До Луны пришлось добираться на маршрутной «Селене»: было время затишья и таксисты отказывались гонять машину туда и обратно из-за одного пассажира. Даже обещание двойной платы не вызвало у них энтузиазма.
Восьмидесятиместный салон «Селены» был почти пуст. Высокая женщина лет сорока с двумя ребятишками, трое хмурых парней в одинаковых серо-синих тужурках, видимо рабочие с лунных шахт, два поджарых чиновника, подчеркнуто неподкупные лица которых сразу выдавали их инспекторские полномочия, компания веселых негров, с неутихающим темпераментом что-то обсуждавших, меланхоличный индус в европейском костюме и нейлоновой чалме, сонный полицейский с серебряными нашивками лунной охраны – обычные пассажиры обычного маршрутного рейса.
– Девятый пояс. Стоянка три минуты, – объявил хрипловатый голос. – Просим пройти к выходу.
Никто не поднялся. Женщина дремала, откинувшись в кресле. Ребятишки прилипли к иллюминаторам, наверное, это был их первый космический рейс. Рабочие в серо-синих тужурках лениво играли в мики-мики. Инспектора, как по команде, с брезгливым осуждением поглядывали на негров, которые затянули какую-то причудливую, тоскливую мелодию без слов. Индус читал газету, а полицейский жевал пирожок.
Двигатели смолкли. Соленоиды втянули корабль в тоннель, и через несколько секунд открылись двери пневмокамеры. «Селена» выстояла положенные три минуты, но и на этой остановке никто не вошел.
До конечной было еще около часа, и Тэдди закрыл глаза. Его всегда клонило в сон при нудных маршрутных перелетах. На такси он давно был бы на Луне. А тут еще целый час. Да еще не меньше часа от вокзала до турбазы. Он даже не успеет как следует познакомиться со своим напарником. Впрочем, они успеют еще поговорить на клипере.
Что сейчас делает Джой? Она, конечно, тоже не ложилась. Колдует, наверное, с доктором Солсбери над своими диковинными аппаратами, а мысли ее далеко-далеко… Кстати, зачем Солсбери понадобилась спектрография яйца гловэллы? Какое отношение это имеет к СД? Или доктор просто решил отвлечься?
СД… Темная история. Господи, как не нужны ему эти детективные махинации сейчас, когда появилась Джой! Она последний круг, последний шанс, последняя попытка снова стать человеком. И он все-таки должен идти на сделку с совестью, быть соучастником в темном деле, чтобы зло обернулось добром. Парадокс. Но это – в последний раз. Больше он не будет послушной игрушкой в руках Смитов. Хватит…
У самых ног плескался океан. Присутствие Джой как-то неуловимо меняло все вокруг: привычные вещи становились загадочными, мертвое – живым, будничное – сказочным.
Вот и сейчас они бежали по косе, хохочущие, мокрые с ног до головы, а океан играл с ними, как веселый домашний пес. Вот он с тихим ворчанием отполз назад, обнажив песок, на котором стекающие струйки мгновенно прорезали глубокие канавки. Но едва они с Джой остановились на широкой полосе песчаного наката, как океан ощетинился белыми клочьями пены и, победно рыча, длинным прыжком бросился на них. Джой попыталась отскочить, но океан был проворней, и волна, как большая белая лапа, мягким толчком повалила ее на песок. Тэдди бросился на помощь, но океан вторым толчком свалил и его, обдал тысячью брызг и, довольный, отскочил назад, а они лежали на песке, обессилившие от смеха, отплевываясь от горько-соленой воды, попавшей в рот…
Тэдди очнулся, почуствовав чей-то внимательный взгляд.
Перед ним стоял контролер. Тэдди полез в карман и тут только понял, что совершил оплошность. Он не взял билет чисто автоматически – забыл. Потому что звездный персонал имел право бесплатного полета на любую планету. В маршрутных рейсах, разумеется. Но его пилотская книжка сгорела во время аварии на автостраде, а теперь…
Густо покраснев, Тэдди достал бумажник:
– Простите, я спешил. Я забыл взять билет. Я заплачу штраф.
Контролер еще раз внимательно взглянул на пилота и спокойно ответил:
– Ну что вы, бог с вами. Никакого штрафа. Я вас знаю. Вы, видимо, просто не взяли с собой удостоверение, да? Ведь вы Эдвард Стоун, пилот Службы Звездного Коридора, не так ли?
– Да, я Эдвард Стоун. То есть…
Вторая оплошность. Черт подери, ведь в газетах было сообщение о его гибели. А выходцы с того света не в почете даже у контролеров. Тем более у полиции. Господи, так глупо влипнуть!
Но контролер не проявил никакого беспокойства. То ли он не читал газет, то ли считал воскрешение из мертвых вполне нормальным явлением. Так сказать, особым хобби звездолетчиков. По крайней мере, он отошел к дверям и невозмутимо уставился в иллюминатор.
Когда контролер вышел, Тэдди перевел дух: кажется, пронесло. Впрочем, успокаиваться было рано. Оставалось еще две остановки до Главного вокзала, и надо было решать. Если контролер вызвал полицию, то она встретит пилота на вокзале. Можно сойти на Грузовой базе и попытаться поймать какой-нибудь попутный глиссер.
Тэдди взглянул на часы. Не выйдет. Времени в обрез. Трудно сказать, как скоро удастся поймать попутную машину. Но если даже и удастся поймать сразу, по лунной поверхности до турбазы обычному глиссеру часа три ходу.
Придется рискнуть. Авось пронесет.
– Конечная, – объявил робот. – Большое кольцо – по эскалатору вниз. С благополучным прибытием на Луну. До свиданья.
Под огромным зеленовато-матовым куполом Главного вокзала знакомо всхлипывали регенераторы. По залу бродили какие-то лохматые юнцы, явно не зная, чем бы им заняться. С рекламных щитов, выпятив квадратные челюсти, смотрели розовощекие сверхчеловеки. Они обещали юнцам пробудить скрытые возможности их натуры.
Толстый полисмен профессиональным взглядом ощупал выходящих и тяжко, с хрустом зевнул.
Тэдди спустился по эскалатору вниз, в облицованный красным базальтом шарообразный зал Центральной станции Большого кольца. Когда-то это действительно было подземное кольцо, соединяющее немногие лунные базы. Но когда стало ясно, что жить внутри Луны в десятки раз проще и безопаснее, а обилие внутренних пустот в недрах спутника сводит до минимума затраты на подземное строительство, лунное метро перестало быть кольцом. Теперь Луна изъедена тоннелями, как головка сыра, а на поверхности остались только оплавленные пятачки ракетодромов.
Пилоту повезло: в пусковом желобе стоял как раз его поезд, и Тэдди успел заскочить в вагон.
На этот раз он был совершенно один в вагоне.
Нарастающее ускорение слегка прижало пилота к спинке кресла. Поезд развивал скорость. Турбаза находилась на противоположной стороне Луны, и этот маршрут пронизывал планету по хорде. Могучие соленоидные магниты разгоняли длинную иглу состава до огромной скорости в середине пути, а потом переключались и плавно тормозили состав, который, достигнув конечной станции, минуту стоял, а затем снова падал в лунные недра. Это было самое экономичное и самое быстрое метро в мире, потому что поезд не останавливался на промежуточных станциях: вращающиеся тормозные площадки в шарообразных залах делали ненужными остановки. Просто открывались двери, и люди заходили в летящий вагон со стремительной ленты кинетропа так же легко, как в неподвижный дом с неподвижной почвы.
На этот раз кинетропы были пусты, и двери открывались напрасно: в вагон никто не входил.
И только сейчас, падая в лунную бездну со скоростью тысяча миль в час, Тэдди по-настоящему успокоился.
Все обошлось. Контролер не сообщил полиции.
* * *
Селектор на столе Арнольда Тесмана сегодня словно взбесился: пока полковник говорил с одним, на пульте нетерпеливо мигали два-три огонька одновременных вызовов. Тесман уже пожалел, что велел докладывать обо всем подозрительном, что случится сегодня, немедленно и лично ему. Оказалось, что в обычный летний день, теплый и пронизанный добрым солнцем, подозрительного случается гораздо больше, чем в состоянии вместить человеческая голова.
В основном это был поток пестрых мелочей, вряд ли имеющих отношение к делу, которое занимало сейчас полковника. Управление уголовной полиции сообщало с Марса, что какие-то молодчики угнали три тяжелых пескохода. Погоня преследовала их до Желтой пустыни, но пылевая буря заставила полицейские машины повернуть обратно. Кто угнал, выяснить не удалось. Возможно, очередная компания «кладоискателей», мечтающих разбогатеть, роясь в брошенных платиновых шахтах.
Патрульная служба сообщила о дополнительном наряде из трех быстроходных эсминцев, вышедших на трассу Марс – Луна. Молодцы. Действуют быстро. Если гнездо на Марсе, «коршунам» не уйти.
Дуайт Смит вылетел в Биоцентр. Надо сообщить группе «Б» – пусть не спускает с него глаз.
Первый «коршун» исчез. Но куда он исчез известно.
