Этот очень сложный вопрос не закончится изложением в данной главе, а будет предметом исследований и обсуждений во всех остальных томах книги. Здесь будут поставлены самые основные принципы, которые формируют образ Божий, исходя из всего того, что мы имеем в поле нашего созерцания. Человек – это образ богообщения посредством того общего, что объединяет нас с нашим Творцом. Как говорит Григорий Палама в труде «Триады» (3, 2:24): «… поскольку общение с Богом возможно и поскольку в своей в сверхсущностной сущности Бог абсолютно выше всякого общения, то между сущностью, в которой участвовать нельзя, и теми, кто участвует, существует нечто, делающее участие в Боге возможным».

Как уже сказано ранее, сотворение мира, согласно Священному Писанию, никоим образом не противоречит научным открытиям последних столетий. Более того, наука полнее, глубже раскрывает нам суть вопроса веры. В Священном Писании, как бы умышленно упущены вопросы научного плана, как ничего не значащие для спасения души. Между сотворением мира и началом библейской истории прошла целая пропасть времени медленного эволюционного становления, измеряемая нашими современными мерками летоисчисления, в коих присутствует элемент поражения первородным грехом. Хочу сказать, что сами эти мерки постоянно меняются вместе с нами даже в продолжении нашей жизни, что тогда говорить о смене эпох. В каждое время, хотя представления об Истине те же, но разные эпохи, и различны соответствующие этим эпохам понятийные языки, основанных на различном опыте и познаниях о Вселенной. Наука исследует законы материи и свойства её, а цель Священного Писания проявить промысел Божий на человеческих судьбах и донести до человека смысл жизни его. Через Откровение мы узнаем о Творце в пределах возможностей нашего чувственного восприятия. Сам по себе акт творчества, каким бы он не был, на самом деле, мы не сможем воспринимать его как-то иначе, чем через призму того, что естественно для нас и обыденно-повседневно. Представьте себе, грецкий орех. По сути вещей он есть живой организм семени высокого грецкого дерева. Но если он не погиб, то он предстает перед нашими органами пищеварения пустотой, ибо остается вне досягаемости, то есть, как желанный источник энергии, он остается пустотой. Или иной пример, корове дали зерно на корм. Все те семена, которые животное не перемололо зубами в процессе пережёвывания, все это осталось пустотой энергий, то есть организм не получил притока энергии от этих семян. Они остались живы и дают всходы, оказавшись в почве. Вернёмся к ореху. То есть как только мы его расколим, так энергии несомые орехом, становятся доступными. Орех, как живое тело, умирает, но в то же время перестает быть пустотой. То есть из ничего появляются животворящие энергии. То есть пока тело ореха живое, оное для нас пустота. Само по себе Царствие Небесное живое Тело – это по условию Божественного происхождения в творчестве Его, а так как Оное живое, то и не может быть воспринимаемым так, как это естественно, повседневно и обыденно человеку воспринимать только то, что мертво есть – только своё естественное подобие. Поэтому возникает такое чувство, что Царствия Небесного не существует вовсе. На самом же деле, то, что Бог для нас вне постижения и досягаемости – это есть спасение нам всем. Отсюда следует простой вывод, что для того чтобы остаться жить вечно во Царствии Небесном, необходимо уже здесь в земной жизни быть причастником к Нему, быть частью жизни Царствия Небесного, жить в Нём и по законам Оного, адаптированных во всех сферах человеческой жизни и деятельности. Понятно, что законам справедливости и силы такое мировосприятие инородное со всеми вытекающими последствиями, но именно это живое становится эволюцией всех форм жизни. Именно этот образ мышления и ценности, идущие в разрез всему оказываются самыми значимыми для утверждения живого. Вообще аллегория сия сама по себе строится на критериях свойств падшей природы человека, который сам оказался разрушителем своей природы, а потому на самом деле бесконечно далека от полноты Истины (то, что открывается – жалкий отголосок её). Это также как след от сапога свидетельствует о человеке, хотя и бесконечно далеко от истинного положения дел – мы не видим в нем не глаз, ни рук и так далее. Но все равно, это остается свидетельством. Привожу этот пример только потому, что просто как-то иначе нам это понять вообще невозможно, кроме как созерцая мир через призму этого естества, а значит видеть мы можем только этот след. Поэтому сотворение Вселенной из ничего всё равно останется для нас, слава Богу, научной тайной, а грехопадение представится вселенским взрывом, ибо в рамках данных критериев мировосприятия на фундаменте материализма что-то иное увидеть, повторюсь, просто невозможно (всякое даже рождение в пределах природы Вселенной, поражённой грехом, несёт в себе все оттенки взрыва). Именно по этой причине, доктрины всех религиозных систем в общем плане схожи, ибо при освящении этого вопроса, так или иначе говорили о том же и смотрели на начало начал через свой внутренний мир, через свой уникальный специфически оформленный духовный опыт достижения самой востребованной цели, выраженный в своих религиозных концепциях. Они свидетельствуют об одном и том же, но разнятся не только своеобразностью мифологического изложения, но и определённой уникально сложенной односторонностью мировосприятия. Священное Писание приносит нам полноту не от специфического чувственно-разумного опыта приобщения к Божественному, а в силу косвенного свидетельства о Творце через Его промысел на судьбе богоизбранного народа, основанного на исторических фактах. Просто история – единственное удобоприемлемое свидетельство о Творце и Его свойствах, которое выступает как корректирующее деяние всех наших помыслов и, в нашем случае, выступает судьёй степени истинности некоторых философско-богословских высказываний о Творце. Для богословия этот метод познания Его становится тем критерием правды, который правит наши суждения о Творце и Его свойствах. На страницах этой книги вы также увидите некоторый специфично оформленный след, оставленный Богом в творениях Его. Только материала для изложения свидетельства о Божественном у нас в руках несколько больше, чем в те далекие времена. И поставляет нам его научный прогресс.

И вот стоя на новых позициях уже новых, если так можно выразиться, «религиозных» систем, то есть в современном проявлении – научного опыта, мы делаем тоже самое, что делалось людьми во все времена – поворачиваем свой взор в ту же сторону и с позиций нашей специфики восприятия Вселенной задаем те же вопросы касаемо далёкого прошлого, которое таит в себе этот миг, с коего всё началось быть во Вселенной. И как бы ничего особенно нового нам не открывается. Взрыв, рождение галактики, в центре которой Солнце. Далее Солнце фотонами свечения бомбардирует поверхность остывающей планеты Земля, стимулируя процессы зарождения жизни. Если сказать, что Солнце и вообще Вселенский взрыв – это лишь некоторые Божественные свойства, некоторые грани проявления Его качеств, то перед нами восстает библейская картина сотворения мира, созданная тем набором инструментов, который оказался у нас под рукой – через призму современных понятий о мире и жизни. Далее следовало бы оговориться. Ведь язык описания Божественного Промысла основан на понятиях, кои далеки от подобия Божественному. Точнее логика – наука о мертвых вещах. А как с помощью них описывать процессы жизни? Они будут всегда бесконечно далеки от Истины, ибо законы жизни диаметральны законам смерти – они не сопоставимы. Поэтому мы видим явное нарушение разумного порядка вещей в самом процессе творчества Вселенной, описанного в Священном Писании. К примеру, в день третий, согласно Ветхому Завету, «и произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду её, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его…». То есть получается, что трава и деревья появились ранее возникшего Солнца на небосводе, что противоречит разуму. Но на самом-то деле, это и есть Истина. Иными словами, живое имело место быть раньше Вселенского взрыва, ибо сам по себе взрыв несёт в себе законы распада, то есть законы смерти. И Солнце, как свойство творения Господа, обрело нынешнее естество только в результате грехопадения человека. И вообще поменялось мировосприятие. Это видно из следующего. Мир должен быть наделён абсолютным счастьем через полноту Божественного и этим счастьем утверждён и держится. Если посмотреть на мертвую материю с одной стороны, с позиции греха, то в ней закрепощены огромные энергии, абсолютная скованность для самовыражения. То есть с одной стороны тут счастья нет, ибо нет свобод. А с другой стороны, для счастья как раз это самое лучшее условие – быть закрепощённым. Просто жизнь – это вершина бытия, причём абсолютно высокая и зауженная. И потому скованность в пределах этой вершины – условие её бытия, а значит и счастья, в которой всякая вольность от этого Места становится трагедией. Этой скованностью в пределах вершины держится мир. Материя скована в одном (в законах материального мира), но, как приобщённая к вершине бытия, свободна для выражения Промысла Божьего. Потому только мысль, как инородное жизни, может родить своё естественное подобие – вызволить из Божественного заточения вершины колоссальную энергию, которая никогда не будет утверждением живого, но только её разрушением. Поэтому явным не соответствием земным порядкам в привычном понимании вещей, на самом деле Священное Писание не ломает Божественную субординацию жизни – просто сие естественно для живого и противоестественно для мёртвого. А так как такая истина в истории человечества выступает как животворная, то оная есть Божественная и в ней больше правды. Теперь имеет смысл показать в чем диаметральность естества живого и естества мертвого. Это видно из того же эксперимента с палкой, которую мы пытались вывести в вертикальное положение равновесия. Как её не выводи в вертикаль, оная всё равно будет падать. Человеческий организм, как его не выводят из положения равновесия здоровья окружающие факторы (микробы, болезни, опасности, погодные условия и так далее), он все равно восстанавливает свое положение. Палка мертвый предмет, а человеческий организм живой. Мысль в естестве своём логична, но мертва есть, в отличие от любви. Исторический процесс, выраженный в её поведении, свидетельствует о критериях Истины и что образ мышления применительно к палке – естественен для мертвого, а поэтому мы формируем представление о жизни и её законах, которые будут противоестественны логике вещей. Для исповеди о живом включаются совсем иные рычаги и совсем иные критерии реальности. С другой стороны, если бы палка не находилась в положении равновесия, то оная падать не будет. Если чашка для питья стоит на своем месте на полке, то не будет представления о зле не порядка (в котором оная валяется как попало). Если нет живого тела, то и нечему разрушаться. Если нет заряда, то и нет взрыва. Следовательно, если нет некоторой энергоёмкой реальности, а также если нет сверхлюбви, то и нет Звезды по имени Солнце, как впрочем нет проявления любви. Именно по этой причине, в Священном Писании Живое стоит раньше всех иных её производных – отсюда такие странности исповеди о Божественном. Уюту и счастью служат законы материи, а не сами себе произвольно, как спонтанно-релятивистские механическое.

Становится немного не по себе от такой мысли и кажется, что Библию могли писать люди, уже знающие о галактике и обо всем том, что мы знаем. Но это не так, ибо Библия – Божье откровение. Это то, за рамки чего в своих исследованиях мы не можем вылезти. Нет, мы можем свидетельствовать об этом Акте творения в границах возможности нашего разума видеть некоторые пределы Божьего откровения о Себе, но это только пределы некоторых возможностей. Но любовь более общее, за пределы которого выйти частному (разумному), выйти невозможно, потому до полноты этого свидетельства нам никогда не дойти. Также как след стопы человека, оставленный им в глинистой почве, хоть и свидетельствует о человеке в пределах возможного почвы, но полноты этого свидетельства о нём в отпечатке не будет никогда. Разум свидетельствует о Боге, только нельзя требовать от него большего, чем то, на что он способен. Также как, если мы видим мир Вселенной в пределах обозрения галактик, то это не значит, что Любовь, столь своеобразно исповедуемая Священным Писанием, вымысел. Просто природа с грехом может видеть то, что естественно для неё по родству происхождения. Исходя из этого, становится очевидным, что перед нами предстает некоторый дуализм мира, который возник перед глазами многих философов прошлого. В зависимости от того, как сам человек ориентирован по отношению к Творцу, так он становится способным воспринимать окружающую его реальность дуализма: либо по ту, либо по другую сторону линии границы. Если человек находится в естественном животворном единении с Богом, то мир ему сослужит в этом, утверждает это качество его жизни и стремится уподобиться Богу через человека. Этим человек поглощает Вселенную. Он отделяет доброе от злого, ибо только доброе способно стать вечной жизнью всего. Просто только в этом случае даже научно-технический прогресс становится благом. Если нет, то мир восстает против него.

Для чего начал эту главу с этих определений? Просто человек – венец творения и то, как это выражено в Священном Писании мы можем выразить в новом понятийном языке современности, ибо сам по себе всякий язык изречения Истины – изменяющийся продукт этого мира и нам остается лишь его адаптировать в наибольшей полноте выражения Её.

Итак, нам важно ответить на ряд вопросов, касательно самого становления жизни в свете материализма, которым мы все оказались заражёнными после стольких лет его торжества. Для того, чтобы проделать этот объем работы, подобает для начала освятить некоторые общие моменты, и только после этого нам откроются некоторые частные реалии-ответы, столь важные для верного понимания о вере.

Святому Августину принадлежит высказывание: «Человеческая жажда счастья является основанием всего». То есть в нашем случае для исследований речь сразу может идти об определении счастья человеческого, ведь это именно то, что утверждает мироздание, поддерживает космос и это то, что мы ищем в своих исследованиях, как самая важная составляющая природы людей и сам человек есть по сути воплощение радости. Представьте себе водную гладь. Как не воздействуй на неё, а она вновь принимает исходную форму ровной поверхности. Получается, что прочнее этой поверхности воды нет вообще ничего во Вселенной. Точно также с радостью, единящей мир и материальный, как форму жизни, и душевный, и духовный. Власть Божья потому самая сильная, что оная любовь есть. Что-то иное не имеет смысла даже для обсуждения, как заблуждение и потому принимаем за аксиому. Изначально, человек появился в таком естестве окружающей Вселенной, которое не могло нести ему какие-то стеснения и ущербность для абсолютной радости и вот это состояние является естественным условием полноты счастья, в противном случае изначально что-то иное уже было бы выражено в самой природе духа, то есть счастья человек просто не искал бы. Человек, отпавший от Бога, попадает в условия противоестественные Божественной природе вечного счастья, обусловленные сильным разделяющим влиянием ада. Человек вступает в ожесточённую брань с духами злобы, воздействующей именно через то, через что дьявол влез в чертоги Царствия Небесного. Представить себе тяжело, но факт остается фактом, что Адам, неся в себе Божественное, из-за грехопадения, принимает уже образ того, на кого обратила внимание Ева, даже не он сам. Он принимает образ противоестественный Божественному Замыслу – из образа Божьего обретает образ греха (об этом будет сказано ниже). Что самопроизвольно являет сильную контрастность настоящей природе человека и появляется противоречие враждебной окружающей среды духовному естеству Адама. Стремление выразить всю полноту естества, свойственного для райских обителей, в данных реалиях автоматически стимулирует всякие движения эволюционного плана, начиная от преобразующего в образе Божьем эволюционного формирования человека в земной реальности и заканчивая эволюцией государственных отношений в исторических процессах и даже научно-технической революцией, где Божественное единство между людьми адаптируется в различных средствах для улучшения священной связи. Святые отцы говорят, что по грехопадении замысел о человеке не изменился, он так и несёт в себе задачу обожения Вселенной, изменился только лишь план реализации этого замысла. Человек всегда следует зову души туда, где ему более всего естественно – быть на своей исторической Родине, ибо весь этот мир ностальгически сильно стесняет его. Потому и кажется, что мир лежит во зле, ибо на самом деле «эти башмаки ему сильно жмут». На самом деле, мир не лежит во зле, а мы находимся там, где нам противоестественно, то есть пытаемся устроиться там, где нам не место, а потому называем его злом. А так как радость бытия – это самая важная составляющая человеческой природы организма, без которой нет жизни для него и вообще нет ничего, то возникшее напряжение от скрадывающей радость противоречия в природах понуждает к одному из двух образов разрешения этого противоречия: либо занять свое естественное место в бытии, либо преобразить окружающую среду, адаптироваться в ней, найти все то, что делает условия жизни приемлемыми, сопоставимыми с райскими. Два этих плана работают одновременно в процессе становления человечества. Человек идёт туда, где ему более всего естественно быть – он, побеждая себя и свою смерть, близко подходит к смертельному краю, чтобы вернуться райские обители в том естестве природы, в каком пребывает земная жизнь. Об этом пути Христовом надо помнить всегда (победа над смертью имеет разные оттенки и не всегда несёт в себе благое. Иногда с помощью научной революции утверждается жизнь греховная, благодаря чему гибнет душа человека. Вместо того, чтобы убивать грех, научно утверждается свобода ему. По этой причине, место научной революции там, где жизнь без него невозможна или нет покушения на вечность человеческой души).

Тогда что это такое – счастье? Сразу же хочется подготовить читателя к тому, к чему мы должны прийти благодаря нашим суждениям, что счастье человека – жизнь в Благодати Божьей. Ибо Благодать Божья наделяет человека счастьем даже в аду и отсутствие Её делает бытие человека даже в Раю адом. Как сказал святейший Патриарх Кирилл на праздничной проповеди об апостолах Петре и Павле, что сии воины Христовы всю жизнь были в гонении, были мучимы, постоянно терпели унижения и скорби. Но если есть Утешитель Дух Святой, благодать Его, то радость нисколько не умаляется. Иными словами, Благодать Божья (Духа святого) – есть начало нашего существования, ибо Бог вдохнул в лицо Адама дыхание жизни. Преподобный Серафим Саровский и святителя Кирилл Александрийский по-особому трактуют стих 7 из 2-й главы Бытия. По их мнению, вначале из праха земного Бог создал земного человека, состоящего из духа, души и тела, а затем вдунул в него Божественную Благодать, дыхание жизни. Изначально, для изложения материала мы принимаем сие за основание, как точку отсчёта дальнейшего исчисления событий в земной реальности с помощью возможностей известных языковых концепций материализма, ибо Царствие Небесное – это такое качество жизни, которое с точки зрения научного анализа неизбежно имело место быть в жизни самых первых людей планеты, а поэтому, чтобы хранить Божественное единение во имя радости, природа организма людей, в процессе эволюции, подвергается реструктуризации, подстраивается таким вот образом, чтобы не только не расплескать эту чашу счастья от единства с Богом, но и держать её постоянно и максимально наполненной, чтобы эти все аспекты Божественного и самая священная эта связь с Ним была соблюдена наиболее сильной и полной – вот кто такой человек. Именно данное качество наделяет нашу жизнь наибольшей способностью сопротивления опасностям. Все фибры организма человека служат только этому и только это единение со Творцом имеет смысл всего существа человека. Так как «человек – это животное получившее повеление стать Богом», по слову святителя Василия Великого, а Божественное в Своём величии абсолютно не соизмеримо с природой Вселенной, то и время выражения Божественного в узких границах мироздания должно быть бесконечно растянутым (но опять же сие есть с точки зрения разума поражённого грехом, а потому не может иметь силы догматического устоя). А потому в рамках изученного Акт сотворения мира должен продолжаться, преодолев некоторые знаковые этапы формирования от примитивных форм червей до современного облика человека. Это не противоречит Священному Писанию, ибо закон эволюции – производное грехопадения, то есть приобщения к мертвой природе материи, а по этой причине, неизбежно, несёт в себе что-то, что становится подвластно вот такому специфическому разумному освидетельствованию.

Как это выразил бы отец Андроник? Абсолютное, согласно Закону Сохранения, остается тождественным самому себе. То есть точка тождественна прямой, точнее это та же самая точка, только инобытие выражения иное, а потому точка в данном инобытии с данными его свойствами выглядит прямой. Представьте себе солнечный диск над водной гладью моря на закате. Когда яркая точка соприкасается с горизонтом, перед нами возникает святящаяся прямая линия, идущая прямо к нам. Таким же образом, человечество явилось после грехопадения, как прямая линия к нашей современности из глубочайшей глубины веков, от самого первого акта взаимодействия солнечного фотона с поверхностью Земли. Эта точка стала прямой эволюции, когда попала из Царствия Небесного в инобытие нашего мироздания.

В Писании об этом не сказано ни слова только лишь потому, что не имеет спасительности для души. Бог мог творить только Своё подобие, а это означает, что сотворённое Им не имеет признаков тления и нерушимо. А раз нет тления, то и не может быть времени, как фиксация перемен. Так как нет времени, то в природе омрачённой грехопадением (приобщением ко времени), Божественное должно также проявиться, но только в Своём подобии – тоже в безвременье, в вечности. Вот чем природа эволюции, где Бог является нам только лишь в какой-то степени проявления вечности – это как раз и есть то самое становление здорового живого тела организма в равновесие в противоположность мертвой палке, которая это равновесие не сохраняет. То есть грехопадение – это падение, а эволюция – восстановление живительного равновесия. Только теперь здоровым организмом, восстанавливающем свое равновесие, становится цивилизация. Приобщение к вечности, в некоторой степени выраженной миллиардами лет, принесло свидетельство о Божественном в той степени, опосредовано эволюции. Так как сие хорошо выражено на самом Божественном Замысле о человеке, то автоматически включаются все аспекты, связанные с законами животного мира, открытыми учёными последних столетий. То есть эволюция становления человечества – как раз выполнение этого Божьего повеления, есть своеобразное выражение творчества Бога в пределах природы, поражённой грехом Вселенной, то есть «след от сапога» Господня, выраженного в пределах понятийных реалий сначала Священного Писания, а затем уже в пределах понятийных реалий современных научных доктрин. То есть мы видим развитие форм жизни в сторону большего совершенства в Боге, что есть неотъемлемое свойство живого и человека в том же числе. Противоречия тут нет, но просто исповедь об Истине приняла ещё вот такие специфические формы и свидетельства. Понятно, что несоизмеримость идеализма с материализмом велика и может в той же степени правдивости, как след от стопы в окаменелости выражает какое-то малое отдалённое от полноты выражение того древнего живого человека. Но всё равно, каким бы отдалённым оное не было, это есть хоть вот такое пусть мизерное, но важное для нас свидетельство о нём, о человеке. Причём то, что сие есть именно свидетельство – вне всякого сомнения. Важное оно потому, что указует путь победы, так явственно явленном в самом человеке. Это некоторый след, по которому идут путники и выходят из лабиринта смертельных опасностей. Поэтому современными открытиями во всех сферах научного поиска в богословие ничего особо нового мы не привносим. всё свидетельствует о Боге в меру возможности это делать. Просто скажем, что свойства мира – свойства творения Бога и тогда наука – это просто уникально сложившийся след, оставленный Творцом, проявившийся вот в таком образе ограниченной полноты для нашего мировосприятия, хотя в реальности также абсолютно далёкий от хоть какой-то всеобъемлющей многогранности. И тут не следовало бы смешивать с Божественными чудесами, описанными в Святом Евангелии, ибо в науке речь идет о характерно сложенном отпечатке-следе Его Естества в рамках ограниченных свойств или о специфическом выражении Божественного в обозреваемой Вселенной, а Евангелие – это свидетельство о Боге не для научного искания и умственного поиска, а выраженное в природе человечества. Это не пища для познания умом, а всем естеством природы человека, ибо в деле спасения участвует не только ум, но вся природа наша. Хотя в пределах своих возможностей и тут есть место иным, не поддающимся научным анализам свидетельствам природой материи о самом страшном событии на Голгофе, ибо в тот момент разверзлась земля и наступила темень с шестого часа по девятый. Более ни на каком языке и более никак сказать свое описательное слово окружающий мир об этом деянии не может. Иными словами, полнота глубины об этом так и останется для нас за пределом возможного обозревать Божественное. Возвращаясь к прежней мысли о свидетельстве Божественного, отразившемся на естестве человечества в пределах степени подобия Божественному в аспектах вечности, мы можем сказать, что формирование человека происходит постоянно в течение миллиардов земных лет и не закончилось в дохристианские времена. Дело спасения Сыном Божьим совершено в полноте, далее дело спасения человечества остается за Духом Святым, ибо Сам Спаситель говорит: «Я умолю Отца, и даст вам другого утешителя». (Евангелие от Иоанна 14,16) Но природа человечества также не остается в стороне, иными словами, влияние Божественной Благодати на процесс естественного отбора и эволюции выкристаллизовало именно то, что имеем радость видеть ныне на данном этапе её формирования – человек обрел настоящее счастье бытия. Только теперь, после пришествия Христа, чтобы удерживать радость духа, формирование и развитие, как неотъемлемое свойство жизни, обрели иную перспективу движения – общественные отношения, основанные на исихазме и оформленные в монашеские общежития. Сам же принцип жизни, заложенный в самых первых формах, так и остается и достался нам из тех времён. Просто изменились приоритеты для формирования человечества, перед нами возник Образ Божий во всех Его гранях, а потому человечество увидело путь, по которому надо идти и увидело образ красоты. Поэтому в естественном отборе, который все же имеет место быть, выкристаллизовывается все то, что более близко к этому образу и все то, что идет по этому пути более уверенно. Эта мысль постоянно подчёркивается в этих книгах, как самая важная, но в разных ракурсах обозрения.

Так или иначе, отсюда вытекает важное для нас живущих обстоятельство – нужно правильно сформулировать определение о природе счастья, ибо по большому счёту каждый из нас приобщается к нему в неполноте, а именно в какой-то его второстепенной и иногда даже самой отдалённой и самой неприглядной грани. Например, одни что-то коллекционируют, другие стараются разбогатеть, третьи видят радость в спорте, иные в алкоголе и наркотиках и так далее. Всё это приносит радость, точнее какие-то отдалённые оттенки приобщения к какому-то его отдалённому подобию образа Рая или даже жалкие осколки, если точнее говорить. То есть причастие к каким-то лишь сторонам его полноты, стимулирующим извращенную по отношению к полноте односторонность природы нашего естества и образа жизни. Настоящая радость наделена полнотой во всех аспектах одновременно, но эти аспекты нельзя ставить в один ряд по значимости, как это делают заблудшие. Просто есть такая радость, которая ведёт за собой все остальные и имя ей смысл приобщения Благодати Божьей. Именно смысл самопожертвования наполняет жизнь всеми остальными оттенками радости её. Так какая же она эта радость? Чтобы ответить на этот вопрос о полноте счастья нам нельзя рассуждать разумом, ибо это не успешное решение головоломки. Остаётся только лишь разглядеть, как оная просматривается в самой природе людей. Например, представим себе сильное мускулистое тело, несколько хорошо развитая мышечная масса в совокупности со многими другими достоинствами. Так как оные имеют место в природе человека именно в той кондиции, которую нам демонстрируют борцы и штангисты, следовательно, они востребованы и востребованными могут быть только для одного – работа их каким-то образом должна облегчать удержание этой радости единения с Богом. Если нет этого смысла, то ни борец, ни штангист не сможет собраться духом для рывка к победе. Только утверждая счастье, человек справляется с нагрузками, обуславливающими это счастье. В противном случае, этого даже не могло возникнуть в бытии, как не востребованное (нет радости – человек перестаёт творить ибо не видит смысла). При этом в обязательном порядке должен работать хорошо мозг, как конечная цель и смыл бытия рельефной мышечной массы. Следовательно, нагрузка должна быть такой, чтобы мозг работал, воспринимал адекватно реальность, причём по максимуму его возможностей. То есть мозг вовремя тяжелейших изнурительных нагрузок должен нормально работать, помнить и запоминать, и решать задачи любой сложности. Должна быть ясность ума. Что-то иное начинает также скрадывать счастье жизни, хотя бы потому, что обуславливает ошибки и вместе с ними все их производные. Как бы эволюционному историческому процессу здесь много работы по совершенствованию человеческого организма в этом и только в этом направлении.

Сердце сильное и работает, поставляя обогащённую кровь по специально отведённой артерии в мозг только самую качественную кровь и при этом только во время физических нагрузок. В противном случае, функциональность мозга теряется после получасовой работы из-за слабого притока кислорода и питательных веществ, а также становится затруднительным вывод отходов жизнедеятельности мозговых клеток (появляется чудовищное зашламление). Кроме физических нагрузок также есть много иных факторов напрямую или косвенно стимулирующих или тормозящих работу мозговых центров. Это питание, бытовые условия и время. И всё это в течение многих времён эволюции подстраивалось лишь под один знаменатель – мозг приспособлен к полноте счастья человеческого, утвержденного Богом во Царствии Небесном. Счастье утверждает жизнь, а потому обрело конкретную стимулирующую значимость работы ума и даже не умственных способностей, а религиозности человека. Ибо, в отличие от религиозности, мышление – это один из способов познания Вселенной, такой же как зрение, обоняние и так далее. Только видит он замысел Творца во множественных схемах разумного устроения Вселенной, то, что естественно видеть разуму по подобию своему. Иными словами, всякая деятельность человека на земле в первую очередь несёт в себе цель обеспечения оптимально спокойной функциональности головного мозга при любых нагрузках и окружающих условиях. А если говорить более конкретно, обеспечение хорошей продуктивности мозга, как фундамента для умного делания молитвы и это есть смысл всех устремлений любого человека, никогда в истории человечества не утратившего своей первостепенной значимости. Молитва же утверждает связь с Богом, что обуславливает автоматически приобщение ко всем остальным граням Божественного одновременно и, конкретно, одной из многих их – правильное мышление. Ибо разум занимает то место для мыслительного обозрения, с которого на Своё творение смотрит Бог и для утверждения себя в этом состоянии, оперирует инструментами научного прогресса, оказавшимися в области досягаемости, наделяя человека ещё одной гранью счастья – обозревать мир с высоты Творца, любоваться красотами и принимать верное решение и находить верные пути выхода из ситуации, которые всегда сопряжены только с желанием самопожертвования в утверждении этой красоты. А жертвовать собой может только счастливый человек, то есть добрый. Тогда сделаем вывод о том, что деятельность мозга, как и вся остальная физиология человека, способствует только одному и при этом самому желанному – счастью, возможному только в постоянном единении с Богом. Ведь счастье – это такое качество жизни, без которого бытие невозможно.

Теперь этот же вопрос освятим с иной стороны, как в подтверждение сказанному. Голова человека согласно последним открытиям науки – это и есть основной организм человека, а все остальное – второстепенные части тела и вспомогательные ей органы. Что это значит? Это значит, что если без руки или ноги жизнь ещё может продолжаться, то без головы, а точнее без мозга – никогда. То есть голова без тела ещё может жить (надо только создать для этого все необходимые условия), но тело без головы нет. Так как радость, счастье, экстаз – естественное состояние человека, данные человеку ещё во Царствии Небесном – это есть привилегия только головы, то оное возникает только в мозге, а не во вспомогательных его органах руке, ноге или иной части тела. Остается сказать важное, что организм человека служит только тому, чтобы поддерживать мозг в этом естественном состоянии – радости, экстаза. Постная пища, сам процесс тяжёлого физического труда, все формы воздержания и ограничения себя мотивируют выход души из чувственной природы, торжество духа над телесным, потворствуют хорошей работе мозга и ясности ума. Только это в этой кондиции состояния человека обеспечивается высшая экзальтация экстаза и оная естественна для человека, рожденного в райских обителях. Причем, это такой смысл человеческой жизни независимо от того, есть первородный грех или его нет – стяжание радости от бытия в Боге, возрастание в этом счастье. Отсюда следует только одно, что всякая деятельность человека направлена только на поддержание жизненного тонуса головы и её мозга. Причем не просто снабжение мозговых клеток всем необходимым, а уму нужна особенная кондиция, при которой работоспособность ума пребывает в высшей степени экзальтации, что и есть экстаз. Представьте себе, что вы пашете, сеете хлеб, строите дома и бани, сауны и так деле – все это для поддержания жизненного тонуса мозга в голове, ибо в процессе физических нагрузок происходит важное – быстрый приток свежей крови, очищенной и наполненной по максимуму всем необходимым. Иными словами, для счастья нет необходимости в достижении каких-то внешних целей, но нужен только сам этот процесс физической активности, стимулирующий нужную кондицию и высокую работоспособность разума. Вот почему первые люди во Вселенной были наделёнными телом уже во Царствии Небесном. Теперь, когда из-за греха появился дефицит притока энергии, то есть возникла необходимость её добычи, пришлось эту активность направить, организовать к добыванию хлеба насущного, столь нужного для физического пребывания на земле в ближайшем будущем. Но базисом всех последующих эволюционных движений самоорганизации общества так и остается экстаз от единства с Богом, стимулирующий всё более и более полную, качественную и разностороннюю связь с Ним. Повторюсь ещё раз, что люди работают ради самой кондиции молитвенного единения с Богом, возникающего только во время процесса физической активности, а достижение цели – второстепенное вспомоществующее этому самому важному на Земле. Об этом важно сказать, ибо, повторюсь ещё раз, как проявится потом в истории, люди осуществляли сам этот процесс ради самого процесса, ибо нужна именно эта кондиция духа, высшей экзальтации счастья, сплачивающего общество, что обуславливает достижение второстепенных любых целей. Голова же сама по себе не простой организм, а так как, изначально, рожденный в абсолютном счастье, то счастьем измеряющий все вокруг, активируя все токи научно-технического прогресса. В ней есть нечто такое, с помощью чего оное может распознавать реальность, а точнее видит только то, что приносит человеку счастье, ибо только счастье является настоящей реальностью для человека. Причем, смысл человеческой жизни независимо от падения в первородном грехе – стяжание счастья и возрастание в нём. Человек с каждым днём должен становиться выше и выше, шаг за шагом поднимаясь к вершине и от увиденного окружающего мира, от большего подобия Богу у него сильнее и сильнее чувство восторга и радости. Он должен становится все счастливее и счастливее. Само счастье всегда несет в себе некоторые составляющие.

Для освящения данного вопроса разберёмся в самой природе чувства на самом простом и грубом языке понятий. Всякий из нас стоял на берегу реки. Воды её текут вдоль береговой линии. Если бы земля под нами (и мы, стоя на ней) двигалась тоже с такой же скоростью, то нам не распознать перемен в воде, река для нас была бы лужей. То есть, первым условием, которое позволяет человеку видеть изменения в реке – постоянство берега, как недвижимая точка отсчёта. Всякий из нас помнит все перемены в организме, от раннего возраста до этих минут, когда вы читаете эти строки. Помнит все биологические изменения в себе в процессе взросления организма. То есть, каждый из нас несёт в себе двоичность природы, в которой есть некоторый берег, относительно коего, или стоя на коем, мы можем замечать (или иными словами чувствовать) перемены в себе от раннего детства до этих мгновений. То есть чувственное познание окружающего мира – это есть сравнение природы постоянства этого «берега» в организме человека с течениями во Вселенной, а ещё точнее со степенью альтернативы этому постоянству. Это есть некоторый эталон, как одна из многих сторон счастья и радости, относительно которого все имеет некоторое отличие, поддающееся распознанию, которое мы называем чувством. Если этого отличия нет в исследуемом предмете, то и нет восприятия, нет чувственного освидетельствования. То есть мы распознаем лишь то, что является контрастом к этому эталону постоянства берега, видим только то, что имеет хоть какие-то признаки перемен. Мы видим темную полосу на белом, а белую полосу на белом не видим. Это как заяц, который распознается охотником только во время перемещения зверька или в каком-то ином контрасте, а в состоянии покоя он не видимый. Понятно, что эти «зайцы» в реальности множественно разные и по-разному множественно явленна многогранность Вселенной в них. И при этом, чем сильнее приобщение к постоянству, чем сильнее эталон измерения имеет признаки свойства абсолютной недвижимости берега, тем большее удается распознать, тем заметнее самые малые изменения вокруг. Это уже удел опытных, сильных молитвенников-монахов, специалистов судеб человеческих. Таким образом, нам становится понятным то, что после грехопадения нам дано чувствовать только альтернативу нашему счастью – горе. Именно поэтому некоторые знания, полученные через чувственную природу, несут нам несчастье.

Всякое явление за долго до возникновения заявляет о себе многовариантно через множественные предтечи. Сначала, к примеру, это свет, потом звук, тепло и только в последний момент – это уже освидетельствование прикосновением, когда человек оказывается в центре самого события. По этой причине, в ходе передвижения можем видеть все то, что нас ждёт в некотором будущем по пути следования. Таким образом, будущим наделено всё живое, ибо живое по определению имеет свойство идти в будущее и при этом распознавать его черты заранее. Чем сильнее постоянство нашего эталона измерения окружающего мира, тем лучше распознаются все те свидетельства о явлениях, которые вскоре станут современностью. Это называется даром пророчества. Старцы в строжайшем аскетическом делании стимулируют это качество абсолютного постоянства в себе и Бог дарует им спокойствие духа. Духовная жизнь людей – это как тишина, в коей чем меньше отвлекающих голосов, тем сильнее слышимость даже мышиного шороха. Видеть события наперёд – это тоже удел стяжания уверенности в себе, как неотъемлемое условие счастья. Ведь страшно не опасное событие, а именно утрата видеть грядущее, правильно распознавать опасность, позволяющее обходить трагедии стороной. Дар видеть с помощью Духа Божьего позволяет жить в радости даже в кромешном аду. И наоборот, слепота приводит к отпадению даже от туда, где опасностей нет – из рая. Дух ведения – это один из даров Духа Божьего, которого «… вдунул в лице его дыхание жизни.» (книга Бытие гл.2, стих 7). Бог дал нам Духа Своего, чтобы мы могли видеть и узнавать Творца, и чтобы мы могли идти к Нему, чтобы знать Его.

Для возможности двигаться дальше в наших суждениях, необходимо понять то, как работает головной мозг. Но сперва, нам надо выяснить какова сама природа жизни, а потом нам станет ясной сама природа познания. Из некоторых суждений, приведённых чуть ранее по тексту, нам понятно, что природа живого двоичная (берег-река). Именно это соотношение, засвидетельствованное инструментом математики, становится первообразом всех явлений в организме человека и особенно в природе чувственного восприятия. Представьте себе, что вы пытаетесь вывести табурет в состояние равновесия на двух соседних ножках. Чем сильнее крен прямой, соединяющей центр массы табурета и точку опоры, от абсолютной вертикали, тем тяжелее удержать или восстанавливать в состоянии равновесия качающийся табурет. Но можно вывести в такое почти вертикальное состояние, при котором колебания хотя и будут в любом случае вокруг вертикальной оси, но настолько ничтожно малы, что восстановление равновесия будет практически без усилий. В организме человека также происходят подобные колебания, при которых и здоровье человека, и мир духовный, и мир душевный неизбежно и постоянно выводятся из равновесия всеми формами экспансии из внешней, изменяющейся Вселенной. Всё пытается столкнуть и вывести нас из равновесия, но борьба за жизнь – это восстановление. Здоровье опять нормализуется, душевный мир успокаивается, дух торжествует. Именно это происходит в головном мозге. Мы видим многое благодаря этой составляющей, названной постоянством берега, относительно которого все течет. Мы видим эту альтернативу норме абсолютной стабильности – крен. И чем сильнее стабильность, чем абсолютнее степень постоянства, выраженная в минимальности колебаний вокруг данной «вертикали» Вселенной, тем более тонкие перемены может различать ум человека. Таким образом, самое важное в жизни мозга, а значит и абсолютно всех составляющих человеческий организм – приобщение к этому абсолютному постоянству берега, с помощью которого оказываются в области возможности восприятия все движущееся (с одной стороны, являющееся опасностью, а с другой, наоборот, все это оказывается полезным). Таким образом, вся деятельность человека, все его побуждения осознанные и не осознанные, в конечном счёте, несут в себе одну цель – наиболее сильное приобщение к Божественному, наиболее близкое уподобление Творцу, дарующее возможность более и более глубже познавать окружающий мир всеми органами чувств, в том же числе и предсказывать будущее и мыслить, как свойства чувственной природы. Это счастье есть религиозность, позволяющая близко подпускать к себе смертельную опасность, благодаря чему человек смог взять в руки огонь и даже потом занести его в деревянную избу.

В данном рассмотренном случае, познание мира, как свидетельство о Боге, оказалось в сфере возможности обоснования с помощью ограниченного природой логического анализа, где речь шла об одном из множества Его свойств – постоянстве «берега». К сожалению, всякий анализ имеет адекватную функциональность только в этой сфере бытия Вселенной, то есть берегом-рекой все возможности всякого логического суждения о Божественном исчерпываются и нам уже с помощью его не откроются иные реалии, но только множественные формы, а потому что-то более глубокое оказывается вне его области компетенции, вне области материалистической концепции. Но, надо заметить, что даже такое примитивное и абсолютно грубое свидетельство о Творце, многим из вас дало возможность испытать радость. Потом чуть ниже по тексту мы разберём и другие концепции, как формы приобщения к иным Божественным свойствам, в иных реалиях формирования Вселенной и они тоже наполняют естество человека великим торжеством духа и счастья. Там речь пойдёт о культах, о ритуалах, об исторических процессах, философии. Каким бы масштабным или уникальным, специфическим любое явление исторических процессов не было, всё равно оное будет выражать только эту физическую и психическую потребность человека, потребность быть в счастье от единения с Богом. Всё, что было в мире людей или ещё только будет – является исповедью о связи с Божественным. И тут нет смысла строить какие-то иллюзии. Тогда дадим определение подвигу. Подвиг – это действия, направленные к единству с Творцом. Но жертва здесь не самоцель, а средство для достижения единства с Ним. Для человека, наделённого счастьем, сие есть норма, он даже не задумывается над выбором.

То есть на самом деле все в нашем теле подчинено к стяжанию Благодати Божьей, приобщившись к которой человек становится пленником Её навсегда вновь, ибо всякая свобода от полноты счастья становится бессмысленной, не желанной. И даже всякая несвобода во имя полноты счастья, которая невозможна вне Бога, становится желанной необходимостью. То есть человек ищет на самом деле не свободы во всех смыслах этого слова, а радости бытия, что со свободой редко совместима. И даже для сохранения счастья неизбежно возникает осмысленное стремление и физиологическая потребность в творчестве и жертвенности, а потому обратно уже к прежней жизни вернуться просто не может. Ведь сказано было Моисею пророку «Несть человек, иже увидит Лице Мое и жив будет», то есть человек остается в желанном плену этой радости навечно, ибо тот плен, не смотря на его очевидную суровость и тяжесть, на самом деле несёт радость человеку. И так все в этом мире: с одной стороны без Бога отсутствие свободы гнетёт и томит дух, а с другой стороны, та же самая несвобода в Боге становится условием спасения, счастья и райского блаженства. Мы хотим быть свободны от мучений души, а потому скованность ради близости к Творцу – это совсем не плен, а возвращение на Родину, из которой некогда человек ушёл. Это духовное единение с Ней должно наступить не когда-то там, а уже при жизни. Человек этот плен ни чуть не стесняет, ибо для него пленение сие не есть тяжесть, но есть достижение цели свободы от смерти, как одно из условий Рая. Иными словами, человека тяготит не ограничение свободы, а покушение на радость его бытия, от которого он может быть не свободен.

Человек – воплощение счастья.

Если счастье является естеством жизни, то в течении множества веков этот момент неизбежно должен многообразно выразиться на природе человека во всех гранях проявления его естества. Причем, это неизбежно должно дать нам ответ на главенствующий вопрос о смерти – о том, какова её реальность. Если это так, то пусть сама физиология наша расскажет нам о том, кто мы есть.

Прежде чем вести об этом речь, следует подготовить читателя. А потому сделаем некоторое пояснение, для того, чтобы более чётко понимать природу чувств. Изначально, следовало бы сказать, что природа человека многогранная и несёт в себе множество оттенков. Человек жаждет быть вечно, жаждет любить и быть любимым, жаждет быть счастлив. Человек имеет возможность видеть и познавать окружающую его Вселенную. Человек стремится к совершенству, к чистоте, к стабильности. И так далее. По слову Григория Богослова, Бог вместе со Своим Дыханием вдунул «частицу Своего Божества – благодать, которая с самого начала в душе присутствовала, давая ей способность воспринимать и усваивать эту обожающую её энергию». Это было сделано Богом для того, чтобы созерцая мир через призму этой самой частицы Его Божества, человек мог видеть Творца и тем самым быть для Вселенной проводником во Царствие Небесное и Божьих энергий из Царствия Небесного – уверенно исполнить своё призвание по учению святого Максима Исповедника: человек, являясь с Богом опосредовано вдунутой частицы Его Божества в единстве и тождестве стяжанием благодати, смог бы «соединить любовью природу тварную с природой нетварной». То есть нам дано чувственно распознавать только то, что способствует нашему движению к совершенству, к чистоте, к стабильности. Мы чувствуем все то, что несет в себе Божественное и при этом движется к Нему. Это видно из нашего примера, в котором река воспринимается голубой лентой только потому, что в ней происходит постоянное движение вод к океану. Нет движения – река исчезнет. В этом же контексте распознается весь остальной мир.

Ведь сама по себе природа – это «реальность в становлении», то есть совершенна только лишь «в этой способности приобщаться к Богу, все более и более прилепляться к полноте Божества» причем опосредовано только человека, а точнее образа человеческого пути движения к Богу, ибо, в противном случае, для нас совершенство природы оказалось бы чуждой, а потому не воспринимаемой. Чтобы адекватно принять учение святых отцов, необходимо сначала увидеть в самом себе эту частицу Божественного с помощью того набора инструментов, который считается общепризнанным и научно обоснованным для познания мира. Исходя из этого перед нами встает вопрос о познании самого себя, чтобы познать Вселенную.

Почему Бог не познаваем? Потому что обладает свойством абсолютного постоянства. Опять же случай с зайцем, который сливается с окружающей средой и, пока он не движется, он не заметен. Следовательно, чувство – это всё то в нашем естестве, что распознает движение, перемену, изменение. А следовательно, природа наших чувств наделена постоянством, относительно которого мы видим только лишь все относительное во Вселенной. Бог абсолютно постоянен, а поэтому нами не видимый. Следовательно, мы чувствуем то, где живём, а именно солнечный свет, излучение тепла и многое иное, только лишь потому, что земная жизнь в том её состоянии, в каком оная оказалась после отпадения Адама и Евы из Рая – не есть естественная среда обитания человека, в которой мы созерцаем поражение грехом. В противном случае, мы бы не могли чувствовать все то, что есть от Бога. Итак, изначально, мы чувствуем только то, что несет в себе Божественное, имеет к Нему причастие. Но вот Земля проклята за первородный грех Адама. Рай, как счастье, как естественная среда обитания, оказывается вне чувственной во грехе природы – вместо счастья мы чувствуем и помним несчастье. Также нужно сказать о ещё одной грани Бога. Он абсолютно добр, а добро мы не ценим, а потому и не видим Его. Но видим только то, что уже наделённым Им было. На общей схеме жизни, которую представили в виде палки в положении равновесия, этот момент представлен следующим образом. Палка, выведенная из положения равновесия, начинает свое падение, тем самым свидетельствуя о том, что некогда оная была в положении, от которого оная начала своё падение – в равновесии. Мы видим только падение палки, ибо оное нами логически предсказуемое, как подчиняющееся закону физики. То есть естественное подобие падшей природе органов чувств человека, в то время как процесс становления никакой логике вещей не поддается и не подчиняется тем законам, по которым происходит падение палки. Таким образом, человек, делающий добро должен сразу быть готовым к тому, что никто это не заметит. Люди к хорошему быстро привыкают и принимают как должное и в то же время помнят зло. Именно по этой же причине космический вакуум до предела наполненный устойчивой Божественной Природой и красотами Её, визуально представлен нам пустотой. Хотя даёт нам свидетельство о Боге только лишь в некоторых точках, в которых, к сожалению, уже происходит то, что оказывается в пределах распознания природой с грехом, то есть ядерный (и скорее всего ещё более внутренний) распад устойчивости и равновесия. Таким образом, свидетельство о Боге распадающейся материей выражается также как падающая из положения вертикального равновесия палка свидетельствует о том, что у палки было состояние равновесия или даже свидетельствует о том, что эту палку в состояние равновесия что-то привело. Распад есть распад, какой бы сверхмощной силой он не обладал, он остается всё равно распадом. Просто природа у нас такая, поражённая грехом, опосредовано которой мы можем видеть только зло, помним только зло и ищем тоже только зло и ради себя убиваем живое – просто по-другому жить, обладая такой падшей природой во грехе, невозможно. С другой стороны, приобщаясь к Божественному, мы, принявшие Его радость бытия в экстазе, начинаем принимать Его образ и подобие. Он Творец и мы становимся творцами. Да мир разрушается, но мы вновь все восстанавливаем. Причем, боимся потерять эту радость созидания, а потому в нас появляется необходимость постоянного творчества. Если мы устаем в одном образе труда, то переключаемся на другой вид деятельности. Если устаем уже и здесь, то ищем замену и работаем там, где есть силы. Достигшие совершенства в этом урезают время для сна, ибо после сна приходится восстанавливаться в единстве с Богом. Все в человеке заточено на это, лишь бы не потерять эту живительную кондицию радости богоподобия. Вот так в человеке одно уживается с другим. Следовало бы сказать, также, что человек, пребывающий в единстве с Богом, мотивирован миротворчеством, а не поделками из глины, к примеру. Продукты культуры и научного прогресса возникли по физической возможности и по необходимости, если миротворчеством это востребовано. Таким образом, общим знаменателем сему остается только постоянное пребывание в душевной радости от причастия к Источнику радости.

Чувственная природа – это сравнительное сопоставление явления во Вселенной с эталоном постоянства, орган которого находится в разуме. Мы чувствуем отличие во грехе от святости Бога, то есть обладая счастьем чувствуем степень альтернативы ему – несчастье. Если, будучи во Царствии Небесном, человек различал образы служения Богу тварного мира, то теперь он видит еще и степень своего падения от Бога в окружающем мире. Хочу напомнить о том, что высказанное является функциональным выражением законов в той сфере Вселенной, которая оказалось в области досягаемости инструментов, опосредовано коих материалисты пытаются исследовать Вселенную. Понятно, что мир Ангелов и вообще Божий мир так и остается там на суши, за гранью береговой линии, за гранью возможности самой природы этих инструментов познавать мир, ибо изначально несут в себе несовместимое переменное с естеством постоянства. Этот потусторонний мир имеет своё влияние и раскрывается нашему разуму косвенно, опосредовано второстепенных аспектов разрушения, попавших в поле в сферу нашей физической чувствительности. Остается только в этой картине правильно выделить Божественное от всего остального. К примеру, если мы созерцаем картину Айвазовского, то нам очевидно, к примеру, где находится Солнце, а где всё остальное. Хотя, написаны и Солнце и все остальное одними и теми же красками и на одном и том же холсте, но в реальности данные понятия не сопоставимы. Они не равнозначны, но равнозначны в средстве для изображения – холст и простая краска. Так и для исследователя весь мир открывается некоторой черно-белой фотографией, на которой трудно разобрать что означают не понятные бело-черные полосы. Но слово фотография понятна нам живущим в нашем веке, а для тех людей далекого прошлого понятийное имя этому несколько иное – древо познания добра и зла. Но чем отличается доброе от злого? Доброе, в отличие от злого, невозможно разрушить, а потому в процессе эволюции, будет формироваться жизнь, как разрушающая все вокруг, ибо доброе в любом случае остается нетленным и непорушенным. Остается жить только то, что смогло усвоить доброе. И вот разобрать в этом обозримом хаосе все по полочкам, понять, где Солнце, как начало всего, где его только лишь уникально сложившаяся производная – самая основная задача. Более того, это задача, которая решается эволюционным становлением цивилизации, то есть природа эволюционно усложняется и совершенствуется всё более и боле углубляясь в распознавании в окружающем мире всей полноты Бога, явленного нам во множественных Его носителях и, в целом, называемом нами Вселенной или миром. При этом следует сказать, что «… более частные феофании, происходящие на низших ступенях, сокрывают Бога в том, что Он есть по Своей природе». К примеру, Божественное свойство неизменности в механических, математических сферах бытия Вселенной может явить Себя в строго определённой закономерности и строгой форме числовых последовательностей, ибо без Божественного свойства неизменности всякая последовательность или закономерность рассыпается. К сожалению в область математического анализа попадает только это свойство Бога, благодаря которому существует весь анализ во всех его формах. Постоянство присутствует в каждой микроне Вселенной, ведь без него нет даже частицы, составляющей хаос. В противном случае, согласно нашему определению о материи, частица для нашего восприятия не существовала ни в каком образе, как не подобное нам для познания (нет системы берег-река). Поэтому всякий хаос имеет способность выстраивать иные свидетельства о свойстве постоянстве в частице, на иных уровнях порядка, а не только быть частью малой частицы хаоса. Частице надо дать свободу для того, чтобы внутренняя природа оной могла самовыразиться в более сложных структурных формах макрокосмоса. Почему? Потому, что частица, попавшая в поле нашего зрения наделена тем самым Божественным постоянством, неизменностью, которая заявит о себе в каждом взаимодействии всеобщего хаоса, как устроитель структуры.

Всякая созерцаемая картина существует, но в ней всё сливается в одно общее понятие – множество. Но где в этом множестве то, что может более всего соответствовать Божественному, множественные дефиниции от которого формируются в выражении многообразия Вселенной, не только на картине Айвазовского, но также к примеру, в числовом изображении? Это Исходное для всех образов, свидетельствующих о Боге, наделено одними и теми же качествами и одно из них – различные формы исповеди об абсолютной простоте Творца. К примеру, в математике это ноль. Абсолютно прост и абсолютно не познаваем и все многообразие, составляющее числовое пространство, несет в себе эту связующую данное пространство грань – абсолютное постоянство. Ноль на самом деле – это не число, а самая элементарная функция, печать которой или свойство которой будут нести абсолютно все возможные функциональные зависимости всех порядков и самых бесконечных сложностей. Ноль заключает в себе абсолютно весь спектр зависимостей, который функционально раскрывается в числовых множествах координатного пространства. К примеру, числовые прямые, тоже как функции, имеют подобие нолю в некоторых гранях своего бытия. Для числовых прямых это – постоянное направление, изменение которого равно нолю. Для функции этим постоянством или свойством ноля становится неизменяемость закона по всей протяжённости функции, то есть, отталкиваясь от этого свойства, мы обретаем возможность видеть и другие формы постоянства, явленные нам как функциональные зависимости. Почему так происходит? Потому что закон природы это форма взаимодействия абсолютного постоянства её с изменяющейся составляющей пространства, возникшей после поражения Вселенной первородным грехом Адама. То есть так как постоянство является составляющей во всех микронах Вселенной, из-за чего пребывающих в поле зрения человеком, то и оная, то есть эта составляющая везде будет давать о себе знать, позволяя человеку видеть, распознавать и мерить окружающую его реальность.

Изменением была наделена Вселенная и до поражения её первородным грехом, но тогда движение имело конечность – абсолютное подобие твари Богу из бесконечной отдаленности от Него в подобии Ему. То есть эти прямые как бы сходились к Единому и время также имело эту же перспективу. Так как Слово Божье не преходящее, то ничего измениться не могло из-за греха. Тем более сам по себе грех силы не имеет. Почему мы созерцаем ноль как абсолютное постоянство? Потому что этой стабильности есть содействие движения возрастания в уподоблении Богу. Также как голубую ленту водной глади на реке мы видим только благодаря постоянному течению вод к океану. С каждым метром река становится полноводнее и шире. Устойчивая картинка мира, созерцаемая нами, также обязана тому самому всеобщему движению Вселенной к своему конечному пункту назначения – к Богу. Этим утверждается единство мира, не смотря на его очевидную разобщенность и распад. Так вот именно этим движением в самом себе обязана стабильность созерцаемого абсолютного ноля. Таким вот образом, одно в этой вселенной дополняет другое, как замечательно об этом сказал святой Максим Исповедник.

Это важное для нас утверждение, ибо естество человека – это тоже некоторая оформленная стабильность и также нуждающаяся в постоянном поддержании постоянства форм. Мы имеем данный вид только лишь потому, что в организм постоянно течет животворящая река жизненной энергии, исходящая, в конечном счете, от Солнца. Река по мере своего бытия возрастает то в одной грани подобия Богу, то сменяется на другую грань выражающую Божественную полноту. Но, в любом случае, Божественная полнота всегда активирована своим бытием только радостью и счастьем, дарованным человеку ещё во Царствии Небесном. Теперь продолжим.

Без Божественного присутствия в человеке, как замечательно об этом свидетельствует великий о. Андроник (Лосев), картина мира – это возможный частный случай хаоса, значение ноля размывается тем, что он, как самая элементарная функция – это просто число. Как число – оное просто инструмент математических операций, коих проводится множество. Хотя по реальному значению ноль не равнозначен – он начало всех исчислений. Иными словами, это один из образов древа познания добра и зла. Как определить было Адаму, где Божественное, а где дьявольское. Ведь жена его Ева – Божье творение, а так как подобное может родить только своё подобие, то как сотворённое Богом может быть злом? Злом она действительно быть не может, но злом было общение Евы со змеем также, как с Богом, на том же языке и ориентацией мировосприятия. Просто все это принадлежит Богу и только Ему. Просто всему должно быть своё законное место. Кружка, которая валяется на полу – это зло, но сама кружка злом не является. С одной стороны всё вокруг есть творение Бога, а с другой стороны приоритетнее Творца и Его Предвечного Совета ничего быть не может. Адам через Еву общался со змеем также как с Богом. (В священном Писании это первое упоминание об идолопоклонстве, которое в наши дни надело на себя маску математического анализа и научных теорий. Да, именно так. Ибо Адам прятался от собственного Отца за окружающую, прекрасную природу и прекрасную собственную жену для решения вопросов богообщения).

Вообще переложить язык православного догматического богословия в систему понятий современного научного анализа не представляет особой сложности. Для того, чтобы быть понятным в этом вопросе, разберёмся с этим более подробно. Сам по себе Бог абсолютно прост, а потому и в научном свидетельстве о Нём не может быть усложнений, выраженных развитыми научными доктринами. Так как Абсолют, как крайнее проявление абсолютной простоты, не может в себе нести даже малейшей сложности, то становится очевидным, что этим свойством обладает только абсолютная пустота, то есть в математическом переложении это ноль. Следовательно, догмат о Боге Троице специфично явлен в любой точной науке в характерных для Него контурах тривиальной простоты (начала отсчёта). В дальнейших исследованиях и во всяком выражении это Божественное качество, выраженное в строго определённых формантах, свойственных математическому анализу, будет задавать образы поведения функций. И так как всякое усложнение функциональных отношений оказывается под действенным влиянием изначальной Божественной простоты, то всякое усложнение в природе анализа стремится выразить абсолютно все оттенки этого свойства абсолютного постоянства. Более того, следует утвердительно сказать, что абсолютно все функции, сценарий поведения коих явлен нам в пространствах – это грани абсолютной пустоты. Таким образом, хоть какие-то поползновения из аналитического небытия в сферу математического обозрения, трансформируются в определённые порядки, отражённые в формулах функциональных зависимостей. Каждое число – это не просто цифра, а самое элементарное функциональное отношение к началу исчисления – нолю. В противном случае, этот объект даже не появился бы в реальности бытия. Отсюда следует, что всякое самое сложное уравнение – это есть только лишь отражение или форма единства, выраженная в сложном функциональном отношении к началу начал. Это определение исходит из определения самого закона: закон – это форма взаимодействия стихии абсолютного постоянства со стихией изменений. Так как одна из составляющих всеобщую природу несет в себе абсолютную неизменность, то и закон несет в себе именно это свойство – он неизменный. Поэтому всякий закон несет в себе образ ноля и потому оказывает влияние на самые отдаленные значения закономерностей, а точнее даже самые сложные функции свидетельствуют о начале всего и эти формы выражения работают в равной степени как в самом начале координат, так и где-то в абсолютной бесконечности. Это свидетельствует нам о том, что пространство, не смотря на его бесконечность, едино – это одно тело, причем живое тело. Почему вношу термин живое тело? Потому что этот момент явственно следует из определения о живом и из определения того, что такое природа познания. Пока есть единство – есть жизнь, которая пребывает вне области познавательного освидетельствования в тех критериях, коими апеллирует математический анализ и вообще любой анализ, не только математический. Это также можно сравнить с мыльным пузырём, в любой точке поверхности которого может произойти разрушение, причём по одному и тому же закону развития распада. Этим мы подчеркнули ещё одно свойство жизни. Ибо живое тело может погибнуть из-за нарушения целостности в любом месте на нём. Из определения о познании человека мы ниже по тексту узнаем, что математическому освидетельствованию поддаётся только то, что терпит разрушение – это то, что мы обрели с первородным грехом. Как бы к делу не относится, но мы ведь ставим целью разглядеть на этом фото себя, то есть пытаемся разложить всё по полочкам, чтобы понять о том, где наше место в этой Вселенной. Сам факт того, что мы распознаем пространство, говорит о том, что это первый элемент жизни, ибо освидетельствованию поддается только то, что имеет одно общее с нами, с нашей природой – оно живое. Хорошо этот момент разработал отец Андроник Лосев в его работе «Хаос и структура».

