Помните поговорку «Бойтесь свои желаний, они имеют свойство сбываться», так вот, я готов подписаться под каждой буквой. Не знаю, что это проклятье или благословление, но все мои желания, всегда, рано или поздно, но исполнялись. Я не говорю о желаниях сиюминутных, или каких-то отвлеченных, я имею в виду желания самые-самые, сокровенные. Те желания, для исполнения которых не жалко ничего. Одни сидят и ждут, мечтают, а другие ползут, обламывая ногти, истирая руки и ноги в кровь, идут по колено в крови и в дерьме, как в своих, так и чужих, не оглядываясь и не мандражируя, и все ради одной цели - исполнения своего желания. На этом пути многие теряют человеческий облик, превращаются в двуногих животных, отринувших все и вся, а небольшая часть остается людьми, может быть не совсем привычными большому стаду под именем электорат, потребитель, или там демократическое сообщество, но людьми, живущими по закону, в основном, конечно, по-своему, но соблюдающими определенные понятия. Первые, если добиваются своего, то становятся политиками, олигархами, воровскими авторитетами, а вторые становятся героями, подвижниками, учеными и первооткрывателями. Если вам больше шестнадцати, то поразмыслив вы и сами сможете привести примеры как первых, так и вторых. Что самое интересное, так это то, что почему-то последних помнят, а тех, на все способных, забывают очень быстро. Почему-то всю жизнь тех, кто живет по закону окружают друзья и соратники, любящие и чистые сердца, а тех, «поймавших Жар птицу», только слуги и лизоблюды, вместо любимой женщины «классные телки», вместо друзей - подельники. Когда я рос, героем был Мальчиш Кибальчиш и Павлик Морозов, а сейчас героями делают Мальчиша Плохиша и Бандеру, оправдывают Власова, восхваляют Солженицыны и Сахарова. Жизнь становится скучной и серой, Человека заменили на потребителя, праведника на угодника, уважаемыми людьми стали не космонавты и сталевары, не строители и ученые, а собачьи парикмахеры и ростовщики, певички и дорогие шлюхи. Вопрос, почему? Хотя может быть я и ошибаюсь, может за прошедшие пятнадцать лет на Земле что-то изменилось, хотя навряд ли, не верю.
Да, кстати, забыл представиться, Урусов Руслан Витальевич. Потомственный кубанский казак, родился и вырос в станице Червленная. А сейчас сижу и жду смерти и что самое смешное, что я точно знаю когда она придет. Мне осталось ровно пятнадцать стандартных суток или триста земных часов, хотя нет, уже немного меньше, а всему виной исполнение моих желаний. Хочется верить, что я все-таки отношусь ко второй категории и обо мне будут помнить, и друзья, и враги, правда кого больше, сказать не могу, потому как пройти всю жизнь прямо и честно у меня не получилось. Приходилось и убивать, и предавать, и врать, и красть, да и желания бывали всякие от низких, до самых возвышенных, и как я уже говорил все они исполнились. Даже последнее, именно исполнению этого желания я и обязан тем, что точно знаю время своей смерти. А желание было самым обычным, стать свободным и богатым, и шел я к его исполнению целых пятнадцать лет. Хотя и появилось оно у меня тоже пятнадцать лет назад. В принципе время у меня есть, делать нечего, почему бы и не рассказать.