Тесман вызвал Дика.
– Первый гость в пути. Принимай.
– Жду.
Убийство в Монреале. Карточка «коршунов». Это потом… Шлихтер вылетел в Аргентину в качестве туриста. Старая песня… Какой-то маньяк задержан при попытке нарисовать свастику на здании ООН… В Техасе обнаружен секретный склад оружия. Какое оружие? Станковые лучеметы? Ну, это еще цветочки!.. Наблюдатель с Фобоса сообщает о старте неизвестного космолета из района Желтой пустыни. Странно. Если это «коршун», то почему они вылетели так рано, не дождавшись главаря? Очень подозрительно. Надо держать связь с Диком, остальным пусть занимаются отделы.
Полковник дал общий отбой, но одна лампочка продолжала мигать, несмотря на команду. Тесман включил нарушителя дисциплины.
Им оказался старый служака, начальник лунной полиции Кодзиморо Катаяси.
– Прошу прощения, мистер Тесман, но я осмелился нарушить вашу команду, сэр. Извините, но у меня очень важное, даже необычное, мистер Тесман, сообщение.
– В чем дело, Кодзиморо?
– Прошу прощения, но агент 321 только что сообщил мне о том, что на рейсовой «Селене» прибыл пилот Эдвард Стоун, который…
– Кто-кто?
– Эдвард Стоун, пилот Службы Коридора, который погиб в автомобильной катастрофе в сорока милях от Филадельфии и труп которого…
– Я помню, Кодзиморо. Но вы уверены, что это он?
– Вот фотография, которую успел сделать агент.
Полковник придирчиво вгляделся в снимок. Дьявольски похож! Только…
– Кодзиморо, вам не кажется, что Стоун выглядел старше?
– Да, сэр, кажется. Но этот человек откликнулся на имя Эдварда Стоуна, хотя после этого явно стал нервничать.
– Ерики-нолики… Оставьте пока фотографию на экране.
Он включил второй экран:
– Дайте картотеку. Пароль «Птичка».
– Слушаю вас.
– Мне нужно дело о гибели пилота Эдварда Стоуна. Только снимки.
– Одну минуту.
Интересно, что все это значит? Стоун… Труп похищен «коршунами»… Биоцентр… Живой и здоровый Стоун прибывает на Луну инкогнито… К кому? Не к Ральфу ли?
Полковник рассматривал фотографии и так и сяк, меняя увеличение, яркость, угол падения света. Нет. Сомнений быть не могло. Эдвард Стоун действительно погиб. На всех посмертных фотографиях хорошо видно его лицо. Это, пожалуй, единственная неповрежденная часть тела. Нет, Стоун мертв. Но кто же тогда его живой двойник?
Тесман сравнивал фотографии. Действительно, двойник. Поразительное, небывалое сходство. С одной только разницей – у двойника меньше морщин. Он явно моложе.
– Кодзиморо, и куда же этот человек направился?
– Он спустился вниз, на Большое кольцо, и сел в «Вечный маятник».
– Может, он добраться этим маршрутом до Шестой турбазы?
– Это конечная остановка «Вечного маятника», сэр.
– Ясно. Спасибо, Кодзиморо. Вы нам очень помогли.
– Продолжать наблюдение, сэр?
– Нет, не надо. Я знаю, куда он направился.
Тесман снова вызвал Стрикленда:
– Дик, жди второго гостя. Только ничему не удивляйся. Ты знал пилота Эдварда Стоуна?
– Тэдди Заморыша? Заочно – да.
– Так вот он сейчас к тебе явится.
– То есть как?
– Стоун действительно погиб. Но зачем явился его двойник, это непонятно. И кто он, тоже неизвестно. Никаких контактов. Никаких действий. Только наблюдения. Ясно?
– Ясно, полковник.
* * *
За двадцать с лишним лет звездной службы Тэдди ни разу не приходилось быть туристом. Поэтому пестрая публика, с минуты на минуту готовая провалиться в комфортабельное чрево «Нерона», чтобы испытать жуткую прелесть инопланетной жизни, заинтересовала его.
Тэдди помнил слова об «избранном обществе» и немного робел сначала, ожидая увидеть нечто необычное. Но в роскошно отделанном под хрустальную пещеру зале ожидания царил знакомый душок дешевого кабака: те же хриплые песенки, те же размалеванные лица, те же пьяные выкрики и ругань.
На пилота уже несколько раз оглядывались удивленно, и Стоун понял, что сделал сегодня еще одну ошибку, надев строгий штатский костюм. «Избранная публика» была одета так, словно собралась на маскарад. Престарелые леди в ярких шортах и отчаянно декольтированных пылающих кофтах тащили за собой розовощеких, тупоглазых мальчиков с мокрыми пухлыми губами. Седые кавалеры в джинсах вели юных дам, в своих драгоценностях похожих на новогодние елки. На боку у каждого, считающего себя мужчиной, громоздились огромные «кольты», словно вся эта шумная компания собиралась уничтожить по крайней мере половину животного мира Системы.
От гама и смрада Тэдди захотелось выпить, но столики были далеко, и он стоял, прислонившись спиной к переливающейся кварцевой призме стены.
– Что же вы не пьете, Тэдди? Перед дальней дорогой неплохо пропустить стаканчик! Тем более что вся эта роскошь входит в стоимость билета.
Пилот не заметил, как к нему подошел высокий человек в просторном сером свитере и каскетке с помпоном.
– Стивен Роуз, ваш напарник. А то, что вы Тэдди Стоун, я уже знаю. Я вас сразу узнал.
Человек говорил вполголоса, и Эдвард, привыкший оценивать ситуацию сразу, остался доволен первым впечатлением: парень, кажется, не робкого десятка. Из-под козырька каскетки на Стоуна бесстрастно смотрели серые, с синеватым отливом, глаза. Небольшая голова плотно сидела на треугольной жилистой шее кэтчиста. Человек жевал жвачку, и тяжелый подбородок с белым шрамом посередине ходил вправо и влево с ритмичностью раз и навсегда заведенного механизма.
– Стивен Роуз… Вот вы какой…
– Нравлюсь?
– Пока да.
– Ну и отлично. Надеюсь не испортить впечатления и в дальнейшем.
– Вы давно летаете?
– Давно. Еще вопросы есть?
– Да.
– Если они касаются моей биографии, то они бессмысленны, а если нашего с вами дела, то ответ один: сейчас посадка, во время полета будем действовать по моей команде. Пока все. В салоне «Нерона» никаких разговоров о деле прошу не заводить. Еще вопросы?
– Пожалуй, пока достаточно.
Тэдди слегка покоробил командный тон Стивена, но он промолчал: в конце концов, вокруг глаза и уши любопытных, а внимание привлекать не следуеет.
– В космосе наговоримся, – усмехнулся Стивен.
Тэдди приглядывался к напарнику.
– Послушайте, Роуз, я где-то вас видел. Мне знакомо ваше лицо.
– Возможно. Но в таком случае у вас колоссальная зрительная память. Потому что мы виделись с вами один раз, когда я был курсантом летной школы, а вы знаменитым звездолетчиком. И если вы запомнили мою физиономию среди четырех тысяч пятисот двадцати двух остальных, стоявших в почетном каре в вашу честь, то я вас искренне поздравляю. Такое случается редко. Особенно если в уравнение ввести возрастной коэффициент…
– Нет, я на такое не способен. Однако… Впрочем, я, видимо, ошибаюсь.
– Видимо, да.
Разговор не клеился, и они оба стояли у стены молча, выискивая наиболее колоритные фигуры среди этого карнавального великолепия и следя рассеянно за их сложными орбитами.
– Роскошная публика, – процедил сквозь зубы Стивен. – Сливки современного общества на лоне природы. Масса интеллекта и возвышенных чувств.
Он подозвал автостолик, и они выпили по двойному виски.
– Может, еще?
– Нет, не хочется.
Объявили посадку, и толпа с радостным ревом ринулась к выходу на причал.
– Какое чувство собственного достоинства! – цедил Роуз, пропуская толпу вперед. – Какая утонченная галантность! Какая светскость! Посмотрите вон на того молодого джентльмена! Разве вы не чувствуете мощные токи голубой крови?
Роуз снова посмотрел назад и повел бровью:
– Простите, Тэдди, но, вероятно, мания узнавания заразительна. Этот молодой джентльмен, так уверенно движущийся к своей цели, тоже кажется мне знакомым. Я уже где-то видел его.
Парню в синем реглане было, по всей вероятности, плохо.
Он направился к белоснежным столбикам высокочастотных освежителей, призывно поблескивающих аквамариновыми глазками. Но поскольку путь по прямой в данном состоянии был для него невозможен даже теоретически, то, описав сложную виртуозную кривую, он уперся именно в тот единственный освежитель, на котором горела табличка: «Просим извинить, автомат на ремонте».
Как известно, сомнение – сестра мудрости, и поэтому парень все-таки нажал пусковую кнопку, и поскольку ничего не произошло, он тупо уставился в параболическое зеркало отражателя.
