговорило? Не зависть ли, Олежек, а?

С м о л к а (хватает Любку за руку). Да оставь ты его! Подковыра! (Уводит за собой.)

Олег молча стоит посреди опустевшего общежития один.

О л е г (решительно). Нет… Нет!

Вбегает  М а ш а.

М а ш а (запыхавшись). Я на одну минутку, Олег… Скажу два слова и уйду. Я думаю, что надо всегда, всегда верить в человека! (Заглядывает ему в глаза.) Правда же?

О л е г. Правда.

М а ш а (обрадовалась). Ну вот, ну вот! И ты думаешь! Вот и все стало ясно! Иртыш верит нам, мы — ему. Вот и хорошо! Правда ж?

О л е г (задумчиво). Да, Маша… Ты… верующий ты человек…

М а ш а. А ты, Олег?! Ты тоже веришь? Пойдем с нами? Ты же ведь просто погорячился, правда ж?

О л е г. Нет.

М а ш а. Нет?!

О л е г (твердо). Нет!

Маша в изумлении смотрит на Олега.

 

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Весна. Склон горы густо покрыт листвой молодых березок, белые стволы которых освещены заходящим солнцем. Среди берез на столбе щит с текстом: «Каждый житель города должен вырастить 5 деревьев». У склона горы грузовик с красным полотнищем на борту с белыми буквами: «Работники общественного питания, полнее удовлетворяйте растущие запросы трудящихся». В кузове грузовика, в белом халатике и белой косынке, С о н ь к а. Она качает насос на бочке с пивом и конечно же поет свои «Восемнадцать лет», как всегда переходя с одной песни на другую. За грузовиком нетерпеливый гул «жаждущих».

Г о л о с. Сонечка, а почему пиво только по выходным?

С о н ь к а. Берегу вашу зарплату! (Поет.)

Подходят  Л е н я  и  П е т я  с повязками дружинников на рукавах.

П е т я (читает лозунг на борту грузовика). «…растущие запросы…» Чего? Убиться можно!

Л е н я. Сонькин лозунг, факт! Сама придумала!

Сонька кончила петь. Аплодисменты, нарочито восторженные возгласы.

С о н ь к а (раскланивается с грузовика, подражая эстрадным певицам). Что вы, что вы! У меня же сегодня совсем нет голоса…

Л е н я. Ну положим, не только голоса…

П е т я (подходящему Иртышу). Иртыш, кружечку пива!

Иртыш молча уходит, отрицательно качая головой.

Л е н я. Чего это он?

П е т я. Отрывается, уединяется…

С о н ь к а (авторитетно). Он влюблен.

П е т я (Соньке). Откуда сведения?

С о н ь к а. Характер его знаю. Такие, когда любят, всегда очень злые. А есть, которые, если любят, наоборот, ужасно ласковые.

Л е н я. Профессор ты, Сонечка, в этой отрасли народного хозяйства.

П е т я (проходящему Олегу). Олеш, кружечку пива!

О л е г. Спасибо. Я уже выпил.

Л е н я (тихо, Пете). Врет.

О л е г. Машу не видели?

П е т я. Машу?

Л е н я. Ах, Машу?!

Олег махнул рукой, отходит. Навстречу ему  И р т ы ш.

И р т ы ш (шутя). Стой, комсорг, а то убью при попытке к бегству.

О л е г (мрачно). Никогда ни от кого не бегал.

И р т ы ш. Я тоже. Ну, чего хмуришься? Переживаешь вчерашнее? Плюнь! Весна, как сказал Дума. С кем не бывает. Я тоже… Если мне вожжа под хвост — иду на все!..

Олег молчит.

Но коллектив, Олег, — это сложное хозяйство. Руководить им не так просто. Нужна гибкость, а мы с тобой? Как петухи! При всем коллективе! Мы, комсорг, должны быть вместе! При любых обстоятельствах!

О л е г. При любых?

И р т ы ш. Да, при любых. Заодно, понимаешь? Единство руководства!.. Ты, конечно, вчера смело рванул! По-моему. Но… мягко выражаясь, не очень гибко.

Олег молчит.

А грубо говоря, не умно! Выступать против Думы, против всего коллектива…

О л е г. Я выступал не против коллектива, а за… (Уходит.)

И р т ы ш (вслед). За?.. Угу. Ясно. За коллектив, но против меня? Коллектив без меня? Не выйдет! (Зло.) Не выйдет, Стежкин-Дорожкин!.. (Уходит в другую сторону.)

Входит  С м о л к а, одет по моде.

С м о л к а. Соня, Сонечка, ты скоро?

С о н ь к а. Ой, Вася, какой ты сегодня шикарный!

С м о л к а (смущаясь). Выходной, Сонечка. Я тебя буду ждать там, где всегда!

С о н ь к а. Только очень жди! (Дает ему кружку пива и исчезает.)

Подходит  П ь я н ы й.

П ь я н ы й. Верно, дочка, ставишь вопрос! Водку давно надо запретить! Только пиво… безкола… голыше! Вот! Рабочий класс все может! А кто я? Рабочий. Нет, да? На, читай. (Сует Смолке свое удостоверение.)

С м о л к а. Это, дядя, только удостоверение.

П ь я н ы й. А я кто?

С м о л к а. А вы, папаша, извиняюсь, изрядно выпивший.

П ь я н ы й. Верно, сынок, ставишь вопрос! А почему? Я пришел, понимаешь, на смену в полной форме. Чуть-чуть только пахло — рюмочка перед завтраком, а они меня к работе не пускают. Почему? Теперь надрался. Почему? Обидели рабочего человека. Я по Конституции имею право на труд!

С м о л к а. И на отдых, папаша. Пройдемте!

П ь я н ы й. Куда пройдемте? Я сам пройдемте! Я знаю эти ваши «пройдемте». Не пойду! (Ложится на землю.) Я умер! Все!

Л о м о н о с (входит). Что за шум, а драки нет? А где же мои ассистенты?

Из-за берез выходят  П е т я  и  Л е н я.

П е т я. Кто нас звал?

Л о м о н о с (указывая на лежащего Пьяного). Это что же, товарищи дружинники?

П е т я (кивая на Пьяного). Как же это мы его проглядели?

Л е н я. Наверное, он с другого участка сюда забрел. (Ломоносу.) Вадим, честное слово, это пьяный не нашего участка!

Л о м о н о с. «Наше», «ваше», так? Противные слова. (Пьяному.) Давай, папаша, поднимайся, пойдем.

