Глеб широким шагом мерил, почерневшую от горя псковскую землю. Уже два года разгуливали здесь рыцари со смердячего запада, что нашили на свои одежды кресты. Так и прозвались — Крестоносцы. Лучше их звать — Гореносцами. Один из таких отрядов псов-грабителей и напал на небольшую весь. Сгоревшие дома, помнили горе. Крестоносцы пришли сюда нести просвещение и цивилизацию.
— Живых здесь нет.
Глеб кивнул, оглядывая печи, оставшиеся от сожженной веси. Он уже достаточно насмотрелся на зарубленных мужчин, что с топорами и охотничьими копьями вышли против железных рыцарей. Неподалеку ратники копали могилу для жителей веси. С одной из березок сняли еще теплое тело обесчещенной рыцарями девушки. В кустах нашли тела затравленных собаками детей. В этот раз рыцари решили «поразвлечься», а не угонять детей в плен, как делали обычно.
Рука в рукавице стиснула, черен меча, что уже пил кровь крестоносцев. Два года назад на реке Нева. Тогда молодой князь Александр, призванный на княжение Великим Новгородом, повел войска против шведов плывущих по реке Неве. Беспечные и самодовольные рыцари попали в ловушку.
Сеча была жестокой и скорой. Сражавшийся в первых рядах Глеб видел как рубили мечи и секиры русичей доспехи с крестами. Гаврила сын Алексеев, сброшенный с корабля самого королевича набросился на вражеского воеводу и зарубил его. После он рубился с епископом, отправив католика в его ад. А после боя ратник удостоился похвалы самого князя.
Один из другов Глеба, Савва, прорубился к шатру шведского вожака Биргера, и подрубил шесты, что значило фактически захват вражьего стяга. Сам Глеб зарезал одного из гордых рыцарей, как свинью. Засапожным ножом по горлу. А после положил своим мечем еще пятерых простых воинов шведов.
Видел Глеб и князя Александра, что не прятался за спинами своих воинов, а шел впереди. Он лично пробился к Биргеру и Глеб видел, как княжеское копье жестоко разодрало лицо крестоносцу. На долгую память!
— Следы еще свежие, — подошел ко Глебу Савва. — Они ушли верст на десять.
— Тогда за ними! — приказал Глеб.
* * *
По телеящику один из депутатов Думы убеждал народ в необходимости подлизывать зад НАТО и всему «цивилизованному» миру. Мол, надо быть в совете Европы, который ничего не решает, и сидеть там возле параши, половой тряпочкой. Меня уже тошнило от одного вида этой еще молодой хари, которая с радостью сплавит всю страну под отстойник для Штатов.
По другому каналу шел очередной западный сериал, где гордые спецназовцы защищали некий Казбекистан от нападок диких русских. Истерический смех у меня вызвал вид казбекистанского самолета, так напоминающего штатовский «стелс», и надписи на казбекистанском — БРЬЛД, РНЕа5В, НГмаЦЦ и в том же духе. Как всегда спецназ побеждал, расстреляв толпу простых ребят портяночников, что тянут в армии два года службы на генеральских дачах.
На другом канале шли экономические новости. Там германский концерн, что купил половину лесозаготавливающих предприятий, там англичане выкупившие газовое месторождение, французы купившие угольный разрез. Жадные руки которым нужны лишь наши богатства. Они всегда лезли сюда, в страну где всего было достаточно, страну которая могла бы их завоевать одним хлебом.
Оставалось только выключить телевизор. И бессильно сжать зубы, в молчаливой ярости к этим, уже не людям. Шавки, шестерки, таскающие тапочки за жирной штатовской обезьяной.
* * *
Глеб и его ратники не жалели коней, от которых на морозе шли столбы пара. Они нагнали банду рыцарей-тевтонцев. Они двигались в свой лагерь. Пятеро рыцарей в доспехах, с благородными щитами, и плащами с крестом. Рядом с ними шли простые воины, или, как их называли русичи, чудь. От челяди. Шли жалуясь на непривычный холод, и вспоминая недавнее веселье в веси.
Глеб выхватил меч:
— Вперед браты!
Стрелы бросили в снег первых убитых. Небольшой отряд Глеба, уже месяц охотившийся на такие шайки грабителей с гербами, помчался вперед.
Рыцарей посекли, не слушая мольбы о пощаде и предложений огромного выкупа. Безжалостно, даже жестоко. Последнего из оставшихся немцев, по гербу знатного барона, притащили за конем в сторону сожженной веси.
Дюже дородный барон потел, плакал и даже намочил штаны. На ратники уже перешагнули черту за которой было милосердие. Перед глазами до сих пор стояли изгрызенные псами лица детей.
Барона раздели на морозе, облили ведром холодной воды, а после отпустили на все четыре стороны. Долго на зимнем морозе, на котором, плюнешь, льдинка летит, он не протянет.