– Чудеса, – пробормотал парень своему чудовищно искаженному отражению. – Похож как две капли воды. Даже манера держаться, жесты. Ну, ладно, я пошел. Гости в сборе, свадьба начинается.
– Они о чем-то говорили? – тихо спросило зеркало.
– О свадьбе – ни слова. Пустая болтовня. Я пошел к гостям.
– Ни пуха ни пера, Дик, – сказало зеркало.
– К черту, – сказал парень своему отражению и, стараясь ступать прямо, направился к выходу на причал.
– Пропустите джентльмена, Тэдди, – сказал Стивен.
– Б-благодарю, го… гос… господа.
– Я его вспомнил. Отличный юноша. Позавчера на автостраде он чуть не пристрелил меня, приняв за полицейского.
Распахнутое чрево «Нерона» заглатывало туристов.
– Теперь вы понимаете, мистер Дуайт, что необходимы самые срочные меры?
– Позвольте, доктор Солсбери, но…
– Никаких «но», мистер Дуайт. Иначе мы не поймем друг друга. Можете считать это ультиматумом.
– Вот как?
– Да. Речь идет о будущем человечества, и здесь я непреклонен. Проблема оказалась гораздо шире, чем я мог предполагать.
– Вам не кажется, что вы берете на себя слишком много?
– Нет, не кажется. Я согласен продолжать работу над СД, но при двух условиях.
– Первое.
– Немедленное прекращение полета Эдварда Стоуна и его напарника. Бомбить Красное Пятно нельзя. Это может обернуться непоправимой трагедией.
– Для кого?
– Для человечества. Для науки.
– Так. – Дуайт легонько стукнул по столу ребром ладони. – Хорошо. Второе условие.
– Немедленное уведомление обо всем Международного Совета Космонавтики.
– Немедленное?
– Да, немедленное. Я подготовил материалы. Они у меня в сейфе.
– В таком случае дайте их мне. Я передам.
– С вашего разрешения этим может заняться Джой Митчэлл. Вы согласны, Джой?
– Да, мистер Солсбери. Разумеется.
– Так…
Дуайт тяжело поднялся. Губы его, и без того тонкие, сейчас сжались в узкую прямую нить. Он медленно оправил свитер, снял очки и, подслеповато щурясь от света лампы, несколько раз подбросил их на ладони. Потом огляделся.
Кабинет Солсбери мало изменился за прошедший месяц.
Все так же упирались в сводчатый потолок стеллажи, между которыми поблескивали лабораторные витрины.
Все так же светилось над письменным столом мозаичное панно, выложенное люминесцентной плиткой, на котором вот уже много лет нарисованный Мефистофель искушает нарисованного Фауста.
Здесь они с Робертом впервые увидели физически изменившегося Солсбери, узнали о таинственном препарате СД, сулящем огромную власть и огромные деньги.
А теперь здесь пахнет бунтом. Солсбери изменился физически – это его дело. Но позволить ему измениться морально – как бы не так. Вот он сидит и ждет. Уверен в себе. В своей незаменимости.
– Значит, ультиматум… Ну, что же, мистер Солсбери, давайте-ка говорить откровенно. Без дипломатии.
Он перевел дыхание.
– Первое условие мы выполнить не можем. Эдвард Стоун с его напарником уже в космосе. Их не вернуть.
– Но можно дать срочно радиограмму на «Нерон». Ведь сейчас они еще на «Нероне»!
– Ах вот как, мисс Джой. Вы, оказывается, знаете даже про «Нерон». Я догадываюсь, от кого у вас такая подробная информация. Мне очень жаль, что у пилота Эдварда Стоуна оказался такой длинный язык. Подобная осведомленность может кончиться плохо и для него, и для вас. Да, о чем я? Ага, о первом условии. Так вот, если моя формулировка не устраивает мисс Джой, предлагаю уточненный вариант: фирма «СС» не собирается возвращать Стоуна и его напарника из космоса. Нам нужен Синий Дым, и он у нас будет. Много Синего Дыма. А если эти ваши твари после бомбардировки передохнут, тем лучше. Фирма «СС» будет монополистом в производстве СД. Потому что все наличные запасы Синего Дыма будут храниться в наших контейнерах.
– Чудовищно, – тихо сказал Солсбери. – Я не верю своим ушам. Образованный человек говорит на языке людоедов. Просто чудовищно… Вы слышите, Джой, что он говорит?
– Он говорит то, что думает, – так же тихо ответила Джой. – Это уже хорошо.
– Вы снова правы, мисс Митчэлл. Фирме «СС» необходимо монопольное право на СД, и она сметет, растолчет в пыль все препятствия на пути. Даже если этим препятствием окажетесь вы, доктор Солсбери.
Дуайт выдержал паузу и продолжил:
– Вот вам, собственно, ответ на второе ваше условие. МСК получит информацию из наших рук, а не из ваших. Тогда, когда это будет нужно нам, а не вам, и такую, какую хотим мы, а не вы. Если согласны на наши условия именно на наши, милости просим, мы дадим вам возможность продолжать работу. Нет – пеняйте на себя. Это, если хотите, тоже ультиматум. Причем ультиматум последний. И обсуждению не подлежащий. Только «да» или «нет». И без всяких хитростей: Смиты не любят шуток дурного тона.
Даже желтый свет лампы не мог скрыть внезапной бледности Джой. Она вцепилась в край стола так, что суставы пальцев побелели. Солсбери мягко накрыл ладонью напряженные руки женщины.
– Скажите, мистер Дуайт, что вы сделаете, если мы ответим «нет»?
Узкая ниточка рта Дуайта расползлась, приоткрыв мелкие острые зубы. Он протер очки платком и водрузил их на свой крючковатый нос, приобретая жутковатое сходство с грифом-могильщиком.
– Вы всю жизнь были ребенком, Чарльз Солсбери, и ваша житейская неопытность спасала вас от беды. Не советую вам терять наивность и пытаться решать взрослые вопросы: столкновение с действительностью может оказаться для вас роковым. Я думаю, что вы меня поняли достаточно хорошо.
– Кажется, достаточно. Жаль, что слишком поздно.
– Вот именно – слишком поздно. Сейчас и вы, и мисс Джой уже не люди. Вы марионетки, которых мы можем ликвидировать одним движением пальца. И чтобы на этот счет у вас не оставалось никаких сомнений, прошу вас изучить фотокопии двух документов.
Дуайт вынул из нагрудного кармана две небольших фотографии и бросил их на стол.
– Подлинники этих двух документов, которые найдут при вас, если с вами что-нибудь случится, докажут полную непричастность фирмы к вашей смерти, потому что вас ликвидируют ваши же сообщники.
Дуайт направился к лифту, но остановился на полпути:
– Словом, я советую вам крепко подумать. Я не спрашиваю у вас ответа сейчас. Мы даем вам время все оценить и взвесить. Однако и не затягивайте ответ: это срок прибытия СД. Этот час будет часом вашего освобождения или… Словом, подумайте. Незаменимых людей нет.
Он сам вызвал лифт и уже из дверей его добавил:
– Я советую вам не терять времени зря и не пытаться искать выхода из зоны «Т». Я последовал вашему примеру, мистер Солсбери, и подробнейшим образом изучил все планы подземных лабораторий Биоцентра. Можете поверить мне на слово: все входы и выходы из зоны «Т» блокированы. Видеофон и прочие средства связи – то же самое. Единственное, что свяжет вас с внешним миром, вот этот зуммер-передатчик. Он настроен на волну Рэчела. Свое «да» вы сможете передать через него. Ваше молчание будет расценено как «нет» вплоть до «часа СД», который решит вопрос вашего пребывания в этом грешном мире. Ну а пока – до свидания. Надеюсь, все-таки до свидания.
Двери лифта захлопнулись, и красная стрелка указателя побежала по маршрутному плану.
Джой пыталась рассмотреть фотокопию, но буквы прыгали вкривь и вкось, и она видела только когтистую черную птицу и рядом чью-то фотографию, и только когда она сообразила, что это ее собственная фотография, буквы постепенно перестали прыгать, и Джой, спотыкаясь, смогла прочесть:
– «Я, Джой Лилиан Митчэлл, вступая в ряды свободной организации «Коршуны космоса»… соглашаюсь с уставом… принимая право сильного над слабым… клянусь быть ножом, разящим в спину, змеей, жалящей в пятку… да оправдает меня над законом и моралью… право убивать и грабить во имя Нового света…» Господи, что это за чушь, дядя Чарли?
Солсбери, подняв брови, уткнулся во второй снимок:
– «Я, Чарльз Джонатан Солсбери… «Коршуны»… право сильного»… Ага, вот: «И пусть тогда настигнет меня смерть, невидимая и мгновенная, необъяснимая и мучительная, и смрадный труп мой не примет земля, а душу не примет небо… и да исполнится грозная воля Первого Коршуна…»
– Что значит вся эта безграмотная заумь, дядя Чарли?
– Ничего особенного, Джой. Просто если нас убьют, то все свалят на бандитов, которые нам якобы отомстили за какую-то провинность. Потому что в глазах людей мы будем сообщниками бандитов. А Смиты выйдут сухими из воды.
