Ожидание перед боем порядком меня измотало. Сами прикиньте, двое суток просидел на позициях, мучаясь бездельем, с перерывами на сон. Да и что это за сон, так, дремал вполглаза, подрываясь от каждого шороха. Хорошо Летуну, у него с Профессором была целая радиоигра. После собрания они пошли к спрятанному в руинах передатчику, связываться с туннелем. Профессор зачитал заготовленный текст, раскрыл перед неизвестным нам собеседником все наши планы. Естественно, с некоторыми поправками. К слову сказать, по указанному для регистрации адресу никто из людей Фраймана так и не появился. Улиц, где колонна могла пройти, было всего три, две широкие, и одна узкая. Чтобы придать веса тому, что передавал Профессор, большинство добровольцев сейчас как раз и занималось тем, что укрепляли и минировали две улицы, что пошире. На той стороне, наверное, потешались: по данным, которыми их исправно снабжал Профессор, кроме некоторого количества взрывчатки да бутылок с зажигательной смесью, у нас ничего противотанкового не было. Этим колонну точно не остановить. Мы постарались, чтобы другие шпионы Фраймана, ничего идущего вразрез с официальной версией не увидели. Широкие улицы минировали всерьез, устанавливая фугасы, и позиции оборудовали всерьез.

Не все из записавшихся пришли. Записалось сто сорок два человека, пришло сто семнадцать. Летун на это лишь пожал плечами, типа, ну и хрен бы с ним. Зато уж кто пришел, на тех можно положиться, пришли лучшие, все как один надежные, толковые мужики.

— В общем, так, мужики, — я не стал разводить церемоний, — карта так легла, что я у вас теперь командир. Все согласны исполнять мои приказы? — Народ отозвался согласным ворчанием. Я продолжил:

— Бой будет жестокий. Кто не готов, пусть уходит сейчас. Если кто в бою струсит, пристрелю как собаку, — никто, естественно никуда не ушел. Размазывать сопли, типа, «наше дело правое, мы победим», я не стал. Всем и так все было понятно.

Часть добровольцев мы отправили прикрывать подходы к домам ближайших Семей, разделив на две мобильные группы. Остальные, вместе с нашими, работали, не покладая рук, у всех было дело, кроме меня. Я сидел на грязном пластиковом стуле на последнем этаже заброшенного офисного здания. До Песца тут был кафетерий, в углу сиротливо стоял замызганный кофейный автомат, пол был покрыт толстым слоем мусора. Когда я прохаживался взад-вперед, он трещал под ногами. Из окна открывался вид на мост через речку-вонючку. От дождей уровень воды поднялся, речка раздалась вширь, и была совсем не похожа на тот наполненный отходами с химкомбината ручеек, каким была до Песца.

Я услышал шорох за спиной. Обернулся. Мишка, со своим укоротом, и еще три чумазые мордашки, выглядывают у него из-за спины. Блин, вот этого мне еще не хватало.

— Ты что здесь делаешь? — бросился я к нему, — уходи отсюда!

— Мы пришли помочь, — не двинулся с места Мишка. И мордашки за ним тоже выражают готовность умереть, но не сдаться. Упрямый, чертенок, и ведь не объяснишь ему.

— Тебе же сказали с женщинами остаться! Кто их защитит теперь? — попробовал я с другой стороны.

— Так ведь, если мы здесь не справимся, всему конец, бежать некуда, ты же сам говорил, я слышал! — Уже «мы». Нет, точно не уйдет, и ведь прав, говорил я такое.

— Ну, хрен с вами, оставайтесь, — Мишка расцвел, будто я ему конфету предложил. Хотя, какая конфета, парень с оружием, хочет защищать то, что ему дорого, — ступайте на артпозицию к Летуну, помогайте с пушками, там людей мало.

— Почему не здесь? — просек, что я его отсылаю, Мишка. Ну вот хрен тебе, хочешь воевать, изволь играть по правилам:

— Потому, что это приказ командира. Мой. Или идешь на артпозицию, или я сейчас зову бойцов, и вас отведут к женщинам.

Я отвернулся и отошел к окну, поднял к глазам бинокль. Услыхав дробный стук шагов на лестнице, я ухмыльнулся, Мишка все-таки послушался. Через пару минут на лестнице опять раздались шаги. Кто-то взрослый, шаги тяжелые, идет спокойно, не таясь. Из коридора показался Ариэль.

— Что у тебя? — спросил я.

— Летун попросил за тобой приглядеть, — ответил тот, и уселся на мой стул. Ну и хрен с ним, пусть сидит, помешать точно не помешает. Вышел на связь наблюдательный пост возле туннеля:

— Заноза, ответь, — хорошая связь, тут и трех километров нет, а рация мощная. Я ответил:

— На приеме.

— Ворота открылись, выходит техника, — голос с акцентом, кто-то из ребят Чена.

— Состав, количество? — только бы он правильно смог оценить технику, он-то в нашей армии не служил. Мы всем раздали иллюстрированные справочники, много сидели, обсуждая различные виды бронетехники и тактику применения.

— Сейчас… Еще не все вышли. Все, вышла последняя коробка, они спускаются по эстакаде.

— Доложи состав и количество, — снова запросил я.

Услышав, что едет в нашу сторону, я присвистнул. Похоже, Фрайман выкатил на нас все, что у него есть

Вскоре стал слышен шум танковых моторов, он приближался. Я поднес к глазам бинокль: вот они, родимые, вот они, касатики. Идут, как на параде.

— Наглые, и обезбашенные, — произнес Ариэль, становясь рядом со мной, — им только крестов на броне не хватает.

Действительно, колонна шла очень уверенно, дистанция между машинами была одинаковая. Из люков бронетранспортеров по грудь высовывались «магисты», люки на башнях танков были открыты, оттуда торчали головы командиров в широких танкистских касках. Я почувствовал единую волю, связывающую этих людей.

Впереди шла «Жестокая», тяжелый гусеничный бронетранспортер, переделанный из танка. Тоже трофей, кстати: с захваченных у сарацин «пятьдесят пятых» убрали башни, нарастили броню, поменяли двигатель. Новый двигатель был меньше по размерам, за счет чего в корме прорезали люк для высадки солдат. Хорошая штука, и для нашего вооружения практически неуязвимая. За «Жестокой» ехал джип с пулеметом, катил танк, «Колесница-4», смертоносная бронированная машина, специально заточенная под действия в городе. За танком один за другим два длинных «Сафари», грузовики с бронированной кабиной, и трейлером, в котором, наклоняясь друг к другу, стояли две бронеплиты. Между плитами оставалось место для солдат. До Песца «Сафари» использовали для перевозки солдат по враждебным сарацинским территориям. За «Сафари» ехали два грузовика-пятитонки, один тентованный, другой и вовсе открытый. Открытый был битком набит солдатами, качались каски в такт движению. За грузовиками ехала «скорая помощь», военная, за ней джип, за джипом БТР, имени у него не было, его называли просто БТР, я в таком еще на срочной ездил. Этот у меня уважения не вызывал, алюминиевая консервная банка с противопульной броней. За ней ехала еще одна «Жестокая», замыкал колонну танк.

Колонна подошла к мосту. Вперед выехал джип, переехал мост, затормозил метрах в пятидесяти дальше по дороге. Оттуда вышли двое, покрутились, рассматривая местность в бинокли, потом один из них вернулся к мосту, спустился к самой воде, осмотрел опоры. Только когда они убедились, что все в порядке, колонна прогрохотала через мост.

Когда шум моторов стал отдаляться, мы спустились вниз, и пошли к мосту. До моста было километра полтора, шли не торопясь, времени у нас хватало. Мы как раз были на середине моста, переходили на ту сторону, когда второй наблюдатель, оставленный на предполагаемом маршруте колонны, доложил:

— Колонна остановилась, солдаты лезут с грузовиков, разворачиваются в боевые порядки.

— Грамотные, — протянул Ариэль.

— Грамотные, — кивнул я, — все по книжке делают.

Чуть погодя наблюдатель снова вышел на связь:

— Начали движение. Идут осторожно, занимают все дома слева и справа.

Я не видел, что творилось там, но примерно представлял. Солдаты противника осторожно шли вперед, проверяя дом за домом, за ними двигалась бронетехника, готовая в любой момент поддержать огнем. Они шли прямо к нашим наскоро оборудованным позициям, где сидели добровольцы. Но принимать бой на широких улицах мы не собирались. Я перешел на общий канал, и сказал:

— Заноза всем группам. Оверштаг, повторяю, оверштаг, — мы намеренно не использовали армейский сленг для радиообмена. Солдаты противника прекрасно его знают, все в одной армии служили. Общались мы на шифрованных каналах, шанс, что кто-то нас слушает, был нулевой, но несколько кодовых слов было. По сигналу «Оверштаг», группы, расположившиеся на ложных позициях, должны были переместиться в наш укрепрайон, обогнув по широкой дуге район продвижения колонны противника. Командиры групп все были из наших, кто в курсе насчет ложных позиций. Они должны были перевезти на заранее приготовленных машинах людей, расставить по позициям и наскоро объяснить, что надо делать. Мы с Ариэлем сидели в укрытии на другой стороне речки-вонючки, и ждали. Наконец, наблюдатель сообщил:

— Противник в контрольной точке. — Это означало, что противник удалился от моста примерно на четыре километра. Я перешел на канал связи с Летуном, дождался, пока он ответит, и сказал:

— Начинайте концерт.

Почти в ту же секунду вместо ответа я услышал в отдалении грохот орудийного выстрела, за ним, почти сразу же, второй и третий. С укрытой среди руин артпозиции, в полутора километрах от входа в туннель, и меньше чем в километре от моста, наши начали обстрел. Леня подготовил нашу артиллерийскую команду как следует, гонял их день и ночь, и сейчас они показывали класс. Три гаубицы стреляли без передышки, гулкие выстрелы следовали один за другим, в районе туннеля слышались разрывы.

