Выезд в гости
В 1990 году обстоятельства не позволили мне побывать на Еринате. Но вновь туда с 10 по 16 октября слетал Л. С. Черепанов с бригадой спасателей из Абакана. Итогами этой экспедиции была установка на дежурство радиомаяка системы «Каспас-Сарсат». Теперь Агафья уже имеет возможность послать сигналы «SOS» людям, если она окажется в трудной ситуации или тяжело заболеет. Стоит Агафье дернуть за кольцо радиомаяка, и в космос, к спутникам, пойдет информация, которая будет ими принята, обработана и передана на специальные станции на земле, размещенные во многих уголках земного шара. По сигналу прилетит вертолет, и Агафье будет оказана помощь. Бригада спасателей, возглавляемая В. Жбановым, оказала Агафье и конкретную помощь: копали картофель, конопатили избу, напилили на зиму дров, закончили пристройку сеней к избе и др.
В этом же году по ходатайству Л. С. Черепанова учрежден счет в пользу Агафьи при Фонде милосердия в Абакане. Ее счет 704 502 в Жилсоцбанке г. Абакана. Создан также Опекунский совет: 662 600, г. Абакан, ул. Советская, 32, фонд милосердия для Агафьи Лыковой. В этот совет был включен и я как «личный доктор Агафьи».
За это время у Агафьи пожила около двух месяцев Дунаева Галина Ивановна из Подмосковья и Иван Александрович Шалуев из Казахстана, которые пришлись «не ко двору» и доставили нашей таежнице немало неприятностей. Они были вывезены с Ерината, одна по собственной просьбе, а другого увез сын.
Вот как об этом и других событиях своей жизни летом 1990 года написала в письме сама Агафья. Для удобства чтения привожу это письмо в моем «переводе» со старославянского с расстановкой знаков препинания.
«Господи Иесусе Христе сыне Божий помилуй нас. С ниским поклоном Агафия Карповна Лыкова. Желаю вам от Господа Бога доброво здоровия, душевного спасения, в жизни благополучия. Сообщаю о своей жизни. Пока живу благополучно, хранима Богом, Пресвятой Богородицей и Святыми угодниками Божими. Но живу нонешний год много тяжелее и труднее, но и в большой печали. Перво приехава Галина с аперацый нога (незадолго до приезда к Агафье Галина Ивановна была оперирована). Пока сколь могла с козами управлялась, поила, кормила, землю копала сколь могла. Потом низамогла, три недели вообще ничего не делала. Потом уехала. Но еще Шалуев Иван Александрович приехал с Казахстана пятнадцатого мая. Тот вобще лодарь, несчаснай засранец, помогать несколь непомагать. Приехав вопще на мою опеку, ничего не привез. Галина Ивановна привезла четыре мешка крупы. Всю ему отдала. Четыре мешка крупы привезли, дак этим живет. Хлеб пеку по три раза ему в неделю. Когда и последнее себе сварю да ему отдам. Картошка пока прошлагодняя есть, ей сама-то живу, хлеб картовной (картофельный) себе пеку, сухари сушу из картовнова хлеба. Про Ивана, приехал с двумя собаками — считай трое, и у меня сабака. Но и вот приехал пятнадцатого мая, жили двое (с Галиной Ивановной) до двадцатого июня. Двадцатого уехала Галина Ивановна, и она ево выгоняла силом, чтобы вместе уехав, но она-то не могла выгнать ево, а я ни посмева греха на себя взять — приехал ко мне жить и сразу отказать. Ни и при ней только те и речи были со мной: меня Бог послал помогать тебе, она гонит меня, ни дает мне жить. Но и думала правду говорит помогать, но а Галина-то Ивановна говорила мне, что не будет он тебе помогать и нехороший, плохой человек. Но так и есть, что впервые такого человека пришлось видеть и жить. Первые два месяца в избе у меня спал. Когда меня всяко опозорил за веру и все прочее, да как сказал мне: хороший человек должен последним делиться, а ты говорит не делишся. Но я ему поговорила: еще недоволен, четыре мешка крупы отдала тебе и я овсянку отдала тебе. Да еще сказал: убить (тебя). Тогда в маленьку избушку ево поселива. Но и так живет на готовом, дрова сколь были в большу печь заготовлены у меня все завыходили, в большу-то печь летом каждый день топить надо. Дров (заготавливать) нисколь не помогал, все надо адной дрова заготовить и козам корму собрать. Лето даже нивыносимо — дожди, туманы день и ночь, все залило. Картошка ни посвела, почти вопче заливо дождями. Козы голодни, когда и вопче ни возможно корму собрать — ревут /козы/, а етот живет, никогда коз ни накормит, дров хотя бы когда сусшев /сучьев/ собрав на истоплю, нет ни соберет. Слово никако сказать нельзя с ним. Но так терпева от пятнадцатого мая и до седьмого августа, ни говорива на счет дров, даже сырником печь топлю, сырыми сушеми, свежие кедры, староть сук. Когда уехава на Горячий