Вбегает милиционер  С а б и т  и дует в свисток.

С а б и т (Ломоносу). Тихо, тихо, товарищ «Ломай-нос». Тихо! Это мой пьяный!

Л е н я (вежливо, Сабиту). Пардон — пьяный наш.

П ь я н ы й (лежа, решает их спор). Я ихний пьяный.

С а б и т (Пьяному). Почему ты ихний, почему? Дружинники перехватили, а ты и рад. Не пойдет, товарищи! Пьяный мой!

П е т я. Общий пьяный!

Поднимают с Леней Пьяного.

П ь я н ы й. Верно ставишь вопрос! Сынки, вы меня берете на поруки?

Л е н я. Нет, папуля…

П е т я. …просто под руки.

Уводят Пьяного.

П ь я н ы й (кричит). Мне по Конституции полагается…

Л о м о н о с (смеется). По Конституции, так? Вот дает, собака!

С а б и т (в отчаянии садится под березу, снимает фуражку, вытирает с бритой головы пот платком). Смеетесь, да? Скажите, как жить собираемся? Если и дальше так пойдет — через два-три года Сабит безработный, да? Хорошо. (Надевает на Ломоноса свою фуражку, отдает ему свисток.) Увольняюсь!

Л о м о н о с. Правильно, Сабит! Вступай к нам в бригаду, так?

С а б и т. Как «вступай»? Я люблю свою специальность! У меня стаж, опыт, да? Я умею стоять на посту в любую погоду, я умею составлять протокол, я люблю задерживать, сопровождать, регулировать движение, наводить порядок, да?

Л о м о н о с. Будешь работать в бригаде, а по совместительству — дружинником.

С м о л к а. Свой опыт передашь нам.

С а б и т. Такое предложение вносите, да? Подумаю. Давай фуражку, давай свисток! Пойду с женой советоваться! (Уходит.)

Ломонос и Смолка смеются.

Л о м о н о с. Вот дела, так? Безработный милиционер!

С м о л к а. Чудесное явление нашего времени. Вдумайся! Я говорю — «вдумайся», а ты всматриваешься.

Л о м о н о с (оглядывая Смолку). Чего это ты сегодня вырядился, как стиляга?

С м о л к а. А ты не гляди, что снаружи, а гляди, что у меня внутри! Какое мое внутреннее содержание, а не форма!

Л о м о н о с. Сонькино влияние, так?

С м о л к а. При чем тут Сонька?

Л о м о н о с. Ладно, Вася, не кипятись, так? Любку не видел?

С м о л к а. Все наши здесь в роще гуляют. Иртыш сказал: надоело все вместе да вместе! Отдохнем сегодня друг от друга!

Л о м о н о с (помрачнел). Ясно, с кем он собрался отдыхать.

С м о л к а. А ты не расстраивайся, Вадим. Любовь штука трудоемкая. Она большого терпения требует.

Л о м о н о с. Терплю. Если бы кто другой, а не Иртыш, я бы… так? У тебя нет еще такого галстука?

С м о л к а (обрадовался). Ага, понравился?! Пойдем в общежитие. У меня есть еще поярче!..

Уходят.

Свет перемещается. Галерея портретов ударников коммунистического труда стройки. На переднем плане огромные портреты Иртыша, Олега, Любки, Маши, Смолки, Ломоноса, Пети, Лени…

Проходят  Т ю л ь к и н а  и  Д у м а.

Д у м а. А жить вообще опасно — умереть можно…

Т ю л ь к и н а. Ты мне эти загадки брось! Я с тобой по-партийному… Ты как член парткома… У меня затруднение. Мне надо давать руководящие указания, а я не знаю, чего давать. Советуй, как быть?

Д у м а. Очень просто: не надо давать указаний, не надо руководить.

Т ю л ь к и н а. Что это — намек?

Д у м а. Нет, это решение парткома. Не хотел я тебе портить выходной. Сама виновата — спрашиваешь, спрашиваешь… Матрена Семеновна, ты не обижайся. Посмотри на них. (Указывает на галерею портретов.) Ну какой ты для них воспитатель? Ах, как они мне сейчас нужны! Позарез! Срочное решение парткома, понимаешь, а они разбрелись по роще кто куда. Ищи свищи! (Уходит.)

Т ю л ь к и н а (обалдело смотрит вслед Думе, а затем начинает пристально изучать лица ребят на портретах, словно впервые их видит. Читает надписи под портретами). Бригадир Р. П. Иртышев… Комсорг О. В. Дорожкин… Да-а… Вымахали! И не заметила. Зрелый народ! А Айгуль молодец! Здорово портреты сварганила!.. (Отступая и любуясь портретами издали, уходит.)

Темнеет. Вместо зашедшего солнца появилась полная луна, обливая серебром землю. На стройке вспыхивают звездочки электросварки, соревнуясь со звездами, замерцавшими в небе. На гребне, среди берез, появляется  Л ю б к а, одетая в белую блузку и цветную широкую юбку. Белизна блузы ярко подчеркивает ее смуглость. За ней, как тень, в пиджаке, при ярком галстуке и с гитарой в руках, следует  Л о м о н о с.

Л ю б к а (играя кончиками своей косынки, поет).

(Замолчала, прислушалась.) Слышишь, Вадим? Вся роща поет. И поет она разными голосами. Весна…

Л о м о н о с. Любовь, так? (Ударил по струнам гитары и, отчаянно фальшивя, почти в прозе, запел.) «Я б тебя целовал, уходя на работу, так? Ты, только ты одна виновата, так? Что я до сих пор не женат!»

Любка громко расхохоталась. Ломонос замолчал.

Конечно, какой из меня певец…

Л ю б к а (еще смеясь). Вадим, зачем ты купил гитару?

Л о м о н о с. На всякий случай.

Л ю б к а. Мне в подарок?

Л о м о н о с. Сказала, ха! (Быстро.) Но могу дать поиграть, так?

Л ю б к а. До конца семилетки?

Л о м о н о с. А мы, Люба, «четыре — за два»!

Л ю б к а (смеется). Хороший ты парень, Вадим, честное слово… (Берет у него гитару и продолжает петь, аккомпанируя себе.)

Возьми свою гитару, Вадим.

Л о м о н о с. А зачем она мне? Тебе она больше идет. Играй, пой, так?

Л ю б к а. Не поется мне, Вадим, не играется…

Л о м о н о с. Мудришь ты, Люба.