Мы с Ариэлем напряженно ждали, поминутно оглядываясь назад, туда, где стреляли гаубицы. Наконец, снова вышел на связь наблюдатель:

— Солдаты грузятся на машины, колонна разворачивается. Они возвращаются.

— Они клюнули, — я обрадовано стукнул по скату окопа, где мы с Ариэлем сидели.

— Жирные сволочи в туннеле испугались за свои задницы, — хмыкнул Ариэль, — все, как ты сказал.

Ждать нам пришлось недолго. Буквально через десять минут на той стороне, за мостом, показалась колонна. Не снижая скорости, они подъехали к мосту. Я напрягся, боясь пропустить момент. Первой на мост влетела «Жестокая», за ней метрах в пятнадцати, джип, хлысты антенн на джипе бешено мотались взад-вперед. «Жаль, что мост такой короткий, только две единицы угробить получится», подумал я и приложил концы провода к контактам батарейки. В начале, и в конце моста вспухли огненные цветки разрывов, мост выгнулся дугой, почему-то не вниз, а вверх, и осыпался в воду ливнем обломков. Понесшаяся над землей взрывная волна толкнула меня в грудь, так, что я потерял равновесие, и сел на пятую точку, в ушах звенело. Когда я выпрямился, и снова посмотрел на мост, то ничего не увидел, только торчали у берега обгрызенные бетонные пеньки опор, да кипела вода, от все еще падающих мелких обломков. Ни следа от «Жестокой» и джипа не было видно.

Ощущение присутствия чьей-то воли в колонне пропало без следа. Наверное, в джипе ехал командир, хотя вряд ли, они обычно в хвосте колонн ездят, а то и вообще где-то в отдалении болтаются. От сгрудившихся на том берегу машин отчетливо веяло страхом. Они постояли несколько минут, мы наблюдали какое-то движение, люди перебегали от машины к машине, совещались, не иначе. Потом колонна тронулась с места, и свернула в глубь промзоны. Поехали в объезд, вокруг речки-вонючки, в точности, как нам и надо. Дождавшись, когда исчезнет корма замыкающего колонну танка, мы с Ариэлем выкатили из окопа квадроцикл, и поспешили в наш «укрепрайон». Наши уже должны были занять позиции. Приехав на место, я первым делом поднялся на свой наблюдательный пункт над перекрестком. У окна стоял столик, и раскладной походный стул. По иронии судьбы, это был тот самый стул, на котором я сидел в день Песца на обзорной площадке, и бинокль у меня тоже был тот самый. Вдали послышался шум моторов, приближались танки. Наш план сработал: самый короткий путь в объезд проходил здесь.

Улица была довольно узкой, только двум машинам разъехаться, и неширокий тротуар. На тротуаре стояли машины, точнее, то, что от них осталось после двух лет морозов. Для боя я выбрал участок, с обеих сторон зажатый домами, длиной с полкилометра. По левой стороне улицы один за другим, впритык, стояли трехэтажные дома, за ними давно заброшенная стройплощадка с недостроенным бетонным каркасом. Наблюдательный пункт я устроил на верхнем этаже углового трехэтажного дома, похожего формой на утюг, наискосок от магазина одежды. Пробитые в стенах проходы, и перекинутые между домами доски позволяли мне перемещаться по всей левой стороне улицы, от углового дома и до самой стройплощадки. По правой стороне шел глухой бетонный забор, сразу за забором тянулось длинное промышленное здание, какие-то цеха, высотой в два обычных этажа. За промышленным зданием стоял трехэтажный дом на столбах. До Песца там находился вино-водочный магазин. Я даже поностальгировал, в свое время народная тропа к этому магазину не зарастала. В начале улицы, у перекрестка, мы нагромоздили что-то, долженствующее изображать баррикаду. Притащили остов автобуса, какой-то железный хлам, перемотали все это проволокой.

Я спустился, и зашел через боковую дверь в магазин одежды. Райво проводил последние приготовления к стрельбе. Мы решили поставить гаубицу с расстрелянным стволом в глубине магазина. Витрины сохранились, за грязными стеклами было не разглядеть, что творится внутри. Гаубицу обложили мешками с землей. В подсобке сложили снаряды, я насчитал шесть штук.

— Зачем так много? Договаривались же, что ты делаешь два выстрела и уходишь! — спросил я у Райво.

— Ну, мало ли. Пригодится воды напиться- ухмыльнулся Райво.

— Смотри, с танками в кошки-мышки не играют, увидишь, что не идет, уходи сразу.

— Договорились, — опять сверкнул зубами Райво и ушел, я остался рядом с гаубицей один. На секунду возникло ощущение присутствия, будто мне кто-то пристально смотрел в спину. Я оглянулся: никого, только валяются манекены у грязных витрин. Ощущение не пропало. Я подошел к пушке, провел рукой по стволу. Из таких орудий товарищи моего прадеда били по врагу, может быть, даже из этой самой гаубицы, чем черт не шутит.

— Не подведи нас, — прошептал я, обращаясь к орудию, — послужи нам, как ты служила нашим прадедам.

— Молишься? — это Райво подошел, как всегда, веселый.

— Нет, — ответил я задумчиво, — духов вызываю.

— И как?

— Успешно, — я посмотрел ему в глаза. А ведь напряжен Райво, глаза не смеются, он только вид делает, что все ему нипочем, — Райво, успешно.

Я вернулся на НП. Шум танковых моторов вдали становился все сильнее. Переключив свою рацию на другой канал, я связался с Эли. Тот ответил, что все в порядке, они заняли позиции в цеху. По очереди опросил остальных.

— На позиции, — доложил Райво из магазина одежды.

— На позиции, — доложил Вайнштейн, залегший в проулке за вторым от меня трехэтажным домом.

— На позиции, — доложил Медведь, из первого трехэтажного дома.

— На позиции, — отозвался Чен.

Я нервно сжал бинокль в руке. Скоро они будут здесь.

— Не мандражируй, Коцюба. Все будет тип-топ, — Ариэль развалился в моем кресле, заложив ногу за ногу, пил воду из бутылки. Я опять отвернулся к окну. В оконной раме сохранился осколок стекла. Звук моторов был такой силы, что осколок начал подрагивать, дребезжа.

Из-за поворота показался нос бронетранспортера, колонна свернула на нашу улицу. Они перестроились, впереди ехала вторая, уцелевшая «Жестокая», в остальном порядок остался прежним. Я отошел вглубь комнаты, в тень, чтобы не торчать на виду. Выгружать солдат, и разворачиваться в боевые порядки они не стали. Подгоняемая паническими приказами из туннеля, колонна так и шла походным ордером.

— Вайнштейн, готов? — вызвал я Вайнштейна.

— Всегда, — отозвался Вайнштейн.

— Рви головную машину, — произнес я нервно.

Колонна грохотала внизу. Не снижая скорости, «Жестокая» отбросила носом остов автобуса. Вот под нами проплыл идущий последним танк. Я подошел к окну, осторожно выглянул. Замыкающий танк был уже метрах в двадцати от меня, а «Жестокая» как раз проезжала вторую трехэтажку, еще пара секунд, и она оказалась над дренажной трубой, что проходила в том месте под дорожным полотном. Все расстояния на этой улице я знал наизусть. От дренажной трубы до дома-утюга было сто семьдесят метров. Когда «Жестокая» оказалась точно над дренажной трубой, Вайнштейн, спрятавшийся между трехэтажкой и стройплощадкой, соединил контакты. В дренажной трубе было около тонны тротила, и все это взорвалось точно под днищем у «Жестокой». Шарахнуло так, что я аж присел. Дом закачался, взрыв ударил по ушам так, что я на пару секунд перестал что-либо слышать, кроме звона в ушах. «Жестокая» в один миг исчезла за стеной вспучившейся земли. Точно в замедленной съемке я увидел, как летит по воздуху голова одного из танкистов. Искореженный кусок трака влетел в комнату, и вонзился в стену у меня за спиной, прямо над головой у Ариэля. Переломилась в поясе, и сползла, уронив руки, фигурка командира танка, идущего за «Жестокой». Танк не успел затормозить, и врезался в то, что от нее осталось. Поднявшееся облако пыли скрыло всю его переднюю часть. Практически сразу же после этого, не успел я два раза вздохнуть, выстрелила гаубица в магазине одежды напротив. Звука выстрела я не услышал, только увидел, как одновременно вылетели наружу все стекла витрины, и разлетелись в стороны, от звуковой волны. Снаряд ударил в боковую часть башни танка, пыль и мусор вокруг от разрыва взметнулась в воздух. Ловушка захлопнулась.

Я высунулся из окна, чтобы лучше рассмотреть происходящее внизу. Увиденное меня потрясло: танк был цел. На новых «Колесницах» броня состояла из двух частей, собственно броня башни, и обвеска, клинья из композитного материала. Именно они придают прямоугольной башне такую странную угловатую форму. Выстрел гаубицы начисто снес один такой клин, но в остальном, танк остался невредим. Колонна резко остановилась, в центре один «Сафари» ударил в задний борт другому, остановился и замыкающий танк. Прошло несколько мгновений, танкисты приходили в себя, потом башня танка стала медленно разворачиваться назад, нацеливаясь на магазин. Крыши и окна ожили, с обеих сторон колонну стали обстреливать, из окон второго и третьего этажа домов, из верхнего ряда окон цеха, отовсюду сверкали вспышки выстрелов. С крыш полетели бутылки с зажигательной смесью. Очередь тяжелого пулемета хлестнула по грузовикам в центре колонны. Открытый грузовик остановился как раз напротив пулеметного гнезда, очередями в упор пулеметчики стали превращать сидящих в кузове солдат в кровавый фарш. Спрыгнуть и залечь успели лишь несколько человек, остальные так и остались в кузове. Очереди из пулемета и штурмовых винтовок в считанные мгновения в буквальном смысле порвали брезентовый тент на втором грузовике, так, что клочья свисали с бортов. Сидящим в «Сафари» повезло больше. Их обстреливали, из моего окна были видны искры рикошетящих от бронеплит пуль. Из них выпрыгивали солдаты в серо-зеленой форме пограничной стражи, тут же залегали у колес, заползали под кузов. Они почти сразу же начали отстреливаться, то тут, то там появлялись вспышки выстрелов. Несколько бутылок с зажигательной смесью попали в танк, уткнувшийся в останки «Жестокой», огненная лужа растеклась по капоту, по башне, струйки потекли вниз. Никакого видимого ущерба танк не понес, стоял, как стоял, но башня его не двигалась, орудие и пулемет молчали.