Не знаю, кому как, а мне иногда казалось, что я не такой как все, что меня по жизни кто-то ведет, помогает, оберегает, готовит к чему-то особенному, значимому. Как я уже говорил родился я в станице Червленая, это не та что на Северном Кавказе, наша была поменьше, как говорится «и труба пониже, и дым пожиже», от нас до Ставрополя было не далеко, километров около, сорока, так что основных благ цивилизации, с точки зрения гражданина СССР восьмидесятых годов, мы лишены не были. Школа восьмилетка, клуб, правление колхоза, кафе «Кубань», почта, фельдшерский пункт и детский сад с яслями, что еще надо на полторы тысячи человек населения. Рассказывать об истории станицы смысла не вижу, скажу только, что и в восьмидесятых станичники помнили и об расказачивании, и об карателях СС, старики рассказывали о голоде тридцатых и послевоенных голодных годах, но власть не ругали, так, слегка журили. Потому, наверное, я и вырос далеко не правоверным коммунистом, а скорее нигилистом, ну и может быть чуть-чуть циником. В 1984 закончил станичную восьмилетку и удивив всех рванул в Ставрополь в медучилище. А что, представьте себе на пять сотен молодых девчонок восемь парней, да и преподы сильно на нас не наезжали, ну какой с мужика медбрат в советской больнице, смех, да и только. Так что, осенью 87 я вышел из родного училища с дипломом медбрата и распределением в родную станицу. Ставрополь прощался со мной до весны, так как я собирался поступать в Ставропольский Государственный Медицинский Институт. А вы что думали, что я всю свою жизнь мечтал выносить утки и ставить клизмы? Ага, просто после медучилища в институт идут вне конкурса и зачисление идет почти автоматом, тем более с красным то дипломом. Да только не судьба. За пару дней до отъезда, возвращаясь в родную общагу, от очередной пассии, в парке увидал занятную картину, четыре мордоворота, неопределенной сексуальной принадлежности, молча и с остервенением месят ногами какую-то девчушку, лет пятнадцати, на вид. Правила жизни и поведения, вбитые с детства широким офицерским ремнем отца, а еще более, тяжелой рукой деда, пройти мимо не позволили. Да вот только силенок не рассчитал, не помогли и четыре года занятий спортивным самбо. Трое из парковой четверки грамотно зажали меня у ограды и начали превращать в хорошую такую отбивную. Пытаясь в очередной раз встать на ноги, я ощутил под рукой кусок арматуры, видать, когда варили ограду этот кусок просто бросили за ненадобностью. Вой рассекаемого железякой воздуха, казалось, только подстегнул парковую топоту, но теперь им уже ничего не светило, регулярные, изматывающие занятия с дедом сделали свое дело. Конечно кусок арматуры — это не привычная казачья шашка, любовно сберегаемая дедом на чердаке хаты, но ломать кости получилось ничуть не хуже, чем рубить лозу дедовым клинком. Несколько десятков секунд, и троица валяется на земле с перебитыми руками и разбитыми головешками, а потом на меня не знаю, что нашло, четвертый, продолжавший избивать малолетку, вдруг резко приблизился и сквозь красную пелену я увидал только его глаза, расширившиеся от боли и непонимания, а потом странный треск и как-то сразу уменшившияся и ставшая тяжелой арматурина. Полметра ржавого железа торчавшие из грудины мужика быстро привели меня в чувство. Голова заработала ясно и четко, как, наверное, еще никогда не работала. Бежать бессмысленно, если девчонка меня явно не видела, то трое покалеченных легко опознают, да и сами никуда не уйдут, хорошо я над ними поработал, кончать и их, нет не смогу, состояние уже не то, да и не убийца я. Любой мало-мальски грамотный опер без особого труда разберет что тут произошло, домов в округе не много, да и общагу, стоящую в трехстах метрах от парка, проверят обязательно, а меня в моем состоянии не заметить и не запомнить сложно. Время не позднее, кто-нибудь обязательно пойдет через парк, а может уже и прошел и уже крутит диск телефона набирая 02. Вывод? Надо уходить, но уходить красиво. Так сперва осмотрим девчонку. Били грамотно, с чувством с толком. Позвоночник цел, про ребра не скажу, вместо лица одна огромная гематома и море крови, платье разорвано, нужна Скорая. Вывод? Прятаться не будем, понадеемся на наш суд «самый гуманный и справедливый», по возможности перевязываю девчонку, на руки ее и бегом в общагу, там телефон, там пара преподов из училища, аптечка в конце концов.