Сам факт бытия пространства в нашем поле восприятия мира говорит ещё и о том, что пространство – это самое элементарное функциональное отношение, в котором развитие, распознаваемое своим подобием во грехе, пребывает в абсолютно зачаточном состоянии, являя нам более всего правдоподобно абсолютную простоту ноля. В нём (хотя их нет, но явленны в возможности) также есть последовательность, стабильность, различные функциональные зависимости – это различные проявления абсолютного постоянства Бога в инородной для Его Естества сфере Вселенной, осквернённым грехопадением. Таким образом, наше сознание работает только с этим изначальным материалом в некоторых пределах, обусловленных свойствами среды (в данном случае речь идёт о числе, названным мной «бытийной единицей» – см. раздел «Физика»). Всё то в природе пораженной грехом, что оказалось в области досягаемости влияния Божественным, всё то меняет своё неопределённое поведение и из хаоса возникает упорядоченная структура, несущая отражение только Божественного (ничего иного нет в бытии) и со временем эволюционного становления всё сильнее выражает свойства Его в данных пределах нашего обозрения (бытийной единицы).

Хотя следовало бы сказать важное. О хаосе. Однажды ученикам Христа задали вопрос о том, почему они не постятся. За них ответил Сын Божий Сам, что пока Он с ними можно не поститься, но когда Он покинет их, вот тогда им надо будет держать пост. Просто Бог принимает мир таким каков он есть, а потому животворит его не важно есть ли какие-то законы и порядок вещей или вообще нет. То есть речь идёт о жизни, а не о порядке её, который оказывается востребованным только в условиях, удаленных от Рая. То есть, когда Бог ограничивает Своё влияние, то тогда уже необходимо следовать определённым правилам бытия, ибо востребованная жизнью прежняя полнота Божественного, обусловленная близостью Бога, достижима только постепенной последовательностью – так возникает структура и вот так соотносятся хаос и порядок в Боге. Остается только правильно увидеть и выделить из всего сонма математических и физических доктрин это Божественное. Возвращаясь к тому же примеру живописи нужно сказать, что на всех картинах мира Солнце будет изображено только кружком или светлым пятном, а все изображённые события или просто природа – ни что иное как множественные дефиниции проявления солнечной активности в земных условиях. Так мы видим солнечный диск через то, что им порождено в условиях нашей планеты – растения и живые существа. Нам остается правильно выделить и отделить изображённое Солнце на этих картинах от всего остального проявления жизни, как следствия и результата солнечного влияния. Перед наукой, причём любой, стоит та же самая задача – она ищет начало начал изучаемого ею явления, а ещё более доходчивее – ищет источник. Всякая наука неизбежно богословствует. Да математика видит, но только фиксирует или проводит нам информацию о явлении. Она видит хаос, а мы видим в этом хаосе порядок, как свойство жизни. Также как для видеокамеры нет различия в содержимом, которое оная фиксирует и передает на дисплей оператора. Там могут быть животные и автомобиль, и деревья или просто камни – все это хаос, точнее один из возможных проявлений хаоса. Просто подобное видит свое подобие и познается своим же подобием. Разбирать этот хаос понятий – это опять остается уже в компетенции чисто нашего человеческого сознания, ибо человек ведает о Боге и созерцает мир с той позиции, о которой вычислительная машина не ведает, ибо мертва есть по сути. Она просто может более быстро и качественно выполнять некоторые специфические операции, не противоречащие законам хаоса, пребывающих в его пределах. Вот так работает наука и вот так оная богословствует. Кстати в этом же её злейшая опасность, которая породила катастрофы последних трёхсот лет бытия человечества.

После сказанного, очевидно, что отражение Божественного в любой научной доктрине никак нельзя наделять сложностью формулировок, ибо в реальности дело обстоит как раз иначе – все самые глубокие и даже бесконечные усложнения, явленные в бесконечных разрабатываемых доктринах, свидетельствуют и призваны свидетельствовать о свойстве Абсолюта только уже на дальних эволюционных подступах становления Вселенной, созерцать которые уже как одно единое возможно всегда, но тем сложнее, чем дальше от Творца. Любые усложнения в эволюции призваны свидетельствовать о начале начал, во всей многогранной простоте или многогранности простоты изначальных установок научных изысканий, то есть о Божественном в данных востребованных нами специфических свидетельствах о Нём. Как только усложнение утрачивает эту способность свидетельства о Начале всех начал или уже перестало свидетельствовать, так сразу обретает свое небытие. Путать нельзя характерные признаки для данного проявления Божественного в природе Вселенной с самим Им, то есть нельзя путать признаки Божественного влияния с Самим Богом, частное с его полнотой – они не равнозначны. Так, думается мне, сказал бы Лосский В. Н.: все неизбежные усложнения выражений и теорий несут в себе исповедание об изначальной простоте, с которой началось развитие данной научной концепции и как только усложнение утратило образ той же изначально простоты, так сразу же утрачивается возможность для нашего восприятия. То есть научные концепции несут более полное раскрытие внутреннего естества в более развёрнутых формантах и в доступных для человеческого разума и чувственной природы сферах бытия Вселенной.

Таким образом, в математике, на самом деле, речь идёт не о развитии от начала в бесконечность согласно какой-то функциональной математической зависимости, а совсем наоборот: бесконечность свидетельствует о множествах свойств ноля в координатном пространстве через абсолютно все завязки и образы функциональных математических зависимостей, то есть через образы реализации закона, который исследователю предстоит найти. Иными словами, мы имеем дело с не развитием зависимости, заданной изначально функцией, а зависимость – это есть некоторая грань абсолютного ноля в свойстве постоянства. Оная несколько своеобразно и уникально свидетельствует о неизменном постоянстве, о его поведении в числовом пространстве. Ноль – это число, коих множество, но значение его многогранное.

О чём здесь идёт речь? Природа человека, как мы выяснили, двоичная – берег-река. Форм взаимодействий между берегом и рекой множество и каждая такая форма взаимодействия свидетельствует о береге и характеризует какую-то его новую сторону. Так вот закон – это форма или образ взаимодействия постоянства берега с изменяемой переменной, представленной нам как образ «течения вод», это уникальный или специфический образ двоичности природы, попавший в поле обозрения учёного человека. Тогда получается, что бесконечная реальность естества вокруг начала координат в математике характеризует разные оттенки этого начала или абсолютного постоянства, то есть того самого берега, опосредовано уникальности понятийного языка функциональной зависимости или, иначе говоря, закона развития функции. Это важно, ибо имеет многовариантное выражение на природе Вселенной и в частности в естестве людей: весь человеческий организм – инструмент для плодотворной работы головы, до сей поры носящей в себе физическое начало зарождения цивилизации вообще в том виде, в каком оное возникло. Только теперь этот процесс зарождения сокрыт в головном мозге в черепной коробке. Тело – это лишь орган головы. Но всё равно, разные оттенки постоянства – суть не само постоянство, а только лишь оттенки, некоторые проводники его в специфических выражениях в бытии. Это важное утверждение для понимания сути вещей.

Ноль – это число, коих множество, но значение его многогранное. Это сонмище возможностей, которые реализуются потом в пространстве числовых координат. Посредством первопринципа тождественного различия мы распознаем в инобытии все то, что попало в поле нашего зрения, как имеющее подобие первопринципу. То есть мы как бы накладываем трафарет на бытие и замечаем все то, что попало в поле нашего зрения, как совпадение. Также как чёрно-белое фото, на котором много каких-то чёрных и белых полос, но только человеку, созерцающему через призму Божественного дано распознать подобие Его в содержании художественной картины, только ему дано отделить одни оттенки от других и понимать смысл изображения – это, к примеру, дерево, это море и горизонт и так далее. Через Божественный порядок жизни мы распознаем живое: эту материю, растения, насекомые, млекопитающих и самих себя. Именно этим занятием нагружены учёные, которые проводят какие-то эксперименты и получают результат, некое специфическое «фотографическое» изображение или свидетельство о Боге, в котором одно следует отделить от другого и упорядочить в систему. Если мы ясно себе дадим определение системы, то нам станет ясным, что речь идёт о таком образе Божественной простоты, которая вписывается в пределы возможности познания человека. Перед ученым стоит та же самая задача, которую соделал Бог, отделивший Царствие Небесное от первородного греха Адама – нужно отделить живое от мертвого. Для неверующего учёного всё это черно-белые полосы, так же как порядок вещей и сама структура мира для него – одна из бесконечных разновидностей хаоса. Ведь нужно быть живым, чтобы в хаосе заметить жизнь и её оттенки, чтобы видеть субординацию начало-следствие. Нужно иметь избирательность разума, что и есть религиозность, без чего сам по себе учёный не состоится, ибо утратит исследовательское свойство – просто утонет во множестве значений и чисел. Такие исследования становятся во благо всему и Вселенной, ибо несут себе образ замысла Бога о человеке и его Вселенной.

Иными словами, речь идёт о выражении Божественного на данном понятийном (математическом) языке исповеди Истины и бытия Бога, явленной во множественных дефинициях Оного, ибо Бог и Его множественные производные или тварные создания – не суть одно и то же (также как нельзя общаться со змием также как с Богом, с его Творцом). Так как Бог в любой научной доктрине несет свое выражение абсолютной простоты в любой степени усложнения научных теорий, то этого критерия надо придерживаться для обоснования присутствия Божественного в науке и процессах обучения молодых ученых. Нельзя отрываться от Божественных ориентиров, нельзя выпускать любую проблему из пределов общего Божественного вида. Ведь в конечном счёте, всякая наука несёт в себе именно эту цель, согласно коей необходимо ориентировать мир и Вселенную по Воле Творца и этим мы утверждали бы Божественный Промысел, соучаствовали бы в Его творчестве, воплощали бы Его Замысел на Вселенной. Это не простое высказывание, ибо всякая научная доктрина является научной лишь в том случае, когда установлено причинно-следственное отношение в пределах Абсолютной Простоты к изучаемой её возникшей альтернативной сложностью, которая оказалась нам интересной в связи с какой-то жизненной ситуацией или просто с экспериментально полученными данными и тем самым обладание началом ситуации даёт возможность контролировать и управлять этой ситуацией. Мы именно в изучаемом предмете, при исследованиях ищем то самое Абсолютно Простое, доступное для разума, мы ищем Божественное. Для чего? Мы ищем Божественное, чтобы обрести власть уже и над этим испытуемом предметом, уже над этой частичкой Вселенной. Мы ищем Божественное в себе и вокруг, чтобы, по слову святых отцов, обожив себя, сможем обожить и обожим этот мир, то есть сможем стать проводниками Божественного Повеления во Вселенную и представим его, этот мир, на Суд Творцу и тем самым исполним замысел Бога о человеке, который призван сделать этот мир естественным для своего естества природы в согласии с Предвечным Советом. Вот примерно так на самом деле перекликается научный материализм с православным догматическим богословием. Соотношение приблизительно напоминает соотношение отпечатка ступни ноги и всего тела человека, который этот отпечаток оставил. Сам по себе оставленный след несёт в себе выражение только живой природы человека, но настолько это выражение далеко отстоит от реальности, что как-то мыслить о всей полноте природы самого человека через созерцаемое углубление, оставленное ступнёй, не приходится совсем. След – это не человек, а только свидетельство о нем.

Это важно для того, чтобы вести научные исследования и адекватно в русле сотворчества Божественному реализовали бы их в жизнь. (Нельзя забывать о том, ради чего зародилась наука. Если говорить о том, что творится ныне, когда в Европе люди сто метров до магазина едут на авто, а в Африке в это время умирают от голода из-за того, что Сахара опустошает плодородные земли, то не это было целью науки). Православный догмат о Боге Троице является тем Солнцем на любой картине мира или научной теории, который легко выделить, как начало начал. Мы ищем Божественное, чтобы сделать явление предсказуемым ещё на самых ранних этапах его развития и тем самым адаптировать его под запросы и требования жизни, то есть религиозного чувства человека, то есть обрести власть уже и над ним, над этим испытуемом предметом, уже над этой частичкой Вселенной, именуемой этим явлением. Это ещё одно имя причины, благодаря коей возникла религиозность в человечестве. Мы, зная о том, как соотносится Божественное, то есть самое начало-причина явления с данной степенью его развития мы можем заставить данное явление подчиняться нашей воле, утверждать живое, направив оное в нужное для этого русло. Это как воды реки мы направляем, делая котлован для будущего русла от истока до этих, к примеру, орошаемых полей, но никак не от устья. То есть, зная Божественное в реке, что есть исток её, мы обретем власть над ней. Так была покорена непредсказуемая, неуправляемая река Хуанхэ при царствующем в Китае Юе. Пример с рекой есть смысл разобрать более плотно. Тут схема образа мышления простая: что есть Божественное в системе река либо низовье или верховье, либо что-то другое? Верховье, ибо с него начинает быть это явление. Следовательно, с ним и работаем. Это есть та самая схема, которая работает во всех исследовательских трудах и во всех науках и по другому не будет никогда. (Это замечательно показывает также Мерчи Элиаде в культах полудиких народов)

Это с одной стороны, а с другой соотношение с Божественным, оформленное как закономерность или функциональная зависимость – это есть отражение того, как бесконечность исповедует о своём начале (абсолютном постоянстве), это выражение или отражение того, от чего оная бесконечная форма определения Вселенной начала быть. Когда это установлено, то становится формулой, позволяющей исследование превратить в стройное научное высказывание. Тогда открытием является попытка увидеть выражение тривиального начала в хаосе бесконечности, после чего мир становится понятным и зримый хаос становится Божественным порядком и гармонией. Также следует упомянуть, что сам по себе разум человека ограничен в своих возможностях воспринимать Вселенную и видит только Божественную простоту, а поэтому может воспринимать доступную для разума эту простоту в окружающем мире бесконечных множеств. Если этой доступной обозрению простоты он не видит, то перед ним Вселенная предстает как хаос. То как очевидный хаос сопряжен и укладывается в простоте Божественного, а значит перестает быть хаосом, становится научным открытием или научным выражением. Вот ещё один вариант определения о природе познания человека, с чего мы начали эту главу.

Итак, православный догмат о Боге Троице везде явлен в каком-то своем уникальном форманте, в том понятийном языке, на котором идут исследования Вселенной со свойственной в каждом случае экзотикой научного поиска. То есть все научные концепции – это разные формы понятийных систем, несущих информацию о каких-то сторонах и отдалённых свойствах присутствия Творца. Любая концепция – есть поиск Божественного в бесконечной бездне Вселенной в пределах возможности человека это Божественное воспринимать разумом и органами чувств. Это гарант позволяющего закрепление жизненного пространства и позволяющего как-то адаптировать научное открытие в данной жизненной ситуации, во имя новой формы или нового способа более качественного утверждения жизни, а именно животворящего богообщения (богообщением мы называем не только истовую молитву, но и дыхание и прием пищи, как носителей неуничтожимой энергии Бога согласно Закону Сохранения). Так рождается научно-технический прогресс. Представьте себе топкое болото, через которое вам предстоит пройти. Вы проводите исследование и ногой испытываете надёжность каждой ближайшей кочки по направлению движения. Бог есть жизнь, а значит, пребывая в поисках твёрдой кочки, мы ищем то, что на это Божественное постоянство не покушается, остается в неизменности при нагрузке от всей массы тела, как наиболее адаптированное к запросам нашей природы в данных реалиях создавшейся ситуации – то есть опосредовано ног и стопы пытаемся адаптировать на болоте жизнь, явленную в своем лице и утверждаем Божественное свойство жить, ограниченное природой человека в данных реалиях естества Вселенной, названных болотом. То, что оказалось адаптированным к природе человека опосредовано стопы в резиновом сапоге, то оказалось востребованным и имеет значимость открытия. Примерно этим занимается наука. Иными словами, на данном примере мы тоже искали наиболее адаптированное к природе самого себя, как и в математическом анализе, мы ищем в бесконечности все то, что имеет хоть какое-то приобщение к простоте, способной к постижению умом. Наука ищет то, что имеет Божественное, оказавшееся в области разумения во множествах чисел и функциональном поведении их. Учёный ищет самого себя, точнее то родственное, что он несёт в себе по природе своей и тем самым находит порядок и пытается потом этот порядок поставить на службу жизни и, если быть ещё более точным, на службу пребыванию божественного в земных условиях. Он как бы сопоставляет себя, накладывает трафарет в поисках совпадения. Если бы было как-то иначе, то нам не могла открыться Вселенная в том её виде, в каком мы привыкли оную наблюдать в телескоп в ночном небе. Мы видели бы всё что угодно, но не Божий порядок, а некоторую ужасную реальность и даже вообще ничего не видели бы, ибо видеть можно только Божественное в самых разнообразных трансформациях-аватарах. Поэтому-то характерные признаки Его проявления выражаются в каждой науке или научной теории своеобразно и со свойственной для данной конкретной науки спецификой. Для богословия – догмат о Троице, для математики – отрезок от 0 до 1, для материалиста – солнечная активность и так далее, хотя сам по себе материал, как способ для выражения Божественного, разный в каждой науке, но свидетельство о Боге, Его отпечаток триединства содержится всюду уникально специализированный для каждой грани проявления природы.

Приведём ещё один пример. Планеты свидетельствуют о Солнце своим вращением вокруг светила. И при этом в механике небесных тел, а именно в образе этого движения по окружности мы распознаем лишь одно свойство Звезды – оная находится в центре и при этом относительно неподвижно. В область математики попало только то свойство, которое может апеллировать в математических анализах, просто констатирует этот факт нахождения в системе координат, описывая траекторию и саму реальность бытия Звезды в виде точки в центре. Все остальные её свойства и качества, опосредовано тех же математических критериев, нам не распознать. Математика их «не видит» также как на ощупь пальцами не увидеть цвет этого стола. То, что оказалось в поле зрения анализа, то и нашло отражение. Все они остаются за гранью возможности освидетельствования посредством инструментария геометрии и математики или за пределами этого специфического образа исследования, который мы взяли за основу, но это совсем не означает, что ничего кроме этих положений в системе координат нет в бытии – они просто с помощью этого инструментария познания не видимы, также как, повторюсь вновь, чувствами вкусовыми мы не можем видеть движущийся поезд вдали, он просто не видимый. Но это совсем не означает, что поезда нет. Беда исследователя или тех, кто ищет Бога в том, что ожидает он большего, чем то, что он видит. А так как не видит того, что увидеть надеялся, то уверенно делает заключение, что Бога нет. Это также как на вкус не познать лунную поверхность. Хотя органы вкуса есть и оные тоже способ познания Вселенной, но вряд ли Луну можно разглядеть с их помощью в той полноте, которая нам явлена визуально. Также как само по себе движение по круговой орбите исповедует нам только лишь об одной грани Божественного свидетельства – центр внутри окружности, но не может свидетельствовать о мощном свечении, о ядерных реакциях внутри Звезды. Окружность орбиты вращения – это уникальный характерный признак присутствия Божественного влияния через Его свойство Солнце, изменяющего траекторию планеты и Он явит Себя через данную грань Вселенной только вот так во всех подобных случаях. А. Ф. Лосев дал сему меткое определение – инобытие. Всё остальное вне своего инобытия движение по окружности выразить не может, ни солнечного тепла, ни света, ни всего остального.

Повторюсь вновь, что это единственная возможность свидетельства о Боге с помощью математики и геометрии. Они выражают Его присутствие в своём математическом бытии, в своей области и потому надо сразу сказать, что на что-то более этого с помощью данного инструментария, претендовать – утопия. Такая форма Божественного проявления в точных науках говорит только лишь о том, что есть взаимодействие или влияние, способное отразиться с помощью точной науки (от движения по прямой, что-то удерживает и оное находится где-то в центре). Но опять же скажу, что никак нельзя ожидать от данной формы проявления Вселенной чего-то более этого. То есть нам никогда не узнать о творящихся процессах в недрах и структурах светила данным способом чувственно воспринимать окружающую реальность, причем с помощью этих инструментов, коими являются точка и линия. Но это совсем не означает, что если нет математического освидетельствования, то и этих процессов нет, нет и всего того сопутствующего, которое открывается нам с помощью инструментов иного естества, иного инобытия: зрение, чувственное восприятие. То есть здесь нужны уже иные инструменты, хорошо работающих в иных сферах Вселенной, характеризующих иные грани оной. Понятно, что речь идет об опыте в сфере душевных и духовных составляющих природы человека, а значит и Вселенной.

Материализм, как способ исповеди о Божественном, также несёт в себе возможность этого священного делания, то есть свидетельствовать о Божественном, но только в своих специфических, естественных границах. Его надлежало только дорабатывать до изложенной в этой книге кондиции законченности полноты в свойственной материализму специфике исповедовать об Истине. В противном случае, всякая неполнота есть признак смерти, что неизбежно несёт смешение понятий, а потому не может нести в себе живительную энергию и не стимулирует желание у людей стать частью её единого целого ввиду её обманчиво созерцаемой омертвелости. Именно по этой причине, появлялись теории, которые оправдывали рабство, понуждение других к подвижничеству ради выживания себя, как самые разнообразные формы фашизма. Ведь тот, кто жертвует собой в первую очередь видит живительную полноту, а потому не теряет способность, то есть радость жить даже на Голгофе и в аду. Тот, кто жертвует другими ради себя не видит полноты, и не сможет жить даже там, где рай и нет никаких опасностей. Но, опять же свидетельствовать о Боге с помощью материалистических догм можно лишь опосредовано свидетельства о Его конкретном специфическом свойстве, опосредовано которого материальное имеет точку соприкосновения с Божественным, да и то в границах Его адекватно нами обозреваемого проявления и новых появившихся возможностей. В рамках этого учёный может как-то свидетельствовать о Творце. То есть долг каждого учёного богословствовать в рамках открывшейся реалии в результатах научного эксперимента сильно ограниченной перспективы данной сферы научной деятельности и доводить до законченной полноты восприятия Божественного в этом конкретном специфическом свойстве – и всё. Ну никак нельзя без надобности (кроме случаев, когда нужно исповедовать Божественное, как это проделано в Священном Писании, где говорить о Богом откровенной Истине надо, но не представляется возможным делать это как-то иначе) переносить аспекты этого свойства на иные инородные ему по природе и по степени приобщения по естеству к Божественному, ибо приводит к трагедии. Всякое исчисление всегда пребывает в рамках общей законченной полноте свидетельства, в пределах отпечатка следа от Ног Творца. Так как эта полнота хоть и специфична, но всё равно остается законченной полнотой, а потому наделена жизнью и живучестью, а всякая теория имеет возможность достичь некоторой живительной полноты свидетельства о Боге – тут нужно много трудиться и любить Россию и помнить о тех многих, павших на полях сражений с обоих сторон за рождение Истины. Смешение понятий ради свидетельства о Боге – не будет ошибкой, даже если вопреки всякой логики, как это в священном Писании, зато когда делается попытка утверждать что-то обратное – тут уж надо доводить до конца всё, до безоговорочной капитуляции. Иными словами, становится ясно, что останавливаться на этом или ограничиваться этим нельзя, а следует активировать и другие грани возможности нашей природы, чтобы говорить о Творце уже и здесь.

Теперь вернёмся к сказанному чуть ранее, где речь шла о главном принципе естественного отбора – к возможности различать в созерцаемой картине мира все более и более глубинные оттенки Его, Творца, очертаний, на основании чего появляется возможность меньше делать ошибок и следовательно появляется возможность в какой-то степени уподобиться в ещё одном Божественном свойстве – в свойстве вечного (точнее жить ещё более продолжительно или более вечно). Сам по себе естественный отбор – свойство природы Вселенной, приобретенное из-за грехопадения первого человека, после чего появилась вражда самосъедения, в которой живое не участвует. Во самосъедающей вражде принимает участие только мертвое. Ибо присутствие Божье, даже это, казалось бы адское качество жизни, делает осмысленным, ибо в результате его постоянно формируется силуэт некоторого очертания, все сильнее и более полно выражается Сущность Бога на природе Вселенной. Таким образом, естественный отбор становится движителем эволюции в сторону Божественного формирования образа, ибо только при этом условии живое имеет свойство жить, то есть отражение Божественного на лаже такой реальности может быть подобным Богу в свойстве жить и, в пределах подобия Абсолюту жизни, жить в какой-то степени вечно.

Эволюционно сложилось так, что физиология человека наделена всем необходимым и наиболее востребованным для успешного противостояния всему угрожающему жизни. Причем жизнь, как общение с Богом. До рождения Христа общение с Богом происходило через подобие Ему в духовной чистоте. После светлого Его Пришествия общение через подобие в духовной чистоте дополнилось общением в Духе Святом. Во Христе мы получили полноту откровения. Это уже новая реальность для человечества, которая должна была оказывать новое влияние на эволюционное развитие организма. Тем самым в естественном отборе оттачивалась функциональность чувственной природы к Божественному. Речь идёт не только о том, что выкристаллизовалось в самом строении организма, но и речь идёт о том, что разум человеческий озадачен тем, что создает всё необходимое для более продолжительного утверждения живительного Божественного влияния в данной реальности, то есть человек созидает некоторый живительный порядок, несущий в себе ту же самую цель – спасение жизни от всякого такого, что может хоть как-то покушаться на её долговременную продолжительность в земном исполнении её бытия не только тем, что не участвует в естественном отборе, но теперь ещё и с помощью преображения окружающей среды проживания, то есть совершенствования быта жизни, а потом и государственных формообразований, о чём в принципе пойдёт речь других томах книги. Эволюционное становление претерпевает все, кроме самой этой составляющей постоянства в нашей постигнутой умом двоичной природе и отсюда следует, что именно эта составляющая обозначила своё бытие в самом начале времён и оная первична в эволюции жизни, именно оная опосредовано эволюционного становления сильнее и сильнее адаптируется в земных условиях. То есть сразу не будем путать душу с её органом, который возник при адаптации души в земных условиях. Преподобный Иоанн Дамаскин («Точное изложение православной веры» книга 2, гл. 12 «О человеке») даёт следующее определение душе: «Душа есть сущность живая, простая и бестелесная; невидимая, по своей природе, телесными очами; бессмертная, одаренная разумом и умом, не имеющая определенной фигуры; она действует при помощи органического тела и сообщает ему жизнь, возрастание, чувство и силу рождения. Ум принадлежит душе, не как что-либо другое, отличное от нее, но как чистейшая часть ее самой. Что глаз в теле, то и ум в душе. Душа, далее, есть существо свободное, обладающее способностью хотения и действования; она доступна изменению и, именно, изменению со стороны воли, как это свойственно тварному существу. Все это душа получила естественно по благодати Создавшего, по которой получила и бытие, и определенную природу».

И опять же вновь надо пояснить, что речь с самого начала пойдёт лишь о том единственном свойстве души и Бога, которое оказывается в области распознания математики и нашего механического инструмента исследований – о постоянстве, ибо всё остальное в душевном мире находится вне этих аспектов и не подлежит научному освидетельствованию, а потому и теряет свою научность (а зря). Иными словами, абсолютное постоянство сродни его иному специфическому оформлению и характеристике – это ноль, ибо не фиксирует никаких изменений в себе, а потому всякие попытки вести изучение ноля не дадут результатов. Нам остается лишь одно – набираться возможностями распознавать грани этого ноля или постоянства, или Божественного, что и происходит в процессе эволюции организма человека. Мы просто начинаем больше чувствовать, видеть больше оттенков Бога. Наши глаза распознают не просто либо светлое, либо темное, но даже цвета и тона. Наше тело чувствует не только предмет, но и температуру его, шероховатость. Наш ум может предвидеть будущее. И так далее. И тут хотелось бы вновь остановиться и акцентировать внимание на важном. Эта часть реальности Вселенной не может свидетельствовать о Творце как-то иначе, кроме того, что мы видим. Если мы ещё как-то пытаемся с помощью стрельбы из автомата Калашникова рисовать это живописное озеро со скалами и парусом посреди его, то нам не под силу выразить краски и цвета, и изящность утреннего пейзажа. Да дыры будут свидетельствовать о красоте данной реальности, но ожидать от этой картины хоть какой-то полноты – утопия. С одной стороны, это все же, хот и такое вот чудовищно оформленное изображение пейзажа, а с другой стороны, сие недостаточно для ясности понимания, а потому создается впечатление, что ничего общего в этой реальности рисунка с действительностью нет и картина сия неизбежно отвергается. То же самое в нашем случае. Материя свидетельствует о Творце, но очень скупо, то есть нам явно недостаточно или мы ожидаем намного большего, поэтому мы с помощью науки свидетельствуем о творчестве Бога в тех границах возможностей, которые определены свойствами материальной части естества Вселенной. Сама же суть священного Писания наделена красками и более глубинными свидетельствами о Творце, и при этом также в рамках дозволенного, а потому остается довольствоваться тем, что имеем. Также как след от стопы человека свидетельствует о человеке в рамках своих возможностей – углубление в почве в форме стопы. Говорить, что это человек нельзя, но можно сказать, что это свидетельство о человеке, правда, настолько далёкое от Истины, что уму непостижимо. На Голгофе произошло беззаконие и природа выразила сие также беззаконием в границах своего естества, при котором нарушился порядок: разверзлась земля и погасло Солнце на целых три часа. Что-то иное данная грань Вселенной показывать не может, кроме как нарушение привычного своего поведения – просто ей самой беззаконие на Голгофе противоестественно, а потому выразилось также противоестественным поведением материального мира и тщетны наши ожидания или надежды в этом плане, что природа вокруг покажет нам что-то ещё большее, кроме того, что случилось. То есть, если богословие науки не оправдывает наши ожидания явного свидетельства о Боге, то это совсем не значит, что Его нет. Так как естество Вселенной свидетельствует о Господе в пределах возможностей естества, то нам остается довольствоваться этим. То же самое касается теории эволюции, которую никак нельзя отвергать, ибо это только лишь след того события, которое описано в священном Писании в книге Бытия. Это тоже свидетельство о Боге, специфично и довольно скупо явленное в данной сфере бытия и также абсолютно далёкое от полноты Истины. Но всё равно это остается свидетельством.

Некоторое специфичное отражение Истины, некоторый уникальный след её явлен нам в опыте жизни. Наш разум ищет Истину, ибо Истиной является всё то, что имеет жизнеутверждающую значимость, ибо вне её не существует даже микрона. Так как оная явит себя по-разному или свидетельствует о себе по-разному, то всякий её оттенок на яви или свойство несет в себе свою специфическую живительную значимость. Если вы, к примеру, поднялись над местностью, то видите общий план её – это одно важное жизнеутверждающее (к примеру, можно видеть путь следования по местности). Если вы спустились с высоты, то вам открыто уже иное также жизнеутверждающее, уже приносящее пользу иначе, к примеру, грибы и ягоды. Оба эти, можно сказать, диаметральные аспекта Истины неизбежно должны быть составляющими всякой реалии. Потому великое, а значит наделённое силой, познается только с расстояния. А малое, а потому слабое разглядеть можно только с близости. Чтобы обуздать великое, надо приблизиться, чтобы увидеть то слабое, через которое сильное теряет своё могущество. Представьте, что ваш путь лежит через горную гряду. Вот вы приближаетесь и издали вам открыт обзор на горный хребет. Кажется, что перед вами высоченная непреодолимая стена, потрясает какая-то мощь, исходящая от увиденного. Но по мере приближения нам все отчётливее видны перевали, ущелья и каньоны. Ещё ближе и мы видим даже тропы и дороги. Все великое и непреодолимое, как сила, становится обозримым только издали, а все то слабое, через что можно преодолеть великое, открывается сближены. Самое тяжёлое и страшное – это приближение к силе. Но именно этот критерий выразился на природе человека в процессе эволюционного становления. Если зверь бежит от опасности, то человек идёт к ней, чтобы приблизиться. Он идёт к ней, ничего не имея из оружий, а то, что есть порой даже и не востребовано. Приблизившись к огню, человек понял то, как его можно обуздать.

Бывают ситуации, когда страх такой нападает, что зуб на зуб не попадает, стучат как дробь барабанная и всего трясет. А вот надо идти туда, возможно последний раз. Молитва успокаивает, опять приходит уверенность. А молишься так, что дышать трудно. Вот тут-то и приходит смерть, о которой сказал Бог пророку Моисею. Нет – жизнь остается, но многое теряет свой былой цвет – уходит и радость и суетная печаль. (Наверное, я перешёл ту черту, после которой назад уже нет возврата к прежней жизни. Да живым остался, но что-то прорвалось в разуме и нет уж смеха, нет ничего такого, что влекло бы порывом страсти. Ничего не можется. Ни любви, ни плотских каких-то стремлений – один долг исполнения обязанностей и радость от этого. Простите меня за мою бесчувственность, но лучше умереть перед боем, чем во время оного и по-настоящему. Хотя трудно сказать, нет ничего слаще пребывания в Благодати Божьей, такая это радость, что ничего не жаль ради пребывания в ней – все возьми, но лишь бы так было всегда. Вот примерно(!), о чем говорит Бог святому пророку в святом Писании: «Несть человек, иже увидит Лице Мое и жив будет»).

Далее следует сказать о естестве человека главное, а именно, что душа – творение Божье, в которую Бог вдохнул жизнь, Благодать Духа Святого.

Мышечные нагрузки приносят болезни мышц, а перенагрузки психическую усталость, что равносильно психологической травме, быстро заживляющейся. Зато после того, как боли проходят, мышцы уже легче справляются с данной нагрузкой, человек меньше страдает и потом гнетущее напряжение в психике вообще уходит. Человек выходит на такой уровень, когда ему, как и прежде хорошо и радостно уже при данной тяжести от этих нагрузок, ибо оные становятся для него не заметными, как дыхание или работа сердца. Возникает потребность в физическом труде. Человек становится сильнее во всех смыслах (не только физически), становится совершенным в образе Божьем благодаря той радости, которая заложена в нём изначально Богом. В некоторых старых фильмах, где показан крестьянский труд, можно уловить эти нотки радости трудового бытия. Просто так устроен мир, что то, что сеешь, то и пожинаешь. Раз Бог вдунул жизнь в Своё творение, в человека, то оная в лице человека к Нему вернётся. Вообще счастье человека не может быть половинчатой. Так как мы наделены плотью, то оная должна знать своё место там, где оная наиболее стимулирована в том пределе возможности и здоровья, какой оная обладает. Не хочу сказать, что надо валяться как свинья в грязи, но и брезговать тяжёлым физическим трудом тоже нельзя, ибо это необходимая составляющая человеческого счастья. Единственное, что труд должен быть примерно на 50 %-60 % предела физических сил. Просто для одного труд тяжёлый, ибо травмирует психику а для другого именно такая интенсивность и тяжесть его становятся условием настоящего экстаза. Травма психики исходит от того, что человек ожидает конца своим мучениям, а на самом-то деле надо уже в каждый момент своего бытия пребывать в полноте своего счастья и физическая нагрузка – «это просто такая жизнь», то есть такая форма стимуляции абсолютного счастья, это такой способ достижения наивысшей экзальтации радости, форма экстаза. Просто жизнь – это вершина бытия и вершина человеческого счастья, на которой требуется стоять. Физический труд в таком напряжении всех фибр человеческой природы становится вспоможением человеку в этом стоянии на вершине. Почему? Потому что без молитв, пребывая в зломыслии тяжёлый, нудный труд невозможен. Предел физических сил сразу сигналит об инородной даже малой помехе, которая не воспринимается вне напряжения. А с другой-то стороны, именно эта кондиция чистого духа становится той отправной точкой человеческого счастья, которая стимулирует все известные формы эволюционных токов Вселенной и цивилизации, под неё подстраивается всякая человеческая деятельность и именно оная есть основная цель всех устремлений. В поте лица нам дается бытие во Царствии Небесном и это есть самая первая заповедь, данная Богом.

Мир понуждает человека творить жертву за то, что он имеет естественную полноту радости в противоестественных для этой радости реальностях, исходящих от влиятельной близости ада окружающей нас природы. Когда человек умирает физически, то нормой для него будет остаться в Райских Обителях, кои должен приобретать еще при жизни во плоти, то есть ему уже нет смысла платить за эту радость, ибо он на своём месте. Он там, где родился, откуда вышел изначально, где ему естественно быть по природе. Есть и другие формы напряжения, адаптация к которым делает человека ещё более свободным в земных условиях: это выносливость, терпение, помощь ближним, способность отпускать обиды и так далее. Но это совсем не правила поведения благочестивых людей, а естественная потребность. Просто без этого можно расплескать это счастье. То есть, чтобы нести полную чашу радости, надо избегать каких-то резких движений и тем более падений. Поэтому тот, кто несёт её, тот и без заучивания правил, сам будет вырабатывать тактику и стратегию поведения. Но это уже пристанище монахов, утруждающихся в аскезе, хотя каждому из нас это нужно выстрадать, пройти эту черту в некоторой степени мученичества и обрести уже вновь радость жизни. Но любая трудность предполагает силу причастия духа к Богу и силу любви, полученную от степени полного приобщения к Сущности Бога. Отсутствие этого предполагает иное. Надо сказать, что человек начал находить и другие способы приобщения к чувству Рая без труда, без постоянной жертвы. Он получает радость от воровства, алкоголя, курение, наркотиков, приобщения к сладостям жизни, от обустройства жизни путём экономических, финансовых махинаций (то есть коммерции), научно-технической революции и так далее. Но если искусственные способы – форма самоубийства, то естественный способ дарует жизнь вечную. И об этом есть смысл сказать несколько иначе.

В поиске ответа на вопрос о том, как разум освобождается в экстазе единения с Богом, рассмотрим физиологию человека следуя от противного. Наш организм получает импульс энергии от распада энергоносителей биологического происхождения. Перед этим желудочный сок расщепляет белок и углеводы. Ещё перед этим пища измельчается зубами во рту. Ещё перед всем этим на кухонном столе и на плите происходит предварительная обработка продукта питания. Ещё перед этим приходится ухаживать за скотиной, добывать хлеб насущный. Еще перед этим человек мыслит о том, как всё это сделать. И так далее. Когда вы кушаете и перевариваете продукт питания, вы можете смотреть кино, петь песни, веселиться, танцевать и т. д. Вы не ведаете о происходящем в вашем организме, не замечаете работу сердца и легких, ибо всё происходит само по себе, автоматически. Сознание работает на все сто, не отвлекаясь, ибо оно свободно, как бы вышло из тела и не живет теми процессами, которые происходят внутри организма. Внутри организма идут монотонные процессы. Если труд монотонный и не важно какой он тяжести и сложности, то автоматически сознание оказывается свободным, ибо в этот пищеварительный процесс добавилось ещё одно действие.

Пищеварительный процесс вобрал в себя более общие рамки до самого края начала жизнедеятельности. В принципе этот момент и происходит, и человек привыкает ко всему, и ум сам по себе высвобождается, и мозг поддерживается в состоянии независимости от процессов в теле, когда имеет место многоразового цикла в физиологических процессах организма и во время трудов. Монотонность и однообразность физического труда, позволяющего высвободить в какой-то степени работу мозга и в то же время стимулировать его притоком свежей обогащённой крови благодаря работе сердца без перенапряжений и особых нагрузок. Это становится конечной целью разделённого труда, обуславливающего монашеский образ жизни, адаптировавшийся в последствии в государственность. Дело в том, что монотонный труд также становится как бы частью биологических процессов, не отвлекающих ум – разум выходит из тела, где ему определено место быть самой природой. Этот момент выразился на самой физиологии организма, ибо голова, как бы пребывает вне тела, некоторым образом отстоит от него на расстоянии шейного позвонка. Да и сама смерть человека – это исход души из тела – тот же самый образ экстаза, тот же самый образ бытия живого. Именно так, по тому же принципу и ради тех же целей возникли государственные образования с их культом, ставшим потом денежным оборотом. В последствии сам по себе научно-технический прогресс неизбежно стимулирован и связан именно со священным действом, совершаемым на святом престоле во время богослужения, точнее он есть одно из порождений Святой Евхаристии. Тут сразу могут возникнуть возражения, ибо научный прогресс, хоть и не был выраженным столь явно, но начал быть задолго до Рождества Христова. Святая Евхаристия – это Путь в вечность, Который искали во все времена и о бытии Которого знали во все времена. Пройти по нему мог только Бог и рожденный от Духа Святого. На самом деле, если во времена до прихода Спасителя на Землю, была надежда, что этот Путь кто-то пройдёт, то после Него всем было известно, что этот Путь пройден. Это священное победное деяние выражалось на своих понятийных языках своего времени, в которой Бог должен принести Себя в жертву ради вечной жизни человечества. А так как всё вокруг есть проводник Божественного или, иными словами, всё вокруг есть разные формы Слова о Боге-Отце, то во время литургии как раз и творится то самое действие, совершаемое современной наукой. Именно по этой причине Макс Вебер назвал христианство религией овладения миром. Сама религия стимулирует именно это движение научно-технического прогресса.

Нудный однообразный труд – великое достижение, возникшее как следующая ступень эволюционного становления человечества, при которой нет покушения саму сущность человеческой природы, её физиологической потребности пребывать в напряжениях допустимых пределов ради радости в качественном богообщении. Всякое напряжение или усилие психики, в конечном счете, приводит к усталости. То есть в самой психике не должно быть напряжения или усилия для пребывания в радости, чтобы не было усталости. Радость должна быть естеством, как у детей. Как это достигается? Человек, который делает усилие для поддержания состояния психики в нужном тонусе счастья, подобен крепкому стальному стержню, который может выдерживать все нагрузки в течение пусть 500 лет. Но всё равно наступит такой момент, когда он изменит свою форму – закон физики, то есть металл «устает». Но вода в тарелке, если её ровная поверхность будет претерпевать даже ещё более сильные воздействия, то форма её так и останется вечной. Ибо после воздействия поверхность восстановится. Получается, что вода более устойчивая воздействию, чем самый твердый материал и при этом без каких-либо напряжений во внутренней структуре. Вот примерно в чём разнится. Вот так оказывает своё благотворное действие молитва. Достаточно прикоснуться к Божественной Сущности, и радость наступает сама по себе. Прикосновение не требует огромного физического усилия, ибо это происходит внутри самого человека, в его разуме. Не важно в каком состоянии пребывает человек: на смертном одре или в тот страшный момент, когда вдруг получил увечье и истекает кровью. Истина, как уже написано ранее, проверяется только в обречённом состоянии человека – когда полная безысходность от лишений, но при этом надо жить. То, что приносило счастье в обыденности, то не может уже иметь ценность в экстремальных условиях потрясений: ни вкусная еда, ни деньги и удовольствия. По слову святейшего Патриарха всея Руси, именно этой радостью благовествовали истязаемые мучителями, а также природными невзгодами и первые апостолы, и все их последователи-исповедники. Тренировать это помогают Крестные Ходы, когда люди в течение нескольких часов без отдыха проходят десятки километров с молитвами.

То есть также можно веселиться душой и радоваться жизни, ибо Крестный Ход обретает некоторые иные формы в виде физических нагрузок иного характера. Если вообще примитивно говорить, то можно сравнить с тем, как человек получает радость от приема пищи в столовой, когда он голоден, только процесс приема пищи теперь несколько иные масштабы принимает, ибо теперь он начинается гораздо раньше – в поле за плугом или с косой на покосе, то есть в монотонной тяжёлой работе. Отличие только в том, что радость эта усиливается контрастом постоянству Божественного Духа миру и обретает иные грани с расширением масштаба сферы жизнедеятельности. При ограниченной свободе передвижения во время труда сам по себе экстаз возрастает, так что отпадает необходимость в какой-то там свободе от работы – просто работа становится не заметной для сознания, также как и работа органов тела человека, усваивающие съеденную пищу, и получив сие перестает что-то иное искать даже если это происходит в одиночной камере с малыми размерами. Уверяю вас, что от этих молитв люди сильно меняются и становятся пленниками своей радости до конца дней. Ведь эта радость перешибает все лишения и даже страшные физические увечья, утратив всякую способность к существованию – человек вдруг начинает жить настоящей полнотой жизни.

Повторюсь, что радость усиливается лишь в молитве во время работы и при этом на родном языке. Так религия становится опиумом для народа естественного происхождения. Когда рабочее место намолено, то люди идут на работу ради получения экстаза и деньги становится второстепенным (когда же нет молитвы, то люди не ведают, что творят и деньги не на пользу). Таким образом, это и есть настоящий образ приобщения ко Христу, ибо изначально человек был рожден в Раю, только теперь чтобы пребывать в этом качестве жизни Царствия Небесного нужен процесс физического напряжения и усилия в работе, то есть жертва. Рай адаптируется вот таким способом благодаря активации жизнедеятельности. Это огонь, который греет, благодаря чему человек не замечает, что творится вокруг него, что оказывается особо востребованным в тяжелых условиях, к примеру, рабства и при этом человеку этот огонь не инороден, он его естественная сущность, а потому принимает его, как естественное. Точнее все вокруг оказывается сильным стимулятором экстаза, все вокруг не дает человеку оставаться в собственной сущности – выгоняет из самого себя – в этом есть сослужение окружающей Вселенной единению человека с Богом. Но стоит только «… и глаза не зрячие открывали мы…» так сразу все вокруг обретает диаметральное значение – всё, что было несущим счастье и радость, становится несущим страдания. Это становится взрывом и расправами над своими «рабовладельцами», даже духовными лидерами от видения вопиющей несправедливости. В то время как, на самом деле, рабовладельцы сами являются рабами у своих же рабов. И если рабовладелец перестает быть рабом, то и рабы перестают быть рабами. Об этом подробнее изложено в 4 и 5 томах данного издания.

Итак, сам принцип счастья заложен в трудовом процессе, даже если он очевидно бессмысленный. Труд имеет значение только как необходимое состояние-фундамент для качественного причастия к Царствию Небесному в исихазме. Человек, который что-то ворует или принимает наркотики, или много потребляет алкоголя, или нечестно добивается каких-то целей – тоже мотивирован экстазом, только вне единства с источником всех радостей – с Богом. Потому, на самом деле, обделён всем, ради чего он шёл на эти злодеяния. Результаты трудов счастливый сам отдаст, ибо ими он пребывает в радости, а самим процессом их производства – этот момент был и есть утверждение наступления монастырей до мирового господства. Не в конечных результатах трудов смысл бытия, а в самом этом качестве жизни единства с Богом в процессе их добывания, то есть в самом этом труде, который стимулирует сердце, а сердце поддерживает мозг в состоянии единства с Богом. Поэтому этим огнём, коим является сила народного духа, надо научиться пользоваться, тем более человек постоянно подминает под себя все большие и большие пространства в связи с расширением круга интересов и в этих аспектах происходит его эволюционное становление. Всё дело в том, что сам по себе первородный грех не имеет силы, то есть ничтожен и наделён временностью. Во Христе мы получили всю полноту откровения, но так как это нечто новое в жизни человечества, то, неизбежно, новая реальность даст новое направление для эволюционного становления. Действие Духа Святого должно дать коррекцию или выразиться на природе человека в процессе эволюционного развития организма человека. Это высказывание будет верным, если эволюция жизни действительно существует как реальность бытия. (Монтанизм Тертулиана несколько иначе явлен, чего он в своё время распознать умом физически не мог).

Если экстаз является естеством жизни, то в течении множества веков этот момент неизбежно должен многообразно и фотографически отразиться на природе человека во всех гранях проявления его естества. Так как Божественное несёт в себе радость во всех смыслах этого слова, то всякий экстаз – это некоторое одно и то же естество в природе головного мозга человека, стимулируемое опосредованно разных составляющих всю нашу природу людей. Если мы посмотрим на природу человека, то увидим, что сам организм человека, как бы несет в себе этот образ выхода из своей сущности – образ экстаза. К примеру, ближе всего к небу пребывает голова, далее сердце, ниже желудок и ещё ниже половые органы. Голова пребывает как бы несколько отдельно от организма и от всех процессов в нём. Она как бы отстоит в положении выхода из тела. Через все органы тела, разум получает радость, ибо каждая фибра в организме человека – это инструмент богообщения, в противном случае, оная не появилась бы в бытии, как не востребованная. Надо сделать важное дополнение. Человеку свойственно мыслить вне зависимости от того, чем он занят – эта жизнь вне своей природы, независимо от всех тех процессов, происходящих в ней называют экстазом. Но экстаз экстазу рознь. Только в единстве с Богом возможна жизнь. Вне единства с Ним происходит деградация и смерть. Одно из дух – третьего не дано, не существует. Экстаз может нести радость и животворить, а может разъедать душу. Тут тоже одно из двух. Понятно, что экстаз призван нести только счастье, в противном случае, жизнь не состоялась бы на Земле. С помощью названных инструментов, в процессе общения с Источником всех радостей и счастья, человек способен достигать естественного для жизни состояния экстаза, чему они призваны служить изначально. Причем жизненно важно, ради жизни в экстазе должны быть задействованы все инструменты, но в том контексте, в каком заповедал Бог по грехопадении первых людей – в поте лица добывать себе этот хлеб вечной радости. Человек, который получил хоть раз радость вне этого Божественного определения становится пленником этого одностороннего пути к удовлетворению и его уже трудно как-то поставить к истине, ибо связано уже с ломками, а он уже мерит мир сей через эту призму своего атрофированного счастья. Так люди становятся разрушителями. (Метод Геннадия Шичко – великое средство избавления от всех вредных привычек, но оное обделено самим стимулом жизни, пленником чего человеку естествен быть). Но какую именно радость мы просим или через какой посредник приходить должна радость по преимуществу согласно воле Божьей? Во-первых, всякая радость – это некоторая форма богообщения, дарованная только человеку в состоянии тяжелого физического труда. К сожалению, часто отдается приоритет иному пути приобщения к Божественному, то есть через те реальности, которые также утверждены Богом, но в них вожделенная полнота отражения Божественного, без чего нет радости в экстазе, имеет ограничение возможностями немощной природы организма человека. Потому состояние торжества духа имеет временное бытие и даже кратковременное. Полнота Божественного, познаваемая посредством разума через иные инструменты-посрединики распознания Божественного приносит тоже самое тожество духа над плотью в экстазе, но более продолжительно. След на песке от человеческой ступни свидетельствует о живом человеке, оставившем его. Свидетельствует о полноте выражения Божественного но в рамках возможностей свойственных влажному песку. Точнее сказать, это свидетельство о Боге, сотворившем человека. Так вот это свидетельство о радости Царствия Небесного и радует сердце одинокого заблудившегося путника, как родное по природе. Но есть люди которые живут среди таких, как они каждый день и эту же радость от общения с ними они даже и не замечают. Это экстаз от мировосприятия более всеобъемлющий. То есть та полнота выражения Божественного, что естественна разуму, для плоти просто несопоставима. Это можно сравнить с теми прекрасными мгновениями восторга, когда слушаешь пение Андреаса Бокелли и Сарры Брайтман, но простой мужик во время покоса, размахивая косой испытывает тоже самое в экстазе, только в продолжение нескольких часов. В противном случае, он за косу даже и не взялся бы. Потом, дабы не расплескать своё счастье, он просто переключается на иную форму деятельности, которая требует напряжения уже иных групп мышц.

Это также можно сравнить с мячом, качающимся на волнах. Для него естественно быть всегда на поверхности, ибо в нём воздух. В то время, как камень всегда будет на дне. И чтобы поддерживать его на поверхности воды подобно мячу, надобно прилаживать усилия. Вот в чем разница. Или иной пример. Адаму было хорошо во Царствии Небесном до грехопадения, зато после грехопадения ему приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы пребывать в той же кондиции, чтобы жить. Нет, все инструменты-посредники познания Бога востребованы и все они утверждают жизнь через радость экстаза, но такое богообщение не актуально в страшной ситуации. Пение великих маэстро он просто не заметит. В первую очередь человек должен быть утешен в высших инстанциях своей природы, а потом уже все остальное по мере необходимости и по послушанию духоносных отцов, дабы не повредить саму священную связь. К примеру, выживший в катастрофе, израненный, истекающий кровью человек не будет радоваться вкусной пище или хорошему заработку. Он бывает не рад даже своим близким. Ему нужно выйти из своей сущности и приобщиться к источнику всех радостей и счастья – ему нужно только действо Утешителя всех Бога Духа Святого. К сожалению, только в скорби могут указать на Него, ибо только Он может быть утешителем в скорбях. Хотя его действие таково, что в Его присутствии уходит не только боль, а также блекнут все привычные радости мира, причем навсегда. Человек уже не плачет и не может смеяться, не может слушать музыку, смотреть кино и так далее – это все блекнет в благодати Духа Святого.

Во-вторых, без полноты восприятия Божественного посредством всех талантов человека, без подобия Богу в чистоте духа и души, радость становится извращением человеческой природы и поэтому наделенной пустотой, то есть бесплодностью и временностью такого восторга. Нет рождения живого в той полноте, коей наделён Богом сам человек. Просто приобщение к Божественному приводится противоестественным образом, то есть через те реальности, которые несут в себе второстепенность и даже третьестепенность, а потому и восторг имеет временное бытие и даже кратковременное, а последствия греха всегда плачевные.

В нашем организме только одна грань нашего естества несет в себе все эти грани абсолютного счастья одновременно и оная оформлена как определение. Это имеет как бы образ кометы, где счастье есть, а все остальное хвост и более нет ничего, то есть диаметральный полюс счастью вообще пустота небытия. То есть счастье – это когда все грани стимулированы одновременно в напряжении, в противном случае нет смысла говорить о чем-то ином. Если бы не было так, то и человечество не обозначило бы себя даже в бытии в этом виде: голова и все остальное производное её (хвост). Этот экстаз, о котором говорит Плотин, не мгновенное какое-то проявление, как следствие влияния первородного греха, а именно качественное пребывание в Боге и при этом постоянно. Просто всё познается в сравнении и если нам Бог посылает нечто, то только для того, чтобы мы возжелали вернуться и увидеть своё Истинное счастье. Так вот все грани человеческого естества стимулированы только на Голгофе. Но это удел Сына Божьего – брать всю соль мира на Себя. Мы же люди должны приобщаться к Уделу Сына Божьего по чуть-чуть, то есть по силам нашим соль из этой солонки надо есть каждый день и по чуть-чуть, распределяя её равномерно на всю жизнь. Соль для тела становится сладостью для духа. Именно на этом помешено все человечество, начиная от всех спортсменов и заканчивая деторождением.

То есть, если в естестве человека более ничего такого не существует, кроме природы счастья, то надо сказать, что Зигмунд Фрейд отчасти был прав, сам по себе экстаз – естественное состояние человека, без которого он погибает. Но приобщение к Божественному, игнорируя заповедь Божью о труде в поте лица, то есть противоестественным образом – это последствие первородного греха, ведущее к погибели. Иначе говоря, в нашей реалии греховной природы остаётся жить только то, что имеет силу счастья в Боге. Представьте себе делающего первые глотки алкогольного напитка с названием водка. Он морщится, старается обильно запивать и закусывать. Трудно себе представить, что люди преодолев эту трудность, становятся заядлыми алкоголиками. А между тем, так устроена жизнь, что приобщение к счастью происходит иной раз через большие напряжения, страдания и боль. И само по себе Царствие Небесное также даётся через крестные страдания ради ближних, через что прошёл Христос, Сын Божий. Но оказывается, что можно воровать у Бога радости бытия, но только эти радости далеко не унести и от возмездия не уйти – просто Божественное является частью нашего естества, пребывающем в духе. К примеру, наркотик дает экстаз, но человек, испытавший сие, начинает сильно болеть, преодолевая ломки и так далее. Иуда Искариот искал счастья без страданий и попал в ад, ибо даже само его самоубийство не несло ему страдания. Только лишь в тяжёлых трудах на земле селянин приобщался к радости духа и тем утверждал торжество живого над смертью в обозримом будущем – только так рождается уверенность в себе.

Люди рождались разные и никто не задавал себе вопроса о том, где ему обрести счастье, ибо оное заложено в каждом человеке и явлено только через тяжесть жизни, естественную для прошлых веков, а сама природа уже творила некоторый отсев или естественный отбор, в котором формировался сильный и уживчивый, с адаптированным к данной реалии счастьем человек. Но сам этот отбор не стоял во главе угла для живущих, ибо это дело самой природы. Сам человек, если пребывает в радости от полноты общения с Богом, не ищет чего-то иного, кроме как быть в этой радости всегда. Если мышечная система устала от нагрузки в процессе труда, то человек переключается на иную форму деятельности, а если надо – на третью и так далее, но лишь бы быть в той же радости богообщения. Насколько это более лучше он делает, чем другие или хуже – это уже суд жизни, имеющий значение для будущих поколений как живучесть, но не для Царствия Небесного. Человек, в счастье пребывающий, не мотивирован выгодой, но идёт на любые самопожертвования, как мы уже выяснили. Итак, на основе исторического опыта согласно рассуждениям в начале книги, высший экстаз – это исихазм во время тяжелого физического труда. Чтобы приобщаться к настоящей радости жизни, надо идти туда, где более всего трудно, что и проявилось в русском монашестве. Самое тяжёлое – это иметь возможность передавать сие по эстафете другим поколениям, ибо много ныне такого, что делает людей пристрастными к мнимому счастью. Легко подменить экстаз в тяжёлом труде, водкой или наркотой.

Таким образом, мы выявили ещё одно проявление Божественного во Вселенной – выявили критерии человеческого счастья, которые никогда не потеряют своей ценности и животворящей значимости, а потому обязаны иметь своё бытие во все времена и даже при самом высочайшем уровне технического прогресса, который лишь в этом случае бытия Божественной субординации становится естественно востребованным. Так формировалось совершенство форм в процессе эволюции.

Перечислим грани Божественного – это творчество, гениальность, покой, преданность, верность долгу и так далее. Приобщившись к Божественной Сущности в святости счастливой жизни, все остальные автоматически становятся достоянием человека. То есть радость бытия, заложенная Творцом автоматически наделяет человека всем сопутствующим продуктом. Просто иные знания, кроме знаний о пути к счастью, не востребованы и гениальными считаться не могут. Это есть одна из граней самой главной мысли этой книги. Если кому это и так ясно, то могут не читать её.

Много было свидетельств действия Благодати Божьей, и здесь будет проделано то же самое, но только теперь уже не богословием и трудами святых отцов Церкви, а разглядим свидетельства Божественного присутствия понятийным языком самой природы и языком истории человечества, адаптированными под требования ясности понимания современного человека.