— Медведь, давай колеса! — прокричал я в рацию. Слух ко мне все еще не вернулся, звуки выстрелов доносились точно издалека, сквозь звон в ушах. И угораздило же меня выбрать место для НП возле позиции гаубицы. Как командовать в этой звенящей тишине? Но Медведь меня услышал. С крыши домов полетели горящие покрышки. Они приземлялись среди сгрудившихся на улице машин, в небо поднялись клубы черного едкого дыма.

Снова выстрелила гаубица. Я ожидал, что выстрел придется опять в танк, но Райво, хоть и видел, что танк остался невредим, решил по-другому. Перед танком стоял БТР, и вот по этой консервной банке кумулятивный снаряд сработал отлично. Я впервые увидел работу кумулятивного снаряда, куда он ударил, я не увидел. Расплылось небольшое облачко серого дыма а потом у кажущегося невредимым БТР-а изо всех щелей посыпались фонтаны красно-золотых искр. Казалось, что он горит изнутри, настолько яркий получился фейерверк. Потом внутри что-то взорвалось, задний люк вышибло наружу, он повис на одной петле, из машины повалили клубы густого черного дыма.

— Райво, уходи! Слышишь, уходи! — орал я в микрофон, не слыша своих слов. Замыкающий танк развернул башню, одновременно сдавая чуть назад. Еще секунда, и он нацелится на позицию гаубицы. Я не сообразил, что кричать было бесполезно. Стоящий возле стреляющей в закрытом пространстве гаубицы Райво наверняка оглох, как и я. Я уже решил что все, кранты Райво, танк нацелился на магазин, но в этот момент гаубица выстрелила в третий раз.

На этот раз снаряд попал ниже, и это спасло Райво. Выстрел перебил гусеницу, и разворачивающийся на месте танк повело в сторону, отчего прозвучавший секундой позже выстрел ушел «в молоко», не задев Райво. «Ну, все, Райво, уходи», мысленно поторопил я его. Оставалось только надеяться, что он успел уйти, потому что танкисты подбитого танка остановили движение, быстро довернули башню, и влепили снаряд прямо в глубину магазина. Танк тут же окутался белым дымом, из витрин плеснуло во все стороны пламя. Если кто-то и остался на позиции, он был мертв. Танк еще несколько секунд подождал, нацелив орудие на магазин, потом башня опять стала поворачиваться. Теперь они стреляли из пулемета, выбивая бетонное крошево из стен цеха. Оттуда почти перестали стрелять наши. Ко мне вернулся слух, хоть и не полностью, и я запросил по рации:

— Чен, что у вас?

— Потери… залегли… — разобрал я сквозь шум боя. Хорошо хоть сам Чен жив, подумал я, без него они бы давно уже сбежали.

По джипу с пулеметом сначала никто не стрелял, у пулемета никого не было, сидящие в джипе скорчились на сиденьях. Увидев, что по ним не стреляют, сосредоточив огонь на залегших у колес и траков отстреливавшихся солдат, сидящие в джипе осмелели. Один из них вылез к пулемету, и стал стрелять по засевшим в трехэтажном доме людям Медведя. Почти сразу же они заставили замолчать наш пулемет, теперь по солдатам внизу стреляли только из легкого стрелкового оружия. Кто-то сверху кинул пару гранат, но они не причинили особого ущерба, кого-то зацепили, но и только. Огонь снизу становился все плотнее, инициатива постепенно переходила на сторону противника. Танк, подавив позиции Чена в цеху, развернул башню и поливал из пулемета людей Медведя в трехэтажном здании. Пулеметчик на джипе тоже разошелся вовсю. Чуть дальше, сразу за первым танком, тот так и стоял без движения, раздались характерные ухающие звуки автоматического гранатомета.

Я чуть высунулся из окна, и, уперев в плечо приклад «сорок седьмого», прицелился в пулеметчика, Ариэль стал с винтовкой у второго окна. Танк подо мной, очевидно, засек нас своим тепловизором, башня стала поворачиваться в нашу сторону, ствол пушки стал подниматься. Я вдохнул, прогнал из головы лишние мысли, поймал в прицел фигурку пулеметчика, и, на выдохе, дважды нажал на спуск. Получив две пули в грудь, пулеметчик осыпался. Все-таки, не зря хвалят «сорок седьмые», бронежилет пулеметчику не помог.

Ариэль дернул меня за воротник, оттаскивая от окна:

— Валим, быстро! — танк уже развернул орудие на нас. Мы едва успели выскочить, как за нашими спинами прогремел взрыв. Облако цементной пыли пронеслось по коридору, обгоняя нас. Мы побежали по коридору, свернули, подбежали к окну. Окно выходило на соседний дом, первую из двух трехэтажек, до него было метров пятнадцать. Я посмотрел на улицу, и увидел, что у угла дома накапливаются враги. Выучены они были отменно, и явно не робкого десятка. Несмотря на потери, несмотря на то, что мы в начале боя выкосили половину, они все равно дрались. Если там хотя бы половина бойцов из пограничной стражи, победа нам легко не достанется.

— Давай, ты первый, — толкнул я Ариэля в спину. Он не стал спорить, прыжком взлетел на проложенные между домами мостки, и перебежал на ту сторону. Я секунду помедлил, но тут за спиной у меня опять грохнул взрыв, дом закачался, танкисты не собирались оставлять нас в покое. Я влез на мостки, и, наклонившись, рванул по ним в соседний дом. Вслед мне раздалось несколько очередей, только щепки от мостков полетели. Я спрыгнул на пол, на миг остановился, перевести дух. Крикнул вниз, чтоб не стреляли, свои, мол, я побежал по лестнице, Ариэль топал за мной.

Внизу, на втором этаже, был специально отстроен безопасный коридор, со стенками толщиной в метр. В коридоре несколько бойцов Медведя хлопотали вокруг раненых, там же сидела, склонившись над раненым, Алина, возле нее верным оруженосцем стоял Габи. Черт, много раненых, и убитые вон лежат. Ладно, после боя посчитаем. Я прошел по коридору, прошлепав по натекшей из-под убитых луже крови, выглянул на этаж. Там свистели пули, за мешками с песком прятались бойцы, изредка привставая, они делали один-два выстрела наружу, потом опять прятались.

— Где Медведь? — прокричал я на ухо одному из стрелков. Тот повернул ко мне перекошенное, черное от пороха лицо, и уставился, не понимая. Я повторил вопрос, он махнул рукой куда-то в сторону, туда, где было оборудовано пулеметное гнездо. Я на карачках пополз туда. Пулеметное гнездо было окружено сложенным из бетонных блоков кольцом, на станке, высунув через узкую бойницу рыльце, стоял пулемет. Он был безнадежно разбит. Положив на искореженные останки пулемета ствол винтовки, стрелял наружу Медведь. Я хлопнул его по плечу, он развернулся ко мне, и прокричал:

— Чего?

— У тебя внизу кто-то есть? — перекрикивая шум боя, заорал я.

— Ни хрена, там всех положили! Наши только здесь и на крыше!

— Убитых вынесли?

— Вынесли, все там, — Медведь мотнул в сторону коридора головой.

— Все, пора валить, сейчас они полезут! Собирай своих! — прокричал я. Медведь кивнул головой, и пополз из пулеметного гнезда наружу.

Вражеский командир был совсем не дурак: пока одни из его уцелевших бойцов стреляли по окнам, другие переползали к дому, накапливаясь в мертвой зоне под стенкой, неподалеку от угла. Следующий шаг его тоже был прост и понятен: ему надо было убрать своих людей с простреливаемого пятачка улицы, и первая трехэтажка как нельзя лучше для этого подходила. Окна второй трехэтажки были наглухо заложены блоками, и не случайно, я хотел, чтобы они полезли именно в тот дом, где мы сейчас находились. Под нами раздались хлопки взрывов.

— Гранатами забрасывают, — сказал стоящий возле меня сын Медведя. Остальные как раз заканчивали перетаскивать в дом, что примыкал к трехэтажке сзади, раненых и убитых. На этаже нас осталось четверо, я, Медведь, его сын, и Ариэль. Забросав гранатами первый этаж, обработав его из автоматического гранатомета, враги полезли внутрь. Уходя последним, я наклонился через перила лестницы, прислушался: внизу уже грохотали ботинки ворвавшихся. Вот уже внизу замелькали тени, они подобрались к лестнице. Сразу не лезут, грамотные.

— Коцюба, все, давай! — это Ариэль, кричит мне издали. Я побежал по коридору на голос.

Мы перешли в соседний дом. Я осторожно подкрался к окну, выглянул одним глазком. С улицы почти не стреляли, большинство солдат перешло в соседний дом. Заткнулся, не видя цели, танк с перебитой гусеницей. Я вернулся к остальным, сказал Медведю:

— Время, рви!