Ратники возвращались в Новгород. Бежавшая неподалеку волчья стая проводила ратников внимательными взглядами своих чутких глаз. Запах шедший от ратников был сродни их. Запах силы, мужества и отваги. С такими соперниками не стоило связываться, а тем более лезть в их логово. Вожак стаи, огромны матерый волчище, с проседью, приветствовал братьев долгим и пронзительным воем-кличем, желая им удачи на охоте.
* * *
В магазине я перебирал новые поступление дисков с играми. На одном из них фирма-переводчик гордо написала:
«Вам предстоит высаживаться со своим подразделением зеленых беретов по всему миру включая заснеженную тайгу России! Где вашими противниками станут краповые береты!»
Господи ну неужели не осталось в стране талантливых программеров что всего лишь сменят пару вещей и уже не заснеженная тайга, а берега озера Онтарио, и не краповые береты, а хваленая штатовская «Дельта» падает под точными выстрелами одиночки из российского спецназа, хотя бы из ГРУшной «Омеги»?
* * *
Князь Александр, прозванный Невским, будучи в Орде с малых лет заложником, от отца своего Суздальского князя, усвоил великую науку Чингисхана о войне. Науку, позволившую Чингизидам завоевать едва ли не половину известного мира.
И главное правило — Опережай противника на полет стрелы. — князь усвоил тоже хорошо. Пора было отвоевывать русские земли. Новгородские бояре, что выставили его после побед над шведами, боясь за свое правление, образумились и прислали грамоту на княжение. Александр не стал мелочиться, вспоминая склоки, а собрался и прибыл со своей дружиной, что уже громила крестоносцев и раньше на Неве.
И чаша терпения уже переполнялась. Даже испытанные ратники были недовольны такой задержкой, а уж народное ополчение волновалось и каждое вече заканчивалось вопросом, когда же бить псов смердячих?
— Что будем делать брат?
Андрей, младший брат Александра прибыл совсем недавно. Воины Александра Невского уже очистили округу от мелких отрядов и после жестокой сечи взяли Копорье, одну из сильнейших крепостей возле Великого Новгорода. Но сил для взятия Пскова было мало, а потому он послал письмо отцу.
Суздальцы и владимирцы собирались недолго, все же враг был общий, и вскоре Андрей привел два отборных полка. Полтора года провели в подготовке к решающей битве.
— Сечь их надо, — ответил Андрей.
За окно раздался лихой свист, несколько степняков из орды, что поступили на службу Александру, на скаку стреляли в тонкое серебренное кольцо, подвешенное в полста шагах от них. Такие всадники уже вторгались в Европу и громили рыцарей в хвост и гриву. Лишь огромные потери понесенные во все еще непокорной Руси заставили их повернуть назад.
Палец князя уперся в нарисованный на карте Псков.
— Значит выступаем.
— Сейчас? — не поверил Андрей. — Ныне же только весна, мы еще не готовы!
— А они тем более.
Войско Новгорода осадило Псков и перекрыло все дороги. Рыцари сопротивлялись яростно, но март стал началом конца. Ни Александр, ни его воины не давали пощады крестоносцам. После всего ими совершенного на русских землях. Когда новгородцы ворвались во Псков, Александру доставили всего восемь пленных рыцарей, избитых до полусмерти, но все еще живых. Князь приказал их отправить в оковах и повозках — Знак высшего бесчестья! — в Новгород.
Предателей, что сдали Псков рыцарям два года назад, изловили и повесили, а после бросили их трупы бродячим псам, братьям рыцарей.
Великий магистр выходил из церкви, когда на взмыленном коне примчался вестник, передав магистру Тевтонского ордена пергамент.
— Князь Александр захватил Псков! — громко прочитал магистр, и сам замолчал после столь ужасающих вестей.
Окружающие магистра рыцари из всех стран Европы, замерли, не в силах поверить в произошедшее.
— Семьдесят благородных рыцарей были убиты, и брошены в общую яму со своими воинами. Восьмеро на телеге и в железе отправлены в Новгород.
Благородное рыцарство молчало, а потом взорвалось негодующими криками. Все требовали битвы со зазнавшимся Александром. Нужно было разгромить наглых русичей, посмевших встать мечем на пути цивилизации и просвещения! Кровью и огнем диких русских надо приобщить к цивилизации! И только так!
* * *
И вновь по телевизору некое импозантное подобие обезьяны, с благородным и усталым взглядом, седой гривой до плеч, и даже со званием академика вещало на всю страну. Мол, Александр Матросов бросился на амбразуру из-за неуставных отношений, а Зоя Космодемьянская была не более чем пироманкой, больным человеком.
Мразь!
