1

Жена рожала тяжело и повитуха быстро шептала обереги. Ужо и водил муж лебедушку свою посолонь, и переворачивал ее на банной лежанке. Но уж больно не хотел покидать ребенок материнского чрева.

За околицей на опушке кромешного бора взвыли волки. Злобно, яростно, вознося свою молитву луне.

— Ишь лютуют, — мужик бодрился, будто все было в порядке. В углу испуганно жался банник, помощник при родах. Он уже сделал все что мог. — Зима нынче хладная слишком. Отощали, кабы на юродивого не кинулись.

Наконец показалась мокрая голова ребенка, а затем бабка подставила пуповину. Счастливый отец перерезал последнюю ниточку к матери стрелой-срезнем, чтоб сын был знатным охотником. Повитуха занесла руку шлепнуть малыша как рядом взвыл волк.

Сильный матерый вожак лязгнул на холоде клыками и поднял морду к круглой, как лицо половца, луне. Жутки и сильный вой разорвал другие ночные кличи.

Мужик едва успел подхватить сомлевшую жену, а банник шустро нырнул под печку. Ребенок напуганный первым в его жизни громким криком вдохнул воздуха и заревел.

Волк прервал вой и взглянул на странный холм из которого пахло теплом и свежей кровью и болью. А еще счастьем. Плач младенца насторожил вожака, но вскоре он развернулся и побежал к далекому бору. Люди опасная добыча, как и коровы что жили с ними.

 

2

Молодой кметь прозванный Волчком степенно шагал по киевским улицам. Но во всей походке сквозила радость, так и хотелось гикнуть да пробежаться веселя счастливое сердце и выплескивая радость что горит в синих очах.

Кметь!

Он уже не меньшой а воин. Перун пустил его сквозь посвящение и теперь он носит меч и служит князю как воин. А придет время и прославится. Долголь что ль? Тут и кочевники, и ромеи и соседи. Глядишь в поход возьмут, а там и хоробростью да удалью можно много получить.

Волчок чуть посторонился, пропуская седовласого волхва. Старик тяжело опирался на клюку, и покачнулся, спотыкнувшись о неприметный камень. Сильные руки кметя поддержали старца.

— Благодарствую, — прошамкал беззубым ртом волхв. — Это ты Волчок?

— Я, — громко ответил Волчок. — Я ныне кметь.

— Допустил значит Перун, — вздохнул волхв. — Того и гляди Волком нарекут. Но помни Волчок, Перун ответит на любую твою просьбу, если скажешь ее когда ночью гроза с севера придет.

Волхв пошел дальше, оставив растерявшегося молодого кметя. Но вскоре слова волхва забылись, да и были другие дела, чем мудрствовать.

Корчма что держал Твердило Новгородский была одной из лучших в Киеве. Старый друг отца Волчка он принял и его под свое широкое крыло. Тот и платил работая по хозяйству. Да и если молодшим, что и доставалось от князя, отдавал Твердило, за кров и хлеб.

— Поздорову тебе Твердило Новгородский, — почтительно кивнул Волчок. но не как молодший, а как кметь княжеский.

— И тебе поздорову Волчок, — улыбнулся в бороду Твердило. — Ступай, поешь.

— Огнюшка! — крикнул Волчок встретив девушку торопливо несущую ворох выстиранных вещей.

Дочь Твердилы, махнула косой рыжих волос доставшихся от деда по материнской линии:

— Поздорову тебе Волчок.

— Я вот… Кметем стал, — растерянно пробормотал Волчок, словно впервые встретил ее, а не прожил рядом год.

Девушка улыбнулась:

— Тогда Волком тебя звать?

— Это еще не скоро, но волхв предрек, что назовут.

— Вол-л-лхв?! Тогда быстрей становись, а то в девках засижусь! — задорно засмеявшись, она побежала, на строгий материнский голос.

Волчок вздохнул. Твердило знал его отца справного и удачного охотника у которого, была крепкая и зажиточная семья. Сам Волчок пришелся ему по сердцу, справный парень, работящий, почтительный, да и по молве не худший средь молодших. Твердило ничего не имел против того, если Волчок обрежет девичью косу у Огнюшки. Но Волчок решил, что только тогда возьмет любимую, когда сможет дом себе справить, да подарить невесте серебряные браслеты.

А пока надо поесть, да переодеться. Ныне дело важное. Послы в Киев из заморской Византии, самого Царьграда.