Медведь вынул из кармана батарейку, соединил контакты. Я, наученный горьким опытом, закрыл уши ладонями, и открыл рот, за стекой громыхнуло. Я выглянул из окна: соседнего дома не было, на том месте, где он стоял, громоздилась куча обломков. Молодцы, наши саперы, не подкачали. Всего-то три заложенных в правильных местах правильных бомбы, и вот результат, дом сложился, как карточный домик, похоронив под собой десятки врагов. Стало тихо, ни взрывов, ни выстрелов, только стоны раненых.

И тут простоявший весь бой передний танк, завел двигатель, чихнув выхлопом, и дернулся вперед. Труп командира, свисающий с башни, пополз вниз, кто-то изнутри подтолкнул его, туловище перевесило ноги, и он упал с брони, раскинув в падении руки. Люк тут же захлопнулся.

— Все назад, — закричал я, мне показалось, что ствол поднимается. Но нет, танк, заведя двигатель, чуть сдал назад, и ударил носом дымящиеся останки «Жестокой» перед ним. Те чуть-чуть сдвинулись, а танк опять сдал назад, и еще раз ударил. Я понял, что он собирается сделать, и торопливо схватил рацию:

— Вайнштейн, заводи! Танк уходит.

За стройплощадкой послышалось тарахтение, это Вайнштейн заводил бульдозер. Мы так и не закончили бронирование второго, один сделали полностью, а на втором была броня только спереди, и слева. Вот этот недобронированный недотанк и заводил сейчас Вайнштейн. Меж тем, танк под нами сумел сдвинуть останки «Жестокой», и, вырвавшись на свободу, пополз вперед.

Получилось, как в школьной задачке: из точки А полз танк, из точки Б ему наперерез выкатился бульдозер. Танк не ушел, бульдозер с жутким скрежетом ударил его в бок, при этом вся с таким трудом собранная бронеконструкция перекосилась. Бульдозер, хоть и тяжелый, все же был намного легче танка, поэтому, даже вложив всю свою массу, смог лишь немного изменить траекторию его движения. Но этого хватило. Отжимаемый бульдозером, танк вильнул в сторону, и въехал в дом, сшибая столбы, и пробив стену пушкой. Раздался треск, и дом слегка покосился, но устоял. Танк заворочался, пытаясь выбраться из ловушки, дернулся назад, потом вперед. Бульдозер, рыча движком, изо всех своих четырехсот лошадиных сил давил его в бок. Танк дернулся вперед, опять раздался треск, и тут корма танка задралась кверху. Пытаясь выбраться из ловушки, танк съехал с мостовой, непрочные перекрытия дома не выдержали, и нос танка провалился в подвал. Это стало последней каплей, сломавшей хребет верблюду, дом точно вздохнул, и осел, сползая в сторону, на подломившихся столбах. Корма танка осталась торчать из завала.

Вайнштейн вылез из кабины бульдозера, подошел к танку и картинно отряхнул руки. Впрочем, долго держать позу он не смог, вокруг защелкали пули, и он, хлопнувшись на карачки, спрятался за тушей бульдозера.

— Так…, - протянул я и вопросительно посмотрел на Ариэля, — что еще осталось.

— Второй танк, — напомнил он мне. Верно, оставался второй танк, хоть и неподвижный, но с боекомплектом. Я развернулся, и побежал вниз. По проходу за домом я дошел до дома-утюга, обошел его, и осторожно выглянул. Танк стоял, ворочая башней из стороны в сторону. Тепловизор, вспомнил я, у тепловизора есть мертвые зоны, поэтому он и крутит башкой, но вот где они?

И тут я увидел, как из того, что осталось от магазина одежды, к танку бегут четыре фигуры. Впереди бежал Чен, за ним двое его ребят, и парень Райво, как бишь его… не помню. Я выскочил из-за угла, и закричал:

— Назад! Вернитесь назад!

Поздно, они уже подбегали к танку. Мой вопль заставил их на секунду остановиться, они не поняли, где опасность. Башня танка была повернута в другую сторону, на это они и рассчитывали, наверное, хотели взобраться на броню. Они не учли одного: Земля Отцов постоянно воевала на сарацинских территориях, и танк был заточен для ведения боев в городе. Любой другой танк можно было обойти вот так безнаказанно, любой, но не этот. Раздались хлопки, за ними свист, и по обеим сторонам танка со стуком раскатились по асфальту черные мячики. Ариэль дернул меня за воротник, так, что сам упал, я завалился на него. Мы упали за угол, и это спасло мне жизнь. Черные мячики были бомбами. Танкисты увидели, что к ним подбирается пехота, и задействовали находящиеся в кассетах по бокам танка бомбы. Пороховые заряды вышибли их из гнезд, и пространство в радиусе двадцати метров вокруг танка оказалось усеяно ими. За углом захлопали взрывы. Я сполз с Ариэля, встал на колени, и выглянул за угол. Чен, и остальные, лежали на асфальте. По тому, как они лежат, стало понятно, что все мертвы.

— Да что же это, — я впился зубами в руку, во рту стало солено от крови, — как же это, Чен!

Я рванулся вперед, но меня опередил Ариэль. Толкнув меня, так что я опять сел на задницу, он побежал к танку. Башня начала разворачиваться в нашу сторону, но Ариэль успел. Одним прыжком он взлетел на танк, влез на башню, и питолетом разбил танку «глаза» — объективы видеокамер. Ослепший танк тут же выстрелил из пушки. Снаряд пробил стену дома, и взорвался внутри, звук взрыва опять, уже в который раз за последние полчаса, наградил меня звоном в ушах. Потом танк стал беспорядочно стрелять из пулемета, я поспешно отполз назад за угол, чтобы не попасть под очередь. Через минуту пулемет замолчал, скорее всего, кончились патроны. Я вышел из-за угла, и, уже не прячась, подошел к лежащему на асфальте Чену. Наклонился, и тут же отвернулся: хоронить мы его будем в закрытом гробу. Ариэль, тем временем, добивал танку последние органы зрения. Из прохода, ведущего к цеху, появился Райво, подошел к телам, остановился, молча потянул с головы панаму. Подтянулись остальные его люди. Подняв голову, я увидел, что в окнах цеха, и на втором этаже уцелевшей трехэтажки опять заняли позиции наши. Они уже не таились, спокойно отстреливая оставшихся в живых, полностью деморализованных врагов, сухо щелкали выстрелы. С того момента, как колонна повернула на нашу улицу, прошло не больше двадцати минут. Бой был выигран, хоть и дорогой ценой.

Зашипела рация, на связь вышел Вайнштейн:

— Коцюба, ты нужен здесь.

— Что у тебя? — спросил я.

— Тут эти, из танка вылезли, — ответил Вайнштейн.

Я, чуть ли не бегом, понесся вокруг домов к Вайнштейну. Когда подбежал, увидел, что люк в кормовой части танка распахнут, а возле танка переминаются трое в комбинезонах, окруженные нашими. Возле пленных стоял Вайнштейн, закрывая их грудью, а наши наседали.

— Не трогать пленных! — еще издали я услышал, как кричит Вайнштейн.

Я подошел, остановился. Наши, увидев меня молча раздались в стороны. Я оказался с пленными лицом к лицу. М-да, ну и сопляки, одному, так и вообще бриться не надо, на подбородке прозрачный пушок. На меня глянули честные васильковые глаза из-под соломенных волос. Его приятель, такой же сопляк, в глаза не смотрел, всхлипывал, по щекам текли слезы. Детский сад. Третий держался лучше, зыркал исподлобья, небось, сбежать думал, да куда тут сбежишь, наших вон сколько подошло.

— Коцюба, они хотят пленных линчевать! А это же дети, посмотри на них! — горячился Вайнштейн. Я посмотрел на него, потом на пленных. Не могу сказать что я долго колебался. Наших сегодня полегло слишком много. Чен… дружище Чен, золотой человек, тоже мертв, и мне еще предстоит рассказывать его детям, как умер их папа. И убили его вот такие же, с невинным васильковым взором мальчики. Нет уж, не будет вам рыцарского обращения, прошли те времена.

Я поднял автомат и выстрелил плачущему прямо в лицо. В лицо мне плеснуло горячим, потекли струйки за шиворот. Двумя выстрелами я отправил остальных на тот свет. Васильковый перед смертью отвернулся, а тот, что зыркал, так и принял смерть, злобно буравя меня черными глазами, точно хотел напоследок получше разглядеть.

— Ты что, охренел? — Вайнштейн отскочил в сторону, стирая кровавую кашу с лица, — псих чертов!

Не обращая на причитания Вайнштейна ни малейшего внимания, я повернулся к нашим. Все командиры групп уже стояли рядом, грязные, закопченные, в крови, только блестят белки глаз. Вишневецкий глянул на меня, порылся в карманах, и протянул мне платок. Я кое-как обтер лицо, и устало сказал:

— Ну что, докладывайте, какие у нас потери…

За полчаса, что длился бой, я здорово устал, хоть и просидел большую его часть с биноклем на своем НП. О бойцах и говорить нечего, народ разошелся по своим углам, сели отдыхать. Понимая, что время ждать не будет, я по рации предложил всем, кто чувствует себя в силах драться, собраться у машин. Подошло полтора десятка человек: Вайнштейн со своим напарником, который так и просидел на запасных позициях дальше по улице, да резервная группа, находившаяся там же. Нам повезло, и все наши сюрпризы, протянувшиеся еще на километр по улице, нам не пригодились, резервная группа не сделала ни единого выстрела. Вот в таком составе мы и начали грузиться в машину. Подошел Медведь, оставшийся тут за старшего.

— Коцюба, ты, это… за Ромкой там присмотри, — пробасил он. Ромка — это младший из «медвежат». Я кивнул, и захлопнул дверь.

— Да, там танк еще остался, с перебитой гусеницей, что с ним делать? — спросил Медведь напоследок, запрыгнув на подножку.