ключь, они двоя остались домовничать, а этот Иван-та взяв весь прилавок /ровное место у горы/ выжек кострами. Приехава домой-то, привезли, когда к избе става исподгорки подходить сразу вижу дело ни в порядках. Если бы суха погода, сожгли бы и избу пока была я на ключе, и всю тайгу спалив бы. А кто бы тогда тушит-то некому, Галина-та швы разошлись, а етот балантрясь / лаботряс/ только сошжекчи, боле никаво ему. Дак все десить дней дожди были, заливо и тогда дров кроме полениц, да сырова лесу и нистава. После ключа даже нисколь агребать картошку ни помок. Только было четыре дня сухих, но я как скоре огрести. Адин день большу полосу огребла, едва пришла домой-то, да на ограде отляживалась. Потом едва поводу сходива, но и так руки терпнут, даже ночами спать не могу. Но вот к зиме козам корму нисколько ни будет, заливо и все. Но и вопще за всех переживаю. Если везде повсеместно така погода, сено никому ни поставить и хлеб ни убрать — сгнеет. Но когда я ето Ивану седмова августа сказава ему нипустынным делом занявся, надо летом-то дрова заготовить, да козам корму. Дак он страшно на меня разъярився. Потом утром восмова августа ругавса, ругавса всяка как толька мок, в Бога давай, потом дошов — свежу, говорит, я тебя, к бревну привежу и в реку опущу. Но я как такие речи услыишива ево, дак сколь могла бежать убежава да сысдали ему палку показава — вот тебе за такую ругань и за такие неподобные речи палку. Собравса топить, савсем с ума-та сошов. Живет на готовым, хлеб и вариво и картошка — все ему готово. Перво с Галинай и все время ругався, тебя задушить и то ни задушишь, говорит, и со мной тоже само. Про нее говорив, но и так она говорива про него со мной, что обоих он нас убьет. Я сколь видива вперво вижу такова человека, что нихорошай, да еще пока я была на ключе сказава мне напоив ее отравнаи травой. Но я теперь вопще ево сознава — нихорошой, самовольной, завидливой. Спрашивать ни спрашивает: но и так сказав мне: я тебе завидую. Через два месяца все про него сознава, а вот третий месец живу. Была бы возможность чтобы увезли его от меня, уехав бы и нету никакой возможности, да и чтобы болще он ни когда ни проник. И незнаю как Господь велит благополучно мне остаться от него. Сознания нету, могу не могу тебе, говорит, нечево делать пили дрова-та адна, козам корм таскай и коли дрова. А я ему на эти речи сказава, если эдак жить, то ставь свою избу, делай печь и хлеб пеки, и вари про себя. Он тогда мне: а ты живешь ни в своей избе-то, в чюжой. А я ему так сказава: я живу в своей избе, лично нам срублена. Лев Степанович так сказав мне: ни кому ни отдавай ету избу, даже на время и то нивелев отдавать. Вот тогда, как ему ни сдала на счет избы, тогда ругань подняв и в реку топить с бревном меня. Вот убежа от него и письмо решива написать тебе. Приехав самовольно, даже письма не было мне от него (Действительно, откуда он взялся и кто его привез к Агафье? — И.П.Н.). Но так на общее рассуждение напишу, если у меня живет, он и дрова адной пилить и колоть и с корню лес спиливать адной и протче все. Вся управа на адной состоит без помощи, дак тогда зачем он мне нужен такой человек, жить у меня и таким немилосердием содержать себя сироту болну, ни помиловать ничем, никакой помощи ни слелать. Дак Богу неугодной такой человек и добрым людям, а меня-то скоре догонит к концу, Ни какова нету покоя даже до тех пор, когда не знаю, днем солнце редко и день, что увидишь, а ночами звезды не видать. И вот третий месяц такой погоды. Как приехав Иван и все заливо, только одна неделя была без дождя-то. Но еще два случая опишу о себе, два дня была ни в хороших случаях. Пошла на реку, медведя увидава, где воду брать с протокой всередь воды. А на второй день лук полоть става, мокрец все затинува. Гряды полю с корнями чтобы вырвать. Но едак-то полова борозду в между двух гряд — прополова. Глижу у меня змия под руками-то от самой головы до хваста. Дополова тогда увидела ее голова у нок, а хвост-то чють в руки только ни взела я ей. Но когда увидева-то испугавась я ей. Толко молитву сотворива отскочив от неи, она уползла в камни. Но и каждый день етот страх мне приходит на ум. Грешна, недостойна, земля и пепел и перст какой беды. Господь избавив, сохранив, ни коснувась ана мне. Еще Господь за молитвы святых и родителей моих хранит, чтобы Богу моливась за родителей и за всех вообще».
Как видим из этого письма, пожелание Карпа Иосифовича по подселению к Агафье доброго человека, весьма трудно выполнимо и пока успеха не принесло.
