Уже седьмой раз вставала луна над Стамбулом с тех пор, как молодая султанша Эль Хюррем отозвала свою прислугу и закрыла двери своих покоев на четыре тяжелых замка, собственноручно затворив окна. С невыносимой болью в сердце сняла она материнский серебряный крестик с шеи, привязала к деревянному из первого «калыма», обернула их мягким золотистым шелком, подбила темно-красным цветастым адамашком, положила в твердую серебряную парчу и бережно спрятала сверток среди самых дорогих для нее вещей…
Она спрятала его в небольшом деревянном кувшине, в котором уже лежала дорогая для нее одежда невольницы, в которой ее, скромно стоявшую у дверей служанку, впервые увидел господин трех частей света…
Там же лежал свадебный башмачок без пары, что она купила с матерью в одной из рогатинских лавок…
Там был и окровавленный платок, которым она обтирала свою пораненную ногу на Черном шляхе, в просторах Дикого поля, когда шла степью за черными скрипучими татарскими возами и от усталости и боли упала под басурманскими батогами, дрожа всем своим молодым телом…
Там был и маленький надколотый глиняный горшочек, из которого она пила чистую воду в Бахчисарае, а потом в Кафе вместе с Кларой. И пара высохших листьев, которые сорвала с дерева, проезжая под Чатырдагом. И маленький камушек со святого Афона, оттуда, где она спрашивала Богоматерь, что ей делать…
Уже седьмой раз вставала луна над Стамбулом с тех пор, как закрыла руками свои синие глаза молодая султанша Эль Хюррем и впервые в жизни поцеловала своего мужа Сулеймана, дрожа всем телом и забывая про цветущую ароматную землю, синее небо, отца с матерью, день и ночь и весь мир роскоши.