— Облей его бензином и сожги, — сказал я.

— Как это? Я не могу… — смутился Медведь.

— А ты смоги, — бросил я в открытое окно, и сказал водителю: — поехали.

Медведь спрыгнул с подножки, и стал чесать в затылке. Грузовик тронулся с места, Вайнштейн, сидевший между мной и водителем, озадаченно спросил:

— Коцюба, что с тобой? Ты же озверел просто!

Я отвернулся к окну, и оставил вопрос Вайнштейна без ответа, так и молчал всю дорогу до артпозиции. Когда мы уже порядочно отъехали, водитель, глянув в зеркало, без выражения произнес:

— Запалили.

Я высунул в окно голову, посмотрел назад. К небу поднимался густой столб черного дыма. Медведь смог.

К задней стенке бронебульдозера была приварена труба, на ней развевался флаг. Неподалеку, за бруствером из мешков с песком, стояли гаубицы. Стреляла только одна, возле нее покачиваясь, прохаживался Сергей, в жилетке на голое тело, в белых перчатках, и фуражке с высокой тульей. На жилетке висел какой-то шнурок, видимо, долженствующий изображать аксельбант. Лицо у него было красным, он явно переборщил с расслаблением перед боем. В руке он держал красный флажок. Один артиллерист подносил снаряд, передавал другому, тот, не торопясь, заряжал, третий досылал специальной круглой деревяшкой. Как она там у них называлась, банник, что ли? Сергей махал флажком, отворачивался, закрывая уши, один из артиллеристов, тоже отворачиваясь, дергал за шнур, гаубица палила, потом все повторялось. Расчеты двух других лежали на матрацах в отдалении, у штабелей снарядных ящиков, отдыхали. Я вылез из кабины грузовика, спрыгнул на землю и подошел к отдыхающим. Они уставились на меня, как на привидение. Ну да, видок у меня еще тот, я так и не нашел времени умыться, и чужая кровь засохла у меня на лице, стянув мускулы.

— Где Летун? — спросил я.

— Летун на НП, там, — махнул рукой Леня. Потом спросил: — что с тобой? Что случилось?

— Ничего, просто был бой, — я направился к дому. За мной, как тень, следовал Ариэль.

Летун тоже уставился на меня, как на привидение, но ничего не сказал. Он стоял у окна на своем НП, перед ним, до уровня глаз была сложена стенка из мешков с песком. В руках у него был бинокль. В углу на стуле примостился Джек.

— Как… там? — спросил Летун у меня.

— Хреново. Восемнадцать убитых, среди них Чен. Двадцать два ранено, некоторые тяжело. Я оставил всех, кроме резервной группы, отдыхать. Со мной приехало пятнадцать человек.

— Так, — помрачнев, стукнул биноклем по мешку Летун, — а противник?

— Всех положили, сотни две, не меньше. Я не считал, некогда было.

— Пленных взяли?

— Нет никаких пленных, Коцюба всех перестрелял. Псих ненормальный, убил танкистов, а те ведь даже не стреляли! — выпалил подоспевший Вайнштейн. Неймется ему.

— Спокойно, Вайнштейн, потом, после боя разберемся, — ответил Летун, и спросил у меня: — что с техникой?

— Коробки выбили все, кроме танка… — я рассказал, что случилось с танком.

— Значит, танк можно откопать? — заинтересовался Летун.

— Можно, но это займет время, несколько дней, по меньшей мере, — ответил я, и спросил, — ладно, рассказывай, что тут и как?

Летун стал показывать, я поднес к глазам бинокль, и стал смотреть.

— Смотри. Мы раздолбали бетонобойными дот, что был на эстакаде. Из тех двух, что выше по склону, над туннелем, они сами свалили. Мы их все равно на всякий случай разбили, даже странно, они очень легко развалились, будто на живую нитку сделаны. Потом они сделали вылазку, две группы человек по двадцать-тридцать, спустились там по веревкам, и подобрались к нам. Наши, кто в секретах, их засекли. Мы дали им приблизиться, потом влупили из всех стволов, и гранатами забросали. Вон там, напротив позиций в домах, — Летун показал рукой, я перевел взгляд туда, и в бинокль увидел лежащие на земле фигурки в синих куртках, — половину мы положили, остальные убрались.

— Куда убрались, — спросил я, — в туннель?

— Вот в том-то и дело, что не в туннель. Ушли в промзону. Я послал за ними ребят, окрестности проверить. Их нет.

— Это хорошо. Говорит о высоком моральном духе… — протянул я. Если нападавшие и правда сбежали, значит, дела в туннеле обстоят не самым лучшим образом. Для врага, разумеется.

— Слушай дальше. Когда стало понятно, что они смылись в туннель, мы перешли на беспокоящий огонь из одной гаубицы, меняя расчеты. Кладем осколочно-фугасные у входа, чтоб не высовывались.

— Хорошо. Что делаем дальше? — спросил я у Летуна.

— Это тебе решать, ты у нас стратег. Но я бы рекомендовал тебе взять мокрых салфеток и обтереть лицо и шею. Кошмарно выглядишь. Вон там салфетки, — Летун показал на ящики в углу. Я сходил, тщательно протер лицо и шею. Повернулся к Летуну.

— Ну, что, время выдвигаться. Собирай народ.

За рычаги бронебульдозера сел Вайнштейн, понравилось ему это дело. В тягачи уселся народ, по десятку в каждый, к замыкающему тягачу прицепили гаубицу с усиленным бронещитком. Выдвинулись, вырулили на ведущую к эстакаде дорогу, и колонна медленно поползла вперед. Флаг над бульдозером развернуло ветром. Свернули на эстакаду, и медленно поползли вверх, к туннелю. По нам никто не стрелял, артобстрел загнал врагов вглубь. Доехав до останков дота, мы остановились. Путь нам преграждали обломки, засыпавшие все восемь полос. Кое-где снаряды пробили в дорожном полотне сквозные дыры.

— Рома, прикроешь огнем, — приказал я по рации пулеметчику, — дави входы. — Тут же раздались короткие экономные очереди. Это Рома с капота бульдозера начал стрелять по входу в туннель.

— Ну, чего сидим, — обратился я к сидящим со мной рядом в кузове тягача бойцам, — за мной.

Я открыл люк, и выскочил наружу. За мной остальные. Минут десять мы растаскивали обломки в разные стороны, освобождая проезд. Все это время я спиной чувствовал зияющие провалы туннелей. Один-два стрелка рискнувшие высунуть нос, и нам всем тут крышка, достаточно одной гранаты из подствольника. Пока растаскивали, я понял, почему так легко разлетелись доты: не было цемента. Они просто построили каркас из дерева, и обложили бетонными блоками, наподобие тех, что у дороги кладут. Кое-где были видны следы болтов, блоки были скреплены металлическими стяжками. Цемент-то на морозе не застывает, вот и пришлось им извращаться, сообразил я.

По нам так никто ни разу и не выстрелил. Бульдозер дополз до входа в туннель. Всюду были воронки от снарядов, все завалено кусками бетона и камня, под гусеницами скрежетали обломки. Мы рассыпались у входа, поставили машины по сторонам, взяли на прицел туннели. Рома периодически отсекал короткую очередь вглубь туннеля, как бы намекая, что мы здесь, мы никуда не делись. Я осторожно заглянул внутрь. Дальше двадцати метров от входа все терялось в темноте. Никого не было видно.

— Летун, давай остальных. И тащите все заготовленное, — передал я по рации.

Через несколько минут показались бегущие легкой трусцой бойцы. Тридцать человек взбежали по эстакаде, и заняли позиции у последней линии обороны, метрах в ста за нами. Подъехал грузовик, его стали споро разгружать. Прямо на асфальт сгружали ящики со снарядами, сбрасывали покрышки, прочий горючий материал. Из кабины вылез Летун.

— Ты хотел тут агитацию развести? Давай, — сказал я ему. Его бойцы притащили громадный динамик, поставили у входа в туннель, подключили к усилителю. Он взял в руки микрофон:

— Фашисты! С вами говорит командующий войсками Республики! — громовой голос из динамика оглушал. Наверняка все, кто находился в туннеле, его слышали. Прозвучало это серьезно. С другой стороны, тем, сидящим внутри, неоткуда знать, что нас тут неполная сотня. Значит, чем грознее, тем лучше.

— Сдавайтесь! Всем, кто сложит оружие, и выйдет с поднятыми руками, гарантирую жизнь! Не подвергайте жизнь опасности ради Фраймана!

Пока Летун вещал, артиллеристы развернули напротив нежилого туннеля гаубицу. Летун на минуту замолчал, я махнул рукой, и гаубица выпалила во тьму туннеля. Снаряд разорвался в глубине, метрах в ста от входа. Туннель подымался, изгибался, так что простреливать его насквозь было невозможно. Изнутри туго ударила взрывная волна. Летун посмотрел на меня, я махнул ему рукой, продолжай, мол. Он продолжил уговаривать:

— Времени на раздумья даю пятнадцать минут. И пятнадцать минут на то, чтобы выйти! Через полчаса мы вас выкурим оттуда, — Летун отложил микрофон. Ждать пятнадцать минут нам не пришлось, почти сразу же из туннеля послышался топот множества ног. Я понял, что сейчас произойдет, и прокричал в рацию:

— Никого за оцепление не выпускать!

Мы отпрянули от входа в туннель, укрылись за тягачами, жертв на сегодня было достаточно, рисковать смысла не было. Из туннеля волной выбежали кацетники, руки над головой. Они выбегали, и застывали, жмурясь от солнечного света. В них врезались подбегающие сзади, вскоре перед туннелем сгрудилась масса народа. Среди лохмотьев кацетников мелькали синие куртки стражников. Криками и тычками наши бойцы направляли выбегавших к линии стрелков на эстакаде.