В газете «Красноярский рабочий» от 12 февраля 1991 года появилось сообщение о том, что Агафья воспользовалась аварийным радиобуем. На запрос областной отдел здравоохранения Хакасии ответил: «… сообщаем, что 23.01.91 г. она осмотрена врачом-терапевтом Таштыпской ЦРБ Орловой Н. М. и врачом-анестезиологом Мурдасовым А. П. Больная предъявила жалобы на боли в поясничной области, затрудненное сгибание туловища, затрудненное передвижение. Считает себя больной около 2-х месяцев, когда впервые стала отмечать ноющие боли в пояснице. В последнее время боли в пояснице усилились. При осмотре общее состояние удовлетворительное, кожные покровы обычной окраски, пониженного питания. Со стороны внутренних органов патологии не выявлено. АД 160/100 мм рт. ст., пульс 86 уд. в мин. Положительные симптомы натяжения. После осмотра выставлен диагноз: поясничный остеохондроз. Атеросклероз коронарных сосудов и аорты. Симптоматическая гипертония. Назначено симптоматическое лечение по вышеуказанному диагнозу (втирание, обезболивающие и противовоспалительные средства). Зам. зав. облздравотделом В. П. Сундукова».
А вскоре я получил письмо из Хакасского Фонда милосердия и здоровья: «Здравствуйте Игорь Павлович! Мы побывали у Агафьи Лыковой на Еринате, а до этого 23.01.91 г. к ней летал вертолет с врачами по ее вызову через аварийный радиобуй. Об этом было написано в газете „Красноярский рабочий“ 12 февраля и 1 марта 1991 г. Беспокоимся за ее здоровье. Планируем к ней слетать после 20 марта или в начале апреля 1991 г. Если вы сможете приехать в Абакан, то приняли бы участие в полете и провели медосмотр ее состояния здоровья. Сообщите Ваше согласие. С уважением ст. инспектор Хакасского областного отделения Советского Фонда милосердия и здоровья: Николай Степанович Абдин. 14.03.91 г.»
Естественно, что я немедленно связываюсь по телефону с Н. С. Абдиным и прошу дать мне знать, когда нужно будет выезжать в Абакан и далее на Еринат. И вот назначен день вылета.
29 марта 1991 года. Первым рейсом в 6 часов 30 минут вылетаю из Красноярска в Абакан. Вскоре в аэропорту Абакана собирается и вся группа, отправляющаяся в полет на Еринат. Оказывается, что группа весьма многочисленна — 8 человек, почти все мне незнакомые. Только с руководителем этой экспедиции Николаем Николаевичем Савушкиным, начальником Хакасского лесного хозяйства, мы уже встречались ранее. Фонд представляет Николай Степанович Абдин. Не обходится и без средств массовой информации — агентство Сибинформ представляет Петр Зубков, есть еще корреспондент какой-то военной газеты, кинооператоры, молодой доктор и какие-то добрые молодцы. На мой взгляд, группа неоправданно многочисленная и может представлять для Агафьи определенную опасность в плане заноса инфекции. Однако состав сформировал и деньги за вертолет платил не я. Сам я — на правах приглашенного. Единственное, что я могу сделать — это проверить всех на наличие явных признаков инфекции и инструктировать о санитарно-профилактических правилах поведения у Агафьи.
При опросе и осмотре членов экспедиции выяснено, что все в настоящее время здоровы. Только Николай Петрович три недели назад перенес грипп. По всем канонам, он уже не представляет опасности для других, но на всякий случай беру с него слово, что он не будет близко подходить к Агафье и входить в ее избу. Кстати, в последующем, Николай Николаевич четко выполнил эти предписания.
Вскоре загружаемся в МИ-8 и в 10 часов взлетаем с аэродрома Абакана. В течение 30 минут идем вдоль автострады в степи, затем втягиваемся в горы. В степи снега нет совсем, горы покрыты им. Через 40 минут садимся на знакомое уже поле аэродрома Таштыпа.
Дополнительно на борт берем родственника Агафьи Анисима Никоновича Тропина и Николая Петровича Пролецкого, которому я сердечно рад. Просился в полет к Агафье и Иван Тропин, но, понимая, сколько горя и болезни принес он Агафье, а также ее наказ не пускать его на Еринат, мы его категорически не взяли. Кроме того, есть и решение прокурора района не допускать Ивана Тропина к Агафье. Дополнительно загрузив топоры, пилы и посуду, в 11 часов вылетаем на Еринат.
Во время полета выясняем, что 15 февраля был рейс вертолета, оплаченный конторой Н. П. Савушкина. К Агафье завезли комбикорм для коз и другое необходимое для таежницы и ее хозяйства. Н. П. Савушкин передал в вертолете Анисиму Никоновичу какую-то толстую старинную книгу, вероятно, чей-то подарок, завернутую в цветастую тряпицу. Передача книги и оживленный разговор Николая Николаевича со старовером идут под прицелом телекамер и вспышек фотоаппаратов.