Прежде чем лезть в самые глубины природы Вселенной, материи и в естество самого человека, по максимуму реализуем все те возможности, кои оказались неучтенными, несправедливо остались без внимания мировой научной элитой, что и повлекло много всякого страшного. Что ещё мы можем почерпнуть из очевидного в человеческом естестве? Эволюция и жесточайший естественный отбор формируют такие формы живого, которые наиболее сильно могут противостоять всем опасностям и покушениям на жизнь организма. К примеру, организм человека сформировался таким образом, что точка соприкосновения тела с землёй – стопа. И как бы она наиболее адаптирована для этого, ведь на ней грубая толстая кожа. Ничего в нашей плоти так не приспособлено, как эта часть ног. Какое-то альтернативное – есть извращение природы людей, неизбежно сопровождающееся болезнями и просто погибелью. Так вот, если к небу ближе всего находится голова, то всё остальное занимает своё естественное животворное положение автоматически, без какого-либо вмешательства разума и его контроля. Если голова ближе всего к небу, то ясно, что ноги опираются на землю. Что такое земля? Земля несёт в себе смерть в виде всевозможных болезней, грибков и плесени. Но лишь в одном случае земля становится добром, даёт толчок жизни и является условием счастья – когда оная для неё занимает своё естественное место в жизненном порядке вещей. Так, например, дерево берёт соки жизни из неё опосредовано корней. Но стоит только ветке прикоснуться к почве, так сразу на здоровый ствол попадают всевозможные грибки и плесень, от чего растение начинает гибнуть. То есть стопа в процессе эволюции стала наиболее адаптированной к опасностям исходящим от почвы. Но кроме почвы вокруг у нас много и других воздействий на жизнь как растения, так и человека. При этом всем ядам и опасностям соответствуют эволюционно сложившееся противодействие, то есть наиболее сильно адаптированное соответствие – противоядие. Каждому воздействию должна быть своя ответная реакция, защищающая организм от погибели, как бы своя толстокожая ступня к этому покушению на здоровье тела. Но где взять такой ориентир, с помощью которого можно отслеживать все эти соответствия типа голова-небо и земля-ступня? Что должно быть ближе всего к небу и при этом к какому небу, чтобы автоматически все занимало своё законное жизнеутверждающее место, как условие счастья человека в земных условиях? Чтобы ответить на эти вопросы, неизбежно следует идти в саму глубину тысячелетий и даже миллионов лет, когда всё только ещё начиналось на этой планете. И понятно, что речь может идти о высшей некоторой инстанции в человеке, имеющей своё подобие в мироздании. Надо сказать, что в течение стольких веков жизнь иной раз была настолько ужасающе тяжёлой, что даже те трудности, которые терпели узники Освенцима – лишь «цветочки». Люди жили и рожали, а значит, были счастливы. Если учесть, что мы стали их потомками, то унаследовали от них их природу, благодаря коей оные смогли выживать в данных страшенных условиях. Мы её не утратили, но так как оная не востребована, то и не обозначает себя в реальности, а потому просто спит. Только в одном случае каждому яду соответствует свое противоядие, как земле противостоит ступня с толстой кожей – когда высшая составляющая человека находится в единении с высшей составляющей Вселенной. То есть когда человек остается тем, чем он был ещё во Царствии Небесном, по грехопадению, пребывая в земных условиях, естество его не могло измениться – это вечно, ибо творение Божье (то, что творит Бог не тленно и нерушимо). Жизнь по прежнему, как во Царствии Небесном, обусловлена только полнотой райского счастья, а изменилась только его среда обитания и человек начал эволюционно формироваться в ней, адаптироваться к земным самым страшным условиям. Эволюция человечества шла именно при этом единении, стимулирующем счастье, то есть естественный отбор, постепенно формирующий образ победителя в духовной брани, имел место быть при высокой религиозности. И это есть формула нашего счастья, с которым мы ходим среди опасностей и оные не только не губят, но даже теперь ещё сильнее утверждают нашу жизнь. Тогда несчастье – это когда человек утратил естественное положение свое в Божественном порядке вещей, благодаря чему всё вокруг не только перестало служить утверждению жизни (как это было в во все времена), но оказалось враждебным, обусловив тем самым противоестественную борьбу с опасностью, в процессе которой происходит напряжение сил, последующее жертвование своими энергиями для восстановления естественного положения вещей в нашем естестве и связанные с этим неизбежные издержки, а значит и страдания, и даже погибель. Иными словами, для любой самой страшной Голгофы в нашем естестве есть своя стопа и пята с толстой кожей, стоять на которой – естественно и легко, а потому высшее счастье даже в самых трудных ситуациях. При этом опасность и даже страдание даёт жизни новый толчок, обеспечивает новое возрождение Вселенной. И сие возможно при одном условии: высшее естество в природе человека должно быть в естественном единении со своим подобием Высшей Инстанцией во Вселенной. Надо сказать, что в мироздании нет ничего такого, чего не мог бы вынести человек, ведь всё происходит в рамках естества его природы, за которые оная выйти не может. А потому мы живём и очень часто при этом мы даже не ведаем о происходящем – ибо всё на своём месте. (Поэтому написанное Новалисом ещё в 1798 году «Ваша так называемая религия действует как опий: она завлекает и приглушает боли вместо того, чтобы придать силу» на самом деле звучит совсем иначе в данном трактовании об естестве нашей природы. Трудно сравнивать радость с опиумом или ― in vito veritas, точнее сие может быть только по степени испорченности человека. Мы не притупляем боль наркотиком, а ищем Бога в себе и та толстокожая пята, которая наиболее адаптирована к данному покушению на природу нашего организма, что сформировалось естественным образом на протяжении многих миллионов лет, занимает своё место).

Хотя следует сразу сказать, что, так как мир находится в движении, то неизбежна дезориентация, с последующим разрушением священного единства высшей инстанции человека с высшей инстанцией Вселенной из-за бесчисленных взаимодействий.

Движение активирует хаос взаимодействий. Мы находимся под постоянной бомбардировкой окружающего нас мира. Иными словами, постоянно в какой-то степени имеют место нарушения гармонии единения человека со Вселенной и процесс становления и восстановления бывают тяжёлыми. В принципе из всех потрясений в жизни людей – это самое страшное, ибо человек мирится с увечьями, но никогда не сможет смириться с низложением, дезориентацией духа. И иногда люди, утратив радость жизни (которая возможна только благодаря естественным образом присутствию Бога в душе), ищут способы возместить утрату искусственно, ибо не могут справится с собой и ищут более разумное, то есть более легкое, а потому более верное на их взгляд, то есть то, что это напряжение низводит на нет прямо сейчас и в данный момент. Понятно, что речь идёт о всяких ядах в малом не смертельном количестве, ибо убивают то, через что приходит боль – само тело. Например, наркотиках, которые дают удовольствие от расслабления, но желаемое восстановление естества духа не происходит и потому начинаются разного рода перерождения, как печать греха Каина. И, возможно, что эволюция для них имеет уже иное направление – оказываются востребованными мутации (которые позволяют выживать уже даже в таком вот положении), при которых яды перестают действовать (как это произошло с алкоголем у некоторых народов Средиземноморья). Но тогда человек будет искать иные уже формы убийства себя, что дарует ему данное состояние плотской экзальтации. И он их найдёт, ибо к этому толкает само падшее состояние духа, а не Бог.

Ещё вот что важно для нас – то, вокруг чего всё в нашей жизни вращается. Тогда возникает вопрос о смерти. Если все так хорошо вокруг, то как примириться с этой неизбежностью? Что такое загробный мир и как распознать его черты умопостижением?

На самом деле смерти нет. Смириться с Волей Господа – это значит отдаться на произвол естественного хода событий. Пример, щенок сразу после рождения начинает искать сосцы матери, птицы вьют гнезда, котёнок безошибочно среди множества других предметов возьмёт лакомый кусочек мяса. Откуда эти знания? Это заложено в природе вещей; в естественности хода жизни; в программе, заложенной ещё в утробе матери. Так вот…, победить биологическую смерть – это значит освободиться от страха перед ней, перед новой переменой; очистить себя от всего того, что мешает свободному проявлению естественного хода событий в самом себе; избавиться от того, что мешает постоянному перерождению. Мысль, как порождение смерти, родит только своё же подобие – смерть души. Потому можно бороться за жизнь, но творить суд над ней нельзя, ибо это вторжение в естественный ход событий. Это и появление в утробе матери; рождение на свет; появление нового человека, то есть свадьба и далее перерождение в духовом плане, то есть старость; новое перерождение во Царствие Небесное.

Если положить перед щенком кусок мяса, то он не будет с ним играть, а сразу же приступит к еде, даже если он делает это впервые. Инстинкт, как память, заложенный в природе животного, толкает на безошибочное действо – он ищет утверждение вечности жизни своей только в Том, Кто этой вечностью наделён – в Боге. Божественное адаптировано к природе щенка в молоке опосредовано сосцов матери, что заложено самой природой. То же самое происходит и в природе человека. Инстинкт, как память об утерянном том бытии, срабатывает в тот момент жизни, когда начинается новое рождение, что мы называем следующим биологическим изменением в нас – смертью. То же самое происходит с бабочкой из гусеницы. Или, когда растение начинает своё развитие из семени, слабенький стебель перед тем, как увидеть солнце, пробивается сквозь толщу земли в точном направлении к небу, встречая на своём пути и камень, и грызунов и всё такое. Но всё же он лезет вверх, туда, где никогда не был и не видел (даже предполагать не может о том, что там за границей, после которой начинается небо), но сие заложено самой природой в нём!

Все то, что есть сотворенное Богом, вызвано из небытия только жизнью Бога, а значит имеет свою меру подобия Ему – также наделено какой-то степенью жизни и потому оное нами распознаваемо чувственно, и потому оное оказывается строительным материалом более сложных органических тканей в организме. Материя не может быть инородным веществом для живого в Богом определённом порядке выражения жизни в земных условиях. Материя сковывает жизнь, как Сына Божьего на Голгофе, но не покушается на само естество её. То есть, так как подобное познается своим подобием, то окружающая нас материя – это такая форма жизни. Потому Вселенная – живое тело. Поэтому всякое движение, как уже сказано ранее – не движение в бездну, как процесс деградации, а процесс становления подобно семени растения, которое стремится туда, откуда оное пришло – к Солнцу. Да оное упадет на землю по осени или в иное время, но это уже будет образом того, как луч нисшедший от Звезды попал на поверхность планеты. Но в любом случае, не может естественность пребывать там, где её не было, где нет никакого бытия, уверенно идти туда, где нет условий для такой же(!) будущей(!) жизни. Человек не может идти там, где нет земли под ногами, то есть все это есть часть его, человеческой природы, ибо он наделён жизнью. Это также прописной закон, требующий своего освидетельствования. Вообще если говорить о природе материи, то можно однозначно утверждать следующее: так как только Бог является бытием, то материя имеет место быть лишь в Его определении и движение материального мира – одно из этих определений. То есть если материя движется в бытии Творца только к совершенству, к подобию Ему, оная существует, как реальность чувственного распознания. Если материя изменяет сему, то сразу же исчезает для всего, что мы называем жизнь, как инородное. Тут нет какой-то невидимой нити, которая насильно тянет за собой всю Вселенную, но абсолютная свобода самоопреления, желание мира быть в его Творце. Это ясно ещё из того, что само по себе насилие, как инородное, не подобно природе естества человека, а так как подобное познается только своим подобием, то и не может быть распознано, даже если что-то такое все же есть.

Бог вдохнул в сотворённую природу первого человека жизнь, что означает только одно – оная тянется туда, откуда пришла – ну никак не в противоестественное – не в какую-то иную сторону. Также как цветок тянется туда, откуда он пришёл в виде солнечной энергии. В том-то и дело, что человек счастлив тогда, когда отдавшись своему естеству при единстве с Богом, добровольно и самопроизвольно идёт по этой дороге перемен. То есть, пребывая в священном единении с Божественным, успокоиться и положиться на Волю Божью, дать возможность природе своей самораскрыться (заложенной в нём самом) в полной мере, самовыразиться в естественном развитии бытия. Причём не просто отдаться, а прикладывать все усилия для чистоты перед Творцом, чтобы идти в унисон этому вселенскому течению. Тогда у нас возникает иной вопрос: куда нужно идти или как угадать вектор направления всеобщего течения, чтобы обрести радость жизни? Ответ прост. Так как перерождение мира происходит по пути к полноте выражения возвышенного Естества в бытии, то человеку тоже подобает постоянно трансформировать Божественное в себе самом и через самого себя в окружающей его реальности, быть проводником Оного в этот мир, совершенствовать себя и в своём лице всё вокруг до полноты Божественной, идти в одном направлении с этим общим током Вселенной. Только при таком условии жизнь для него не прекратится и в мире уже ином, и в будущем. То есть когда долг человека, его воля и естественное развитие мира сопряжены, то это становится счастьем для него. Вселенная своим ходом событий подыгрывает ему во всём, с одной стороны. А с другой, сминает всё то, что становится на его пути (против него) и тем самым бережет человека. Так при высокой религиозности сама по себе уходит необходимость в органах самозащиты у людей. То есть, нет нужды в мощных рогах, копытах, шерсти и так далее, ибо естественный отбор обошёл тех, кто сохранил наиболее сильно религиозность, благодаря которой он держится за свое спасительное место во Вселенной. Надо сказать, что чем быстрее токи жизни, чем больше в ней опасности, тем более очевидно явлена жизнеспособность верующего человека. Именно такое обстоятельство станет определяющим в формировании человека с тем набором качеств и свойств, который обусловит живучесть в жесточайшем естественном отборе грядущих тысячелетий. Человеку достаточно быть в сопряжении этому всеобщему течению к совершенству в мироздании. В отличие от животных, которые в процессе эволюции получили для жизнеутверждающего противоборства набор качеств и свойств, дающих возможность выживать в борьбе со стихией и хищником, то есть в той или иной форме получили способность уживаться в противостоянии вселенскому течению.

Примечателен момент, что при окончании одного периода жизни, уже есть всё необходимое для бытия после нового рождения. Например, в утробе матери ребёнок, питаясь через пуповину, имеет всё необходимое для самостоятельного существования в иной стихии: легкие, органы пищеварения и так далее. Они есть, но обнаруживают себя, только когда становятся востребованными. Например, очень много не нужного и бессмысленного имеет своё место в жизни человека, которое не может быть востребовано, как имеющее главную особую значимость. Речь идет о музыке, живописи, театре, как производное жизненных процессов происходящих лишь в душе. То есть душа, как бы, не имеет значимости для пищеварительных процессов и добывания пищи, но востребована только после отделения души от тела. Почему? Потому, что вечность – одно из множества прекрасных свойств Истины и уподобление Ей именно в этой форме красоты Возвышенного является сутью природного устроения живого организма (отстаивающего свою красоту, то есть вечность).

Но и это только лишь аллегории. Наш разум при желании и здесь найдёт то, что будет утверждать атеизм. Чтобы упредить этот вопрос, нам нужно точно понять, чем является разум и какова его область определения, где он имеет власть аналитика? Следует разглядеть, где он не может иметь функционального простора с его набором возможностей для описания окружающей реальности. Описание с помощью разума возможно, но не получится ли так, что художник с помощью пулемёта будет пытаться вывести на полотне контуры прекрасного вида перед ним: эти горы и моря, восход Солнца и парус на тихой воде. Дыры разрозненные мы будем видеть, но картину не поймём. Ещё архиепископ Кентерберийский Ланфранк (ум. 1089) говорил, точнее повторял мысли многих великих мужей о том, что область определения Божественного – одно, а реальности логических разумений – другое и находится в строго в своей сфере возможностей. А какое-то иное осмысление невозможно того, что осмыслению не поддается. Хотя бы к этому мы должны быть готовы. Итак, вот что можно адекватно утверждать об естестве человека, что попало в поле нашего зрения. Понятно, что это далеко не все, а потому придётся эту тему раскрывать на протяжении всех томов этого издания книги «Русская философия. Анализ истории».

Очень часто в разговорах со священником бывает слышен вопрос о бытии Бога. Собеседник требует визуального или умопостигаемого доказательства о Творце. И тут приходится слышать от отцов какие-то научные доводы. Мы же пойдём в решении этих вопросов несколько иным путём и по максимуму используем не реализованные возможности всего того, что открыто взору нашего разума на основе чувственного опыта. Бог един в полноте Своей, а потому взору нашему должно быть явлено единство, как ещё одно имя полноты свидетельства о Творце в пределах возможности нашего разума её распознавать и видеть Творца в пределах возможности природы нести в себе выражение полноты о Нем. Это распознание Божественного стимулирует радость, как ещё одно имя полноты Божественного.

Изначально уже, сам вопрос несёт в себе ложные установки (также как в апориях Зенона). То есть так говорить нельзя, также как спрашивать, к примеру: сколько куриных яиц растёт на ягодном кусте? Да яйца кур – это реальность. Реальность бытия и ягодный куст. Но яйца не растут на ягодном кусте – как можно вести речь о количестве яиц на кусте? Так нельзя ставить вопрос, также как нельзя требовать, чтобы нам показали Бога в виде дедушки на облаке. Дедушка есть и облако есть, но дедушка на облаке сидеть не может. Бог не может творить противоестественное самому Себе – вот в чём вопрос, но может показывать Себя адаптировано к возможностям физиологии человека. Здесь уместно немного понятным языком аллегорий привести доводы Аристотеля.

Представьте себе, что вы увидели своего приятеля и подходите к нему для приветствия, во время коего подобное в нас общается строго только со своим подобием в нём. Ваша ладонь тянется к его ладони для рукопожатия; ваши глаза смотрят в глаза его; ваша речь сопряжена с его речью; ваш ум в единомыслии с его умом. То есть во время общения подобное может быть в естественном плодотворном сопряжении только со своим подобием. Не может ум взаимодействовать с ладонью или чем-то ещё кроме его ума. Человек в процессе разговора не ищет глаза собеседника там, где их нет по естеству, ну где находится ладонь, к примеру, то есть не смешивает подобия. Но тогда, если есть Бог, как Высшая Инстанция Вселенной, то для познания Его в нашей природе естества обязательно должна быть грань естественного подобия Ему, опосредовано коего можем обозревать Его. И оная, эта грань, соответственно положению Его во Вселенной, должна быть высшей в природе человека. Мы не понимаем о том, что это Бог только лишь потому, что придаём Ему в данной реальности противоестественные Ему образы, которые в данной реальности не могут проявиться в ином обличии, а потому не правильно пытаемся активировать с Ним отношения. Как бы при встрече мы тянем ладонь не к подобию ей, то есть к ладони, а за ухо и получаем естественную в этом случае не адекватную реакцию собеседника, в нашем случае Творца. Сие заблуждение пришло к нам из древнего мировосприятия. Мы не понимаем, что это Бог потому, что переносим естественное для нас в те сферы, где их пребывание противоестественно, ибо в данной реальности они должны быть другими, должны быть представлены иначе. Ведь современному человеку, в отличие от древнего, свойственно придавать значение форме в ущерб Сути, а поэтому вопрос лишь в том, где найти ладонь Бога для рукопожатия; где найти глаза Его, чтобы смотреть Ему в глаза; как найти Его ум, чтобы единомыслии с Ним пребывать. (Ошибка в форме исповеди Бога обрела свою значимость после того, как человек перестал ходить через горнило искушений, ежечасно быть испытуемым постоянными рисками жизнью, жить на краю пропасти, где сразу видно где край земли, а где пропасть после него. А так как виден этот раздел, то через эту призму разделения нам открывается доброе и злое. Доброе всегда твердо под ногами и все то, что временно и ложно должно отпадать и отпадает. До этого момента эти формы свидетельства о Боге, этот понятийный язык удовлетворял запросам человечества. Но это совсем не означает, что мир людей был отсталым, а совсем наоборот – он обладал уникальными способностями мышления в совокупности с феноменальной памятью. Отсталость развитости быта компенсировалась особыми возможностями ума. Работа нашего мозга активирует лишь какие-то доли процента реальных его возможностей. Просто, когда появился язык, потом письменность, мозг разгрузился и обленился. Также как ныне мышечная масса оказалась не востребованной из-за того, что машины почти все делают за нас). Не может ладонь видеть цветы на лугу или оттенки их запаха, но только чувствовать их естественное подобие для ладони при прикосновении к ним. Органы обоняния не воспринимают механические движения идущего поезда вдали, но только запах его после приближения. Разум же видит не вещи, но через вещи видит уже только свое подобие – иное проявление Божественного свойства – Божественный порядок этих вещей, человек разумом чувствует и понимает то подобие, которое оказалось в сфере разумения – гармонию Вселенной. Как впрочем, Божественный порядок вещей заключен в каждой чувственно воспринимаемой микроне – это мы увидим ниже в опубликованных здесь суждениях, где речь пойдёт о цикличности в природе живого. То есть развитие человека настолько далеко зашло, что то многое, когда-то бывшее чудом, ныне же просто инструмент созерцания того же Объекта – Бога.

Логический анализ, как самая примитивная попытка обоснований о Боге, тоже имеет лишь свою специфическую грань функционального проявления и свою стихию функциональной свободы, свою ограниченную область выражения Истины – либо да, либо нет. Либо Бог есть, либо Его нет. Далее включается математика, как более конкретное решение этого вопроса: вот там Он есть, а вот здесь Его нет. Далее включается геометрия, ибо единство, замкнутость – это ещё некоторые имена полноты. Следовательно, в ограниченные, но ещё более полные возможности геометрии выражать форму замкнутой полноты входит выражение Божественного в окружности: либо окружность есть, либо её нет. Ещё более всеобъемлющее – это биология, история. В них нам видно форма и поведение Бога. Всякий самый совершенный порядок абсолютно всегда останется одной из форм проявления хаоса. Хаос – всегда проявление непознаваемости, то есть пустоты. Но распознать в хаосе Божественный порядок может только сознание. Поэтому логика, как отрасль функциональности разума, в природе человека (с её либо «да», либо «нет») выражается в ракурсе: чувствую Бога через Его выражение в возникшем порядке или не чувствую, что досталось нам от грехопадения первого человека – от древа познания добра и зла, как основания «да» или «нет». Более, логика, как инструмент богопознания, ничего не видит и никаких ответов более нам не предлагает, а потому нельзя от неё требовать большего. Тут следует сказать ещё более точно, что если Бог «оказался» в поле зрения, в области распознания логики или математики (других наук), то в этом случае не нарушено важное условие земной жизни со всеми её радостями, о законной (то есть выраженной в законе) и востребованной части всеобщности свидетельства о полноте природы которых так радел Лоренцо Валла. Точнее, если логика является частью этой Вселенной, то ей требуется тоже как-то своеобразно свидетельствовать о Боге, чтобы быть распознанным Его подобием, а именно образом Божьим – человеком. Иными словами, в логике человек может видеть Творца, если только оная свидетельствует о Нём. Какие-то иные логические реалии не востребованы и потому не распознаются. Если есть Бог, то есть всё Им произведённое (Им сотворённое) – в противном случае, без сотворённого Им мира, утрачивается смысл что-то тут говорить – зачем эти науки такие. Так как всё сотворено Богом, то имеет свойство Его – вечность. И наоборот, Мир, повреждённый первородным грехом попал в инобытие временных форм, а потому все то, что оказалось в нём, все наделено свойством временности. С помощью этого критерия временности нам следует увидеть свидетельство о вечности, причем в наших возможностях чувственной природы, ограниченных первородным грехом (видеть свое подобие – грех), остается только отрицать все то, что отрицается хотя бы только потому, что попало в поле зрения пораженной грехом чувственной природы. Все это попавшее в поле зрения греха подобно нам во грехе, но не подобно Богу. Именно поэтому мир для нас в постоянно изменяющихся формах: умирает и возникает вновь. Это хаос, в котором обнаруживается, что постоянное изменение упорядочено. То есть движение есть, но в одном направлении – оное происходит по каким-то правилам, инородным хаосу. Мы замечаем именно то, что этот порядок устраивает и стремимся это влияние вобрать в самих себя, как свое подобие – просто подобное стремится к подобному (этот момент мы ниже по тексту книги назовем приемом пищи, священной Трапезой). То есть нам подобает видеть то, как временное исповедует то, что ему инородно. Если бы не было временности, то мы не смогли распознать то, что наделено вечностью, как свойством только Божьим: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.» Пытаясь познать Бога, мы только лишь отрицаем то, что не есть Он. В то время как Самого Его мы отвергнуть не можем – таков порядок вещей, что Бога ни разрушить, ни отвергнуть невозможно. Бог именно для этого наделили мир греха временностью, чтобы мы могли видеть Его через то, что нетленно. Закон всеобщей относительности работает только в этом ракурсе, при котором мы видим то, что абсолютно во всем: если мы не ведаем о зле, то нам не понять что такое добро. Также следует добавить, что мир, повреждённый первородным грехом, наделён ещё одной гранью временного, свойством неустойчивости – с помощью этого критерия нам придётся свидетельствовать об абсолютной устойчивости. Ведь мы своей природой, опосредованно коей пытаемся познавать Творца, «… достигли крайних пределов бытия тварного, областей наиболее удаленных от Бога, отделенных от Него не только природой, как тварной, но также и свободной волей, создательницей нового модуса существования – греха…». При этом, чтобы не повредить эту природу, опосредовано коей происходит познание Бога, поражённую грехом, нам следовало бы так выстраивать цепь наших суждений, чтобы случайно или неосторожным словом не нарушить эту слабую нить, не повредить целостность единства полноты, трансформировавшейся в последовательность хода мысли, нечаянно не утратить бы непрерывность линии, то есть не утратить Божьего свойства постоянства, оформленного в образе единства в данной специфике реальности бытия, ибо ввергнув в разрушение единства начала все с его современностью, мы вместе с этим разрушаем замкнутость целого и единого, то есть утрачиваем жизнь. Тут нужна особенная, беспредельная нежность, стимулирующая самую высокую степень трудолюбия ума. То есть нигде не должно быть нарушения или даже малой натянутости в железных логических суждениях, образующих тонкую нить последовательности и «железной логики». Так как первый Адам общался со змием и через него познал древо добра и зла, то природа наша в земных условиях так и осталась нести в себе что-то от образа змия, на животе ползающем там, где ему это позволяют условия. То есть не нарушив жизненное пространство червя, не покусившись на природу оного, которую мы носим в себе с того самого первого времени, нам предстоит преобразуя себя, проделать путь к Истине, причем только там и только в том месте, где этот червь может и способен ползти, чтобы вновь вознестись на небо. Тут должно быть послушание абсолютной силы у абсолютной слабости – таково условие бытия полноты жизни. Червь в процессе эволюции становится заключенным в клети человеческого организма, его приходится носить уже в себе и питать пищей телесной (он становится кишечником). Мы нуждаемся в цепочке суждений, то есть логический анализ, как движение по линии последовательности – это тоже нам досталось от природы червя, ибо гениальность – это всегда видение гармонии в ином единстве, свойственном для Царствия Небесного до грехопадения (мир нужно созерцать с вершины бытия, с которой смотрит Бог, а не с подножия её подобно змию). Только преображение себя самого, позволяющее все остальное, а не строительство объектов для достижения близости Творцу, как-то искусственно. Без этого нет полноты. Потому в наших возможностях так и останется вечное ползание, исключены прыжки и перескоки, мы не можем преодолеть подобно птицам глубокие овраги и высокие горы, ибо от этого теряется основание под нашими ногами, как условие для бытия связующей цепи суждений и человек-мыслитель, не искушённый в вере, не может воспринять свидетельства о Боге и, так как происходит нарушение логической цепи суждений, то он умирает как верующий (становится атеистом), то есть для веры он опять остаётся мертвым – ведь, если нарушено единство Бога, выраженного в ненарушенной цельной последовательности, то и живого нет, либо оное погибает как разрушенный организм. Только образ единства Бога во всех гранях наделён жизненностью. (Один величайший бегун всех времён сказал, что бежать он может не быстрее своей беременной жены).

Что есть само по себе грехопадение? Если мы присмотримся к эпизоду диалога змия с Евой, то не увидим как бы ничего такого, что покушалось бы на жизнь первой семьи. Там просто призыв к познанию. Но познание познанию рознь. Одни знания воскрешают, а другие смазывают всякие картины мира бесконечно трудно связываемой реальностью. Если мы познаем Бога, то одновременно нам раскрываются все остальные грани Его. Змий же предлагал познание какой-то одной отдельной грани из абсолютного множества. Имея знание о ней, человечество утратило все остальное. Также как, если вы пребываете на вершине бытия, то вам открыта вся Вселенная под ногами. А если решили знать большее и спустились в долину, то конечно, мы видим уже эти буераки и поваленные деревья и хаос всеобщий, свойственный для леса, что скрадывалось при созерцании сверху. Зато все остальное, обозримое на вершине нами утрачено – можем видеть только то, что под носом и под ногами. Одно дополняя, в тоже время исключает другое. Итак, нам открыта только узенькая абсолютно малая грань Божественного – некоторая точка, через которую вполз инородный порядок в образе змея во Царствие Небесное, провалилось человечество, увлекая за собой свою Вселенную. Эта яма так и осталась естественным для нас бытием и теперь через эту точку-грань Бог свидетельствует о Себе. Так мир человека сузился до грани Творца, до точки соприкосновения с Ним. И теперь, вместо того, чтобы обладать полнотой всеобъемлющего созерцания, мы получили полноту абсолютно ограниченного созерцания. С этого момента и до самого Рождества Христова человек приобщался к Богу и познавал Его только посредством духовной чистоты, а после грехопадения духовная чистота оказалась вместилищем Духа Святого. Хотя в процессе изложения материала об этом почти не упоминается (дабы не загромождать без того уже емкий материал), но это не означает, что сей момент игнорируется, но подразумевается.

Итак, Бог имеет соприкосновение с этим миром Вселенной в точке, которая становится первым элементом привычно созерцаемого нами порядка с его почти не распознанной многогранностью в границах пораженной грехом природы Вселенной. В любом случае, точка есть самый простейший, самый элементарный порядок вещей в пределах Вселенной, поражённой грехом. Нам следует сразу принять это за аксиому. Этот хоть и самый элементарный, но абсолютно многогранный порядок потом выразится во всех формах эволюционного становления мира. Через эту точку Он имеет влияние на падшую во грехе Вселенную. Но точка, как элементарный порядок вещей, не имеет протяженности и, как хорошо заметил А. Ф. Лосев, потому не способна делиться, ибо тогда стоило бы говорить о более элементарных атомах, чем точка. То есть Бог не имеет величины во грехе – Он существует для нас через Свою связь с нами и потому для нас имеет образ точки во грехе, величина «причастия ко греху» коей равна нолю – это единственное, что осталось от Царствия Небесного в области нашей досягаемости: «всякая тварная вещь имеет точку соприкосновения с Божеством: это – её идея, её причина, её «логос», который одновременно есть и цель, которой она устремлена» («Очерк…» В. Н. Лосский). Таким образом, с одной стороны, Бог пребывает во Вселенной, но не имеет величины во грехе. Именно это отсутствие величины мы опосредовано своей греховной природы, наделённой греховной величиной, пытаемся распознавать, пытаемся видеть Творца. Как бы это невозможно. А с другой стороны, так как Бог это только лишь точка в пределах нашей природы с грехом, то все то имеет жизненность или обладает свойством Творца в пораженной грехом природе, что имеет многогранный образ точки. Да мир бесконечно велик, но в поле зрения нашего попадает только то, что подобно нам хоть в какой-то грани. К примеру, имеет образ точки в свойстве неделимости. То есть протяженность, имеющая разрыв, образ точки не имеет в свойстве цельности, оная уже не едина, не подобна Творцу, а потому безжизненная – это таков закон. Иными словами, прямая – это точка, принявшей образ прямой в инобытии, то есть прямая тождественна точке, по слову того же Лосева. Нарушением единства утрачивается подобие Богу, а потому погибает жизнь. Этот образ абсолютной простоты точки, выраженный в некоторой неразрывной протяжённости, хоть и несет живое в себе, но в пределах земного бытия слишком уязвим для сил разрушения. В наших условиях образ сей к воздействию не устойчив и, чем сильнее влияние ада, тем уязвимость возрастает, тем сильнее бомбардировки по устойчивости формы единого, оказавшейся в поле досягаемости воздействиям, тем сложнее формы жизни. Ведь для устойчивости перед воздействиями востребованы оказались достоинства в строении организмов. Это становится ключевым моментом для последующих наших суждений. Иными словами, как только природа, пораженная грехом, формально утрачивает образ точки, через которую Бог оказывает животворное влияние (речь идет о прямой линии развития – в свойстве её непрерывности), так сразу же утрачивается образ Божий, выраженный в пределах возможностей пораженной грехом природы. То есть так как точка абсолютно не делима, то и прямая должна быть неделима, в противном случае, оная становится не тождественной точке в различии, свойственному для бытия в инобытии. В нашем случае эта схема работает следующим образом: нет образа Божьего – это безвозвратная смерть для живого в земном проявлении. Хотя вернуть единство естественно Богу, ибо подобное рождает свое подобие. Именно поэтому мы становимся вновь здоровыми.

Другой момент. Влияние через точку. Одному старцу было видение, что группа бесов волочит лист от дерева. Иными словами. Слишком много суеты, а результат никчемный. Бог вообще со Вселенной имеет общее в виде точки, бездействует во грехе, а результат – обозримая красота бесконечных множественных миров Вселенной. Бог ничего общего с грехом не имеет. Эта святость динамична. Если грех поглощает, то святость жертвует собой, непрерывно (постоянно) источает энергии. Следовательно, жизнью наделено всё то, что жертвенно по сути. А так как источником всего является только Господь, то мы остаемся лишь проводниками Его энергий и этим способны жить, имея подобие Ему. «Мы уже не раз говорили, что свойство личности заключается в отдаче. Как от природы «отличная», как «не природная», как личностная, она выражает себя в отказе от бытия для самой себя». Отсюда следует важное. Вся Вселенная разделилась надвое: то, что имеет подобие Ему, то есть проводит Его энергии; то, что имеет грех – поглощает. Проводимостью Божьих энергий наделено только то, что подобно Ему, только то, что созерцается нами как единое и цельное. К примеру, той же проводимостью обладает речной поток воды, из-за чего мы видим единое и цельное протяженной водной голубой полосы. Если нет этой проводимости, то и обозреваемый образ полосы водной глади сменяется на иной – на испаряющуюся, исчезающую лужу. Два образа Вселенной: бытие и небытие. (Надо также напомнить и о том, что первый Адам ослушанием отверг только волю Божью, влияние Творца осталось прежним. Земля была проклята за грех первородный, из-за чего прежние потоки живительной энергии Творца формируют образы Божественного в естественном отборе, а именно в единстве борьбы противоположностей за это «место под Солнцем», за его благое влияние. Человек волю Божью может распознать только в молитвах, как разрушающую закон первородного греха).

Согласно теории самотождественного различия точка и прямая – это образ Бога, точнее той Его грани, которая подпадает под функциональное математическое освидетельствование. Почему образ Его по разному выражен? Потому, что прямая является инобытием точки, то есть это одна и та же сущность, только в одной реалии явлена как точка, а в другой как прямая. Это важно для нас, ибо именно этот механизм работает в нашем, изучаемом нами вопросе. Иными словами, если человеку до отпадения от Бога и ничего общего не имеющего со грехом и вообще вне сферы досягаемости поражения грехом, достаточно пребывать в покое, то уже нам, чтобы сохранить образ Творца, чтобы сберечь образ Его в себе ради своей жизни, приходится подобно червю тихонько даже ползти, чтобы не расплескать содержимое в нас и не утратить ту священную связь, ради коей наше движение остается осмысленным – такова природа логического анализа, который, как только утрачивает цельность цепочки логического суждения о Боге, как только цепь прерывается, так сразу становится ложной, то есть безжизненной, не имеющей образа Божьего, не проводящей свидетельства о Боге в своей специфической сфере функциональной значимости. Это, хоть и второстепенная, но тоже важная часть жизненной полноты, которая значима для земного общежития и которой нельзя пренебрегать (об этом на языке понятий своего времени говорил св. Нил Сорский). Нам никуда от этого не деться, ибо через эту дыру провалился первый Адам и с тех времён по-прежнему нам самим приходится приземляться на самое дно этого бытия, подчиниться его закону. Слабость – это тоже часть нашей природы, а потому тоже хочется пребывать в слабости без напрягающего духовные силы познания Бога, то есть нам мало верить, надо просто ещё и уверенно знать, иметь научное знание. Это с одной стороны. А с другой, жизни свойственно побеждать смерть, двигаться, отвоёвывая у неё все новые и новые пространства – это тоже движение, создающее созерцаемый образ. А потому то, что было слабостью постепенно набирает мощь. То есть не лезть постоянно на вершину горы, чтобы узнать о том, куда идти, а уже спокойно ходить проторёнными тропами. Как бы знание вида с вершины, становится достоянием её подножия. Дурак гору переходит, а умный обходит её. И то и другое надо делать, ибо это наша природа. Нам легче идти там, где мы уже ходили много раз. Потому тут надо изменить вопрос и сказать так чисто в стиле математического анализа: исходя из того набора возможностей анализа и наших знаний о Вселенной, если есть Бог, то где Он именно пребывает и где Его нет? Покажите нам Его. То есть, если Самого Бога нам видеть очень и очень затруднительно, то с помощью возможностей математики оказывается разрешимым хотя бы узреть то место, где Он пребывает – Его координаты. Нам с помощью анализа остаётся довольствоваться только этим и ни на что иное он ответить не может, и нет смысла нам этим грузиться. Ведь математика и логика не призваны давать качественные оценки, но чисто описательный функции в критериях ответа на вопросы «да?» или «нет?» (Есть Бог или нет Его?) Координатные характеристики о месте положения (если есть, то где Он именно?). Ведь, к примеру, линейкой мы можем измерить только то, что может быть измерено – расстояние. То есть, если Бог есть, то нам удастся измерить только то в Его естестве, что попало в поле досягаемости линейки – может быть измеренным ей. Всё остальное, бесконечно многогранное бесследно окажется утраченным и вне возможности опознания. Также как глина свидетельствует о человеке, оставившем в ней когда-то след своей ступни. Но это только отпечаток ступни или даже сапога, а все остальное в природе человека, бесконечно более многогранное и сложное так и остается за пределами возможности этого своеобразного углубления рассказывать о человеке. Также соотносится всякий анализ в науке к абсолютной Истине, при котором – да, явление Бога есть – вот его отпечаток. Но это не Бог, а только отпечаток. Это важно, ибо неискушённый человек сразу же заявляет об этом, как об Абсолюте, творя из этого идол, который не несёт в себе Силу, но только свидетельство о Боге, о Том, Кто эту Силу дает. Также как Луна, хоть и светит ночью, но это не источник света, а только отражатель, свидетель о Солнце – загара вы не получите, к примеру. Так гордецы обманом уводят народы в бездну за собой. Итак, человек призван соединить в себе окружающую Вселенную с Царствием Небесным, призван быть проводником мира к Богу. Замысел этот не изменился и после грехопадения. Мы должны зная обо всем, то есть неся в себе Царствие Небесное идти и подчиняться законам первородного греха, чтобы не разрушить нежную связь немощного мира Вселенной с Богом, с абсолютной силой Творца.

Для приведённых ниже суждений необходимо сделать оговорку, ибо труды будут читать многие подкованные богословы. Чтобы быть корректным приведу слова В. Н. Лосского из его «Очерков…»: «Его воля для нас – тайна, ибо воля есть отношение к другому, а ведь нет другого, кроме Бога; творение из ничего для нас непонятно. Мы знаем волю Божию лишь постольку, поскольку она является Его отношением уже к миру сотворённому. Она точка соприкосновения между бесконечным и конечным, и в этом смысле Божественные влияния является творческими идеями вещей, их «словами», их «логосами».» Итак, имеет место быть точка между двумя стихиями, через которую мы знаем о воле Бога в той степени, в какой «она является Его отношением к миру сотворенному». Как это проявлено нам станет ясным лишь тогда, когда разберёмся в самих себе, в своей природе.

Всякий из нас стоял на берегу реки. Воды её текут вдоль береговой линии. Если бы земля под нами (и мы, стоя на ней) двигалась тоже с такой же скоростью, то нам не распознать перемен в воде – раз нет контраста, то река для нас была бы лужей. То есть, первым условием, которое позволяет человеку видеть изменения в реке – постоянство берега, недвижимая точка отсчёта (в то же время, о постоянстве берега можно судить благодаря течению реки, что также важно для нашего исследования). Всякий из нас помнит все перемены в организме, от раннего возраста до этих минут, когда вы читаете эти строки. Относительно берега или стоя на коем, мы можем замечать перемены в себе от раннего детства до этих мгновений, происходящих в самом себе и окружающем мире. В нас самих и в окружающем пространстве Вселенной постоянно что-то рождается и отмирает, и вновь рождается относительно берега сего. Это та самая часть человеческой природы, которая останется жить после смерти. Нам же важно сделать пояснительные выводы, значимые для всех наших дальнейших суждений (потому их следует запомнить): так как мы наделены обоими составляющими «берега и реки», то каждая часть нашей природы видит только свое подобие. Природа поражённая грехом видит грех и его разрушительные последствия, а ум, как дар Божий видит то, что удерживает мир, формирует в нём порядок, какие-то критерии постоянства и красоты.

Теперь важно сказать о том, как они сопоставимы между собой эти две сферы познания. Как уже сказано ранее по тексту, что Бог для того, наделил нас временностью бытия, чтобы мы могли видеть то, что непреходящее, вечное, нетленное, устойчивое. То есть этой абсолютной темноте контрастом становится яркая звезда. Возьмите прямую и ровную палку и выведите в состояние вертикального равновесия. Если мы её отпустим, то согласно логике вещей и законам распада, оная упадёт и мы даже можем сделать некоторые расчеты траектории падения. Но палка – мертвый предмет, а потому подчиняется мертвым законам анализа. Живое же наоборот постоянно восстанавливает равновесие, борется за свою жизнь, не смотря на все постоянные покушения на него: погода, болезни и так далее. Это та самая часть естества, где законы логики, с их способностью выражать последовательность, не имеют сил выражать Истину: логика властна только над процессами распада, разрушения. То есть законы анализа правдиво проявляют себя только там, где есть токи жизни, и как-то своеобразно уникально свидетельствуют о Творце (о береге) в естественной для себя специфике, явленной в логической непрерывной цепочке суждения, как мерило или мерное неразрывное освидетельствование происходящих перемен и изменений, что означает лишь одно – сфера определения любого анализа, обоснованного чувственным восприятием, не переходит границу береговой линии (просто не может этого сделать, а потому следует сразу сказать, что всякие размышления о познании Сущности Божественного с помощью мышления будут безрезультатными и неверными, ведь законы бытия в пределах берега иные, чем в стихии всеобщей относительности). То есть, если говорить о творчестве, то творение, как образ Божий, несет в себе именно это качество движения из абсолютного ничто в творение Бога (согласно Священному Писанию). Просто иначе быть не может, ибо абсолютная бесконечность величия Божественного так и будет активировать движение до хоть какого-то подобия Творцу – к совершенству. Потому и образ того акта творчества также – это постоянные изменения, то есть переход из одного состояния в иное, отстоит от Естества Бога также бесконечно далеко, как соотносятся между собой движение и постоянство. Следует заметить, что альтернативы состоянию равновесия палки множество. То есть положение равновесия одно, а направлений падения её множество, что примечательно для нас, ибо в окружающей Вселенной только точка имеет свет, альтернатива коей может быть только темень. Исходя из этого нам несколько односторонне и ограничено понятна природа светил, как единственная альтернатива окружающей смерти и тьма их поглотить не может, не смотря на её бесконечность.

Исходя из сказанного о точке отсчета в нашей природе (берег-река), наша природа людей двоичная (в рамках нашего анализа) и так как подобное может познаваться подобным, то все вокруг, попавшее в поле обозревания или то, что стало видимым и чувственно воспринимаемым неизбежно наделено той же двоичностью, подобием двоичной природе самого человека. Пусть даже мир бесконечно множественный, но выделяем из него только то, что оказалось нашим естественным аналогом – границей двух реальностей, образующей формы. То есть самый этот процесс молитвы, общения с Богом не предполагает вообще никакой даже малый контакт с токами живой реки, но только с берегом. То есть, нет места вообще никакой созерцательности ни чувственно, ни умом, ни сердцем, ни духом, ни душой, ибо всякое наблюдение или осязание, или ощущение есть уже распознанная чувствами или умом переменяющаяся реальность, как причастное к текущим водам. То есть это только лишь творение Его, но не Сам Он. Об этом же говорят опытные святые отцы Церкви. То есть важен не контакт подобных друг другу граней природ двух собеседников, а опосредованно этих контактов качественное единение в духе, без чего все остальные формы единства перестают иметь смысл, ибо они прилагаются самопроизвольно. Так как Божественное единство всего изначально было во Вселенной и это есть естество жизни, то эта линия так и остается доминирующей через всю историю мира и Вселенной и выражено в Законе Сохранения. Всё то, что способствует этому, то и остается, как значимое и распознаваемое как форма живого. Так формировалась цивилизация. В исполнение «полноты времен» Премудрость Божия, действующая в мире как сила, промышление, входит в исторический процесс эволюции, как Личность. Так как Бог велик бесконечно, то и Лик Божий смог фотографически выразиться лишь в самые последние моменты всеобщего движения становления Образа Божия в природе вещей.

3. Следует назвать более широкие определения о Том мире. Каждый из нас помнит все биологические изменения в себе в процессе взросления организма. Каждый из нас помнит свои переживания в душе: печали, утраты любовь, и несчастье разрушений – всё это было и прошло. Что тогда осталось от того? То есть, в каждом из нас есть некоторый берег, о свойствах которого свидетельствует все это происходящее в нас и вокруг. То есть это постоянство, как радость стабильности, когда нет никакого относительного, временного; когда порядок вечен; когда везде чистота; когда живы все те, кто нас родил и любит, имеет ещё и эти сопутствующие грани и оттенки. Но в нас есть и вторая составляющая двоичной природы, течение вод, в которых постоянно все счастливое утрачивается, стабильное разрушается, живое гибнет, любимое уходит в никуда, чистое грязнится. Получается, что Бог – источник всех удовольствий и всех форм радости, но всякая радость в Творце требует избавиться от всего временного и тленного, не имеющего подобия Ему, ибо стабильность и постоянство берега – это просто иные имена счастья.

Пророк Моисей, как пишет Дионисий Ареопагит, чтобы беседовать с Богом, «начинает с очищения, затем отделяет себя от нечистых; он слышит «звук труб весьма сильный, видит множество огней, бесчисленные лучи которых распространяют яркий блеск; затем, отделившись от толпы, он достигает с избранными священниками вершины Божественного восхождения. Однако и на этом уровне он ещё не в общении с Богом, он не созерцает Его, ибо видит не Бога только то место, где пребывает Он». Он видит лишь то, что оказалось в области возможности созерцать святым естеством духа праведника. К более глубокому познанию Творца мы не сможем подойти, ибо сокрыто за границей наших возможностей. Да и Сам Творец по Своему великому человеколюбию утаивает от нас то, что может разрушить нашу природу. Одна из самых основных идей Православной веры состоит в том, что абсолютная сила Бога несет послушание у абсолютной слабости, у человека, по грехопадении ставшей гранью у полноты жизни. Чтобы не навредить ей, Творец бережно, с особой нежностью поспешествует в ухаживании за ней. Сотворивший небо и землю, отдаленные галактики космоса и созвездия бесконечного мира послушествует у совсем ещё малого дитя, пребывающего в молитве. Её молитва сильнее и ближе к Богу. Бог ни в коем разе не уничтожает слабость, но дает силы и время для становления в Боге, для наполнения силами. Для нас такое познание о Творце толкает нас вести по Его образу и подобию – мы также должны принимать мир таким, каков он есть и нести его на себе. Мы должны нести слабости ближних своих, ибо только в этом случае мы становимся сильнее. Таким образом, сила приходит только тогда, когда мы напрягаемся.

Далее здесь будет несколько сложное обоснование, то есть у любителя могут возникнуть сложности понимания. Но это важно для дальнейших суждений.

Всё вокруг несёт в себе две составляющие (берег-река) и то, что уже на «берегу» – это уже область только духовного восприятия, а не мысли, о чем сказано в предыдущей статье. Исходя из закона, гласящего, что подобное познается подобным, следует сделать важный вывод, что все вокруг, оказавшееся в поле обозрения, так как оное распознается нашими органами чувств, то наделено теми же составляющими из той же береговой линии, то есть граница двух реалий проходит в любой области познания Бога человеком. Далее, следует сказать следующее, что течение вод, как переменное, нужно выразить более точно применительно к явлениям во Вселенной. Если берег – стабильность, то течение вод – это разрушение стабильности, то есть распад. Исходя из наблюдения за током перемен, мы видим все свойства этого берега, как разные имена понятия постоянства. И вот тут вновь следует напомнить об опасности ошибки, ведь как бы то не было все эти имена Бога остаются только лишь производными Бога, Его свойствами, но это не Сам Бог. Также как ладонь вашего товарища, которую вы пожимаете при встрече, является только лишь его ладонью, а не он сам. То есть, мы ошибочно можем назвать Бога в каком-то Его проявлении, что и называется идолом (также как ладонью можем ошибочно назвать человека). По понятным причинам, чтобы ошибочно не назвать Истину каким-то её проявлением, самом содержании данной книги мной будет много раз делаться напоминание об этом, адаптировано к смыслу излагаемой темы.

Несколько иначе имеет смысл сказать мысль св. Максима Исповедника. Всякий распад – это только лишь умопостигаемое разумом человека, поражённого грехом. По слову святого Иоанна Дамаскина «Просто человек изначально был сотворен обожающимся, тяготеющем к соединению с Богом. Ведь свойство первозданной природы выражалось в самую первую очередь в этой в этой способности приобщаться к Богу, все более и более прилепляться к полноте Божества, которая должна была пронизать и преобразить всю тварную природу». Всякое возрастание в Боге имеет некоторый предел возможности выражения свойств Божественного в природе поражённой первородным грехом Адама. Бог абсолютно велик. То есть жизнь в данных свойствах своего бытия может отражать возрастание в Боге в определённых зримых нами пределах. Но так как без возрастания жизни нет, а пределы возможности становления пораженной грехом природы есть, то получается, что живое должно вписываться в это противоречие, в коем есть место и возрастанию, и пределам его, и жизнь при этом должна иметь какую-то степень вечности, ибо есть сегмент Божественного выражения. Как это совместить все в одном? Не будем мудрствовать и усмотрим сие в природе. Жизнь идет и мы рождаемся с предопределением дальнейшего роста, растем до определённого возраста. Сначала физические плоды созревают, затем душевные, а потом и духовные. И родив ребёнка опять повторяется все сначала. Как бы не ведая о том, что такое жизнь мы выявили то, какой она должна быть эта жизнь. Ещё следует продолжить важное обсуждение о том, что плоть немощна по отношению к душе и тем более к духу, а потому и возможности природы утверждать их присутствие в земных оковах становится для неё непосильными, ибо в процессе становления личности в Боге, ей открывается все больше и больше Божественного в естественном процессе богообщения и познания Его. В экстазе единство с Источником всех радостей становится все более и более насыщенным и всеобъемлющим. Радость приходящая от Бога через плоть на много более ограничена, чем радость от непосредственного общения с Ним через разум и это ещё не предел, а потому мы видим угасание плоти с возрастом в процессе возрастания личности в Боге и более того, дух может толкнуть тело к саморазрушению.

Мы видим перестроение в более совершенную форму, но сам конечный результат, новая возникшая более совершенная реальность ускользает от нашего взора. Поэтому мы видим Бога в противоестественных Ему проявлениях, опосредовано коего нам открывается некоторое знание об источнике-эпицентре. К примеру, Бог дал временность или относительность для того, чтобы мы могли увидеть вечное и непреходящее, свойственное Творцу, также как благодаря темноте мы знаем об источнике света. Хотя, на самом деле, так как Он существует, то сие разрушением быть не может – это очередной этап процесса перестроения, как неизбежное неотъемлемое качество всего живого – только лишь следующая ступень лестницы возрастания до абсолютного подобия Богу. Просто сама по себе природа, оказавшаяся в сфере нашего сильно ограниченного чувственного восприятия, не может вмещать в себя ту полноту Божественного, обозримо обозначившуюся в результате естественного возрастания к Его совершенству. В этом процессе перед нашим пораженным первородным грехом взором появляются образы, о которых мы своей поражённой природой опять же ошибочно свидетельствуем как о Божественном, а потому ускользает из восприятия вновь возникающая после перестроенная реальность. Когда эти образы-идолы разрушаются тоже, то мы в ужасе думаем, что это смерть. Сие воспринимается в виде разрушения совсем по иной причине. Просто они теряют свою значимость как свидетельство о Творце как не полное Его выражение, когда мы начинаем набирать высоту поднимаясь по лестнице духовного совершенства. Ведь всё великое распознается с некоторого расстояния, также как картину, написанную маслом, вблизи не рассмотришь. То, что было для нас Божественным, постепенно утрачивает прежнее значение – всё более и более выявляется ограниченное несовершенство. В то же время, вновь возникшая после перестроенная реальность становится более великой, из-за чего выпадает из возможности быть распознаваемым прежними способами, уходит из поля зрения и потому воспринимается как небытие. Ведь Бог Своим влиянием может только совершенствовать, при Нём распад невозможен. А без постоянного последовательного перерождения невозможно бытие эволюции, в которой естественный отбор, в коем выживает сильнейший, все сильнее и сильнее вырисовывает более совершенные формы, как очертания Абсолютной Силы – Бога. Получается, что если мы не возрастаем в Боге совместно со всем мирозданием, то перестаем видеть все то, во что переродилась эта реальность, чем оная стала после «смерти»-перерождения. Это с одной стороны, а с другой, каким бы процесс разрушения не был, распад происходит в пределах категориальной формальности, свойственной природе Вселенной поражённой грехопадением. Распадается грех, а продукты разложения так и остаются инобытием Истины в поле Её зрения и влиятельной досягаемости, только теперь уже несколько далёкой от полноты в той законченности, что была до распада.

Если мы скажем, что частное есть часть полноты, то будем не точны и даже это будет грубой ошибкой. Ибо в жизни несколько иная реальность. В ней общая полнота распадается до более примитивных простых элементов, но они тоже маленькие носители полноты. Вот что говорит нам о. Андроник в работе «Хаос и структура»: «Строго говоря, целое никогда не равняется сумме частей, и в арифметике число тоже не есть сумма всех своих единиц. Но мы помним: интенсивная совокупность есть нулевая в смысле своей инобытийности (поскольку тут играет роль только само понятие элементов, то есть их количественная значимость). Примышлять нулевую инобытийность не значит продолжать рассматривать целое, как простую сумму частей. Как только мы, взявши простую сумму всех частей, примыслим тут, что это взятие есть нулевое в смысле инобытийности, так мы тем самым уже перестали иметь дело с голой суммой всех частей. Мы уже тем самым отличили её как таковую от всего прочего, то есть превратили в целость. Целость эта, разумеется, инобытийно-нулевая, а инобытийно-содержательная, которая во «множестве» уже является сточником для специфического упорядочивания множеств.» (А. Ф. Лосев «Хаос и структура» гл. «Самотождественное различие», параграф «Аксиома самотождественного различия в арифметике»).

Скажем тоже самое, но более доходчиво. Только полнота наделена жизнью, а частное этой жизнью не обладает, а потому вновь продукты распада попадают в поле влияния Источника жизни и вновь начинается возрастание до некоторых пределов возможности видимой Вселенной заявлять о существовании Бога. Если мы из частей составим полноту, то жизнью это не будет, а значит Истиной не является. Частное остается частью полноты Истины в ином проявлении – оно остается частью Солнца и потому в пределах его влияния. Истина – это живое начало, то неизбежно в возникающих новых соединениях Солнцем будет стимулировано новое возрастание до прежних пределов относительной законченности полноты только теперь уже в новом уникально сложившемся специфическом выражении, свидетельства о Творце. Очевидным образом это проявится только в одном случае – когда условия среды, в которых оказались частицы распада, будут благоприятными для выражения этого свидетельства о Творце, пребывающего в сфере возможности нашего восприятия. То есть по грехопадению само по себе разрушение общего и живого происходит до тех пределов неделимости, коим внешние условия позволяют возрастать до прежних привычных форм выражения полноты Божественного, пребывающей в поле нашего обозрения. К примеру, если клетка попала в естественные условия жизни, то из неё может возникнуть организм (так появляется новое семя). Если условия не позволяют, то клетка разрушается до более элементарных составляющих её сложных органических молекул, которые в реалиях земных становятся строительным материалом для других новых клеток. А так как имеет место Божественное влияние опосредовано Солнца, то начинается развитие полноты до определённой законченности полноты Божественного в специфическом выражении Его Природы, свойственной для нашей области мировосприятия. Если условия инородны даже органическому соединению молекул, то предел распада может произойти ещё до более элементарных частиц, но опять же при Божественном присутствии, то есть Его влиянием (которое никогда не будет инородным даже для абсолютной пустоты) стимулируются новые соединения, выражающие только полноту Божественного активатора жизни опять же до специфической полноты выражения Божественного – ничего иного в этой реальности нет. Так замысел Бога о Его творении, не утраченный по грехопадению, продолжает осуществляться в пределах нашей видимости в земных условиях. Таково «богословие «Божественных имен», которые проявляются в тварном», как «лестница «богоявлений» или богопроявлений в тварном мире». «Бог нисходит к нам в Своих энергиях, которые Его являют, мы восходим к Нему в «соединениях», в которых Он остается природно непознаваем». Именно эту реальность свидетельствующую о Творце на каждой ступени восхождения к Нему. При этом «на каждой ступени восхождения, приближаясь к более высоким образам или идеям, мы должны остерегаться того, чтобы не создать из них понятий – «идолов Бога». Тогда только мы можем созерцать Божественную красоту, видеть Бога постольку, поскольку Он становится видимым в творении». (В. Н. Лосский «Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Глава «Божественный мрак»)

«Идолы Бога», по слову В. Н. Лосского, имеют множественные вариации и все они наделены одним общим свойством – некоторой степенью временности и тления в отличие от настоящей вечной Правды. Когда мы общаемся с собеседником, то есть с личностью, мы не рассматриваем на нем разные его определения, а сообщается сознание со своим же подобием – сознанием. По этой причине, чтобы мы не путали Божественное с чем-то иным, Он помогает нам избавиться от всего того, что мешает истинному единству с Ним, то есть попускает болеть всему тому, что временно. То, что оказалось воспалённым, то скрадывает радость бытия, выгоняя человека с прежних мнимых представлений об истинных ценностях к настоящим. Истина, как сказано выше, это ещё и экстаз, радость бытия, которая непреходящая в любых реалиях, болезнях, ситуациях и испытаниях жизни. Человеку естественно быть там, в Раю. И после грехопадения замысел Бога на человеке не изменился, изменился только образ жизни, который способствует этому пребыванию человека во Царствии Небесном. То есть Царствие Небесно так и осталось достоянием человека, ибо Бог не бросает слова на ветер. Его слово во веки веков. Но только теперь, чтобы быть в Нём, чтобы пребывать в той же кондиции счастья во Царствии Небесном заповедано трудиться в поте лица с молитвой. Это единственно верный путь к радости жизни. Люди научились воровать и приобщаются к этому экстазу через алкоголь, наркотики, прочие грехи. Эти страсти – просто иные имена идолов.

Так как форм экстаза множество, то по слабости человека все они сбивают с толку, становятся, повторюсь, некоторыми «идолами Бога», формами идеологий, ложными знаниями о Творце. А так как непреходящим может быть только Божественное, то непреходящим оказывается и радость, и полнота счастья от присутствия Божественного на человеке, а потому может безошибочно распознано только в страданиях. Именно по этому страдания нам ниспосланы Самим Богом при отпадении человека от Бога (в поте лица будешь добывать себе хлеб), чтобы мы могли безошибочно распознавать и познавать Его, как несущего естественном экстазе счастье от единства с Богом. Как то великое, без чего жизнь невозможна. Это тоже такая вот свеча или светило в окружающей кромешной бесконечной тьме и тьма не может победить этот свет. Как с помощью черного цвета, мы видим белый, так с помощью страданий мы видим настоящий источник счастья и радости.

Чтобы познавать Божественное, необходимо отторгнуть всё мыслимое и созерцаемое (в науке это называют апофатизмом). Тем самым, нужно торжество над самим собой. Бог помогает человеку найти Себя, даруя для этого боль, ломает в нас идола и человек, понимая, что радость ушла и появилась боль, оставляет и ищет то, что несёт ему радость. Поймите правильно, что если Бог есть, то самым важным и священным в нашей жизни может быть только познание Его через единение с Ним, а потому всё в этой жизни будет служить только этому условию живого и даже самое страшное: боль, болезни и смерть.

