Долго ли, коротко ли за клубочком молодец спешил, Да вскоре приходил в леса угрюмые, дремучие. Во тех лесах среди дубравушек шумливых Он повстречал существ невиданных, заонемевших: Как то один был василиском златокрылым, Другой был златоклювым грифоном. Оны и головами, и крылами не шевелятся, Оны погружены во дремушку мертвецкую, Да лишь глазницы их страшенные не прячут-от скорбинушку. А й Игорь свет Всеславьевич сымал он фляжечку со пояса, Плескал живой водою да на тых существ застывшиих. Расколодовалися оны сие же времецко, Да возгорланили оны тут человечьим крыком-то: — Да ай же ты еси, млад Игорь свет Всеславьевич! А если б не душа твоя, то сколь веков нам тута коченетися? Воспроговорит он Игорь свет Всеславьевич: — Уж вы охранники крылатые, невиданные существа! Вы помогите мне сразитися со Канцер-Зверем лютыим! Ты, грифон златоклювый, собирай же рать могучую: Всех русскиих богов, всех птиц-зверей, всех тварей поднебесных и подводных! Ты, златокрылый василиск, неси меня во Ирий-сад, В священный сад к тому ли черн-хлад камушку Алатырю! Как встрепенулися страшенные-от существа, Заграяли, завыли, засвистели, Зарокотали, замычали и залаяли, Подняли вой такой, что ужас ужаснулся, Подняли грай такой, что задрожала Смертушка. Он грифон златоклювый стал-то звать за помощью Всех русскиих богов, всех птиц-зверей, всех тварей поднебесных и подводных. А Игорь свет Всеславьевич он флягу к поясу повесил, А Игорь свет Всеславьевич клубок заветный он с собою взял, Потом-ка изловчился и запрыгнул на хребет нунь василиску, А й златокрылый василиск взметнулся в высь делекую. Перелетал охранник сине море-Окиян безбрежный, Да ринулся ко тым высокиим горам Рипейским За ту небесную пылающую Ра-реку К тому ли мертвому холодному Алатырю. Садился златокрылый василиск на камушек. А й во былом саду несчастье разбрелося черной копотью, Там сажа с кровью, с гноем, с нефтью перемешана, Там мышьяковая смола кипит и инфильтрирует, И прожигает перья вещей птицы Матери нунь Сва, Пропитывает, абсцедирует ей сердце святорусское. Там Канцер-Зверь купается в радиоактивной лужице, Он насмехается еще над святорусским духом-то, И выпускает все змеенышей гадючих, раковых, Безудержных червей-глистов, верéдных, гнилостных. Оны-от ползают, грызут-жуют ой ту ль сырую зéмлицу, Ишшо испорожняют русский сад отходами вонючими. Заметил Канцер-Зверь гостей непрошеных, Как зарычал и заревел он, некрофильное поганище: — Похоже, снова Финист в гости к нам пожаловал! Мало-то ему досталось от меня, проклятого! В моей да резиденции оставить хочет глупую, Полóжить хочет в угощение свою безумну голову! А й храбро говорит он Игорь свет Всеславьевич: — Ах ты, мешок дерьма! Ты хвастаешься рано! Ты рано радуешься, рано бахваляешься! Твоя да резиденция — пентазагонистый курятник! Твое да угощение — гореть во бездне пекельной! Как загрохочет Канцер-Зверь свирепыий, Да вместе три его главы испроревут: — Кто там пищит? Комарик непутевый, дохленький! Я — Чудище Звериное-Змеиное бессмертное! Я — во Вселенной бесконечной царь и бог! Уж я сейчас гнилых змеенков на тебя науськаю! Уж я слюною-дымом превращу тебя в ничто! Оны змеенки мертвячинные, глисты и червяки, Зачавкали, забулькали, зашебуршилися, Оны-то стали прыгать-нападать на камень Алатырь, Слюною ядовитой, дымом смрадным заволакивать. Он Игорь-воин, сидючи верхом на василиске, Сымает флягу со живительной водою И до последней капли ну плескать на гадов, заливать их. Оны-от во сие да времецко попревращались в сопельки, А сопельки повысыхали во кристаллики янтарные, Янтарные кристаллики да в желтые песчиночки. Разгневался он Канцер-Зверь, вскочил из лужи, Да лапами- крылами размахалси, Затрепыхал хвостом пересмыкающим, Корыстными главами раскачалси. Он как тут плюнет ядовитою слюною, Он дымом как повыдохнет же смрадныим, Огнем пальнёт-то столбовым пожгучиим. Ажно ведь брался Игорь-воин за рентгенистый