А за иллюминатором вертолета уже много раз виденная мною картина зимних Саян. Весной здесь еще и не пахнет. Ручейки и речки еще подо льдом и снегом. Снега, снега! Солнце, солнце! Но даже на южных склонах снег еще и не думал стаивать. Идем необычно низко, иногда чуть не цепляя винтом за скалы. В 12 часов внизу мелькают старые избы Лыковых. Делаем над ними круг и зависаем над косой Ерината. С тревогой вглядываюсь в окрестности около избы Агафьи. Ее не видно. Жива ли? Садимся на заснеженную косу Ерината и, по пояс проваливаясь в снег, пробиваемся к берегу реки, а затем по плохо натоптанной тропке поднимаемся на пригорок к избе. Навстречу показалась сгорбленная, без обычной живости движений, фигурка Агаши. Слава Богу! Жива!
Радостная встреча. Анисим Никонович показывает Агафье подаренную книгу. Оказывается это «Праздничная книга», подарок Агафье от Лебедева, представителя старообрядческой церкви в Москве, который в предыдущее лето побывал с визитом у Агафьи. Хозяйка очень рада этой книге: «Хорошая! У меня-то такой нету», — с радостно смущенной улыбкой говорит она. Видно, что подарок пришелся ей по душе, но уж очень он дорогой (не в деньгах, конечно), и это несколько смущает ее. Как будто хочет спросить: «Чем же я могу отблагодарить?»
Все столпились возле Агафьи на пригорке у избы. Николай Николаевич спрашивает: «Агафья, что же ты нас в избу не приглашаешь?» — «Дак некуда, изба-то нетоплена, ледяная. Всю зиму не топила, на улице тепле», — отвечает таежница. Оказывается, почти всю зиму Агафья прожила в курятнике, потому что в избе после топки печи горячий воздух сквозь щели в потолке нагревал рубероид и от него исходил «газ». При этом Агафья очень плохо себя чувствовала, ее тошнило, «травилась и чувства лишалась». Это вынудило Агафью переселиться в курятник, где она отделила занавеской маленький закуток и поставила железную печурку.
Осматриваем это «жилье» Агафьи. Досчатая дверь в курятник обита маральей шкурой, стены в пол-бревна снизу отсыпаны землей и снегом. Нагнув голову, вхожу в курятник, еле втиснувшись в него. Примерно в полутора метрах от двери висит занавеска из старого одеяла, а за ней квохчут потревоженные посторонним присутствием куры. У западной стены курятника устроена лежанка Агафьи, и почти вплотную к двери и к лежанке — железная печурка. Представляю, как чувствует себя Агафья на лежанке, когда в мороз приходится часто подтапливать эту железку. На полку в бане, наверное, легче. А через час после топки в этом легоньком строении становится, конечно, холодно. Да и о каких-либо противопожарных правилах здесь не идет и речи. И если сам курятник до сих пор еще не сгорел, так это только благодаря покровительству Бога и «заговорным» молитвам. За занавеской на шестах восседает два петуха и пять куриц — соседей Агаши по проживанию-прозябанию в долгие зимние ночи. У ног вьются два котенка, а во дворике у курятника, отгороженном жердями, в возбуждении скачет тощая собачка Ветка. Но в деталях все рассматривать некогда — вертолетчики торопят, простой машины дорого стоит.
Быстро распределяемся, кто что делает. Необходимо напилить и наколоть дров, подтащить их к курятнику. Снизу от Ерината Агафья попросила принести тюки сена, заброшенные вертолетом ранее в феврале. «Коз-то кормить нечем, а мне не по силам» — говорит Агафья. Нашлись для наших мужчин и другие дела по хозяйству. Да и кинооператорам приходиться как-то изловчиться, чтобы сделать свою работу. При этом мы заранее договорились, что никакой открытой съемки и насилия над Агафьей не будет. А снимать окрестности и строения Агафя разрешает и сама. При этом естественно, что иногда операторы «ошибаются» и в объектив попадает и хозяйка окрестных мест. Основное направление нашим делам дала Агафья, а дальше распоряжается Анисим Никонович, да и наш Н. П. Пролецкий прекрасно знает, что нужно сделать для Агафьи в первую очередь.
Мы с молодым коллегой (в спешке забыл записать его имя) «отбираем» Агафью от остальных — в первую очередь нужно выяснить состояние ее здоровья на сегодняшний день и решить, что дальше предпринимать.