Киев принимал Царьградских послов. В сверкающих доспехах украшенных златом, притягивающих взгляд молодых, и скупые ухмылки уже разрубавших подобные доспехи умудренных Перумовой наукой воинов, послы ехали по улице к княжьему кремлю.

Волчок завистливо поглядел на проехавших царьградцев, всем видом демонстрируя крайнее равнодушие. Но вот получить бы такие доспехи! Свои булатные много лучше, но на эти и дом можно справить и…

— Волчок! — старый кметь огладил свои серебристые усы. — Пошли, князь должон показать послам свою силу.

Задами кмети пробирались к княжьему кремлю. Посол видел воинов на улицах, а теперь увидит и возле князя. Всматриваться в лица не станет, да и трудно под шлемом, да с коня разглядеть. Но то, что ради него собрали лишь часть дружины, а остальные по граду гуляют должно спесь с него сбить.

Князь ждал послов, и в ожидании склонился к одному из бояр:

— У послов слишком большая свита. Где ее лучше разместить?

— По постоялым дворам, но по лучшим, князь. За наше серебро.

Князь недовольно поморщился, но согласился. Сын самого посла, не пожелавший оставить своих воинов отправился в корчму. Его отец проводил его понимающим взглядом. Сыну всего лишь восемнадцать, и еще многого хочется.

 

3

Пожар дело привычное, но страшное. От одного дома может сгореть весь город. А потому и бежали к горящему дому все, от мала до велика. Бежали с баграми, ведрами, и просто. А вокруг горящего дома уже стояли княжеские кмети. Кряжистые в доспехах, с мечами наголо. Двое крепко держали Волчка, рвущегося к троим византийцам, кои тоже мечи вытащили.

Пожар успели потушить, когда подоспел князь, а с ним и посол, прослышавший про пожар.

Посол успел раньше, и заметив среди троих своего сына. Князь же оглядел хмурых кметей, утихомиренного Волчка, а потом и четыре трупа в царьградской броне, что зарубленными лежали.

— Кто? — хмуро спросил он.

— Я князь, — дерзко ответил Волчок.

— Пошто зарубил?

— Эти псы лазливые, — Волчок сплюнул. — Огнюшку опозорили, а потом Твердило зарубили.

— Откуда нам знать, что она не гулящая? — скривил губы византиец. — Так задом крутила…

Волчок взвыл и вновь принялся вырываться, синие глаза затянула пленка бешенства:

— Ты пес смердячий! Я тебе поганый твой язык…

— Хватит! — крикнул князь. — А Твердило пошто зарубили, да корчму сожгли?

— Он сам на нас с мечем кинулся, — хамить князю сын посла не посмел.

— Двоих зарубил, а потом и этот прибежал. А корчма в драке загорелась.

Князь задумчиво посмотрел на Волчка исходящего пеной, как берсеркер северный и на царьградского посла, необычайно спокойного. И волнующийся народ, что готов броситься на византийцев, только присутствие князя сдерживает.

Князь поднял руку призывая к тишине:

— Суд завтра поутру рядить будем когда солнце взойдет, правду видеть, да за ложь карать.

Утро собрало невиданно народу у судилища. Волчок стоял без меча и брони, не княжеский кметь, а видок. Подъехали и царьградцы, всю ночь отсиживавшиеся за стенами кремля.

Потом начался суд, но перед судом к уху князя склонился один их воевод. Рядом стоящие успели услышать лишь о мире с Византией. Любой ценой.

 

4

Волчок тоскливо шел от киевских стен. В ушах до сих пор стоял голос князя возвещающего решение согласно Правде. Византийцев не покарали, они послы. Послы неприкосновенны. Но их заставили выплатить серебром за Огнюшку, Твердило и корчму. А еще у Волчка потом втихую забрали меч, щит, лук, даже нож засапожный без которого и смерды не ходят!

— Волчок! — всадник подскакал к парню. — Да стой ты!

— Зачем я тебе Яр? — устало спросил Волчок.

— Ты куда идешь? — спросил его воевода.

— Не знаю.

— Да ладно тебе. Князь за тебя боялся, а потому и меч взяли. А потом вернут, ты ж кметь справный. Троих царьградцев завалил!

— Пьяных.

— Да любых! Я что их брони не видел?! Как бересту ножом…

— Но поединка мне не дали судебного.