Один великий подвижник всю жизнь страдал от болезни и вот выздоровел. Старец стоит и плачет перед иконой, умоляя Творца вернуть прежнюю болезнь вновь: «По что Ты меня оставил, Господи?» Бог победитель есть абсолютно всего. Поэтому, чтобы общаться с Ним нужно быть таким же как Он, победителем, причем все победы начинаются только самого себя, с победы только над самим собой, пребывающем в напряжении сил и болезнях. Победив себя даже в малом, мы становимся подобными Ему хоть в малом и потому можем общаться с Ним, как со своим подобием. В ликующем от Благодати сердце, всякие боли уходят, страдания прекращаются. То есть сама по себе боль или болезнь – это помощь человеку избавиться от всего того, что мешает ему пребывать в священной связи из-за некоторых «идолов Богу», ведь уйти от них можно только в молитве только в одном случае, при реальном единстве с Богом. Именно по этой причине после грехопадения Бог заповедал трудиться человеку в поте лица, ибо это такая кондиция жизни, в которой с помощью черного человек видит белое, с помощью страдания распознает то, что наделяет его радостью в эти минуты и часы страдания. Приходит женщина к израненному и думает, что когда он был здоров, он радовался пряникам моим и теперь он будет им рад. И вот она ему сует под нос этот пряник. Несчастный негодует такому, ибо ему в этот нужна радость иной природы. Вот эту природу-то указует нам для счастья.

Это высказывание нам дает возможность сделать нужный вывод: во время испытаний веры, если нет возможности препятствовать разрушающему устои злу, нужно смирение, ибо не устои утверждают радость на сердце и настоящее счастье, а та самая победа над собой, то самое священное единение человека с Богом, что эти устои потом возродит. Это есть самое нужное, как фундамент будущего устройства государственности, а именно возможность Божественному проявиться на судьбах будущих поколений.

На основании суждений об отличиях полноты от частичности или общего от частного, мы можем освятить ещё некоторые столь важные для понимания моменты. Так как в этом бытии кроме Бога и Его творений нет ничего, а Он есть жизнь, то все остальное будет следствием или производным, или формой выражения тварения Его жизни – ничего иного в этой реальности быть не может. Остается лишь рассмотреть то, как должны идти процессы эволюции в данной реальности осквернения грехом.

«Личность, утверждающая себя как индивид и заключающая себя в пределах своей частной природы, не может в полноте себя осуществлять – она оскудевает». Потому живое требует развития до полноты Творца и, так как Божественная полнота абсолютно велика, то оная так никогда не сможет быть выраженной в тварном и движение к Нему будет вечным. То есть тварное несет в себе Божественное свойство единой законченной в себе полноты Господа, как образ Его и в то же время, тварное, обладая Божественной полнотой, абсолютно далеко отстоит от Его Естества во всеобъемлющем выражении, а потому тварное должно пребывать в постоянном совершенствовании к Образу Бога – полнота тварного, не изменяя своей животворящей цельности или полноте, постоянно возрастает до всеобъемлющей многогранности. Именно в этом направлении движется эволюционный процесс от примитивных червей до высокоорганизованных организмов, ибо после грехопадения ничего не изменилось в замысле о тварении, но изменился образ совершенствования природы, в которой появился грех, из-за чего возможность вместить в себя полноту Бога всегда имеет некоторый предел, после которого движение к совершенству в данном греховном естестве природы теперь уже становится невозможным – наступает разрушение всего того, что этим грехом оказалось поражено. Мы в постоянном движении совершенствования, в возрастании при сохранении в себе законченной полноты. То есть мы должны жить, чтобы возрастать до подобия Богу. Законченная полнота – это свойство, возникшее не на ровном месте, а свойство, вытекающее из самого единства Бога, а ещё точнее, законченная в себе полнота – это ещё одно из многих имен единства Бога, специфически выраженного в одном из множества своих проявлений – Законе Сохранения Энергии, пришедшей от Солнца, как образа Его. Подобное рождает только свое подобие, не только как несущее в себе единое целое (центра галактики), свойственное звезде, но и по сути. Так как всякая полнота имеет начало и конец, то энергия есть активатор движения, которое имеет и начало, и конец, образуя некоторый фотографический образ естества энергии, как выражение полноты только в самой зачаточной, наипростейшей форме – квантовость, корпускулярность всех частиц во Вселенной. Можно ли её отнести к виду нетварной энергии? Трудно тут сказать – может это нам станет известно со временем, но для нас важно, что потом это примитивное движение, базисно оставаясь тем же единым и абсолютно простым, формально усложнится в процессе эволюционного стремления природы более полно выразить все грани Божественного.

Если мы попытаемся вывести палку в положение вертикального равновесия, то обнаружим, что оная постоянно падает вновь. Почему оная падает? Потому что мертва есть. На здоровье живого организма постоянно что-то покушается, постоянно выводит его из положения равновесия, но живое борется, постоянно восстанавливает это равновесие. Процесс становления до некоторого максимума возможности пребывать в равновесии – это есть жизнь. Процесс деградации – это смерть, опосредовано коей мы имеем способность распознать свое подобие – живое (также как, чтобы видеть белое, нам надо иметь представление о черном). Так как становление или восстановление происходит до определённого предела возможности природы выражать полноту Божественного, то после этого предела возможности поражённой грехом природы исчерпаны. Почему, потому что форма всегда выражает движение. Точнее это есть образ движения. К примеру, в храме из года в год обваливается штукатурка, кирпич и прочее. Чтобы поддерживать прежнюю форму, нужно движение или приток строительных материалов: кирпича, извести, цемента, песка и т. д. Если это движение прекращается, если возрастания нет, то форма тут же терпит распад. То есть, как только наступает максимум выражения Божественных свойств в пределах реальности, так сразу более некуда двигаться – наступает предел. Палка, в процессе становления или отпадения от вершины равновесия – это не есть идентичное тому, чем оная является в положении максимума в верхней точке, когда все эти отклонения от равновесия настолько пока ещё малы, что никакого движения отпадения от точки равновесия мы не распознаем. Начало падения – это только ещё начало, но не само падение. А так как нет движения, как важной кондиции нашей природы, то нет и формы. Сие означает, что это состояние для нас выпадает из восприятия и нам сие представляется смертью. То есть ещё раз подчеркну. Образ материи формирует движение. Жизнь – это вершина бытия или положение устойчивости в равновесии, которое исключает какое-либо движение. То есть вершина бытия – само естество жизни – ускользает из возможности восприятия нашими органами чувств, ибо мы распознаем только то, что имеет альтернативу постоянству.

То есть восприятие замечает только перемены относительно постоянства берега, что есть одно из свойств состояния равновесия нашей палки. Представьте себе живого барана. Его организм – это устойчивая поддерживаемая в состоянии равновесия система, а потому он не существует для нашего познания вкусовыми ощущениями и пищеварительной системой – организм барана не распадается, а потому мы его не «видим» вкусом. Природа познания, поражённая грехом, «видит» только то, что умерло, терпит распад. Но он жив (держит равновесие) и существует для разума и для души – можем как-то с ним общаться и жалеть. Опять же следует подчеркнуть, что это ошибочное восприятие возникло из-за грехопадения, через призму коего наши чувства распознают только то, что деградирует, отмирает (см. 3 том «Некоторые технические стороны вопроса.»). Возрастание тварного в Боге не имеет какого-то ограничивающего грехом предела, а потому бесконечно. Во Царствии Небесном условия среды располагают к вечности и бесконечности возрастания, ибо возможности Царствия Небесного таковы, что для максимума выражения Божественных свойств нет пределов для реальности Рая. Это несколько подтверждается археологическими находками. Огромные организмы животных, насекомых, а также гигантские растения – все это могло возникнуть благодаря благоприятным, более подобным Раю, условиям жизни и внутренних особенностей самих элементов живого. А само Священное Писание свидетельствует о том, что первые люди жили более 900 лет. Двигаясь от общего к частному, нам удалось ответить на некоторые вопросы, выразить частные моменты. Это сделано для тех людей, которые заблудились во множественных частностях научных, житейских и так далее, а общий вид, открывающийся с позиции Божественного, как это было и есть в Раю, к сожалению утратили. Тут делается выход из лабиринта. Примерно также решим проблемы математики, квантовой физики, биологии, не задаваясь особенным стремлением освещать вопросы, поставленные этими науками – нам нужно держать курс, а все остальное по возможности и по востребованности.

После распада, возникшее видимое нашей природой с грехом частное в Боге всё равно остается частью общего, то есть остается живым. Но что тогда умирает и распадается? Распадается только то, что мы можем видеть грехом. Почему оное стало частью, частным, течением и так далее? Потому, что изменило ориентированность на противоестественную. Разрушается только противоестественная ориентированность, попавшая в подобие нашей природы познания, а сущность остается той же. Но сие является только оттенком Царствия Небесного даже в такой сложившейся односторонности, но стимулированное Божественным влиянием, вновь возрастает до естественной законченности полноты. Итак всегда: возрастает до предела возможности противоестественного свидетельствовать о Боге, после чего распадается на элементарные составляющие той же кондиции и вновь начинается стимулированное Богом возрастание. К примеру, все что становится почвой, стимулированное Солнцем, вновь становится растением. Если возникшая полнота остается в поле зрения возможности человека видеть, то перед нашим взором из относительного ничего появляется реальность. Если полнота не вмещается в привычные возможности восприятия органами чувственной природы, то по мере приближения ко Творцу, обретает иные удобоприемлемые, хотя и может не ведомые нам перспективы полноты. Законченная полнота Божественного, специфически и уникально выраженная в данной своеобразно сложенной природе, в любом случае наделена полнотой свидетельства о Боге. А так как Божественное для греха не существует, то, как только возникает законченность в полноте свидетельства о Боге опосредовано поражённой грехом природы, так сразу же совокупность всех критериев развития, как форма, свидетельствующая о Божественном, должна тут же исчезнуть для нашей Вселенной поражённой грехом, вновь разрушаясь на множественные частные элементарные составляющие. Мы об этом сказали чуть выше, что движение формирует воспринимаемый образ, а потому как только приток заканчивается – тут же форма распадается. Парадокс: частное, ограниченное первородным грехом, но стимулируемое Божественным влиянием, возрастает до законченной полноты и потом тут же разрушается – просто полнота как только проявляется в пораженной грехом природе, так сразу становится инородной греховному естеству, а потому разрушается и вновь начинает становление форм. Причем, разрушается для того, чтобы в следующем цикле свидетельствовать о Божественном несколько иначе, более полно и сложно выражая Его Природу реализованной в случайной полезной мутации, тем самым выстраивая древо эволюции всех форм живого в абсолютно во всех сферах бытия. То есть если имеет место присутствие Творца, то даже при этом простом Его присутствии смерть выступает устроителем лучшего, обыкновенной переменой внешнего вида к более совершенному. Так Вселенная, пораженная грехом, то пребывая под влиянием Его свидетельствует о Нём и об образе приобщения человека к Нему, указует человеку единственно верный путь к Богу (именно его прочитали мыслители Древней Греции, но также и то, что пройти по нему суждено только Богу).

Так как согласно Священному Писанию, первый Адам не до конца отпал от Творца, ибо после поражения грехом продолжил общение с Ним – это важно заметить. Следовательно, во Вселенной разрушается только то, что может быть разрушенным, то есть пребывает вне этого общения человека с Ним. В каждой микроне бытия не может быть утрачено то, что имеет отношение ко Творцу ещё при сотворении мира, а потому той остаточной частицы прежнего естественного причастия Богу, не утраченного при распаде, достаточно для того, чтобы влияние полноты Божественной оказывало бы через неё какое-то организующее, восстанавливающее прежнюю гармонию воздействие, в полном соответствии со степенью причастия частицы к этой полноте Истины. Так как Божественное не утрачено, то есть всякое бесконечно малое частное имеющее хоть малую толику причастности к полноте Его, или имеющее что-то общее с полнотой (хоть и частичное) или частицей полноты, то может взаимодействовать опосредовано той самой сущности, которая является и остается общей по прежнему, опосредованно которой может произойти взаимодействие, то есть опосредовано её попадает под влияние полноты и становится тем самым организующим полноту живого в земных условиях – строит форму, попадающую в область созерцания органами чувств. (Этот момент благотворно скажется потом на способности жизни иметь гибкость в эволюционном строительстве новых форм живых организмов). Вот это взаимодействие общего, полного выражения Божественного и многовариантного множественного частного вычерчивают нам в единстве борьбы противоположностей некоторые образы, наделяют нас способностью познавать Божественное опосредовано Его носителей: «Это не рационалистические сведения, которые мы сами сформулируем, не понятия, сообщающие нашим „разумным“ способностям положительное знание о Божественной природе, это – скорее образы или идеи, способствующие тому, чтобы направить, преобразовать нас к созерцанию того, что превосходит всякое разумение». (В. Н. Лосский «Очерк мистического богословия Восточной Церкви») А если сказать, что полнота, как иное имя общего, сама по себе для нас, наделённых природой греха, является чувственной пустотой, то мы можем иметь представление о том, в какой примерно реальности и где пребывает Бог.

Двоичность природы, выраженная аллегорично нами как берег-река – вездесущее состояние Вселенной. Всё то, что мы познаем чувственно обязательно подобно нам в этом срезе двух составляющих, в противном случае мы ничего бы не могли распознавать, как реальность. Мы можем видеть только то сущее, что стало процессом взаимодействия обоих стихий. Мы видим сферу бытия, которая в природе вещей неизменная (иными словами постоянство) только является нам опосредовано какого-то поражённого грехом взаимодействия, то есть мы посредством поведения стихии видим то, что является тем самым берегом, относительно которого мы замечаем вокруг перемены через поражение грехом. Ведь только зная о зле, созерцая через зло, нам становится ясным что есть добро и где это добро. То есть мы видим Промысел Его, десницу Творца, опосредовано поведения всеобщего движения, явленного нам как твердое, жидкое и газообразное вещество. Таким образом, изначально материя нам указует то направление, в котором пребывает Бог и куда следует двигаться, только не так, как это делают ученые, ибо то, с чем они туда лезут, наделено поражением первородного греха и потому могут вызвать только то, что естественно для него – подобие первородного греха, то есть расщепление, как новая степень зла. В этом есть содомский грех, ибо искать в Боге злое нельзя.

1 И пришли те два Ангела в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома. Лот увидел, и встал, чтобы встретить их, и поклонился лицем до земли.

2 и сказал: государи мои! зайдите в дом раба вашего и ночуйте, и умойте ноги ваши, и встаньте поутру и пойдете в путь свой. Но они сказали: нет, мы ночуем на улице.

3 Он же сильно упрашивал их; и они пошли к нему и пришли в дом его. Он сделал им угощение и испек пресные хлебы, и они ели.

4 Еще не легли они спать, как городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со [всех] концов [города], окружили дом.

5 и вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их.

6 Лот вышел к ним ко входу, и запер за собою дверь, (Быт.19:1–6)

Эти люди хотели узнать о том, что у ангелов Божьих злого и нашли огненную серу с небес – то что хотели. Только жить с этим оказалось невозможно. Поиск зла, как подозрительность – вот суть содомского греха. Нам же естественно искать добро через злое, спрятанное злом. Человек несет в себе Божественное, вопрос в том, как помочь ему это раскрыть для мира. В этом есть та самая война, побеждать в коей нам всем жизненно важно.

Поэтому, исходя из всего прежде сказанного, материя есть самая первичная феофания, которая полнотой специфического свидетельства о Творце рассказывает о Нём в пределах возможностей природы материи вот таким вот образом. Материя из которой мы состоим – это самые первые ворота на пути к Нему (самая первая ступень). На каждой ступени явлено нам свое специфическое свидетельство о Нём, рискующее стать идолом Бога.

Чтобы вести исследования, изначально уже следует сказать важное о том, что наша Истина должна обладать неотъемлемым свойством животворения, в противном случае, оная Правдой быть не может. Точнее надо сказать, что это ещё одно имя Божье. Также, Истина, как реальность имеет ещё одно имя – радость, которая всегда есть вид общего плана тварного мира, в котором сливаются во единое целое все частности и конкретности. Так как изначально мы несем в себе поражение первородным грехом, скрадывающего и отягощающего наши возможности быть с Богом и зреть общий радующий душу план окружающего мира, то мы вынуждены всегда подниматься от конкретного, частного и множественного к общему и животворящему, жизнерадостному единому целому. Это важно, ибо имеет с одной стороны радостное, а с другой, несет в себе воспитывающее, объединяющее начало на человека, чтобы «мысль не могла блуждать, когда сначала созерцала Лица, чтобы затем перейти к созерцанию их общей природы».

Единство Бога отмечено на всех творениях Его. Прежде чем продолжать эту мысль, надо сказать важное, что несмотря на то, что мир перевернулся по грехопадению человека, само его естество осталось тем, каким оное было во Царствии Небесном. Это также как цветок мать-и-мачеха, у которого лепестки со стороны Солнца нежны и бархатные, а с другой шершавые. Но от этого сам цветок не перестает быть тем же цветком. Или, если кружка валяется на полу, то это не означает, что сама эта чайная посуда есть зло. Как зло оная даже не появилась в этом бытии. Злом стал изменившийся порядок. Поэтому само единство Творца, выраженное на Его творении после поражения грехом не утрачено и осталось важным условием жизни и бытия каждой микроны Вселенной. Пораженный грехом мир не перестал быть единым, только теперь, это качество выразилось в самых разнообразных вариациях, обусловленных свойствами среды, разнопланово в различных степенях свободы. Если единства нет – жизнь невозможна и мир разрушается. К примеру, Солнце неделимо и то, что имеет его образ и подобие в земных условиях должно обладать этим же свойством неделимости, а значит свойством единого для того, чтобы быть таким же как Солнце – делиться собой, жертвовать также как Солнце и тем самым обладать в пределах возможности природы, пораженной грехом, некоторым подобием и в ином свойстве – в степени совечности бытию Солнца. То есть быть единым как Солнце, чтобы жить в условиях земных. Только если единство Солнца остается всегда вне пределов досягаемости для разрушения грехом, то единое в земных условиях, выраженное опосредовано пораженной грехом природы, из-за этого поражения грехом пребывает в некоторой степени досягаемости для разрушительных сил бездны. Даже малое нарушение образа единства Солнца в земных условиях, даже малое прерывание его на одну микрону приводит к отсутствию подобия Солнцу, как одного из проявлений Бога, что равносильно разрушению. Нет единства, тогда жизни тоже нет – оная может остановиться, если не вмешивается Творец. Таким образом, непрерывный причинно-следственный механизм, как специфически выраженный образ единства, есть специфическое отражение Единого Целого в пределах модуса двух степеней свободы, явленных как линейное течение времени, в котором есть начало и конец. Почему двух степеней свободы? Потому что, не смотря на то, что пространство трехмерное и даже многомерное, мысль человека и вообще наше естество наделено свойством двумерного пространства, ибо в наших силах двигаться либо вперёд, либо назад. Именно в этих же пределах движения (либо туда, либо обратно), мы в силах воспринимать чувственно мир. Просто наш мозг и внимание может быть приковано к чему-то одному, образуя линейный причинно-следственный механизм. Да мы можем переключаться, но острие разума может быть направлено в одном лишь направлении и прикасается к чему-то одному. В этой специфике линейного мы можем распознавать единое, в виде отрезка, который цельный и без нарушения и разрывов в себе. Именно в этих аспектах формируется полнота единого в пределах возможности природы хоть как-то выражать Его присутствие, как образ уникально и специфично сложившегося следа Его Ступней.

Вновь повернемся к математическому анализу. То есть если мы возьмем координатное пространство с центром в точке ноль, то очевидно, что все это пространство делится на две составляющие: сам ноль и окружающее его пространство. Тогда всякая функциональная зависимость – это есть уникальное свидетельство о гранях ноля в его множественных функционально оформленных проявлениях. Ноль виден нам во взаимодействии, через поведение окружающего ноль пространства в пределах естественной возможности этого пространства свидетельствовать о ноле. Таким образом, ноль в системе координат – это не просто число. Это то самое, о чем показано в видении одному старцу: группа бесов в процессе оргомной суеты и усилия делали никчемное действо – волокла листик дерева. Бог вообще бездействует во грехе, но посмотрите сколько всего сотворено. «Упорядочение… управляется «светозарной силой», которой Бог пронизывает материю и которая есть те Его слова («логосы-воления» св. Максима Исповедника), те Его повеления тварным вещам, о которых повествует книга Бытия. Ибо Слово Божье, как говорит Филарет Московский, не похоже на слова человеческие, кончающиеся и исчезающие в воздухе, как только сходят с уст…. Его слова исходят, но не проходят. Он сотворил не на некоторое время, а навсегда.» Само же начало координат в пределах поражения грехом ни о чём не свидетельствует, а только предполагает все остальное, ибо сам ноль – это есть вообще не сообразная этому пространству инобытия реальность, в коем все иначе абсолютно. Но так как речь идёт о бытии Вселенной поражённой грехом, то приходится работать с тем инструментом, который оказался в наших руках соизмеримо возможности нашего естества, чтобы хоть как-то более адекватно свидетельствовать. Поэтому всё изменяется вокруг ноля только лишь потому, что сам ноль – постоянная в абсолютно во всех отношениях и мы замечаем все перемены благодаря его присутствию (хотя в настоящей реалии дело обстоит несколько иначе – это просто вид, который нам открывается с нашего поражённого грехом бытия). (Именно благодаря этому его свойству, человечество получило возможность в своей естественной полноте природы выразить все более и более всеобъемлющее восприятие). А теперь, если сказать, что в ноле есть начало и конец, и что он – неделимое (точнее как не дели он остается тем же по сути неделимым), то его разноликие множественные выражения или иными словами, производные его абсолютного постоянства, также будут наделены этими же свойствами (разными именами постоянства), только теперь уже не в не в том абсолюте, каким является ноль, но теперь уже несущим в себе (кроме некоторого свойства постоянства, доставшегося от ноля) свойство нашего наделённого грехом пространства. К примеру, это свойство постоянства ноля выражено в образе непрерывности точки (начала координат) между началом и концом в ней самой, ибо как только обозначилось хоть какое-то не подобие в этом контексте, так сразу приходит не подобие во всех иных реалиях – в свойстве жить в земном естественном для нас проявлении жизни. И тут мне бы хотелось прояснить мысль более полно исходя из работ великого Алексея Лосева. Само по себе Царствие Небесное едино и абсолютно велико в Себе Самом. Так как мы отпали от Бога, получили поражение грехом, то теперь воспринять или познать единое целое Божьих Обителей так, как это было естественно до отпадения из рая, невозможно. Но, не смотря на то, что грехопадение произошло, замысел Бога о человеке не изменился, он по прежнему должен воспринимать Царствие Небесное, по прежнему является частью Его и Его обитателем, только теперь уже Его надо сначала разделить, сначала необходимо адаптировать под возможности нашей пораженной грехом природы, под пораженное грехом естество разума человека. Именно по этой причине появляется число. Мы не живем полнотой Царствия Небесного, но приобщаемся к Нему кусочками и беспрерывно. Нам необходимо постоянно надо что-то новое, более совершенное в Боге, а потому приобщаемся к Его абсолютной полноте постепенно, понемногу, «малыми частицами», порционно-квантово, восходя к Нему в полноте до самой старости. Все в этом мире пораженным первородным грехом Адама стало иметь порционный образ. Мы потому живем, что приобщаемся к Истине, но не сразу и все одновременно, а порционно. Счастье человеческое от общения с Истиной лучше всего беречь и растягивать, а не брать все сразу. Если вы помните содержание того, что выше по тексту, то это образ святой Евхаристии. На святом Престоле разделяет Тело Христово. Мы так устроены, что перед тем, как познать и сделать возможным для усвоения нашим организмом, необходима предварительная обработка. Мы сначала делим мир на удобовоспринимаемые кванты. Это не только первый этап переваривания пищи, когда во рту происходит измельчение продукта, но и вообще любое устроительство жизни в земных условиях и за пределами оных. Дело в том, что комфорт – это отражение Царствия Небесного, в котором человеку все служило или точнее служило Богу через человека, как через связующее звено между миром и Царствием Небесным. Поэтому-то создавать вокруг себя благоприятные условия – это заложено в самой природе людей. (Но опять же благоприятные условия не для тела, а для делания «приёма пищи», для вкушения хлеба Небесного – мы призваны служить Богу в поте лица в условиях комфорта, а не спать). Числовые операции – это тоже первоначальное действо, которое дает возможность делить всё мироздание на порции, и тем самым строить комфорт бытия – это один из критериев преображения Вселенной. То есть математика – это такие зубы, которые размельчают мир, адаптируют его под возможность человека им владеть или возможность Вселенной служить Богу, опосредовано того, кто призван в себе Его носить – человека. А в нашем случае, математика – это копие для вершения Святого Таинства Евхаристии. То есть число, как это замечательно показал Алексей Фёдорович, это есть категория психологическая, то есть духовная: «… и в психике отдельные ощущения, восприятия, образы, представления и т. д. и т. д. сами по себе уже сформированы при помощи числа, потому что все они чем-нибудь отличаются др. от друга, то есть разделены др. с другом, то есть считаны, то есть содержат в себе число». Царствие Небесное с этой Вселенной имеет точку соприкосновения, через которую исходят все влияния. Только Бог обладает сутью жизненной и только оная имеет значение для нас. Следовательно, все то в нашей греховной природе, что подобно этой точке соприкосновения, также имеет подобие в свойстве жизнь, хотя и многоформенно. Неживое, как неподобное нам, выпадает из поля нашего функционального постижения – с функционально мертвым мы не работаем, а только со своим подобием – с живым. Это мы назовём модусом поведения пространства, оказавшегося в поле поражения грехом, ибо чувственно мы можем воспринимать только то, что подобно нам. Исходя из этого нам становится очевидным многое. Ноль оказывает на пространство влияние, измеряемое координатным пространством, имеющим исходящие из ноля прямые. Каждая из них имеет подобие нолю – например, кривизна ровна нолю, имеет одно направление, цельная и имеет непрерывность, как подобие непрерывности точки. Просто точка и прямая, из точки исходящая – это различные роды, объединенные некоторого вида, который А. Ф. Лосев называет «нечто». Иными словами, «числа не только тождественны между собой (они являются частью «нечто» (к примеру, прямой) – авт.), но ещё и различны между собой (они имеют свои уникальные значения). Однако, диалектическое исследование показывает, что эта самотождественность также необходима как саморазличие». То есть, как бы, ноль распространяет свое влияние через своеобразно выраженное подобие, на фундаменте которого потом уже перед нашим взором возникнут функциональные зависимости и потому являющиеся его производными, а именно также наделены в какой-то степени подобие ноля. Мы видим в математическом пространстве только выражение, оказавшееся в поле нашего подобия. Это функциональные зависимости, которые, несмотря на всю сложность уравнений и функциональных формул, неизбежно имеют общее с нолем, а потому попали в поле освящения им, потому они чувственно воспринимаемы. Ведь всякая зависимость в функциях – это в первую очередь закон, наделённый свойством абсолютного постоянства ноля – он работает одинаково во всех гранях координатного пространства и имеет подобие нолю в свойстве его логически обозреваемого постоянства. Просто это все предполагается автоматически с возникновением системы координат. То есть, если мы назвали число, то автоматически мы назвали все координатное пространство с нолем в центре его. Единственное, что мы назвали не само числовое пространство, а какое-то его одно из множественных имен в виде этого числа. В противном случае, имя, как число бы не имело никакой значимости. Отсюда становится ясным, что мы несем в себе эту точку соприкосновения с Царствием Небесным – сего умственно обозреваемым постоянством ноля, а потому видим только то, что имеет хоть какое-то подобие Ему или какое-то ещё одно Его имя. Даже если это самые трудновообразмые комбинации и формы, возникших в эволюции жизни.

С другой стороны, отталкиваясь от определения о самой природе познания, мы утверждаем, что это есть та самая граница, в пределах которой происходят все события поражённой грехом Вселенной от начала до конца. Чтобы понимать этот момент более четко, следовало бы сказать вновь о том, что оговорено более подробно в 3 томе. То есть то, как соотносятся живущее тело с тем, что оное уже стало после смерти и распадающимся, точно также соотносится ноль (пустота или отсутствие распада живого тела) в системе координат к остальному пространству (к тому, что организм начал уже терпеть распад). В поле нашего зрения всегда оказывается только то, что имеет развитие разрушения. Мы чувствуем вкус разрушенного зубами яблока, световая волна – есть продукт распада, произошедшего на Солнце, материя – продукт внутренних процессов в атоме и так далее. Такова природа познания опосредовано греха, которая видеть и познавать может только то, что когда-то было живым, но само живое не распознается, то есть остается нолем. (Целое яблоко для органов вкуса – это пустота, его нет, покамест мы зубами не разрушили его – такова природа познания, которая может чувствовать то, что уже было, отжило) Точнее живое распознается тем, что прошло очищение от греха. То, что организм, к примеру, растёт фиксирует только ум, как созерцающий мир через призму его Творца. Животное идёт к водопою – понимает только ум. Планета вращается по окружности, значит, в центре есть Звезда – понимает ум. Ум, наделённый частицей Бога, волей, пребывающий в молитве, видит свое подобие: волю Бога и Его влияние, волей Творца сотворённый мир. Таким образом, умом мы видим в ноле целый мир, который не может быть обозримым опосредовано греха, выражающимся в системе координат числовым пространством распада. Точно также вопрос стоит о постижении Бога умом.

«… святой Григорий Богослов в своем Слове на Крещение: „Я еще не начал думать об Единице, как Троица озаряет меня Своим сиянием. Едва я начал думать о Троице, как Единица снова охватывает меня. Когда Один из Трех представляется мне, я думаю, что Это целое, до того мой взор наполнен Им, а остальное ускользает от меня; ибо в моем уме, слишком ограниченном, чтобы понять Одного, не имеется больше места для остального. Когда я объединяю Трех в одной и той же мысли, я вижу единый светоч, но не могу разделить или рассмотреть соединенного света“. Наша мысль должна безостановочно двигаться, перебегать от Одного к Трем и снова возвращаться к Единству; должна безостановочно колебаться между обоими терминами этой антиномии, чтобы дойти до созерцания царственного покоя этой троичной Единицы. Как заключить в один образ антиномию единства и троичности? Можно ли объять эту тайну без помощи несоответствующих ей понятий движения или развития?»

Таким образом, мы стоим перед противоречием, которое не может укладываться в разуме. Но если эти противоречия есть реальность, то оная обязательно должна как-то обозначиться в самой природе – ведь речь идёт об умопостигаемом Божественном проявлении в природе вещей. В противном случае, это все сказанное будет пустословием. Ведь это противоречие не свойственно Божественному, ибо ум не наделён свойством греха протяженности и времени, но должен в себя вместить одновременно и ту крайность, и эту. Для созерцания ум должен занять естественное место для себя. Дело в том, что Центр мира, как начало всех начал, несёт в себе единое и при этом абсолютно целое, неделимое, благодаря чему он есть вечность бытия и жизнь. Из теоремы Фалеса нам известно, что «если на одной из двух прямых отложить несколько равных отрезков и через их концы провести параллельные прямые, пересекающие вторую прямую, то они отсекут на второй прямой равные между собой отрезки». Из этой теоремы нам важная иная сторона, что отрезки, ограниченные двумя прямыми на параллельных прямых подобны между собой с одинаковым коэффициентом подобия. Как это имеет отношение к нашему вопросу? Две прямые, которые пересекаются параллельными другими прямыми, сходятся в точке. Получается, что все подобные друг другу отрезки, отсеченные на параллельных прямых этими сходящимися прямыми в точке подобны этой точке. Но подобными могут быть только в одном – все отрезки также как точка имеют непрерывность в себе, то есть противоположные концы каждого отрезка едины между собой, также как един центр, из которого исходят эти две прямые. В поле зрения геометрии двумерного пространства может попасть только этот образ самовыражения реальности. Просто геометрия иными инструментами не работает, кроме как прямая, плоскость, точка, отрезок, угол и так далее. Хотя нет желанной всеобъемлющей исповеди о Боге (геометрия почти абсолютно ограничена в возможностях), но зато есть удобоприемлемая наглядность изложения истины в тривиальной простоте. Итак, если единство между противоположными концами какого либо из отрезков нарушить, то он подобие его точке в этом свойстве единого утрачивается. А. Ф. Лосев сказал бы, что нарушилось самотождественность различия в инобытии. Следовательно, для человека, созерцающего мир через единое целое Бога, этот отрезок исчез из поля зрения, как не имеющий подобия центральной точке, то есть Богу. Умирает только эта инстанция, но сам центр все остается вне возможности делиться.

А так как единое целое есть существенная реальность по сути вещей, то и все то, что цельное и единое, и в полноте отражения свойств Центра также является существенной реальностью жизни. Если единое и целое утрачивает подобие своему началу в единстве и цельности, то есть имеет или получает прерывание целостности и единства причинно-следственного механизма соединяющего начало и конец, то и утрачивает свое бытие как реальность – исчезает из поля нашего восприятия. Не важно, что это будет смерть или распад молекулы или атома. К примеру, растение, если его сорвать или нарушить в нём развитие, то оное исчезнет как реальность, как растение навсегда: оное не сможет плодоносить и исчезнет для будущего – его там уже нет. Само по себе растение – последовательное неразрывное развитие от начала и до конца, при котором соблюдены все составляющие начала всех начал, в земных условиях, возникших после грехопадения, могут быть представлены только как центр координатного пространства. В точке ноль есть и начало и конец, и неделимость и потому логическая неразрывная последовательность и даже все вместе взятые зависимости. Само же координатное пространство делится, как уже сказано ранее, на две составляющие: ноль и пространство. При этом окружающее ноль пространство выражает все свойства ноля, специфически о ноле свидетельствует через множественные последовательности, как образ взаимодействия абсолютного постоянства, ноля, с абсолютной бесконечной изменчивостью. Этот образ взаимодействия оформлен в самые разнообразные зависимости, которые в математике называются функциями. Всякое координатное пространство полно в самом себе, а потому без ноля и его влияния нет никакой функции или закономерности во всем координатном пространстве. Можно несколько иначе сказать, что ноль задает некоторый изначальный признак, опосредованно коего созерцая мир, мы видим только то, что оказалось в поле нашего зрения из-за того, что наделено этим вот признаком. Ноль – это постоянство, первый элемент порядка, а потому в пространстве мы видим хотя и самые различные, но тоже порядки, которые мы называем функциями-зависимостями. Ноль наделён не только тем, что привычно нам, то есть не только математической спецификой. Мы можем задать в понятии ноля иной признак, к примеру целое. Всякое цельное для нас является пустотой. Почему? Потому, что видим мы только то, что стало продуктом распада. Такова у нас природа познания, что мы видим только то, что разрушилось. Вкус яблока мы чувствуем (а можно сказать созерцаем), когда разрушили зубами его ткани. То есть если нет разрушения тканей продукта, то это так и остается вкусовой пустотой, нолем (вне видимости и вне возможности познания). Для того, чтобы познать то, как устроен организм, его нужно убить и потом только сможем залезть во внутрь и получить знания. Без этого живой организм остается познавательной пустотой, нолем. Но это не значит, что целое, как данность, не существует, ибо мы взяли это целое за основу созерцания, сделали трафаретом для поиска всего того, что подобно целому. Вот примерно что несет нам соотношение численного пространства и ноля – это то, что оказалось в поле нашего восприятия и то, что остается чувственной пустотой (ноль). Согласитесь, что сам по себе ноль – это такая реальность, которая живет совсем по иным законам и оные есть духовная жизнь человека.

С другой стороны, «Бог «дает много» абсолютно новому сюжету, бесконечно отдаленному от Него «не местом, а природою» – так говорит Иоанн Дамаскин». Иными словами, мы путаем «природу» математического анализа с «местом», то есть с точкой в координатном пространстве. То есть число всегда несет в себе только описательные функции. Но рисунок, написанный с предмета и сам предмет, образ которого был нарисован – вещи далекие друг от друга по природе, причем бесконечно. Просто рисунок обладая полнотой в одном, но не обладает всеобъемлющей полнотой.

Тоже самое выражение мы видим в Православном догмате о Святой Троице, в котором по слову греческих отцов Церкви «Бог один, потому что Отец один», то есть Сын и Дух святой выражают именно это одиночество, единоначалие и Единство Отца, которое многовариантно отпечаталось во всех сферах Вселенной. В то же время, исповедуя триипостасность Бога, мы видим одну или единую для всех Трёх Ипостасей творческую созидательную Волю в каждой микроне этого бытия. В каждой частице присутствует абсолютное творческое согласие, не смотря на то, что Бог Отец предвечно родил Сына и извечно источает Святой Дух, в творчестве Они равны. Это можно сравнить с командой корабля, пребывающего далеко от берега в океане или в море. Да, капитан судна стоит выше всех, но в общем деле жизнь всех зависит от каждого в равной мере. Получается, что там, где нет согласия – там нет вообще ничего. Только абсолютное согласие всех Трёх Лиц и согласованность дарует творческий результат в созидании и устроении Вселенной. Только согласие всех трех Лиц наделяет пустоту сущностью, вызволяет из ничего Вселенную. В каждой частице мира согласие Трёх Лиц отмечено качественными свойствами её составляющих. К примеру, прошлое, настоящее и будущее; высота, длинна и ширина; холодное, тёплое и горячее; световая волна имеет тепловую энергию, свет и корпускулярные свойства; семя, растение, цветок. И так далее и везде абсолютно. Каждая Ипостась Троицы соучаствует в Общем Деле Троицы и Её сотрудничество с Другими Двумя как-то уникально выражено в этом процессе. Именно в каждой частице бытия триединство формирует одну волю, одно единство и жизнь.

Таким образом, Божественное и Его одиночество и единство в природе поражённой грехом многовариантно адаптируется в живое, одно из имен которого является причинно-следственным механизмом, в котором приоритеты, свойственные субординации ценностей, выстраиваются в неразрывную последовательность-цепочку единства между началом и концом всякого явления. То есть так и остается единым, но с другим именем, то есть выраженным в неразрывной связности последовательности между началом и концом явления.

Представьте себе, что вы слышите звук. Просто неизменяемый звук, хоть и слышим нами, но как бы быстро привыкаем к нему и он более не увлекает наше сознание. А вот перемена в звуке, причем не простая перемена в звуке, а исповедующая Божественное в рамках возможности восприятия гармоничного в обязательном порядке повторения созвучия обращает на себя наше внимание и мы можем собираться даже целые концертные залы. Созвучие становится для нас музыкой, когда в ней появляется закономерность, цикличная периодичность (свидетельство о живом, а именно о Боге ласкает разум). Также как цикличное движение планеты по окружности исповедует нам о Солнце, что также и в той же мере ласкает наш разум, как цикличные повторения в звуковых комбинациях. Просто всякий цикл – это тоже одно из имен Божественного, это одно из имен, звучащего в инобытии, как уникальный образ, возникший в нём.

Что есть цикличность повторения? «Можно сказать, что со образность есть отмечающая природу Божественная печать, которая создает личное отношение к Богу, отношение для каждого человеческого существа „уникальное“. Это отношение становится реальным, осуществляется посредством воли, направляющей природу к Богу, в Котором человек должен найти полноту своего бытия». Это стабилизирующее влияние берега, в системе берег-река. Это специфическое, свойственное этой сфере бытия выражение свойства постоянства (берега). Распознавая этот островок стабильности и нетленности в этом мире всеобщей скользкой относительности, мы становимся причастниками единого, то есть в какой-то степени счастья. Повторяемость в периодичности – это не сущность, а необходимая форма её, исповедующая единство Божественного, Его влияния и присутствия. Она востребована, ибо облегчает молитвенное делание, ибо оная тоже есть часть животрепещущей полноты подобия Богу, столь важной для плодотворного общения с Богом. Ведь мы счастливы от того, что приобщаемся к вечному, неизменному, когда то, что мы любим, остается с нами навсегда. Мы слышим свою Родину в звуке, в мелодии, распознаем её через световые волны. Родина посылает нам сигналы Своего подобия, а потому мы их видим по причине родства. Это как бы сигналы постоянства от туда, где все всегда стабильно и постоянно. А если цикличности нет, то видеть и слышать это никто не будет и даже не сможет, ибо сама по себе волна – это периодичность. Хотя можно сказать иначе, что мы слышим то, что в природе своей имеет периодичность, имеет отметину Божественного, свидетельство о Нём. То есть под словосочетанием «познание Божественного» мы понимать должны только одно: в явлении, в событии, в эксперименте мы должны увидеть тоже самое – самого себя, то есть специфически оформленную цикличность, когда из одного следует безразрывно другое в закономерности, то есть по спирали гармонии. Мы должны распознать свое подобие – мы распознаем лишь то, что заложено в нашем организме, где формы цикличны в симметрии, где правая сторона нашего организма похожа на левую. Эта симметрия и цикличность важны для нашего адекватного притягивающего распознания, ибо это есть конечное звено выражения Божественного единства, важное для всей полноты свидетельства о Боге. Без этого полноты свидетельства о Творце быть не может – мир разрушается, через это отсутствующее звено. Бог свидетельствует о Себе вот таким образом в повторяемости и цикличности, явленных нам в Его творениях. Если этого нет в реальности, то для нас сия бесформенность не привлекательна. Мы её не видим как темь вокруг свечи и оная не объяла этот свет. Таким образом, все во Вселенной сообразно Богу даже в малом и без остатка. Единство подчеркивает все и движение, и закон, и сущность.

Вот таким образом, Бог являет Свою волю. Человек – личность, то есть по образу Создателя своего имеет тоже волю, а потому, чтобы служить Богу, чтобы быть подобным Ему, необходимо творить жертву по Образу Его и по подобию своему (также в форме периодичности, повторяемости). «Это отношение становится реальным, осуществляется посредством воли, направляющей природу к Богу, в Котором человек должен найти полноту своего бытия». Иными словами, если окружающий мир движется по этим законам самопроизвольно, стихийно повинуясь воле Творца, то мы по образу Божьему тоже наделены волей и тоже как Он делаем это же целенаправленно, чтобы быть причастником к Его воле, соучастником в преображении Вселенной, соратником Его творчеству, чтобы иметь всю полноту общения с Ним. Так рождается годовой, недельный и ежедневный кругооборот в нашем поведении, чтобы улучшить единение с Богом. Потому этот кругооборот востребован в молитве. Живое Царствия Небесного или эта радость Райских Обителей, оказавшаяся в пределах земных условий, адаптируется в них, образуя живое тело, жизнь которого обусловлено полнотой счастья от единения с источником всех радостей. «Душа бо человеческая, – говорит святой Тихон Задонский (XVIII в.), – яко дух от Бога созданный, ни в чем ином удовольствия, покоя, мира, утешения и отрады сыскать не может, как только в Бозе, от Которого по образу Его и подобию создана; а когда от Него отлучится, принуждена искать себе удовольствия в созданиях, и страстями различными, как рожцами, себя питать, но надлежащего упокоения и отрады не обретает, и так от гладу следует умрети, духу бо духовная пища потребна есть»

Чтобы адаптироваться в этом, необходим такой труд, при котором можно было бы сочетать полезное для выживания с приятным богообщения; который бы не отвлекал ум от этого периодичного духовного делания – молитвы. То есть труд должен стать несколько машинальным. Да это труд монотонный и нудный, но таким он представляется, если нет молитвы. Для утверждения следующей мысли уместным будет вспомнить слова из послания Феофила Антиохийского о том, что человек «сотворён по природе ни смертным, ни бессмертным. Ибо если бы Бог сотворил его вначале бессмертным, то сделал бы его Богом; если же наоборот, сотворил бы его смертным, то сам оказался бы виновником его смерти. Итак, Он сотворил его… способным и к тому, и к другому, чтобы, если устремится он к тому, что ведёт к бессмертию, исполнял заповедь Божию, получил от Него в награду за это бессмертие и сделался бы Богом; если же уклонился к делам смерти, не повинуясь Богу, сам был бы виновным в своей смерти. Ибо Бог сделал человека свободным и самовлстным». Именно это и произошло в истории человечества, ведь выродились лишь те, кто не смог быть счастливым (машинальный и нудный физически тяжёлый труд отягчает жизнь и отпугивает от этого образа выживания), ибо нудный, машинальный труд вспомоществует общению с Богом и дарует высшую экзальтацию экстаза, а потому делает его потребностью жизни. Именно так и по этой причине произошёл отход человека от охоты к собирательной экономике полуголодного образа жизни, то есть человек обрел оседлость.

Надо сразу сказать, что радость в экстазе формирует образ жизни человека и его внешний вид, как степень полноты приобщения человека к своей Родине, к своему естественному бытию жизни, к Царствию Небесному. Если мы приглядимся к любому образу деятельности человека, то заметим, что любое движение человека несёт в себе начало и завершение. Это свойство живого. Если вдруг появилось начало, а законченности нет – это уже хаос, бесформенное, не понятное и не нужное. К примеру, пошли мы в лес за грибами и не вернулись. Или забросили сеть в море и не вытащили её. Или съели что-то и не переварили. Или вобрали в себя воздух и не выдохнули. Или если мы начали рисовать круг и не закончили, то кругом это не будет и так далее. Не завершенность – признак ада, погибели, смерти. Молиться при таком образе хаотичного бытия и деятельности очень тяжело и даже невозможно, ибо бытие тоже определяет работу сознания, то есть образ не законченной деятельности не поддерживает молитву, ради чего эта деятельность вообще имеет место. Бытие определяет сознание и сознание определяет бытие – два образа жизни, которые определяют и два образа формирования экстаза богообщения: один – радость по достижению жизненно важной цели; второй – радость прямо сейчас. В принципе, как мы увидим – это два разных этапа формирования человечества. Становление цивилизации, переход от кочевого образа жизни к оседлости. Работа ума, плодовитость работы мозга – это тот важный момент, оказавший на человека образующее действо. В мозг идут все нервные окончания, а потому экстаз получают не органы тела, а мозг опосредовано органов его тела. Поэтому образ жизни нужен не физическому здоровью организма, а работоспособности головы. А это облегчает задачу – создание условий для эффективной работы разума не требует обильной еды и огромной мускулатуры. Понятно, что с этого момента человек становится слабым и для выживания ему нужно сообщество. Так как такой образ жизни, не смотря на всю его аскетичность, полностью удовлетворяет всем требованиям физиологии и при нём активируются духовные силы, которые усиливают радость бытия, то оказывается не востребованным искать что-то иное альтернативное.

Для охоты свойствен хаос и если есть сумбур и бесформенность в образе поведения, то ум не может акцентироваться. Ум сосредоточен на достижении иной инородной разуму и духу цели – на убийстве животного. Этот естественно возникающий во время охоты хаос инороден естеству человека, ибо человек не может пребывать в естественном для него экстазе, во время которого должна быть концентрация на самом важном – на единстве с Богом, на внимании человека ко Творцу. Уму естественно быть во Царствии Небесном, а такое покушение из вне травмирует душу. Человеку свойственно избегать то, что раздражает психику, тиранит душу, даже если это стимулирует аскетическое делание, воздержание. Именно на этом принципе жизни людей оформилось дальнейшее направление становления эволюции. Говоря современным языком православных отцов, человек начал избегать не нужной суеты мира ради единения с Творцом, а если востребован физический труд, то только ради единения с Творцом как можно сильнее адаптировать сие в самом образе труда.

А теперь рассмотрим собирательную экономику древнего человека. Там каждое движение в каждом мгновении имеет завершенность и результативную полноту (в отличие от охотника), способствующую высвобождению ума, столь востребованного для всего остального и особенно для главного. То есть человек даже во время работы может теперь спокойно пребывать в эйфории «нирваны» богообщения. Только, если сама по себе нирвана в индуизме, буддизме бессмысленна, эгоистична и не предполагает какой-либо полезной физической активности, а потому это понятие могло возникнуть только на основе инородности природе человека. При нирване физиология тела не только пассивна, но даже отвергаются все её влечения и поползновения на спокойствие психики. То есть, если мы просто отвергаем все то в себе и в своём внутреннем мире, что возмущает внутренний покой, как это практикуется нирваной – это одно. Хотя на самом-то деле, в природе человека не может быть ничего лишнего, ибо каждая фибра нашего тела соучаствует и вспомоществует душе в её богообщении во время естественно востребованного экстаза. То есть, если человек течения физиологии не уничижает, а направляет к более полному единству с Богом, если не стоит на месте, а идёт в том направлении, где Бог, усиливая общение с Ним – это другое. При этом дополняя молитву ещё и работой тела, которое, оказывается, изначально призвано активно соучаствовать в этом – это уже иное состояние духа, более высшая степень экзальтации разнопланового счастья, куда более полного нирваны.

Плавные движения во время собирательной деятельности не перенапрягают работу сердца, повышают давление до нужной для высокой активности мозга кондиции, деятельность вписывается в физиологию таким образом, что мозг обретает выдающуюся работоспособность. Понятно, что этот момент радости бытия трудно распознается, но если вдруг происходит перемена в этом, то человек тут же понимает то, что он утратил и стремится вернуться.

Это ещё не все. Дело в том, что, так как после грехопадения организм человека формировался эволюционно, то есть если когда-то он имел вид примитивных форм жизни, то неизбежно эти формы живого остались выраженными в нашем теле и требуют того же самого, чем они жили в свое далекое время. Причем в самом мозге, как носителя самого раннего этапа становления эволюции, ведь мозг самый сложный организм, следовательно дольше всего терпел эволюционное становление. (Единственное, что нужно сказать, эти самые первые формы элементарной жизни пребывают в атмосфере, как носители энергии и ради них работают наши легкие. Именно по этой причине, всё то, что связано с притоком обогащённой кислородом крови в мозг становится основополагающим жизни в земных условиях, то есть без этого смерть приходит моментально, в то время как без присутствия иных составляющих тела жизнь может продолжаться. Это говорит о том, что организм черпает жизнь в атмосфере.) Потом в развитии всё множественно усложнилось, но мозг все равно несет в себе те составляющие древней примитивной жизни. Поэтому, чтобы активировать мозговые клетки, необходимо давать им то, что они требуют по своему подобию и естеству. То есть питание мозга происходит только примитивной живой тканью, как это могло быть изначально. Организм выделяет эту ткань из продукта и поставляет в мозг.

Чтобы владеть материей необходимо найти то, что является её причиной, началом. Чтобы владеть явлением, надо найти и овладеть его началом и причиной. Владеть причиной самого себя в эволюционном становлении – это и есть то самое, что наделяет разум властью над его собственным телом. Так как в рационе питания оказывается в основном растительная пища и рыба, то есть то, что возникло на самых ранних этапах становления жизни. Тем самым максимально активируя и облегчая работу сознания, его мыслительную деятельность и всем этим выше названным все более и более усиливая экстаз от ещё большей близости Богу, которая стимулируется вот этим образом жизни. Только под это и только под это качество бытия эволюционно подстраивается вся физиология человека, его всеядность, развитость кистей рук, относительно слабо развитая мускулатура, не развит костный состав и вообще все особенности внутреннего строения тела – счастьем это не востребовано, ибо счастье – состояние ума, а не физики тела. А для ума нужно питать мозг, а не мышцы. Таким образом, собирательная экономика древних людей, с её растительной пищей, монотонной нудностью, повторяемостью труда, как раз стимулирует это качество духа, свойственное Царствию Небесному. Если вам приходилось собирать ягоды в лесу, то меня понимаете, о чем именно тут говорю. В последствии по этой же схеме, как верно заметил Пампанацци, возникла государственность, как высшее изобретение для удобства богообщения в монотонном труде всех форм кругооборотов жизни. Так как единство с Богом, общение с Ним возможно только в экстазе, без которого жизнь невозможна, то под самое важное делание единения с Богом подчинено абсолютно все устремления в человеке и каждое его дыхание, и помысел. Таким образом, необходимо сделать важный вывод о том, что сформировавшийся образ ведения хозяйства и образ жизни – это часть востребованной жизненно важной полноты единства с Богом, часть, такое же значимое звено востребованной полноты живого биологического процесса человека (как потребление пищи), покушение на который также является преступлением. К примеру, казачество – это культ.

Исходя из этих посылов, нам становится ясным очевидное. Дело в том, что в условиях северных земель и северных широт, разделение труда было высшим изобретением, при котором нудный тяжёлый труд вместо того, чтобы ранить психику человека террором безысходной нудности, наоборот начинает её наполнять живоносным соком, стимулировать полноту радости в экстаза. Вдруг оказывается, что настоящая жизнь не в сытости, плотских утехах и постоянной лежанке, а в самом этом процессе рабочего замкнутого цикла, тяжесть которого только усиливает остроту переживания радости. Человек перестает ждать окончания своего труда, но старается остаться в этой кондиции физических нагрузок, ибо просто начинает жить большей полнотой радости, от чего он счастлив и при этом за свое счастье он получает ещё и другое счастье – вознаграждения от трудов своих. Дело в том, что психика человека формировалась в контексте самого замысла Бога о человеке. Тьма бесконечна, но источник света оная не может вобрать в себя из-за бессилия своего. Если бы не тьма, нам невозможно было бы видеть путь к свету. В этом случае, даже тьма является вспомоществующим элементом к нашему спасению, к возвращению во Царствие Небесное. Так как мы можем смотреть только в одно место, то все, что слабое и ложное, и больное при молитвенном ориентире уходит в небытие, оставляя только то, что имеет приобщение к Истине, а значит и радости бытия. И тут надо сказать о важных посылах, чтобы вести какие-то исследования. Дело в том, что вся физиология человека в одном случае, как вспомоществующее для бытия в экстазе, является достоинством его, а в другом, если человек пребывает во грехе безделья, то – с точностью до наоборот. Этот момент обозначился в образе жизни народов. Нирвана родилась в пределах мягкого климата и изобилия съестного, а потому столь сверхинтенсивный физический труд был не востребован, отсюда следует, что все то, что в северных широтах несло утверждение жизни и радости её, в данных реалиях рая земного имеет знак противоположности. Так возникла эта практика освобождения от всего того, что мешает человеку быть счастливым – освобождение от всех желаний. На самом деле человек родился в абсолютном счастье, но на Голгофе. Поэтому физиология призвана поддерживать душу в состоянии постоянной экзальтации экстаза опосредовано физической нагрузки. При этом следует сказать, что просто физических нагрузок для полноты счастья явно не достаточно. Если цель угодна Богу, то удовольствие усиливается, ибо достигается большая полнота. Это видно из примера. Представьте, себе, что вы катаетесь на лыжах. Да это приносит удовольствие, а теперь ту же физическую нагрузку если трансформируем в уборку снега, то уже полноты радости больше, ибо это уже доброе дело, а потому есть благодарные люди и чувство морального удовлетворения. Убирать снег можно с чайными перерывами для бесед после каждых 40 минут. Теперь полноту радости можно усилить ещё сильнее, если снег убрать вокруг Храма. Тут уж трудно что-то рассказывать, ибо уже начинают присутствовать какие-то не ведомые новые ощущения до селе не ведомых граней этого бытия и просто приходит уверенность в себе и радость тем родным, коих нет уж с нами. Через это уже надо пройти, ибо этот опыт чисто личный. (Понятно, почему древние строили сооружения усопшим). После грехопадения человек так и остался жителем Царствия Небесного и в постоянном общении с Богом, только теперь уже это общение, стимулирующее прежнюю высшую степень экзальтации экстаза, происходит «в поте лица». Итак, Истина – удел Царствия Небесного, то приобщение к Нему в естественном порядке (в поте лица будешь добывать хлеб) стимулирует наивысший экстаз. Экстаз богообщения – стимулятор всех подвигов человека, даже при самых тяжёлых нагрузках. А отсутствие оного бьёт по рукам. Поймите, что человек способен даже на лишение себя жизни без каких-либо причин, то есть состояние души остается главным критерием и мерой всех реалий Вселенной. То есть человек, пребывающий в Божественной радости жаждет идти на подвижничество, чтобы усилить радость. Потому именно для успешного поддержания души человека в этой кондиции духа призвано все в природе организма. Под это подстраивается мышечная масса, ум, пищеварение, работа сердца и так далее – все способствует только счастливой жизни. Именно в этом направлении могла идти эволюция Вселенной, если оная есть в природе вещей. И тут не надо говорить о том, что люди жили так, из-за того что имели силу духа. Да это было, но дураков тоже нет, ибо все равно только радость наделяет человека жизнью, ибо деятельность должна иметь ещё и угодную Богу цель – это также значимая часть полноты. Если вы не видите радость из-за того, что труд этот бесполезный для выживания, то и работать не будете, причем тут сила духа? Остается только экстаз этот упорядочить в естественном ритме жизни, причем так, чтобы он гармонично вписался в земные реалии служения общественной безопасности. «Нужно точно попасть в мишень». То есть цикличность, монотонность, периодичность и повторяемость активируют машинальность, освобождая и очищая ум для самого важного действа – плодотворного общения с Богом, тем самым обуславливая экстаз бытия. Чтобы ритм жизни в радости гармонично вписался в природные условия и тем самым труд начал бы приносить ещё одну грань счастья – был плодотворным, необходимо, к примеру, точно знать все сроки посевов. Именно для этого оказался востребован календарь, чтобы ритм жизни в таком ритме точно вписать в годовой цикл. Ведь нужно точно знать, когда именно надо начать свой монотонный, однообразный труд на посевной. Таким образом, это просто ещё один шаг эволюционного становления, в котором организм принимает более вселенские масштабы, но опять наделён тем же неизменным образом выражения Божественной Сущности в земных условиях, то есть единства Его проявления – в новых масштабах цикличности. Ведь организм живого несет в себе множество повторений циклов начиная от самого элементарного строительного материала – атома. Это уже называется ритуалом, в погоне за точностью исполнения которого, упражнялись древние арии. Таким образом, становится понятным возникновение Стоунхенджа и возможно древнего города Аркаима в Оренбургской области и почему был совмещён культ предкам с величественными каменными инструментами определения годового солнцестояния. Но если при тяжестях жизни, в районах Севера, культ и ритуал порождаются автоматически (это сам образ жизни), то там, где тепло и сытно – нет. Там, чтобы вершить молитву и поддерживать ту же кондицию экстаза, востребован искусственный ритуал в той именно форме, в какой он нам предстает в Веданте – в точности выражения ритуала или периодичности. И даже календарь не востребован. Иными словами, если на Севере колесо само крутится естественным ритмом жизни, то в Индии, чтобы жить это колесо нужно вращать, ибо надо сохранить форму, как важное тоже, значимое, недостающее условие полноты, востребованное для плодотворного общения с Богом, как внешняя составляющая внутреннего молитвенного делания, ибо это часть востребованной жизненной полноты и потому важное звено для практикующих. Так легче творить молитву. В процессе исторического развития проявились новые приоритеты и соответствующие им формы естественного отбора замешанные на новых формах поддержания изначальной кондиции экстаза, стимулирующего государственность в среде бездельников. Отсюда йога и нирвана – это замена, востребованная изменившимися условиями бытия людей пришедших с далекого Севера к побережью Индийского океана. Они тоже есть открытие формы миротворчества, столь востребованная для бытия всего общества, в коем та самая полнота радости, свойственная Северу, уже не имеет жизненного значения. Вот с чем столкнулись славяне, переселившиеся на полуостров Индостан. Надо сказать, что везде, где есть массивные каменные культовые сооружения и ритуал – там поселились эти народы и строили их по той же самой причине – это тоже открытие новой формы миротворчества ради единения с Богом. Этому свидетельствует Священное Писание, ибо люди строили только то, что утверждало радость Царствия Небесного в земных условиях, что стало главным стимулятором будущих государственных образований. Только нирвана и йога, как самоудовлетворение, ничему не обязывают, обделены полезностью цели для выживания. Это духовный онанизм, оказавшийся полезным общежитию в районах субтропиков, а потому он ужился в условиях демографического взрыва – цель не где-то там, а в тебе самом – ложись и спи (из фильма «Садко»). В условиях постоянной борьбы за жизнь экстаз северян требовал большей всеобъемлющей полноты задействованной природы – каждое действие должно нести смысл и является частью общего стремления к цели. Жизнь – это не спорт, как разновидность нирваны и йоги. Да и победы всему народу нужны были, а не единоличные, что обусловлено тяжёлыми условиями жизни северных районов. То есть счастье всегда наделено большей полнотой там, где есть достижение целей и решение ещё и задач более вселенского масштаба и эта полнота счастья нужна в тяжёлых условиях. Даже уединение старца, восседающего в покое с четками в руках – иное понимание отрешенности себя от своих чувств, чем то, что мы видим индийской и азиатской традиции. Да он также неподвижен и физиология его уже не может стимулировать экстаз прежним образом от сюда и возникает эта потребность идти в диаметральном направлении – отрешиться от всех своих желаний, упражняясь в аскезе. Но это тоже жертва и оная не ради себя, а ради тех кого он родил когда-то, в уме он просит Бога за них. Этот видимый покой имеет динамику жизни – это снежинка сталкивающая снежную лавину – вот до куда он, старец, смог подняться для того, чтобы стоять за свой народ. Такие старики нужны в любом состоянии их немощи, ибо от них идёт благодать. В Индии старики ходят по селениям. (Вот как это комментирует режиссер фильма «Садко» А. Птушко и сценарист К. Исаев после слов птицы-счастья о том, что всякое действие приносит проблемы противодействия и потому для счастья надо просто отказаться от каких-либо действий и просто спать, на что Садко Гусляр отвечает: «Негожи нам эти песни. Дура – птица. Ты выйди и на белый мир посмотри, спой им – может сыты будут ваши людишки… Нет, и это видать не то счастье, что надобно нам. Пойдёмте побрательнички…») Иисус Христос привнес в аскетизм животворящую осмысленность. Именно бесплодный духовный онанизм нирваны (в той или иной степени оный имел место во всех народах Средиземноморья до Рождества Христова, только выражался оный своеобразно и уникально, разновариантно) ослабил переселившихся в будущую Индию славян и обеспечил столь быструю колонизацию индийского народа англичанами. Этот момент также виден в том же фильме «Садко», а именно в том месте, где властитель посылает воинов, чтобы отрубить голову Садко и его людям, уснувших от напевов птицы: «Идите и принесите их головы». Таким образом, получается, что жизнь зародилась на Вершине, которую мы можем назвать Голгофой, то есть образом Её от начала и до конца и на Голгофе оная должна оставаться. Не ритуал, а его наполнение есть жизнь. Хорошо сервированный стол не гарантирует сытую жизнь, то есть можно принимать пищу и без столовых приборов. То есть важно сказать, что сам по себе ритуал пуст, становится для жизни тоже бессмысленным, как нирвана и йога. Также как главное деяние соделал Иисус Христос, а пресвитеры Православия выполняют ритуал-воспоминание о главном деянии Сына Божьего – согласитесь, что сие хоть и востребовано как служение Богу, но бывает далеко не равнозначно. Но именно так сложилось в истории человечества. Ритуал, обеспечивающий бытие жизни человека в тяжёлых условиях Севера – норма жизни, которую нельзя назвать ритуалом, но её естественно сложившимся ритмом. Но когда человек оказался в условиях, не требующих прежнего напряжения сил и воли, а для общения с Творцом (то есть для экстаза) востребована прежняя полнота, то есть должны быть задействованы те же грани природы человека в тех же прежних пределах, то человек решает этот вопрос двумя способами. Либо он строит грандиозные сооружения, тем самым активируя прежнюю кондицию тяжести жизни для пребывания в экстазе. Либо вовсе отказывается от всякого влечения плоти. Если природа не задействована в самой динамике богообщения, то физика тела имеет диаметральное действо – мешает человеку в этом священном мероприятии – отвлекает его. А потому наоборот приходится усыплять все то, что ему мешает быть в прежней кондиции счастья, очищает себя от всяких желаний и отвергает всякие движения природы тела. Иначе, нет прежнего экстаза.