Устроившись на чурках во дворике у курятника, ведем беседу. На улице тепло, на градуснике 9 °C тепла, снег слегка подтаивает. Ярко светит солнце, с крыш курятника и избы падает капель. Уже с момента встречи сразу отмечаю, что лицо у Агафьи с сероватым оттенком, осунувшееся, а движения вялые. Да и рассказ Агафьи о своем житье-бытье летом 1990 года и этой зимой особого оптимизма не вызывает. Вот что рассказывала Агфья. «Все лето руки болели, а так ничего я была, ни кашля, ни чихания (не было). На Горячем ключе 11 дней была, после легче было (с руками), спина не болела. После горячего ключа приехава, живут Галина Ивановна и Иван Александрович, ничего не делают. Огребать картошку начала — тяжело стало, на ограде отлеживалась с надсады. Дров-то нету, надо хлеба (печь). Как работать стала — лес валить, дрова (пилить), огребать (картошку), от свету-то до полночи не отдохнешь. Они (Г.И и И.А) ничего не помогали. Внутри стало болеть, руки терпнут. Сенки сделала сама, картошку капать. После одышка пошла. Тысячелистник с пихтачом (пила). Рыбу — загородку унесло, летом не делала. На зиму не запасла (рыбу). Плохо чувствовала, но колоть дрова (надо). Письма написава четыре (по интонации можно было понять, что так плохо себя чувствовала, что хотелось оставить родным и близким весточку о себе). В Николин день в декабре стало невыносимо тяжесть. Есть плохо, тяжесть внутри, все тело внутри дрожит. Через 5 дней полегче стало. Ходила на верхнюю избу за кипреем. Попила — полегчало. Потом на Рождество нашла тяжесть, страшные сны с надсады. Кислую горошницу поела — мутило, понос. Побереглась, две недели дрова не колола. Поколола дрова — спину схватывает. Тогды сходила на реку „морду“ посмотреть, по воду сходила — схватила спину, не стала разгибаться. Ночь пробилась, не уснула (от боли). Дров-то нет — холодно. Две недели лежала, дудку пила. Хуже и хуже, понос, пуп ушел влево, биение-биение (сердца), заходится совсем, пуп с сердцем сошелся. Только поем, все сразу пройдет (понос). Тяжело стало, как после Тропина, моча нарушилась, спорыш (трава) пила — не пошел на пользу. По воду сходила — спину схватило. Боле на речку ходить (за водой) не смогла, прорубь бить — не разогнуться, сил-то нету, руки полбидончика (воды) не держут. Снег собирава (топила) для варева 2 месяца. После гретой воды (снеговой) плохо стало, понос, от него сильно ослабла. Грету воду от 9 января боле двух месяцев (пила). Мокрая, холод, никакого движения, ни разгибаться. Не знаю (не помню) как жила. Натирава маральим жиром, пихтовым маслом. Совсем невмоготу. Дала сигнал (включила радиобуй). Ни ходить, ни движения. Прилетели Надежда Михайловна Орлова терапевт (вот какие слова уже в обиходе!) из Таштыпа. Сердце здорово — определива. Таблетки дала — не принимала. Две недели лежала не вставая. Мазями, апизатрон, не мазалась — сама-то не могла. Пуповник, ревень пила. Пуповник пуп на место ставит. Месяц пуповником лечиться надо, но время не выдержала. Неделю ревень пила. Полегче стало. Собрала дров на неделю, сено собрала. Сил не было. Теперь слава Богу хожу. Пряма кишка не выпадала, после Горячева ключа понос был без крови. Легкие не болели, сейчас покашливать стала. Отсель (из курятника) уходит надо», — убежденно заканчивает свой невеселый рассказ Агафья.
Из дополнительных наводящих вопросов выясняется, что уже три месяца Агафья не печет хлеб, ест, впрок заготовленные сухари. Временами бывали приступы сердцебиений по типу пароксизмальной тахикардии («биение-биение, к горлу подпирает»), нарушение ритма сердца с паузами — экстрасистолы («сердце-то замирает»). Иногда были рези при мочеиспускании. Таблетки никакие не пила потому, что «матушка Максимиля запретила». Одним из возможных факторов нарушений в работе сердца можно предположить, кроме длительного приема бессолевой, без калиевой снеговой воды, неправильный режим лечения на радоновом источнике. Поэтому я попросил Агафью подробно рассказать, как она лечилась на Горячем ключе. Выяснилось, что ванны она принимала по 30 минут (!) два (!) раза в день в течение 11 суток. Даже мне, не специалисту по радоно— и бальнеотерапии было понятно, что такая методика для Агафьи совершенно не допустима. Однако, я думаю, нужно будет проконсультироваться со специалистами по приезде в Красноярск.
На вопрос о необходимости постройки у нее бани для мытья и прогревания, Агафья ответила уклончиво: «Мало дров, сердце забьется». Вероятно, пользу бани с ее болячками Агафья еще полностью не осознала, а вот необходимость дополнительно дров для ее топки она четко представляет. Не отрицая необходимости бани, она понимает, что это ляжет на нее дополнительной нагрузкой по заготовке дров.
Осмотр Агафьи пришлось делать в курятнике, там хоть и холодно, но все же не так, как на улице. Видя смущение Агафьи перед незнакомым ей молодым коллегой, осмотр провожу один. Да и войти в курятник три человека сразу не смогли бы. Учитывая, что в курятнике температура была отнюдь не комнатная, перкуссия, пальпация и аускультация идут через одежду. Только верхнюю лопатину скинула Агаша.