Воевода крякнул:

— То ж другое…

— Честь другая? — остановился Волчок. — Все другое… Правда, Честь. Мы сами в царьградских псов обращаемся из волков. Те что б не драться как угодно прогнуться…

— Волчок… — неуверенно начал воевода. — Честь…

— Да Честь!!! — синие, как небесная лазурь, глаза заполнили слезы и Волчок побежал.

Воевода покраснел и стиснул черен меча. Посмотрев в спину Волчка, он пнул пятками ни в чем не повинного коня. Жеребец заржал и помчал обратно в Киев.

Гроза пришла с севера. Черные тучи затянули глаз луны и звездную пелену. Сверкнула грозная секира бога грозы и раскатисто загремел его хохот.

— Повелитель мой Перун, — зашептал Волчок до рези всматриваясь в молнии. — Молю тебя дай силы и оружие сразиться за честь поруганную. Любую цену заплачу, не люб мне свет этот. Только Чести ради живу.

На мгновение в грохоте северных молний он услышал могучий выдох:

— Да будет так!

 

5

Посол отпустил своего сына развлечься охотой. Благо Волчка, который клялся убить его уже зарубили. Третьего дня набросился на троих гридней аки зверь, кусался. Его и завалили секирами, что дрова рубили.

Тризну справили скромную, да и курган невысокий насыпали. Князь и приближенные вздохнули спокойней, а кмети и молодшие лишь покачали головами. Лишился ума от горя.

Василий, сын посла, весело свистнул вдогонку стреле.

— У вас кроме птицы ничего нет? — презрительно спросил он воеводу.

Яр, грузный как медведь, шевельнулся в седле:

— Есть, но стоит ли? Птица только клюнет а медведь лапой махнет и поминай как звали.

— Это те которых у вас на веревках по базару водят? — засмеялся Василий, но осекся заметив взгляд воеводы направленный в даль. — Кто там?

— Волки. Да так близко.

— Волки это уже дело! — византиец толкнул пятками коня к едва заметной стае волков.

— Чернобог возьми этих волков, — ругнулся воевода. — Откель здесь черные, лесные?

Предчувствие редко обманывало старого витязя, и он поспешил за византийцами.

Но он опоздал.

Огромной стаей, сотни волков двигались, окружая царьградцев. Те уже выпустили все стрелы, но волки не упускали добычу. Круг смыкался, и оскаленные пасти порыкивали свой приговор.

Жеребец воеводы остановился, словно не желая двигаться дальше. Не добившись ничего понуканиями, даже ударами, Яр спрыгнул, обнажая меч.

Из византийцев остался только Василий, остальных уже загрызли, как и их коней. Сын посла размахивал длинным мечем, но ни один волк не стремился схватить его за ногу и стащить с седла. Сразу двое лесных дьяволов вцепились в горло его коня. Одного Василий зарубил, но жеребец уже захлебнулся своей кровью, и рухнул на траву, придавив византийца.

Яр бежал вперед размахивая мечем, и волки не принимая боя пропускали его к Василию. А потом отошли, оставив их двоих в круге из черно-серых тел. Едва воевода помог Василию подняться, как в круг вступил вожак стаи.

Этот волк был молод. Клыки еще белые и целые, шерсть ровная, мягкая. И глаза… Синие глаза которых никогда не бывало у зверей.

Яр отшатнулся:

— Перун!

— Что?

Воевода отошел в сторону и волки расступились, пропуская его. Василий попытался пойти за ним, но оскаленные клыки и рычание отсоветовали ему это делать.

— Яр помоги! — взвизгнул византиец.

— Это двобой, — хмуро ответил воевода. — Ты и Волчок, под оком Даждьбога. Дерись.

— Волчок мертв! — но увидев глаза оборотня Василий осекся. — Помоги мне Господи! — перекрестился он, рука с мечем дрожала, но демон из преисподней в образе волка и не думал страшиться креста.

Черной молнией волк метнулся вперед. Зубы клацнули, раздирая красивую рубаху. Еще прыжок, и зубы порвали воротник. Византиец завизжал пытаясь попасть мечем в оборотня. Вскоре от одежды ничего не осталось.

— Я сдаюсь! — закричал византиец. — Сдаюсь слышишь!

Волк посмотрел на брошенный меч, а потом на трясущегося царьградца. потом синие глаза, полные презрения к византийцу нашли Яра. Воевода лишь кивнул. Волк отошел назад, и через мгновение жуткий крик поднялся к лику Даждьбога, когда сотни крепких капканов челюстей рвали на части человека без чести, противного богам и людям.