Доблестные стражи порядка нарисовались на вахте общежития через десять минут, Скорая была уже тут, меня как был, избитого и грязного, в изорванных брюках и рубашке, под белы рученьки и в воронок. Девчонку в больницу скорой помощи. Пока опера опрашивали вахтершу и моих добровольных помощников из общаги я сообщил охранявшему меня ППСнику, что в парке лежат еще четверо, тот по рации вызвал еще машину Скорой Помощи и криминалиста в парк. Три дня бесконечных допросов, куча подписанных бумаг, мой энтузиазм заканчивался прямо на глазах. Труп был не один, их оказалось два, как оказалось с раскроенным черепом выжить проблематично, плюс два инвалида-калеки на всю жизнь.
Как сказал мой следователь, гуманней было бы добить. В общем все мои планы на жизнь накрывались медным тазом. Но мне опять повезло, повезло сразу несколько раз. Во-первых, потерпевшие оказались простой гопотой, прекрасно известными личностями в местном отделении внутренних дел и уже успевшими посетить места не столь отдаленными. Во-вторых, девчонка, это была дочь районного военкома. Конечно птица не самого высокого полета, но... Вечером третьего дня следователь устроил мне встречу с ее отцом.
- Руслан, я не могу тебе помочь. Не перебивай. Но я тебе должен, сильно должен. Поэтому есть один вариант. Ты прямо сейчас пишешь заявление в военкомат с просьбой призвать тебя в ряды СА, число ставишь недельной давности. Из армии, как и с Дона, выдачи нет. Отслужишь пару лет, а там глядишь и дело подзабудится. Лучше пару лет в сапогах, чем пятерик в ватнике. Решай.
А что тут решать, что думать. Службы я не боялся, а вот на зоне я никого не знаю и знакомиться желания нет. Решения выглядит достаточно ясно.
Вот так уже через две недели я оказался в славном городе Чита в учебке. Первый разряд по самбо, 192 сантиметра роста, 96 килограмм мяса, костей и мозгов определили и войска службы, добро пожаловать в ВДВ. Я так думаю, что никому не надо напоминать для чего готовила читинская учебка кадры, так что уже на второй день службы мы знали где окажемся через полгода. А потом начался АД. Нас готовила Держава, готовила для определенных целей, поэтому никто жалеть и давать поблажек нам не собирался, мы должны были как римские легионеры уметь и мочь все. Вот так через полгода я и оказался на распределительном пункте в городе Кабул ДРА, с двумя лычками младшего сержанта на погонах и тощим вещмешком за спиной, на дворе стояла весна 1988 года. А 15 мая нас обрадовали, начался вывод Советских Войск из Афганистана, всего шесть дней прошло с моего прибытия в роту. Рано радовались, еще почти год мы провели в этой, не побоюсь сказать, загадочной стране, только 6 февраля 1989 года я вновь попал в Союз. Дослуживал я в Краснознаменном Закавказском Военном Округе и ушел на дембель в ноябре 1989. Все хорошо, вот только именно в Афгане исполнилась моя самая первая мечта, я сам провел свою первую хирургическую операцию. Произошло это достаточно неожиданно и в абсолютно непредусмотренном месте. Наша группа выполняла свои обычные задачи, разведка и контроль путей контрабандистов, обычно уходили на пару недель, проверяли горные тропы, потом нас подбирала вертушка и назад на базу, неделя отдыха и по новой. Все мы уже считали дни до вывода нашей части, но приказы надо выполнять, вот и в тот день мы выдвинулись сразу тремя группами, мы должны были перекрыть одну из горных троп из Пакистана, где ожидался крупный караван наркоторговцев. Что такое зима в горах? Это постоянные туманы и снег, пронизывающий ветер и сырость, всепроникающая сырость, малейшая царапина может стать фатальной, раны не заживают, они гниют. В каждой группе есть свой медик, ну как медик, взяли солдатика, повесили на него сумку с аптечкой, провели пяток занятий по первой неотложной помощи и вперед. В нашей группе таким санинструктором конечно же оказался я, ну как же дипломированный медбрат. Уходили мы примерно на две недели, потом вертушка и нас должны были сменить парни из третьей роты, вот только не судьба, туман, вертушки прикованы к земле, а нам приказ ждать и не высовываться. И надо же было такому