Выяснилось, что артериальное давление у Агафьи сегодня выше, чем обычно — 140/85 — 135/80 мм рт. ст., а пульс чаще — 86–92 удара в минуту с отдельными экстрасистолами. Кожа влажная, питание понижено. Отмечается, как и прежде, деформация мелких суставов рук и ног, некоторая болезненность в них. При пальпации позвоночника болезненность в грудном и поясничном отделах, сгибание затрудненно из-за болей, положительны симптомы натяжения. В легких дыхание прослушивается по всем легочным полям, неравномерное с участками ослабления, особенно в нижних отделах справа, слева внизу небольшое количество сухих хрипов. Тоны сердца приглушены, тахикардия до 94–96 удара в минуту, шумов не выслушивается, временами экстрасистолы. Живот мягкий, слегка болезненный по ходу сигмы. Печень и селезенка не увеличены. Язык обложен бело-коричневым налетом. Симптом Пастернацкого слабо положительный справа. Нервно-психическая сфера без особенностей. Зрение и слух не нарушены, цветоощущение нормальное.
После осмотра и расспроса стало ясно, что состояние Агафьи в настоящий момент внушает определенные опасения и оставлять ее одну опасно. От вылета в больницу на лечение Агафья сразу категорически отказалась. На предложение перебраться до лета к Анисиму Никоновичу в Киленское ответила со свойственной ей дипломатичностью: «Хозяйство-то не оставишь». Пришлось обговаривать необходимое сейчас лечение. Объяснил и записал в «поминальную» тетрадку как, когда и в какой дозировке пользоваться оставленными лекарствами (мумие, жень-шень, панангин, пентальгин, фестал, бесалол, втирания). После моего подробного рассказа о мумие и жень-шене, о их происхождении от Природы, а не с фабрики, Агафья уверенно сказала: «Это-то можно (принимать)». Расписал ей схему, как принимать эти препараты. О приеме панангина, содержащего так необходимые ей сейчас калий и магний, тоже договорились.
Поделился своими соображениями о здоровье Агафьи с Савушкиным, Абдиным, Тропиным и Пролецким. Сказал о нежелательности оставлять ее сейчас одну. Решили коллективно поговорить с Агафьей. И тут Анисим Никонович попросил оставить их в избе одних для беседы. Разговор их за закрытыми дверями шел минут десять, и неожиданно ранее отказывающаяся Агафья согласилась поехать погостить в Киленское при условии, что вся ее живность полетит с ней.
Начались быстрые, суетные сборы — время поджимает, и так мы уже стоим на Еринате более 3-х часов. В свою котомку Агафья складывает несколько икон, лекарства, кое-что еще из своего нехитрого скарба. В это время остальные члены нашей экспедиции по узенькой тропочке, протоптанной в глубоком снегу, волокут кто упирающихся коз, кто кудахтающих кур. Вскоре все необходимое уже стаскано в вертолет. И вот в заключение к вертолету уже ковыляет Агафья с Веткой на веревочке. Собака боится людей, машины и пришлось в вертолет ее вносить на руках. Агафье тоже с больной спиной трудно подняться по ступенькам в МИ-8. Общими усилиями заволакиваем и её.
В 16 часов взят курс на Киленское. Вертолет делает круг между гор, мелькает изба Агафьи с красным флагом на ветру. Идем вдоль Абакана к Каиру. Через несколько минут внизу обозначились оставленные уже геологами домики Волковского участка. Грустное впечатление производит заброшенный поселок. Видны только следы зверей.
Агашу страшит шум вертолета, она едет с зажатыми ушами, ее барабанные перепонки привыкли к тишине и не переносят такого воздействия. Нос закрыт платком — не выдерживает запах бензина. Ветка вообще в шоке, прижалась к ногам хозяйки. Считаю пульс у Агаши — бьется часто-часто, до 114 ударов в минуту. Перелет для таежницы — это большое испытание. Стараюсь успокоить Агашу, пробую отвлечь ее внимание на картины, мелькающие за иллюминатором. Но это бесполезно — сидит сжавшись в комочек и смотрит перед собой в салон.
Делаем полукруг над «Горячим» ключом. Домики засыпаны снегом, но рядом с ними довольно много следов людей и заметны протоптанные тропки. И хотя сейчас людей не видно, очевидно, что на ключе лечатся и зимой. Река Абакан остается вправо, сворачиваем в сторону Таштагола.
Вскоре, перевалив высокий хребет, мы уже летим над более низкими горами, а в тайге все больше березняка. Через 50 минут показалось довольно большое село, более 30 домов, а рядом расчищенная от снега широкая автострада. Садимся рядом с этой дорогой. Летчики летят в Киленское первый раз и решили, что это оно. Однако, выглянув в иллюминатор, Анисим Никонович это предположение решительно отвергает. Оказывается, что мы приземлились в каком-то другом месте. Снова подъем и в 17 часов под нами появилось истинное Килинское. Среди пологих гор видно чуть больше десяти добротных усадеб. Садимся на зимнюю дорогу, почти рядом с домом Анисима, в котором предстоит поселиться Агафье.
