А из тых лужаечков московскиих, А из той столицы хлебосольной, Золотой, богатой да деньжищной То не вьюги-ураганы вырывалися, То не звери-твари, птицы-птахи показалися, Из тюрьмы-централочки, из óной Бутырочки Выходил на свет божий Удалой добрый молодец Игорь сын Всеславьевич. Возвращался он домой Ярославскою дорогою Да на тую дивную прописнý сторонушку В Аляксандровску топерче во слободушку. А он шел по улочке Стрелецкой Мимо переулочков узéньких, Подходил ко дворику знакомому. Во том во дворике стоит домишко плохонький, Да покореженный, да перекошенный, А вкруг домишко там заборчик неухоженный, Да и подгнивший, да и поваленный. А уж на том крылечушке через-ступенчатом Встречает его матушка родная, Старá дóбра матушка встречает, Слезинку утирает, слово молвит: — А й здравствуй, чадо же моё ты ненаглядное, Любимый мой сыночек Игорь свет Всеславьевич! Спроговорит он Игорь свет Всеславьевич: — А й здравствуй-тко, родная моя матушка, Да разлюбезна стара добра матушка! Как тут они целуются да обнимаются, Как тут идут они с крыльца через-ступенчата Во ту во горенку за столик-то кленовыий. И воспрошает Игорь сын Всеславьевич: — А и как вы без меня живали-поживали? А и как вы здесь ненастье коротали? Отвечает тогда стара добра матушка: — Вот три годочка да ишшо два годика Как нé быть от тебя да малой весточки. Уж как я плакала, рыдала безутешная, А с той ли красной утренней зори Во чисто поле глядючи. Да и пошла во чисто поле по сырой росе Ко лесу ко тому дремучему, А ставши средь колпóвистых дубрав, Тут очертилася чертою призрачной Да заговаривала лютую тоску-кручинушку, А й гробовую же тоску я зычным голосом: «Будь ты, моё дитятко, Игорь сын Всеславьевич, Светлее солнца ясного, милее вешне дня, Светлее ключевой воды, белее воска ярого, А й да покрепче камушка горючего Алатыря. Будь ты, моё дитятко, Игорь сын Всеславьевич, Топерче етим словом нунь волшебныим — Во нощи и полýнощи, во часу — получасьи, А й по пути в дороженьке, во сне и на яву — Укрыт от силы вражия, от горя, от беды, От смерти да напрасныя собережен — то был, От потопленья на воде да сохранен-то был, И от сгорания в огне еще спасен-то был. А будь моё словечко покрепчее стали, Могучее богатыря и тяжелее золота. А вздумает кто обморочить моего дитятку, А возжелат кто узорóчить моего дитятку — Тут скрыться же тому за горы Араратские, Во бездны преисподние сгинуть и пропасть!» А с тем-то тайным волхвованьем сердце успокоилось. Живу как боженька велит — хожу в церковенку, Еще с соседушками я веду беседушки Да получаю от властей нúщенску пенсию. Еще-ка соберу грибы-стекляшечки, А сдамши бутыльки — куплю я хлебушек, Поемши хлебушка — сыночка вспоминаю, Да к батюшке твому схожу на кладбище А и поправлю холмик на могилке-то … Так причитала стара добра матушка и без дела не сидела, собрала на стол. Ложила нá стол сахарны всё яствушки Дюже великие всё угощенья-кушанья: Головочку лука репчáтого, Корочку хлебца черного, Белой соли щепоточку Да кружку водицы колодезной. То-то славное пированьице! Стало удалому молодцу то за обиду, Стало Игорю Всеславьев-сыну за досаду. Пословечно он да выговариват: — А й же ты, стара добра матушка! Прими сына твоего прощенье-разуменье, Прощеньице дитятки нóне глупого. Уж я гулял по стольне-граду, гулял вольныим, Ведь и просил я милостыню с ножичком, И брал ведь я возáймы с пистолетиком. Ох, те ли займы возвернулись бы когда ещё, А после дождичка в неведомый четверг. Я ж охаживал любовно кассы-баночки, Добывал оттуль немало золотца. Для того ли о семье-то ведь заботиться? Посылать-ка, вспомогать-ка рóдной матушке? Заплуталися, запутались пути-дороженьки, Имел де средства — ослепились глазоньки, Были мощи — помутился разумом. Такы денежки пускал во барах-ресторанчиках, Все прогуливал я, пропивал, прокушивал, Промотал, лантрыга, в удовольствиё. Глядь, таки попался под статью грабительску, А как сел за ту решёточку Бутырскую Да на тых железных нарах дýмучись-ка думал: Вольнó-сладко грабить-воровать разбойничку, Тошно-горько во темнице арестанту сиживать. Порешил вязать я со былой отвагою, А й судим-то был впервой, но и в остатный раз. Он поел-ка угощеньица великаго, Благодарствовал за то родную матушку. Разложила ему матушка постель-кроваточку, Да ложился он-то Игорь сын Всеславьевич Скоренько почин держать, ай крепко спать. Да во том ли крепком сне ему увиделось: