Еще задолго до чхыф-лехерыд закипели приготовления. Молодые тщательно готовили «священные деревья», срезая с елей нижние ветви, не трогая лишь крону и верхнюю развилку — две руки. На эти деревья, называемые «на-ню», навешивались священные стружки «пау». Женщины хлопотали над деликатесами — над вышеописанным мось и талкк — салатом из сырой рыбы, приправленным черемшой.

Отец Пата в эти дни ушел с бригадой охотиться на тюленей, так что в доме остались бабка, мальчик и пилаган. Дел у Пата было по горло: ходить в школу, закупать в магазине продукты, ухаживать за упряжкой.

Изредка в гости к Пату заходил Вовка, который скучал без друга и обижался, что тот больше теперь любит пилаган, чем его, Вовку.

— Нехорошо, Пат, — говорил Вовка, — ты как-то отодвинулся ото всех, а это значит, ты уважаешь только самого себя.

— Это неправда, — возражал Пат, — просто на моих плечах много забот.

— Как поживает Атак? — спрашивал Вовка, — отчего нигде его не видно? С ним что-нибудь неладное?

Действительно, Атак день ото дня становился беспокойнее, и Пат не мог догадаться, в чем причина: такая безысходная тоска была в глазах пса. Он часто пропадал в лесу и возвращался оттуда похудевший, израненный в каких-то схватках, то ли с рысью, то ли с волками, чтобы отлежаться и подкормиться, и снова убегал. Однажды Атак исчез, и мальчик, еще не понимая этого, не веря, что пес исчез не на время, а пропал, сгинул совсем, кинулся к старикам, но те ничего ему не сказали. Пат обшарил все дворы, все просеки и поляны. И все-таки нашел — не самого Атака, а его след. В маленькой заброшенной сторожке у незамерзающего ручья мальчик увидел оборванную веревку и клок шерсти — и сник от горя. «Он исчез навсегда», — подумал мальчик.

Пат решил ждать школьных каникул, чтобы потом отправиться на розыски своего пса. Неясные слухи доходили в поселок: то пилаган видели на буровой скважине Моисеева, где он прожил неделю, то вдруг объявился в геофизической партии, но и здесь проторчал недолго. Можно было подумать, что Атак ищет своих сородичей или же прежнего хозяина, хозяина его детства, ищет упорно и безуспешно. Потом всякие слухи о нем прекратились, а Пат, подумав, набрался смелости и написал в областную газету.

«Уважаемая редакция, — написал Пат, — я, Петр Вытхун, сын известного каюра и охотника из древнего рода Хыбегнунг, живу в нивхском поселке Луньво. Я уже много раз ходил на охоту: и на соболя, и на тюленя, и на выдру. Полгода назад я подобрал умирающего от голода пса (а может, бывшего волка), которого назвал Атаком. Я его выходил и воспитал из него хорошую упряжковую собаку. Он очень большой, с коричневыми пятнами по всему телу и никогда не лает. У него серьезный и странный характер. Недавно Атак сбежал, и, как я думаю, потому, что догадался (неизвестно, конечно, как), что старики хотят принести его в жертву медведю. Был такой у нас древний обычай. Теперь это не делается, но старики считают, что Атак крупно провинился: когда волки набросились на упряжку каюра Урзюка, пес не вмешался и отошел в сторону. Но это оттого, что он еще не успел стать настоящей собакой и не знал, что такое долг. Теперь он странствует по острову, и мне его очень жалко, и я очень скучаю. В последний раз его видели в геолого-разведочной партии на мысе Четыре Брата. Если бы вы помогли мне его разыскать, я уж не знаю, как был бы благодарен, и послал бы вам отличную шкуру медведя и его голову в подарок».

После того как письмо прочитал учитель Пата, который прибавил от себя, что Пат пионер и староста класса, оно отправилось в путь, а через десять дней мальчик получил ответ. Редакция писала: «Дорогой Пат, рассказанная тобой история нас очень заинтересовала. Мы постараемся тебе помочь и напечатаем объявление в газете о пропаже собаки и сообщим ее приметы. Всей душой сочувствуем тебе. Пиши нам чаще о том, какие интересные события происходят в вашей школе и как вы помогаете старшим в их благородном труде».

За эти дни стали известны новые подробности о приключениях пилаган (одно удивительнее другого), и Пат подолгу раздумывал, почему Атак столь внезапно изменился. Все приметы вроде бы сходятся, и ясно, что это путешествует не близнец Атака и не его двойник. И все же он так не похож на самого себя. Собаку словно подменили. Прежний пес был собран, недружелюбен и знал себе цену. А этот явно растерян, идет в любые руки, живет у кого попало, как последний бродяжка, не помнящий родства.

«Несчастный Атак, — говорил Пат своей глухой бабке, — у него, наверно, память отбило. А как же еще объяснить, что он стольких хозяев переменил. Он забыл нас, все позабыл и мучается, что не может вспомнить, правильно?»

Бабка послушно кивала головой, заранее соглашаясь, что бы ни сказал Пат. «Атаку страшно, — говорил в другой раз Пат, — ему страшно и тоскливо, вот и носится он по всему острову, его старики напугали». Бабка что-то шептала в ответ, но что — не разобрать.

Одни передавали мальчику, что собаку подобрал дрессировщик-любитель, который хочет научить Атака разным фокусам, как-то: мяукать, считать до десяти, держать во рту мышь, исполнять на рояле простейшие песенки, ходить по канату и тому подобное, чтобы выступать с ним в цирке и зарабатывать немалые деньги.

Другие говорили, что Атак уже сбежал от дрессировщика и будто бы кто-то видел его в заливе, как он сидел на льдине, окруженный полыньями, и безнадежно смотрел на берег, но, возможно, то был другой пес.

Третьи болтали, что Атак забрался в самолет, на котором он хотел улететь за десять тысяч километров, но замела вьюга — и самолет вернулся на свой аэродром, и Атака отвели в милицию, где его сытно накормили и обласкали, рассчитывая в будущем натаскать и подучить пса, чтобы распознавать преступников.

Без сомнения, две трети слухов были ложными, но нет дыма без огня, и то, что так трудно было отделить правду от неправды, беспокоило мальчика больше всего, и даже во сне он думал о своем Атаке.

Незаметно наступила пора школьных каникул, Пат собрал вещички в дорогу, взял денег из шкафа, написал отцу записку, чтобы тот не тревожился за него, попрощался с Вовкой и отправился на розыски пилаган.