Солсбери смотрел невидящими глазами прямо перед собой, куда-то на дверь лифта, на маршрутный план, на котором давно уже погас красный указатель.
– И самое главное, что люди будут очень недалеки от истины. Я действительно, сам того не подозревая, много лет не кто иной, как сообщник бандитов. Я воображал, что стою над свалкой, а оказался в самой гуще свалки. Жаль, что я понял это слишком поздно. Погиб сам и погубил тебя, моя девочка.
– Ну что вы все твердите о смерти! Неужели нет никакого выхода?
– Выхода? Не знаю, Джой. Честное слово, не знаю. Все это так неожиданно… А насчет выхода… Если Дуайт сказал правду, то здесь, в зоне «Т»… Словом, мы попали в самую совершенную в мире ловушку, Джой.
Оказалось, что быть туристом – занятие до предела скучное и нудное. Стивен сразу же завалился на тахту и закрыл глаза, давая понять, что любые разговоры сейчас неуместны.
Тэдди принял все восемь типов душей, имевшихся в ванной, выпил сухого токайского и без всякого удовольствия проглотил омлет из голубиных яиц, позевал над осточертевшими звездными пейзажами, послушал бархатный голос дикторши, которая вкрадчиво и доступно комментировала межпланетные красоты, не забывая, однако, весьма удачно демонстрировать пепельно-голубую спираль прически «Галактика», подивился новинке – «секс-джазу», где музыку полностью заменил булькающий ритм ударника и надрывно-страстные мужские и женские вздохи и придыхания, перерыл кучу рекламных проспектов – единственную «библиотеку» каюты – и, вконец ошалев от безделья, тоже улегся на тахту.
Часа через два Стивен встал и уселся перед экраном, методически обшаривая взглядом звездный планктон. Он выключил и «секс-джаз», и голос дикторши, а когда она появлялась на экране, каждый раз в новом ракурсе, и беззвучно открывала и закрывала свой капризный ротик в золотой помаде, раздраженно кривился и шепотом отпускал в ее адрес не совсем лестные замечания.
Тэдди следил за ним исподлобья и еще и еще раз ловил себя на мысли, что ему знаком этот тупоносый, со скошенным лбом профиль. Но как он ни старался, ничего путного на ум не приходило.
Стивен начал нервничать, поглядывать на часы, быстрее менять стороны обзора. Но везде была только звездная пыль, на которой выступал светло-зеленый диск заметно уменьшившейся Земли с крошечным лунным серпиком и рыжевато-красный пятак Марса с Фобосом и Деймосом, торчащими в разные стороны, как кончики длинных черных ушей.
У Тэдди как-то странно защемило сердце. Это не было ощущение приближающейся тяжелой работы или страх перед неизвестным. Тогда щемило по-другому… Что-то сейчас делает Джой?
Впрочем, может быть, это просто действие токайского.
Тэдди предпочитал что-нибудь покрепче: виски, например, бодрил, а вот вина, даже сухие, делали тело тяжелым и сонным.
Может быть, выпить виски?
Стивен щелкнул выключателем. Экран погас.
– Собирайтесь, Тэдди. Скоро нам предстоит сделать маленький марш-бросок в пространство, так сказать, пешим порядком.
Тэдди уже успел понять, что спрашивать Роуза о чем-либо бессмысленно, и молча ждал.
Но Роуз не торопился с объяснениями.
– А сейчас я предлагаю пропустить по стаканчику виски для бодрости духа, а также поднять второй за успех нашего предприятия.
Они выпили сначала для бодрости, потом за успех, а потом Роуз, что-то невнятно пробормотав, осушил две стопки подряд самостоятельно. Глаза его заблестели и стали наливаться кровью. Он выпил еще стопку и повернулся к Тэдди, который наблюдал за напарником без особого энтузиазма. Стивен прищурился, и в его затуманенном взгляде мелькнуло что-то похожее на злую радость.
– Боитесь со мной лететь, Эдвард Стоун?
– Нет, отчего же? – ответил Тэдди почти искренне.
Роуз разочарованно сплюнул. Радость в глазах погасла.
– Я не люблю, когда меня не боятся. Меня это обижает. Вы должны меня бояться, потому что страх – это основа подчинения.
«Виски он хлещет, как бог, – подумал Тэдди. – Только вот мания величия – это уже ни к чему. Особенно в космосе».
Но когда Стивен потянулся за седьмой, Тэдди взял его за руку:
– Хватит, Роуз. Я не намерен тащить вас в трале. Не говоря уже о предложенной вами пешей прогулке через пространство.
Стивен был действительно пьян. Глаза остекленели, скулы заострились, на губах показалась пена. Он что-то невнятно бормотал и отбросил руку пилота. Потом с явным отвращением опрокинул стопку в рот.
Тэдди растерялся. Этого еще не хватало. Стивен трусит? Какого же черта тогда…
Стивен снова повернулся к Тэдди. Он был трезв, только глаза лихорадочно блестели.
«Эге, братец, – подумал Тэдди, – а ты ведь долго не протянешь. Если ты даже еще не алкоголик, то где-то очень близок к тому. Потому что это мгновенное опьянение после первой и неожиданная трезвость после седьмой стопки – типичный алкогольный синдром. Проще говоря, психоз. Ну, да ладно, протрезвел, и то хорошо».
Двигатели «Нерона» внезапно смолкли, и Тэдди потянулся к экрану, чтобы включить обзор, но Роуз остановил его руку:
– Не надо. Я знаю, что происходит. Все идет, как положено.
Он чуть приоткрыл дверь в коридор и стоял прислушиваясь. К обычному полупьяному гулу из кают примешались новые звуки: резкая ругань или команда, шум свалки, явственный окрик «Стой!», выстрел. По коридору кто-то бежал неровно, припадая к стенам, и вдруг рухнул, не добежав до двери. Где-то в глубине коридора громко постучали, а через секунду раздался истошный женский визг.
– Что случилось?
– Помалкивайте. Идемте за мной.
Снова один за другим два хлопка выстрелов, снова требовательный стук и женский вопль через секунду – теперь уже немного ближе.
– Все идет даже лучше, чем положено. Пошли.
В коридоре никого не было. Шагах в двух, загородив проход, лежал лицом вниз человек в парадной форме экипажа клипера. От него неровной дорожкой по полу тянулась красная полоска вглубь, к двери с надписью: «Только для звездного персонала». Стивен перешагнул через лежащего и, обернувшись, прикрикнул на Тэдди:
– Ну что вы уставились на этот мешок? Покойников не видели? Скорей!
Они бегом миновали коридор. Дверь оказалась незапертой, и Стивен, пропустив Тэдди в рубку, плотно прикрыл ее за собой. Вся дежурная смена в одинаковых белых кителях с золотыми эмблемами «Нерона» стояла у стены с поднятыми руками.
«Пятеро, – мелькнуло у Тэдди. – Шестой в коридоре…»
У стены напротив стоял, ощерясь, приземистый тип с тяжелым лучеметом системы «кольт» на груди. Ажурный конус излучателя смотрел в грудь крайнему из экипажа.
При виде Роуза он сделал нечто вроде стойки «смирно» и вопросительно посмотрел на него запавшими бесцветными глазками.
– Оставь нас, двадцатый, – коротко бросил Стивен, разглядывая астронавтов.
Бандит нерешительно переступил с ноги на ногу.
– Иди-иди. Там, в каютах, есть хорошенькие девочки. Как раз в твоем вкусе.
Когда бандит вышел, Роуз захлопнул за ним дверь и защелкнул задвижкой для верности.
– Опустите руки. Я хочу вам помочь. Только никаких вопросов. Кто радист?
– Радист – там, – кивнул один из астронавтов в сторону двери.
– Кто может передать сообщение?
– Я, пожалуй, но смотря что…
– Передавайте: «SOS. Всем, всем, всем. Туристский клипер «Нерон». На меня совершено нападение. «Коршуны космоса». Мои координаты…»
Астронавт – судя по нашивкам, штурман – уже сидел на месте радиста и, включив общую передачу, повторял за Стивеном слова сообщения.
– Передали? И еще: «Корабль «коршунов» ушел в сторону Марса. Прошу организовать погоню».
– Разве они ушли?
– Еще нет. Но скоро уйдут. Для этого нам нужны скафандры – мне и ему.
– Скафандры здесь. – Штурман кивнул на узкий люк с надписью «Только при аварии». – Мы можем вам чем-либо помочь?
– Пока только тем, что не будете поднимать шума, – ответил Стивен, с трудом пролезая в люк.
Скафандры нашлись быстро и по росту. Правда, для путешествий в пространстве они не предназначались – это были легкие, элементарные ремонтные комбинезоны с кислородными баллонами вместо регенераторов, а в гермошлемах не было ничего, кроме переговорного устройства. Но на худой конец и это могло пригодиться. Хуже было то, что вместо обычных двигателей на скафандрах болтались плазменные импульс-пистолеты.
– Так вот, – проворчал Стивен. – Туалеты отделаны слоновой костью, а у экипажа скафандры середины двадцатого века. Блеск и нищета. Закон бизнеса. Гримасы жизни.