— Стражников не выпускать, — приказал я по рации, — отводить в сторону и сажать. Остальные пусть валят. — Ниже по эстакаде раздался мат и крики, бойцы фильтровали выходящих.

Заметив среди выходящих знакомое лицо, я вклинился в толпу, и за шиворот выволок человека в синей куртке. Я толкнул его к борту тягача, он упал на колени. Кто-то из наших приставил ему к голове ствол винтовки, человек застыл, боясь пошевелиться.

— Какая встреча! — издевательски протянул я. Человек сидел, опустив голову, я жестко приказал: — голову подыми и посмотри мне в глаза, Аронович!

Он поднял голову и посмотрел на меня, в его глазах плескался страх. Он посмотрел на мою залитую кровью одежду, перевел взгляд на флаг над бульдозером, и затрясся.

— Знаешь, кто я? — спросил я у него. Он сглотнул, и выдавил:

— Ко… Коцюба, — потом, всхлипнув, взмолился: — не убивай меня, не убивай. Пожалуйста, вы же обещали!

— Рассказывай, — бросил я. Аронович уставился на меня непонимающе, потом сообразил, и затараторил. Оказывается, весть о разгроме колонны повергла защитников туннеля в панику. Управляющие, и комендант пытались организовать сопротивление, но у них ничего не вышло. Лучшие бойцы, отборные солдаты пограничной стражи, ушли с колонной, остался только охраняющий кацетников сброд, бывшие полицейские, и прочая сволочь. Устроили вылазку, когда стало ясно, что успехом она не увенчалась, последние остатки порядка рухнули. Управляющие и их приближенные сбежали во вторую часть туннеля, и выставили пулеметы. Гельман в матюгальник приказал держаться до последнего, обещая расстрел за неповиновение. Оставшиеся в туннеле стражники заметались, не зная, что делать, с одной стороны пулеметы Гельмана, с другой мы. Когда прозвучало обращение Летуна, Аронович, по его словам побежал открывать бараки с кацетниками, тех сразу после начала артподготовки позапирали. Как только они отперли бараки, кацетники, сбивая друг друга с ног, понеслись вниз, к выходу из туннеля. Побросав оружие, туда же ломанулись и стражники.

Я посмотрел назад. Пробка у заграждения рассасывалась, на корточках с руками за головой сидело человек пятьдесят стражников, по пространству от эстакады и до домов с нашими позициями чернели фигурки бредущих кацетников. Я за шиворот развернул Ароновича к сидящим стражникам, и прокричал ему в ухо:

— Смотри внимательно, это все, кто был? — на мой взгляд, стражников было маловато. Еще что-то в этой картинке показалось мне странным, но я никак не мог уловить, что именно. Аронович всмотрелся:

— Ннет, это не все, не все! — торопливо повторил он, боясь, что я не поверю.

— Скольких не хватает? — спросил я. Аронович, шевеля губам, начал пересчитывать.

— Пятнадцать, шестнадцать человек, может, двадцать! — закончил он пересчет.

— Почему они не вышли? Говори! — встряхнул я его.

— Дети, я думаю, они взяли в заложники детей! — тоненьким голоском прокричал Аронович. И тут я сообразил, что не сходилось в увиденном. Все вышедшие были взрослыми. Значит, они решили поиграть с нами в игры с заложниками. Я ударил Ароновича прикладом по затылку. Тот ткнулся носом в асфальт и затих. Бойцы оттащили его в сторону.

— Что будем делать? — спросил я у Летуна. Тот, полуобернувшись, выставив голову над бортом тягача, всматривался в темноту туннеля. Я не сомневался, что весь мой разговор с Ароновичем он слышал от первого до последнего слова. Я повторил, уже громче: — Летун! Что мы будем делать?

— Если не знаешь что делать, делай шаг вперед, — ответил Летун. Ну, чисто Вайнштейн, один в один. Я сделал правой рукой жест, будто стучал по голове кулаком, сзывая командиров к себе.

— Так, мужики. Заходим внутрь, в правый туннель идет бульдозер, в левый тягач. Идем за техникой, смотрим по сторонам, каждый угол открываем. Без света, с ПНВ, и без фанатизма, торопиться нам некуда. Хватит с нас потерь, — сказал я, и добавил: — больше никто сегодня не умрет. Ясно?

Командиры кивками подтвердили, что поняли, и разошлись инструктировать бойцов. Слышавший все Вайнштейн без напоминания полез в кабину бульдозера, заводить. Зря я это сказал, насчет того, что никто больше не умрет. Бывает, что такие обещания слышит кто-то наверху, и ставит напротив твоей фамилии в списке жирный крестик.

Мы осторожно продвигались вглубь туннеля. Освещение не работало, приборов ночного видения хватило на первые две тройки в каждом из туннелей, и на командиров. Каждый угол, каждую дырку проверяли. Мы прошли полтуннеля, и никого не встретили. Ворота в решетках были открыты, бараки пусты. Я считал бараки: пять, шесть, следующий должен быть детский. Бульдозер тронулся с места, и тут же остановился, на связь вышел Вайнштейн:

— Коцюба, посмотри вперед. Рома говорит, там что-то не так.

Я выглянул в щель между стенкой туннеля и бортом бульдозера, но ничего не увидел. Сказал идущему рядом со мной Ариэлю:

— Передай Летуну, чтобы прекратил движение, — по соседнему туннелю, параллельно, шла вторая группа под командованием Летуна.

Ариэль зашептал в рацию, а я, тем временем, протиснувшись вдоль борта, вышел вперед, всмотрелся: метрах в ста выше по туннелю виднелась решетка, что перегораживала туннель перед детским бараком. Решетку я видел отчетливо, но в зеленом свете ПНВ то, что было за решеткой, было не разглядеть. Я решил рискнуть и, прижимаясь к стене, проскочил расстояние, что оставались до разделяющей бараки площадки. По мне никто не стрелял. Я пересек площадку, стараясь не выходить на линию огня, прошел вдоль стенки и выглянул за угол. За решеткой, прижавшись к ней, рядами стояли дети. Я передал по рации Вайнштейну:

— Вайнштейн, продвигайся до угла, где я стою. Видишь меня?

— Вижу, продвигаюсь, — ответил Вайнштейн и тронул бульдозер вперед. Я переключился на другой канал и вызвал Летуна:

— Что у вас впереди, Летун?

— Ничего и никого. Пусто, — ответил тот.

— Продвиньтесь вперед до прохода. Увидишь справа дверь, остановишься. Как понял?

— Понял, — подтвердил Летун.

Бульдозер дополз до угла, где я стоял. Сквозь шум мотора я услышал, что кто-то что-то орет, со стороны барака, но слов было не разобрать. Я сказал Вайнштейну, чтоб заглушил мотор. Как только мотор заглох, мы услышали со стороны детского барака голос, кричавший:

— Ни шагу дальше, или мы начнем убивать сопляков! Стойте, где стоите! — все это повторялось, перемежаясь многоэтажным матом. На связь вышел Летун:

— Мы у двери. Что дальше?

— Оставь у этой двери кого-то, и двигайте к следующей пешком. Постарайтесь открыть ее без лишнего шума. Они засели в детском бараке, прикрываются заложниками. Их надо по-тихому обойти, и посмотреть, что можно сделать с другой стороны. Как понял?

— Понял, понял. Сделаем.

Потянулись минуты. Я специально не стал начинать первым переговоры с уродами, пусть сами проявят инициативу, проще будет их уломать. Наконец, они не выдержали, тот же голос закричал:

— Эй вы, красные! У вас есть тридцать минут, чтоб убраться из туннеля! Не уберетесь, каждые пять минут буду мочить по сопляку!

— Не пойдет, — закричал я в ответ, — мы так далеко зашли не для того, чтобы уходить! Без вариантов!

— Пожалей детей!

— Это ты их пожалей! И себя заодно! Твой последний шанс! Выходи с поднятыми руками! Обещаю жизнь! Слово даю! — глотка у меня пересохла, я шепотом попросил воды, сзади протянули фляжку. На той стороне задумались, потом голос закричал:

— Ты кто? Назовись!

— Я Коцюба! Слышал о таком? — еще более длинная пауза. Вот что значит слава. В наушниках прорезался Летун:

— Вскрыли дверь, обошли барак. С этой стороны решетка, стоят дети. Что делать?

Значит, они и с тылу прикрылись…

— Шумни там, фонариком посвети, — ответил я Летуну. Через полминуты заорал:

— Вы окружены! Сдавайтесь! Слово даю, кто сдастся, останется жить!

Опять пауза. Наконец, раздался крик:

— Мы требуем грузовик! С полным баком! И безопасный проход!

И миллион наличными в мелких купюрах, ага. Мы это уже проходили, знакомая песня. Жаль, сдаваться они не станут.

— Дай подумать! У нас нет тут грузовика! — крикнул я в ответ. Пусть думают, что я сдаю позиции.

— Думай быстрее! Даю полчаса, через полчаса нет грузовика, начинаем убивать! Время пошло!

— Так, Ариэль, давай за минерским рюкзаком, он в грузовике, и подтягивайся в соседний туннель. Я иду туда, — приказал я, и побежал вниз по туннелю. Через первую же дверь я перешел в соседний туннель, и побежал вверх. Остановился у другой двери, крикнул:

— Здесь Коцюба, мне нужен Летун.

Вскоре подошел Летун. В зеленоватом свете ПНВ глаза его горели, как у сказочного монстра.

— Значит, так! Они потребовали грузовик. Грозят, что будут расстреливать детей, — зашептал я Летуну. Окружившие нас бойцы возмущенно загудели.

— Что ты предлагаешь? — спросил Летун.

— Выхода нет. Рванем вот эту дверь, и войдем. Где там Ариэль?

