Он и в третий раз летел млад Финист Ясный Сокол А й над буйным штормовым-то морем-Окияном А ко тым высокиим Рипейским мрачным скалам Через пламенну небесну Ра-реку Ко тому же черн-хлад камушку Алатырю. Он парил, соколик, и не ведал мéсточка А и где б ему коснуться святорусской землюшки… Во былом саду другой нынче хозяин-то, Тот хозяин Чудище он Канцер-Зверь, Что о трех главах корыстою покрытыих. Как на средней голове — корона царская, На второй главе — венец колючей провулки, А на третье-то башке торчит могильный крест. Да и всё его мерзкóе брюхо-то пупырчато, Эрозивными свищами-то оно поклёпано. Ходит он, похаживает, некротический преступничек, Лапами-крылами угрожающе помахиват, Пресмыкается за ним-то слизью хвост его. Он де радуется, он де изгаляется, Бахваляется успешною победою: Он во клеточку свою ой беспредельную, Во злокачественну клетку во злофильную Посадил ведь птицу вещую да Матерь Сва. И не бьёт она крылами-то волшебными, Истекает уж она святою кровушкой, Еле жива шепчет, выговариват; — Уж ты ой еси, млад Финист Ясный Сокол! Ты лети скорым-скоро да обвернися, Обернися русским нунь богатырём. Ты сразись-ка с ненасытною Змеёю, Ты убей её, проклятую, да уничтожь! Встрепенулся Финист Ясный Сокол, Разлетался он по черну поднебесью, А и бил он Чудище по головам корыстныим, А й клевал Канцера-Зверя понемножечку. Как тут развернулся Канцер-Зверь поганыий, Как он лапами-крылами размахалси, А и сбил млад Финист Ясна Сокола удалого, Далеко-далече Финиста забросил-то, А й за камушки, за реченки, за горушки…