Л ю б к а. Мудрю.

Л о м о н о с. Слыхал, больших людей ищешь, а я что, чижик, так? Я тоже не маленький…

Л ю б к а (смеется). Люблю больших, а не здоровенных, Вадя! Высоких, а не длинных!

Л о м о н о с. Понимаю. Я в шутку… Тут старик сторож мне анекдот рассказал. Похоже, про меня. Спрашивают, значит, солдата: «Солдат, ты девку любишь?» — «Люблю». — «А она тебя?» — «И я ее». (Вздохнул.) Жизненно…

Любка не смеется, смотрит на Ломоноса сочувственным взглядом.

Люба, я никогда тебе плохого ничего не сделаю, так? Можно я тебя хоть за руку потрогаю?

Л ю б к а (смеясь). У тебя же чугунные руки, Вадик.

Л о м о н о с (хрипло). Я нежно, так?

Л ю б к а. Нежно? Трогай!

Протягивает ему руку. Ломонос, как только может, нежно прикасается к ее руке.

Ну, легче стало?

Л о м о н о с (качая головой). Еще трудней.

Л ю б к а. Бедненький, даже вспотел! (Смеется.)

Л о м о н о с. Тебе, конечно, Люба, это эстрада, уголок юмора, а мне, Люба… (Горячо.) Эх, если бы ты не к Иртышу…

Л ю б к а (иронически). А к нему, значит, можно?

Л о м о н о с. К нему, так? Он мне как брат родной… Когда я лежал в грязи — он поднял меня, так?.. Когда за то, что я поднялся, старая братва направила мне нож в спину, он отвел их руку.. Спас меня он! Спас физически и… морально меня спас, так? Как же я теперь могу против него?.. Все, Люба! (Уходит.)

Л ю б к а (взволнованно). Вадим… Роман… Какие они… Вот они люди!.. (Весело запела.) «Ах, кавалеров мне вполне хватает, но нет любви…» Как нет? (Радостно.) Есть!

М а ш а (идет по роще одна и поет бодро, по-пионерски).

Л ю б к а. Ну, и куда тебя несет это бурное течение?

М а ш а. Ой, Люба! А где все наши?

Л ю б к а, А тебе кого? Из рядовых или из бригадиров?

М а ш а (вызывающе). Из бригадиров! (Уходит.)

Л ю б к а (вслед). Маша, я не советую…

М а ш а (вернулась). Делать чего не советуешь?

Л ю б к а. Ты знаешь чего.

М а ш а (подошла к Любке, быстро, в запале). Люба, давай договоримся: я уже не маленькая, мне послезавтра будет семнадцать! Все! (Уходит.)

Л ю б к а (вслед). Дуреха! Господи, какая дуреха! (Уходит.)

Появляется  С м о л к а. Он нетерпеливо шагает взад и вперед, то и дело поглядывая на ручные часы, и яростно ведет диалог с отсутствующей Сонькой.

С м о л к а. Понятно! Все понятно! Меня не обманете, Сонечка! Что-что! Ах, вы переодевались? Зачем? Чепуха! Вы же, Сонечка, отлично знаете, что для меня важна не форма, а содержание. Значит, не для меня вы одевались, Сонечка? Что? Ревную? Ха! Чепуха! (Посмотрел на часы.) Хватит, ухожу! Не желаю вас даже видеть… Что же вы плачете? Ах, вы больше не будете? Ладно. Прощаю! Успокойся. Ну, успокойся же, Сонечка! Я же не зверь какой-нибудь!..

С о н ь к а, разодетая в пух и прах, уже с минуту наблюдает за ним из-за зелени берез, страшно удивляясь.

С о н ь к а. Васенька, ты с кем это?

С м о л к а (испугался ее голоса). А? Соня, Сонечка? (Бросается к ней.)

С о н ь к а. С кем это ты здесь говорил?

С м о л к а. Я? Я не говорил… Я думал…

С о н ь к а. Врешь! Я слыхала!

С м о л к а (нежно). Не надо говорить, Сонечка, «врешь». Надо говорить «неправда». Садись. (Бросает свой пиджак на траву.) И задавай, задавай мне разные вопросы, а я буду отвечать.

С о н ь к а (ласково). Хорошо. Скажи мне, Вася, что такое ревность?

С м о л к а. Ревность — это ревностное отношение к любимому человеку, как сказал один ученый.

С о н ь к а. Значит, ты меня любишь. А за что, за что, ну скажи по секрету?

С м о л к а (задумавшись). В каждом человеке, Сонечка, есть особенности, достойные уважения…

С о н ь к а (радостно). Ой!

С м о л к а. …восхищения…

С о н ь к а. Ой!

С м о л к а. …преклонения…

С о н ь к а. Говори, Вася, говори!

С м о л к а. Любить — значит видеть эти черты в человеке, отдавая им предпочтение перед всеми остальными.

С о н ь к а. Значит, у меня не только недостатки есть, а и эти… «черты», да?

С м о л к а. Любовь, Соня, она перерождает человека, она даже работе помогает.

С о н ь к а. Верно! Я стала лучше работать, организованнее.

С м о л к а. И я, Сонечка. (Горячо.) Я не понимаю даже, как это можно любить девушку и оставаться таким, каким был до этого!

С о н ь к а. Ой, Вася, опять верно! Ты здорово переменился! Ты даже лучше стал одеваться!

С м о л к а (смутился). Да. Костюм, конечно, красит человека, но… Мы с тобой, Сонечка, кажется, слишком уж…

С о н ь к а. Да брось ты о костюме. Дело же не в форме, сам говорил. Ты про любовь, про любовь. Что такое настоящая любовь? Это же самое главное для коммунизма!

С м о л к а. Для людей, Соня. (Думает.) Любовь — это процесс понимания, узнавания. Чем сложнее предмет любви.

С о н ь к а. Предмет — это я?

С м о л к а (согласно кивая головой). …чем труднее его понимать, тем продолжительнее любовь.

С о н ь к а. Ой, Вася, ты такой умный, а у меня так много недостатков! Я боюсь, ты меня закритикуешь.

С м о л к а. Вот и хорошо. Это и есть моя идея. Воспитывать, совершенствовать тебя… Любовь, Сонечка, это…

Свет перемещается. Под березами сидят  И р т ы ш  и  М а ш а.

И р т ы ш. Самая сильная любовь, Машенька, — это любовь к самому близкому своему.

М а ш а. Правда, Иртыш, правда.