— Коцюба, ты сошел с ума! Там же дети! — а это Джек. И как он ухитрился просочиться? Вроде бы на артпозиции остался. Что характерно, Летун ничего не возразил, наоборот, поддержал меня:

— Джек, дети все равно пострадают, при любом раскладе. Коцюба, действуй.

В этот момент рядом возник запыхавшийся Ариэль. Он сдернул с плеч рюкзак, и без лишних разговоров стал доставать оттуда брикеты пластида, моток детонирующего шнура, детонаторы.

Я спросил Летуна:

— Как там, освещение есть?

— Да, мелькал свет, видно, лампы-переноски. Да еще мощные фонари, они туннель подсвечивали.

— Ясно. Томер здесь?

— Здесь, — отозвался Томер из-за спины.

— Заходим втроем, я, ты, и Ариэль. — Я коротко объяснил, как заходить. — Ариэль? — Склонившийся над рюкзаком Ариэль кивнул, я продолжил: — за нами остальные. Стрелять только наверняка.

— Нас так не учили, — заметил Томер, — мы сильно рискуем.

— Там дети. Придется действовать не по учебнику. Не хочешь, можешь не идти.

Ариэль закончил свою возню со взрывчаткой. На петли, и напротив замка, он налепил комки пластида, соединил их детонирующим шнуром, закрепил электродетонатор.

— Все отошли на двадцать метров, — скомандовал он, и начал пятиться задом, разматывая провод. Отойдя, он остановился, накинул концы провода на контакты подрывной машинки, закрутил, посмотрел на меня:

— Прошу разрешения на подрыв.

— Давай, — разрешил я.

Грохнуло, взрыв больно ударил по ушам, в который уже раз за сегодня. Дверь рухнула, мы побежали к проему, Ариэль и я с одной стороны, Томер с другой.

Я присел на колено у двери, и, дернув за шнур, закинул в проем фальшфейер, за ним — второй. В мерцающем красном свете фальшфейеров, льющемся из двери, я увидел, как стоящий напротив Томер достает гранату. За дверью раздались крики, кто-то прокричал команду, и в дверной проем уперлись лучи фонарей. Томер вынул из разгрузки цилиндр световой гранаты, я услышал характерный щелчок, это он выдернул кольцо. За дверью вдруг раздались какие-то вопли, многоголосый детский визг, потом беспорядочная пальба. Лучи фонарей, сфокусированные на двери, замелькали и сдвинулись куда-то в сторону.

Я кивнул Томеру, и он резким движением забросил световую гранату внутрь. Я поспешно отвернулся от проема, закрыв глаза, и на всякий случай, чтобы не засветить матрицу, закрыл окуляры ПНВ руками. Когда раздался хлопок, я встал, включил прикрепленный к цевью фонарь, и ощущая руку Ариэля на своем плече, и прянул вперед. Я впрыгнул в дверной проем, врезавшись правой ногой в угол косяка, и тут же прыжком сместился влево и внутрь, чтобы не торчать в дверном проеме. Их обычно берут на прицел, и смысл такого маневра в том, чтобы, мелькнув в проеме, сразу же убраться с директрисы огня. Точно приклеившийся ко мне Ариэль повторил мой маневр, с той лишь разницей, что он прыгнул не влево, а вправо. Влетев внутрь, я приземлился на одно колено, выставив перед собой автомат. Спустя мгновение рядом со мной приземлился Томер. Я не стрелял, стрелять было не в кого. В ярком свете тактического фонаря, больше напоминающего прожектор, я увидел картинку, которую, наверное, не забуду никогда.

Дверь выходила на площадку для построений, и по всей этой площадке катались рычащие и визжащие клубки. Где кто было не разобрать, мелькали тонкие детские ручонки, голые грязные пятки. Между клубками, ничего не видя от вспышки световой гранаты, бродили, выставив перед собой руки ослепленные дети. Вот один из клубков на секунду распался, и я увидел, как на ноги шатаясь, поднялся здоровенный стражник. Одно ухо у него было полуоторвано, толчками сбегала черная в свете факелов-фальшфейеров кровь. Лицо у него было залито кровью. Он разбросал малолеток, но успел сделать лишь два шага, как они снова волной накатили на него, и захлестнули. То тут, то там лежали тела детей, некоторые шевелились, в воздухе пахло кровью.

Я обернулся. Заскочившие вслед за нами бойцы, опустив оружие, изумленно наблюдали эту поистине адскую картину. Я закричал:

— Вперед! — и вломился в круговерть, за мной, как тень, Ариэль. Замелькали руки, ноги, головы. Какой-то ошалевший малолетка, приняв меня за стражника, с воинственным кличем прыгнул на меня сзади, руки его вцепились в мою каску, и стащили ее с головы. Если бы я, входя в туннель, не одел ее, оторвал бы мне ухо к чертям. Малолетка сполз на землю, каска выпала у него из рук, он непонимающе уставился на меня. Я заорал ему прямо в лицо:

— Назад! Свои! — он отшатнулся, но набрасываться не стал. Сообразивший, что что-то не так впереди, Вайнштейн, завел бульдозер и поехал вперед, включив фары. Все вкруг залило светом, это, да еще рокот двигателя, заполнивший туннель, отвлекло малолеток от расправы, они по одному отлеплялись от своих мучителей, лица принимали осмысленное выражение. Бойцы оттесняли их к стенке туннеля, успокаивали, добивали стражников. Шум двигателя стих, образовалось какое-то подобие порядка, я крикнул:

— Джека сюда, быстрее!

Появился Джек, и не один, а в компании Габи, и какой-то маленькой девочки-индиго, я не вспомнил ее имя. Я удивился, ведь Габи остался с Алиной на месте разгрома колонны, как он попал сюда? Они стали ходить от одного лежащего тела к другому, помогая. К некоторым Джек подходил, качал головой, и они шли дальше, возле некоторых останавливались, начинали свои непонятные манипуляции. Остановившись возле меня, он вполголоса сказал:

— Добился своего? Убийца ты и отморозок…

Я взорвался, схватив Джека за отвороты куртки, тряхнул его, и закричал ему в лицо:

— А что мне было делать, по-твоему? Дать им грузовик, чтобы они с детьми уехали? Они ведь не уехали бы просто так! И что было бы с этими детьми, ты подумал? Подумал? Все вы умные, пока кто-то другой решения принимает, и руки пачкает! А вы все в белом!

Я отпустил Джека, тот отошел, махнув рукой. Ответа от него я так и не получил, он предпочел промолчать. Я пошел вверх по туннелю, бой был еще не кончен.

Немного не доходя выхода из туннеля, на границе светового пятна, я обнаружил Летуна. Тот сидел на ящике, прислонившись спиной к стенке туннеля.

— Что там? — спросил он у меня.

— А ты не в курсе? — удивился я.

— Меня позвали как раз перед подрывом, так что я, как ты говоришь, не в курсе, — ответил он, — рад видеть тебя в целости и сохранности.

— Там… песец. Мы вышибли дверь, и малолетки, увидев, что стражники отвлеклись, накинулись на них. Ну, те стрелять… — я рассказал Летуну, что произошло на площадке перед бараком.

— Много погибло?

— Детей? — переспросил я, потом поняв, что стражники Летуну неинтересны, продолжил: — Не меньше десяти. Скорее всего, больше.

— Хреново…, - расстроился Летун.

— А тут что? — спросил я его.

— Да тоже задница. Оттуда, с противоположной стороны, стреляют, слева тоже, носа не высунуть.

— Слева? — удивился я.

— А ты сам посмотри, — ответил Летун, потом, увидев, что я иду в полный рост, зашипел: — не так, ползком.

Ладно, ползком так ползком. Я подполз к краю туннеля, осторожно выглянул, и тут же спрятал голову. Вовремя, по бетонному ограждению защелкали пули. Таак, что мы имеем: дот, на крыше прилепившегося к склону торгового центра, раньше его не было, видимо, недавно построили. Судя по звуку, два пулемета. Спустя секунду и над головой начало посвистывать, с той стороны ущелья тоже стрелял пулемет. Н-да, вот задачка.

— Идеи? — спросил я у Летуна.

— Подорвать эстакады, подорвать вход в туннель…

— И ждать следующего визита? Нет! Гельмана я один раз отпустил, и посмотри, что из этого вышло. Больше не отпущу, все.

— Ну и как прикажешь штурмовать, когда они все простреливают? — я не ответил на вопрос Летуна, у меня появилась идея. Я хлопнул его по плечу, и со словами:

— Есть идея. Жди здесь, — я быстро пошел вниз по туннелю. В этот момент включился свет, наши наконец-то разобрались с генераторами. Детей к этому моменту почти всех вывели, оставалось несколько раненых, как сказала мне девочка-индиго, за ними придут. Все-таки хорошо, когда подчиненных не надо водить за ручку, сами все делают, на то они и добровольцы. Выйдя из туннеля с той стороны, я обнаружил там идиллическую картину. Леня сидел на колесе гаубицы, и курил, на невесть откуда взявшемся матраце храпел потерявший где-то фуражку Серега. Чуть ниже по эстакаде шли, приближаясь к нам, четыре знакомых фигуры. Леха, жестикулируя, что-то объяснял важно вышагивающему рядом с ним Мишке. Ну и еще двое мелких с ними. Подождав, пока они приблизятся, я рявкнул, обращаясь к Мишке:

— Ты какого хрена тут делаешь?! Я же сказал, быть на артпозиции!

— Ты сказал помогать Летуну. Я помогаю! — решительно ответил Мишка, но губы задрожали. Ждет, что сейчас я его перед оруженосцами опозорю.

— Значит так, помогальники. Вот вам новое задание. Там дальше по туннелю индиго. Ваша задача их охранять. Куда они, туда и вы, не отходить ни на шаг! И смотрите в оба, вокруг полно недобитых фашистов. Ясно?