Подобное порождает подобное, то есть сам себе цикл – это математическое выражение той грани бытия Божественного, которая попала в поле инструментального математического языка понятий – это такое слово о Боге и Богу, на котором говорит тварное Богом и на этом языке понятий в том же числе. О Боге говорит каждая фибра вселенной во всей её многосложности от начала до самого конца во всеобъемлющей бесконечной множественности и математический понятийный язык – одно из последних звеньев этого богообщения. Именно по этой причине, каждая фибра этого мироздания несет в себе элемент периодичной цикличности. Поэтому цикл во Вселенной – это специфическое выражение единства внутренней природы в пределах возможности механики это делать. Иным образом механика о едином свидетельствовать не может, ибо в ней два варианта: порядок и его отсутствие. В древней греческой мысли хорошо проработана эта идея, что в область постижения разумом попадает только то, что несет в себе порядок, то есть цикличность в структуре, как специфическое слово материального мира о Боге, сказанное веществом в пределах её физических возможностей говорить о Творце и Творцу. Сама по себе природа человека несёт в себе, в своей природе множество циклов, периодических движений и симметрий, как свидетельство о присутствии Божьем через Его нетварные энергии. Нетварные энергии наделены единством и абсолютным постоянством, их невозможно разрушить, а потому эти множественные симметрии естественным образом для способности механики выражают разные грани единства бытия нетварных энергий, а потому и ритуал вышел из самого человека, ведь периодичность, повторяемость, цикличность – также внешнее проявление-порождение внутреннего. С одной стороны – свидетельство о воле Божьей и выражение единства. А с другой стороны, так как человек тоже, как Он, наделён волей, то для приобщения к Его Божьей воле нужно самостоятельно творить в образе периодичности. Таким образом цикличное ритуала становится молитвой, молитвенным деянием плоти в пределах её возможности, то есть молитвенным деянием в механическом исполнении, что неизбежно становится понятным для Бога, в оказывается в поле Его зрения, а потому становится заметно Его Разуму, ибо подобно Богу как живое, стремящееся к Нему, чтобы быть рядом с Ним. Это значимо и востребовано для цельности и законченности образа полноты. Просто слова молитвы наше тело может произносить только таким и ещё и вот таким образом – в некотором цикле повторяемости, в отличие от речевых органов. Ритуал – это стремление уподобиться Ему в возможности тела выражать единство цикличностью между началом и концом явления, ради возможности «зацепиться за Творца» через искусственное уподобление Ему, ради качественного общения с Ним. Это тоже действенно, как уникальная форма ключа к замку, ибо бытие тоже определяет сознание, как вспомоществующее сознанию в деле служения Богу.

Эта уникальная форма кривых на ключе, которая в своей специфической сфере бытия, точно повторяет требуемую ломанную кривизну скважины замка. Подобие одного другому обеспечивают результативное взаимодействие. Только подобие здесь требуется не в том качестве формальности, как у ключа, а востребована богоподобие качественной чистоты духа. Этому способствует и призвано способствовать вспомоществующее соучастие тварной природы в самом важном делании человека – в общении с Богом. Она должна способствовать молитвенному общению человека с Богом, а не покрывалом его грехов, как это возникло в Раю, далее стало идолопоклонством и потом, в процессе эволюции, выразилось в научно-технической революции. Оная почему-то стала служить не очищению духовной жизни, ради праздника душевного, а как раз покрывает грехи, то есть позволяет жить в этом райском саду вместе с грехом, в лени, без радости становления личности. Вот для этого уподобления Богу и общения с Ним человек сам, по своей воле творит образ единого – так родился ритуал. Ритуалом здесь является всё абсолютно, начиная от строительства дома и заканчивая уже космическими полётами. Повторюсь, если на Голгофе это богообщение естественно, то вне её, вне тяжбы и вне жизненно важных потуг, это востребовано искусственно ради единства с Богом. Следуя интересным выкладкам французского мыслителя Жана Бодена (1530–1596) опубликованных в его «Методе легкого изучения истории», можно заключить, что жизнь зародилась в трудностях борьбы и там, где их вдруг не оказалось, то они должны возникнуть ради поддержания прежней кондиции сущности живого.

Действительно, человечество могло возникнуть только там, где в жизни ещё не было искусственно творимого периодического делания, то есть ритуала, иными словами жизнь сама была ритуалом по слову великого русского философа о. Андроника Лосева («Диалектика мифа») – на некотором образе и подобии Голгофы. А потому то, что естественно для нас северян, для южных стало откровением о Боге. Иными словами, грандиозные стройки – это лишь потребность человека оставаться тем, каким он был всегда. Мне думается, что только так могли возникнуть Египетские пирамиды и все то, что мы находим ныне. Ибо в этом есть воплощение полноты экстаза: напряжение всех фибр плоти человека, ритуальная цикличность для молитвы, почтение усопших предков. Вы поймите, что если вы зверя посадите в клетку и будете кормить, то это совсем не означает, что он просто ляжет и будет лежать. Для поддержания физиологических процессов ему необходимо делать все тоже самое, что он делал на свободе. Он также будет двигаться по клетке.

Плотин называет одно из свойств Бога абсолютную простоту. Если мы возьмем во внимание это ещё одно имя абсолютного ноля или единства, то все то, что мы рассматривали о Божественном на понятийном языке ноля будет выражено теперь уже понятиях Плотина – всякие усложнения простоты производят во Вселенной эту многовариантность многообразности, которую мы воспринимаем чувственно или опосредовано ума. Как пространство свидетельствует о Боге? Дело в том, что простота зеркально отражается во всех усложнениях, то есть подобное рождает только свое подобие, а потому всякие усложнения, в конечном счете, несут в себе образ простоты и принимают образ простоты, и воспринимаются органами чувств только в пределах простоты. Мы везде созерцаем только простоту, но зеркально выраженную и явленную в усложнениях оной. Да мир бесконечно многогранен, но мы вычленяем из него то, что поддается нашему осмыслению и восприятию. Мы смотрим на Вселенную опосредовано того, что заложено изначально в человеке ещё во Царствии Небесном, то есть для человека естественно искать только счастья себе – вычленяем из окружающего мира то, что нам подобно по образу и подобию, то что бросается в глаза, как контуры образа Божьего, как первые признаки живого, имеющие отклик на влияние Творца нетварными энергиями Его – своё подобие, выражение простоты Бога. Что-то иное нами не востребовано, как не имеющее жизнеутверждающего значения, ибо не взаимодействует с Творцом. Поэтому обозреваемое нами пространство подобно нам в причастности к жизни в различной степени, свидетельствует о Боге в виде всего того, что разумом созерцается в пределах предопределения замыслом Божьим, а потому остается не утраченным при поражении грехом. Но так как Бог присутствует везде, то есть является с одной стороны причиной и активатором жизни, а с другой Он является пустотой греха. Иными словами, не смотря на то, что Он присутствует, но не может проявить Себя во грехе в виду Своей абсолютной святости и потому быть познанным посредством поражённой грехом природы, то представлен в системе координат – точкой. Точка это не пустота, с одной стороны, но и не величина – с другой стороны. Вот как сказал об этом В. Н. Лосский «Очерк мистического богословия Восточной Церкви»: «Всякая тварная вещь имеет точку соприкосновения с Божеством: это её идея, её причина, её «логос», который одновременно есть и цель, к которой она устремлена». Далее точка, как модус не может быть вне свидетельства о Творце, а потому движется без всякой прерывности от начала до завершённости. Далее, чтобы быть понятным, следует произвести некоторые суждения. Представьте прямую линию. Вот на неё оказывается влияние Бога. Что должно измениться в самой прямой линии? Может оная станет короче или длиннее? Нет, ибо как может бесконечная прямая быть короче или длиннее? Прямая может свидетельствовать о влиянии Бога только одним способом – изменить направление и стать кривой линией. В данной сфере бытия сие работает только в этих критериях. Просто в природе вещей для данной области бытия Вселенной чего-то иного быть не может. Прямая не может как-то иначе изменяться, кроме как изменением направлений. То есть если есть Бог, то движение всегда будет свидетельствовать о Нём в строго своей специфике свойств и при этом сие влияние будет постоянным в любой точке линии. То есть линия из прямой становится не ломанной из-за столкновения, а постоянно имеющей кривизну. Это высказывание мы должны принять за аксиому. Поэтому движение, как модус, не может быть частью безобразного хаоса, а потому свидетельствует о Нём изменением траектории по окружности. Окружность, как данное, не может быть частью безобразного хаоса – свидетельствует о Господе опять движением, а сложность опять в образе своего проявление имеет форму простоты – окружности. И так до бесконечности прямолинейность сменяется окружностью, сложность не выходит за пределы простоты. В принципе точка, прямая линия и окружность несут в себе самотождественное различие в инобытии, ибо точка – носитель абсолютного постоянства; прямая – носитель постоянства в инобытии; из всех фигур именно окружность наделена максимальной простотой и образом постоянства в востребованной исследованием реальности (это легко проверить математикой). Так как все названные элементы науки являются носителями постоянства, то неизбежно оные имеют одно общее для них, посредством коего происходит взаимодействие точки, прямой и окружности между собой. Это тот модус, способный свидетельствовать о Творце опосредовано математики, в котором мы видим движение точки по прямой и по окружности. Живой человек всегда несет в себе единство – это грань образа Божьего. Поэтому даже если мир множественно многогранен, то опять в поле нашего зрения попадет то, что выражает Божественное единство. Именно с этими множественными зеркальными отражениями мы имеем дело. Единство, простота Бога, греховная пустота, как безгрешного в пространстве естества пораженного грехом явлен точкой. И тут, надо сказать, что не смотря на то, что точка является носителем постоянства в самой себе, с другой стороны несет в себе определённый момент хаоса – точка может двигаться. Следовательно, все то, что хоть как-то имеет дело с точкой, также несет в себе двойственность природы. Поэтому прямая линия, хоть и несет в себе элемент – оная также есть носитель постоянства только уже в инобытии для точки – в самотождественном различии, но только теперь движение может постоянно менять свое направление. Линия свидетельствует о Боге безразрывностью, единством связующим начало и конец. Линия также должна свидетельствовать о Творце и его единстве – зеркально отражается единство в кольце, то есть в окружности. Далее движение самой этой окружности по окружности, далее этой последней окружности опять по окружности и так до бесконечности. Как бы единство постоянно подбирает хаос, наделяя его свойством упорядоченности. Именно по этой причине даже хаос оказывается в поле зрения наших возможностей делать анализ, ибо несет в себе две составляющие той самой системы берег-река.

Слово «отражается» – это иное значение от слова «рождение», то есть подобное рождает свое подобие, выраженное в творчестве. Поэтому, какой бы сложность не была, оная несет на себе зеркальное отражение простоты, то есть образа Божьего в пределах возможности природы Вселенной поражённой грехом творить это отражение. Любая сложность должна иметь выражение единого, а так как развитие и усложнение будет иметь место всегда, то неизбежно отражать единство и простоту это развитие будет только спиралеобразной траекторией. В которой математический анализ будет видеть только свою составляющую, а сознание – свою. (В этом отрезке наших суждений силу набирает диалектический материализм. Но хочу оговориться, что оный работает только в этих пределах. Хотя все философские и религиозные доктрины в данной концепции имеют свои пределы проявления, обусловленные степенью приобщения к Божественному, оные имеют истину лишь в данных границах. Что-то иное вне этих границ становится ересью и осуждено на Вселенских Соборах. С другой стороны, богословы могут протестовать, ибо мир сотворён был из ничего. Это так, но в данном случае перед нами стоит задача свидетельствовать о Боге в пределах возможности человека понимать происходящее. Я проявляю здесь нежность, не конфликтуя с догматикой Православия и работаю по конкретному случаю. Что там за пределами нашего восприятия разумом – вне нашей компетенции, ибо это уже сферы бытия, познаваемые иными инструментами чувственной природы человека – душевными и духовными. Возможности анализа исчерпаны в их сферах познания Божественной реальности. Тоже самое касается более частных вопросов исследований точных наук. Продвигаясь от общего в православной догматике к конкретному случаю физики, к примеру, нам открывается возможное поведение материи и её новое свойство. Но опять же точные науки имеют границу истинности в своих пределах, в которых усложнение общего обрело данное исследуемое проявление, как свидетельство о Боге.) Поэтому, какой бы сложность не была, оная не инородна простоте по внутреннему усложняющемуся естеству природы, имеющей либо простоту, либо сложность формы. То есть и сложность и простота так и остаются в одной сфере и постоянства, и хаоса – с одной стороны, но инородными могут по самому внешнему проявлению – сложности, по самой кондиции такого возникающего порядка (сложность и простота). То есть в сфере разумного для визуально воспринимаемого взаимодействия сложность должна быть в том же подобии другой сложности. Вот почему хаос всегда будет упорядоченным. Ибо самый фундамент, на котором он проявляется несет в себе природу единого и абсолютно простого. Иные взаимодействия возможны, но нашими органами чувств не воспринимаются как взаимодействия равнозначных вещей. То есть инородны друг другу сами эти порядки по форме усложнения, а потому могут быть вне области взаимной досягаемости (к примеру, порядок, когда кружка лежит на полу и порядок, когда оная чиста и стоит в шкафу – инородны, но сама кружка остается и инородной себе быть на может). Потому сложность воспринимается относительно простоты, как простота и взаимодействует как простота с простотой. Простота воспринимается сложностью, как пустота. То есть в обратном направлении, а именно созерцать чувственно простоту относительно сложности невозможно, ибо у простоты нет подобия сложности, то есть усложнений никаких нет, то есть в простоте пустота усложнения, то есть сложность, как кондиция, отсутствует, а потому в пределах чувственного распознавания не входит в функциональное сцепление, взаимодействие не распознается греховной природой. Хотя у сложности части едины естеством простоты. Ведь в то время как у простоты нет выраженных сложностью частей, через призму которых мы пытаемся распознать простоту, у сложности эти части есть и явлены они нам, как корпускулы энергий. Естество нашей природы познания мира таково, что нам открывается лишь чисто усложнённое внешнее, а внутреннее простое сокрыто для нашей поражённой грехом чувственной природы. Именно по этой причине, нам приходится в поте лица измельчать усложнения до удобоприемлемой простоты хлеба насущного – так нам заповедал жить Бог по грехопадению. Так как мы смотрим на простоту через призму этого выражения множественности частей (имеющих место в сложности с естеством той же простоты, из которой возникла сложность), то ничего не обнаруживаем ничего подобного сложности. Сложностью мы называем то состояние Вселенной, которая оказалась из-за грехопадения, а это и есть зло. Что такое зло видно из примера с кружкой, оказавшейся на полу. Не порядок есть зло, но сама кружка злом не является. Дьявол только лишь перемешал Божественную реальность, запутал, сделал её путано-усложнённой, пытался адаптировать под себя противящегося Богу, но осквернить её не мог. То есть мы имеем дело только с тем, что сложно и запутано, а отсутствие этого качества нами не распознается, ибо его нет в нашей сфере распознавания реальности, хотя в реальности оное есть. По этой причине, так как естество простоты усложнившись становится новой кондицией иного естества или, как сказал великий о. Андроник, становится инобытием с именем сложности, то неизбежно сложность, какой бы оная не была, продолжает жить по законам абсолютной простоты – они так и остаются в поле зрения друг другу. То есть влияние Божественного остается в силе как на простоту, так и на саму сложность. А точнее сложность в любой степени остается формой Божественной простоты и подчиняется Божественному произволению. Отсюда становится понятна сама природа гравитационных полей. Опять же нельзя забывать, что эти картины неизбежно открываются только с позиции естественной для «крайних пределов бытия тварного, областей наиболее удалённых от Бога, отделённых от Него не только природой, как тварной, но также и свободной волей, создательницей нового модуса существования – греха, ибо грех, говорит святой Григорий Нисский, есть изобретение воли тварной…» – мы измеряем этой мерой лишь то, что попадает в поле соизмеримости греху, природе граничащей с бездной, поэтому через эту призму мы видим Бога через движения линейные и по окружности, как различные степени усложнения простоты. Поэтому надо уверенно сказать и другое: материя, так как чувственно воспринимается, то мы познаем её органами чувств по той же самой причине – в ней эта цикличность повторяемости присутствует. Понятно, вводя понятие цикличности, мне приходится свидетельствовать о Творце с помощью абсолютного ограничения одной лишь внешней составляющей для внутреннего мира природы Вселенной линейной характеристикой, некоторым конечным производным всех тех внутренних первообразных процессов, благодаря которым вещь имеет своё бытие – это свойство падшей природы человека, «его самоопределения в новом, граничащем с небытием, состоянии – состоянии греха и смерти». И эта внешняя конечная составляющая также свидетельствует о Боге, но только в чисто своей специфической возможности свидетельствовать о Нём – линия очерчивает окружность. Линия не может стать вещью, ей дано быть только свидетелем о Творце лишь в своей естественной среде возможностей – окружностью или движением веществ по окружности. Просто сам по себе Закон Сохранения (постоянства) – это есть зеркальное отражения того единства и простоты, что находится за пределами его проявления в нашей реальности. Проявление единства или сохранения разноплановое. То есть я свидетельствую о Любви Божьей примитивно с помощью внешнего, с помощью линейного математического свойства, описывающего окружность – просто за пределами этого модуса, природа поражённая грехом в крайнем его естестве, свидетельствовать о Боге и всём Его многообразии не способна. Таким вот образом, природа, оказавшаяся захваченной влиянием Бога, свидетельствует о Нем в том образе, который соответствует специфике самой природы, в гранях её возможности реагировать вот таким вот устроением порядка вещей без покушения на само их усложненное естество, неизбежно образуя в конечном формальном проявлении видимые свидетельства о Боге как некоторые периодичные циклы или кольца, свойственные для линии образы единства. Как только влияние уходит, так сразу начинаются движения вне цикла, свидетельствующего о едином, не по окружности, а по формально распознаваемой как прямолинейное развитие – по касательной. Так материя начинает подчиняться законам распада, точнее принимаемые нашей ограниченной природой чувственного свидетельства о Боге как распад. Ведь мир для нас делится на две части: одну часть мы видим как устроение порядка. Потому что процесс становления в своих временных пределах распознается возможностью наших органов чувств как законченное в самом себе. Мы видим Бога в завершённом цикле от начала и до конца. Когда же мы не видим завершения, то это предстает перед нашим взором, как хаос (окружность, которая не завершена, окружностью не является). Таким вот образом, сначала мы видим точку, если есть удерживающее начало, а если нет – то распад-взрыв. Отсюда прекрасно следуют законы индукции. Катушка индуктивности при возбуждении порождает электрические токи – образ взаимодействия двух миров, где высший из них мир зеркально отражается в другом, самотождественным различием явлен инобытии образуя образы колец, как специфический образ работы Закона Сохранения. А ещё точнее Закона Сохранения Образа Божьего, который проявляется уникально в естественном для свойств среды порядке, но для нашего восприятия это выглядит специфически, то есть как частный случай свидетельства о Творце (к примеру, точка, отрезок, наделённый непрерывной протяженностью между началом и концом, окружность и так далее). Таким вот образом становится ясным очевидное, что взаимодействие происходит совсем в иных сферах – в сферах своего подобия и идентичности, выявляя зеркальные отражения, оказавшиеся в поле нашего зрения. То есть взаимодействовать может только Бог в Себе Самом и то, что наполнено его нетварными энергиями, множественно проявляясь нашему восприятию, как мироздание. Иными словами, не ведая ни о чем, можно следуя от простого в православной догматике опуститься до тех реалий, в коих живет общество и конкретно до пределов материального мира. Усложнив формально простоту, сделать основополагающее предположение для будущей электродинамики на основе догматического православного богословия. Какой-нибудь монах это мог предречь задолго до опытных открытий свойств катушки индуктивности – просто надо было продолжить дело отцов каппадокийцев.

Тем же образом, о первопричине, то есть береге свидетельствует инобытие в формально выраженном образе течения реки, но только в нашем случае в самотождественном различии множественных образов. Распад на понятийном языке физики – это развитие. А на понятийном языке богословия физическая сторона – видимая часть айсберга, своеобразное или специфическое свидетельство о новой полноте исповеди Божественного, из-за чего происходит естественное перестроение. Перестроение происходит постоянно, ибо движение Вселенной к Богу непрерываемо, но из-за произошедшей духовной катастрофы человека, утратившего связь с Богом, перестроение коснулось и его самого, Вселенная как бы сметает его со своего пути. Но так как природа частиц, как частное, получившееся благодаря распаду, тоже сотворена Богом, то Он, как вездесущий, оказывает на них влияние в новых пределах, в новых образах соизмеримых со степенью подобия этих частиц Богу. Вот это изменяющееся направление возникших частиц свидетельствует о том, что есть какое-то стороннее воздействие – о промысле Творца. В процессе эволюции это множественно усложнилось и обрело уже более сложные контуры. Отсюда нам становится очевидна причина высказываний древних некоторых философов, которые называли материю первопричиной всего. Отчасти это так, хотя это неточность, которая стала идолом Бога. Все исповедует истину в пределах дозволенного, потому материя, исходя из природы познания – лишь отдаленное, самое внешнее свидетельство о Творце, а не Сам Творец. А ещё точнее – специфическое проявление этого о Нём свидетельства в тех границах, в коих мы видим, что они тоже как-то правы, но сие слишком далеко от полноты исповеди Истины. Также важно заметить, что Бог ведёт Себя схожим образом по отношению к самому человечеству, в коем после грехопадения Бог явился только во влиянии на историю цивилизации в Ветхом Завете. То же самое надо сказать об эволюции жизни к совершенству.

Если музыка собирает целые концертные залы, а звучание речи может сплачивать целые народы, то отсюда следует, что просто звук и гармоничное созвучие – несут в себе одно и то же, извлекаемое умом явление Божественного, только по-разному, в иных сферах, но при этом в той же полноте свидетельства о Нём. Специфика, в которой выражается полнота Творца, разная: в одном случае – это звук, а в другом – управляемый звук. Далее, если мы прислушаемся к музыке Чайковского или Бетховена, то перед нашими глазами уже плывут сюжеты из нашей жизни. Все, что мы видим, мы видим именно Божественную полноту, только выраженную в самых различных средах и с помощью самых различных ситуационных инструментов. С помощью которых хаос принимает все боле и более прекрасные образы полноты исповеди о Творце. К примеру, земная жизнь – это протяжённое явление, заключенное между началом и завершением, стимулируемое нетварной энергией, которая постоянно переходит из одного состояния в другое согласно Закону Сохранения. Явление, стимулируемое энергиями, просто принимает самые различные виды выражения формирования законченного единого. Это может быть растение, либо живой организм и так далее. Всякий организм живет законченным выражением полноты свидетельства о Боге, о Его существовании. Понятно, что это выражение полноты Творца характеризуется ещё и другим свойством – очень шаткое, нежное существо, что обусловлено некоторой степенью поражения грехом. (Единство без греха несокрушимо). Если Солнце единое целое, но вне сферы досягаемости сил разрушения, то земное выражение той же самой полноты пребывает в поле действия сил разрушения. Если полноты нет, если единство Творца, выраженное в живом теле, нарушено, то и окружающая среда, в которой происходит формирование организма, ничего не значит – это не существует и чувственно не распознается. Даже если условия жизни будут Царством Небесным, то из-за нарушения полноты и целостности всё равно приведёт к гибели, как это было с первым Адамом. То есть, к примеру, свое зеркальное отражение мы можем видеть на поверхности воды, на стекле или на хорошо отшлифованной поверхности металла. Объект отражения тот же и мы узнаем себя, полноту своего подобия в каждом из трёх отражений сих, а значит адекватно в пределах возможного мы можем взаимодействовать с этим подобием, с этим выражением своей внешности. В том соответствии, какое востребовано, реагируем только на то, что несет в себе некоторую целостную завершенность высказывания, свидетельства о нас и в логике, и в математических системах, и в чувственно распознаваемой корпускулярности окружающего мира в том же числе. То есть мы слышим, видим, чувствуем и пользуемся только тем, что зеркально отражает наше естество, а точнее то, что заложено в нас Богом в Шестой День Сотворения мира. Только после грехопадения исказилась природа, а потому столь сложно в окружающем мире узнать самого себя, своё лицо. Ибо тогда появилась сама эта природа с грехом, опосредовано которой мы воспринимаем только то, что имеет или несет в себе наше подобие – этот окружающий материальный мир, флора и фауна, мир душевный и духовный. Также как, если мы видим своё живое лицо в отражении на воде, то можем этим пользоваться – разглядеть то, к примеру, насколько оное чистое. Надо сказать, что когда мы видим свое отражение, то получаем радость. Наше отражение абсолютно разноплановое и творится каждую микрону времени. Мы счастливы от побед своих, от красоты природы, от человечного поведения животных и так далее. Само по себе чувство распознает лишь воздействие, но получаем радость от образа, в который это воздействие вписывается. Точнее, воспринимаемый образ, как сказано ранее, вписываться должен Божественную простоту. В противном случае, воздействие становится не понятым, то есть болью. Пусть даже маленькой, но это будет боль от нового становления. Бог же являет себя в образах, а потому всякий экстаз, удовольствие любой природы – это есть категория не плоти, а души – точнее её экстаза, в котором душа может либо мучиться, либо радоваться по тому образу, который мы видим в разбойниках на Голгофе. Душа в экстазе либо радуется, либо страдает, получая сигналы от своего тела, как инструмента опосредовано коего познается Бог или делается попытка Его познания. Если душа живая благодаря общению с Богом, то в экстазе активируется будущая жизнь, как новая грань радости, столь нужная до живительной полноты – теперь человек не только счастлив, но ещё и живет вечно в таком качестве не кончаемого счастья. А если душа мертва, то всякое удовольствие – есть форма самоубийства, как порождение злобы. Всякая радость или удовольствие установлено Творцом только для души, по слову отцов Церкви, а человек просто научился извращать, прибегая искусственно, воруя её без трудов в поте лица.

Если бы мы увидели нечто иное альтернативное ожидаемому, то уходит из поля зрения в том ракурсе, в коем востребована ожидаемая полнота (уходит радость в экстазе). То есть если нет зеркального отражения нашего в данной реалии, то и нет возможности распознавать его – это для нас не существует (хотя оное скорее всего существует для Творца) или мы увиденное используем иначе не по назначению. В то же время, если мир поражённый грехом первого Адама не отражает реальность нашей высшей природы, то без этой составляющей опосредовано чувств падшего нашего естества мы даже видеть, слышать и чувствовать это не сможем. Таким образом, ум, как дар Божий видит свое подобие – промысел Божий, а чувственная природа видит только свое подобие во грехе – поражение грехом. Если мы востребованное не увидели, не распознав свое подобие, то повели бы иначе, так как видели бы уже иное. К примеру, если мы видим человека, а он уже не дышит, то не будем с ним вести беседу, ибо для этой сферы мировосприятия его уже нет, хотя тело чувствуем рукой и видим его. Иными словами, мы воспринимаем единое, которое имеет полноту и законченность в самой себе. А ещё точнее мы созерцаем присутствие нетварной энергии, обуславливающей бытие, чувственно распознаваемую протяженность с началом и концом. Но в нашем случае, в критериях прямолинейного течения времени, единое, несущее в себе и начало, и конец, имеет самые многообразные выражения цельной протяжённости между этими началом и концом. Все, что вне этого образа законченной полноты выраженной в протяжённости – все для нас как реальность чувственно не существует. К примеру, единое адаптируется в живом в некоторой законченной в себе полноте триединства: семя, растение, цветок.

Поэтому, эти цветы на лугах и все растения, все живые существа, все атомы и их множественные соединения, волны, частицы всех внутриатомных миров – это все есть специфический образ Единого или полноты, законченности в себе, как-то своеобразно и уникально свидетельствующие о Творце. Благодаря тому, что все это видимое свидетельствует о Творце всеми перечисленными нами ранее критериями. Благодаря этому все наделено жизнью. Мы воспринимаем не материю, а именно эти маленькие многочисленные свидетельства о Боге, образки Божественного. Что-то иное для нас не существует – чувственно вне познания. Единое и полнота синонимы, это тождества, ибо единое, представленная фигурально в математике, как точка, имеет тоже самое качество законченности в себе самом – оная есть и начало, и конец в одном только без протяжённости, а значит и без нарушения его целостности, ибо невозможно нарушение цельности того, что не имеет протяжённости в себе, то есть не имеет величины греха, чем является точка, ведь, хотя оная уже есть общее с бытием во грехе, но всё равно – это ещё не есть развитие, а зажатая в абсолютно узких рамках естественность счастья. Также как растение от семени до увядания, как всё живое от рождения до смерти живет только без нарушения единства и целого в самой протяжённости. Но если единство начала и конца всегда вне досягаемости для падших сил разрушения, а значит наделено свойством вечного, то все остальное альтернативное сему, то есть имеющее хоть какой-то разрыв, – как раз наоборот. Или скажем иначе, растение держит свой бутон на тоненьком стебле, но какая-либо альтернатива сему противоестественна, то есть чтобы жить растению нужно блюсти только этот для него естественный порядок вещей. Таким образом, этот плен в абсолютно узких границах на самом деле сладок, а нам открывается Бог в пределах природной возможности «внешнего» в материи свидетельствовать о Нём.

На что мы ещё не обращаем внимание? Мы не обращаем внимание на то, что не является единым. То есть остается для нас незаметным. Единое – это то, что закончено в самом себе и содержится в самом себе, это начало и конец в одном. Как это может быть выраженным на множествах «зеркальных отражениях» мироздания? О пустоте мы только думаем, что оная есть, но обращаем внимание на то, чем оная заполнена – на природное подобие плоти. Так мы чувственно можем видеть вокруг одно, то есть полноту, явленной в одной её какой-то грани, а разум видит совсем иное – полноту проявления Творца в сфере доступа естественного только уже для разума – человек видит волю Бога в Его промыслах. Ибо в поле чувственного зрения, поражённого грехом, попадают только подобие его – поражённые грехом (это не абсолют греха, а только одностороннее поражение им) разные частные оттенки общего, которые в меру своей природной возможности все же свидетельствуют о Боге и тем обозначают свое бытие в природе вещей. Грех скрадывает это свидетельство о Боге, ибо в каждой частице есть постоянная составляющая двухсоставного естества.

Теперь перед нами вновь важно в противоречии отделить одно от другого, Божественное от греха, чтобы внести ясность в исследуемом предмете. Вселенная, поражённая грехом, свидетельствует о Божьей Сущности точкой со значением пустоты (то есть ноля), которая становится Центром всего. Ибо Божественное чувственно воспринимаемым грехом не обладает, то есть в Его свойствах нет поражения грехом, а следовательно нет всего того, что может быть соизмеримо греху – временно явленной протяжённости во времени. Присутствие Бога есть, а значит есть влияние, но нет протяжённости, как величины греха и самого греха в Его присутствии. Но когда поражение грехом появилось в реальности, то начало – это ещё не движение, зачатие – ещё не организм. Иными словами, ещё пока не может проявиться как некая чувственно воспринимаемая реальность, соизмеримая с естеством нашим, а потому учёными о ней свидетельствуется, как самая элементарная жизнь на молекулярном уровне. Как ни странно, но с позиции природы, несущей в себе поражение грехом и тем наделённой всеми известными науке понятиями об эволюции и законах сохранения, как раз это есть то самое место, через которое первый Адам был изгнан из Рая, причем первый человек, с позиции научного анализа, только в таком вот виде пребывать мог. Точнее это только то, что попадает в наше поле зрения, имеющее столь сильное поражение грехом, с помощью естественных ему инструментов диалектического материализма.

Все дело в том, что во Царствии Небесном нет греховного языка. Там все бессловесно во грехе, ибо там все едино, постоянно, стабильно в покое, замкнуто в себе. Это все потом, уже по грехопадению, неизбежно находит свое отражение в образах земных в самых различных формах жизнедеятельности, боевых действий, языках, языковых вывертах, научных доктринах. Как только возникает выражение этого критерия в Божественной полноте, так сразу это становится Божьим Словом или Победой, новой жизнью. Если метеорит летит по прямой линии, то это нам свидетельствует о том, что движение стабильно. Если он оказался захваченным гравитационным полем звезды или планеты, то мы замечаем первый признак присутствия единства-постоянства в более сложном выражении – становится цикличностью, как специфическом образе Единого – единства. Хотя само по себе движение остается стабильным в той же линейной скорости. Той самой цикличности, которая присутствует в самом звуке, далее периодичность на более высоком уровне – в созвучии нот, которое ласкает слух, образуя музыку, собирающую во едино целые концертные залы для любованием Божественным. То есть мы видим не просто «перемещение вод относительно берега», но теперь эти воды также перемещаются в образе подобия Богу, как Его творение, то есть уже несколько усложнено – вокруг постоянного центра, а потому мы способны видеть свое подобие – периодичность взаимосвязности, когда из одного выходит другое безразрывно, что мы называем ещё и другим словом – цикличность. Безразрывность, взаимосвязность, по верному слову Николая Кузанского – это ещё и такая форма единого целого.

Чем отличается бытие от инобытия в приведённых примерах? Бытие Бога воспринимаемое нами – это есть точка, которая в самотождественном различии в инобытии становится уже тем, что нам привычно созерцать. Одному старцу было видение, что толпа бесов при максимуме затрат делали минимум пользы, волокли опавший листочек дерева в общую кучу листьев. В то время как нормальный Божий порядок вещей предполагает иное – при минимальных затратах, явленных в образе абсолютно малой точке, творится максимально огромную пользу – привычно созерцаемое нами мироздание. Вот почему ядро атома всегда должно быть сопряжённым с электронным облаком, на базе чего в дальнейшей эволюции разыгрывается весь сюжет истории Вселенной до наших дней.

Далее, мы можем ещё более усложнять движение, не нарушая законы единства целого, но постоянное движение по прямой относительно берега, которое присутствует в движении по окружности и или кривой, так и останутся самыми начальными и будут неизбежно присутствовать во всех сферах бытия, как самые элементарные. Также как движение по прямой содержится в движении по окружности в виде мгновенной составляющей в бесконечно малых промежутках времени. А потому эти законы нам не чужды, мы также живем и по ним, сие нам не инородно, но только в дозволенных самой жизнью пределах, за коими начинается уже необратимый процесс нарушения цельного и распад. Этому закону подвержено все, что мы чувственно воспринимаем: музыку, гармонию, материю и свет. И тут важно сказать, что свет распространяется в эфире, в той же консистенции как частное взаимодействует с общим. То есть движущаяся частица под влиянием Божественного присутствия опосредовано её грани подобия Ему, взаимодействием образует цикличность, которую мы способны видеть.

Святой Григорий Палама говрит, что природа проявляется в наиболее совершенном виде только в общении с Богом. Это хорошо видно на яви, ибо материя возникает как внешний образ внутреннего события. Именно с этим уже внешним образом мы работаем как с физическим материальным телом, оказавшимся в поле нашего обозрения. Образ возникает также, как образ реки возникает из потока движущихся вод в одном направлении. Нет потока – исчезает образ. Исчезает образ – мы не можем работать с тем, что уже было и прошло. То есть повторюсь ещё раз, что когда есть влияние Бога, тогда есть движение, формирующее образ полноты. А полнотой, в любом случае, может быть только окружность. Уходит влияние – начинается распад по прямой, ибо прямая несет в себе образ того, что породило движение по прямой – постоянство единого. Произошёл самотождественный переход в инобытие ставшее различием. Так вот если начать разбираться в распознаваемом образе потока, то перед нами откроются некоторые границы. Эти границы потока суть естество самой нашей природы, в пределах возможностей нашей природы открываются границы потока. Поэтому поток влияния всегда относительно различный, хотя он остается одним и тем же. Также как река воспринимается нам рекой с определённого расстояния, как-то иначе созерцать если водный поток, то для нас как река скроется, выпадет из образа. То же самое здесь. Остается ответить каким может быть образ потока? Образ потока мы уже раскрыли ранее, когда обсуждали опыт с палкой, пребывающей в равновесии, исходя из которого нам стало ясно, что если нет темноты распознания, то и не увидеть той абсолютно малой точки, источающей поток света. Итак, поток исходит из точки. Но открывается нам в потоке только то, что естественно или созвучно нам по природе вещей. Поток в самый начальный момент имеет интенсивность, которая падает по мере удаления от эпицентра. В какой-то момент интенсивность попадает в поле нашего зрения, как подобное нам, а потом вновь исчезает, как утратившая это подобие. Причем нам представлена только та часть потока, которая подобна нам по природе, а в потоке оная видна по истечении одного того же промежутка времени. То есть необходимую кондицию поток набирает не сразу после выходи из источника, а по истечении некоторого времени. Таким образом, мы получаем образ потока во все стороны, который смог быть распознанным нашими ограниченными возможностями чувственной природы организма – это толстостенная сфера. Бог видит внутреннюю природу материи, как источающий влияние, а нам по грехопадении открывается только то, что стало внешней стороной сферы. Вот происходит механизм общения природы с Богом, а точнее это то, что оказалось в поле нашего зрения чувственной природой, которую мы получили поражением грехом. Отсюда нам становятся ясными процессы взаимодействия частиц. А именно то, почему они либо отталкиваются, либо слепляются в единое, образую к примеру молекулу. Перед нами то, что стало постижимым греховной природой, а потому все взаимодействия частиц – отталкивание. Но почему мы видим иное? Потому, что в поле нашего зрения оказываются взаимодействия, которые также можно разделить на две части: одни отталкивания распознаются слипанием, ибо возможности нашей природы могут это видеть только как слипание. Другие распознаются отталкиванием только потому, что попали в поле зрения как отталкивание. Время процесса взаимодействия отталкивания различен, что представляет нам мир либо слипшимся в атомных соединениях, либо наоборот разрозненным. Но, повторюсь, так как наши инструменты свидетельства о мире изначально содержат в себе элемент распада, то через эту призму мир перед нами представлен распадающимся. То, что отталкивается относительно долго – то нами распознается как соединение атомов. То, что отталкивается мгновенно, то предстает перед нами распадом. В противном случае, если бы сие было бы как-то иначе, то нам ничего не было бы известно о ядерном распаде – ибо просто не существовало бы его в природе вещей. Таким образом, обсуждая Механическое движение – всегда нечто самое внешнее проявление внутреннего мира, как самая конечная производная всех процессов и внутренних взаимодействий, может свидетельствовать о Едином только в специфическом для данной характеристики бытия проявлении с его прямолинейным движением времени – только как движение по окружности, то есть в пределах природной возможности движения, как модуса, свидетельствовать о Нём. Производной движения по окружности остается прямая. Именно по этой причине, всякая корпускулярность имеет внешнее проявление внутреннего – свойство движения по прямой, ибо это заложено в её внутренней природе, хотя только как мгновенное временное значение – это с одной стороны. С другой стороны – это выражение единого в категории пока трудно воспринимаемой, как грань природы. Так как третьего в природе вещей не дано (либо окружность – либо прямая), то и нет надобности о чем-то говорить. Следовательно материя имеет способность вести себя в двух реалиях: это стабильность бытия, то есть как заложенное внутри материи движение по окружности, свидетельствующее о единстве; это распад, как движение по прямой в очень коротких промежутках времени (мгновенная скорость). Это все то, что попало в поле зрения органов чувственной природы, имеющей поражение грехом. Ей свойственно видеть чисто внешнее.

Жизнь сама по себе абсолютно проста, но во грехе обретает такие сложности противоречий, что для восполнения утрат, возникших в противостоянии, нужна энергия, которой нас питает Господь от любви к нам. Чем сильнее влияние бездны, тем жизнь наша все более и более похожа на паровоз, работающий на всех максимумах и при этом стоящий на месте. Раз грех неизбежно связан с энергозатратами, то отсутствие греха имеет иную, противоположную полярность для Вселенной поражённой грехом. То есть безгрешие есть бездействие во грехе, но это совсем не значит, что нет вообще никакого действия. Действие вне греха всегда есть жертвенное безвозмездное служение. То есть безгрешие – это недеяние во грехе, воспринимающаяся как чувственная во грехе пустота, пораженной грехом природой. Нужно сказать иначе, что абсолютная простота – это тоже одно из свойств этой Вселенной, которое есть отсутствие сложности, то есть естество, в котором нет чувственно воспринимаемого греха. Как Царствие Небесное сопряжено с нашим миром, имеющего поражение первородным грехом с этой позиции? В точке по имени ноль из-за отсутствия греха разрушения в максимуме явлено творчество. Просто присутствие творческой реальности организует мир, точнее мир самоорганизуется в Славе Божьей. Почему самоорганизуется? Потому что во грехе Бог бездействует, а организующее действо Бога оказывается вне области постижения привычными органами мировосприятия, несущими в себе поражение грехом. Поэтому перед нами представляется самоорганизующийся мир, опосредовано которого мы замечаем Божественный Промысел. Мир – это носитель Божественного. От сюда следует, что координатное пространство наделено ещё иными качествами: оное делится на две составляющие ноль и окружающее координатное пространство. При этом следует добавить, что ноль, являясь греховной пустотой, является таковым благодаря только тому, что он несет в себе созидающее в Боге начало, воспринимаемое нами как жертвенность, ибо только жертвенность не имеет греха. Таким образом, чувственная греховная пустота абсолютного ноля динамична, а координатное пространство, распознанное теперь уже распознанное чувственной природой, пораженной грехом, поглощает то, что излучает ноль. Ноль всегда вне познания, ибо не соизмеримо по естеству природы, так как является пространством постижимым, оказавшимся в области нашего логического созерцания.

Также ноль несет в себе ещё одно из множества интересное свойство – обладает множеством значений, что есть множество степеней свободы. А если более точно об этом сказать – ноль несет в себе абсолютное множество реалий, но только в потенции, в возможности. Следовательно, мир являются самотождественным различием абсолютного ноля в инобытии. Отличие в том, что ноль, как нечувственная реальность – это только ещё возможность, а мир чувственная реальность. Мир и абсолютный ноль – это одно и то же, воспринимаемое поразному. Мир может обладать абсолютом простоты и чистоты в точке и в ней он обладает общим, ибо в состоянии абсолютного постоянства движение может начаться в любую сторону, а движение – какой-то уже частный случай, исключающий то самое абсолютное многообразие возможностей ноля, но естество в обоих случаях (ноль и пространство) остается тем же, а потому имеет возможность сцепления при взаимодействии. Этим естеством может быть только абсолютное множество возможностей, которое носит всегда с собой всякое явление, само по себе ставшее таковым как грань этой абсолютной возможности, но всякое взаимодействие, казалось бы инородных друг другу явлений, может происходить только посредством этого общего для всех явлений – абсолютного ноля или абсолютной пустоты, но при этом динамической возможностью.

В переложение на математическую основу попытаемся узнать, что именно не имеет вообще никаких сложностей? Это точка, а движение по прямой – это уже её самотождественное различие в инобытии, то есть на нашем понятийном языке – это сложность. Они также в единстве и, в конечном счете, вырисовывают общую для обоих составляющих (для движения по прямой и постоянной недвижимой точки) картину – окружность или что-то около этого (это векторное исчисление). То есть Царствие Небесное теперь, в переложении на понятийный язык математики, а точнее речь идёт о том, что оказалось в зоне её возможности свидетельствовать о Царствии Небесном, адаптируется в сфере, которая частично поражена грехом. Ранее точка была единством всего, а теперь в другом инобытии та же самая реальность представляется как окружность и также свидетельствует о Едином, но с помощью иного набора инструментов, естественных для нового инобытия. Иными словами, точка, прямая и окружность – это различные носители Божественного, но в разных инобытийных естественностях. Они есть выражения одного и того же, но в разных природах инобытия. Таким же образом нам представлена более приемлемая к жизни реальность, что ранее Царствие Небесное было Вселенной, а теперь всё то же самое, но через труд в поте лица. Так родился спин.

Исходя из этого, взаимодействие общего с частным совершается в точке. Единое нам, поражённым первородным грехом, представляется как одиночество единого, а на самом деле это только окно в бесконечный мир, через которое мы выпали, как поражённые грехом. То есть мы стали частным случаем, абсолютно множественных возможностей. Мы стали каким-то своеобразным различием первопричины. Так как всякое различие первопричины несёт в себе первопричину, то после того, как началось движение, так сразу опосредовано оной началось свидетельство о Том, под влияние Которого движение неизбежно попало. Ничего не изменилось в природе движущейся частицы, просто теперь движение началось по окружности. Частное – продукт распада, имеющий движение в одной из множества форм оного, в котором покой или ноль – частный случай. То есть влияние общего (точки) на частное, так как остаются в поле взаимного постижения, то несёт в себе цикличность относительно этой точки. Так мы получаем волну, которую физики называют электромагнитной. Волна взаимодействует с космической пустотой.

Иными словами, если бы мы никогда бы не изучали физику и жили бы лет 200 назад, то можно было бы выдвинуть гипотезу о том, что свет и материя в структуре своей цикличны только лишь потому, что мы их видим, исходя из свойств нашего познания и познания самих себя. Потому что мы, сами являясь гармонией, можем видеть только гармонию или сами, являясь носителями Божественного можем видеть Божественное опосредовано Его проводников и свидетельств о Нем. Природа сознания везде работает одинаково – везде распознает проявление Божественной Любви, адаптированной в самые разнообразные формы восприятия радости. Подобное познаётся подобным. Это радость, приятное созвучие, доброе слово, красивые соцветия, пейзажи, ароматные запахи, тепло, вкус и так далее. Бог вдунул в лицо Адама частичку радости, что человек мог быть счастлив.

Можно и нужно сказать немного не адекватно для нашего ума. Если спросите у математики (у математического образа мировосприятия) кто для неё Бог, то в естественном для неё модусе, для её естественной сферы обозрения Бог будет представлен берегом (она укажет на берег, на то, что оная не может подвергать анализу, но при этом имеющему влияние) и на этом наши познания о Боге с помощью математики будут исчерпаны, ибо о чем-то большем математика нам поведать не в состоянии, а что там на этом берегу делается – это же вне области её компетенции.

Почему-то находятся такие знатоки, которые пытаются претендовать на большее, в то время как это большее – специализация иных человеческих органов познания Божественного, наделённых иными гранями мировосприятия. Есть другие органы чувств, естественным для которых будет более полное выражение Бога, обозреваемого уже возможностями, находящимися за гранью математического образа мировосприятия, но за гранью их обозрения так и останется всё остальное, что оказалось вне области досягаемости теперь уже этого берега. Например, если наша душа видит Ангела, то математический анализ его описать не может, ибо это в сфере возможностей обозревать духом. Также как невозможно с помощью чувств распознания вкусовых качеств продукта питания созерцать небесные светила в ночном небе. И так далее. И тут виден самый важный ответ на извечный вопрос о первичности души или тела. Что первично в нас: течение эволюции тела на протяжении миллиардов лет, что исповедует нам диалектический материализм или же всё-таки душа, пребывающая в радости? Это также как, если вы залезли в воду и пытаетесь ответить на вопрос: «Был ли мокрым всегда?» «Что первично для меня первородный грех или всё же человечество?» Понятно, что до этого момента вы уже были в этой реальности, только Вас не было в воде. Но, даже пребывая в воде, приоритеты остаются теми же – здоровье тела важнее. То есть счастье людей так и останется в единстве с «берегом», то есть с Богом, ибо душа жаждет быть там, где она родилась, где ей более всего естественно. Счастье, причем надо обязательно добавить от единения с Богом во Царствии Небесном, так и остается нормой человеческого бытия. Так прошло эволюционное становление в течение всей истории.

Итак, подобное входит во взаимодействие только со своим подобием и сопряжено только со своим подобием. Узреть Божественное можно только подобием Божественной Природы в естестве человека – высшей инстанцией в нашем организме. Всё остальное является нам через возможности нашего организма воспринимать лишь то, что оказалось в специфической зоне доступа, в области адекватного постижения свидетельства о Творце, какое-то специфическое свойство береговой линии и в определённых возможностями природы тела пределах. То есть нам открывается лишь то Естество Бога, подобием которого мы наделены хоть в малой степени. Тут чудес нет и не надо их ждать по наивности своей. Тогда возникает вопрос, что мы можем видеть? Вот сядем на лавочку и поразмыслим. Хотим увидеть Бога и что нам будет открыто? То есть к чему мы должны быть готовы, пытаясь созерцать Божественное? Какой образ мы должны быть готовы воспринимать?

Вот сосед помогает престарелой бабушке – колит дрова. Мы видим действие – подвиг жертвенности и называем это добром. Бог если есть, то он добр и мы также должны видеть это действие – жертвенное служение, самопожертвование ради слабого. Сосед может быть похожим на чудовище, но изображая его добрую природу духа на рисунке, мы можем выразить лишь изображением этого жертвенного действия, ибо только в этом случае он воспринимаем как доброе. То есть Бога мы можем видеть только в Его промысле, в действии – какие-то иные образы Его автоматически должны отпадать, что мы и сделаем – отбросим всё то, что мешает видеть Господа. Иными словами то, как представится перед нами вид Божественного нас уже не будет смущать – какой есть, такой и воспримем, лишь бы было это жертвенное делание. И если сделать его фото как-то иначе, то доброе уходит из поля зрения в небытие и сливается с реальностью окружающего. Итак, Бога мы видим в Его творческом труде, в Его в проявлении жертвенности – в Его действии отдавать слабому и этим животворить слабого, нести у слабости послушание. Отсюда нам открывается природа Божественного экстаза – в самом процессе уничижения ибо «совершенство личности заключается в отдаче. Как от природы „отличная“, как „не природная“, как личностная, она выражает себя в отказе от бытия для самой себя. Это – истощание Личности Сына, Божественный. „Вся тайна домостроительства, – говорит святой Кирилл Александрийский, – заключается в истощании и уничижении Сына Божия“. Это – отречение от Своей собственной воли не есть определение или действие, но как бы само бытие Лиц Святой Троицы, имеющих только одну волю, присущую общей природе». То есть сам этот процесс жертвенной отдачи – это следствие экстаза некончаемого акта любви, доставшийся нам в виде далёкого отголоска в семейных отношениях между мужем и женой. Радость в экстазе предполагает насыщенность всем необходимым, конечной целью всех побуждений и человек не ценит все то, что ему мешает быть в этой радости – человек становится жертвенным от переизбытка счастья.

Далее, мы усилим экстаз, то есть добрым мы назовем большую степень быстроты проведения этих работ дровосека и, наверное, лучше всего будет движение со скоростью света (более добрее или максимум доброты). Далее сосед, если он хочет быть ещё добрее, то должен быть наделён ещё и другим качеством – он не должен у старушки просить ничего ни есть, ни пить. Далее, если ещё более добрый, то он не должен даже отдыхать ни днём, ни ночью, ни зимой ни летом – только творить своё жертвенное дело – отдавать. Ведь так от него добра ещё больше. Причём отдавать во все стороны без всякой очерёдности, то есть одновременно, иначе Он будет иметь толику слабости. Далее у доброго должны быть соответствующие его физиологические особенности: так как глаза смотрят лишь в одну сторону, то глаз у Него должно быть либо множество, либо Ему это без разницы; у Него нет носа, ибо нет дыхания для насыщения крови кислородом; нет рта для еды и зубов – ведь Бог только отдаёт, как Абсолют жертвенного служения, то есть нельзя Ему поглощать даже малую толику чего-то. Далее жертвовать собой во все стороны он должен будет одинаково, чтобы было справедливо. Теперь, если он будет излучать тепло, то опять он будет добрее, нежели он будет холодным, то есть ему нельзя это тепло забирать из окружающей среды. И чем теплее он будет, тем он добрее (то есть высота температуры не имеет верхнего предела). То же самое касается и света, исходящего от него. То есть, если он будет ещё и светить, то тоже будет более хорошим. То есть опосредовано определения о добре, мы продвигаемся к максимальному образу. Мы видим, что все сильнее и сильнее вырисовывается контуры абсолюта.

Вырисовывается нечто шарообразное и сияющее и дающее свою жертву во всех смыслах понятия добра. Вот какие установки. И как бы антропоморфным тут и не пахнет, точнее антропоморфия здесь заложена, как уникальная специализация явления Божественного, адаптированного к земным условиям и данной ситуации помощи старушке (ведь голова является организмом, а остальное – части тела), также здесь заложены все формы жизни Вселенной. Есть ещё некоторые важные аспекты, которые более отчётливо нам нарисуют то, каким должен быть Бог, когда мы Его увидим, но этого уже достаточно. Хотя нет, одно необходимо помянуть. Дело в том, что сильно быть жарким нашему кольщику дров нельзя, ибо можно поджечь жилище старушки. Тогда ему надо быть там, где его жар безопасен. Лучше всего ему надо оставаться далеко – это тоже проявление доброго.

Просто древние это указывали более упрощенно и в назидание молодым на их повседневном понятийном языке мировосприятия. Ведь в те времена всё вокруг воспринималось как чудо Божье. К примеру, люди узнали, что есть воздух только 100–150 лет назад, а так птицы летали для них сами по себе, как Ангелы. Для них чудо было естественным также как пообедать. Вот на каком уровне мышления мы были совсем недавно. Это привожу для примера, но мир уже изменился и формы исповеди Бога вместе с ним стали иные.

Теперь остаётся посмотреть вокруг и поискать то, что нам дает жизнь, увидеть фотографию или икону подвига. Итак, в наше поле обозрения, к примеру, попадают эти цветы – нет, хотя и похожи на нарисованный нами образ, но они борются за своё существование, животные – тоже нет. Луна круглая, но тоже нет, ибо холод от неё. Остаётся Солнце. Да, это подходит под все наши определения. И как бы за обозреваемым солнечным диском не прослеживается душа и дух. То есть мы можем видеть только некоторое внешнее проявление внутренней природы, ибо плоть может созерцать только своё подобие – плоть Бога. То есть Солнце – это одна из множественных граней Божественного, то есть это наверное Тело Бога, доступное для зримого восприятия человеком.

Вот как сказано царём Давидом: «…Единою кляхся о святем Моем, аще Давиду солжу? Семя его во век пребудет, и престол его, яко солнце предо Мною…» (Священное Писание. Псалтирь, 88 псалом стих 36) То есть Бог сравнивает престол царя Давида с Солнцем, как ещё одной формой свидетельства о Себе во Вселенной.

Поэтому древние как бы не лгали, рисуя Дедушку на облачке – эта правда не могла иначе восприниматься и в ней Истины больше, чем в самом последнем научном исследовании. Старичок с нимбом – антропоморфированное изображение Солнца, сияющего сквозь облака. Именно так к этому следует быть готовым, чтобы созерцать Божественное опосредованно органов чувств, воспринимающих мир в данных сферах реальности. В каких-то иных сферах реальности, более высших, нам открываются уже иные формы Божественного и понятно, что оные всё более и более будут нам напоминать нас самих. Остаётся только антропоморфировать Божественный подвиг, сделать Его доступным для нашего мировосприятия, как это неизбежно выразилось на древнем человеке, его примитивном понятийном языке, на котором до сей поры говорят многие современные духовники Церкви. Никаких чудес нет – всё логически правильно выстроено в Православии – есть, к сожалению, «Оккультизм в Православии» (отец Андрей Кураев) в самых разнообразных проявлениях, но это жизнь и так будет всегда. Тут надо быть самим грамотными, тем более, когда делаешь заявление на таком уровне, как генеральный секретарь СССР: «Юра, ты там Бога видел?»

Бог даёт нам Свои энергии, явленные в виде Солнца. То, что оказалось в области возможности постижения ограниченной человеческой природой чувств, то мы и можем созерцать, а всё остальное сокрыто за этой стеной ограниченных возможностей природы органов чувств. Всё что-то за гранью – продукт нашего опыта душевного и духовного, из чего строится мировоззрение. Формы святости и подвига, то есть формы Божественного проявления, в Своих выражениях на иконах наиболее адаптированы к человеческому мировосприятию, к его конкретным чаяниям и жизненным потребностям. Но несмотря на нашу природную ограниченность, все свойства Божественного Естества так и остаются реальностью, благодаря которой мы живём и мы такие, какие есть. Мы подражаем Богу в сути, а не в том, как Он проявляет Себя во внешнем мире. То есть, что изображёно на иконах? На иконах изображена радость Царствия Небесного, стимулирующая подвижничество, жертвенное служение, осмысленный подвиг утверждающий победу над судьбой, а потому икона всегда остаётся окном в жизнь вечную. В принципе, тоже самое зрим, когда смотрим на Солнце, то есть это тоже икона, показывающая жертвенность. Только в нашем случае действенным свойством свечения обладает смысл, изображённый на иконе, а не само по себе зримое физическое тепло Солнца и свет от него. То есть вечность имеет влияние через эти окна на нас, распознанное опытом людей в духовной брани в течение многих сотен лет и даже тысячелетий. Ради чего-то иного икона теряет смысл. Что мы можем видеть, созерцая Бога – только наше подобие, само Его действие жертвенности через проводников Своих. Он есть, как бы, ноль греха и максимум блага. Исходя из всего сказанного, следует важное. Для того, чтобы вновь обрести Царствие Небесное необходимо то качество нашей природы, которое позволит воссоединиться вновь к Его Естеству.