– Далеко нам? – спросил Тэдди, завинчивая гермошлем.
– Не знаю. Будем искать по пеленгу.
– Нас ждут?
– Если речь идет о тральщиках, то да. Лезьте в вакуум-камеру, я сейчас.
Он толкнул люк и хотел снова вернуться в рубку, но застрял из-за толстого скафандра и только просунул туда верхнюю часть туловища.
– Ну, как там? – спросил штурман.
– Отлично, – ответил Стивен и, неудобно ворочаясь, просунул в рубку раструб импульс-пистолета.
Белый язык пламени прошелся наискось по фигурам пяти застывших в разных позах астронавтов, по панели рации, перечеркнул пульт управления и расслоил надвое ЭВМ координации автоматов. Оставшиеся автоматы работали теперь каждый кто во что горазд, и комфортабельный клипер закувыркался, как большое животное, лишенное вестибулярного аппарата.
Когда он влез в вакуум-камеру и включил реле выхода, Тэдди спросил:
– Что они там делают? Танцуют «глэнн» на пульте, что ли?
– Они скучают, – загадочно ответил Стивен и, как «морж» в прорубь, нырнул, вытянув руки вперед, за борт. Тэдди последовал за ним.
Дик вынул из уха ракушку наушника, но на всякий случай оставил аппарат включенным на запись. В соседней каюте царит мертвое молчание, хотя, судя по всякого рода посторонним звукам, оба «клиента» в полном здравии и активно предаются нехитрым туристским утехам. Вот шумит душ. Вот звенят бутылки в баре. Вот застонал «секс-джаз». Вот залопотала дикторша. А это, кажется, «Безумная ночь Нерона».
Снова звякнули бутылки…
И все в загадочном молчании. Что за этим молчанием?
Полное единство или полное недоверие? И кто он, этот молчаливый двойник Стоуна? Куда они летят, чего ждут? Кто их встретит и где?
Вопросов больше чем надо. И ни одного ответа.
Стоун-2 называет Ральфа Стивеном. Что же, будем и мы называть его так. Потому что Ральф – это, в конце концов, тоже не настоящее имя. Кличка. Сейчас их высочество имеют желание именовать себя Стивеном. Хорошо. Учтем.
Часы шли, а каюта молчала.
У Дика уже слипались глаза, когда раздался голое Стивена: «Собирайтесь, Тэдди…» Сон слетел мгновенно. Значит, все-таки Тэдди? Эдвард Стоун? И речь там, в машине, шла о нем? Тогда кто же погиб на автотрассе?
Дик прижал наушник плотнее: «Марш-бросок в пространство… Пешим порядком…» Что это значит?
Он вслушивался в короткие фразы до звона в ушах, пытаясь поймать ниточку, уловить ход чужой мысли. И потому не заметил, когда замолчали двигатели «Нерона», не слышал шума свалки и даже первого выстрела. Только истерический женский вопль отвлек его от аппарата.
Ему показалось, что по коридору прошуршали шаги, но в этом пока не было ничего тревожного. Кричать можно и с перепоя, а по коридору мог бродить кто угодно.
Два последующих выстрела заставили торопливо сложить аппарат, а новый женский вопль, теперь уже близкий, – вынуть «браунинг». Теперь тишина таила угрозу.
Дик осторожно толкнул дверь в коридор, но она не поддавалась: что-то тяжелое снаружи мешало ей открыться. Стрикленд переждал очередной взрыв воплей – теперь уже где-то рядом – и с силой налег на дверь. Когда щель стала достаточно широкой, он боком выскользнул в коридор.
Под его дверью лежал человек в форме астронавта. Дик перевернул его на спину, пощупал пульс. Человек был мертв, и убит он был пулей.
– Эй, ты, сопляк! Марш в каюту! И не вздумай закрываться.
На юношу смотрел ажурный конус лучевого кольта. Приземистый тип у дверей рубки управления недобро скалил крупные зубы.
– Оглох, что ли? Ну-ка, быстро к своей девочке! Сейчас мы повеселимся вместе…
Дик вернулся в каюту, оставив дверь приоткрытой, и прижался к стене. Сердце билось толчками, и шаги приближались нестерпимо медленно.
Бандит остановился у двери, и Стрикленд напрягся для броска. Но в коридоре, судя по топоту, появилось еще не сколько человек. Это осложняло дело.
– Какого дьявола ты тут торчишь? Тебя куда поставили? А?
– Заткни фонтан, Сим. Меня отпустил Первый.
– Что ты мелешь, свиная башка? Откуда он здесь?
– Что ты орешь? Я знаю? Первый – везде, он все видит и слышит. Так что советовал бы тебе держать язык за зубами.
– Олух царя небесного… Где же он, Первый?
– В рубке, с каким-то фраером. Он сказал мне: «Иди, Двадцатый, развлекись немного…» И я пошел.
– Ну смотри, Двадцатый. Если ты развел мне турусы, дух из тебя вышибу.
– Полегче, Сим. Тебе вредно волноваться…
Кто-то взялся за дверь снаружи.
– Куда? Это моя каюта. Здесь меня ждет один симпатичный мальчик с девочкой. А вы дуйте в следующие.
– У этого поросенка одно на уме… Пошли, ребята.
Стукнула дверь соседней каюты, и очередная порция визгов возвестила, что бандиты приступили к работе.
– Ну где вы тут, сосуночки мои?
Бандит шагнул в каюту, прикрыв за собой дверь, и остановился, недоуменно оглядываясь. Все остальное произошло в какую-то долю секунды: Дик оттолкнулся от стены и, вложив в удар всю тяжесть падающего тела, ткнул бандита костяшками пальцев в спину под ребра. Тот переломился назад, и в это мгновение ладонь Дика молниеносно рубанула по багровой шее. Под ладонью что-то хрустнуло, и безвольная туша осела на пол.
Дик наклонился над телом и поморщился: кажется, опять погорячился. Похоже, что перебиты шейные позвонки. Сколько раз он давал себе зарок не употреблять этот прием. Но все получается как-то само собой, автоматически… Нет, кажется, дышит. Порядок.
Стрикленд связал бандита нейлоновым шнуром от сонетки и оттащил в угол. Теперь надо решать, что делать дальше.
Значит, Стивен задумал сделать «пересадку» не на Марсе, как предполагал Тесман, а в космосе. Что же, вполне логично: так, пожалуй, безопаснее и проще. Хотя, с другой стороны, сложнее удирать от неминуемой после налета погони. Что-то здесь не так.
Еще странность: почему бандиты не знали о том, что Стивен на «Нероне»? С другой стороны, сам Стивен знал о нападении – там, в машине, он сказал, что «Нерон» у бандитов «в плане». Причуды фюрера или что-то еще?
Пол под ногами качнуло назад, вперед, повело вбок.
В коридоре начался переполох. Бандиты попытались взломать бронированную дверь рубки, но безуспешно.
– Все к главному люку! – перекрывая гам, раздался знакомый голос, который говорил с Двадцатым. – Эти свиньи заперлись в рубке и пытаются нас стряхнуть. Где этот гад, Паркер? Я всажу ему пулю между глаз за брехню. Он сбежал с поста, а мне залил ахинею про Первого! Где этот гнилой хряк?
– Брось ты его, Сим! Рви когти, пока цел. Сейчас сорвет переходной рукав!
Тяжелые шаги протопали мимо двери, и все стихло. Через минуту клипер резко качнуло и повело в сторону: это, очевидно, пиратский корабль оторвался от «Нерона».
«А ведь они могут дать на прощание залп», – пронеслось в голове у Стрикленда.
Экран обзора не работал. Главный свет мигал беспрестанно, потом погас совсем. В каюте и в коридоре тлели только желтые лампы аварийного освещения. Корабль теперь не трясло, но по неуловимым смещениям тяжести клипер болтало в пространстве без управления. Двигатели не работали.
Это было уже ни на что не похоже. Стивен и Тэдди заперлись в рубке с экипажем, и «пересадка» не состоялась. «Коршуны» удрали без них. Что же помешало Стивену? Может быть, экипажу удалось схватить их и обезоружить? Но почему тогда экипаж не подает признаков жизни?
Ждать больше бессмысленно. Придется снова нарушить инструкцию. Стрикленд снял паркеровский «кольт» и направился к рубке.
Дверь рубки была закрыта изнутри. Дик постучал, но никто не отозвался. Он отошел на несколько шагов и полоснул по двери из лучемета. Никакого эффекта. На броне остались только неглубокие бороздки.
Отличная броня, ничего не скажешь. Как в банковском сейфе.
Сейф! А если… Дик полез в карман: есть, нож на месте.
Дик прикоснулся лезвием к двери и нажал пальцем секретную кнопку. Лезвие вошло в сталь, как в хлебную корку. Все-таки изобретательный народ, эти бандиты. Живут в ногу со временем.
Тяжелая стальная пластина вывалилась из дверного проема с тяжелым колокольным звоном, и Дик, пригнувшись, пролез в рубку.