И р т ы ш. …к самому себе.

М а ш а. Ой нет, Рома! Это же эгоизм!

И р т ы ш. Здоровый эгоизм, Маша. Читай Чернышевского! Вот я и думаю: если с эгоизмом умеючи бороться, то можно направить его на пользу государства, и еще как! Сила!

М а ш а (теряясь). Чернышевского я не читала…

Она смотрит, часто моргая глазами, силясь понять Иртыша, а он глянул на свои часы, зевнул, поглядел по сторонам.

И р т ы ш (про себя). Та-ак, Люба, так… Ну что ж… Не пожалела бы…

М а ш а. О чем ты сейчас думаешь, Рома?

И р т ы ш (усмехаясь). О тебе.

М а ш а. Правда?

И р т ы ш (оглядывая Машу). А ты сегодня хорошенькая… В самом деле, Ромашка!

М а ш а. Правда?

И р т ы ш (помогает ей встать, осматривает ее со всех сторон). Нет, да ты вообще хорошенькая. Как это я раньше не замечал?

М а ш а (едва дыша). Рома…

Иртыш молча привлекает ее к себе и… целует. После поцелуя Маша стоит ошеломленная.

Ты?.. Ты поцеловал меня?! Это ты поцеловал меня? Ты! Иртыш, меня?! (Она заливисто смеется и убегает.)

И р т ы ш (смотрит ей вслед, пожимая плечами). Пионерка!

Березы. Смеясь, колокольчиком заливается бегущая среди них  М а ш а. Вот ей встретился одинокий  Л о м о н о с.

М а ш а (смеясь). Вадим, ты влюбленный! Влюбленный, влюбленный!

Л о м о н о с. Чего ты, фить? (Повертел пальцем у своего виска.)

Маша снова рассмеялась и убежала.

Снова перемещается свет. Сидят  С м о л к а  и  С о н ь к а. Сонька уже, видно, замерзла и надела на себя пиджак Смолки. Она скучная, хмурая.

С м о л к а (увлеченно). Любовь, Сонечка, — это такое чувство…

С о н ь к а (недовольным тоном). Вася, а когда ты меня поцелуешь?

Смолка удивленно смотрит на нее. В это время смеющаяся, ликующая Маша пробегает нарочно между ними. Сонька в испуге вскакивает.

М а ш а (указывая на них). Влюбленные! Ха-ха! (Убегает.)

С о н ь к а (вслед Маше). Припадошная! Смолка. Что с ней?

По авансцене бежит ликующая Маша и с разбегу налетает на идущего  О л е г а.

О л е г (он очень рад). Маша! Наконец-то!

М а ш а. Ой, Олег, я совсем, совсем забыла! Ты же меня вызывал!

О л е г (удивленно). Вызывал?

М а ш а (не слушая его). Ой, как стучит сердце, ой, как стучит, проклятое!

О л е г (заботливо). Не надо так бегать, Машенька!

М а ш а. Это не от бега, это не от бега!..

О л е г. Да что с тобой, Маша? Ты какая-то сегодня необыкновенная! У тебя, наверное, большая радость? Маша, моя Ромашка!

Маша смеется, закидывая голову назад.

У тебя даже все светится! Глаза, волосы, лицо… Ты еще красивее стала, Маша!

М а ш а. Ой, Олег! Ой, Олег! Ты мне очень нужен!

О л е г. Что, милая?!

М а ш а (серьезно). Скажи мне, комсорг, скажи, что такое счастье?

О л е г. Счастье, Маша, — это… способность быть счастливым.

М а ш а. В точку, Олег! Прямо в точку! Способность… Я способная! Я все поняла! Он ведь на меня все фыркал, фыркал, будто злился. А я, дура, даже обижалась на него. А теперь я поняла, поняла! Так любят, когда стесняются, даже грубые бывают, правда ж? А он…

О л е г (с тревогой). Кто… он?

М а ш а (удивляясь непонятливости Олега). Фу, господи! Да Иртыш же, Иртыш! (Нежно.) Рома… (Осеклась.) Что с тобой, Олег?

О л е г. Так… (Хрипло.) Ничего… (Уходит.)

М а ш а (одна, растерянна). Неужели он тоже влюбился? (Решительно.) Нет. Он же комсорг! (Радостно.) Рома! Ой, зачем же я от него убежала? Дура какая-то! (Убегает.)

Освещены березки справа. Стоят друг перед другом  И р т ы ш  и  Л ю б к а.

И р т ы ш. Все же пришла!

Л ю б к а. Пришла.

И р т ы ш. Все же решила?

Л ю б к а. Да.

И р т ы ш. Насовсем?

Л ю б к а. Да.

Поцелуй. Иртыш бросает свой пиджак под березу. Оба садятся.

И р т ы ш. Все наше, Люба! Этот лес, озеро, земля!

Л ю б к а (смеясь). Небо!

И р т ы ш. Любка-а-а!

Поцелуй.

М а ш а (из-за березы. Она все увидела, кричит, не помня себя). Не надо-о!

Любка и Иртыш испуганно вскакивают.

И р т ы ш (увидев Машу). Фу, черт! Напугала. (Любке.) Люба, это ж Маша.

Л ю б к а (смотрит на Машу). Маша, что с тобой, Маша?

М а ш а (не отвечая и не глядя на Любку, смотрит неотрывно на Иртыша). Как же так?.. Рома… Как же так? Ведь только что ты меня… меня целовал… Меня-а! (Она резко повернулась, уткнулась, как матери, Любке в плечо и зарыдала.)

Л ю б к а (обняв Машу, смотрит на Иртыша). Подойди к нам… Рома.

И р т ы ш. Люба, что ты хочешь?

Л ю б к а. А ты подойди, подойди, Ромочка! Прошу.

И р т ы ш. Пожалуйста. (Шагнул к ней.)

Л ю б к а (с болью). Рома… (Дает ему пощечину.)

М а ш а (Любке). Не надо! (Кричит.) Не надо! (Убегает.)

И р т ы ш. За что, Люба? Это же недоразумение.

Л ю б к а. Недоразумение… Мне ведь, Рома, на свои глаза свидетелей не надо.

И р т ы ш. Машка? Так это же чепуха!

Л ю б к а. Машка — человек! Она как капля росы. Ты же видел, ты же знал, что она любит тебя. А ты… поманил ее от нечего делать. Для чего? Тебя ведь и так любят. Залюбили тебя! А тебе все мало! Ты это сделал играючись? Или для того, чтобы досадить своему противнику — Олегу… Я думала, что он завидует тебе. Нет. Это ты ему завидуешь. Завидуешь ему как человеку. Ты знал, что Олег любит Машу. Значит, ты одним своим каблуком сразу два сердца… Как же после этого я могу тебя любить? Или «любимый ни в чем не виноват»? Нет, Рома, нет!

И р т ы ш. Люба, не решай сразу, Люба, подумай!

Л ю б к а (зябко передернула плечами, смерила взглядом Иртыша, улыбнулась и запела, уходя).

Вместе с затихшей в березах песней Любки исчезла луна, и по небу пошли черные тучи, а березки зашумели от налетевшего вдруг ветра.

И р т ы ш (все еще стоит и смотрит Любке вслед). Ну и к черту все! К дьяволу!

В березах блеснул луч электрического фонаря. Появляется  Д у м а.

Д у м а. Иртышев? Фу, черт, еле нашел! И куда вы все разбрелись?

И р т ы ш (вяло). Что еще случилось?

Д у м а. Дело, Роман. Очень серьезное, очень! Весь день, понимаешь, заседали… Партком, руководство… Повестка, сам знаешь, пуск второй домны в строго назначенный срок. Подсчитали дни, часы, минуты. По всем объектам новые задания. Напряженные очень! На вашем участке работы на неделю, а сделать надо за три дня. Понял? Выручай, брат!

И р т ы ш (усмехаясь). Значит, пригодился мой опыт на выдержку, который я вчера провел в тоннеле?

Д у м а. Как нельзя лучше! К месту и ко времени! Спасибо, Роман. А теперь нельзя терять ни минуты! Дискуссия, споры — долой. Понял?

И р т ы ш. Да, понимаю, Федор Иванович, будь покоен. Я ведь первым не лезу в драку…

Д у м а. Ну, вот и ладно. Кончай выходной и собирай бригаду. Подумайте сообща, подсчитайте силы. Все свои силы, все резервы и… Полагаюсь на тебя, Роман!

И р т ы ш. Ясно. Нужен, значит, Иртыш?

Д у м а. Что же ты об этом спрашиваешь?

И р т ы ш. Так просто… Лирика… (Горячо.) Но лирика кончилась! Начинается работа! Не волнуйся, Федор Иванович, такие дела мне по душе! Вот так. (Сжал кулак.) Возьму бригаду и… Все будет сделано в срок! Веришь?

Д у м а. Верю, Роман.

И р т ы ш (натягивая крепче кепку на голове). Пошел! (Уходит.)

Д у м а (любуясь им). Иртыш! Настоящий Иртыш! (С гордостью.) Роман Иртышев!..

З а н а в е с.

ИНТЕРМЕДИЯ

Навстречу  Д у м е  идет  М а ш а, цепляясь за занавес.

Д у м а. Маша?! Ты… что это с тобой? Словно в воду опущенная? Ласточка моя, колокольчик наш! Хорошая… (Обнимает ее.)

М а ш а. Федор Иванович… Федор Иванович!.. Родненький!

Д у м а (встревожен). Да что с тобой, Ромашечка? Тебя обидели?

М а ш а (кивает головой). Да.

Д у м а Кто, кто?!

М а ш а. Ро… Рома… Иртыш…

Д у м а. Иртыш?! Чудеса! Как же? Чем же он тебя обидел?

М а ш а (шмыгая носом). Он… он… Он меня поцелова-а-ал!..

Д у м а. Поцеловал?! Да что ты говоришь?! Вот разбойник! (Гладит Машу по голове.) Ну, ну, Машенька. Утри носик. Мы ему зададим, эт-то-му Иртышу! (Улыбаясь.) Ты не печалься, Ромашечка. Все правильно. Ведь парни испокон веков целовали девчат. (Весело.) Целует, — значит, любит!

М а ш а. А вот нет! А вот не-е-ет!.. (Уходит.)

Д у м а (вслед Маше). Как нет?! А-а-а!.. Неразделенная любовь-злодейка!.. Эх, весна, весна! Мне бы твои печали-заботы! (Усмехнувшись, уходит в другую сторону.)

О т к р ы в а е т с я  з а н а в е с.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Внутренний вид большого тоннеля под домной. Сложное переплетение больших и малых труб. Весь тоннель ярко озаряется рассыпающимися искрами электросварки. С электродами в руках, в защитных очках и в своих робах ребята чем-то напоминают космонавтов.

И р т ы ш (поднимая щиток с лица на голову). Стоп! Физзарядка, перекур, микросон!

Все снимают маски, искры гаснут, и теперь тоннель освещается только одной лампочкой у потолка.

Л о м о н о с (берет два больших фланца и начинает их поднимать, как гири). Затекла вся мускулатура, так?

С м о л к а. А у меня даже непромокаемый брезент промок от пота.

Л о м о н о с. Во вкалываем! (Упражняется.)

И р т ы ш. Отдохни, Вадим! Много не дам!

Л о м о н о с. А я и отдыхаю, так? Разминка.

Л е н я. Не-е… Я лучше… (Ложится около труб и закрывает глаза.)

П е т я (садится рядом). Готов! Спит!.. Ха! Слабак! (Мгновенно засыпает сам.)

О л е г. Устали ребята очень. Тридцать часов почти без сна.

С м о л к а. Да, кора головного мозга требует отдыха и восстановления сил.

И р т ы ш. Подожди ты со своей корой (Олегу.) Вторые сутки уже разменяли.

О л е г. Ну и что же? А дано нам трое. Я смотрел, прикидывал. Учитывая наши темпы, мы успеем в срок.

И р т ы ш. А надо переуспеть!

О л е г. А зачем?

И р т ы ш. Не свой вопрос, комсорг, задаешь.

О л е г. А ты составь мне вопросник. Я и буду по нему шпарить.

И р т ы ш. Твоя обязанность…

О л е г. …и о живых людях думать!

И р т ы ш. Ладно! Полчаса на сон.

О л е г. Два часа, Роман, два! А я за это время схожу за едой.

И р т ы ш (Олегу). Никуда ты не пойдешь. Принесут. Там такой дождь хлещет. Ливень. Спи. На свежую голову, может, что-нибудь лучше придумаешь, комсорг.

О л е г. Слушай, Роман, откуда у тебя приказная интонация в голосе? Ведь руководитель — не повелитель.