случиться, что один из бойцов тупо подхватил ангину. Ну болит горло и болит, что тут такого, первый раз что-ли. Когда меня позвали к нему было уже поздно, санинструктор второй группы ничего сделать не мог, он просто не понимал, что происходит. Боец задыхался, горло больше напоминало продолжение головы по своему размеру. Банальный круп. В условиях любой больницы три дня на лечение, ну неделя. Но то в больнице. А у нас здесь плюс три двести над уровнем моря, в небольшой пещерке, где могут расположиться максимум трое, на ветру и холоде. Диагноз ясен - не жилец. Попробовал вставить пацану трубку от капельницы в горло, чтобы хоть так обеспечить ему дыхание, не получилось, трахея забита, трубка мягкая. Боец оказался младшим братом командира второй группы. Старлей не отходил от брата не на шаг. В общем я решился, сам не знаю почему и зачем. Один раз, на практике я видел, как делают операцию трахеотомии. Сказал, что могу попробовать, но нужны помощники и хоть что-то напоминающее хирургический инструмент и шансы десять на девяносто и не в мою пользу. Брат уцепился за меня обеими руками, тем более что с базы ему уже передали соболезнования и сказали, что ничем помочь не могут, парня списали. О ходе операции рассказывать не буду, достаточно сказать, что вскрывал трахею я с помощью лезвия «Нева», в качестве операционных салфеток применили женские прокладки, а края трахеостомной раны раздвигали с помощью рыболовных крючков с откушенными жалами брат пациента и командир нашей группы. Промедол был, новокаин был, капельница была, а про спирт и говорить нечего.
Короче пацана мы спасли, и что, что в госпитале куда его доставили через неделю, врачи матерились моей работе так, что любой боцман позавидует, главное парень выжил, а я абсолютно уверился, что хирургия это мое. По ходатайству командира роты и обоих командиров групп в Москву ушло очередное представление на государственную награду. Так что, когда я осенью 89 возвращался в родную станицу у меня на груди красовался не маленький такой комплект боевых наград, три медали и орден у срочника, это поверьте мне, много, очень много.
Сильно сдавший за последние годы дед встретил меня спокойно, внимательно оглядел, всмотрелся в глаза и посчитал годным. Для меня это была самая главная оценка. А дедова шашка с того дня перекочевала с чердака в мою комнату, значит достоин, приятно, но и обязывает. Весной 90го я подался в Ставрополь, поступать в институт. Проблем с зачислением не было. Проблемы начались потом, потихоньку и как-то не заметно, в стране бушевали перестройка и гласность, появились первые косые взгляды на мое афганское прошлое, и восторженные при упоминании причин меня туда загнавших. А что вы хотели, процентное соотношение мужского и женского пола, что в медучилище, что в мединституте сильно не отличается. Через пару лет начались тихие подходы неизвестных личностей на предмет подработать и подзаработать с помощью кулаков, которые к тому времени уже стали достаточно известны и в районе, и в городе. Но пока отбивался и отговаривался, хотя становилось понятно, не отстанут. Страну уже делили на зоны влияния, на свои участки, не только политики, но и воры. И если первым я и на хрен не нужен, то вторым, бойцы и мясо нужны как воздух. Будущее просматривалось не совсем такое радужное как я рассчитывал. Зарылся с головой в учебу. Гром грянул на пятом курсе.
Громкий стук в дверь разбудил меня посреди ночи. За тонкой фанерной дверью стояла моя соседка и одногрупница Анечка, испуганная до невозможности, с затравленными глазами и двумя братками по бокам. Ну ясно, это мы уже проходили, ребятки решили поразвлечься с девочками, и решили меня к ним причислить, нда, обазнатушки вышли. Диагноз поставлен, будем лечить. Резко распахиваю дверь.
- Руслан, помоги!
- Нет проблем, Анечка. Сейчас помогу, только кровь отмывать будешь сама. - и демонстративно надеваю на левую руку стальной кастет.
- Нет, нет, Руслан. Мне нужна твоя профессиональная помощь. Это мой старший брат и его знакомый, а у меня в комнате один их приятель, ему надо помочь, а я не могу.
Тут в разговор влез брательник.