Невольный холодок пробежал по спине при виде искромсанных тел и развороченных приборов. Нет, это только экипаж. Тэдди нет среди них. Стивена тоже. Куда же они подевались? Не провалились же сквозь…
И вдруг Стрикленд изо всех сил стукнул себя кулаком по лбу. Черт подери! Дурак несчастный! Разиня…
Лейтенант рванул кольцо люка с надписью «Только при аварии» и кубарем ввалился в гермоотсек. Так оно и есть!
В стойках стояло четыре скафандра вместо шести.
– Очнитесь же, дядя Чарли, очнитесь! Перестаньте спать, слышите?
Солсбери открыл глаза и удивленно посмотрел на женщину:
– Что с вами, Джой? Я не сплю. Я просто думаю.
Джой смутилась. Судорожно сжатые у груди руки опустились.
– Извините, дядя Чарли, я подумала… Мне почему-то стало страшно.
– Ты решила, что старая развалина Солсбери, мягко говоря, дал дуба?
– Нет, но… Вы были очень бледны.
– Ну, ладно, ладно. Садись. Расскажи мне что-нибудь.
Джой села на свое любимое место – в большое надувное кресло недалеко от стола доктора. Она забралась в него с ногами, в уютное, мягкое, от которого пахло детством. Сколько раз она сидела здесь, в полумраке готического кабинета, и смотрела на суматошную фигуру в белом халате. Она знала уже тогда: чтобы достать интересную книжку с картинками с самой верхней полки стеллажа, достаточно нажать на белую полоску, ползущую снизу вверх по ребру стойки, стеллаж уйдет вниз, остановившись именно там, где нужно.
Но когда Солсбери работал, его почему-то не устраивала автоматика. В кабинете появилась нелепая и неустойчивая стремянка. Солсбери колдовал за своим столом, а Джой ждала. Это был настоящий праздник, когда дядя Чарли, ошалело выскочив из-за стола, с невероятной ловкостью забирался на самый верх своей стремянки. Он взлетал, как большая взъерошенная летучая мышь, которых она любила ловить вместе со своими товарищами вечерами в пещерах над океаном.
Только у дяди Чарли были белые крылья – полы халата.
Когда Джой была уже взрослой, она спросила у доктора Солсбери, почему он пользуется своим опасным приспособлением, вместо того чтобы использовать нехитрую механизацию стеллажа. Она была тогда студенткой университета, без пяти минут биолог, исправно посещала все заседания клуба «Новое в новом» и была яростной противницей всего устарелого.
И она так и не поняла, что хотел сказать смутившийся доктор:
– Ты знаешь, Джой, эта машина работает слишком медленно… Не хватает терпения…
Она поняла это только тогда, когда писала первую самостоятельную работу: что-то не клеилось, она злилась, ей немедленно, позарез нужен был справочник по радиоактивным мутациям, все внутри кипело, а эти треклятые полки ползли вниз с тупым равнодушием, и Джой сама не заметила, как взлетела по шаткой стремянке на опасную высоту, чтобы опередить этот невыносимый скрип…
– Что же ты молчишь, Джой?
Джой откинулась затылком на спинку, и кресло приняло ее голову, как большая мягкая ладонь.
– Не знаю… Звонил Рэчел и сказал, что нам осталось четыре часа на раздумья.
– Четыре часа?
– Да. Почему именно четыре, не знаю. Рэчел сказал, что это слова мистера Дуайта. И улыбнулся так, словно его щекочут под мышками.
– Непонятно… Неужели Тэдди вернулся? Ведь идут всего третьи сутки. По моим расчетам, они сейчас только подлетают к Юпитеру…
– Нет, дядя Чарли. Тэдди еще не вернулся… У них нет СД, я уверена. Но что-то случилось. Потому что Рэчел говорил о каких-то непредвиденных обстоятельствах.
– Какие могут быть еще обстоятельства?
– Рэчел сказал буквально так: «Мистер Дуайт глубоко сожалеет, но непредвиденные обстоятельства вынуждают его потребовать вашего окончательного решения немедленно. Срок – четыре часа. Я жду звонка».
– Остановись, мгновенье!..
– Что вы сказали?
– Ничего, Джой, это я так.
Солсбери уперся в лежащий на столе фолиант ладонями и пытливо вгляделся в лицо женщины:
– Ну и что ты собираешься ответить Дуайту, Джой?
– Я? Сто тысяч раз «нет». Люди живут не затем, чтобы сдаваться.
– Не затем, чтобы сдаваться… Ты права, девочка. Вся беда только в том, что тебя никто ни о чем не спросит.
– Почему?
– Я, кажется, знаю, почему именно четыре часа дал нам Дуайт. Вернее, я вижу… Необузданные фантазии параноиков удивительно однообразны и примитивны.
– Я не понимаю, дядя Чарли… Ой!
В кабинете погас свет. Все реальные предметы мгновенно канули в темноту, и среди растерянности и испуга возникло то острое чувство, которое бывает у человека, сидящего в чернильной тропической ночи у кромки океанского прибоя, а красное лезвие месяца угрожающе медленно выдвигается из пучины…
Джой поняла причину нарастающего тревожного свечения: в темном кабинете разгоралось оживленное неведомой силой люминесцентное панно.
Словно в бредовом сне, сдвинулись раскаленные цветные плитки мозаики, и мгновенно изменилась ее суть. Фауст на мозаике поник и сжался, засветился бледно-серым. Как трагедийная маска античного театра, страхом и мольбой исказилось его лицо. Фигура Мефистофеля наливалась багровыми, рубиновыми, алыми, малиновыми тонами – вплоть до засасывающей, топкой глубины крапп-лака, – и оттенки красного побеждали другие цвета.
Было страшно, когда стилизованное, поделенное на плоскости лицо Мефистофеля дернулось, как деталь механизма, давно не бывшего в употреблении, и со стеклянным звоном заострилось в издевательской улыбке. Он поднял руку и указал негнущимся пальцем на цифру «4», проступившую в ощутимой объемности фаустовой кельи.
Мозаика замерла, и вспыхнул свет.
– Представление окончено, – скорбно усмехнувшись, констатировал Солсбери. Он потер уставшие от напряжения глаза.
Джой перевела дух.
– Дядя Чарли… Что это такое?
– Видишь, девочка, это почти сказка, которая, как все сказки, начинается со слов «Жил да был…». Так вот жил да был злой человек, одуревший от своих миллиардов, плохо ему было – не спал он и не ел, все думал, куда свои миллиарды деть. Все ему наскучило, даже игра в крестики-нолики, потому что она напоминала ему скучную игру «президент-преступник». И вот однажды, на беду всем, он прочитал «Тысячу и одну ночь». Завидно ему стало. Задумал он сказочных султанов и злодеев переплюнуть. Взял и построил Биоцентр, который должен был затмить все чудеса Шехеразады… И, по-моему, затмил.
– Вы говорите о Смите-старшем?
– О ком же еще, Джой, – устало выговорил Солсбери. – Мистер Дуайт только повторяет своего не в меру одаренного папашу. «Придет час, если кто-то захочет остановить часы, движущие мир моей волей, и мертвый камень снова превратится в мертвый, и мертвый Фауст снова будет мертвым, а Мефистофель улыбнется – и это будет час смерти для тех, кто виновен…»
– Ничего не понимаю…
– Я тоже ничего не понимал, потому что за этой фразой стояло: «См. сноску…» А дальше номер тома и страница из архивов научных трудов дипломированных «мессий», которые работали на этой бактериологической фабрике. Я человек дотошный и нашел эту сноску. Там было описание весьма оригинальной культуры бактерии, которая после активизации убивает все в течение девятнадцати секунд, а через три минуты после этого превращается в безобидную бациллу коклюша.
В результате автономной мутации. Время активизации культуры – четыре часа…
– И вы знали…
– Нет, дорогая. Я ничего не знал. Я не придавал этому значения, потому что никогда не думал, что могу стать кому-то поперек дороги. Просто пару минут назад я смотрел на мозаику, и совершенно неожиданно мне пришла в голову мысль… Что абракадабра Смита-старшего не только бред литературный… Бывает такое. Озарение.
– Значит, вся эта мульткомедия…
– Если разобраться, все довольно просто. Элементарная система ликвидации. Кто-то нажимает кнопку, культура бактерий впрыскивается в зону «Т», убивает все живое, и никаких следов. Потому что бациллы коклюша… Кто на них обратит внимание? Все шито-крыто, как говорят.
– Вы думаете, что система ликвидации запущена?
– Да, кто-то нажал кнопку. Может быть, тот же Рэчел. Ну а теперь…
Солсбери встал из-за стола упруго и молодо, и у Джой мелькнула мысль, что с доктором что-то вроде нервного стресса. Очень уж не ко времени была эта озорная улыбка. Дни последних потрясений состарили его, и Джой привыкла видеть доктора задумчивым и сонным. А сейчас он был таким, как после приема препарата СД, – собранным и заразительно энергичным.