С м о л к а. Верно, Иртыш, я тебя люблю, но… не обижайся, иногда мне кажется, не слишком ли ты самоуверен, а?

И р т ы ш. Уверен, а не «само». (Олегу.) Милый Олежек, а ты знаешь, что человек порой бывает несчастлив только потому, что недооценивает себя…

О л е г. Или переоценивает.

Л о м о н о с. Ой! Ой! Ребята, говорите проще. Теория, так? Сложно.

И р т ы ш. Верно. Пожалеем Ломоноса и ляжем спать. (Всем.) Спать! (Ложится сам.)

Л о м о н о с. Вот это ясная директива! (Ложится.)

С м о л к а. И полезная! (Ложится, Олегу.) Реально, Олег. Девчата принесут еду. Зачем тебе мучиться, ходить? Спи. Надо верить, Олег. Я где-то читал хорошие мысли о вере в человека… О вере в себя… Примерно так… (Засыпает.)

О л е г (тихо позвал). Иртыш! (Громче.) Роман! Тоже заснул. Устали ребята. Устали… Очень… (В раздумье смотрит на Иртыша.) Уверен или «само»? Может, мне показалось, что швы на трубах плохо сварены?.. Может, я ошибся? Может быть, я действительно придираюсь к тебе, Роман? Может быть, из-за Маши?.. (Испугался этой мысли.) Нет! Нет, нет!… Но если не показалось? Если я не ошибся, то что же это?.. То это же… Как тебя понимать тогда, Иртыш?! Проверю еще раз! (Встает, зажигает ручной фонарь и исчезает в глубине тоннеля.)

Пауза. По-разному посапывают и похрапывают спящие ребята. Тихо входит вся мокрая от дождя с большим узлом  М а ш а.

М а ш а. Ой, дошла, ой! Этот узел, когда мокрый, такой тяжелющий! Устала. Физически и… (смотрит на Иртыша, вздохнула) и морально.

И р т ы ш (просыпаясь). Кто это? Маша? Что за чертовщина!

М а ш а. Ну, я! Ты думал, я не приду! Я в бригаду пришла! (Отвернулась.)

И р т ы ш. А зачем?

М а ш а. А вот зачем! Нате, ешьте! (С ожесточением, зубами развязывает узел.)

И р т ы ш (глядя на нее с одобрительной улыбкой). А ты, Маша, в самом деле хорош…

М а ш а (сердито перебивая). Хорошенькая! Слыхали!

И р т ы ш. Я хотел сказать, что ты хороший человек. Умеешь стать выше личного. Честно.

М а ш а (смотрит на Иртыша доверчивей). Ты это очень ценишь?

И р т ы ш. Да. (Громко.) Ребята, вставай! Еда пришла!

Ребята вскакивают.

Л о м о н о с. Маша, так?

М а ш а. Так, так и (раскрывает узел с едой) вот так! Ешьте!

С м о л к а. Ба, други мои, да ведь она же героиня!

П е т я. Дважды молодец ото всей бригады!

Все дружно принимаются за еду.

Л о м о н о с. Маша, а ты мой сверток с едой захватила? Я ж в субботу для всех в общежитие принес, а его так и не ели.

М а ш а. Захватила, Вадим. Все тут в узле. И твой сверток тоже.

Л о м о н о с. Молодец, Маша, что догадалась. А то, думаю, пропадут харчи, особенно колбаса. (Роется в узле, испугался.) Братцы, честное слово, я тогда не покупал водку. (Вынимает бутылку.) Это не мое…

М а ш а (робко). Это мое…

В с е (хором). Твое?!

М а ш а. Конечно, это нехорошо. Я знаю. Но ведь… тут же сыро…

Л е н я. Правильно думаешь, Машенька!

П е т я. Умница!

С м о л к а. Это же наивысшее проявление чуткости в суровых условиях героического труда!

П е т я (как стихи). Качать нашу чуткую Машу!

И р т ы ш. Подождите. (Маше.) На какие деньги ты купила этот пузырек?

М а ш а. Были…

И р т ы ш. Ясно. Возместим! (Собирает у ребят деньги.)

М а ш а. Что вы делаете? Не надо, не надо! Ой, да зачем же?

И р т ы ш (шутя). А затем, чтобы создать тебе материальную базу для дальнейшего проявления чуткости. На, держи! (Дает ей деньги.)

М а ш а. Не возьму!

И р т ы ш. Ты что же, против проявления чуткости?

М а ш а. Нет, я… У меня сегодня день рождения. Я угощаю, ладно?

И р т ы ш. Это дело другое! Поздравляю тебя, Маша. (Глотнул из бутылки и передал другим.) По глотку за Машу! Наш трудовой подвиг посвятим ей!

М а ш а (с благодарностью посмотрела на Иртыша). Зачем? Не надо…

С м о л к а. А я думаю — надо! Надо любить человека, беречь его, верить в него! Эх, братцы! Когда вот такая спайка в коллективе, крепкое товарищество, то коммунизм уже не за горами!

М а ш а. При коммунизме все станут… (смотрит на Иртыша) честными, правдивыми…

С м о л к а (подхватывает). …мужественными, добрыми! Тогда исчезнут такие мерзкие чувства, как равнодушие, ложь, лень, зависть, эгоизм! Человек станет гармонически развит, всесторонне образован!

И р т ы ш. Ты кончишь пять институтов…

Л о м о н о с. Прочитаешь все книги на земном шаре, так?

С м о л к а (Ломоносу). А ты наконец получишь аттестат зрелости и поступишь в заочный вуз!

П е т я. Маша вырастет в Любку Обидную!

Смех.

М а ш а. А какие вы будете с Леней?

Л е н я. Мы будем, но какими — сказать затрудняемся.

И р т ы ш. Они наконец напишут новую музыку на новые слова.

Смех.

М а ш а. А каким будешь ты, Иртыш?

О л е г (из глубины). Да, Роман Иртышев, ответь — каким будешь ты?

С м о л к а. О, Олег! Смотрите! Где ты был, Олег? Спал?

О л е г. Нет. (Иртышу, строго.) Ну, так ответь же, Роман, каким ты будешь?

И р т ы ш (улыбаясь). А таким же, как есть.

С м о л к а. Ого! В переводе на русский это значит, что наш бригадир уже сейчас человек будущего.

О л е г. Он пусть сначала станет человеком настоящего!

М а ш а. Ой, что это ты, Олег? У тебя лицо белое!