-Руслан, ты извини, мы знаем, что ты нас не любишь, но ты же вроде как врач.
- Какой я на хрен врач, я только на пятом курсе.
- Но, говорят ты еще в армейке кого-то там оперировал и даже жизнь спас. Или брешут?
- Да нет. Было. Короче, Склифосовский, что надо.
- Кореш там у нас пострадал, сильно. В больничку идти нельзя, сам понимаешь. Помоги, мы в долгу не останемся.
- Хорошо пойдем. Что там, огнестрел?
- Да нет, порезали его, сильно.
Через пару минут мы уже были в Анькиной комнате. А там на кровати лежал молодой парень. Порезали, говоришь? Да нет, похоже его пошинковали, меленько так, профессионально. Всего я насчитал полтора десятка резано-колотых ран. И я даже знаю, чем их нанесли, ни нож, ни заточка тут и рядом не стояли. Парня кромсали саблей, шашкой, палашом, ну может быть шпагой, хотя это уже совсем кино.
-Где это его так?
- Да так во дворе какие-то отморозки на перо посадили.
- Слышь, дружок, ты мне тут баки то не заливай. На перо его посадили. Его рубили, профессионально рубили. Не убивали, а тупо калечили. Жить он может быть и будет, но скучно и в инвалидном кресле, да и недолго. Давайте рассказывайте, а я пока попробую починить вашего кореша. Хотя в больничку все равно надо, тут нужен опытный хирург, я смогу только чуть-чуть помочь.
- Нельзя ему в больничку.
- Значит жить ему пару дней, хотя на вид все внутренние органы и целые, но гарантии дать не могу, все только на глаз, да по рефлексам. Крови он много потерял, почти все сухожилия ему рассекли. Так что смотрите сами.
- А зашить?
- Ты что совсем тупой? Я студент, а тут нужен хирург, да еще желательно сосудистый. Можно зашить раны поверхностные, а его вон как разворотили.
- Ясно. Прости, брат. - и с этими словами Анькин брат резким движением свернул своему чуть живому корешу шею.
- Твою мать, ты что творишь?
- Нельзя ему было в больничку. У него жена, дочь, мать старенькая. Нельзя ему было в больничку. А так мы его семье поможем чем сможем. Тело мы унесем, ни тебя ни Аньку в это дело никто не впутает. Бывай, Руслан.
- Ну бывай. Значит ничего не расскажешь?
- Нет, не надо тебе этого знать.
- Слушай, а почему мне его лицо знакомо? Я его где-то видел.
- Может быть. Он у нас в городе достаточно известная личность.
- Не, я ваших никого не знаю.
- А он и не наш. Он мой кореш, мы дружили с детства. А видеть ты его мог по телеку, или может фотку в газете.
- Точно, я его узнал. Он взял на последнем чемпионате Европы по фехтованию бронзу, рапира, по-моему.
- А хрен его знает, ковырялка какая-то, а так точно, бронза. Ладно, все, пойдем мы, бывай.