Подождав, пока мелкота скроется в туннеле, я поймал намылившегося было смыться Леху за локоть, и тихим голосом спросил:

— Ты какого хрена детей сюда пустил, а? Взрослый!

Леха выдернул локоть, и начал оправдываться:

— Ну, они на тебя сослались, я ж не знал…

— Вот теперь иди за ними присматривай, — приказал я.

Леха покачал головой и скрылся в туннеле. Я осмотрелся. Кацетников уже собрали, и увели, у нас был план, где их разместить, за артпозицией было два более-менее приготовленных дома, на первое время хватит. Детей как раз грузили на грузовик, их мы собирались отвезти к Сергею на базу. Я повернулся к Лене:

— Так, поскольку ваш командир пал в неравном бою с зеленым змием, я назначаю тебя. Собирай артиллеристов, везите сюда остальные пушки, и снаряды. Есть работа. — Леня кивнул, и взялся за рацию. Я вызвал Вайнштейна:

— Найди человек десять, и спускайтесь сюда с тягачом…

— Так, так, еще чуть-чуть… стоп! — Леня контролировал процесс установки гаубицы. Мы подкатили ее к самому выходу их туннеля, метрах в пятнадцати от выхода остановились, развели станины. Обложили мешками с песком. На этой позиции противник не мог нас видеть. От пулеметчика по ту сторону ущелья нас закрывал «горб» эстакады, а из дота на крыше до нас просто не могли достать, пока мы оставались внутри туннеля. Заметив, что он не полез справляться в таблицах, а сразу начал крутить рукоятки, устанавливая угол возвышения, я спросил его:

— Что, прямо так, без расчетов?

— А что тут рассчитывать, прямая наводка, — хмыкнул Леня и, прищурившись, продолжил прицеливаться. Из туннеля послышался шум, приближался тягач со второй гаубицей, мимо меня прошел артиллерист со снарядом в руках. Я тут же надел защитные наушники, хватит с меня на сегодня акустических ударов. Крикнув Лене, чтобы начинал стрельбу по готовности, я ушел в соседний, жилой туннель. Зашел в дом коменданта, там уже работали наши, вынимали компьютеры, документацию. Убедившись, что мое присутствие там не требуется, я вытащил стул, и сел передохнуть. Вскоре туннель затрясло, гаубица открыла огонь. «Давно надо было наушники одеть, и чего понтовался?», подумал я и отхлебнул из фляжки. Вскоре пришел Леня, дернул меня за рукав, я снял наушники.

— Ну, вроде, все, по пяток снарядов у каждого входа положили, — сияя, сказал он.

— Вайнштейн, Рома, давайте с бульдозером наверх, и всех кто вокруг вас сюда давайте, — тут же вызвал я по рации народ.

Бульдозер подъехал, на левом борту, на кронштейнах висели мешки с песком. Я махнул рукой, бульдозер выехал на эстакаду, поехал вперед. Слева, из дота, тут же ударили пулеметы, пули ударяли в мешки, попадали и в броню. Бульдозер полз вперед, броня держала, спереди все было тихо, оттуда никто не стрелял. Как было условлено, посреди эстакады Вайнштейн остановился.

— Входы чистые, никого, только обломки, — доложил он.

— Отлично, — я повернулся к бойцам и приказал: — давайте дымовухи.

На эстакаду полетели самодельные дымовухи, вскоре белый дым окутал все вокруг. Я вышел на эстакаду, постоял. По мне никто не стрелял, и я махнул рукой:

— Выкатывайте пушки! Быстрее!

Из дотов опять открыли огонь, но не прицельно, пули щелкали по бетону метрах в тридцати перед нами. Иногда посвистывало и вокруг, но мы, не обращая на это внимания, выкатывали гаубицы. Вскоре все три орудия стояли на эстакаде, развернутые влево, на торговый центр. Вокруг быстро росло ограждение из мешков с песком. Тягач тоже вывели наружу, прикрыв им дорожку для подноса снарядов.

— Открываем огонь? — спросил меня стоящий, пригнувшись, у гаубицы Леня.

— Подождем, пусть хоть немного рассеется дым, — ответил я спокойно, — спешить некуда.

Пока ждали, я связался с разведчиками. В первый же день после ультиматума, мы послали две группы по три человека. Они заняли позиции в руинах, и должны были контролировать подъезды к торговому центру. Наблюдатели доложили, что никакого движения нет, никто торговый центр не покидал. Именно в торговом центре была резиденция Фраймана, и его прихлебателей. Раз они все еще там, это прекрасно, я давно хотел свести с ними знакомство. Дым начал рассеиваться, проступили очертания дота. Я поспешно натянул наушники, и скомандовал:

— Огонь.

Одна из гаубиц выстрелила, Леня выглянул, что-то подкрутил, тем временем из туннеля принесли снаряд. Из дота открыли бешеную пальбу, если бы не уложенные в два ряда мешки с песком, нам бы точно кого-нибудь подстрелили. Пули со звоном рикошетили от наклонного бронещитка гаубицы. Второй снаряд лег ниже, прямо в стеклянную стену торгового центра. Стена, рассыпавшись, вся, целиком, зеленым водопадом мелких осколков обрушилась вниз, открыв внутренности здания. С четвертого выстрела Леня попал, снаряд разорвался на крыше дота.

— Есть накрытие, — обрадовался он, и понесся наводить две оставшиеся гаубицы.

— Бетонобойными… Залпом… Огонь!

Три гаубицы рявкнули одновременно, потом еще и еще, из дота уже не стреляли. Не зря артиллерию богом войны называют. На шестом залпе из кучки бетонных обломков, что была дотом, выскочило насколько фигурок, и побежали прочь по крыше. Артиллеристы восторженно заулюлюкали.

— Ну, что, все здесь? — спросил я, выпрямившись в полный рост.

— Все, кого звал, — отозвался Летун, и вышел из туннеля на свет, за ним шли еще люди.

— Тогда вперед! Дочистим фашню!

Бульдозер пополз вперед, мы пошли за ним неспешным шагом. Не успели мы дойти до противоположного края ущелья, как оттуда показался человек. Спотыкаясь, он пошел в нашу сторону. В правой руке у него была палка с привязанной к ней белой тряпкой. Вайнштейн заглушил мотор, и мы услышали, как человек кричит:

— Не стреляйте! Не стреляйте!

— Иди сюда! — крикнул я человеку, тот подошел. Из его сбивчивых объяснений я узнал, что начальство и оставшиеся стражники погрузились на машины, и сбежали через нижний выход, а в туннеле остались только невооруженные гражданские. Я сказал человеку возвращаться, и передать, чтобы выходили с поднятыми руками. Летун сразу отправил бойцов ко входу в уже захваченный туннель, с приказом отделять мужиков, и запирать в бараки, а женщин с детьми гнать на выход.

— Надо будет Профессора привести, пусть по каждому справку дает, — посоветовал я Летуну. Тот кивнул, соглашаясь.

Понемногу потянулись люди, потом, увидев, что мы не стреляем, повалили валом. Это уже были не кацетники. Упитанные, в чистой одежде, надушенные женщины, крепкие розовощекие детки. Опасливо поглядывая на занявших позиции перед входом в туннель бойцов, они спешили побыстрее проскочить мимо нас. Наконец, людской ручеек иссяк. Поняв, что больше никто не выйдет, бойцы пошли внутрь, бульдозер впереди. Я устало пошел за ними. Туннель оказался длинным, хорошо еще, что подтянулись Медведь и Райво с остальными, они успели передохнуть, и теперь занимались сортировкой пленных, и обустраивали кацетников. Все бойцы с артпозиции, и группа прикрытия вошла с нами в туннель, иначе у нас бы просто не хватило людей на то, чтобы проверить и взять под контроль все четыре километра туннеля.

Поначалу, мы проверяли каждый уголок туннеля. Потом плюнули на это, и просто пошли вперед, было ясно, что туннель пуст. Оставив небольшую группу с пулеметом в прикрывавшем южный вход доте, я с бойцами потопал назад. Рома покинул свой насест на капоте бульдозера, и пошел рядом со мной. Наши, растянувшись по туннелю, устало перешучивались. Я был рад, что все обошлось без лишней крови, это если не считать погибших детишек, но эта кровь не на мне. Мы перешли по эстакадам на ту сторону ущелья, бросив взгляд направо, на торговый центр, я увидел, что там уже наши. Когда до выхода из туннеля оставалось всего ничего, я обратил внимание на идущего впереди бойца. Боец был наш, и одежда, и повязка на рукаве были наши. Но вот походка… походка мне кого-то напоминала, но вот кого? Я ускорил шаг, боец оглянулся и тоже ускорился.

— Коцюба, что стряслось? — спросил Рома, ему тоже поневоле пришлось ускорить шаг.

— Эй, ты, стой! — вместо ответа закричал я, и побежал вперед. Боец остановился, оглянулся, рванулся вперед. Увидев, что идущие перед ним обернулись на мой крик, и пошли к нему, он остановился, тоненько заверещал, и, развернувшись ко мне, вскинул автомат. Я был уже настолько усталым, что не успел среагировать на это движение. Прогрохотала длинная очередь, пули хлестнули по бегущему рядом со мной Роме, и он неживым мешком упал на пол туннеля. Точно в замедленной съемке, я видел, как ствол автомата разворачивается ко мне. Сначала я почувствовал удар по левой руке, потом три сильных удара в живот, грудь и плечо отбросили меня к стенке туннеля. Сползая, я поднял к глазам руку. Там, где были указательный и средний пальцы, лохмотьями висело мясо, торчали обломки костей. Было очень больно, словно сквозь вату, я услышал чей-то голос вдали, кричавший: — «Джека сюда, быстрее!». «Как же так», — подумал я, — «ведь это моя фраза?». Затем кто-то милосердный, наконец-то, выключил свет.