И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского Херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни. (Быт.3:24) То есть вход во Царствие Небесное лежит через то подобие в святости Херувиму, который стоит возле Входа. Просто может возникнуть мысль о том, что следует построить космический корабль и влететь в Звезду на нём – цель человечества достигнута. Хотя конечно, освоение космоса лежит именно через эту Голгофу, а именно для этого необходимо войти в Солнце, как через тот самый Вход, но это только формальность. Ибо первый Адам был низвергнут из Рая именно по этой же причине, он там пребывал после общения со змием чисто формально. Дух же был далеко, а потому остерегаясь всяких случайностей, не предусмотренных научным опытом мы, пребывая внутри жаркого Солнца, будем как Адам прикрывать свои слабости, защищаться от всего того, что покушается на нашу жизнь, поражённую грехом. Но желанного общения с Богом не будет. А ведь именно это качество бытия является ключевым, в котором «не место красит человека, а человек место».

Далее интересный для изучения момент. Священное Писание нам говорит о том, что Бог поставил у Входа во Царствие Небесное «Херувима и пламенный меч обращающийся», если мы посмотрим на Солнце не защищённым глазом, то поймем почему меч пламенный и при этом обращающийся, ибо увидим как бы пламя, которое катается, обращаясь по солнечному диску. Наверное, поэтому древний так написал – иного ему было не дано видеть чувственно. Какими были Солнце и Луна до грехопадения, нам земным представить невозможно, ибо мир – это цветок мать-и-мачеха. Если мы смотрим на него снизу соцветия – мачеха, а если сверху – ласковая мать. То, что предстает перед нашим взором – мачеха, ибо понуждает нас к труду в поте лица, чтобы видеть мир так, как нам естественно его видеть для того, чтобы жить. Говорить о том, как было изначально, каким был мир Рая, насколько он был ласковый – трудно говорить.

Царствие Небесное абсолютно безгранично. Пределами и границами самых различных форм стала наделена наша Вселенная, получившая поражение грехом. Оказался ограниченным в свободах и сам человек опосредовано возможностей своей плоти. Так как природа человека двоичная, то и ограничение это касаемо только видимой, чувственно распознаваемой во всех гранях части его естества, пораженного грехом. Понятно, что образом абсолютного ограничения во грехе может быть только бесконечно малое пространство во грехе – это точка. Величина её равна нолю, но присутствие Божественного в пределах этой Вселенной есть. Поэтому изначально следует сказать каким было самое первичное ограничение в пределах нашей, поражённой грехом природы. Оное наделено в полноте и свойствами Царствия Небесного, абсолютным постоянством, и свойствами грехопадения в пределах специфических свойств природы мира. Понятно, что, с позиции научного анализа и естественных ему инструментов, самым элементарным состоянием Вселенной могла быть только точка, которая несет в себе выражение абсолютной чистоты от греха. А это возможно, как мы выяснили ранее, лишь при одном условии – есть постоянная, нескончаемая жертва. В противном случае, сие было бы жертвенной пустотой, которая нами характеризуется как злое. Таким образом, в точке без греха, естественное для нас выражение этого смысла – излучение. Именно это ограничение, а точнее его образ формирует все остальные многовариантные множественные подобия, ставшие планетами, галактиками. При этом следует сказать, что Царствие Небесное остается присутствовать везде и в каждом уголке мира и во все времена, а поэтому именно эта составляющая обнаруживает себя в каждой частице мира, в каждой волне. Отсюда ясно следует, что Солнце – это не Бог. По этому, когда Никита Хрущёв спросил Юрия Алексеевича Гагарина: «Юра, ты там Бога видел?» Он ответил: «Видел». Но Никита Хрущев его просил, чтобы никому не говорил. Это был следующий акт удара ножом в спину Руси. (Если будете в Троице-Сергиевой Лавре зайдите в Московскую Духовную Академию и поклонитесь памятнику профессорам, преподававших некогда в этих стенах. Вы заметите на западной стороне мраморной плиты, что годы кончины многих из них либо 1937–1938, либо 1961–1964. Вот такая была у нас оттепель).

Продолжение предыдущей мысли

Святой Ириней Лионский в пятой книге «Против ересей», в главе 9, п.1 говорит следующее: «… совершенный человек, как я показал, состоит из трех – плоти, души и духа; из коих один, т. е. дух спасает и образует; другая, т. е. плоть, соединяется и образуется, а средняя между сими двумя, т. е. душа, иногда, когда следует духу, возвышается им, иногда же, угождая плоти, ниспадает в земные похотения. Итак, все не имеющие того, что спасает и образует в жизнь, естественно будут и назовутся плотью и кровью, потому что не имеют в себе Духа Божия».

Итак, самое первое и важное, на чём стоит философское суждение об истории – чувственно осваиваемая двоичность (с точки зрения логического анализа, а на самом деле, следуя Православному догматическому богословию их три) природы человека. Это мы установили в предыдущих суждениях. Остаётся дать некоторые качественные характеристики каждой из этих составляющих. То есть надо ясно выявить, как оные проявляются в окружающем мире. Нам важно об этом помянуть, ибо больший приоритет какому-то из этих двух полюсов, выкристаллизовывает разное влияние на умы и разное формирование истории, как науки. Это важный научный аспект, тоже обозреваемая реальность, с которой надо считаться в первую очередь. Ведь в ней явлены нам некоторые качества и свойства каждой из двух природ человека.

Одна составляющая его естества хочет есть и спать, получать плотские удовольствия, исходящие от симуляции борьбы с течениями жизни. Другая наоборот, стремится быть там, где естественно ей быть по причине подобия и родства. Если одна в чем-то находит своё умиротворение, то другая всегда бунтует против такого положения вещей, испытывает напряжение и страдания. Так альпинист, к примеру, стремится к вершине горы (где свойства Божественного, простор и бесконечность вокруг, ощутимы явно), при этом истязая свою плоть перегрузками, голодом, холодом и постоянным риском. Боксёр выходит на ринг, также испытывает перегрузки и получает множественные микротравмы головы и тела, чтобы завоевать первенство. Культурист поднимает тонны груза за тренировку, чтобы придать красивую форму телу, стремится уподобиться Богу в могуществе своей силы и красоте строения тела. Парашютист на полторы-две минуты хочет уподобиться Ангелам Божьим в состоянии полёта. Монах уходит в тайгу, обрекая себя на одиночество и трудности жизни в тяжёлых условиях. Эстет бунтует против того, что в некоторых местах здания Большого Театра осыпалась штукатурка. И так далее. То есть, чтобы обрести единение с идентичной душе Природой, опосредовано приобщения к одному из Божественных Свойств, человек жертвует другой составляющей себя – физической. Терпит неимоверные перегрузки, рискует здоровьем и даже жизнью, побеждает страх. И наоборот, когда тело спит и много ест, то живая душа страдает, мучает совесть, человек ненавидит себя за слабость перед искушением и так далее. То есть тут следует сделать важный вывод о том, что иметь счастье и радость духовную одновременно с плотским удовольствием невозможно – либо плоть страдает и душа в радости жизни, либо душа мучается из-за того, что телу хорошо. Изначально, тут никак нельзя строить иллюзий, ибо настоящее счастье всегда трудовое – это заповедано Богом по грехопадению, а Бог не может желать человеку иного, кроме счастья. Также как и тот факт, что духовная радость во Царствии Небесном несовместима с чувственной природой. Отсюда вспоминается сказочный сюжет, в котором стоит богатырь возле камня с надписью: «Налево пойдёшь – богат будешь. Направо пойдёшь – счастлив будешь. Прямо пойдёшь – погибнешь». В том-то и дело, что счастье и богатство там, где как раз страдание. Это же выразилось на Голгофе Иисуса Христа.

В момент биологической смерти, по логике вещей, каждая составляющая двоичной природы человека возвращается в свою естественную среду: душа занимает то место, куда всю жизнь стремилась, а плоть туда, к чему более всего тяготела. «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратился к Богу, Который дал его.» Библия, книга Екклесиаста или Проповедника, 12-7.

Это двоичное качество естества людей заявляло о себе во все времена истории, стало основанием всех побуждений и устремлений древнего человека, выразившееся в его образе жизни и в ритуальных священных действиях, призванных организовать стремление к перегрузкам ради духовного торжества и направить стимулированный внутренней радостью и счастьем любви подвиг каждого в одно общее жизнеутверждающее русло всего сообщества, находящимся в общем духовном единении.

Если одна природа торжествует, то другая испытывает перегрузки и напряжения. И видать по всему, в отличие от животного, человеку душевные перегрузки терпеть гораздо более болезненно, раз он изначально постоянно избирал такой себе путь – путь физических страданий и мучений во имя душевного комфорта. То есть стремился всегда туда и желал жить так, чтобы душа его испытывала максимальное раскрепощение и радость от единства с Творцом. Именно по этой причине, человек рисковал везде и, как показывают раскопки, делал то, что ему более всего тяжело. (Вновь вспомните сказку, в которой стоит богатырь перед камнем, а на нём надпись «На лево пойдёшь – богатым будешь. На право пойдёшь – счастливым будешь. Прямо пойдёшь – смертью умрёшь») Да, может не надо далеко ходить – сколько на Руси было подвижников благочестия, как они жили, как они ущемляли себя во всем, как постились и как носили на себе вериги. Оказывается все это старо как мир. Многое ныне изменилось, но зримые перемены так и остаются лишь формальностью, а опыт единства с Самой Сущностью Божественного передан нам по наследству от самого изначального акта творения человека через бытие тех древних первобытных людей и потому единение с Ним нуждается в стимуляции в той же степени, в какой оная пребывала изначально. Не изменилось основное качество человека – потребность быть там, где более всего опасно и тяжело. Сие есть ключевая линия, а поэтому неизбежно будем ей следовать в самых сложных природных условиях вечной борьбы или даже обозримого отсутствия оной. Нам надо следовать за Христом, то есть по собственной воле идти на страдания Голгофы, чтобы жить вечно – в противном случае жизнь на Голгофу заставит идти насильно – изменится климат и все остальное вместе с ним.

Эту линию можно распознать из эксперимента (кстати, результаты эксперимента нам пригодятся ещё много раз, ибо наделено свойством многогранности и для освящения каждой иной, новой исследуемой нами грани придётся к нему возвращаться вновь ниже по тексту). Хотя так говорить нельзя, ибо это простое переложение эпизода из древнегреческой мифологии на современный понятийный язык. Итак, пусть обыкновенная палка выведена в вертикальное состояние равновесия. Если её отпустить, то по логике вещей оная упадёт. Но в жизни, как раз все иначе – палка стремится, как бы, восстанавливать равновесие после всех воздействий на неё. Казалось бы, что легче бороться за равновесие или нет? Понятно, что выдерживать вертикаль тяжелее, ибо это постоянное напряжение сил, но именно это и есть утверждение жизни. Под палкой в вертикальном положении подразумевается здоровье людей, на которое постоянно ежесекундно происходит покушение и оное постоянно восстанавливается. Пребывать в положении вертикали – самое тяжелое и проблемное, но именно это равновесие есть жизнь и победа над смертью. Иными словами, даже здесь видим мы это стремление быть в равновесии в бытии более тяжёлом, более трудном, на вершине горы, в торжестве в бою и так далее. Вот уже где это заложено, мы видим постоянное стремление к победе жизни над смертью. Так жизнь уже есть сама по себе проблема и трудность, то надо в любом случае терпеть и бороться. А так как жизнь не прекращалась никогда, то стало быть именно это определяющая белая линия в формировании цивилизации – человечество стремится туда, где тяжело жить в соответствии с этим же стремлением жизни к самому тяжёлому – сохранению равновесия, что есть безрассудное противостояние в борьбе супротив всему иному вокруг. Поэтому Спаситель Иисус Христос не мог повести себя как-то иначе, кроме как жить и при этом продолжать любить даже в таких вот мучениях, противостоя всем. Он явил Собой в этих адских муках всеобщего поношения Божественную Жизненную Силу, позволяющую жить вот так. То есть в этом смысле и здесь прослеживается адекватная логика, жизнь требует соблюдения самого принципа, то есть Он не мог пойти по легкому пути и своей властью освободиться и наказать всех – это удел слабости, удел мертвого, а не живого. Также как легче всего не бороться за равновесие в здоровье своем, а пойти по легкому пути, как это сделал Иуда Искариот. Жизнь должна торжествовать, ибо только там оная есть, где тяжело. Жизнь – это тяжело, смерть – легко, расслабиться и забыть про все и всех. Да и само Воскресение Его – не нарушение закона жизни, а как раз продолжение той же самой белой линии, где живое продолжает себя утверждать в тех же критериях. Жизнь продвигается туда, где наиболее трудно только лишь потому, что там больше противоречий, отчего нагнетается острее накал внутреннего борения самого себя – только и всего. Поэтому воскресение возможно лишь потому, что это более всего трудно и даже в нашем понятии невозможно, вот насколько трудно. Таким образом, как бы трудностью, а значит и настоящей жизнью является сама Голгофа. Следует добавить, что Пресвятая Богородица смягчает остроту тяжбы и этим Она заступница за верных перед Очами Божьими, то есть все то, что естественно для Бога губительно для живого в земной реалии, а потому нужно заступничество от Его гнева праведного ради нашего исправления и покаяния.

Надо сказать, что современная археология всё более и более очевидно свидетельствует об этом факте. Древний человек многое делал не для выгоды и не для облегчения своего быта и жизни, а совсем наоборот. Организация Объединённых Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) выпустила восьмитомное издание «История человечества», в которое вошли все новейшие археологические открытия, известные до 2003 года. В нём прослеживается мысль о том, что древний человек всегда руководствовался Божественными принципами в своих устремлениях, руководствовался Божественными ориентирами, заложенными в нём. Он искал и ищет то, что более всего облегчает ему утверждение своей природы (постоянства) в переменчивой окружающей Вселенной, ту первичную часть естества человека, названную мной постоянством-берегом реки – Истину, а значит вместе с Ней и самого себя, как носителя оной. О чём здесь речь? Речь здесь не о великих стройках, таких как Стоунхендж, а о совсем ином. В каждом из нас есть тот второй «я», победив который побеждаешь мир и имеешь возможность построить тот же Стоунхендж и не только. К тому же, сам этот процесс трудного бытия в труде – есть стимуляция высшей экзальтации радости бытия и счастья. Вот это достичь и удерживать и есть самое тяжёлое. Человек рожден во Царствии Небесном и все Его составляющие, Его Сущность дыхания жизни так и осталась знаковой в природе человека. С грехом прибавилось то, что скрадывает это счастье, высшую экзальтацию радости – поражённая грехом плоть. Так как Божественное в человеке нетленно есть, то для того, чтобы вновь обрести радость изначального бытия, необходимо убить все то, что тленно, временно и тяготит этим дух, скрадывает счастье. Для этого Бог указует путь, следуя которому человек умерщвляет грех, убивает временное и тленное, отягчающее дух – труд в поте лица. Для человека ничего не изменилось и он по прежнему насельник Царствия Небесного, но теперь уже исполняя это условие. Вот почему человек искал совсем не благоприятной вольготной жизни без борьбы, а как раз адаптации этого качества торжества в победном борении в своей внутренней жизни и при этом ещё и облегчения торжества в победе над самим собой и в самом себе. Ведь с этого всё стало быть в истории человечества: Царствие Небесно так и осталось самым важным условием жизни человека, только теперь уже этот хлеб насущный требуется добывать в поте лица. Чтобы было ясным о чем здесь речь, приведу пример. Вы все видели монаха отшельника с четками на руках. Аскет постоянно перебирает шарики произнося молитву. Действие нудное и продолжительное. Теперь представьте себе, что эти же чётки с огромными шариками массой по несколько десятков килограмм. Надо делать точно такое же действие и читать молитву на каждом шаре. Дело не у нудном тяжёлом труде, а в способности концентрировать свое внимание на источнике всех радостей и при этом как можно дольше. Ибо достоинство такого труда в том, что действие сие, с одной стороны, сопряжено с напряжением духа в том же образе, в каком молитва сопряжена с перебиранием узелков на четках. А с другой, внимание не переключается на что-то иное, как образ того самого страшного преступления, которое совершил Адам в Раю – дело было не в яблоке, а в том, что он отвлёкся от Бога, обратил внимание на иное. То есть нудный монотонный физический труд всегда специализированный и пребывает в структуре государственного образования – это есть самое выдающееся изобретение человечества, призванное облегчить победу над собой ради близости к Богу. Оное несёт в себе цель достичь именно этой кондиции жизненного процесса, при котором перебирание шариков чёток многовариантно, как соучастие разума в имя желанного и жизнеутверждающего единения духа с Богом в молитвенном действии адаптируется в образе повседневного энергоемкого физического труда, при котором тело человека, по слову святых отцов, становится вспоможением душе в молитвах Богу. (Сюда следует добавить пост и все то, что стимулирует хорошую работу мозга и тем усиливает ум, а также сам этот опыт распознания присутствия Благодати Божьей на мощах усопших праведников). Потому что по грехопадению ничего не изменилось в Божественном Замысле о человеке, ведь каждое Его Слово абсолютно неизменяемо и вечно, но изменился только план реализации Замысла. То есть научным изысканием становится поиск островков, наделённых Истиной, способствующих утверждению данной кондиции образа жизни, чтобы можно было опираться на них по пути следования к Богу и всё сильнее и полнее трансформировать Божественные свойства в окружающем порядке вещей, проводя во Вселенную Божественные энергии и свойства. Понятно, что тяжело победить себя, когда приближаешься к смертельной опасности и ещё тяжелее остаться возле неё и продолжать жить в обнимку с ней (умереть, как оказывается легче, чем жить в таких условиях постоянной тяжбы – только и всего). Это парадокс в поведении древних людей, который учёное сообщество археологов прошлого столетия не могло объяснить. Человек искал всегда то, что ему знакомо, о чем он ведал, то родное ему и близкое. Точнее, он искал то, чем сам был, себе подобное. Мир после грехопадения изменился и естественное для человека Царствие Небесное в возникших условиях принимает форму живоносного порядка вещей, с его особо сложившейся субординацией приоритетов, соблюдая который остаются незыблемыми законы Царствия Небесного. Но этот порядок вещей, обуславливающий вечное естественное счастье и радость постоянно бомбардируется влиянием бездны опосредовано окружающих земных условий. Близость ада сильно активирует хаос, через что разрушает саму природу любви. Поэтому, чтобы жить вечно, необходимо постоянно восстанавливать разрушаемый Божественный жизненный порядок и удерживать равновесие, как своими силами, так и прибегая к помощи извне. Так возникла эта потребность собирать эти крохи множественных осколков, которые таят в себе все частицы бытия и ими выстраивать естественные для радостной жизни условия, чтобы жить в коих, необходимо видеть себя в окружающем мире, причем свое счастливое «я», естественное для Царствия Небесного. Только это качество духа дает возможность понять, что палка нужна только потому, что обладает некоторыми гранями абсолютного постоянства Божественного бытия, с помощью которого можно хоть как-то обеспечить незыблемость счастья: она в какой-то степени подобия абсолюту твердая и в какой-то степени подобия абсолюту ровная и длинная. Эти оттенки постоянства в разных его вариациях послужат важному делу, а именно помогут адаптироваться абсолюту (речь идёт об абсолютном счастье Царствия Небесного) в данных условиях хаоса, стимулируемого бездной. Быть в окружении своего подобия – более естественно, чем в хаосе. Это не только сообщество носителей Царствия Небесного, как он сам, но и то, окружение мира со множеством осколков той Вселенной, которая была сотворена во Царствии Небесном. Получается, что нужно собирать камни, восстанавливать порушенное счастье бытия во Вселенной – это тоже трудно воспринимаемый разумом абсолют, но именно он остается стимулятором всех активностей и течений в мире. Поэтому вся флора и фауна в той же мере востребована, как вспомоществующие в этом самом священном и важном для всего мироздания делании человека – быть в единстве с Богом. Флора и фауна оказываются области нашей власти только лишь по этой причине – ради сослужения Богу. В противном случае, они нам вредны и опасны.

В земных условиях бытия Царствие Небесное может быть выражено только в некотором Богом откровенном порядке выражения единства, в котором разрозненные (из-за греха) грани Божественного выстроены в некоторой жизнеутверждающей неразрывной последовательности, как специфическом образе свойства Одиночества Бога в данном одномерном линейном пространстве, в коем происходит развитие. Это также несколько своеобразно выраженное Божественное в пределах возможности природы данной сферы бытия, в котором живое последовательно приобщается то к одной грани счастья, потом к другой и так живет постепенностью. Без единовременности проявления, ибо таков образ Бога в Его инобытии, такова природа поражённая грехом – несет в себе линейные характеристики. Человек искал не облегчения быта в тяжёлых условиях, а копаясь в самом себе, в своём духовном мире, искал то верное действие, благодаря коему он мог разобраться в самом себе, чем облегчается утверждение радости жизни и прежнего счастья. Просто Божественная радость, в отличие от всех остальных, наделена ещё и независимостью от любых ситуаций и тяжести жизни. Черное нам дано для того, чтобы видеть белое. То есть трудность жизни сразу же стряхивает все ложные ориентиры на радость, уводящие от обязанностей перед сообществом и семьей, тем самым вновь восстанавливается утверждающая Божий порядок радость от исполнения своего долга перед окружающими его людьми. Человек изначально должен пребывать во Царствии Небесном. Он родился там и для него это естественно – быть абсолютно счастливым. Потому только то, что скрадывает счастье (один из видов болевого шока), дает первый сигнал к действию, активирует потребность к его восстановлению утраченного. Человек, чувствуя боль ищет и видит перед собой свое подобие – счастье (экстаз Псевдо-Дионисия Ареопагита) и следует туда, где ему естественно быть в счастье, чем утверждает абсолютную вечность своего бытия, ибо только счастье наделено свойством Божественной вечности. Таким образом, разбойнику, который был распятым на кресте вместе со Христом, утешением могло быть только причастие к Источнику всех радостей – к Божественному. Изнемогая от боли и видя уже перед собой смерть он требовал себе не вкусного обеда, вина и красивых девушек. Ему нужна была настоящая радость от утешения в Духе Святом через проводника Его – через Сына Божьего. Человек, которого уже ничто не могло радовать в этой жизни получает счастье от близости Царствия Небесного, получает то самое счастье, с которым шли уже апостолы на свою мученическую кончину, и все святые в том же числе.

В чем именно проявление Божественного? Представьте себе, что некто повернул время вспять, заставил трещать горы и поднимать вверх моря. Но это не несет человеку счастья. А так как нет самого главного, именно этого факта, то все остальное для человека теряет смысл и он это не ценит. Бог работает только лишь в этой нише, в этой грани Вселенной – в душе человека. А для этого многого не надо – просто прикоснуться, дотронуться до Источника всех радостей на Земле и во Вселенной и счастье наступает даже там, где вокруг настоящий ад и поношение даже теми, ради которых жил все эти годы. Получается, что настоящее чудо совсем не то, что мы просим у Бога, а радость посреди безнадёжности и горя. Все остальное, если было и будет – мы этого не увидим и не заметим. Мы наблюдаем за всем этим через телескоп, но что это всё для нас.

Если мы приложим к этому математический анализ, то сможем разглядеть контуры, то есть сможем увидеть некоторые оттенки того, о чем сказано в предыдущем абзаце. Мы просто продолжим обсуждение той линии. Что роднит все элементы математического анализа? Все элементы математики и всех её производных – это есть носители Божественного свойства постоянства, единственного из всех множеств Его, оказавшегося в сфере функционального обозревания. Также как для гаечного ключа в сфере функционального обозревания может оказаться только гайка и при этом того же размера. Итак, носителем постоянства в одной сфере инобытия становится точка, в другой сфере становится прямая; в третьей – плоскость; далее – пространство, окружность, сфера. Далее появляется ещё одна реальность в природе которой постоянство может быть выражено идеей. Всякая идея выражает стремление торжествовать в Истине путем усилия воли. До этой кондиции дошло человечество до Рождества Христова. После святой Пятидесятницы все изменилось. Сошествием Духа Святого, постоянство бытия утверждается радостью. Достаточно разжечь костер счастья, так сразу же единство автоматически приложится. Оное будет само по себе без нагнетания истерии. Люди будут держаться вместе. Нет ничего прочнее счастья. Также как водная гладь – как не воздействуй на неё, а оная вновь и вновь принимает ту же форму. На это не способно самое твердое тело во Вселенной. Водная поверхность не принужденно сама по себе занимает тот образ постоянства, в то время как тело после воздействий начинает разрушаться.

Отсюда ясно раскрывается причина эволюционного становления цивилизации и маршрут её дальнейшего движения в земных условиях. Жизнь обретает хоть и более нежные образы, но более устойчивые к воздействиям. При этом, человек видит только лишь то, чем сам является – счастье и сам туда следует к нему. Таким образом, ему дано быть счастливым даже в полном аду, ибо, если он счастлив в Боге, то видит те грани бытия, которые утверждают радость даже в бездне. И наоборот, пребывая даже в раю, если не счастлив, будет искать то, что временно и несет печать смерти. Понятно, что выживают люди с радостью в душе. Это – во-первых. Во-вторых, в процессе эволюции совершенствуется зрение, с помощью которого радостный человек видит путь к дальнейшему счастью. То есть, если эволюция цивилизации существует как реальность, то неизбежно в ней совершенствуется органы зрения предстоящего будущего. Глаза, как мы выясним ниже в содержании этой книги – самый сложный орган чувственной природы, а это означает, что он дольше всего формировался в процессе эволюции. Но ещё дольше эволюционно формируется духовное зрение, о котором говорят как об интуиции. Так как Бог абсолютно велик, то духовное зрение, как орган более полного созерцания Творца, будет формироваться в процессе эволюции еще более долго, чем зрение. Это уже сложное устроение мозга. Этот орган зрения, который более чётко качественно еще только должен будет проявиться в будущем. Это, кстати, будет способствовать освоению космических пространств, ибо верное решение будет приниматься совсем иначе, ибо очень часто путь жизни будет идти через Голгофу, против чего всегда бунтует разум. Как уже сказано ранее, чтобы мерить что-то нужна мера, её эталон. Этот эталон всегда от Бога и в самых различных проявлениях характеристики свойств Божественного нужен везде. Человек изначально был сотворен во Царствии Небесном и Бог «вдунул в лице его дыхание жизни», а это есть радость бытия и истинное счастье, коим человек мерит все вокруг на своём пути, то есть он видел и видит качественную идентичность и подобие Божественного – таков путь жизни. Ведь только достигнув этой кондиции, жизнь обретает вновь удел осмысленности, что так ласкает и радует сердце и жизнь налаживается, ибо есть выход для нас всех. Пребывая в счастье в земных условиях, по мере овладением знаниями о материи и её свойствах, человек совершенствовал и улучшал быт своей жизни в труде, делал его все более и более благоприятным. Точнее не быт и условия своего труда: он после работы начал мыться; содержать в сухости ноги и руки; появились предметы, которые удобны в труде и так далее. Физический труд в поте лица только остался как фундамент для молитвы, как условие очищения души от скверны, омрачающей радость и счастье человека.

Отсюда становится понятным, почему враги России так жестоко расправились над Григорием Распутиным и расстреляли всех, кто носил эту фамилию в родной его деревне. Вот почему перед оттепелью «зачистили» профессуру Православной Академии в Сергиевом Посаде. Вот почему расправились над семьёй раввина в Екатеринбурге, ветерана Великой Отечественной Войны, кавалера всех Орденов Боевой Славы. Убивали русский путь, вместо того, чтобы следовать ему.

Как уже сказано выше, человек искал способы облегчения пребывать в Истине (обладание Истиной всегда Голгофа есть), ведь Оная, кроме всего прочего, самопроизвольно наделяла нас ещё одним свойством Царствия Небесного – благоустройство среды жизни ради спасения новой и ещё пока слабой жизни, то есть детей в условиях несовместимыми с жизнью (для владеющего Истиной оная дарует Рай, дарует более вечное утверждение в данных окружающих тяжёлых реалиях). Автоматически приобщаясь к какому-либо одному Божественному свойству, древний воспринимал также весь спектр сопутствующего и даже Саму Сущность в допустимой возможности косвенного причастия в естественных границах этого свойства, в доступной степени обозрения и восприятия, и обладания, а в интересующем нас случае – искомые и желанные облегчение быта и безопасность жизни, как сопутствующие, неотъемлемые свойства Рая. Только теперь уже это не тот рай, о котором нам свидетельствует мавританская культура. Этот рай обусловлен комфортными условиями того же самого нудного физического труда со всем спектром безопасности. То есть соблюдена заповедь Божья о том, что человеку по грехопадению следует добывать хлеб насущный в поте лица. А этот момент является смыслом и целью каждого учёного и современности, и в будущем – ничто иное он искать не может. То есть самым важным условием возникновения научно-технического прогресса всегда была и будет высочайшая религиозность, дающая возможность человеку адекватно видеть востребованные жизнью оттенки или свойства Рая в мироздании, а именно Божественную субординацию в окружающей Вселенной, либо её многовариантные явления в отдельном каком-то научном эксперименте, то есть установки веры ищущей уразумения (fides quaerens intellectum). Это учёные называют научным открытием. Как бы то не было, всякая научная деятельность Истину (то есть Божественное) призвана искать, а религиозное деяние этой Истиной призвана обладать, а именно быть носительницей Её, чтобы научная деятельность была плодотворной и не в погибель человечеству. Как бы вещи почти диаметральные, но их совместимость образует важную совокупность, ведь для того, чтобы мерить что-то необходимо в руках держать эту меру. Чтобы искать счастье, надо быть счастливым, чтобы видеть Божественные свойства вокруг (ради приобщения быта и условий жизни к естественному для него уподоблению Царствию Небесному, то есть райских условий, ведь в чем-то ином быт и уклад жизни подобным Раю быть не может: либо приемлемые условия для полноты обладанием счастья, либо нет), необходимо сначала обладать Божественным. Вот именно это преследует религия, то есть приобщает к Богу, наделяет Истиной. Религия наделяет причастием к Божественному для того, чтобы наука искала только Божественные свойства, а не что-то иное. Ибо жизненной важностью обладает только Божественное, а что-то иное не востребовано и чуждо живому – так и только так формировалось человечество и смогло преодолеть этот временной рубеж миллионов лет, во глубине которых человек искал формы причастия к Божественной Природе с той же целью, какую мы преследуем, когда молимся в наших Православных Храмах. Разница лишь в том, что инструменты, опосредованно коих и с помощью коих происходит понятное разъяснение путей к консолидации духа сообщества через познание Божественного и дальнейшее причащение к Божественному Естеству, в те далёкие времена формально отличались от того, что мы имеем ныне в нашем обозрении по причине, свойственной тому времени, а именно из-за малости опыта владением материей и некоторой ограниченности восприятия окружающего мира, скудости знаний о вселенной, которые использовались для создания религиозной доктрины, столь необходимой для утверждения нужной сплачивающей кондиции духа общины или народа (повторюсь, что речь идёт об инструментах понятийного языка, на котором рассказывается о Боге, а не о деяниях Божественных Лиц). Так, к примеру, опытно установлено, что икона, как проводник Благодати Божьей, помогает умирить себя, а значит побеждать себя в брани с самим собой. Почему ещё важно владеть Истиной. Очень часто люди путают это качество нашего бытия на Земле, когда мы приобщены к Истине, с тем, что называют возможностями или даже сверхвозможностями. Владеющий Истиной всегда увидит выход из положения и будет жить, даже если его возможности абсолютно минимальны. Просто выход будет таким, в полном соответствии с возможностями. Но даже если эти возможности абсолютно ограничены, то что с того – выход-то есть, ибо виденье его гарантировано обладанием Истины, а значит есть и жизнь, причем в жизнь в радости. Возможности же не гарантируют живучесть. Также как бесы, обладая сверхвозможностями, но не обладают Истиной – живут в аду. Так рухнул СССР, обладая возможностями сверхдержавы убивали даже свой народ.

Не важно, в чём именно человек распознавал Божественные свойства, важно то, что он их искал, чтобы с помощью оных формировать тот порядок вещей, который в максимуме делал бы бытие радости духа комфортным. Находил, и причащался, и, желая быть более Богоподобным, достигал поставленной цели, после чего берёг этот опыт богообщения. Дело все в том, что в условиях земного бытия и из-за поражения грехом законы Царствия Небесного, столь значимые для всего живого, имеют несколько иное проявление – возникает эта необходимость выстраивать окружающий мир в таком порядке вещей, при котором Божественное, а значит и самое это естественное человеческое счастье, комфортно утверждается в данных реалиях природных условий или в данной обстановке, или в возникшей экстренной ситуации. Это тоже образ Божий своеобразно сложившийся в инобытии, наделённом первородным грехом. Он имеет образ пути, следуя по которому, человек сохраняет свое счастье. Остается познать внутренний мир материи для того, чтобы можно было выстроить порядок вещей таким образом, при котором свойства материи максимально хранили радость. Это такой порядок вещей, при котором наше наследство из Царствия Небесного, утверждается более полно. Таким образом, можем сделать первый важный вывод: работа учёного на своем рабочем месте и священника в храме – разные формы одного и того же действия, это лишь различные способы достижения одной цели – приобщения к Божественной Сущности. Отличие в том, что они не равнозначны по приоритету важности и значимости для вечности души. Например, горящая электрическая лампочка помогает читать молитвы по молитвенным книгам даже ночью. Дополнение одного другим не актуально, то есть без этого молитва своим языком не утратит свою силу, но опыт жизни в общении с Богом необходимо передавать грядущим поколениям – это уже важная задача науки. Также следует сказать, что наука несёт в себе цель утверждения вечности телесной в земной реалии только для того, чтобы передавать опыт богообщения, а священник печётся о вечности душевной. Поэтому место науки в монастырях, где адекватно одно дополняется другим. Далее к этим вопросам мы ещё вернёмся в главе «О науке».

Как это понимать «инструменты, посредством которых происходит распознание Божественного свойства»? Вспомните советский мультфильм «38 попугаев», где у каждого своя уникальная мера. Да, мы различны с теми людьми, но только формой мировосприятия, обусловленной более сложным бытом современного человека, постоянно менявшегося во времени, с течением веков и тысячелетий. Убить гигантского мамонта или огромного пещерного медведя (как сам по себе очень опасный и трудоёмкий процесс) или спрыгнуть с высокой скалы в морскую пучину, или подержать в руках пылающую в огне хворостину, или творить Святую Евхаристию в современном Храме не имеют очевидной жизненной или хозяйственной важности. Но это приводит человека в некоторое душевное состояние, пребывающего между смертью и жизнью. Это важно для стяжания собранности духа, с чего всё в этой земной реалии начинается, а потому столь значимого качества души в борьбе за жизнь. Таким образом, они лишь разные формы приобщения к Божественному, как ритуальное действие, наделяющего востребованной определённой степенью могущества первобытных или современных людей. Могущество, к примеру, достигалось сплочённостью коллектива, как одна из многих и самых важных для них граней Господа, ибо при слаженности легче вмещать в себя свойство Божественной многогранности, столь востребованной при разделении труда среди членов коллектива. При этом душевное и духовное единство – это такое состояние, когда подвижничество всех становится легко организуемым, где каждый общему делу служит на своём месте, дополняет в общем служении жизни и жертвенном служении оной – сие заложено в самом Принципе бытия Бога Троицы, как на корабле в море, где от каждого зависит судьба всех, но при этом все соблюдают субординацию.

22 И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.

23 И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. (Быт.3:22,23)

Адам был «членом Команды» и только за ослушание Предвечному Совету был низвергнут из Райских Обителей. Хотя самый замысел о человеке, как члене Предвечного Совета, не изменился, ибо теперь для утверждения в прежнем всемогуществе, как Образе Божьем быть причастником Силе, ему необходимо «возделывать землю, из которой он взят». Тело человека стало служить душе, пребывающей в молитвенном единстве с Богом. Так как, в любом случае, идёт речь об утверждении счастья в тех границах скованности грехом, коими располагает естество человека и сообщество, живущее в сложных природных условиях, то сие утверждение счастья становится наиважнейшим и остается наиважнейшим действием. Без счастья ничего невозможно творить и более того является преступлением перед человечеством – это надо помнить всегда.

Так как Бог велик, то сам процесс причащения к Божественным Сущностям через Его множественные производные, понуждало человека вмещать в себя невмещаемое их множество, то есть к серьёзным напряжениям физических, душевных и духовных сил для общения с Ним и восприятия в себя Его великого Естества. Ведь сам факт непонимания происходящего – это уже трудность, которую жизненно важно преодолеть. Но без этого вмещения в себя победа во всякой борьбе в пределах земных условий жизни невозможна как условие земного бытия вообще, а потому теряет смысл, ибо обречена на поражение. То есть люди, в первую очередь должны были быть причастниками к Богу без всяких посредников, чтобы быть причастникам к Его Сущности через Его множественные производные, то есть сначала подобает стать великими подобно Ему и в какой-то степени совершенства становились подобными Ему. Таково богопознание и его плоды.

Так как Божественное совершенство и окружающая реальность (а именно хаос и несовершенство), находятся в антагонизме, а всякое противоречие в постоянном стремлении уйти на нет, то это взаимное влияние становится причиной движений от несовершенного к совершенному, от хаоса к порядку. Весь мир вокруг нас находится в направленном движении именно благодаря этому аспекту. Бог абсолютно велик и мир, поражённый первородным грехом, не может вместить Его одновременно сразу. Поэтому для того, чтобы жить нужно поочерёдно, последовательно и постепенно приобщаясь ко всем Его граням: сначала к одной, потом другой, далее к третьей. Постепенно одно за другим к полноте и совершенству. Именно так возник из хаоса порядок и только в этом высокий смысл числа согласно отцу Андронику (Лосеву).

Если мы присмотримся к точке, то увидим, что это изначальное, исходное как раз несет в себе эти грани: целостность, замкнутость, законченность в себе самой, имеет начало и конец одновременно, неразрывность, полнота, многомерное пространство и так далее. А потому в природе эти составляющие обязаны проявиться. Так родились из абсолютной простоты такие свойства, как целостность, замкнутость в самой себе, гармония, неразрывность, последовательность, начало и конец, законченность в себе и так далее. Подобное может родить только свое подобие. А если нет этих составляющих, то и нет ничего в области чувственного освидетельствования, а если нет распознания, то и говорить не о чем. В то же время речь идёт о модусе. То есть это только некий обозреваемый уже внешний конечный результат внутренних процессов, а не качественные составляющие изучаемой реальности. Иными словами, все перечисленные свойства – это лишь носители постоянства Божественного и выражение неизбежного стремления приобщиться к полноте Божественного.

Иными словами, процесс наращивания в природе человека Божественных свойств (ибо возрастание есть самое важное условие бытия жизни), неизбежен и всегда будет сопровождаться напряжениями, ломками прежнего, скорбями и трудами, как неотъемлемое сопутствующее. Но при этом степень приобщения к Божественному со временем будет расти всё сильнее, обозначая и отражая на природе организма человека и на самой окружающей его среде обитания (на порядке её быта) все более отчётливую печать Творца. Это есть закон эволюции, как шествие к Богу через Его проводники. То есть через приобщение ко Творцу в одном свойстве, человек неизбежно обретал целый спектр сопутствующих иных множественных граней Природы Творца (кстати, власть над сложившимися обстоятельствами и над природой – одно из них). Но вот что важно здесь сказать и надо согласиться с Аристотелем. Дело в том, что степень полноты приобщения зависит от того, насколько та грань Божественного, через которую человек пытается обрести победоносное качество, выше в субординации Божественного порядка, насколько оная близка к Богу. То есть человечество пребывает в стадии становления, как бы всё время поднимается по этим ступеням к Божественному Началу начал. Точнее остается жить только то, что поднялось и поднимается по этим ступеням. Сие и есть активатор эволюционных движений к совершенству, как и вообще причина всяких движений. Но это не есть верный путь к Богу, а только лишь производное того священного единства человека и Творца. То есть что-то иное такому порядку вещей становится идолопоклонством, чем и были почти все религии до Рождества Христова.

Изначально мы выяснили, что история и все процессы в бытии привержены выражать самые разнообразные оттенки Божественного в прямой зависимости от того, какие из них в данной реалии наиболее востребованы, чем формируется внешний вид проявления живого, оказавшегося в поле нашего зрения. Поэтому этим принципом «пользуется» любое становление жизни, как специфическое выражение самого, самого Живого в природе поражённой грехом. В противном случае, об этом, как о жизни, нет смысла тогда говорить. Иными словами, память о событии имеет самое главное значение для будущего, как попытки выживать, утверждая новую форму Божественного. Именно это памятование, опыт выживания становится знаковым, благодаря чему многое в самой природе человека оказывается просто не востребованным, в том же числе перегрузки физические или психические. То есть сама форма жизни (специфически сложившийся организм) – это есть память об опыте выживания в данных условиях. Этот опыт позволяет избегать ошибки, которые могут привести… даже к ускоренному бег, к примеру. Надо принимать такое решение на основании пережитого опыта, благодаря коему не востребованным оказывается быстрое передвижение. Это ещё одна составляющая, которая способна формировать образ живого существа. То есть длинная шерсть, клыки на мощной пасти, копыта или мощные лапы, и так далее – все это есть различные формы памяти об опыте выживания, выраженной уникальными мутациями от самых примитивных до самых сложных организмов, чтобы «зная» прошлое, можно было уверенно идти в будущее в этом же несколько инородном естеству образе жизни и поведения. Если же был толчок жизни благодаря притоку энергии и просто её уникально сложившееся утверждение в возникших экстремальных для неё условиях, благодаря своей уникальности оказавшейся в относительной безопасности, то это событие становится знаковым, как новый опыт выживания, отразившийся на физиологии нового организма. Это становится неким шаблоном для поведения в схожей вновь возникшей ситуации, только выраженное в уникальности закрепощения формы жизни. Тогда во имя утверждения жизни востребованными оказываются все виды шаблонов хорошего опыта, обретённого жизнью во Вселенной и во всех формах помятования об этом, начиная от самых элементарных и начальных некоторых полезных мутаций на организме животного (организмом живого здесь называю первый активированный Солнцем элемент живого, чем было отпадение от Царствия Небесного) и заканчивая упорядоченным культом, во время которого древние люди улаживали кости, убиенных на охоте мамонтов, пещерных медведей и также к этому же следует отнести современные достижения науки.

Слышу вопрос о том, что есть этот шаблон, точнее как он удерживается в реальности, и какова природа его естества? Для более глубокого освящения вопроса следует более точно сформировать определение о жизни, для чего, чтобы не произносить слова о Нём всуе, немного отпустим богословские термины. Жизнь в нашей земной реалии возникла, как результат солнечной активности. Согласно Закону Сохранения Энергии, световая энергия переходит в энергию электрически заряженных частиц, накапливается и далее происходит разряд. Для того, чтобы делать необходимое умозаключения, мы должны в данной схеме увидеть то, что наделено полнотой свойств живого организма, нечто родственное нам (где-то ещё в ином искать не приходится). Так как жизнь – это в первую очередь проводимость энергии от источника к зарождающейся новой жизни, то уникальность строения организма становится уникальной формой прохождения или передачи, или продвижения энергии, то есть уникальной формой проводника энергии. В схеме возникновения заряда и дальнейшего его поведения можно распознать проводник – это траектория электрического разряда. В процессе эволюции траектория принимает многовариантые, множественные формы проявления, начиная от простых огней на мачтах кораблей и заканчивая самыми сложными органическими образованиями, чем стал человек с его культовым поклонением Богу. Дело в том, что процесс разряда – это есть акт передачи энергии и наделено некоторой протяжённостью со всеми сопутствующими этой категории слагаемыми, которые нам известны и понятны, которые в процессе эволюции многовариантно трансформировались в светящиеся огни, в Северное Сияние, во флору, фауну и человека в оных, как самого сложное и потому самое древнее существо и образ проводимости заряда. То, что мы видим в самом процессе электрического разряда – это есть разряд энергии, происходящий в газовой среде. Но разряд может идти не только в газе, а также и в других средах, и в ином естестве природы, образуя не свечение разряда, а самые причудливые формы развития, ставшие «шаблоном хорошего опыта», позволяющего более продолжительное протекание разряда в постоянно усложняющихся самых элементарных биологических формах. В противном случае, если разряд не был бы подобен природе человека, то и не мог быть распознаваем чувственно. Это означает, что разряд находится в одной сфере этого бытия, как самая элементарная форма жизни. При этом, следует добавить, что сам по себе организм в любом его виде несёт в себе ту же самую двойственность – печать обоих положений: стационарного заряда и разряда. То есть имеет вид некоторого головастика, в голове которого происходит главное действие, а некоторая уникально сложившаяся производная от разряжения оного – хвост. Точнее следовало бы сказать, что эта реальность отличается от всех остальных форм разряжения только лишь тем, что продолжительность земной жизни несколько более подобна Богу по степени причастия к вечности, а потому из-за медленного протекания процесса эти формы разряжения оказываются в поле нашего чувственного восприятия. Это совсем не означает, что иных форм жизни нет – они просто не распознаны. Далее можно уже особо не заморачиваться над тем, как возникли остальные организмы, ибо это уже только лишь технические процессуальные тонкости эволюционного становления, обретшие столь множественные формы современного мира и его Вселенной. Всё живое в этом бытии при более тщательном рассмотрении несет в себе именно эти обе составляющие головы и хвоста, выражающие столь специфично и своеобразно (при этом адаптировано к условиям земли состояния обоих реалий Вселенной, как до грехопадения Адама, так и после (берега и реки)). В процессе эволюции человечество получило то, что выражает свойство головы, производное берега во всем его спектре возможностей и побочных свойств: дух, душа и её мышление. В отличие от животного и растительного мира, человек в эволюционном становлении Вселенной наиболее выражено остался причастником Царствия Небесного со всеми Его сопутствующими оттенками. Поэтому надо ясно себе представлять, что все это, в любом случае, обозначится в культе приобщения ко Творцу, благодаря чему человек по прежнему может хранить радость своего бытия во Царствии Небесном в земных условиях. Когда придается значение культу усопших, то очевидно, что человек распознает в этом нечто существенно важное, в противном случае сие не имело бы устойчивости в образе опыта выживания. Когда человек занят научными поисками, то он уже не верит в промысел Божий – сам факт, что он ищет Божественное, но не там. Его мир сильно приземлённый и опять же живому свойственно быть в поиске Истины, а потому ищет Божественное, а именно ищет пути адаптации духовного мира, но в сфере более материального (ищет то, что наделяет «хвост», как образ тела продолжительностью жизни, то есть подобием Богу в свойстве абсолютной вечности на природе частично поражённой грехом). Это можно сравнить двух наблюдателей между собой. Один созерцает мир с высоты вершины горы и ищет утверждения жизни в открывшихся и доступных для него реалиях. Другой стоит где-то внизу, в долине под горой. То есть там, где намного легче выживать и в доступных для него реалиях гораздо больше возможностей успешной борьбы за свое утверждение. Так примерно выглядит эта разница первого человека с нами, современными, а потому и самоутверждение в окружающей среде происходит с помощью разных посылов, оказавшихся в области досягаемости человека: древний носил на себе частицы мощей своих усопших предков, а мы копаемся во внутреннем мире материи. Но с помощью того и другого способа приобщения к Создателю люди стремятся к одному – счастью и выживанию, а поэтому обе составляющие имеют место одновременного выражения на природе человека в процессе эволюционного становления человечества. К сожалению, духовная деградация имеет место в среде людей, связанная с изменившимся образом жизни, поэтому мощи усопших предков, как инструмент духовной жизни, активность которой стимулируется тяжестью бытия, становятся менее востребованными. Но если на вершине единство неизбежно само по себе и обусловлено, повторюсь, тяжёлыми условиями для всех, то там, где есть деградация, жизненно важное единство вершины нужно поддерживать самому, прикладывая усилие, а поэтому естественное бытие вершины трансформируется во всевозможные инструменты для сохранения этого единства – так появился культ религии. Так оказалось востребованным возникновение общины, письменности, памятников архитектуры, захоронений, государственных образований. Так востребованным окажется аскетизм жизни в современного общества по образу и подобию той жизни, в которой пребывало человечество до двадцатого столетия. Просто всякое победоносное событие несёт в себе влияние и это событие невозможно без единства с Божественным. Если победа была без единства с Божественным в молитве, то это было лишь началом поражения с дальнейшей погибелью «победителей» и неизбежным исчезновением такого опыта. И мы его не знаем поэтому. Если некоторый набор культовых действий обеспечивает, несёт в себе качественное изменение к лучшему, то есть становится реальной победой в себе самом и над собой с помощью Божьей, то общество получает путёвку в будущее, оное живёт и продолжает нести в себе этот опыт, передавая следующим поколениям. Благодаря этому, в конце концов, к этому опыту приобщится всё человечество, ибо именно оное качество сделает людей одним единым народом. Вот в каком направление происходит наращивание полноты Божественного присутствия, благодаря коему обуславливается жизнь. (То есть сам по себе экуменизм – это преступление против народов, ибо несёт в себе как раз иное: люди отвлекаются на формальное, благодаря коему народ остался на первобытной стадии его бытия в ущерб тому качественному, что утверждало жизнь народов с данной самой сильной формой исповеди Бога и соответствующему высокому уровню развития цивилизации, то есть, благодаря смешению, чистота смешивается с нечистотой). Вся история человечества – это именно эволюция форм (на основе практического опыта выживания) к более полному приобщению к Божественному через Его свойства-эоны. Об этих свойствах-эонах них есть смысл сказать вкратце, чтобы быть потом адекватным в своих дальнейших суждениях.

Для этого следовало бы проследить сам путь становления. Представим себе древнего человека обозревающего Вселенную. Что предстает перед его взором? Для ответа на сей вопрос, сделаем некоторое заключение о том мире, который мы назвали берегом в системе берег-река с текущей водой. Как его увидеть, этот берег? Как распознать его влияние? Потусторонний мир есть и если он есть, то как-то свидетельствует о себе. Но где его проявление в окружающей нас среде? Что он есть? Где эта дверь, через которую можно войти в этот мир и обнаружить связь с Богом? Что из всего окружающего нас мира наиболее близко предстоит к Божественному в Его порядке субординации? Может быть эти камни? Эти вулканы или реки? Эти деревья или что-то ещё? Как Его увидеть в окружающей реальности? Понятно, что ответы на эти вопросы не могут быть даны экспериментально, но только на основе жизненного опыта. И далее, первый человек не мог целенаправленно искать наиболее сильное свидетельство о потустороннем мире, ибо ему надо было каждый день искать пропитание и защиту. А влияние Божественного, как адекватное и несомненное свидетельство о Нём в образе жизни могло проявиться лишь как счастливая случайность, облегчение трудной участи простым везением. Влияние Божественного могло проявиться только как более успешное, результативное творчество в делах. Что-то иное не востребовано, а потому не может быть воспринятым, как нужное. Большая результативность явлена нам в видении одному старцу. Группа бесов прикладывая огромные усилия волокла опавший лист дерева. Результативность этого действия почти на нуле, в то время как Бог во грехе вообще бездействует, но результативность этого – вся эта видимая Вселенная. Таким образом, счастливая случайность – это есть высочайшая результативность по минимуму затрат и деятельности. Чем ближе подобие наше Богу, тем результативность лучше. К примеру, охотник пытается добыть зверя. Если выстрел не точен, то приходится стрелять ещё и ещё. Хотя можно было бы все сделать с первого выстрела. Жизнь – это такой вечный биатлон. Эта формула должна работать.

Все случайности бывают либо счастливыми, либо не счастливыми. Счастливые случайности абсолютны лишь во Царствии Небесном. Они там в каждой микроне бытия, а потому всё что бы не делал – все то счастливый случай есть. Только запретный плод не вкушай. И наоборот, в аду счастливую, а потому животворную случайность получить почти невозможно. Проведём аналогию. Человек оказался в воде и для того, чтобы жить как прежде, ему надо удерживать голову над поверхностью воды. То есть также как и до падения в воду человеку надо пребывать во Царствии Небесном, видеть Солнце и вдыхать в себя жизнь. Для этого человек делает движения руками и ногами в поте лица. Удержание головы над водой богословы назвали экстазом, что в переводе на русский означает выход из себя. Дадим более общее определение экстазу. Хорошие бытовые условия, которые человек научился создавать благодаря научному прогрессу – это также есть прообраз той самой потребности человека видеть Солнце и вдыхать в себя жизнь, удерживая голову над водой. Человек движет мысль и все вокруг ради бытия своего на Вершине вершин – во Царствии Небесном. Какое-то иное применение научному прогрессу – есть убийство живого. (Это определение счастливому случаю нужно запомнить.) То есть те же самые дела, но при влиянии Божественного должны идти лучше. А так как всякая ошибка совершается по вине самого человека, то и верный ход – также в его власти. О сверхестественном тут нет смысла как-то говорить. Ну не мог он искать инопланетные цивилизации, к примеру, и многое такое пустое, чем ныне заняты учёные – ему надо было реально бороться, выживать и на основе своего опыта жизни выстраивать суждения.

Для того, чтобы дать определение счастливой случайности, следовало бы более просто сделать комментарий к мысли отца Андроника (Лосева А. Ф.), опубликованной в его работе «Хаос и порядок». Дело в том, что сам факт чувственно воспринимаемого бытия частицы свидетельствует о том, что оная наделена полнотой замкнутого кольца. Но общеизвестно, что всякая полнота абсолютно многогранна. Все грани полноты различным образом воспринимаются органами чувств. В поле возможностей человеческого организма адекватного функционального восприятия попадает лишь малая толика от всей многогранной полноты, но это совсем не означает, что все остальные грани не существуют. Материя, выказывая одну сторону своего бытия как данное, только с помощью случайности свидетельствует и об остальных сторонах или гранях, которые напрямую ускользают из чувственной сферы человека. Предположим, что возник малый источник стороннего влияния. Как только он возник, так сразу появились случайности, бытие которых трудно объяснить, но они свидетельствуют о том, что их бытие что-то стимулирует. Так, например, влияние Луны не распознать чувственно, но увидев приливы-отливы морей, мы узнаем о наличии источника влияния. Называя непредсказуемое явление счастливой случайностью, отец Андроник хотел тем самым сделать намек на то, что есть источник счастья. Именно счастье своим влиянием вызволяет из небытия в бытие эту окружающую материю, обуславливая случайности, которые утверждают жизнь. То есть, надо полагать, для того, чтобы творить, человек должен быть счастлив, ибо вне его человек не только творить, но даже жить не может. Тогда время было такое, что откровенно говорить о Боге было нельзя, а потому он подталкивал читателя к этой мысли. А опыт жизни со временем покажет именно то из всего сонма вещей, окружающих нас, что наиболее адаптировано под естественную потребность человека идти в счастливое будущее и оказаться там, в радостной вечности.

Исходя из самого основного свойства жизни (то есть жизнь является проводником Божественного), можно судить о том, жив человек после смерти или нет. Для человека станет значимым только то, что наиболее живительно и жизнеутверждающе, свидетельствует о влиянии Бога из мира мёртвых на мир живых опосредовано останков когда-то живших любимых и любящих нас людей. Понятно, что это будет некоторое специфическое влияние, которое надо бы как-то распознать. С другой стороны, ведь это именно та дверь, в которую уходят усопшие и если есть какой-то диалог, то только через эту дверь. Должно стать также ясным важное: либо они победили стихию мира, вышли на берег из общего течения вод и жизнь не утратили, пребывают там, оставив нам ворота в ту реальность, из которых исходит влияние. Либо были увлечены течением потока стихии мира, зацепив души за распущенность при жизни. Почему исходит влияние? Потому что над Божественным силы тления и перемен не властны, они так и остаются и по-прежнему источают что-то такое жизненное. Хотя, когда мы говорим об энергии, то стоим на антропоцентричной позиции, ибо на самом деле излучения никакого нет, но есть специфически выраженное взаимодействие двух реалий. Но, чтобы не вносить путаницу в суждениях, продолжу говорить на том языке понятий, который нами адекватно воспринимается. А реальное положение дел оставим для квантовой физики.

Жизнь является проводником Божественных энергий и если при жизни человек эти энергии трансформирует в разнообразных формах жертвенного служения окружающим и окружающему миру, то после смерти живому для Царствия Небесного трансформировать эти токи жизни в какую-то деятельность уже не представляется возможным, но влияние любви остается. Божественное присутствие свойственное степени близости человека к Богу не утрачивается. Это не те токи, которые, по сути, есть перевоплощенная энергия Солнца. Ведь солнечная активность в пределах земного может быть куда-то направлена: или на разрушение, или на созидание. Так вот влияние, исходящее от этих врат, может иметь только такое созидающее значение, ибо чего-то иного в этом бытии, кроме Божественного, нет ничего. Если оное есть, это влияние, то это будет только такое – через созидание, выраженное в самых разнообразных формах: любовь, везение (как жизни утверждение), радость, умиротворение, прощение, правильный выбор, настрой к подвижничеству, поиски обустройства хорошего быта и так далее. А если нет влияния или, скажем точнее, очень слабое, то хаос так и остается хаосом, а потому влияние этих врат не распознается. Врата – это мощи отживших свой век людей. Отсюда можно судить о том, куда попал человек после смерти. Если влияние есть, то его душа близка к Богу.

Жизнь имеет ещё и иную характеристику: возрастание или постоянное движение по верному пути к Богу. Каждый день человек должен становиться все ближе и ближе ко Творцу, так что в самый момент смерти человек призван оказаться наиболее близко к Нему. Предки оставили отпечатки своих ступней, то есть свой след, свою дорогу, свой путь в виде мощей. Сам факт, что люди жили сообществами, свидетельствует о том, что было нечто такое, что обуславливало их единство, мир совместного сосуществования. То есть это не как у зверей – родился и ушёл навсегда. Это объединяющее всех чувство у людей ещё более сильное в максимуме возможного, поэтому те, кто шёл по верному пути к Богу, неизбежно был наделён именно этим чувством. Кто-то иной с иным сложением духа был чуждым сообществу и не мог давать потомство, а потому что-то иное до нас не дошло, как прерванный эволюционный ток. Но и это ещё не предел. В той степени, насколько этот путь верен и правильный, в той же степени он живительный, сохраняющий живое, в той же степени сильнее его проводимость Божественного из того мира в этот. Ведь усопших много и много из них так и осталось в реке страстей плоти или может быть остались с искалеченными душами. Иными словами, такие тоже имеют влияние на судьбы человеков, но уже в иную, воспринимаемую относительно диаметральную сторону – сторону хаоса. А может влияние настолько слабое, что хаос не становится порядком. Если всё это сказанное имеет место во Вселенной, то очевидно оное должно проявить себя в окружающей реальности. Вот мы сделали некоторое предположение согласно логическим рассуждениям. То есть, если есть Бог, то влияние Его на наш мир живых разнопланово может более всего проявиться только через останки усопших, которые при жизни имели наиболее сильную праведность и чистоту духа. Теперь посмотрим, что мы имеем на самом деле.

Для более адекватного понимания этого вопроса дополнительно следовало бы ответить на другой вопрос: что есть это такое влияние мощей усопших предков? Мир сам по себе состоит из двух реалий. Одна из них является чувственно распознаваемым инобытием. Но обе из них присутствуют в каждое мгновение времени во всяком явлении. Точка и прямая – носители Божественного свойства постоянства, но в различных реалиях Вселенной, но обе так и остаются одним и тем же тождеством, но в разных природных условиях. Таким образом, Солнце просто оттягивает от настоящего естества человека часть природы, делая её несколько извращённой однобокой не гармоничной. То есть более всего стимулирует некоторую грань, из-за чего возник человек. Парадокс, но сие согласуется с опытом жизни, ибо Бог в каждом из нас. Тут надо сразу понимать, что не может разрушение созидать и мы едины в Боге, но ведь различны в стимулирующей в нас природу – в солнечной активности. Мы несем в себе образ того взрыва, который каждое мгновение имеет место быть на Солнце, несем в себе образ сразу двух и иной составляющей естество Солнца, и процесса взрыва.