Может быть этот случай я бы и забыл, пусть и не сразу, а со временем, но... Через неделю по телевизору передали короткий репортаж, по всему городу стали находить тела молодых и не очень, мужчин с колото-резаными, иногда ударно-дробящими ранами. Повреждения были разные, поэтому говорить о каком-то маньяке смысла не было. Появился слух о новой банде, вот только почти все погибшие никакого отношения к криминалитету не имели, все бывшие спотрсмены-фехтовальщики, кто-то еще выступал, кто-то работал тренером, некоторые в последнее время увлеклись историческим фехтованием, кендо или цзянь-шу, синкагэ-рю, а уж про дестрезу и говорить нечего, это стало единственным связующим всех погибших звеном. В скором времени все эти происшествия сошли на нет и все успокоилось. Но в то время меня это сильно не задевало. Я после того случая с Анькиным братом, как-то изменился, что ли. Нет я понимаю, люди всегда убивали друг дружку и, наверное, всегда будут, но вот так вот просто свернуть шею чуть живому человеку, тем более другу с самого детства, нет такое понять трудно. В общем все шло своим чередом, пятый курс я закончил одним из лучших на потоке, лето опять провел в своей станице. Впереди был последний, шестой курс, потом интернатура и здравствуйте пинцеты и ланцеты, скальпели и зажимы, меня ждет хирургическое отделение Ставропольской Больницы Скорой Медицинской помощи. Ага размечтался, 1996 год на дворе, однако, все хапают суверенитета сколько могут, вот и на Ставрополье начались национальные разборки, студенты, даже выпускники, никому стали не нужны, а без интернатуры работать низззя, и что делать, нет, купить конечно можно все, а опыт, его тоже купишь? В общем попал я по полной, вроде и диплом на руках, а толку нет никакого, никто не хочет вешать себе на шею интерна, нет если там терапевта, или лора, ну, окулиста на крайняк, то еще можно найти выход, а вот хирурга, что-то желающих нет. Как не странно в очередной раз помог мне, мой старый знакомый из военного комиссариата, нет, он просто подсказал выход, точнее идею выхода. Кому всегда не хватает помощников, у кого во время боевых действий полно работы, кого во время этих самых действий не хватает? Правильно полевых хирургов, военврачей. Вот так я и оказался в Ростовском Окружном Госпитале. Хотя почти никаких активных действий к тому времени уже, или пока и не велось, но поток раненых ослабел не на много. А потом началась вторая Чеченская и не редко не было времени даже перекурить, а состояние хронического недосыпа стало нормальным состоянием организма. Так и пролетели пять лет моей жизни, работы, учебы. В 2002 я уволился в запас в звании майора медицинской службы, с огромным опытом в военно-полевой, травматической хирургии и с тоненькой тетрадкой своих наблюдений, замечаний и предложений, мой друг и бессменный наставник, полковник Астахов, почитав все это сказал, что может получиться не плохая диссертация, и мне надо только выполнить кандидатский минимум по публикациям. Честно говоря, в то время это вызвало только улыбку. Впереди тихая, гражданская жизнь, ожидающее меня место зам. Зав. Хирургическим отделением в одной из Питерских больниц, возможно семья, дети, внуки, тихая старость и грелка под задницу. Лепота! Но сначала в станицу, деда мы похоронили два года назад, поэтому проведать родителей, потом в Ставрополь, навестить друзей и однокашников. Ну а дальше, станица, Ставрополь, Питер, съемная квартира, нищенская зарплата, чищенный сахаром от йода медицинский спирт и осознание бесперспективности дальнейшего существования. Для этого самого осознания мне хватило двух лет. Мне тридцать шесть, семьи нет, денег нет, работа хоть и любимая, но не то, вот не то и все тут. В свое время хотел спасать людям жизнь, вытаскивать их с того света, и давайте скажем честно, был такой период в жизни, был, да только прошел, теперь все больше мелкие дрязги, удаление аппендицита, оперирование грыж и вросших ногтей. Нет, бывают и у нас интересные и сложные случаи, что не дают расслабиться, держат в тонусе. В тот день случился именно такой случай. Как вы понимаете свершилась еще одна моя мечта и появилась новая, но узнал я об этом намного позднее.
По большому счету день был как день. Утренняя планерка, дежурный комплимент Марише, медсестре, обход послеоперационных больных, оформление вновь поступивших от Скорой Помощи и плановых из Приемного Покоя, в общем все как обычно, уже в самом начале рабочего дня начал планировать вечер, тем более, что завтра ожидался выходной и то и дело возникала мысль поддаться матримониальным планам, на мой счет, другой нашей медсестры, Ирочки, коренной питерской красавице и умнице, а что, по крайней мере не буду тратить две трети зарплаты на съем квартиры, да и время то идет и мы не молодеем. Вот только, есть одна проблема, сдается мне, что Ирочка уже расписала всю нашу дальнейшую жизнь и моего мнения никто спрашивать не собирается, а посетив один раз мою холостяцкую берлогу она вынесла из нее стойкое мнение, что в квартире никаких колюще-режущих предметов, больше кухонного ножа, быть не должно. Ну кто виноват, что в самый ответственный момент тесного знакомства организмов, старая дедова шашка сорвалась с крепления и слегка порезала точеную ножку этой нимфы, всякое бывает. С тех пор наше общение происходит сугубо в девичьей светелке в районе Купчино, а на любые попытки посетить мои хоромы, мне демонстрируется тоненькая полоска шрама и упрекающий взгляд. Жаль только, что этот самый шрам не располагается повыше, тогда его демонстрация вызывала бы намного больше эстетического удовольствия, да и фантазия работала бы куда лучше. Вот и в тот день, только я расположился в сестринской и начал бесконечную войну полов, как раздался звонкий голосок, вошедшей, Мариши:
- Руслан Витальевич, тут, к Вам пришли,- и с явным злорадством,- женщина, красивая-я-я.