меч-лазер, Взлетал на василиске златокрылом к тучам черным, Кружил-кружил над Канцер-Зверем эрозивным Да и отсёк ему башку с венцом колючей провулки. И покатилася она, дымочек испуская смрадненький, А и затем пораскололася на крошечки говёные. Как развернулся тута Канцер-Зверь, он повернулся, Ой запалил огнищем василиска златокрылого, Слюнищей ядовитою сбил воинов на поприще. Он Игорь-воин ловко встал на резвы ноженьки, Да воин-василиск не в силах был поднятися, Ишшо накрыл собою лазер-меч рентгенистый, — Вот Игорь свет Всеславьевич остался без оружия. Загрохотал же Канцер-Зверь, заскрежетал он: — Эх ты, пискля! С кем вздумал поборотися? Моя глава взрастет чрез мало времячко! Твоя да отрастёт ли глупая, безумная? Он только погубити поединщика собралси, Над воином вздымал гигантские когтища… Вдруг всколыбалась Мать Сыра Земля, проснулася, А й загудела, затрещала и пошла гулять волнами. Как и первая волна — всё каменные глыбы, Подалече Канцер-Зверя ны отбросили. Как вторая-то волна — всё магма-лава полыхающа, Опалила Зверя, прогнала за валуны Рипейские. Как и третья-то волна — то грифон златоклювый, А за ним Род святорусский будто заново рождённый: Наш Сварог небесный с Ладой-матушкой, Громовержец бог Перун со Дивою, Белобог и Дáжьбог с Живой, Чернобог и Радогощ, Сивый Яр и ясный Хорс с Зарёю-Зареницею, Велес буйный, Свентовит и Ураган-Стрибог, Дид-Дуб-Сноп он бог ночной, Огнебог-Семаргл, И кормилица Земун-Корова, Златорогий Тур, Следом — птицы-звери, твари поднебесные, подводные. Вот ударились оны со Канцер-Зверем бешеным, Содрогнулася Вселенная, и звезды погасилися сверхновые, Прекращалися космические ветры, Замирали на ходу планеты ближние и дальние галактики. Дажьбог сын Перунович стрелою-молнией Снес башку вторую ой Зверюге ослабевшему! Кувыркнулася слюнявая Канцера башка с крестом могильныим, Кувыркнулася и в магме-лавушке сгорела полыхающей. Бог-Сварог небесный подымал меч-кладенец, Как сверкнул былинной сталью, так и отрубил башку с короною. Покатилась третья голова и в пепел превратилася. Нынче думали, что Смерти жертва безвозмездная случилася, Но, видать, ишшо не наступило исцеление. Безголовый он, уродливый-то Канцер-Зверь Убежал, сопрятался в Рипейскиих пещерах темных, Во глубокиих пещерах, потаенныих. Он упрямище позорное ведь ждал-от дожидалси, А когда же три его главы обратно восстановятся. Тама, во туннелях, возросла-таки малюсенька-молоденька Метастазная мордашка со венечиком колючей провулки. И глазища открывает, скалится, дымишком чуть поструиват… А на поприще он златокрылый василиск сам приподнялся, Освобождал он лапою меч-лазер золото-коллоидный. Той порою Игорь свет Всеславьевич нетерпеливый был, Завладел оружием — скорее ко пещерам подбегает, Да чрез камни прыгая, он ненароком спотыкнулси, Уронил клубок заветный, русским духом сотканный. А клубочек катится беспечным солнышком пушистыим Ой мимо черной да холодной-от пещерочки. Увидал Звереныш-Канцер да такую бог-подобну невидаль — Свят клубочек Русской Прави и любви, и счастия, Воли и добра, бессмертия и вечности… А й потянулся страх-младенец за искрыстым солнушком И потянул же за собою, потащил он всё поганое Чудовище. Вот выходит Канцер-Зверь из тьмы на божий свет, А тут как раз он Игорь свет Всеславьевич мечом взмахнул И разрубил Канцера-Зверя, опухоль злокачественную. Распалась раковая опухоль на мелкие частицы, Стомилася, сварилася и в бездны преисподние да провалилася. Как содрогнулась во другой-то раз Вселенная, Подули вновь космические ветры, Пустилися в поход планеты ближние и дальние галактики. Во Ирии-Саду светлее сделалось, теплее и уютнее, Здесь боги русские взялись за дело — возрождение, — Собрали мусор ядовитый, иссушили лужи, прудики, Всю нечисть поглотила Мать Сыра Земля, вольно вздохнувшая. А й на лугах всё шелковая травушка взошла, нежнейшая, А й появилися лазоревы цветочки, сладки ягодки. По травушке-муравушке