– А теперь, Джой, я открою последнюю нашу карту. Что греха таить, я до последней минуты надеялся, что угроза Дуайта – просто попытка запугать, сбить с толку. Но система ликвидации включена, и моя последняя иллюзия бита. Покорно ждать смерти – не в моем вкусе. Ты хорошо сказала, Джой: «Человек живет не затем, чтобы сдаваться…» Есть еще один выход, Джой. Выход из зоны «Т», о котором не знал мистер Смит-старший, так как при нем выхода не было, и тем более не знает мистер Смит-младший.
– Это… правда? Дядя Чарли, милый!..
– Правда, девочка. Только…
Улыбка сошла с лица доктора, он смотрел теперь на Джой с грустной нежностью.
– Только не слишком радуйся, девочка. У нас с тобой один шанс из миллиона. Поэтому я молчал все время, прости. Я ждал, когда у подлеца проснется совесть. Я не верил, что люди могут быть такими. Может быть, потому что слишком часто имел дело с животными. Впрочем, это к слову… Мужайся, девочка. Не стану обманывать – это дорога через смерть. Для того чтобы добраться до выхода, надо пройти через наш космический виварий…
Холодок пробежал по коже. Перед глазами Джой замелькали омерзительные извивы хрустальных пьявок, многометровые липкие спирали десятиголовых червей, чмокающая слякоть живой протоплазмы Венеры. И уже нестерпимо живо представлялась жуткая темнота, легкий шелест, громовой взрыв, и невидимая восьмидесятитонная глыба магнитной черепахи в смертельном броске, и прожекторный удар вспыхнувшего желтого глаза, серебристые щупальца на безвольно обвисшем человеческом теле…
– Биоскафандры, к сожалению, плохая защита. Придется пробиваться боем. Один шанс из миллиона. Но иного выхода нет. Как, Джой?
– Я жена астронавта, дядя Чарли.
Солсбери опустил глаза и подозрительно долго возился с бумагами. Он пробормотал хрипловато:
– Значит, решено… Я сейчас… Мало ли что… Я напишу несколько строк. О нас с вами, об СД, о Тэдди. И о Смитах. Еще четыре часа. Мы должны успеть…
Это был самый дерзкий и странный налет из всех, который знал когда-то уголовный мир. Пятеро неизвестных сумели прорваться сквозь железное кольцо самой надежной охраны и проникнуть в Биоцентр. Их не интересовали деньги, судя по всему, потому что они не тронули никаких ценностей, хотя имели возможность. Они пробирались в святая святых Биоцентра, в его подземные лабиринты, и сумели найти сверхсекретное в секретном – блок лабораторий под кодовым названием «зона «Т». Они пробили десятидюймовую броню входных дверей и, рискуя жизнью, по лифтовым стволам добрались до кабинета Солсбери. Они не искали документов, потому что все сейфы оказались нетронутыми. Тем не менее они обшарили каждое помещение блока – а в блоке было, включая подсобные, двадцать пять секторов. Ничего не взяв, они вернулись в кабинет.
– Посмотрите, здесь какие-то записки, – сказал один из них главному – высокому светловолосому парню в синем реглане. – Вернее, целое послание…
Днем позже сотрудник особой службы МСК лейтенант Дик Стрикленд получил строгий выговор за превышение полномочий.
Международный орден «Лавровая ветвь» он получил гораздо позднее.
Тэдди чувствовал себя скверно.
Одной из причин его плохого настроения был напарник.
Всего три дня провели они вместе – если этим словом можно определить единство двух космолетов, идущих на расстоянии в полтысячи миль друг от друга, и если единственным средством общения между пилотами, затерянными в звездной пустыне, служит экран видеофона.
Но эти три дня оказались тяжелым испытанием. Стивен внешне оставался спокойным. Но мелкие детали: неожиданно выключенный видеофон, многозначительное молчание в ответ на элементарный вопрос, а следом неуемная и неуместная болтовня по поводу и без повода, инстинктивно дернувщаяся к лазерному блоку рука, когда на локаторах появилось белое пятнышко (какой-то запутавшийся астероид, как потом оказалось), – все это настораживало и отнюдь не располагало к доверию.
Впрочем, с этим еще можно было мириться. Психологическая несовместимость, о которой говорили с иронической улыбкой лет сто назад и возвели в ранг абсолютного принципа через полвека, теперь стала реальной, но отнюдь не всесильной деталью повседневности. С нею можно было бороться, ее можно было не замечать. По крайней мере, стараться не замечать.
Но Стоуна с настойчивостью маникальной идеи преследовал еще один вопрос, который никак не удавалось пока выразить словами. Какая-то неясная тревога возникала неотступно, когда он смотрел на растущий впереди щит Юпитера, но стоило только попробовать понять причину тревоги, как пугливая мысль с легким всплеском уходила.
Какой-то странной связью эта мысль была соединена с самыми разными отсеками памяти: фонтан Синего Дыма, лицо Солсбери, тральщик Свэна, прощальные губы Джой – «Поцелуй меня!», треугольник вращающихся гловэлл, на хвостах которых росла металлоподобная шишка, шрам на подбородке Стивена, красные огоньки звездных могил на карте дядюшки Клауса, своя собственная рука, без участия сознания выравнивающая планетолет, черная жуть пылевой завесы внутри «дикого» плашкоута и черное солнце свернутого притяжением Юпитера пространства, которое бы могло в одно мгновение соединить всю эту канитель в четкую прямую. Что-то вылетевшее из памяти, но которое вот здесь, рядом, стоит протянуть руку, и долгожданное ЭТО будет на расстоянии микрона от пальцев…
Но кроме тревожных предчувствий, у него была теперь щемящая радость, словно большой оранжевый апельсин, нагретый ладонями. Он смотрел искоса на апельсин, когда говорил со Стивеном, он любовался плотными покатыми боками, когда оставался наедине с собой, он ощущал терпкий аромат кожуры, когда ночи и дни, сны и бодрствование сливались в одно бесконечное ожерелье из черных камней, усыпанных блестками…
Он тосковал о Земле, и это было радостью, неведомой до сих пор.
Стивен не любил смотреть в глаза и говорил, повернувшись или в профиль, или в три четверти. Он поворачивался в анфас только тогда, когда слушал, и тогда в его глазах угадывались какие-то бесформенные скользящие тени: почему-то казалось, что на тебя смотрит человек, глубоко растерянный и очень боящийся, что кто-то все поймет.
Они уже вошли в ту зону, где начинаются «Папашины шутки», и Юпитер начал выворачиваться наизнанку, обволакивал их со всех сторон мерцающей слизью атмосферного «одеяла», размалеванного бурыми полосами, и на этом беловатом фоне все шире и шире расплывался кровоподтек Красного Пятна, когда Стивен впервые за весь полет – а потому неожиданно – спросил:
– Вы освоились с машиной?
– Кажется, да. Вам не кажется, что вопрос… м-м-м… несколько запоздал?
– Ведь это не тральщик.
– Я об этом и говорю. Мне кажется, об этом надо было сказать сначала. Ну а сейчас… сейчас я уже освоился. Совершенно самостоятельно. Надеюсь, у вас нет претензий к тому, как я вел космолет в течение трех суток?
– Это не тральщик, – невозмутимо продолжал Стивен в своей обычной манере, не отвечая собеседнику. – Это военный корабль.
– То есть бывший военный корабль? Я понял. Я тренировался на таких в юности.
– Это военный корабль. И хорошо, что вы знаете его марку. Мне не придется в таком случае объяснять назначение вон той полосатой – белое с синим! Да, вот эта! – полосатой рукояти, за которую вы сейчас взялись.
– Когда-то этой рукояткой можно было запустить боевую торпеду.
– Советую не экспериментировать. У вас две торпеды. Две – на всякий случай, если первая не даст эффекта.
– В каком смысле?
Стивен вдруг вспылил:
– Вы что, дурачка разыгрываете? Я вам говорю: вы будете бомбардировать Красное Пятно. Вы повторите маневр Свэна и пустите торпеду. Какого лешего вы придуриваетесь?
Маневр Свэна… Ловко сказано: маневр. Это когда Свэн, спасая его, Тэдди, от возможного совместного взрыва, бросил тральщик вниз, в красные тучи, ради того, чтобы остался жить товарищ… Маневр… Вот как.
Их корабли висели над знакомым кровавым океаном, и так же, как тогда, в непримиримой схватке сталкивались багровые валы внизу, и бледнело небо, и отливали охрой дрожащие полосы облаков, и черный шар пространства – мертвое солнце мертвого мира – парил над ними.
Тэдди покосился на сферическую схему координат, по которой ползли две белые мухи – их корабли. Он угадал точно: какая-то пространственная сверхпамять сразу привела его именно туда, куда надо. Это то самое место, где они со Свэном увидели небывалое – «яичко», родившееся из «танца» трех гловэлл.
Оно опускалось, поблескивая гранями, медленно, как первая снежинка в осенний день, все ниже и ниже, и Свэн тогда, не выдержав, бросил свой дряхлый тральщик вниз…
– Это здесь, – сипло сказал Тэдди. – Вот здесь…
И замолчал на полуслове. Среди кипящих огненных столбов, среди этой беспрерывной, длящейся вечно катастрофы, невероятный и нереальный, как серебряная паутина в аду термоядерного взрыва, выползал, дрожа и колеблясь, тонкий искрящийся росток.