Вы когда-нибудь видели взгляд кошки защищающей своих детенышей с прищуром голодного волка? Вот, вот, лучше и не видеть. Ирочкин взгляд казалось прожег меня на сквозь, потом разделал на филе и на последок, все это перемешал в огромном блендере.
- А кто там, Мариш? Она представилась?
- Нет, Руслан Витальевич. Сказала, что старая знакомая, по институту. Пришла по делу. - четко доложила, Марина. У, змеюка.
- Ну, ладно пойдем посмотрим, что там за старая знакомая, которая может спокойно пройти в хирургическое отделение, никого не спрашивая.
- Так она не одна, с ней Карл Фридрихович.
- Еще интереснее, гостья в сопровождении зам. Главного врача. Это нечто. Через несколько минут я мог только стоять и открывать беззвучно рот. Передо мной стояла, действительно старая знакомая,- Анька, Анечка, Анюта. Моя соседка по общежитию, иногда по общажной кровати, чего уж скрывать, в общем моя бывшая одногрупница. Но как она стояла! Никто не дал бы этой шикарной женщине и тридцати, легкий налет высокомерия и скуки так и сквозил во всей ее позе и взгляде. Королева снизошла до своих подданных, никак иначе.
- Уважаемый Руслан Витальевич, вот, Анна Владимировна, она хочет с вами пообщаться, вы же знакомы. Я рекомендовал Вас как нашего лучшего хирурга, поэтому на сегодня Вы свободны.
- Здравствуй, Руслан. Тут не далеко есть не плохое кафе, переодевайся и подходи туда, я буду ждать. Тем более, что я думаю, Карлу Фридриховичу есть что тебе сказать, сильно не задерживайся. Дело важное.
- Не беспокойтесь уважаемая, Анна Владимировна, Руслан Витальевич только передаст неотложные дела и будет в полном Вашем распоряжении.
После того как Анна покинула отделение, схватив меня за рукав Карл Фридрихович буквально затянул меня в ординаторскую.
- Руслан Витальевич, судя по Вашему виду Вы не знаете кто к нам пришел?
- Почему не знаю, знаю. Ковалева Анна Владимировна, насколько я помню врач- отоларинголог.
- Ну, насчет, врач, это Вы загнули. Прежде всего это очень богатая дама и очень влиятельная. Вы, наверное, в курсе, что в следующем году у нас ожидаются большие проблемы с продлением лицензии, что поделаешь, здание старое, капитального ремонта давно не было, да и на косметический денег вечно не хватает. Так вот, Анна Владимировна высказала некоторый интерес к нашей клинике, она хочет приобрести наш старый корпус, конечно там уже одни развалины, но в этом деле главное, земля. Официально оформить сделку, как Вы понимаете мы не можем. Но есть один выход, долгосрочная аренда. Короче нам предлагают провести капитальный ремонт всей нашей больницы и старого корпуса, в том числе. Хотя там скорее всего будет не ремонт, а строительство нового, вот этот старый корпус они потом у нас и арендуют, там будет Клиника Пластической Хирургии с самым современным и навороченным оборудованием. Вы как врач и великолепный хирург, должны понимать, что оборудование, используемое для придания красоты лица и стройности ног намного более совершенное чем все чем, располагаем мы сейчас. Ваша цель добиться в договоре аренды корпуса пункта, по которому мы получим доступ к этому самому оборудованию, а самое главное, это практика и опыт для наших хирургов, особенно в челюстно-лицевой хирургии. Вы меня понимаете?