С экрана телевизора он на всю страну плюет в души фронтовиков и партизан. Плюет в наши души, тех кто потерял отцов и дедов, а кто-то уже и прадедов на той Войне! Да страшной! Да где наши солдаты шли по телам своих товарищей, а западные союзники ехали как на параде, по пустой земле, без единого выстрела! Но это наша война! Наша кровь… И наша победа! И тогда сражалась вся страна, и любой, кто там сражался, хоть как достоин большего уважения и памяти, чем эта крыса на экране получившая звания за примерное стояние на задних лапках перед хозяевами с длинным долларом.
Возвышенно? Патриотично? Вам даже смешно?! Как вас приучили смеяться над всем, что выше гениталий и брюха! Как сейчас я вижу лица что морщатся, когда слышат из наушников моего плеера надрывный голос Игоря Талькова с его вечным — Я мечтаю вернуться с войны, на которой родился и рос. Или пожимают плечами, когда я включаю Владимира Высоцкого и в душу рвется хриплый, гордый голос — Купола в России кроют золотом, что бы чаще Господь замечал.
* * *
Полки стояли на льду Чудского озера. Отборные дружины стояли на флангах, а ополченцы готовились принять удар «свиньи».
Рыцарский строй, казавшийся несокрушимым, накрыла волна стрел. Бронированный клин пробил первые ряды ополчения, но завяз среди обозов и камней. Рыцарей хватали крюками, валили на землю и добивали. Засапожные ножи вспарывают брюха лошадей и те с предсмертным хрипом падали, поднося к ногам ратников своих седоков. Рыцари бестолково закружились, не в силах сохранить строй для второго удара.
И тогда Александр дал знак. Отборные воины ударили по флангам рыцарского строя. Глеб шел вперед, предвкушая момент, когда гремя доспехами, рыцарь рухнет под ударом его меча. Пехота, многие из которых даже сбросили кольчуги, легко уворачивалась от тяжелых ударов рыцарей, которые привыкли сражаться «правильно».
— Это варвары, дикари! — надрывался благородный герцог, размахивая своим мечем. — Так нельзя сражаться!
Савва одним ударом палицы выбил его из седла. Тонкий лет хрустнул, когда неуклюжий рак в доспехах, рухнул с саженевой высоты.
— Я сдаюсь! — завизжал рыцарь, отбрасывая меч.
— Бешенных псов прибивают, — ответил ему Савва, дробя палицей шелом, его улыбка напоминала волчий оскал.
Глеб сражался молча, уже зарубив двоих простых ратников и вместе с побратимами спешил и зарубил рыцаря. Он даже не вскрикнул, когда копье пробило его грудь прикрытую лишь чистой рубахой, как и положено в смертном бою. На белую ткань выплеснулась алая кровь, но умирая Глеб понял, что они победили. Победили когда молоденький парнишка из ополченцев, прыгнул на рыцаря пытающегося выползти из полыньи, и потащил его на дно, как многие до него и после.
Александр перекрестился, и повел свой отряд конников в тыл рыцарям, довершая их разгром. Все силы Тевтонского ордена оказались в кольце. Немногие рыцари пытались спастись бегством, но им вслед мчались легкие степняки, бросая арканы, и сбивая их на землю. Сам князь рубился в первых рядах, как тогда, на Неве.
* * *
Весь цвет рыцарства НАТО… Тевтонцев, что одно и тоже, был разбит в той битве. Пятьсот убитых и полсотни взятых в плен, которых отпустили с позором, не взяв даже выкуп.
Потом они пришли вновь под крестами. На этот раз крестами «тигров» и «мессершмитов». И вновь были разбиты. Тогда битву выиграл простой солдат, что как его предок, обвязался гранатами, и бросился под танк КРЕСТОНОСЦЕВ, которые несли просвещение и порядок. Они приходили много раз, с мечем, и от меча погибали.
* * *
12 сентября 2001 года выдался необычайно светлым и праздничным. Словно природа сняла накипь с неба, и возрадовалась. Глядя как самолет входит в здание Пентагона, я поднес рюмку к экрану телевизора и чокнулся с крупным планом пожара:
— За упокой души паразитов. Дай Боже завтра тоже!
Вспомнилось, как Крестоносцы бомбили Сербию, Ирак, прославляли убийц взрывающих дома в Москве и Волгодонске. Приглашали к себе на пиры тех, кто стрелял в детей в Буденовске, и насиловал девушек в сотнях городков и станиц. Они чуяли братьев-псов.
И с глумливым хохотом занесли над нами меч, убивающий душу, и превращающий Человека в пса.
Пальцы легли на клавиатуру, мы научимся бить вас, вашим оружием.
— И на татуированном КРОВЬЮ снегу, ТАЕТ роспись мы больше не ВОЛКИ! — равлся из колонок хриплый голос.