И р т ы ш (вставая, Олегу). Вот что, комсорг. Мы, конечно, отдохнули, а ты… поспи свой час… (Приказывает.) Остальным — работать!

О л е г (Иртышу). Как?!

И р т ы ш. Что — как?

О л е г. Как, спрашиваю, работать? Так, как ты?

И р т ы ш. Слушай, комсорг, перестань темнить. Здесь почти вся бригада. Говори прямо, чего ты хочешь?

О л е г (волнуясь). Я не верил своим глазам… Сомневался, самому себе не верил! Потому что этого не должно быть у нас… Но я дважды проверял, дважды! (Иртышу.) Восемнадцать часов твоей «героической» работы по сварке паропровода — брак! Когда домна пойдет, сваренные тобой швы под давлением разойдутся! Кто у тебя принимал работу?

И р т ы ш. Настоящие люди мне верят на совесть.

О л е г. Значит, никто не принимал? Я так и думал. Совесть? А где же она, твоя совесть, Роман Иртышев? Где рабочая совесть?

И р т ы ш. Замолчи, Олег! Я ударю тебя!

О л е г. А я тебя!

М а ш а. Ой!

Л о м о н о с. Ребята, ребята, тихо, так? (Становится между ними.)

И р т ы ш (всем). Он лжет! Он клевещет на меня, потому что завидует мне. Раньше я это только предполагал, Теперь вижу, что так и есть.

С м о л к а. Товарищи, но ведь это же легко проверить. Пойдемте сейчас все вместе…

И р т ы ш. Нет! Я предлагаю не ревизией заниматься, а продолжать работать. Мы и так много времени потеряли. За свою работу я отвечаю сам!

О л е г. Мы все отвечаем!

С м о л к а. Один за всех, все за одного! В этом суть жизни бригады. Наш закон, Иртыш!

И р т ы ш. Вера в человека — наш закон!

П е т я. Так вы ж оба человеки!

Л е н я. Кому же верить, тебе или ему?

И р т ы ш. Одному или другому!

С м о л к а. Но Олег же говорит…

И р т ы ш. А я говорю, что там полный порядок! Приказываю: начинай работу! Мы дали слово…

О л е г. Работать честно!

И р т ы ш (Олегу в лицо). Ненавижу тебя, такого честного, гладенького, без сучка и задоринки! Такого не бывает! Такого и тебя нет. (Хриплым голосом.) Я ставлю вопрос о доверии мне.

Л о м о н о с. Мы тебе верим, Иртыш!

О л е г. Я — нет!

И р т ы ш. Знаю. (Ко всем.) А вы?

С м о л к а. Ну, Иртыш, почему ты не хочешь? Надо же установить истину… Или ты боишься?

И р т ы ш. Я ничего не боюсь! Я хочу, чтобы мне верили!

П е т я (горячо). Ну как же, как же, что за чепуха?.

Л о м о н о с. Ну, Иртыш, будь ты человеком, так?

И р т ы ш (обвел всех строгим взглядом). Все! Продолжайте без меня! (Уходит.)

Л о м о н о с (кричит вслед). Иртыш! Почему ты?!..

М а ш а. Он ушел? Совсем?

С м о л к а. Неужели он правды испугался?

О л е г (жестко). От правды и бежит.

П е т я. Что происходит? Я отказываюсь понимать.

Л е н я. Невероятно! Но факт!

Л о м о н о с. Не-ет! Это еще не факт. А как же тогда мне, так? Нет. Я не могу с этим примириться. Пусть он мне скажет в лицо, так? (Убегает.)

М а ш а. Эх, вы! «Все за одного»! (Олегу.) А ты, комсорг! Ты завистливый человек, Олег!

О л е г. Маша, пойми, я иначе не мог.

М а ш а. Не уважаю тебя больше, не люблю! (Рыдая, кричит.) Иртыш! Рома!.. (Убегает.)

Все молчат. Олег опускается на землю, облокачиваясь на трубу. Входит  Л о м о н о с. У него под глазом синяк.

Л о м о н о с. Хотел… так? Думал, что мне-то он скажет… А он… (Садится.)

С м о л к а. Что это у тебя под глазом?

Л о м о н о с. Когда бежал за ним, так?.. Об трубу, так?

Л е н я. Та-ак…

П е т я (невесело). Об трубу, трубой по трубе…

Ломонос хватает бутылку с водкой, хочет пить.

О л е г (вырывая у него бутылку). А ты иначе не можешь переживать, Вадим?

Л о м о н о с (кричит в отчаянии). А как? А что? (Двигает своими огромными руками.)

О л е г. Во-первых, так! (Разбивает бутылку о стену.) А во-вторых, нас пятеро. Восемнадцать делим на пять — три, три с половиной. Значит, восемнадцатичасовую работу Иртыша мы исправим за три часа!

С м о л к а. Верная арифметика! Каждый из нас — капля, вместе мы — океан!

Л е н я. А как же рекорд Иртыша? В газете он один обозначен?

П е т я. «Сочтемся славою, ведь мы свои же люди!»

Л е н я. Смотри, Петя, ты стал лучше писать.

Смех.

Входит очень встревоженный  Д у м а, за ним  М а ш а, И р т ы ш, Л ю б к а.

Д у м а (Иртышу). Стой здесь! (Олегу.) Показывай трубы, которые варил Иртышев!

Зажигает фонарь и уходит вместе с ребятами в глубь тоннеля. Остаются Маша, Иртыш, Ломонос.

М а ш а. Рома, я должна была сказать Федору Ивановичу, должна! Он все сейчас разрешит по правде! Весь ваш спор разрешит. Он верит тебе. Он любит тебя. Он умеет верить… Рома, не смотри так на меня! Я сейчас пойду туда… я докажу им… (Уходит.)

И р т ы ш. А пошли вы все!.. (Хочет уйти.)

Л о м о н о с (с угрозой). Тебе сказал Федор Иванович — стой, так?

И р т ы ш (вызывающе). А я иду!

Л о м о н о с (твердо). Пойдешь, когда скажем… когда ответишь по правде, честно! Почему не ответил мне? Я верил тебе, как брату. Теперь сомневаюсь… (Кричит.) Через тебя я перестану верить другим! Всем!.. Если виноват — признайся! Честно, честно и только честно! Только так могу жить!!!

И р т ы ш. Вадим, не надо. Ну, прости, что ударил… Сгоряча я…

Л о м о н о с (кричит). Да не в этом дело! Ты двадцать раз меня ударь, только говори правду, живи по правде, так? Что ты сделал? Зачем? Молчишь? Значит, правда? Сработал брак?!