Теперь обратимся к земной реалии. Если солнце, как свойство Бога, просто дарует энергию для жизни организма, то для некоторой степени Богу в свойстве вечности необходимо ходить там, где нет покушения на вечность, нет ничего такого, что пыталось изменить. В тех сложных условиях первобытного мира, для которых характерна абсолютная непредсказуемость и опасности, востребованным логическое мышление было менее всего, но только интуиция. Поэтому тут речь идёт о таких свойствах Творца, которые наделяют человека определённой степенью везучести. Настрой на подвижничество, создает некоторые душевные комфорты, которые обуславливают везучесть, тем самым устраивая некоторый специфический порядок вещей, понимаемый нами как космос, украшение, красоту эстетическую, а не логически верно сложенную. Эта красота нами воспринимается как Божественная, ибо везучесть всегда там, где есть живое присутствие Творца. Иными словами, образ красоты всегда не рукотворный, и видим эстетическими гранями живой души. Это видно хотя бы из того, что душа наслаждается никак не симметриями и правильными, логически выверенными предметами. Мы смотрим на мир с совсем иных позиций, а потому все логически выверенное нас даже пугает.

Образ красоты всегда не рукотворный, и видим эстетическими гранями живой души, а это, надо сказать, важное позитивное условие для решения трудных задач. В противном случае даже говорить об этом не имело бы смысла, ибо в природе не может быть сверхестественного, выходящего за рамки бытия природы Творца. Причем это влияние очевидно и обозримо может адекватно проявить себя только в данном качестве и никаком более. Жизнь – это сущность. Это явлено нам в математическом корпусе несколько упрощённо. Если логически верно сложенная цепь суждения – это всегда прямая линия с началом, но без конца, то противоположность этому всегда есть движение, удерживаемое от логического развития. Таким образом, сразу две составляющие укладываются в одно – в движение по окружности, которая против всякой логики.

Что такое везение? Везение – это чудо счастья. Везение – это такая категория реальности, которая присуща только жизненной Сущности. Вне оной везение просто немыслимо, ибо в данном случае речь идёт об акте непредвиденного торжества жизни над смертью. Это такая закономерная случайность, благодаря которой живое продолжает существовать в данной форме и в данных обстоятельствах без серьёзных утрат. Это то, что оказалось вне нашего очевидного уразумения и при этом утверждает наше земное бытие. Очевидно, что, если счастливая случайность, как утверждение живого в данной сложной ситуации, может либо возникнуть, либо нет, то во Царствии Небесном, царстве полного счастья, счастливая случайность или везение гарантирована абсолютно на все сто процентов вне завимости от порядка вещей. То есть степень приобщения к Царствию Небесному становится определяющим фактором появления счастливых случайностей, оные исходят только от Бога и Его Райских Обителей, как естественной среды обитания человека. Ведь по грехопадении эта естественная среда так и остается условием жизни, а потому счастливая случайность так и остается востребованной жизнью, оная есть условие её бытия в земных условиях. Теперь остается пояснить, что такое случайность? Прежде чем ответить на этот вопрос следует ответить и на другой: какие бывают случайности? Случайности бывают хорошими или плохими. Как бы жизнь наша вся состоит из них. И тут тоже работает ещё один закон природы, описанный ещё древними греками: подобное стремится к подобному. Например, животные собираются в стада или группы по своему виду каждый; газы к газам; жидкости к жидкостям; твёрдое к твёрдому и так далее. Каким должно быть естество человека, чтобы к его подобию стремились бы ему подобные, счастливые случайности? Понятно, что он должен быть счастливым, причем только в Боге, должен быть уже при этой жизни жителем Царствия Небесного. Не потом, после смерти как воздаяние, а уже сейчас должен жить тем миром и его природными реалиями. Счастье людей всегда может быть лишь в одном случае – если человек уверенно видит своё будущее, если его не тревожит неизвестность грядущего, ему всё понятно и он ещё владеет самим собой. То есть счастье людей не в сытости и комфорте жизни, а в уверенности в себе, обретённое через победу над самим собой (везде надо добавлять, что с помощью Творца!), благодаря чему всё обозримое ему подвластно. А сытость и комфорт – лишь самые последние сопутствующие, прилагаемые и не самые важные, и в то же время неизбежное дополнение для его счастливого бытия. Состояние духа характеризуется поведением: либо победа над самим собой, либо умный поступок без понуждения себя. Более лёгкий выход из трудного положения и жизнь в постоянной тяжести, в некотором смысле являются антагонизмами. Получается, что дураки всегда живут в трудностях, а умные их избегают. Но в знаковых ситуациях не всегда есть выход из положения для умного, а тот, кто много терпел и понуждал себя – тот окреп физически и нравственно, и духом. А так как идти на трудности подталкивает интуиция, то ко всем этим слагаемым нужно добавить ещё и способность выживать, ибо очень часто выход из положения требует лезть на гору с названием Голгофа, а не обходить её стороной. Ведь сие важное обстоятельство дарует возможность свободно и легко стоять на некоторой тяжёлой точке хорошего обзора – на высоте, на которой всегда трудно. Высота – это то самое место, с которой открывается вид на происходящее внизу, всё сливается в одно единое целое гармонии, между какими-то отдельно взятыми обрывочными понятиями, при созерцании сверху, вдруг просматривается связь и смешной дурак становится «другом парадоксов». Тяжело дураку, но так как он силён, то этого просто не замечает, ибо для него это естественное, также как простое пережёвывание и переваривание пищи, когда-то в далекие времена становления цивилизации было также огромной трудностью, но со временем обрело привычное. Тяжела жизнь на вершине, зато все вокруг оказывается в области обозрения и тяжесть жизни для него естественное дополнение, а именно эта тяжесть становится относительной, а потому не становится трагедией. Каждый самый ленивый несёт какую-то тяжесть жизни, только он её не воспринимает как тяжесть, но это не означает, что её нет совсем – оная просто хорошо адаптирована под возможности тела, то есть относительна. Умный думает, как все устроено, а дурак просто это устроительство видит с высоты и не ошибается в отличие от умного – потому и везёт всегда. Этот момент выразился в течение всей истории человечества – человека постоянно гнался за трудностями жизни, он всегда искал свою вершину – свою Голгофу, как естественную потребность(!), активированную общением с Богом, где побеждал себя, свою греховную природу, благодаря чему ему открывалось видение низлежащего мира и он обретал возможность созерцать верные пути. Тот, кто на вершине – тот видит всё и он «гений парадоксов друг». Кто под ней – ничего и жизнь его сплошной «и опыт сын ошибок трудных». Просто каждый выбирает тот путь, который оказался в его области обозрения и в сфере его функциональных возможностей. Понятно, что побеждает тот, кто, даже при относительно малых функциональных возможностях, обладает большим выбором путей решения проблем и задач. Что и выразилось на природе человека эволюционно. Применительно к древнеславянской истории этот момент несколько тысяч лет назад стал знаковым, тогда многотысячные толпы переселенцев, гонимые умными решениями не бороться со стихией, а начать обживать земли с теплым климатом, ринулись на юг и расселились на территории современной Индии. Соответственно и религия оказалась стимулирована не законом, которому подчиняется счастливая случайность, а правилами поведения в обленившемся обществе.

Так что же такое случайность? Случайность – это первые сигналы обозримой неизбежности. Если вы, к примеру, зашли в воду, то не надо говорить о том, что стали мокрыми случайно. Если вы чистые сердцем, то автоматически всегда будете жертвовать всем нуждающимся, будете не хитрить, а откликаться на любую просьбу, будете отдавать, а это и есть страдание, прообраз уверенного восхождения на свою Голгофу. Высота дает поле обзора, в котором лучше всего открывается верный путь. По этой причине то, что для пребывающего на высоте обозрения является закономерным и обыденным, то для человека-материалиста невообразимая случайность, граничащая с чудом – так появляется новое понятие. Таким образом, та самая невообразимая случайность, благодаря которой появился человек на планете Земля или даже чудо, на самом деле естественное и обязана своим бытием высотой Божественного. Следуя тому же принципу от самого зарождения Вселенной жизнь ваша станет сплошной счастливой случайностью, ибо дуракам всегда везёт – они, хоть и глупы, но видят перед собой дорогу. Это неизбежно и каких-то особых чудес тут тоже не наблюдаю. Просто жизнь так устроена, что либо надо самому жертвовать ради её торжества, либо ради своего торжества оная насильно сама возьмёт у нас всё ей необходимое. В первом случае, бытие становится везением, во втором – трагедиями, которые мы воспринимаем как невезение. Если опять вернёмся к трудности бытия, то дадим адекватное определение невезению – это попытка вернуть человека в естественную высоту вершины, где человек должен пребывать. Только и всего. Как можно назвать везением то, что человек стоит на ступне, у которой кожа толстая – счастливое совпадение? Ведь в иных частях организма толстой кожи нет. А если человек окажется в таком положении, когда будет касаться земли иной частью тела, где кожа тонкая – тогда как? Это уже будет невезением. То есть быть в положении стоя – это естественное и при этом самое трудное, но именно стоя человек, высвободив руки, имеет возможность делать самые важные свои дела. Именно по этой причине, Бог заповедал в поте лица добывать себе этот хлеб насущный, дающий жизнь и, который мы называем здесь везением. Эти вещи следует говорить таким языком понятий, чтобы быть понятным.

Человек изначально жил в Раю не только потому, что ему это дал Бог, а ещё и потому, что к этой среде жизни он был приспособлен чистотой сердца (по образу Божьему от постоянного внимания на Него), а потому его везде преследовали счастливые случайности. В последующем после грехопадения времени, неизбежно эволюция шла именно так, что живое ко всякой несчастливой случайности становилось все более и более адаптированной, то есть всякая грубость по отношению к жизни встречала свою ступню с толстой кожей в организме человека. Так-то жизнь всех бьёт одинаково, просто для одних это рабочая повседневность, обстановка, реальность, а для других, всех остальных становится сломленной судьбой и невезением. Таким образом, в этой Вселенной нет ничего такого, на что человеческая природа не имела бы своей ответной защитной реакции. Даже на температуру в миллионы градусов.

Если ближе всего к небу находится голова, то автоматически стопы ног будут соприкасаться с землёй. Это, как прежде сказано, уже не случайность, а реальность и закон. Земля из всей прочей окружающей среды наиболее опасна для жизни, ибо в ней более всего болезней, грибков и опасных насекомых. Но в процессе эволюции сложилось именно так, что кожа ступней твёрдая и наиболее адаптирована к этим воздействиям. То есть счастье человека – это ежедневная победа над собой, когда нужно стоять, блюсти Богом откровенный порядок, когда всё вновь и вновь занимает своё естественно-адаптированное к нагрузкам место (голова ближе всего к небу, а всё остальное самопроизвольно занимает своё место), ибо каждой опасности и каждому покушению на природу человека в организме сформировалось и соответствует своё противоядие (и оное должно быть на своем месте в нужный момент). И нет в этой Вселенной чего-то такого, чему не сформировалось своё противоядие на протяжении мириад лет. Если высшая инстанция человека находится в единении с Высшей Инстанцией Вселенной, то автоматически всё остальное занимает своё естественное место. И даже самая страшная Голгофа теперь уже имеет свою ступню и даже в этом случае счастье человека не разрушено и святое Воскресение Христа – на самом деле естественное положение вещей, воспринятое как чудо. Просто что-то иное – погибель, даже если всё вокруг роскошь. Так вот Православие именно в этом и именно в этом значимость его для утверждения экономики. Нужен труд молитвенный в активном сопряжении с физическим, то есть труд в такой кондиции, когда человек пребывает и на самой высоте над обозримой вселенной, как естественное состояние для организма человека, и одновременно вместе с этим высшая инстанция в духовной жизни пребывает в единстве с высшей инстанцией во Вселенной. Стоять либо на земле, либо на производствах с горячим стажем, возле мартена, либо на боевом посту – на всё это «бремя Мое легко есть», если единственное условие соблюдено, то есть если самая высшая инстанция в человеке находится в единстве со своим подобием во всей Вселенной, то всё остальное неизбежно занимает свое естественное место, ибо для всех воздействий стихии имеется эволюционно сформировавшееся противоядие или наиболее адаптированная к такому воздействию или яду стопа. Это выглядит как везение, как счастливая случайность соответствий, хотя на самом-то деле все неизбежно и закономерно. Если мы начнем рассуждать об этом же в иных критериях, а именно в критериях счастья, то всякое воздействие становится стимулятором радости, при условии, что разум пребывает в естественном ему единстве с Богом. Если единство нарушено, то и воздействие становится уже диаметральностью – болью. Единство разума с Богом без стимуляции приводит к упадку веры, ибо без черного нам не понять что такое белое. Поэтому хорошие условия труда с высокой техникой безопасности, в чистоте и уюте – это совсем не одно и то же с хорошим бытом. Хороший быт – это грех, также как нож в руках преступника – опасность. В этом труде не призываю к восхождению на Голгофу, ибо всё уже исполнилось. Но быть соратником к этому Подвигу должен каждый в соответствии своим возможностям и в соответствии с профессиональным долгом. Подвиг несения Креста надо адаптировать в уникальной специфике профессиональной деятельности. Православие не призывает что-то менять формально во всех структурах общественной жизни, то есть пусть вообще ничего не меняется, только теперь человек должен получать радость от исполнения своего долга, он относится к своим государственным, общественным делам лучше и с любовью. К сожалению, очень часто мы приобщаемся к этому Священному Таинству без терпеливого несения скорбей и понуждений – такое причастие будет в осуждение. Даже если богатый, то можно пребывать в ограничении приема пищи или каких-то иных формах аскезы. Аскеза – это не упражнения выработки силы воли, а под наблюдением опытных духовников Церкви – это ещё одна возможность испытать радость. Вне этой радости аскетическое делание становится грехом и даже преступлением перед самим собой и своими близкими. Человек идет «не против крови и плоти», а против противоестественного для неё.

Так как жизнь – это не закон, а присутствие Бога, явленное нам во множественных проявлениях форм в полном согласии с законами природы, то счастливая случайность всегда есть утверждение только живого, а потому может иметь место только там, где присутствие Божественной Сущности имеет место быть, где Она имеет свое живительное влияние. Тогда закон будет работать, как утверждение Сущности в данных реалиях, как трансформация Божественного, а именно Его Сущности в окружающий мир. Это и есть везение, как чудо торжества жизни там, где, казалось бы, оная просто невозможна. Если нет Божественного присутствия, то и тот же самый закон уже работает совсем в иную сторону – уничижает жизнь даже там, где казалось бы смерть невозможна. Так как Энергии Духа Святого есть жизнь, то даже смерть становится счастливой случайностью, как переход к более совершенному бытию, как совпадение трёх воль Бога, самого человека и дьявола. Смерть – это последняя жертва самого себя и то, как это происходит в самый ответственный момент и то, насколько оная естественно вписывается в самый этот образ повседневной жизни умирающего, свидетельствует о многом. Если человек также осознанно это делает – ради того, чтобы всем было хорошо, как акт служения, то он утверждает для себя следующую счастливую случайность, благодаря которой он остаётся жить во Царствии Небесном. Если он цепляется за все и всех ради самого себя (ищет каких-то доноров соков жизни) – это означает, что душа его видит пропасть, свою погибель, с тем багажом грехов остаётся в этой текущей пучине, а потому испытывает панический страх – природу не обманешь. Просто там уже, в этой бездне не будет этих доноров, отдающих соки жизни. Это всё перечисленное есть аспекты, позволяющие судить о мощах усопшего человека, как о двери, как о проводнике в жизнь вечную, туда или в ту сторону, откуда либо адская бездна веет своим холодом, либо Сущность Божественного оказывает на нас влияние. А так как мощи усопших имеют реальное обозреваемое неуничтожимое даже смертью влияние, то отсюда следует, что самая реальная и настоящая жизнь находится не здесь совсем – не на земле, а там, в загробном мире, влияние Сущности которого так хорошо созерцается здесь в этой жизни опосредовано мощей усопших и при этом только праведников. То есть в этой земной реальности все такое шаткое и временное только лишь по той причине, что является противоестественным вечности и абсолютной устойчивости, неуничтожимой Божественной Природе вечного. Влияние Божественного на земные события истории человечества исходит от мощей усопших праведников, а потому именно они обеспечивают жизнеутверждающее везение!

Можно рассуждать несколько иначе. Жизнь наделена свойством проводить Энергии. Если Бог действительно есть, то, что нам передается от Него по наследству от родителей? Наши родители дают нам природу, которая наделена свойством временности. Временность также имеет различную степень подобия Божественному. Мягкая ткань временна в одном, но вечна в другом, в то время, как кость сохраняется более продолжительно в одном, но временная в другом. Божественное же наделено свойством абсолютной вечности во всем, а следовательно, мягкая ткань и прочная кость, с одной стороны, различные образы твердости или постоянства, различные способы свидетельства о свойствах Абсолюта, а с другой свидетельства о поражении первородном грехом. Божественное всегда неуничтожимо есть по определению, а потому, если что-то передается по наследству, то в первую очередь только это. Божественное чувственной природой распознать невозможно, но только через Его промысел. И если Божественное реально существует, то неизбежно должно быть получено по наследству от родителей, как функционально востребованное, ибо сие есть Божественное по определению. То есть по определению самой физиологии человека это такие же соки жизни, которые мы получали от матери через пуповину, а точнее они там присутствовали и не могут быть прерваны после родов – это также по определению свойств Творца. Если пуповина, питающая младенца во чреве имеет временное бытие, далее материнское молоко более продолжительное, и далее до 16 лет родители кормят ребёнка, после чего он выходит в мир и на этом, следует сказать, донорство в аспекте временности не заканчивается и постепенно выкристаллизовывается то, что реально вечное. Природное имеет временное бытие, а духовное – вечное и непреходящее. То есть согласно определению о Природе Творца и согласно свойствам Его Естества родитель кормит дитя даже после своей смерти чем-то таким, о чём сложно говорить. Человек пришел из небытия опосредовано родителей своих и должен пребывать в единстве с небытием через них же и даже после пребывания на земле. Иного чего-то, кроме родства с Богом через своих мать и отца, человечество не ведает и ведать не может, также как рыба в реке не ведает иного пути в океан, кроме движения по самой реке. (Согласно этим суждениям получается, что колдунам и ворожеям лучше детей не иметь). Если это Божественное востребовано как прямое условие жизни, то связь должна быть обозначенной в реальности, а потому обязана быть распознанной. А если этого нет, то нет и распознания. Опять, следуя некоторым суждениям, нам ясно открывается путь через врата во Царствие Небесное. Но опять же, это чистая теория, но как оная проявится на практике?

Сам по себе родитель может быть только лишь проводником Божественного для своих детей. Если что-то и есть от временной природы, то оное не задерживается ввиду своей временности и уходит. Ничего более кроме того, что дает Творец, он давать своему дитя не может. После грехопадения человеку, чтобы давать только доброе своим детям, пришлось отделять доброе от злого. То есть мы все добываем этот плод познания добра и зла, только теперь, чтобы быть приобщёнными к добру, следует его отделить от злого. Ради этого работает в человеке пищеварительная система, ради этого мы готовим пищу перед едой, ради этого мы вычленяем из вселенной и заготавливаем стройматериал (чтобы строить жилище), ради этого мы создали научно-техническую революцию, ибо плодом познания добра и зла стал весь мир. Так вот отделяя доброе, то есть Божественное, от всего остального мы даем это детям и учим их тому же самому. Следовательно, чтобы познать мир и выделить из него Божественное нужно иметь понятие о Божественном, нужно сильное качественное приобщение к Божественному. Повторюсь – качественное, а не ритуальное, фиктивное, бумажное, напускное. Вот именно это естество передается нам от наших родителей – Божественное дыхание жизни, доставшееся от первого Адама и оное, как свойство Божественное, является непреходящим. Бог «… Дух дает во главу человека, ибо через Духа мы видим, слышим, говорим». (св. Ириней Лионский «Против ересей» гл.5, 20:2). Оное навсегда и именно опосредовано оного мы можем распознать Божественное вокруг нас и потом умом выделить Его из стихии. Ум нам дан только для этих целей.

Бог велик абсолютно и познание Его из-за этого невозможно, а с другой стороны, познание Творца – жизненная необходимость. Точнее это происходит каждое мгновение бытия человека на Земле. Вопрос лишь в том, что во всей абсолютной многогранности Господа в земных условиях нет место тому воспринимаемому как хаос, о котором свидетельствует Священное Писание. После грехопадения «лишь бы все было хорошо и всё жило, не важно каков порядок вещей» уже не работает, и, чтобы сложилось жизненно важное единство живого Бога, необходимо соблюсти условие подобия Ему: единство трансформируется в неразрывную последовательность, в которой что-то жизненно востребовано в первую очередь, а что-то потом. Каждая грань Его специфично приобщает к вечности. То есть тут субординация порядка вещей. Сам по Себе Творец – это абсолютное постоянство, неизменяемость во всех отношениях, а потому именно это качество адаптируется в цепочке последовательного развития, которое физики называют Законом Сохранения. Иными словами, Божественная энергия похожа на клубок ниток, который превращается в нить и потом опять становится клубком ниток, скручиваясь в шар вновь, то есть постепенно и последовательно трансформируется в самые разнообразные красоты мира (одежды Его). После грехопадения человечество имеет возможность приобщения ко всей полноте Божественного только через эту нить, постоянно выделяет её из всего того, что попало в поле зрения человека. Ныне, это обрело новые высоты совершенства, оформившиеся в НТП. (Только опять же если не происходит нарушение главного принципа нежности, когда человек берёт от жизни в допустимых пределах). Мы передаем своим детям ту Божественную нить, которую приняли от своих родителей, благодаря чему человечество имеет способность отделить Божественное от инородностей Ему. Именно этим самым качеством наделены мощи усопших праведников, от которых исходит Божественное веяние. Ведь наша жизнь – это тот самый постоянный разбор Божьего жизненного от всего остального омертвелого, безжизненного. Это тот самый труд в поте лица, о котором заповедано Богом из-за грехопадения, только выраженный не только в том привычном для нас понимании этого словосочетания, а также на самой природе нашего организма, который тоже перемалывает продукт, адаптирует его под возможность освоить энергии, высвободившееся от переработки этого продукта. Мощи святых праведников, с которыми мы имеем дело, помогают нам не утратить это важное качество не спутать плоды Божественные с теми, которые нам преподносит дьявол в самых различных перевоплощениях.

Жизнь поражённая грехом не может пребывать во Царствии Небесном, а потому чтобы не погубить её Бог удаляет её на некоторое безопасное расстояние. Просто удаляет, чтобы сохранить живое, но не творит убийство. Бог никого не убивает, но выводит из Царствия Небесного ради того, чтобы на человеке до конца был исполнен замысел. Также пророк Моисей перед тем как подняться на гору Синай дает указание, а именно отделяет сильных праведников своего народа от слабых, чтобы в его отсутствие развращённым людям не быть побитыми камнями и дать возможность исправиться и жить, как все.

Познание Бога в естестве природы поражённой грехом возможно лишь в той степени, в какой Бог ради безопасности человека подпускает к Себе и потому на природе, ослабленной скверной греха, выражение полноты Творца необходимо только лишь постепенное и в меру возможности природы отпечатывать этот «след Божий», то есть по чуть-чуть, как проявление нежности (нежность – это свойство любви Божьей). Нарушение последовательности и нарушение этого принципа неизбежно становится погибелью. Мало-помалу каждый из нас раскручивает этот клубок, постепенно приобщаясь то к Его одной грани, потом к другой и далее ко всей полноте Его, при которой самая эта физическая смерть – лишь новая ступенька, скрывающая полноту живого, полноту свидетельства о Господе. Это новое качество, перешедшее из определённого количества – мы постоянно умираем и вновь рождаемся в ином естестве не изменяя основному принципу всего живого – возрастанию.

То есть человек все вокруг, всё несущее в себе Божественное, адаптирует под естественные запросы своего ребёнка, вычленяет из всего вокруг Божественное и Оным наделяет дитя. Хорошо все то, что хоть как-то утверждает живое. Только одно может быть более временным, а другое более вечным, а Божественное в чистом виде, без всяких примесей, свойственных злу, наделяет человека и детей его ещё одной важной гранью Божественного – вечностью. Дает новый толчок, вновь стимулируя постоянно угасающую жизнь пораженную грехом. (Таким образом, становится очевидным, что детей рождают по-разному. Дети по плоти требуют отделить Божественное из продуктов питания и окружающего материального мира. Есть дети, которым необходимо выделить Истину, как Божественное свойство, из хаоса свидетельств о Боге. А есть дети, которые получают Божественное в чистом виде, явленного Благодатью Божьей. Всякое приобщение к Богу несёт в себе экстаз, как сопутствующее свойство счастливой случайности или некоторого оттенка присутствия Царствия Небесного и чем сильнее подобие человека Богу, тем более вечным становится такое его экзальтированное состояние в реальности. То есть сам процесс «детопроизводства» в Боге несёт в себе Божественные радости). Это важные утверждения для обоснования влияния, исходящего от мощей угодников Божьих.

Итак, когда это все началось? Это началось во Царствии Небесном, да и потом по грехопадении замысел о человеке не изменился. Бог, в виду Его абсолютной святости, никогда не ошибается, а потому всякое Своё Слово произносит раз и навечно, а потому изменился только лишь этот образ пути обоженья мира через связующую все поколения людей нить. Если там, в Раю, было все сразу и одновременно, то теперь это качество бытия в единстве стало постепенной, последовательной, неразрывной цепью событий. И этого ещё мало. Бог велик и величие Его нужно адаптировать под запросы естества человека. Хотя, что адаптировать? Если сказать, что по грехопадении человечество потеряло все, это будет не правильно. Всё не утрачено, но изменилось в нашем мировосприятии, как отвергнутое нами. Что-то осталось в прежней возможности свидетельства о Боге и вот это «что-то» нетленно, неизменно, постоянно и передается нам от Бога по наследству от родителей – это то, чем мы все имеем возможность жить. Получается, что сама зримая нами природа, наделенная свойством временности, отдаёт дань и временному, и в то же время, как бы держится за вечное Божественное. Тут много сказано о Божественном влиянии опосредовано мощей усопших праведников, что эта грань Божественного связывает или должна связывать нас с теми временами опосредовано мощей усопших. По крайней мере, если этот момент имеет место в бытии, то должен как-то обозначится в реальности, он должен проявиться в истории человечества. То есть что нам говорит об этом сама практика?

Человек эту связь узрел! Что такое мощи усопших? Как-то включаю запись уже давно почившего Патриарха Алексея Второго, на которой он читает акафист Живоначальной Троице. Почему эта запись сохранилась? Потому что оная имеет значимость проводить Божественное, только как носитель Божественного, адаптированного к человеческому мировосприятию. Точно также возникла письменность, для того чтобы фиксировать духовный опыт, приводящий к разного рода успеху и победам в каких-то важных делах. Это такие вот своеобразные следы к победе, которыми ценит человечество и которые остались в этой реалии только лишь потому, что они имеют значимость для вечности живого. На том месте, где было Божье знамение обычно строят Храмы. Точно также обстоит дело с мощами усопших людей, носителей в себе трудно поддающегося осмыслению Божественного. Все мы люди едины с предками в одном общем, различны во всем остальном.

Так как дети становятся свободными от родителей только в постоянно усложняющихся формах, но никак не по сути, то человеку неизбежно было дано распознать это не формальное, а благотворное живительное сущностное влияние, это единство с теми людьми, кто уже отжил свой век. Причем это влияние мощей усопших на живых работает в том же с ракурсе, в каком идут процессы формирования эмбриона в утробе матери. То есть через это влияние живое имеет способность вести ту же линию отделения доброго от злого. Иными словами, живое имеет возможность вычленять Божественное или отделять то, что несет в себе живительную силу от всего того, что мертво есть по сути. Сами по себе мощи усопших – это не первопричина, а след когда-то прошедшей жизни, как бы натоптанная тропа, по которой лучше всего идти нам живущим. Это проводник из Царствия Небесного и во Царствие Небесное. Понятно, что из всех дорог мы выбираем самую правильную. То есть влияние исходящее от мощей работает в том же образе, в каком оное возникло в самом начале всех времён: направляет солнечную энергию не в хаос, а уже некоторую упорядоченную форму его, основанную верными решениями утверждения жизни. Тут нет необходимости особо что-то комментировать, но отчасти верно говорили даже самые радикальные материалисты эпохи Просвещения (в том же числе современная наука) о том, что организм – это есть высокоорганизованная материя, только добавить ещё надо было слова: поражённая грехом. Но какой бы высокоорганизованной материя не была, а все равно в ней есть общая для всех сущность, то есть некая постоянная, недвижимая точка отсчета (берег) и оная остается абсолютно непреходящей Божественной принадлежностью всякого живого и в пределах косвенного восприятия поражённой грехом чувственной природы. Мы видим только и только множественные и косвенные свидетельства о неподвижной точке отсчета (береге), как о первом самом простом элементе порядка, множественные грани коего выразятся во множественных формах выражения свойств берега в нашей реалии. Мы видим, что материя организована в живую структуру. То есть от тех далеких предков нам досталась эта неподвижная точка (грань Духа Святого, воспринятого человеком от Бога), а также направление эволюции развития живой структуры. Это все то, что наиболее удобоприемлемо любому человеку. Сама по себе точка отсчета, которую мы назвали в одном случае берегом, а в другом случае нолем, несет в себе бесконечный спектр возможностей в потенции. Вот этот бесконечный спектр возможностей в потенции, адаптированный по максимуму к природе живого человека через мощи усопших, столь важен для нас и именно это мы имеем способность распознать как влияние, распознаваемое в процессе жизнедеятельности человека, как стимулирующее счастливые случайности, столь жизненно важные и востребованные жизнью в трудных условиях.

Именно по этой причине наши дети становятся свободными от нас чисто формально, а наша сущность навсегда остается единой с ними. И даже не только с ними, но и с теми далёкими предками, которые давным-давно отжили свой земной век. Мощи – это такой же человек, с которым мы можем входить в общение и этот момент распознал уже древний человек. Просто диалог с теми, чьи мощи перед нами лежат, не может быть о том, что привычно для нас пребывающих в суете, но только о том, что жизненно важно в судьбоносных моментах. Их присутствие помогает совершить подвиг, то есть общение с ними деятельное, а не пустословие.

И вот тут следует немного подробнее провести исследования, чтобы можно было сделать нужные нам выводы. По условию, Божественное абсолютно безгранично и многогранно. Но как тогда в эту множественность вписывается единство и одиночество Творца? Представьте себе хаос. С одной стороны, хаос – это свойство всепрощающей любви Бога и, в некоторой степени, условие жизни, а с другой стороны, хаос есть смерть. Представьте себе, что вы на космическом корабле попали в Солнце, в саму звезду. Там хаос множественного проявления жизненных колоссальных энергий (ведь оные трансформировались на Земле во множество явлений по имени жизнь, то есть там на Солнце как бы максимум всего живительного). С другой стороны, корабль напичкан всякой электроникой и этот порядок для нас спасителен. Мы бережёмся от хаоса здесь. Являясь единосущными с тем, что творится за стенками космического корабля, мы в то же время бережёмся от все того, что там происходит. Это также как первый Адам прятался от Творца своего за ветви деревьев. Просто, когда мы воспринимаем Бога, то, как бы, созерцаем на Него через призму первородного греха, собственной слабости, греховной ничтожности, жизнь с коими возможна лишь при соблюдении порядка, ради не одновременного, а постепенного приобщения к полноте Божественного, ко всему этому максимуму всего живительного. Потому Бог для нашего разума – как бы точка, некоторое место. Это уже есть начало некоторого порядка, который укладывается в нашем разуме. Эта точка несет в себе и противоречия, укладывающиеся в гармонию (излучения происходит в абсолютно все стороны из центра, то есть излучение происходит также в противоположные стороны), и элементы сопредельности, и единства всего этого противоречивого (излучение происходит из единого центра). Поражённая грехом чувственная природа способна созерцать лишь некоторый фрагмент Божественного в пределах дозволенного её способностью, оная как бы вычленяет из абсолютного многогранного, множественного естества Божественной Природы, то, что подобно ей и вписывается в пределы ограничения этой возможности вмещать Божественное. Порядок – это только лишь одно из множественных возможных стечений обстоятельств бесконечного хаоса, то есть некоторый частный случай его. Если во Царствии Небесном всепрощающая, жертвенная любовь поглощает даже хаос, который прощён (пусть будет все как есть – лишь бы было все живым), то наша любовь несет в себе элемент эго в плохом смысле слова и следовательно хаос становится инородным. Чтобы жить нужна уже последовательность и субординация приоритетов вещей. (Хаос представляется нам отсутствием порядка по причине той, что как порядок он нам не воспринимается, хотя таковым является, ибо в Самой Живоначальной Троице семя порядка присутствует, также как и отсутствие оного по причине абсолютного величия). Хотя если оная ориентирована на Создателя всего, то любви Божьей сие не противоестественно. Потому мы видим Бога тоже в образе своей слабости – в образе своего эго. Вместо того, чтобы общаться с Ним и обретать Его Образ, мы прячем свою слабость, как форму живого, которая также имеет право на жизнь. Мы прячемся от Него за деревья и прикрываем свою наготу «опоясаниями из смоковных листьев». Он вездесущий, Его берег везде в обозреваемой Вселенной. В принципе, этот хаос явлен везде, а всякий порядок не инороден ему, так как является частным случаем стечения обстоятельств хаоса. Созерцая мир, мы видим то, что наделено удобным для нашего эго порядком. Речь идёт об эго с природой поражённой грехом, а потому в пределах её что-то можно взять у древних эллинов и из древней индийской традиции, но только в пределах обсуждения о природе, поражённой первородным грехом. Нельзя также выпускать эту категорию обсуждения за пределы допустимого для неё, а значит утверждать, что хаос и безграничность есть Бог – ошибочно, ибо Бог всё-таки несёт в Себе все грани этого бытия, а потому в границах абсолютной простоты имеет также другие составляющие: и порядок, и субординацию в Себе Самом. Всякий перекос в представлении начала начал порождает разрушение мира, а так как ныне материализм восстал на жизни человечества, то нашей задачей становится загнать его в естественные для торжества жизни пределы вновь. Тем мы победим фашизм основательно.

После этого замечания становится ясным, что созерцая мир через такую призму разумного обозрения окружающего нас бытия, разумно мы видим Божественное в образе своего подобия, то есть греховной ничтожности – только точки, то и свидетельствовать оная может о Боге, только в её естественных пределах – не быть грехом. В её естественных пределах не быть грехом – это означает не иметь никакой величины, которая может быть распознаваемой природой имеющей поражение грехом. То есть точка не имеет никакой величины во грехе. Что это значит? Разделим мир на две части: жертва и отсутствие жертвы. Отсутствие жертвы становится грехом, для поддержания такого бытия нужен постоянный приток энергий – нужен донор. То есть только донорство грехом не обладает. Максимумом проявления донорства является то, что нами рассмотрено в примере с кольщиком дров – это Солнце. То есть мир делится на две части: Бог и то, что Он Своей жертвой содержит. Тогда в декартовой системе координат мы мерим степень различия Богу во грехе от ноля и до бесконечности. При этом ноль – это донор, а пространство – это поглотитель, который по мере удаления все сильнее приобщается к вампиризующей пустоте. Постоянный приток энергий, обеспечивающий стабильное бытие живого, есть условие бытия живого – есть форма подвижничества. Это называется добром или абсолютной безгрешностью. Он постоянно дарует нам жизнь, к чему мы привыкли и потому не замечаем, не можем измерить его степень испорченности грехом. А если мы сделаем дополнение о том, что познанию и чувственному восприятию подлежит только то, что имеет подобие нашей природе с грехом или наделено степенью вампиризма (это свидетельство об Источнике-доноре), то понятно, что числовые оси систем координат – это то, что оказалось в области нашего адекватного чувственного распознания. Таким образом, тварное в наших представлениях о природе – это есть образ Божий в каком-то специфическом проявлении, которое мы можем воспринимать опосредовано нашей ограниченной грехом природой. Так как мы ничтожны по отношению ко Творцу, то и воспринимать мы способны Его, как свое подобие, наш греховный образ. Точка свидетельствует о Боге отсутствием величины во грехе, поддающегося освидетельствованию – это по максимуму ничтожно малое Его Природы, которое, повторюсь, будет только точкой, которая потом адекватно ляжет в системы координат. Творение Божье, хотя мы не можем себе иметь представление о том, каким оное было во Царствии Небесном до грехопадения, зато в пределах нашего поражённого грехом мировосприятия, может быть распознанной также только точкой, ибо подобное, воспринимаемое в пределах ограниченной грехом природы, может порождать только его же подобие и в тех же пределах ограниченной грехом возможностей, опосредовано коих происходит восприятие Божественного. То есть тварное будет распознаваться также точкой, но уже одновременно с другими свойствами и ноля (оная есть также донор, а точнее проводник), и пространства (поглотитель ноля).

Изменяемость тварений обусловлено самим актом Божественного творчества, при котором из небытия творение переходит в бытие. Этот момент так и остался знаковым, что и обуславливает это извечное всеобщее движение, как возрастание в Боге. Поэтому, так как тварный мир создан из ничего, то несёт в себе весь спектр свойств ничего, а отличие лишь в том, что тварный мир чувственно воспринимается, а пустота нет. Тут важно сделать дополнение о том, что было грехопадение, а потому мы видим все вокруг в меру своей испорченности. Наша Вселенная совсем иная, но нам открыто лишь то, что способны видеть и чувствовать ограниченной грехом природой, также как линейкой мы можем мерить ту часть Божественного, что оказалась в поле досягаемости для возможности линейкой быть измеренной. Всё же остальное опосредовано ровной деревянной полоски остается вне поля зрения, но это совсем не означает, что всего этого нет и что это «из ничего» не существует. Оное есть, просто не может быть измеренным и распознанным нашим инструментом познания Бога.

9 И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты?

10 Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся.

11 И сказал: кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?

12 Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел.

13 И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела.

(Быт.3:9-13)

То есть с этого момента, Адам видит в Господе свое подобие – свою слабость, также как и Ева в тварном мире видит себя, свои слабости, а потому начали скрываться от Лица Божьего, как от того, что сами есть, точнее чем они стали – начали скрываться от зла.

То есть, включаясь в инструментарий научного анализа, его математических доктрин, видеть можем мы не всеобъемлющую красоту Царствия Небесного в Его беспредельности и радости, а какие-то точки, ограниченные формы и прочие формальности, да и работаем мы только в сфере бытия на уровне математических формальностей, при котором все то ломается, что не вмещает в себя полноту исповеди о Нём в пределах возможного в данной сфере. А так как Творец всегда беспределен в любви Своей, то всякое закономерное будет сковывать влияние Его любви, а потому природа будет постоянно перестраиваться под Его естество, причем только таким образом, что царство закона, как небытие, наполняется жизнью, то есть бытием. Таким образом, если Бог – это реальность, то тогда Вселенная наша пребывает в этом извечном становлении из небытия в бытие (в Божественном предопределении). Только в нашем восприятии это оформлено несколько иначе, чем это в Божественном замысле. То есть победа над судьбой, над законом предопределённой неизбежностью возможно только приобщением к Богу, к Его любви. Иными словами, каким бы закон сильным не был, всё равно выбор остается за человеком, имеющим возможность подняться, стать более совершенным в Боге, чтобы разрушить закон и вновь утвердить жизнь – вновь оставаться в поле зрения живого Бога. Так мыслит святой Максим Исповедник. Мы должны соучаствовать в этом всеобщем движении, ведь все то, что не поспевает за общим током ради единения с Ним – всё то отстает и потому уходит из сферы нашего восприятия, уносится течением. Если в пределах природы оскверненной грехом, а точнее с нашей позиции всеобщей относительности и временности, Бог постоянен (в безгрешности), безгрешен, недвижим и абсолютно жертвенен и потому не видимый, то Его творение в позиции осквернения грехом, хотя имеет для нас вид Его образа отсутствия всякой величины во грехе – точки, но наделено уже свойствами причины не только Божественной, но и грехопадения. Точка наделена всеми реалиями Божественного, кроме единовременного всеобъемлющего выражения, а потому далекого от совершенства в Боге, что предполагает самотождественное различие в инобытии Лосева, причем в одном каком-то из двух направлений: к Богу или падение от Него. Так как мир существует, то существует благодаря движению, только уже не по воображаемому закону материи и её распада, а по Божественному принципу. То есть в пределах Божественного и только в стремлении к Нему, только к единению с Ним, в чем есть её совершенство. (Это выражение «стремление к единению с Ним» тяжело воспринять, но видно из самого принципа живого, о котором мы рассуждали на примере опыта палки, выведенной в состояние равновесия: бытием наделено только то, что стремится вернуть её в состояние равновесия). Все координатное пространство свидетельствует во множественных своих функциях и в абсолютно во всех точках координат, только о свойствах начала координат – о ноле (точнее о том, носителем чего он является), о его влиянии, ибо если нет связывающего все оси исчислений, то нет вообще никакого исчисления, в том же числе самого элементарного – порядкового, линейного. Любая функциональная зависимость, независимо от степени отдалённости от начала координат её значений, работает в той же степени, как и в самом начале. Различны только количественно-качественные характеристики. Что такое закон? Закон в нашей системе берег-река – это форма и образ взаимодействия постоянства и переменной, то есть форма береговой линии. То есть несмотря на любые расстояния от точки отсчёта закон, а именно математическая функциональная зависимость работает везде одинаково. Иначе говоря, постоянство, которое несет в себе ноль каким-то образом пребывает абсолютно в каждой точке многомерного пространства, независимо от её места положения в системе множественных координат и при этом оказывает везде одинаковое стабилизирующее влияние. Это как трамвай, который имея точку соприкосновения с источником энергии, имеет равную возможность движения в пределах влияния этого источника. В этом месте начинается новая ветвь математического анализа. Желающие могут продолжить (теорема Тарского доказывает совсем иное). Только помнить надо главное, что математика – это тоже реальность. В маломерном своем естестве способна только описывать происходящее, отражает реальность, но быть фундаментальностью не может. Всё есть число в арифметическом смысле – ересь.

Природа поражённая грехом свидетельствовать может о Боге только частично, односторонне. Поэтому, в границах возможности свидетельствовать о Божественном, природа, поражённая грехом, самопроизвольно начинает подчиняться высшему Закону, выстраиваясь в порядок, в котором природа, поражённая грехом, может свидетельствовать о Боге в тех прекрасных формах живого, которые доступны нам для созерцания. Природа, без поражения грехом, наделена полнотой. Тогда сам по себе порядок востребован для того, чтобы Божественные полнота и единство реализовалась в ином качестве – в соединениях, в которых одно достоинство, как нетронутая порчей часть полноты тварной природы, дополняется другим достоинством. Если мы созерцаем Божий мир через призму анализа, то перед нами встает реальность с отсутствием величины греха, то есть как уже сказано ранее – точка. Если присмотримся к этому объекту, причем самому элементарному, то увидим, что в в самых элементарных проявлениях на точке выражены все грани привычно созерцаемого нами порядка. Это и единство, и протяженность с началом и концом в одном месте одновременно. Это и многомерность и величина. Из точки родился мир и все её реалии этот мир должен выразить, ибо подобное родит только свое подобие. В данный момент времени в природе, пораженной грехом, слабая сторона одного дополняется сильной стороной другого, образуя только лишь подобие изначальной полноте бытия Царствия Небесного. Приходит иной момент и то, что было слабостью оказывается в сменившихся условиях силой. Каждому воздействию своя грань противостояния. Этот порядок вещей, несущий в себе субординацию есть живое тело со всеми выражениями природы Божественного, но из-за поражения грехом в строжайшей последовательности.

Бог непреложен во всех смыслах этого слова, Он вечен и, если Он пребывал на человеке (был Наездником на нем) в жизни земной, то присутствие Его в тех же пределах не может быть утраченным после смерти. Эта кондиция единения с Богом остается во веки веков. Поэтому очень важно, чтобы человек сделал хоть какое-то доброе дело для Храма Божьего, чтобы Он поставил Свою отметину, печать Свою на человеке. Рано или поздно он вернётся к храмовым дверям вновь уже с иными мыслями. Таким же образом, так как человек по сути живой, то есть уже при жизни является проводником Его нетварных энергий, то и мощи его после успения (как и мощи его предков) будут проводимостью Божественного присутствия, оказывать то же самое влияние на окружающий мир, распознаваемое только опосредовано деятельности живых к этому моменту людей, а именно потворствовать живому в победе над смертью в пределах Божественного влияния, творить с помощью живых на земле некоторую сопредельную Богу красоту служения. То есть также опосредовано нас живущих продолжать то дело, которое началось ещё во Царствии Небесном Самим Богом после грехопадения первого человека – разделять доброе от злого, как это происходит даже в утробе матери, благодаря чему мы сами возникли в бытии. Плод добра и зла был съеден и теперь есть необходимость отделить доброе Царствия Небесного от злого бездны или иначе жизнь прекратится. Это ад, ибо теперь, чтобы видеть белое, нужно иметь представление о черном. Чтобы влияние от мощей усопших распознать, необходима кондиция подобия им усопшим – нужна духовная жизнь, активированная через тяжести жизни, ведь чтобы видеть белое, нужно иметь представление о черном. Сами по себе мощи, каким-то иным образом, вне борьбы отделяющей доброе от злого, свидетельствовать о Боге не могут. Люди, начиная от первого Адама живы, а потому их влияние значимо и жизнеутверждающее. Просто одни люди их чтят более сильно, глубоко и правильно, а потому и сам этот процесс отделения доброго от злого с помощью их принимает более и более глобальные масштабы, а точнее глобальные масштабы имел всегда.

Божественное всегда для человека слишком велико для явственного познания, поэтому прошло столько тысячелетий, чтобы реальность влияния мощей усопших оказалась в поле опытного уразумения и чувственного восприятия живущими в границах влияния Божественного (хотя надо сказать, что из поля зрения человека Божественное никогда не уходило, ибо тогда мы знали бы о других формах жизни людей), с помощью которой он распознал также важное – в каждый момент бытия есть вещи первой значимости и второстепенной, и третьестепенной. Жизнью обладает только Бог, а потому чтобы жить в земных условиях с поражённой грехом природой надо обладать полнотой исповеди о Нём в порядке жизненно выверенной последовательности. Быть подобным Ему одновременно во всех гранях поражённой грехом природой невозможно, а поэтому поочерёдно приобщаясь к каждой из них (этих вещей) и в строгом соответствии с очерёдностью приоритетов Божественной субординации (к примеру, дневного и годового цикла, и цикла всей жизни), благодаря которой соблюдено важное условие бытия живого в земных условиях, а именно соблюдено подобие Богу в таком свойстве, как единство (оное явлено как последовательная неразрывность), мы через неразрывность последовательности в строгой Божественной безразрывной очерёдности не сразу а постепенно приобщаемся ко всей полноте Творца, что наделяет нас основным качеством живучести – какой-то степенью подобия Богу в другом Его свойстве – свойстве вечности, проявляющейся в продолжительности жизни. Но и этого ещё явно недостаточно, ведь закон останется мертвым без Божественного присутствия, без Его дыхания. Так рождается богослужебный культ предков, явившийся во всех народах мира независимо от их места проживания и времени. Для чего тогда нам продолжительность жизни? Ведь оной достаточно было бы нескольких мгновений, чтобы вновь обрести спасение? Бог многогранен и спасение, по верному слову учителей Церкви, обязано быть всеобъемлющим и полным. Поэтому продолжительность жизни диктуется именно необходимостью беречь опыт спасения. Появляется новый опыт богообщения и его надо передать новым поколениям. Этих вновь рожденных надо научить и поставить на путь истинный. Так как опыт богообщения накапливается, то и продолжительность нашего земного жития должно увеличиваться, как востребованное только этим критерием.

Этот момент мог обозначиться в земной реалии ещё и по другой причине. Кем мы более всего в этом мире дорожим? Понятно, что кроме окружающих живых для каждого из нас это ещё и те, кто был рядом и умер. Если мы приглядимся к природе человека внимательнее, то выявим очевидное. А именно созерцаем мы лишь то, что было некоторое время раньше опосредовано уникальным образом проявившихся следов. А раньше всего мог быть только Творец-Созидатель, потому мы смотрим на Него через толщу времён. Также как, смотря на Солнце, созерцаем лишь то, что произошло чуть ранее восьми минут. Само же явление имеет место быть и в данный момент, но чувствуем мы только то, что было в прошлом. Теперь представьте себе, что Солнце начало от нас удалятся – время прохождения света увеличивается и тепла все меньше и меньше. Но это не означает, что Звезды более нет, просто оная ушла из под привычного нашего восприятия. Также как, общаясь человеком живущим, здороваясь с ним за руку, мы также видим и чувствуем единство в одном. И вот он от нас удаляется, на смену самому очевидному рукопожатию приходят иные формы чувственного освидетельствования – мы довольствуемся чувством единства в иных сферах чувственного восприятия: слышим голос и видим контуры его тела. И если он вообще ушёл и из этого обозрения, то сие также не означает, что его нет и мы общаемся уже посредством иных сфер – мы все сильнее и сильнее приближаемся к тому общему, что объединяет нас как виды, то есть находим радость общения с Богом. То есть также как, созерцая Солнце, мы видим то, что было восемь с половиной минут назад, при соприкосновении ладоней мы чувствуем то, что произошло некоторые мгновения ранее. Мы все живем одновременно, но чувствуем только то, что стало уже прошлым. Так вот, умерший человек остаётся жить, оставив после себя то, что стало следствием некоторое время назад – свои дела и собственные мощи, но сам же он жив, только теперь имеет своё влияние на происходящее в иных сферах естества человека, опознаваемых иными гранями его природы, и по-прежнему продолжает нести свою ношу – ведь он приобщён к Царствию Небесному (см. выше, где речь идёт о страдании во имя радости). Если его нет во Царствии Небесном, то и не может он получать радость от служения Богу, то нет его влияния на земную жизнь, то есть он не проводник Божественного в наше бытие в естественных для него формах. Понятно, что из всех материальных предметов, амулетов, истуканов, идолов, камней и тому подобного мощи усопших предков оказываются в особом предпочтении, ибо наделены свойством особой проводимости тех самых энергий Божественного, благодаря которым зародилась жизнь на земле, как счастливая случайность. Мощи наших предков проводят Божественное теперь не так, как нам это привычно для богообщения, ведь богообщением мы называем даже прием пищи, а так, как это естественно им это, посредством наиболее высших сфер нашей природы. Применительно к затронутой нами теме, именно эта счастливая случайность, зародившая жизнь остается общим и самым важным сегментом во всех сферах человеческого бытия. Эта счастливая случайность оказалась в прежней востребованности, как при самом начальном зарождении живого. Она столь необходима во время охоты на мамонта, в трудных условиях жизни Севера и так далее. Без неё нет вообще ничего и оная остается той самой белой непрерывной нитью, соединяющей нас с самым первым предком на планете Земля и именно под неё все сильнее и сильнее подстраивается эволюционный процесс. Так как именно эта нить обуславливает конфликт с окружающей Вселенной, то именно оная становится движителем всех эволюций – под неё подстраивается окружающее бытие.

У этой нити есть ещё одно важное свойство, благодаря коему Божественное устрояет Себя опосредовано человека. Это свойство, как высшая способность видеть только Своё подобие, отделять или вычленять Его от всего второстепенного остального (отделение добра от зла начал сам Творец в Райском Саду после греха Адама) и взаимодействовать, входить в межличностное общение не как с богом философов, а как с Личностью. Повторюсь, что первыми людьми, сделавшими это открытие закона счастливой случайности, были первобытные люди, которые с помощью доступных форм понятийного языка выявленное умозрительно выразили в реальности культа. При этом необходимо повторить, что человек смог распознать благотворное действо не лёжа в кустах, а во время трудов, сопряженных с риском и даже лишениями, ведь именно только здесь счастливая случайность особенно востребована и оказался распознан закон её бытия.

Природа человека многогранная. Одна сфера его бытия временная и мгновенная, другая более устойчива, а другие сферы имеют самое высокое приобщение и подобие Богу, а потому более всего непреходящие. Неизбежно одна какая-то грань непреходяще абсолютная (берег). Именно оную как-то надо распознать и выделить, как абсолютную счастливую случайность. Это-то и происходит после успения праведного человека – все временное истлевает вместе с чувственной природой, поражённой грехом. Поэтому присутствие мощей некоторых из усопших помогает и облегчает живительное единение с Богом. Просто с помощью культовых деяний стимулируется непреходяще абсолютная грань (берег), а потому появляется возможность умом видеть тот ориентир-точку, с помощью которой мы становимся способными отделять живое от мертвого, вечное от временного. Это даруется только при присутствии абсолюта жизни, ибо повторюсь вновь и вновь той самой призмы, через которую человек видит подобие Божье в окружающей реальности, имеет возможность сделать верный выбор, взять это родственное Творцу и утверждать вечность своего в Нем бытия в земных условиях. Верный и правильный поступок (счастливая случайность) животворен даже для такого организма, у которого вообще нет никаких достоинств в борьбе за выживание. И наоборот, даже дьявол, обладая абсолютно всеми достоинствами для успешной борьбы за выживание, но без этого ориентира вечно ошибается и потому пребывает в аду (иногда человек предоставляет ему счастливую случайность и зверь выходит из бездны, чиня бесчинства). Так нам раскрывается ещё одна грань эволюционного становления.

Вообще-то в нашей природе, осквернённой грехом, много всякого такого, что сильно мешает видеть живое вокруг. То есть каждый судит о мире в силу своей испорченности, а это становится настоящим бедствием. Но только после того, как человек умирает для греха и все временное и тленное, мешающее видеть живое уходит, отпадает, тогда остаётся лишь то непреходящее, наделённое свойством Божественного Естества. Говорят, что келейно можно молиться даже своим усопшим родственникам, которые, бывает, не имеют силы Благодати, как у святых прославленных. Связь с Богом, осуществляемая опосредовано этих мощей, находится не в столь сильном напряжении, как без них. В присутствии мощей молящийся человек не испытывает дискомфорт. Это важный стимул для бытия многих некоторых странностей в поведении древнего человека в столь сложных тяжелейших условиях жизни, не имеющих, казалось бы, значимости для человека. Изучая их образ жизни ясным станет одно очень важное для нас – человек выжил благодаря тому, что устраивал комфортное служение Богу, а не комфорт для тела. К примеру, не строил себе огромные бассейны и ложи, а устраивал безопасность труда, уютные условия работы, ибо ему нужно создавать благоприятное условия богообщению. Точно также как организм человека создает благоприятные условия работе мозга. (Эти мысли ко мне пришли после того, как приложился к раке со святыми мощами Василия блаженного).

Теперь становится ясным, почему древние так щепетильно относились к этому – они всю жизнь строили гигантские сооружения для устроения загробного мира, целенаправленно устраивая себе тяжёлую жизнь, причём осмысленно совмещая оную с культовым деянием, со устроительством пирамид и каменных огромных сооружений. Так мыслило человечество миллионы лет, благодаря чему нарождалось даже в таких тяжелейших природных условиях и в плену смертельных опасностей. Простое везение.

В древнем мире чувство единства было ещё более стимулировано окружающей обстановкой, а потому более сильным. Мощи усопших тоже разные. Ближе и ценнее, и значимее, чем живое рядом – нет. И не просто живое, а живое, да ещё и подобное по природе, и вообще даже близкое в родстве, и даже не просто родственное, а родство родительское не может роднее среди всех окружающих вещей, а потому и память о том или тех, кто жил рядом, кто дал жизнь или спасал от погибели по любви своей, всегда подкрепляется очевидным животрепещущим опытом сотрудничества живых и усопших. Поэтому люди носили на себе мощи своих усопших предков и старались с ними не расставаться даже во время опасной охоты. Ведь нужен проводник счастливой случайности, столь востребованной в такой ситуации поиска и преследования добычи. Эпоха Неолита, как свидетельствуют археологические раскопки, стала революцией, ибо древний оставил сытное жительство, а именно кочевой образ жизни, когда следовал за стадами травоядных животных и начал вести более голодный оседлый образ жизни. И всё по той же причине – желание быть рядом с останками усопших. Они теперь не носили их на себе, а просто закапывали своих усопших родственников прямо в жилищах и жили на могилах их. Опять же это следовало бы трактовать ещё в ином ракурсе: человек жаждет быть в естественной для него реальности Царствия Небесного, ибо что-то иное сильно ввергает личность в дискомфорт. А так как душевные боли гораздо более сильнее физических (из-за душевных болезней человек начинает себя даже убивать), то человек идёт туда, где хорошо душе, а не телу. Ибо тело – это лишь вспомоществующий инструмент, усиливающий радость единения с Ним, а потому трудное бытие – как раз стихия для работы инструмента. В процессе эволюции этот инструмент постоянно меняет образ своей деятельности, но никогда его не искореняется, как не нужное. Хотя в Индии пошли как раз иным путём, так как этот инструмент не востребован для выживания, то чувственная физическая природа, призванная вспомоществовать душе в её священном призвании, оказывает диаметральное действо – начинает мешать человеку в единении с Творцом. Так возникла нирвана, освобождение от всех веяний чувственной природы. Радость Царствия Небесного там, где имеет место изначальное единство, а не там, где телу хорошо и вольготно. Радость пришедшая в экстазе от близости Богу становится смыслом для всеобщего единения и объединения. Там, где хорошо душе, там крепче любовь и сплоченнее коллектив и даже сообщество, там ближе Царство Небесное. Просто заповедь Божья «в поте лица добывать хлеб», отделять доброе Царствия Небесного от злого преисподней и отвергать её, оказывается значимой для жизни и явленно в этих формах. Эта особенность бытия жизни, как мы видим в более поздние времена, станет определяющей естественного отбора всех эволюционных процессов. И как мы видим на самой физиологии человека, в процессе эволюции организм создает мозгу самые благоприятные условия для богообщения. Важно не то, что делает организм, а сам процесс происходящего в организме, ибо благодаря этому в мозг поступает самая чистая кровь, самая насыщенная всеми полезными веществами. Это можно провести аналогию с тем, что происходит в обществе. Научный прогресс – это как нож, который может быть и орудием убийства, но создавался он для того, чтобы более эффективно вести богообщение, ибо трапеза – это одно из форм общения человека с Богом. Организм – это и есть тот самый инструмент, который вспомоществует разуму в самом важном для человеке – в единении с Богом, в служении Ему. Научный прогресс должен создавать не вольготные условия для отдыха, а комфортные условия для физических нагрузок в процессе работы, как важное условие богообщения. Образ Божий – это стройный подтянутый организм в любом возрасте и этому должен содействовать научно-техническая революция, ибо в этом качестве разум сохраняет способность ясного мышления, хорошей памяти и работоспособности. Ведь, если что-то мешает уму, то ошибки неизбежны и естественный отбор обретает силу. Поэтому смотрим далее.