- Да, конечно. Но Вы правда думаете, что она что-то решает?
- Сама, скорее всего, нет. А вот люди, которые стоят за ней, бесспорно. Понимаете, ходят слухи, что в уже действующей клинике этой фирму стоит какое-то уж совсем фантастическое оборудование. Конечно, слухи слухами, но возможно какие-то экспериментальные разработки. Голубчик, Вы уж постарайтесь.
- Попробую, Карл Фридрихович, попробую.
- Ну, еще раз, здравствуй, Анюта. Шикарно выглядишь!
- Здравствуй, Русик, здравствуй. Столько лет тебя не видела. Говорят, ты опять на войну подался?
- Аня, я же всё-таки, врач. Да и другого шанса пройти интернатуру, а потом и ординатуру я тогда не видел, а уж про практический опыт и не говорю.
- Ну да, ну да. Ты всегда был не такой как все. Наверное, поэтому все девчонки потока по тебе с ума сходили, чувствовали в тебе настоящего мужчину. Мне тогда и брат сказал «держись его сестренка, такой не продаст и не предаст, сейчас таких мало, очень мало осталось».
- Не знаю, я такой какой есть. Мне скучно просто так сидеть и потихоньку загибаться, хочется чего-то этакового... кстати, как там твой братик, жив еще?
- А что ему сделается? Тогда, после смерти Ильи, он переехал сюда в Питер, а через год, как получила диплом, и меня забрал. Так что я осталась без интернатуры, так, голый диплом мединститута и все, а он теперь депутат Госдумы, в какой-то там комиссии по «Развитию здравоохранения и государственно-частному партнерству», а я у него в помощниках. Да хочу сразу тебя поставить в известность, я прекрасно знаю чем тебя озадачил твой начальник, так вот, ничего не выйдет. Наш договор ограничится только финансовыми вопросами, никакого сотрудничества не будет. Если надо денег на какое-то жизненно необходимое оборудование, то можно посмотреть, а практика ваших людей в нашей клинике, или использование нашего оборудования даже не обсуждается. Хотя, если ты вдруг захочешь поменять место работы, то это решаемо, но только ты. И должна добавить внутренняя безопасность в фирме дикая, и наказание только одно, вспомни Илью.
- Что-то ты, подруга темнишь.
- Договор обсуждать смысла нет, на работу зовешь, предупреждаешь о выговоре несовместимом с жизнью. Что тебе от меня надо?
- Мне, уже ничего. Эх пару-тройку лет назад нам бы встретиться...
- Тройку лет назад я пахал как папа Карло в Ростовском Госпитале и столько крови ни до, ни после не видел.
- Вот, вот, кровь. Скажи Русик, а убить человека легко?
- Да нет ничего проще, берем крупнокалиберную винтовку, а лучше пулемет...
- Нет, ты меня не понял, убить своими руками, глядя в глаза, вот просто взять и убить, голыми руками, или зарезать?
- Спроси об этом у брата. Сколько на его руках крови?
- Нисколько!
- А Илья?
- Там другое. Он мне потом все объяснил, у него и правда другого выхода не было. Я знаю.
- Аня, ты знаешь, я тогда долго думал и, по-моему, разобрался в тех событиях. Илья ввязался в гладиаторские бои? И твой брат в этом был замешан?
- Ну, что-то вроде того, только там все было намного сложнее. Был приз, очень важный и ценный приз, хотя почему был, он и сейчас есть. Вот только никто его получить так и не смог.
- Что, чемпион непобедим, а вам чужие денежки житья не дают?
- Причем здесь деньги? А хотя, да, пусть будут деньги.
- Ты сказала, что этот ваш приз так никто получить и не сумел, значит попытки продолжаются?
- Все, хватит. Я тебе больше ничего не скажу. Захочешь узнать больше, говори с братом. Тем более что наша встреча — это его идея. Он подойдет через час, а мы пока давай повспоминаем молодость. Ты с кем из наших контакты не потерял? ...
Конец фрагмента