К вертолету со всех концов деревни бегут люди и собаки. Впереди, конечно мальчишки и девчонки — розовощекие с горящими от любопытства глазами и чисто русские по лицам и одежде. К Агафье сразу устремилась многочисленная родня, все женщины. Радостные приветствия. Как только выясняется, что Агафья приехала в гости, встречающие расторопно занялись делом. Мы быстро вытаскиваем всю живность и скарб Агафьи из вертолета, а они подхватывают каждый свое и тащат к дому Анисима. Кто волокет упирающуюся козу, ошалевшую от крутящихся винтов вертолета, кто — куриц и петуха. Бедная Ветка сразу из шума вертолета попала под вихрь от винтов и пластается по снегу, а тут еще со всех сторон окружили местные собачки. Выручили мальчишки, взявшие ее под свою опеку. Какой-то мальчонка, лет 11–12, в телогрейке и ушанке, деловито пристраивает на свои санки пожитки Агафьи. А сама Агафья уже увлечена разговорами с бабами и потихоньку перемещается по дороге к дому. Затем, спохватившись, что не простилась с нами, благодарит нас и передает привет нашим «домочадцам и все людям». На прощание берет слово с Н. Н. Савушкина, что после «гостин» он ее перевезет назад на Еринат.
Суматошное прощание под шум вертолета закончено. Люди с Агафьей удаляются к дому, а мы в вертолет. В 17 часов 12 минут подъем, круг над деревней и курс на Абакан. Сверху хорошо видно, что цепочка людей с Агафьей уже возле дома Анисима Никоновича. Что-то будет с Агафьей? Не заболеет ли больше? Сможет ли прижиться в Киленском? На душе тревога.
В 18 часов садимся в Таштыпе. Около 30 минут идет дозаправка вертолета. Мы в это время приглашены на чай в дом Людмилы Степановны и тоже «заправляемся». Хозяйка и Юрий Васильевич Гусев как всегда по-сибирски гостеприимны.
Вновь подъем и, перевалив горы, спускаемся в Абазе. Прощаемся с Николаем Петровичем Пролецким — он уже дома. В 20 часов, уже в темноте, приземляемся в аэропорту Абакана. Взят билет в Красноярск на 21 час 35 минут. При расставании в аэропорту Н. Н. Савушкин пообещал перевезти Агашу, если этого захочет, на лето на Еринат и считает для нее это более приемлемым и безопасным. Такой же точки зрения придерживается и Н. С. Абдин. В свою очередь я пообещал оформить и выслать необходимые документы о назначении Агафье пенсии по инвалидности.
Сразу по прилету в Красноярск это свое обещание я выполнил. Написал и отправил в Абакан в Фонд милосердия направление на ВТЭК и справку о состоянии здоровья Лыковой А. К. для оформления ей пенсии. В справке я указал, что проводимые наблюдения и исследования здоровья Агафьи Лыковой в течение 11 лет говорят о том, что состояние ее здоровья с каждым годом ухудшается. «В настоящее время (последний осмотр ее проведен 29 марта 1991 года) у нее отмечается целый „букет“ заболеваний. В частности, имеются: хроническое неспецифическое заболевание легких; нарушения ритма сердца (синусовая аритмия, экстрасистолия, приступы пароксизмальной тахикардии); полиартрит; остеохондроз с поясничным и грудным радикулоневритом, с частыми и тяжелыми обострениями; хронический пиелонефрит и цистит; хронический энтероколит; опущение внутренних органов (желудка, матки, прямой кишки). Проведенные нами лабораторные и анамнестические исследования свидетельствуют о выраженном иммунодефиците и отсутствии специфического иммунитета (антител) на широко распространенные среди людей инфекционные заболевания. Психически Агафья здорова. Необходимо отметить также, что на состояние здоровья Агафьи в прошлую зиму отрицательно сказались ее жилищные условия. Построенная изба на реке Еринат не утеплена, промерзает, требует для топки огромного количества дров и усилий Агафьи. Кроме того, сквозь большие щели рассохшегося потолка проходят ядовитые газы от разогревающегося рубероида и вызывают отравление Агафьи. Все это вынудило ее переселиться в курятник, где она отделила маленький закуток и поставила железную печурку почти рядом со своей лежанкой. Понятно, что такие условия существования отнюдь не способствуют здоровью. В случае, если Агафья не останется на постоянное житье у родственников в Килеском, а вернется на Еринат, будет необходимо помочь ей с благоустройством избы и строительством бани. Кстати, возражения Агафья против строительства бани, на которые ссылаются некоторые товарищи, основываются не на отрицании бани как таковой, а на опасении, что для ее отопления потребуются еще дрова, запасти которые в достаточном количестве Агафья сама не в силах. Необходимо будет помочь ей и в этом. Учитывая состояние здоровья Агафьи и ее социальное положение, считаю возможным и необходимым установление ей инвалидности и назначение соответствующей пенсии. Однако необходимо учесть, что ее вера не позволяет ей принять пенсионную книжку и деньги лично. Поэтому пенсию следует перечислять сразу на ее счет в Фонд милосердия с тем, чтобы в последующем Опекунский совет смог бы использовать деньги для приобретения и доставки Агафье необходимых продуктов питания и лекарств. Адекватное лечение Агафьи затрудненно ее изолированным проживанием в глухой тайге в удалении от людей, неполноценным питанием, непосильной работой по хозяйству, своеобразными психологическими установками, связанными со старообрядчеством и воспитанием». (подпись: профессор И. П. Назаров). Подробно заполнена и карта на ВТЭК с указанием результатов обследования и лабораторных данных.