Для дальнейших суждений необходимо осмыслить важное о случайности. Материалисты лгут, когда говорят, что случайное совпадение или случайность определяет движение эволюции и вообще жизни на Земле, ибо под этим понимают иное. К примеру, не случайное единство атомов некогда живой материи, не наделяет жизнью её. Случайное совпадение не закреплённое внешним стимулом тут же распадается на те же составляющие. То есть нужна энергия, которая стимулировала бы это единство, наделяло бы её устойчивостью перед нагрузками. То есть, если есть стимулятор – будет соединение. Нет – не будет. Есть стимулятор – даже из зародыша возникает живой организм. Нет – даже здоровый слаженный организм распадается без всяких случайностей. Именно по этой причине святые духоносные отцы говорят, что мир сотворен Богом нетварными энергиями. Дух святой несет в Себе разные энергии, которые устраивают человеку эту счастливую случайность. То есть то, как нетварные энергии Духа святого, становились причиной счастливой случайности, то есть устраивали единство живой ткани в органическом соединении, точно также нетварные энергии стимулируют, устраивают счастливую случайность, востребованную в тяжёлых условиях выживания. Таким образом, Бог продолжает творить мир своими энергиями. Эволюция Вселенной так и будет впредь выражать и подчиняться счастливой случайности, стимулированной нетварными энергиями и исходящей из Царствия Небесного в земную реальность. Только Бог имеет жизнь, а наши родители были просто проводниками этой жизни, в виде этих нетварных энергий, благодаря присутствию коих начались цепные реакции устроения живого организма, счастливых совпадений и случайностей. На эту жизненную линию они как бы насаживали одежды: кормили нас и одевали, когда мы были маленькими. Именно эта жизненная линия продолжает источаться от мощей усопших и, как нетварная энергия, обуславливает счастливые совпадения, а потому идёт жизнь. Сам факт присутствия нетварных энергий делает возможным творить иные совпадения, столь важные для строительства жилища – это мы называем математическими расчётами.

Поэтому позднее люди распознали и другое, что не все усопшие несут положительное влияние, но лишь те усопшие, кто обладал определённой степенью святости и близости Богу. Это следует из определения о физиологии человека, который является либо проводником Божественных свойств для своих детей, либо пропускает через себя холодящее влияние ада. Поэтому в жилищах хоронили только усопших детей и лиц особой святости, а остальных выносили для захоронений в определённое место. Так появились первые кладбища. После того, как люди приняли оседлость и уже во всю вели собирательную экономику (собирали они семена с колосьев пшеницы, ржи, гречихи и так далее), пройдёт 2–3 тысячи лет до того, как они научились обрабатывать землю, но все это время в оседлости они так и будут вести полуголодное бытие ради близости со своими предками. И даже потом, после того, как начали выращивать урожаи зерновых, что высвободило время и силы, опять человека понесло на тяжести жизни – он начал таскать камни до 20–30 и более тонн и из них строить жилища не себе, а усопшим. Это так называемые дольмены, менгиры, кромлехи, распространенные по всей Европе (их там несколько десятков тысяч). Не для своего блага земного, а для тех, кому они уже не нужны – для усопших! И так, вся история человечества в поисках трудностей, ибо трудность жизни адаптированная в культе предкам – это важнейшая составляющая, приобщающая к Божественному и всем сопутствующим Ему свойствами и качествами, что потом неизбежно краеугольно выразилось даже на Голгофе в Распятии Сына Божьего. Истина несет в себе радость жизни. И как бы радостей-то множество и в разных формах. Это и плотские радости в виде удовольствий, и умственные в виде решений каких-то головоломок или логических задач, и так далее – это только множественные грани полноты. Но, при страшных испытаниях подобных Голгофе, только чистое проявление полноты Божественного, без каких-либо названных второстепенностей, утешают человека, названного богообщением в молитве. Чтобы ведать о белом, нужно постоянно отталкиваться от представления о черном – вот что такое бытие во Царствии Небесном опосредовано «труда в поте лица», заповеданное Богом из-за поражения первородным грехом. Просто та же самая религиозная радость в душевном экстазе, распознанная через тяжелое бытие тела во время трудной и хаотичной собирательной деятельности, теперь уже организовано в общее для всех направленное действо, в специфическую форму литургии и поддерживается уже иначе – в коллективном труде строительства каменных сооружений и, надо сказать, наделён ещё большей полнотой радости от коллективных побед. Без этих тяжёлых испытаний не видно настоящей Божественной радости, ибо уходит самая главная грань Божественного и остаются второстепенные, имеющие меньшую силу единения и сплочения людей (потом, позднее в истории это станет государственностью) и люди начинают довольствоваться этим и потому как нет полной экзальтации полноты экстаза, то появляется склонность к изменам ради низменного счастья и погибели вообще. В истории человечества было много форм выражения истины, явленных в религиозных системах, но только та из них осталась и прошла все естественные отборы – та, которая прошла горнило Голгофы. На ней все формы трудностей воплотились одновременно и в этом тоже величие Вершины всех вершин.

Пример из жизни. Мне приходится ныне работать на тяжёлом производстве. Труд тяжёлый, физический, монотонный и продолжительный в респираторе и в наушных звукоизоляторах, но народ весел, шутят и смеются – нет злобы. На иных посмотришь – всё есть и даже роскошь. Но спиваются, носятся за развлечениями, удовольствиями, гонятся за богатством, ищут способы испытать новые ощущения и не могут утешиться. Как-то смотрел передачу про войну на Донбассе. Дают слово девушке, бывшей там и она с тяжёлым ранением была эвакуирована в Россию. Вылечилась и вновь рвется на передовую. Весёлая, жизнерадостная вспоминает, как ей на день рождения подарили бутылку питьевой воды и банку сгущёнки. Здесь в России этих сладостей много, но для неё важно то братское единство и то, как и в каких условиях это дарилось. И вот опять рвется в то же пекло, чтобы ей вновь подарили бутылку воды, когда вокруг голод и безводье. Нет роднее человека, который отдает тебе последнее в самый экстремальный момент и быть среди таких есть настоящее счастье. Казалось бы для жизни надо много богатства, а на деле именно на Голгофе-то настоящая жизнь. И там высшее счастье любить и быть любимым, пережив которое хоть раз становишься пленником оного навсегда. Становится тошным любое общество, отличное от того, что там в бою. Представьте себе, что вы выбрали себе невесту, а она не рада жизни. И вот что-то случилось страшное и она тебе говорит, что и так никогда жизни не было, а теперь вообще все рухнуло. К сожалению, так говорят мужи, а не жёны. И вот он мчится за какой-то своей правдой, а правда совсем в другом – он просто это… оное. И наоборот, привыкшая нести в душе радость не заметит ни этой ежедневной сутолоки, ни этих искушений судьбы. А без этого нет ничего в этом бытии, вообще не может существовать ни в какой реалии – нет смысла строить какие-то иллюзии. Именно эта радость становится движителем во всех самых крупных стройках человечества – душевная радость строить сооружения для заупокойных культов. Эта радость и только оная при верном освящении целей и задач может стать крепким союзом семьи, сообщества и движителем экономики страны. Так было на Руси, ибо не денежное довольствие было утверждением стабильности экономического развития (в царские времена жалование платили от случая к случаю). То есть я хочу сказать, что приобщение к Богу опосредовано причастности или приобщения к страданиям Христа на Голгофе, неизбежно активируют всё сопутствующее Божественному – радость, чистота любви, гениальность, красота, сила, выносливость, словом всё то, что животворит. Поэтому строятся огромные монастыри и храмы.

Подобно тому, как первый человек носил на себе мощи своих родителей, в наши дни сие не утратило своей актуальности, ведь святая Евхаристия совершается на мощах святых угодников Божьих, вшитых в Антиминс. Или просто мощи святых вкрапливаются в иконы или помещены в специальные мощивики для почитания. Почему? Потому что также как древние мы явственно ощущаем покровительство своих умерших в самых ответственных моментах особого риска жизнью. Мы также, как первые люди ходим среди могил, только одни есть погост, а другие мы называем Домом Божьим. У казаков есть поговорка «кто в бою не бывал Бога не маливал». Поединок – это то самое качество образа жизни, в котором явственно выкристаллизовывается Божественный Промысел, то есть оный становится заметен для разума. Во время него можно явственно распознать законы, которым поддаётся простое везение, ибо только здесь оное особенно остро востребовано. Ведь во время поединка все находится в максимальном напряжении и собранности, а потому становятся различимыми даже оттенки, в коих распознаваемым стало Божественное. (Хорошо отразил А. С. Пушкин в «Пиковой даме». Пример не очень удачный, но мысль поэта очевидна). Приведу аллегорию. Заяц обнаруживается охотником только в движении. В состоянии покоя зверёк сливается со средой. В нашем случае всё также, но только всё в точности наоборот – Бог недвижим, а мы все вращаемся вокруг Него и можем разглядеть этот контраст своему естеству некоторых границах наших возможностей. С помощью движения мы распознаем столь востребованные постоянство и стабильность. Это может быть ровная палка, очень твердое неизменяющееся под действием нагрузок тело, теплое, светлое, стабильность в самих переменах, мощи усопших людей и так далее (всякая непостоянность, непредсказуемость востребованным никогда не будет). Всё это оказывается востребованным, как вспоможение утверждению Божественной природы и Его порядков в земных условиях, как бы островки разновариантного проявления постоянства в пределах нашей реалии поражения грехом. Мы как бы собираем все то вокруг, что помогает нам быть стабильными и неизменчивыми в этом мире перемен и непредсказуемости и тем самым сами делаемся стабильными в свойстве вечности нашего земного пребывания – увеличиваем продолжительность своей жизни. Мы молимся в храме, трепетно относимся к мощам усопших людей, охотимся на зверей, собираем ягоды, урожаи, мы толкаем науку и развиваем научный прогресс только лишь для того, чтобы быть постоянным как Сам Творец и быть услышанными в молитве, что равносильно владеть окружающим миром и сделать его предсказуемым, то есть постоянным по образу Бога Отца. Именно этот Божий замысел на человеке мы реализуем во Вселенной. С другой стороны, течением вод мимо Берега вычерчивает все контуры постоянства Оного – контуры Лица Божьего. Без контраста, явленного в единстве борьбы противоположностей, в которой мы все соучастники, нам никогда не увидеть Творца, не распознать контуры Берега. А так как граница берег-река, как единство борьбы противоположностей, проходит через сердце человека или через саму природу его, то в образе взаимодействия берега с течением вырисовывается Лицо Бога – в образе человека. Так как для древнего это постоянное хождение по краю пропасти было естественным рабочим моментом, то ему Божественное было открыто особенно сильно (поэтому Н. М. Карамзин описывает в своей «Истории Государства Российского» некоторые странности в поведении древних славян). Таким образом, мощи усопших праведников имеют влияние на живущих, обуславливающее неприкосновенность Образа Божьего в первую очередь – в их душах, как вспоможение творящей молитвы душе в этом противостоянии изменчивому миру (потом уже по грехопадении начнётся эволюция во всех смыслах этого слова, в том же числе научного прогресса, благодаря коему неприкосновенность Образа Божьего, оформленного в личности, далее в образе жизни и в более широком плане). Потому такое перед ними благоговение, называемое современными учёными культом предков. О рукопашном бое можно прочесть «Древних славянских верованиях».

Исходя из всего этого перед нами ясно открывается важное, что мир человека делится на две составляющие. Одна из них – культовое действо, а другая – сам рабочий процесс физических нагрузок добывания хлеба насущного «в поте лица». В первом случае, происходит стимуляция высших граней в природе духа человека и некоторое осмысление полученного опыта богообщения. А в другом, человек благодаря тому, что оказывается в темном, то есть обретает способность видеть светлое, активирует в своем экстазе только радость бытия в этом кромешном аду естественного отбора в единстве и борьбе противоположностей. Человек в культе как бы всплывает на поверхность воды, делает глубокий вдох и потом, погрузившись вновь уже под водой выдыхает. И вновь все повторяет процесс, чтобы плыть дальше. Так взаимодействуют культ и процесс физического нудного труда. Это два крыла одного и того же и их никак разделять нельзя, ибо один гармонично вытекает из другого и пребывает один в другом. Это разные стороны одно важного понятия – богообщения.

Тут важно подчеркнуть, что само по себе присутствие этих двух крыльев Церкви, культ и производство, ещё ничего не значит. Ибо тело, хоть и наделено полнотой человека, но если оное бездыханное, до это не человек, а только труп, который нужно срочно закопать, причем очень срочно, ибо такое положение дел имеет диаметральное влияние – тянет народ к погибели. Нужна жизнь в качественном единении с Богом, тело Церкви должно дышать.

Таким образом, главное качество и условие жизни человека – единение (общение) с Богом, наиболее сильное выражение которого выкристаллизовывалось во всей истории человечества. Формы религиозных культов; пути достижения наибольшей полноты приобщения к Божественному; способы облегчения единения с Богом – да, все они были разными и постоянно диалектически совершенствовались, но основа так и оставалась той же, как в самые первые времена зарождения жизни на земле. И почтение предкам, чисто формально претерпевавшее эволюцию, с постепенным отчуждением духа от нужной высоты, обретало всё большее значение и более отчётливые очертания.

Для более полного понимания сути вопроса, дадим новое определение победе. Так как сам человек – творение Бога, то победа – это ещё одно из множеств имен Бога. Это есть жизнь, а значит это Его энергии, воля, которые прошли через проводник. Тот, кто наиболее сильно проводит Его Сущность людям, тот и победитель. И тут совсем не важно, как это произошло, важен сам факт проводимости, ради утверждения Его влияния в земной реальности. Поэтому останки усопшего праведника (при жизни постоянно побеждавшего самого себя) или младенца так и остаются проводниками Божественного влияния – это след, своеобразно отпечатавшийся на земле по пути к возвращению во Царствие Небесное, визуально проявившееся уже при жизни святого и человеку живущему лучше всего идти по этому следу, как гарантии успеха и условия везучести, ибо это лишь разные оттенки Божественного, хорошо адаптированного к только этой сфере человеческой Вселенной в данном формате. Это есть победа. Тут следует строго соблюдать грани сферы функциональной адаптации. Дух, душа и тело. Тело познает Божественное в пределах доступного ему, в том же числе разум также имеет предел познания Божественного – он говорит нам, что Бог пребывает в стихии абсолютного постоянства, то есть где-то на берегу в системе берег-река. Как мы убедились, что чувственная природа распознает различные вариации этого, разные оттенки присутствия Божественного. Душе уже нужно иное свидетельство, а именно Бог познается в душевной радости. Там где Бог, там великая радость. Тоже самое либо «да», то есть Бог есть и значит есть радость, либо нет – нет и радости. Та же система берег-река, только уже характеризуется иными критериями в категориях добро или зло. Именно по этой причине во Христе разбойник распознал Сына Божьего, ибо обрел великое утешение от влияния, исходящего от Него. С этим же потом шли апостолы на мученичество и вообще все святые до наших дней. Следовательно, для иных критериев нужны иные проводники иных свойств, свидетельствующих о Божественном. Ну никак не физика и не математика. Душа чувствует иное при рождении ребёнка, при везучести и при счастливом случае, при виде живых существ и красоты, и гармонии. Дух мирен или воинственен может быть. Мирен дух тогда, когда есть равновесие, как свойство постоянства. Соответственно, радость где-то тут, в этой реалии. Представьте себе, что вы оказались в тяжелейших условиях выживания. В этот момент главное найти в своём внутреннем мире то место, где душе тепло и уютно, спрятаться в этот уголок и тихонько повторять слова молитвы. Понятно, что многое вокруг такого, которое вытаскивает молитвенника из этого уголка, но тогда нахожу то, что помогает мне в этом островке радости и счастья остаться. К примеру, на помощь себе беру спасательный круг – молитвы, написанные буквами. Это также как в холод на ногах теплые валенки, на теле шуба, на голове шапка из меха. Я по-прежнему тая сокровенную и самую вожделенную тихую радость, в поте лица тружусь в комфорте не замерзая и распознаю, как мирен дух исходит от мощей святых праведников и от простого молитвенного общения, которое выражается словами, хотя слова, также величайшее изобретение, вспомоществующее молящейся душе, нужны только нам самим тут, ибо Бог видит и так, что нам на потребу нужно. Духу нужно вообще все то, что не подвержено ни чувственной природой, ни душевной. Это то важное условие, что исходит от самих мощей праведников не подвержено никакому тлению и более того, чем тише этот мир в душе человека, тем незначительнее контрасты может распознавать человек, что позволяет ему видеть вокруг гораздо больше, чем ум и открытые глаза, благодаря этому быть в безопасности. Если совершенная молитва безмолвствует как дух, то душе нужны уже обоснования, косвенно отражающие реальность душевного мира опосредовано мифических историй. Тело же «думает» о своем богословии – утверждает житейский комфорт.

То есть свет – проводник энергии электромагнитных волн, а мощи – проводник иного свойства Бога, везения. Именно так появляется опыт успешного духовного стояния в борьбе, в конце концов, трансформировавшийся в религиозные учения, как ещё одна форма выражения свойств Божественного, как ещё один прообраз специфически сложившихся следов Бога в делах человеческих на этой земле, как ещё одна форма приобщения к Божественному, оформленная в новом качестве – в мышлении, правильно исповедующей Истину. Ведь богословие – это тоже есть форма подвига, в котором явлены уже иные грани Божественной Сути. Это не пустой звук, ибо, повторюсь, ведя оседлый образ жизни, человек не знал, как растить хлеб ещё две или три тысячи лет, но предпочитал оставаться вместе со своими усопшими предками, через них ощущал единство со Творцом, шёл по этому следу за ними. Поэтому хоронил прямо в своем жилище, ибо отчётливо осознавал, что везение (говоря нашим понятийным языком) проявлялось от почитания своих усопших предков. А везение – это категория специфическая, как условие счастья – это свойство влияния, исходящего от Царствия Небесного, на пути к которому находился древний человек. Раз есть счастливый случай, тогда есть и правильность выбора пути и следовательно те усопшие, на могилах которых они жили, пребывают рядом с Богом во Царствии Небесном. От сюда столь простое мышление первых людей: раз на опыте видно благотворное влияние от могил, то и Благ Тот, с Кем эти усопшие ныне пребывают. Так было совершено первое приобщение к Божественному, полученное не умозрительно, как мы это сделали чуть ранее по тексту, но чисто опытным путём и оное имеет место быть до современности. Хотя жизнь была не такой сытной, как свидетельствуют учёные, исследуя раскопы древних поселений, но жизнь вечная дороже сытной пищи и собственного здоровья и сил, уходящих на строительства заупокойных городищ. То есть древний человек, принявший такое решение изменить коренным образом своё бытие от кочевого сытного к голодному оседлому, довольно чётко распознал влияние от людей, ушедших в мир иной, что жизнь – не сытное потребление пищи, но просто бытие в покровительстве Божьем, что обуславливает счастье человеческое.

Далее в процессе эволюции этот момент постоянного поддержания себя в радости (экстаз по Дионисию Ареопагиту) терпел лишь формальные изменения, суть же оставалась той же. Люди творили разнообразную жертву Богу и почитали своих усопших предков. Они искали не еду, они шли исключительно в ином направлении – утверждали радость своего бытия на основе многовекового опыта: чтили усопших самыми разнообразными способами и творили жертвоприношения самыми разнообразными способами, а всё необходимое для жизни прилаживалось само по себе, как везение, как бесконечная череда счастливых случайностей, как неотвратимое влияние и сопутствующее главному действу. Этот тот самый парадокс с которым столкнулись учёные археологи (1974 году советские учёные, пребывая в атеистическом государстве, впервые высказали эту мысль). Сказано в Евангелии: «Служите Мне и всё остальное приложится вам».

Исходя из некоторых соображений о некоторых сопутствующих аспектах монотонному, нудному труду можно предположить, что именно они и стали толчком неолитической революции. Достоинство однообразного труда в том, что автоматизм движений освобождает ум. Потом в течение 2–3 тысячелетий присваивающая в собирательном плане экономика сменилась на производящую.

Далее хотелось бы обратить особое внимание на этот опыт становления цивилизации, ибо очень актуален он ныне. Даже после того, как человек научился вести производящую экономику, когда он вновь начал жить в достатке и его вновь что-то толкает усложнять себе житие. То есть важен не сам по себе хороший быт людей, а именно эта кондиция духа, сложившаяся, как наибольшее подобие Богу. Не достаток всего наделяет человека радостью, а именно степень приобщения к Божественному и эта степень приобщения обусловлена привнесенной жертвой себя, активированной необходимостью выживания. Руки высвободились, но природа любви требует жертвовать. Жертва была хаотичной и тогда-то оставалось её просто правильно организовать. Нужно заметить, что мы вернулись к тому самому деянию, которое происходит в утробе матери – хаотичная солнечная энергия управляется в порядок и надо заметить, что опять тут присутствует тоже самое конструирующее влияние Божественных Сил, исходящих через мощи. По слову св. Иринея Лионского, «только целый человек может участвовать в Боге, и если нет тела, то нельзя говорить и об участии», то есть плоть тоже совершает свою молитву согласно душе. Потому человек строит гигантские сооружения, как процесс и ещё одна форма причащения к Божественному, как новая более цивилизованная, удобная форма сближения с Богом, опосредовано непомерно тяжёлого, а также важно подчеркнуть, однообразного физического труда для почтения усопших. Это форма богообщения более совершенная, но формирующая в людях именно те же самые качества духа, которые стремился достичь и поддерживать более ранний неандерталец. Состояние духа – прежде всего и вся, ибо от этого зависит все и вся. Состояние чистоты духа, раннее обусловленное суровостью быта, теперь стимулируется несколько иначе – появляется трудоёмкое организованно-осмысленное творчество. А там, где мысль, там общество может быть либо консолидировано, либо противопоставлено само себе. А так как живое способно на творчество только при мирном сосуществовании, то по этой причине подвижничество нуждалось в организации – так началось образование государственности, как форма ритуального действия, ещё одна форма приобщения к ещё одному Божественному свойству из множеств в Его Божественной субординации естества Вселенной, при котором счастье людей опять остается в естественной полноте, заданной во Царствии Небесном. Следует сказать, что совершенство всегда в единстве с Богом, а размежевание с ним приводит к его деградации всех сфер. Потому нужен посредник, через который бы имело место желанное единение со Творцом. Так возник в бытии царь – посредник между человеком и Богом, а потому совершал ритуальные культы жертвоприношений, был ближе всего к Божественному, в то время как все остальные косвенно соучаствовали ему в этом ритуале опосредовано той его специфической деятельной специализации, которой занимался всё своё житие. Каждый из нас любит совершать подвиг, счастлив от побед над собой – остаётся только организовать людей так, чтобы каждый, стимулируемый любовью побеждал себя, дополняя своей специализацией деятельности остальных, а не шел бы в разрез сообществу. Царь был священником-пастырем, а не рабовладельцем. Изначально он призван заботиться о людях своих.** Поучение Мерикара, XXI в до Р.Х (написано в I переходный период), египетский царь фараон поучает своего преемника сына: «Заботься о людях – пастве Бога. Для них сотворил Он небо и землю, для них, покорил Он чудовище водное, для них соделал Он дыхание в ноздрях их, дабы жили они. Они образы Его, вышедшие из тела Его, для них, сияет Он в небесах…»

Человек обрёл очевидно распознаваемую двоичность своей природы (дух и душа тут воспринимается как единое целое) после изгнания его из Рая, но Божественное со всеми гранями Его так и осталось основой жизни человека, только уже в ином новом естестве окружающей среды. Пребывая в Божественной Сущности, в Благодати и Любви, он не мог иметь в себе второй составляющей, искорёженной грехом, то есть природы бездны. А когда попадает под её более сильное влияние после отпадения, тогда и надевает на себя эти одежды, как бы для обогрева Бог даёт кожаные ризы и физические нагрузки. Наделённый жизнью и пребывая в бездне, он постоянно будет искать То, Что этой жизнью его наделило. Так начала формироваться чувственная природа, дающая возможность распознавать Сущность Бога в различных проявлениях. Что-то иное, то есть бездну, мы чувствовать не можем, ибо его нет в нашем бытии, ибо не может быть востребовано. Так как превыше Творца и значимее Творца нет вообще ничего, то связь с Ним есть самое важное состояние человека и человечества. Следовательно, духовная жизнь человека, душевная жизнь человека и физическое его естество постоянно побуждаемы пребывать в Божественной Сущности и всё в человеке служит только этому и ориентировано только на это. Именно данное обстоятельство понуждает материалистов говорить о том, что всё есть материя.

Древние философы Греции считали, что всё есть Бог. Если мы так скажем, что вся Вселенная является Богом, то этого высказывания будет мало, ибо следует конкретизировать, ведь существует здесь субординация значимости в самом этом Божественном Проявлении. Да, вне Творца ничего не существует, но Кто-то был рожден, а кто-то сотворен или что-то сотворено. Всякая реальность наделена Божественной Энергией и по условию своего бытия обязательно является проводником Божественного, вопрос лишь в том, насколько проводник энергии адаптирован к запросам природы человека. Например, камень ведь нельзя принимать в пищу, как продукт питания, кусок хлеба можно, хотя и то и другое сотворено Богом. Чем-то ведь они отличаются, все-таки и человек тянется именно к продукту питания и может распознать или отличить хлеб от камня. Хотя хлеб состоит из тех же материальных веществ, что и камень, точнее хлеб – это камень, только уже наделённый свойством проводить Божественную Энергию, адаптированную к физическим требованиям тела как продукт питания. Также иконы святые – проводники к Божественному, но оные – не Бог. То есть сама по себе природа человека – это инструмент души, помогающий отделять Божественное от того, что это Божественного проводит. И ни для чего более природа человека не нужна, а потому даже не возникла бы в бытии, ибо это следствие того вкушения древа познания добра и зла. Человек всю жизнь в трудах и заботах – отделяет добро от зла. Именно это обстоятельство обусловило все формы эволюции и становление научно-технического прогресса. Так-то всё просто, но почему-то материалисты путают живое и мёртвое. Называть мир просто материей нельзя, ибо неведением о Боге исключается сама возможность богообщения.

Куда бы не попадал человек, от своей двоичной природы он никуда не мог уйти (точнее от её Божественной в себе составляющей) – везде он исповедовал её и везде оставлял следы оной. (Не исключение и современная реальность.) Таким образом, на самом деле, охота, к примеру, на мамонта древним человеком и современные изыскания в ядерной физике современными учёными несёт ритуальные цели ради приобщения к Божественному, опосредовано какого-то из Божественных свойств. Различны только время их поиска и соответствующий этому времени набор инструментов для описания Истины, который оказался доступным человеку в его уровне цивилизованности. И всё… древний человек и современный ни в чем, думается мне, не имеют отличий между собой. Только перед взором древнего открывались иные возможности, иные посылы, оказавшиеся в поле зрения для достижения человеком той же цели – качественного богообщения, как сегодня: сплочения людей в служении Богу. Этому способствовали огромные нагрузки и риск при поимке огромного размера животных с их огромной силой, точнее эти качества наиболее сильное имеют подобие Божественному в пределах разумения. (Столько мяса съесть вряд ли возможно за два-три дня, ибо гораздо легче находить еду иными способом). Это одна из первых форм богословия, с помощью понятийных инструментов, характерных своему времени и на том уровне развития, коим располагали. Что это давало? В принципе, богобщение не требует каких-то культовых действий, ведь молитва звучит в душе. Но, во-первых культовое деяние – вспомоществующее душе в её молитвенном напряжении, как уже было сказано ранее. Для того, чтобы облегчить это единение, плоть человека максимально подстраивается под запросы души, снабжает мозг всем необходимым и защищает его твердым панцирем. Так из небытия возникла речь, а потом были придуманы буквы, далее в поле нашего зрения попадает новый шаг в эволюции, ибо труд становится однообразным (не важно какой он спецификации) – только для облегчения поддержания трудного единства с Богом, без чего жизнь вырождается. Во-вторых, это важно для всего сообщества в самом пути следования к Богу, при котором коллектив становится одним целым сплочённым организмом.

Что нужно человеку для счастья? Ответ на этот вопрос постоянно изменяется, ибо появляются второстепенные, которые ставятся на один уровень с первостепенным. Возникает острая потребность очистить от всего не нужного, расставить все на свое место вновь. Ведь Истина везде остается Истиной, также как математическое обоснование Её 2+2=4 остается тождеством и в Африке, и в Антарктиде. Это не зависит от того, где Оная пребывает и в каких условиях. Точно также обстоит дело с иными формами проявления настоящей Истины. К примеру, душевное и духовное обоснование Истины – абсолютное счастье и мир духовный. Счастье – это не преследуемая конечная цель, а условие жизни и состояние духа. Если это счастье от Бога, то оное не будет утрачено даже на Голгофе, в каких-то иных искушениях и невзгодах, более того все это воспринимается как естественная повседневность. Именно по этой причине, в один из разбойников распознал в Иисусе Христе Сына Божьего, ибо радость не утрачена даже в эти последние минуты жизни в поношении от всех и в муках, и безысходности.

Как же искать Истину? Надо просто пропускать человечество через горнило опасностей и трудностей. Многие терпят скорби, но только те в них счастливы, кто обладает Истиной, они по-прежнему даже тяжестях добросердечны, жалостливы и щедры. И вот мы подходим к ним и просим стать нашими учителями для достижения счастья. Если они счастливы, то обязательно научат и рецептом поделятся – ибо это условие их радости. Если есть счастье в народе, то люди всегда договорятся, даже если культ разный – важна сама кондиция торжества, а не путь её достижения. Счастье – это состояние духа, а не одинаковое мышление и представление о Вселенной. Если мыслитель встает у власти, то начинается Бутовский полигон. Мысль всегда предполагает поиск Истины, стремление к ней, опосредовано логически верной последовательности, когда одно закономерно следует за другим в связанной цепочке суждений. Мысль всегда в поиске возможности достичь счастья без потерь и трудностей, и скорби, чем оная сразу же пленит, одурманивает. Там все обосновано, но нет Истины, а потому нет радости в Боге. А так как счастья нет в самом процессе жизни, то оное не приходит и тогда, когда нет трудностей. Нет должного состояния духа. Порядка вообще никакого может и не быть, но дух при этом может достичь высшей экзальтации радости. И наоборот, абсолютно правильный порядок не стимулирует в угнетённом состоянии души какие-то течения к радости. Наоборот, человек пытается заглушить душевную боль забытьем плотских утех и вожделений, что белой линией выразилось в древнегреческой философской мысли и во всех языческих направлениях религии. Выверенный порядок вещей никак не утверждает счастье, ибо счастье – это сущность Божественная, это не мысль о радости, а такое вещество, то есть чаша души должна быть наполненной сущностью радости. Это не цель, которая где-то маячит в обозримом будущем, достичь которую мешают то или то, те или те. Это то, чем должен быть наделённым человек уже при жизни и потом с этим «веществом» постепенно переходит в мир иной. Это внутренняя работа над собой и молитва, обеспечивающие присутствие этого «вещества» в нашем организме.

Так как в идеологии все верно выстроено, то всякое инакомыслие – преступление. А инакомыслящие – враги народа. Вспоминаю мультфильм, где удав по имени Каа вползает в стаю бандерлогов («слово или мнение бандформирования» – в переводе) и поглощает их, то есть выстраивает мировоззрение их в свое подобие змии, то есть в логическую цепь суждений. А так как в правильном мышлении, его логически выверенной цепи есть порядок, но нет счастья, как состояния духа (оное в этом случае всегда где-то в обещанном, логически выстроенном будущем), то и нет условия для главного действа – делиться и жертвовать собой, то есть творить подвиг. Подвиг вообще всегда против стройной логики вещей, ибо разумно идти лёгким путем, обходить горы стороной. А поэтому жены становятся умными в логике вещей (но не мудрыми) и перестают рожать, и отцы перестают воспитывать – это трудно, а потому не умно. Вот так в СССР, расстреливая врагов народа – расстреляли самих себя, ибо на подвиг способен только счастливый в Боге человек.

Мы разрушаем всякие идеологии, всякое логическое обоснование, хотя змий этот вновь и вновь порывается из бездны опосредовано умов человеческих. Не зря на Гербе Москвы святой Георгий поражает змея в голову и нам это надо постоянно делать, чтобы он не поглотил человечество вновь, как это произошло в прошлых столетиях. Хотя, надо сказать, что всякая идеология тоже нужна, но только обузданной во имя служения Богу как культовое действо служения Богу. Змей – тоже тварь Божья и может, и должен служить Ему, но в строго отведённом этому служению месте.

Так как человек обретает образ того, на что смотрит, то общаясь со змием во Царствии Небесном, человек обрёл образ того самого Каа из мультфильма. Первородный грех наделяет нас образом змия – односторонность мировосприятия. Это состояние поражения грехом начинает эволюционное становление в первоначальный Образ, ибо человек смотрит на Бога и одним из образов Его выражения в земных реалиях становится сообщество членов. Это то качество иного подобия Богу определяет в конечном счете живучесть каждого и всех сразу, при котором единый организм, состоящий из нескольких или многих членов сообщества, наделён ещё и многогранностью свойств одновременно и единовременно. Дело в том, что один человек обладает этими гранями, но являет их в очерёдности по змеиному образу первородного греха – внимание не может быть уделённым всему одновременно, но только в последовательной очерёдности. Сообщество же всеми этими гранями обладает сразу. То есть это важное условие бытия, наделяет не только живучестью, но и помогает хранить столь важное качество – быть счастливым. То есть достоинства каждого становятся достоянием всех и каждого одновременно, что также стало важным критерием дальнейшего эволюционного становления цивилизации в том качестве физиологии, которая явлена нам ныне (абсолютной беспомощности).

Человек искал Истину всегда не потому, что ей не обладал или утратил, а потому, что этой Истине, носителем которой являлся и является человек, надо было выразиться в данной реалии, создать для этого естественную (не инородную) среду обитания. Просто охота на мамонта или строительство Египетских пирамид, как трудное сосуществование – разновариантные формы «добычи хлеба насущного в поте лица», то есть разные формы стимуляции высшей природы естества в человеке. Также как на современных производствах нужно дать возможность выразиться тому Божественному, которое заложено в природе каждого человека. Это возможно только лишь в душевном комфорте без всяких стеснений, исходящих от всяких магов. Божественная Первичная Природа в общежительстве наиболее сильно востребована, как миротворящее в этом обществе или коллективе. И при этом не трудность ради трудности, а трудность ради духовной экзальтации, была адаптирована в одном образе специфической деятельности и преследовала одну цель. Вот ещё почему люди выкристаллизовывали в себе духовное начало и в этой кондиции своей природы возвращались в семьи, чтобы там творить доброе дело. Человек, будучи изгнанный из Рая, имел представления о Нём, что самопроизвольно обусловило данное его поведение – он ищет то, где было ему хорошо, где ему более всего естественно быть, как в его изначальной Родине. Богу всегда сопутствует радость в абсолютном своем значении. Потому и творчество Бога несет в себе множественную продуктивность – также как счастливому человеку Ему хочется творить в абсолюте мир счастья и радости. А потому человек изначально на всё вокруг может смотреть только через призму этой реалии Божественного и замечает во Вселенной лишь то, что естественно для него, то есть оказалось в поле обозрения – грани, наделённые свойствами Родины, Истины, к которым человек был причастен ещё в Раю. Человек собирает вокруг себя то подобие Истины, которое заложено в нём самом и раскидано по Вселенной во множествах частиц и природ. Он ищет радостное, явленное как прямое и твердое в абсолютах, тяжелое и легкое в абсолютах, светлое и тёмное в абсолютах, скользкое и шероховатое в абсолютах, стремится на все вершины в их абсолютах. (По этой причине, Истина для человека не может быть чем-то иным, чем то, что есть Родина во всей специфике Её проявления в данных реалиях окружающей природы).

Нужно сразу заметить, что в Раю мир человеку открывается в полноте и единообразии, то есть он там видит мир в единстве и ему всё понятно – в противном случае, что-то не понятное автоматически вызывает не уверенность и опасения, а сие скрадывает радость, а это не есть райское счастье. Этим определение о познания Вселенной ограничивается, ибо что иное не приносит радость. То есть, так как Адам видел там в Раю все в гармоничной целостности и четко видел своё будущее, то видеть будущее – самое естественное и самое важное составляющее качество счастья человека, как ещё один образ уверенности в себе. Видеть будущее – это видеть Бога через предстоящий чувственно воспринимаемый жизненный путь, как конечную цель. То, что мы называем даром ясновидения у православных старцев – на самом деле нераскрытый талант каждого человека и каждый человек повинен в своих ошибках, ибо не активировал во всей полноте все грани своей природы – потому и ошибался.

Разные свидетельства о Царствии Небесном предстают перед нами в разных образах. Но в любом случае, человек видит образ единого Бога, только в инобытии, которое естественно и привычно для нас, это единое и неделимое Божественное явлено последовательностью сменяющихся закономерных событий на шкале времени. Но эта последовательность наделена свойством единого, выраженного в неразрывности этой цепи. Прошлое связано с будущим единой и беспрерывной, неделимой связью. То есть видеть единство и вечность мира, свойственное человеку в Раю, также является доступным человеку в земных реалиях, то есть человек видит будущее, как часть единого целого. Уже поэтому только человек, видевший там в Раю все в гармоничной целостности, теперь имеет возможность узнавать её составляющие и по крупицам воссоздавать утраченное в течение многих и многих лет, что определило развитие эволюции уже в этом направлении – человек воссоздает этот рай в земных условиях через видение будущего – это условие уверенности в себе, то есть счастья. Так идея, как отдалённая грань Его реальности, обретённая во Царствии Небесном, не даёт покоя во все времена бытия цивилизации. Оная постоянно трансформируется во множественные идеологии, коих было в истории человечества миллионы, но только в одном наиболее полно получило определение – православном догматическом богословии. (Человек помнит о Рае, чем отличается от животных, утративших эту память и потому уже не ищущих и не могущих отличить добро от зла вне сферы своего обозрения). Скажем проще. Всякое явление несёт в себе Божественную грань, которая в Раю представлена единым рабочим процессом Его творчества, а потому молитвенное единство с Творцом стимулирует поиск именно этой составляющей во всяком явлении, приобщает человечество к одному из свойств Истины – молитвенному комфорту, раю земному. Именно это стало причиной бытия эволюции человеческого быта и при этом именно в этом направлении развития её, которое утверждает и облегчает жизнь, что мы ныне имеем радость созерцать. Люди вновь создают вокруг себя то, что было утеряно и осталось в памяти. В противном случае, об этом даже говорить нет смысла.

Каким был человек до отпадения – очень сложно говорить. Но после отпадения на человеческом естестве могло выразиться только одно – рисунок или дно этого отпадения, маршрут эволюции, где одновременно проявились и сам Рай, и маршрут отпадения от Него, и, в то же время, путь возвращения к Богу на прежнюю Родину. В этом рисунке должно быть изображено и Царствие небесное, как замысел Божий о человеке и который не может быть утраченным, и сам предел отпадения, а также дорога возвращения во Царствие Небесное. Потому жить в Благодати Божьей так и осталось самым важным фундаментом утверждения жизни человека, как в Раю так и современных реалиях – основой основ, твердыней твердынь, естеством всех природ. Жизнь в Благодати Божьей, как естество Божественного дыхания абсолютной радости, после грехопадения призвана постоянно адаптироваться в новых и новых реалиях (хотя необходимо напомнить о том, что до Рождества Христова человек приобщался к Богу только духовной чистотой, а после грехопадения духовная чистота оказалась вместилищем Духа Святого). То есть в человеке выражена вся цепочка развития от первых её мгновений и до сего дня, а потому для подобия Единому в земных условиях должна быть связь, как образ единства Бога без порывов, быть монолитной. А так как мы все идём в одном направлении, то и образ совершаемой молитвы должен быть выражен во всей полноте функциональности природы человека примерно одинаково, что творит важное качество – мы становимся понятными друг другу. Это сотворит нас цивилизацией иного уровня, что позволит более успешно решать более мощные проблемы.

Какой исходной формой мог обладать человек, в самом начале зарождения жизни после его отпадения от Бога, оказавшись на дне безобразия? Повторюсь, что ответ заложен в самом человеке. Тут как бы тяжело говорить научным языком, но лучше всего сказать библейскими аллегориями. Согласно закону эволюции, в процессе оной мы принимаем образ Того, на Кого смотрим. В Писании сказано, что Ева общалась со змием. От сюда следует, что человек изначально был змеёй, наделённым именно этим качеством неразрывного причинно-следственного механизма, о котором сказано чуть ранее. Так как это противоестественный образ для человека, то тут же начинается внутренняя борьба, наследниками коей мы все пребываем – противостояние естественного с противоестественным в единстве борьбы противоположностей, как движитель эволюции. Причем важна не сама борьба ради борьбы, то есть сама борьба ещё не есть полнота жизни. Важна победа в этой борьбе, важно торжество в борьбе этой, как образ изначального бытия во Царствии Небесном, как условие жизни и сама жизнь – абсолютная радость. Повторюсь, что речь идёт не о силе воли, а о радости. И последующее развитие эволюции могло идти только в одном направлении – успешное обуздание этой природы не силой воли, а только радостью, что и выразилось на самом человеке – он носит в себе фотографическую печать Божьей радости побеждающей, торжествующей над животным началом. По слову святых отцов Церкви Василия Великого и Григория Богослова: «Бог сотворил человека животным, получившим повеление стать Богом». Как это выражено?

В каждом из нас живёт змей длинной 4 метра, строение которого в процессе эволюции выразилось в образе победы над природой, в образе обуздания природы, в образе победы над судьбой и смертью. То есть главное не еда и пожирание всего на своём пути, а этот именно порядок Божий торжества над собственной природой. Так человек из ползающего, в процессе развития червя, стал прямоходящим; у него нет приспособлений для облегчения борьбы за выживание, как у животных; у него нет шерсти; клыков и рогов. Ближе всего к небу находится голова, ниже сердце и руки, потом уже желудок и потом все то, что менее всего значимо для вечности. Потому что так наиболее остро стимулирована борьба, так более тяжело жить радуясь в воздержании, быть прямоходящим сложнее ползанья и при этом иметь устойчивость на площади двух ступней и тяготах противостояния холоду и опасностям, и победа над тяжестью этой обуславливает его бессмертие. Тяжесть – это противоречие, обусловленное борьбой и соответственно стимулирующее эволюционные токи от влияния Божественного на природу. Победивший в себе этого змея, а именно оседлавший свою природу, становится победителем смерти, так человек носит в себе утверждение свойства Божественного – вечности жизни. Живёт не для того, чтобы перерабатывать энергоносители, а просто быть похожим на Творца Вселенной в счастье, коим был человек до отпадения из Рая, даже если придётся голодать или принять мученичество за других. И даже здесь, на самом нашем естестве, явственно видно эту тенденцию, при которой человек стремится жить в некоторой кондиции пика остроты проявления трудности борьбы с самим собой, в подвижничестве, как продолжение белой линии эволюционного становления уже теперь не только тех людей, принявших оседлый образ жизни, но и уже современного человечества. Ведь Бог виден только в борьбе, а всякая борьба всегда начинается только в самом себе (и когда поднимаешься в атаку, тогда борешь самого себя, и когда просто воздерживаешься в посте и молитве – тоже работает тот же принцип, также борешь самого себя), также как заяц для охотника распознаваем только в движении. А так как мы есть то, на что смотрим, то и принимаем образ Того, на Кого смотрим, как стимул эволюционных процессов данного направления (уподобления Богу). Иными словами, в победном противостоянии с самим собой проявляется образ Того, на кого мы смотрим и призываем на помощь в этой брани – Творца. То есть ясно, что человек может формироваться в данном виде только лишь пребывая в борьбе с самим собой, ибо только на Голгофе явлен Бог для обозрения («Воистину Сын Божий. Помяни мя, егда приидеши во Царствии Твоем».) Всякая победа в брани с каждым шагом эволюционного развития выводит образы, адаптированные к воздействию, а потому смягчающие остроту противостояния, организм как бы адаптируясь, ослабляет напряжение в противостоянии, а потому уходит от дальнейшего формирования победоносного образа, то есть ослабляется острота борьбы противоположностей, благодаря коим возможны эволюционные токи, в которых выживают более сильные образы подобия Богу. Так как сама тяжесть борьбы за жизнь, а ещё точнее, степень остроты этой борьбы – это фундамент формирования образа победы в этом противостоянии, то постоянно утверждающая живое победа во всякой определённой степени обострения противостояния загоняет жизнь в такие «дебри», что от этого жизнь обретает образ абсолютного чуда. К примеру, стоять на двух ступнях в первые моменты – это трудно, то есть имеет некоторую кондицию остроты противостояния, в которой победа сильно душу приобщает к Царствию Небесному. Но всякая острота борения постоянно скрадывается, так как в процессе эволюционного становления опосредовано мутаций, организм приобретает такие достоинства, которые уничижают прежнюю остроту противостояния и человек перестает замечать сие как трудность. Человек уверенно даже бегает. Но «вожжи» эволюции должны быть в натяжении всегда, ибо только в этом случае душа может быть приобщенной к Царствию Небесному, как самое необходимое условие жизни вообще и причем при любом уровне её становления. То есть нужно опять формировать прежнюю кондицию противостояния, активировать прежнюю степень остроты борения. Это обусловлено абсолютным совершенством Бога, у которого мы постоянно заимствуем какое-то новое совершенство и восстанавливаем единящее душу с Богом напряжение в прежнем значении. К примеру, когда-то было очень тяжело стоять на двух ступнях, но человек адаптировался к этой трудности и даже стал виртуозом, а теперь ещё труднее стоять вообще на одной ступне и жизнь теперь уже будет формировать новый образ победы – счастливую жизнь на одной ступне. Постепенно шаг за шагом, от победы к новой победе человек постоянно формирует свой образ-очертание счастливой случайности и тем самым победоносно наступает на невозможное, отвоёвывает у смерти новые пространства, где, казалось бы, жизнь не возможна. Христос умалил Себя, вознёсся на Небеса с плотью именно по этой же причине, по какой червь принял обличие человека и начал ходить на двух ногах. Это невозможное стало возможным по той же причине – просто это Вознесение, как и сама жизнь на Небе с плотью тяжелее всего, более острое противостояние. Но именно это условие становится знаковым в формировании живого и спасительным для нас – ведь мы уже идём по тому же следу, начиная от странностей поведения первобытных людей и заканчивая новыми победами – освоением космоса. Прежнее движущее и живительное противоречие, обуславливающее единение души человека с Богом, как движитель эволюции, возникает в человечестве, когда сами люди осознают свое греховное состояние, кем оказался первый человек по грехопадении – состояние ничтожности, которое мы носим в себе всегда при любом совершенстве тела. Надо сказать, что это настоящий дар Божий – видеть в себе тот самый грех, ибо именно это состояние духа толкает к подвигу и начинается возрастание личности к Богу и вместе с этим поднимается Вселенная.

Сам по себе мир многогранен и многогранны трудности, которые определяют эту высоту жизни, с коей открывается глазу вид на мир. Начиная от тяжести ноши и истязаний, и заканчивая унижением и позором. Таким вот образом, после отпадения человечество шло ко Христу и Голгофе Его, на которой очевидно выразились абсолютно все аспекты нестроений (вплоть до наступления «темноты с шестого часа по девятый» и даже землетрясения) и великое торжество над ними, грядущая Победа.

Повторюсь, что написанное здесь полнотой Истины не обладает, но только специфическим зеркальным отражением её в оказавшейся востребованной разумом доступной ему полноты данной реалии – это только углубление следа отпечатавшихся на нашем земном мире событий Священного Писания на данной реалии естества Вселенной. Само же Священное Писание здесь никоим образом не затронуто и остается абсолютным авторитетом, ибо сфера его свидетельства о Боге несет в себе откровение Бога. Мне же остается комментировать некоторые его положения понятийным языком в пределах возможности материализма это делать. Иными словами, изложенное соотносится с Библейским текстом примерно также, как весь человек с углублением отпечатка ступни его на песке или снегу. След о событии есть, но он абсолютно далек в свидетельстве о полноте Истины, но след всё равно есть, все равно остался и своеобразно свидетельствует о Творце, о Его полноте Истины. Просто это следует всегда оговаривать при разграничении, иначе возникнет хаос богословской ереси. Также как окружающая природа земли и неба засвидетельствовала о трагедии на Голгофе только лишь в рамках возможного или в пределах способности свойственному окружающему естеству свидетельствовать о таких событиях. Более, чем вот так получившимся «углублением», природа не может выражать Его Реальность, ибо это то, на что оказалась оная способной согласно своим свойствам. Земля разверзлась и на небе померкло Солнце на целых три часа (это не лунное затмение). Это уже есть неординарное и в нашем понимании противоестественное поведение Вселенной, но не противоестественно для неё самой и для Бога, а потому требовать чего-то большего для ограниченной природы нельзя, хотя разум этого требует и не насытившись бунтует против веры. Точно такая же ситуация в абсолютно во всех научных концепциях, своеобразно, специфически несущих в себе выражение следов Божественного, но разум по слабости своей не распознает в явлении след Творца, как Личности и отвергает Его бытие. Настоящий учёный изучает только лишь законы проявления Творца в них, что и становится настоящей востребованной, созидающей наукой. Такие ученые не будут забивать гвоздь в голову, чтобы снять электромагнитные импульсы в поисках кнопки управления над сознанием, но будут уверены в промысле Божьем.

Есть смысл ещё раз засвидетельствовать о Божественном в ином ракурсе, а именно в свойстве Его – Он всегда наше будущее. Так как будущее (оное есть для кающейся души) всегда есть вечность, то эволюционное развитие принимает все более и более отчетливые очертания и формы, выражающие этот образ и подобие вечного будущего. В противном случае, все то, что будущего не имело – все то безвозвратно утрачено, а потому об этом ничего не знаем. Мы в молитве общаемся с будущим или просто о нем думаем и принимаем образ того, на что смотрим или будем там, куда смотрим. Потому Оное нас современных судит, а именно то, насколько мы Его верно исповедуем. Как это выразилось на природе людей на данном этапе? Понятно, что если речь о мире видимом, то подразумевается продолжение рода. Тогда будущее жизни земной заключено во чреве жены, будущей матери, войти в которое дано не каждому, но лишь тому, в ком жена распознала Божественное, чтобы дать Ему возможность пребывать здесь на земле, утвердить Его в новой реалии зарождающейся жизни. У Божественного много граней, но только лишь одна из них действенная, через которую входит вся полнота Творца. Эта грань важна, ибо то, как Бог нежен с человеком и служит ему, своему творению даже через самопожертвование, также муж может смирить себя и служить слабому – жене своей и детям. (Муж может быть уродлив от рождения или как-то ещё, но это не та грань Творца, на которую можно обратить внимание – главное, что он служит). Этот момент выражен в Священном Писании.

После смерти мы идём также в будущее, имеющее схожесть с этим, ведь многие пребывавшие в клинической смерти, говорят о том, что видели свет в конце какого-то тоннеля. Тоже самое мы наблюдаем в захоронениях древних. Гробницы построены в виде женских детородных органов и чтобы попасть внутрь, необходимо даже протискиваться по некоторому узкому коридору. Таких памятников тысячи по всей Европе и многие ещё предстоит открыть. Получается, что молитва – это общение с будущим, образ чего получил половой акт. То есть именно этот образ священного деяния выражен в семейных отношениях между женой и мужем. Без этого мы лишены будущего. Импотенция в этом плане становится извращением, которое неизбежно выразится и в земных условиях в виде всевозможных отчуждений, о коих нет смысла говорить. Исключением может быть монашество, ведь настоящий монах, уединившийся для аскетического делания ради усиления молитвы, живет не ради силы воли, а ради того же экстаза от единения, как прикосновения к Царствию Небесному.

Вообще, как уже показано в этом томе, человек, познавший добро и зло, призван отделять доброе от злого и этим жить, отдавая Богу богово, возвращая Ему украденное в первородном грехе. Муж по природе своей призван познавать Божественное через своё подобие Ему. Жена по природе своей призвана принимать и отдавать будущему Богово, то есть передавать новой жизни только Божественное. И Божественным все живится и этим исполнением долга перед Творцом живет сам человек. Поэтому и сама по себе физиология человека обрела именно такие контуры самого этого процесса общения с Богом. Муж имеет право войти в Алтарь храма, чтобы активировать все необходимое для познания Божественного вокруг. Без этого оный извращенец. В жене распознает Божественное и от этого Божественного зарождается жизнь. В Храме познает Божественное и от этого рождается мир, как ещё одна грань Божественного.

Повторюсь, познание Божественного или обладание Оным несёт в себе побочные эффекты, так половому сношению в обычной для нас яви, сопутствует радость во время экстаза. В принципе это естественно, когда всякому познанию Божественного сопутствует экзальтация восторга. Естество природы, через которую приходит познание Божественного, через которую проводится Божественная радость, различна. Итак, нам известно, что голова – есть основной организм людей. Выше всего к небу находится именно голова, чуть ниже сердце, чуть ниже желудок и только потом самым последним звеном являются половые органы. Иудаизм, свидетельствует нам (сие перешло в Православие), что жизнь – это общение с Богом. Так как вне общения с Ним жизнь невозможна, то это общение с Богом имеет много форм в физиологии организма. То есть перечисленные части организма – это инструменты для общения с Богом только разного уровня и соответственно разной степени приобщения к Богу в том же числе речь должна идти о степени приобщения к вечности с помощью соответствующих этим уровням инструментов приобщения радости в процессе познания Его. А если вспомнить, что все биологические центры экстаза находятся в голове человека, то становится ясным – это одна и та же реалия счастья, а именно отклик Царствия Небесного, приводится в активированное состояние только с помощью разных проводников-активаторов. Это реалия радости, составляющей нашего человеческого естества, активируемая посредством названных инструментов и половые отношения – не самое значимый из них, а точнее самый не значимый. То есть наше тело – инструмент для активной стимуляции оргазма в самых различных вариациях, что плодотворная стимуляция центров этой грани нашей природы опосредовано названных инструментов – это есть естественный процесс общения с Богом. Общение с Богом через то, что ближе всего к Нему по естеству и более подобно – это большее подобие вечности, то по протяжённости во времени. Общение с Богом через то, что дальше от Него в нашей природе – то временнее. Но как бы то не было, продолжительно или временно, это есть экстаз. Без экстаза приобщения к Царствию Небесному жизнь невозможна и человек что-то иное не ищет. Счастье – условие жизни, как сопутствующее общению с Ним.

Добиваться экстаза, как свойства Царствия Небесного опосредовано греховной природы противоестественно Божественному, а потому не может быть наделено Божественным свойством – вечности. Если наполнить резиновый шарик воздухом, то он будет наплаву в любой шторм и непогоду. Таким образом, человек высокой святости без всяких усилий постоянно наплаву и видит сияющее Солнце. Если наполнить тот же резиновый шарик песком, то он будет всегда на дне. Даже если приложить усилие и поднять его к поверхности, то все равно, когда силы закончатся, этот предмет вновь окажется на дне. По грехопадении человеку приходится постоянно трудиться, чтобы обрести этот хлеб насущный, имеющий ещё и вот такую грань его проявления – радость во время бытия в экстазе, добываемая напряжением сил. Святой человек в монашестве пребывает в радости постоянно.

Плоть поражена грехом, а потому утрачена и естественная для счастья вечность, скрадывается радость, экстаз стал временным, скоротечным. Именно по этой причине, монахи в столь строгом аскетическом делании пребывают, умерщвляют поражение грехом изнурительными постами и трудами. При этом следует сказать, что это не самоистязание, а путь, по которому надо постоянно идти. Ведь для того, чтобы видеть белое, сперва нужно постоянно иметь представление о черном. Вот это черное у монаха пребывает на своем естественном для природы человека месте – плоть терпит привычный труд в поте лица, чтобы душа была в Раю в данный момент трудный. Монаху нужен труд ради самого процесса, то есть сам процесс труда благодаря коему его душа различает естественное для себя во Царствии Небесном, парит высоко в Небе.

Божественное наделено свойством вечности абсолютного счастья. И наоборот, чем сильнее приобщение ко греху, тем радость более мгновенно-временна. Разум приобщается к Богу в познании Его с помощью разных инструментов своих: ум, сердце, телесные составляющие чувственной природы. Вечное пребывание человека в радости адаптировано только в причастии посредством умного делания. Чем сильнее подобие естества человеческой природы Богу, через которое это приобщение к Богу происходит (посредством единства с Ним), тем явственнее полнота этой радости и продолжительнее восторг (в том же числе от осознания непреложности такого счастья человека). Так как при половых отношениях, приобщение к Божественному происходит опосредовано природы низменной, а потому слабой для удержания в человека в радости, то и обладание радостью, опосредовано её, долгим быть не может, но только в рамках возможности этой грани человеческого естества нести такие нагрузки – в течение краткого времени. Молитва, как познание Того же Божественного во Вселенной, несёт в себе эти же самые переживания духа, но не в коротком времени, а вечно. То, что это не пустые суждения, нам становится ясным только из собственного опыта. И опять же острота этой радости невозможна без стимуляции всей природы человека, без активации абсолютно всех граней её. Только «весь человек может пребывать в молитве». При этом сердце должно гонять кровь по организму, учащённый пульс и сопутствующее обильное потовыделение. Словом всё то, что при половых актах – всё то во время молитвы. Ведь так произошло зарождение жизни, а потому остаётся условием продолжения оной, и для бытия в радости и этому не должно быть измены в любом виде деятельности человека, и при этом в продолжение всех лет бытия человека. И тут не важно, какой высоты научно-технический прогресс, важно данное состояние организма человека, как условие ясности ума, столь нужное для более крепкого сцепления со Творцом во время молитвы. Не важно каков уровень науки и бытовых условий – познание Божественного остается быть актуальным в прежней остроте и возможным только естественно сложившимися образами.

(Счастье всегда есть стимул всех побуждений человека, называемое ещё одним понятием – выгодой. Материальное благополучие – не самая важная составляющая радости бытия, ибо сказано, что «здоровый бедняк счастливее больного короля». Отсюда нам становится ясным, на каких принципах строились города на Руси. Одни строились, как везде в мире – на пересечении торговых путей, ибо сие стимулировано гранью благополучного обустройства. Другие строились по иной причине, стимулированы иной гранью счастья – торжество духа. То есть они строились вокруг монашеских общин, то есть поднимались вместе с устроением монастырской жизни. Без счастья и полноты радости никакие строительства невозможны. Невозможно никакое общинное житие. Люди в Божественной радости пребывающие подобны Богу – «творят вокруг себя мир и жертвуют собой в добровольном рабстве пребывая у ближних своих»).

Точнее тут опять соотношение подобное соотношению материального выражения Божественного в виде отпечатка-следа, оставленного настоящей реальностью Его Сущности, и Самого отпечатывающегося в этом следе Царствия Небесного Его, только уже в иной специфике – в природе человека и в государственности. Примерно также сам по себе временный плотской оргазм соотносится с постоянной радостью духа, возникающей при исихазме. Хочу только сравнить сие с костром. Если мы кидаем в него сухие ветки, то тут же получаем желанное тепло и свет. А не так: сначала работаем, а потом награда. Никак нет – все они сопутствуют друг другу, одновременно и сразу же. Трудности жизни при этом действуют как ветер, раздувающий пламя костра. То есть, как в примере с палкой, которую мы пытаемся удерживать в равновесии, в данном случае мы видим, как ведёт Себя Божественное – тяжёлые условия жизни по всей логике вещей должны погасить это пламя, а на самом деле оное только усиливается, ибо в трудностях наиболее стимулирована победа над собой, чего нет в хороших условиях быта. В трудностях наиболее четко виден контраст, чем усиливается и не смазывается острота восприятия Божественного, а потому и настолько усиливается восторг. Мы монашествующие работаем не ради конечной цели благополучия, а ради радостного бытия в экстазе – на пике вершины. Для нас важен сам этот процесс, активирующий счастье и восторг. Если при жизни не смогли разжечь этот огонь и почувствовать тепло и свет его, то после смерти, мне думается уже ничего не сделать. За них это уже делаем мы, когда молимся. Вот примерно так должна была стать завершённой теория Зигмунда Фрейда. Монашество – естественный образ жизни человека, имеющий множество оттенков образов богообщения через воздержания – маленькие победы духа в себе и половые отношения – одно из самых последних и не самых значимых образов единства со Творцом.

Итак, человек наделён природой, полученной при изгнании из Рая в мир отвергнутый. С этого момента он несёт в себе печать от обоих состояний Вселенной, точнее плоть несёт в себе образ их обоих сразу. Также повторюсь, что мы не понимаем тех древних людей и недооцениваем их, только лишь потому, что сменился наш понятийный язык и не более того. Но об этом уже в следующем томе книги.