Земун-Корова шествует, кормилица, Волшебным молоком да насыщает она русскиих богов, И птицу вещую нунь Матерь Сва, и грифона, и василиска. Растаяла злокачественна клетка, беспредельно-некрофильная, Расправилися крыльюшки у птицы вещей Сва, Лучи цветные полилися во все стороны по Ирию, Пронзили мир небесный долгожданной красотою. Так благостью духовной засияла Матерь Сва свободная! А из-под камушков янтарных прорастало древо вековечное — Дуб солнечный булатными кореньями ко звездам частыим. На дубе веточки хрустальные, на веточках — соплодия-соцветики, А й маковка-то вся жемчужная, во жемчугах сокрыта память мудрая. Над древом птицы поднебесные летают, Под древом твари же подводные ныряют. Течет по своду и по Ирий-Саду реченька молочная, Медовые да сливочные соки к озеру несет она Сметанному. Нунь озеро Сметанное для очищения от скверны злой воссоздано, От вредоносных раковых и власть-завистливых болезнюшек, Для очищения Вселенной, соками питая жизнелюбными. Спроговорит да птица вещая свят Матерь Сва: — Да ай же ты, млад Игорь-воин свет Всеславьевич! А если б не душа твоя? То сколь веков погано Чудище владыкой себя мнило? То сколь веков проклятым игом русский дух пропитан был?! И возгорланят существа-охранники да человечьим крыком-то: — Да ай же ты еси, брат Игорь-воин свет Всеславьевич! А если б не душа твоя? То сколь веков ишшо нас опухоль мертвецким сном пытала?! Вот встрепенулись сказочные птицы, поднялися в небо ясное, На дубе солнечном по веточкам хрустальныим расселися, Запели славу святорусской неизменной верности. А и кормилица Коровушка-Земун тут молвит слово: — Испей и ты, нунь Игорь-воин молочка священного! Ёще — ка-ва налей-ка ты во фляжечку свою походную, А й на Руси целебное питьё тебе да пригодитися. Он Игорь- воин припадал устами к яству материнскому, Он пил из реченьки молочной сливочные соки благодатные. Ведь как почувствовал он силу неземную, грозную, великую, Встал со коленушек да благодарствовал Коровушку: — Кормилица, Коровушка медовая! Не пробовал я в жизни молочка вкуснее-удивительней! Снимал он с пояса походную-то фляжечку, Да наливал в ею полнёхонько того ли мёдушку молочнаго. Как скоро собирались боги русские у бел-горючего Алатыря, Всё боги незабытые, язычные, исконные, славянские: Любимой Лелюшке родители — отец Сварог и Лада-матушка, Бог Громовержец он Перун со Дивою, Дажьбóг Перунович со Живою, и Белобог, и Чернобог, И Радогощ, и Сивый Яр, и ясный Хорс с Зарею-Зареницею, И Свентовит, и Велес буйный, Огнебог-Семаргл, Дид-Дуб-Сноп он бог ночной, Ураган-Стрибог. А й поклонялися они нунь Игорю, Всеславьев-сыну воину, Благодарили Финист Ясна Сокола за помощь скорую, За смелость, волю и намеренье духовное. Спроговорит Сварог в едином Роде боготворческом: — Да ай же Финист, Игорь-воин сын Всеславьевич! Не службу сослужил ты нам, а веру нерушимую! Как ведь по-новому житьё-бытьё у нас налаживается, А й повернулся круг Сварожий, Дух и Сила — они нынче вместе. А и росичи, и родичи земные пусть-ка вспомнят нас, Почитают пусть они великие всё праздники волшебные, Очи, взятые от Солнца, прозревают светлый Ирий, Мысли-облака несутся сквозь забвенье к Садику священному. А и будем с Русской Правью мы творить счастливый мир! Вóспроговорúт нунь Лада-матушка: — Уж ты ой еси, да Игорь-воин сын Всеславьевич! Возвращайся-тко к соби во Аляксандрову слободушку, Передай ведь ты поклон и милость божию да нашей доченьке, Передай ведь ты поклон и милость божию своей да старой матушке. Как теперь же ты храни о Саде-Ирии да память долгую! Навещай же русский рай во снах и мыслях добрыиих! Как тут Игорь он Всеславьевич со всеми попрощается, Ловко он запрыгивает на спину тому-то василиску златокрылому, И летит за ту небесную за огненную Ра-реку Над высокими горами над Рипейскими, Надо синим морем-Окияном ко дремучим-то лесам, За дремучие леса на прописную-от сторонушку, В Аляксандрову топерче во слободушку.