Наверное, нужно было увидеть эту хрупкую беззащитность и робкое упорство в мире колоссальных форм и чудовищных масс, это мимолетное знамение жизни там, где по всем законам не может и не должно существовать что-то живое, но неясная тревога, мучащая пилота, стала вдруг мыслью, и прозвучал из красной паутины голос Свэна – последние слова, оборванные взрывом:
– Ого! Тэдди, а здесь полно…
И со скоростью лавины, внезапно сорвавшейся с кручи, понеслись, цепляясь одна за одну, догадки, намеки, предположения, оброненные случайно слова, прочитанные строчки, и случайное становилось закономерным, разрозненное превращалось в общее, и нарастающий грохот разгадки заглушил все остальное.
Солсбери попросил спектрограмму яйца… Синий Дым – Фонтан из красного океана… «Танец тройной спирали»… Яйцо, падающее в океан… И этот ползущий из красных туч росток…
А ведь за теми тремя гловэллами, плывущими над океаном, тянулись хвосты синего дыма – да, Синего Дыма! – и эти хвосты, сплетаясь, затвердевали в яйцо. И яйцо падало в красные волны. А теперь из этих волн ползет росток. Инкубатор, заповедник, аквариум, виварий – все, что угодно, но там зреют яйца гловэлл! И пускать торпеду – все равно что бросить бомбу в пруд, полный мальков. Или взорвать инкубатор, чтобы приготовить яичницу. Синий Дым надо добывать по-другому. Его дают гловэллы… Как пчелы мед. Надо только научиться…
– Стивен, я не буду бомбить Красное Пятно.
– То есть?
– Мы ошиблись. Все ошиблись. Даже доктор Солсбери. Красное Пятно бомбить нельзя. Я вам сейчас все объясню.
Тэдди объяснял долго и тщательно, путаясь, снова возвращаясь к сказанному – ему надо было доказать этому непонятному человеку невозможность бомбежки, чтобы не было обидно за прошедший впустую нелегкий рейс, и Тэдди старался изо всех сил убедить, заставить Стивена возвратиться.
Стивен слушал с холодным любопытством, не перебивая.
– Довольно. Я вас понял. Не считайте меня идиотом. Я окончил в свое время Чикагский университет и разбираюсь немного в научных проблемах. Я все понял: Красное Пятно – это заповедник яиц…
– Или семян гловэллы. А заповедники трогать нельзя.
Стивен был невозмутим. Его рука лежала на контроллере лазерной пушки.
– Пускайте торпеду. Или я отправлю вас к праотцам раньше времени.
Стивен не шутил, и Тэдди понял это без дополнительных пояснений.
– Нет, Роуз. Я не буду стрелять.
– Во-первых, я не Роуз. У вас очень плохая зрительная память, мистер Стоун. Перед вами, как перед потенциальным покойником, мне скрываться нечего. Я напомню вам, где вы могли меня видеть. Вернее, не меня, а мою фотографию. Вспомните газеты. Раздел – «Интерпол разыскивает». Телевидение – с тем же текстом. Афиши на домах – фас и профиль. Вспомнили? Нет? Напрасно. Я не люблю, когда меня забывают. Короче говоря, я – Питер Нидерхольм, или Белый Ральф, как зовут меня в народе.
– Белый Ральф… Хорошие друзья у Смитов, однако.
– Кончайте трепаться. Пускайте торпеду. Это облегчит вашу судьбу.
– Вы хотите сказать, что оставите меня в живых?
– Подумаю. Вполне возможно. Мне нужны пилоты. Я хорошо плачу.
Корабль Тэдди висел сбоку и чуть ниже корабля Ральфа. Надо было развернуть космолет носом к противнику и поймать его в перекрестие прицела. Но сделать это так, чтобы Ральф ничего не заметил раньше времени. Его лазерная пушка смотрит прямо в главный визир.
Тэдди подался к экрану, подперев подбородок рукой, поправив верхнее крепежное кольцо скафандра – блестящий титановый ошейник, – и приготовился к долгому разговору.
– Слушайте, Стивен… то есть Ральф, вы отлично водите космолет. Это что у вас, хобби?
– Не совсем, дорогой Стоун. Я в молодости был военным летчиком.
– А как же Чикагский университет?
– Одно другому не мешает. Но не заговаривайте мне зубы. Пускайте торпеду! Я приготовил аппарат, чтобы запечатлеть ваш номер.
– Можете не беспокоиться. Спектакль отменяется. Герои устали. Торпеды не будет.
– А вы представляете себе финал?
– У меня есть подозрение, что финал будет одинаковым во всех случаях. Если Смитам было угодно послать меня в паре с Ральфом, то не надо быть провидцем, чтобы разгадать их намерения.
Это было очень трудно – разворачивать корабль, не глядя на приборы, и пальцы пилота, небрежно брошенные на пульт, онемели от напряжения. Он поворачивал огромную машину, способную сожрать сто тысяч миль в минуту, медленно, предельно медленно, интуитивно чувствуя каждый отвоеванный у пространства сантиметр.
– Вы догадливы, Тэдди. И храбры. Я тоже не люблю сантиментов. А потому иногда со спокойной совестью нарушаю обязательства. Вы мне нравитесь. Поэтому у вас есть шанс.
– Сомневаюсь. Если он даже и есть, то совсем не тот, о котором вы думаете…
Его выдал неосторожный взгляд – глаза непроизвольно скользнули на панель прицела. Белое пятно было точно в скрещении черных паутинок, и в следующую долю мгновения они уже смотрели в глаза друг другу – два вооруженных врага, готовых к поединку, но Ральф среагировал быстрее, и, пока рука Тэдди прошла длинный путь от ручки управления к полосатой – синее с белым! – рукоятке, по глазам ударил пылающий жгут, и сначала стало черно, а потом нестерпимо больно, и Тэдди рванул рукоятку, крича от боли, и ушедшая торпеда толкнула космолет набок.
Он ничего не видел, а только почувствовал пляску красных огней на приборной доске и догадался, что лазер Ральфа пробил бак, что до взрыва корабля остались считаные секунды, и, закусив губу, ни на что не надеясь, нащупал у сиденья рычажок катапульты.
Последнее, что мелькнуло перед его глазами, – большая пестрая бабочка на влажном цветке белой магнолии и тонкие смуглые пальцы, коснувшиеся сомкнутых крыльев. Бабочка дрогнула, встрепенулась, крылья слились в радужную вспышку, и среди ночи наступила ночь.
Он не очнулся даже тогда, когда прозрачную капсулу, в которой лежал он, как в сгустке янтаря, через восемнадцать часов бережно приняли тралы спецпатруля МСК.
– Как он погиб?
– Не знаю, дядя Клаус… прости, отец, но я… я никак не привыкну…
– Не смущайся, дочка. Я понимаю. Мне тоже не легко было называть тебя мисс Джой.
Было раннее, светлое утро, розовое, как на рекламных открытках. Оконные стекла в баре, матовые от росы, вобрали в себя зарю и медленными широкими мазками раскрашивали стены в цвет огня. Клаус смотрел на кружку, и в синевато-розовой пене ему мерещились облака.
– Я не знаю, отец. Все произошло так стремительно… Дядя Чарли поднял ружье, но не выстрелил…
– Почему? Почему он не выстрелил?
– Разве он ответит теперь? Я могу только догадываться. Солсбери без конца твердил, что магнитная черепаха в его виварии – последний экземпляр венерианской фауны.
– Ты думаешь, что из-за этой гадины…
– Не знаю. Я очнулась уже в бункере.
– А Синий Дым?
Джой катала из хлебных крошек шарики – один, три, пять, десять – и складывала их вокруг кружки дядюшки Клауса.
– Синий Дым восстанавливает тело по чертежам, заложенным в организме. Но ему нужен строительный материал. После магнитной черепахи в том, что было доктором Солсбери, не осталось ни одной молекулы железа…
За розовыми стеклами громко загудело. Клаус отставил кружку, сломав ограждение Джой.
– Это Дик. Он сдержал слово… Не волнуй Тэдди. Ему и так досталось. Ты его любишь, дочка?
– Да, папа.
– Хорошо. Врачи говорят, что ему осталось лежать не больше месяца, а потом… Ты правда любишь его, Джой?
– Да, папа.
– Ты отвечаешь, как Лили… Впрочем, долой старое, пусть будет новое… Однако Дик ждет тебя.
Они вышли в это розовое утро, в это теплое молоко тумана, когда земля, еще не привыкшая к металлу и пластику, дарит людям свою свежесть – и даже разрисованный «Ягуар» Дика, омытый росой, выглядел сейчас почти прилично, и Дик сказал:
– Прошу, мисс Джой. Эдвард Стоун очень хочет вас видеть.
Дядюшка Клаус остался один. Он что-то бормотал, возвратясь за стойку, и плечи его колыхались, как крылья подбитой птицы.
Потом он подошел к диораме.
Он долго возился с проводами, а когда кончил, на зеленом шарике Земли загорелся красный огонек.
– Это – по тебе, Чарли. Ты тоже был астронавтом.