Вскоре, с апреля 1989 года, пенсия Агафье была назначена.
По возвращении в Красноярск я решил проконсультироваться со специалистами и по вопросу лечения Агафьи на «Горячем ключе». Первый мой разговор с заведующей радиационным отделом КрайСЭС Парфеновой Александрой Николаевной. Оказалось, что точных данных о силе радона на «Горячем ключе» в КрайСЭС нет. По мнению Александры Николаевны, курс по 30 минут 2 раза в день в течение 11 суток при любой силе источника, если он даже слабый, совершенно не допустим. Нужно учитывать и другие факторы радоновой ванны: температуру, солевой состав и другое. По мнению Александры Николаевны, люди сейчас получают очень много радиации, а радон — это дополнительное облучение. За рубежом практически отказались от лечения радоном, а только на Сочи приходится 50 % всех лечений радоном в мире. Медики вносят большой вклад в облучение человека. Так, флюорография — один снимок — 400 миллирентген; чтобы эту дозу получить от природного фона в Красноярске, нужно прожить 2,5 года. От рентгеноскопии за границей сейчас отказываются, т. к. это очень большое облучение. Для примера Александра Николаевна привела такие цифры: посмотреть желудок в течение 3–5 минут — 5–8 рентген; снимок грудной клетки — 800 миллирентген; зуба — 3 рентгена, ангиография — 50 рентген (!). Для сравнения: допустимая доза облучения для врача-рентгенолога в год — 5 рентген. За более точными данными о лечении Агафьи на «Горячем ключе» Александра Николаевна посоветовала обратиться к заведующей физиотерапевтическим отделением и радоновой лабораторией МСЧ № 7 Шикаловой Ольге Георгиевне.
Ольга Георгиевна точных данных о силе источника «Горячий ключ» тоже не имеет, т. к. он является «диким». Но высказала предположение, что если он горячий, то радон должен быстро «испариться» и сила воды не должна быть больше средней (около 40 нкюри/л). Кроме того, надо учитывать, что на горячих источниках воздействие на организм радона идет больше через легкие при дыхании, т. к. у источника его большая концентрация, насыщенность в воздухе. Думаю, если вспомнить о том, что «ванна» вырыта глубоко в земле и закрыта сверху деревянным строением, то этот фактор является еще более значительным. Конкретно о лечении Агафьи Ольга Георгиевна сказала, что проведенный режим был недопустим. Нужно учесть, что к лечению радоном есть и противопоказания. Прежде, чем начать лечение радоном Агафьи, ее нужно обследовать. Обязательно следует записать электрокардиограмму, артериальное давление, пульс, определить общее состояние и наличие других заболеваний. Если нет противопоказаний, то лечение должно вестись под строгим медицинским контролем (ЭКГ, АД, пульс, общее состояние) по примерной схеме для источника средней силы излучения около 40 нкюри/л: 1-я ванна — 5 минут, 2-я — 8, 3-я — 10, затем по 10–15 минут (не более!), всего 10 ванн. Крайний предел — 15 ванн при хорошей переносимости. Ванны следует принимать через день или два дня подряд с перерывом 1–2 дня (по состоянию) один раз в год. Со слов Ольги Георгиевны, после лечения могут быть обострения и осложнения со стороны различных органов, в первую очередь — сердечно-сосудистой системы. Возможно, это наблюдалось у Агафьи зимой — обострение радикулита, подъем артериального давления, резкое учащение сокращений сердца, сердечные аритмии, что я выяснил при обследовании Агафьи в марте. Конечно, нельзя не учитывать и другие факторы: чрезмерная работа, длительный прием обессоленной снеговой воды, проживание в курятнике и другое.
Девятого апреля в Красноярск позвонил Н. С. Абдин. Сообщил, что получил письмо от Анисима Никоновича Тропина. Агафья жива, помылась в бане. Первую ночь по приезде не спала — шумел электросчетчик на стене, а Агафья думала, идет трактор. Перевели в другую комнату, подальше от счетчика. Не смогла спать на кровати с сеткой — положили доски. О дальнейших своих планах Агафья молчит. Есть мысль у родственников построить ей к зиме отдельную избу с огородом в Киленском.
В мае Лев Степанович Черепанов прислал письмо, в котором он писал: «Получил письмо от Агафьи, она написала, что не хочется ей жить в Киленске, молит Бога помочь перебраться на Еринат. Между тем, я, грешным делом, надеялся, что она приживется у Анисима».
Я тоже надеялся, что Агаша останется жить у своей родни, но этого не случилось. Меньше, чем через месяц Агафья вернулась на Еринат.