И р т ы ш (опустив глаза). Я не хотел…

Л о м о н о с. А что ты хотел, что? Опять молчишь? Для себя все хотел, так? Отвечай же?!

И р т ы ш. Слушай, иди ты… Ты еще будешь мне мораль читать! Ты забыл, кто ты?

Л о м о н о с (кричит). Я — человек!

И р т ы ш. Уйди с дороги, подонок!

Л о м о н о с (трясет Иртыша). Задушу!

Входят  Д у м а  и  р е б я т а.

Д у м а. Так… Все ясно. Оставь его, Ломонос!

Л о м о н о с. Он обманул меня!

Д у м а. Тебя? Он меня, старого, обманул. Всех нас. И, кажется, самого себя… (Иртышу.) Эх, Иртыш, Иртыш. Роман Иртышев! Стало быть, о себе только думал? Забыл о своих товарищах. Аварию они бы не допустили. Знаю, телом бы своим прикрыли любую брешь! Ты солгал им. Забыл, видно, что самое дорогое у нас — это рабочая совесть, рабочая честь! (После паузы.) Ты — способный парень, Роман. Подумай. Подумай, как дальше жить собираешься?.. А теперь… Тяжело мне, но надо… (Олегу.) Надо, Олег, вернуться к нашему с тобой спору при всех в субботу ночью… в общежитии… Не понял я тогда, о чем ты хлопотал. Верно. Не разобрался я. Не разобрался еще и раньше ни в тебе (показывая на Иртыша), ни в нем… Горько признаваться в этом… Да только правда мне дороже… (Тихо, Олегу.) Прости, Олежек… (Уходит.)

М а ш а (потрясена). Рома, скажи, почему же ты так? Непонятно же. Это что же? Да нет же, нет! Этого не может быть! Ты просто… ты ошибся? Скажи им, Рома, скажи им всем!

Иртыш молчит.

С м о л к а. Ему нечего сказать в свое оправдание…

Л ю б к а. А признаться — гордость не позволяет.

О л е г. Отвечай, Иртыш!

Иртыш молчит.

Л о м о н о с. Минуту молчания Иртышеву!

Все молча выстраиваются в шеренгу.

(Становится на правом фланге головным и смотрит на свои ручные часы.) Бригада Иртышева — минус один!

Иртыш, молча стоящий перед бригадой, опустил голову. Из шеренги вышла Маша и стала около Иртыша. Шум среди ребят.

Л ю б к а. Маша?!

М а ш а (упрямо). Все равно!

Л о м о н о с. Минуту — Ромашкиной!

Л ю б к а. Нет! (Загораживает собой Машу.)

О л е г. Нет, ребята, нет! Здесь дело другое…

Резко повернувшись, Иртыш уходит. За ним вслед убегает Маша.

З а н а в е с.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

ИНТЕРМЕДИЯ

Перед закрытым занавесом на просцениум выходит  И р т ы ш. Он бредет, тяжело двигая ногами, опустив голову. Следом  М а ш а. Г о л о с  из репродуктора говорит, как бы продолжая обычное сообщение: «…в результате восемнадцатичасовой работы в тоннеле был поставлен личный рекорд быстрой сварки труб при отличном качестве прославленным бригадиром монтажников Романом Иртышевым! Социалистическое соревнование…» Иртыш зажимает руками уши. Идет дальше, но только отнял руки от ушей, как снова слышится голос по радио: «…трудовой подвиг. Высокие моральные качества бригадира Романа Иртышева…» В ужасе снова закрывает уши и уходит, бежит…

М а ш а (грозит кулачком репродуктору). Да хватит вам уже, хватит!.. (Убегает вслед за Иртышем.)

А голос по радио продолжает: «…следуя личному примеру своего бригадира Романа Иртышева, бригада монтажников взяла на себя новые обязательства: в рекордно короткий срок смонтировать узлы паропровода под домной номер два…»

Оркестр играет марш.

З а н а в е с  о т к р ы в а е т с я.

Склон горы. Галерею ударников стройки и посвежевшие от дождя березы освещает яркое утреннее солнце. Идет  И р т ы ш. За ним  М а ш а.

И р т ы ш (останавливается, читает надпись под своим портретом). «Роман Иртышев, бригадир…» Слезай, приехали. (Вынимает нож и хочет разрезать свой портрет.)

М а ш а (загораживая портрет). Нет…

Входят двое молодых пареньков с рюкзаками за спиной. Один  Б е л о б р ы с ы й, другой  Ч е р н я в ы й.

Б е л о б р ы с ы й (увидев Иртыша и Машу). А вот у них и спросим.

Ч е р н я в ы й. Скажите, пожалуйста, товарищи! Как найти нам бригаду Иртышева?

Иртыш молчит.

М а ш а. А зачем вам бригада Иртышева?

Ч е р н я в ы й. Сказанула! Это же лучшая бригада коммунистического труда на стройке.

Б е л о б р ы с ы й. Мы хотим вступить в бригаду Иртышева!

М а ш а (Иртышу). Рома, ты скажешь? Ответишь ребятам?

Иртыш молчит.

Ч е р н я в ы й (Белобрысому). Чего это они? Непонятно. (Маше и Иртышу.) Может, вы не знаете бригаду Иртышева? Тогда извините нас…

М а ш а. Знаем! (Отчитывая ребят.) Ишь чего захотели! Зеленые вы еще в бригаду Иртышева! Поработайте сперва в рядовой бригаде. А там посмотрим… Будете достойны, может быть, вас и примут в бригаду… Иртышева. Правда ж, Рома?

Иртыш молчит.

Ч е р н я в ы й. Да мы что…

Б е л о б р ы с ы й. Можно начать и с рядовой…

М а ш а. Вот и начнем с рядовой! Правда ж, Рома?

Иртыш молчит.

Правда! Начнем с рядовой! Пойдемте! Пошли прямо через гору. Это самая близкая дорога! Пойдемте! (Тянет за собой ребят.)

Ч е р н я в ы й. Пошли.

Б е л о б р ы с ы й (указывая на Иртыша). А он?

М а ш а. Он, да? А… он догонит нас, догонит! Пойдемте! Пойдемте!..

Яркое солнце освещает галерею портретов и цепочкой идущих в гору Машу и молодых пареньков. Иртыш смотрит им вслед.

З а н а в е с.

КОНЕЦ