Телефон снова завибрировал. В десятый, наверное, раз за полчаса планерки. Ольга вытянула его из кармана, ожидая увидеть на дисплее все тот же знакомый номер близнецов. Честно говоря, ее уже просто душила злость.

Ну, погодите, закончится совещание… Я вам сама позвоню…

Однако на этот раз практиканты внесли некоторое разнообразие. Вместо звонка высветилась смска. «Сейды не вино», — прочла Ольга.

И разозлилась еще больше. Хотя теперь все стало понятно. И бесконечные звонки, и это фамильярное сообщение.

Сейды не вино. И не водка. И, видимо, даже не пиво. Сейды — камни. Судя по всему, это близнецов и огорчало. Причем, до такой степени, что они не смогли сдержаться, чтобы не поставить об этом в известность ее, своего шефа. Поросята!

— Ольга, что вы планируете на ноябрь? — обратился к ней главный.

И Славина тут же забыла про напившихся где-то в мурманской тундре близнецов-практикантов, про их навязчивые звонки и глупую смску.

* * *

Самолет легко скользнул сквозь легкую розовато-желтую пуховку облаков, и в иллюминаторах открылась земля. Далекая, пятнистая, как форма спецназовцев, с черными кляксами озер, темно-зелеными разводами лесов, светло-серыми изломами дорог. Общую уныло-мрачную гармонию раскинувшегося внизу простора нарушали лишь непонятные белые проплешины, казавшиеся лишними, демаскирующими и оттого — чужеродными.

— Смотри, снег еще лежит! — выдохнул кто-то удивленный сзади.

И Ольга поняла, что белые пятна — не что иное, как снежные шапки на сопках, которые здесь не тают и летом. Отчего-то тревожно защемило сердце, противно засосало под ложечкой, будто это белое, вовсе не летнее и даже отсюда, с десятикилометровой высоты, холодное и неприветное, таило в себе какую-то неприятную тайну, предчувствие невнятной, но неминуемой опасности.

— Через несколько минут наш самолет произведет посадку в аэропорту Мурмаши города-героя Мурманска, — приветливо сообщила стюардесса. — Температура воздуха плюс семь градусов.

Народ в салоне засуетился, загомонил. Еще бы! Когда они вылетали из Москвы, всего-то чуть больше полутора часов назад, в Шереметьево от тридцатиградусной жары плавился асфальт…

Мурманск… Она бывала здесь лишь однажды, на практике. Так же, в июле. Тогдашние полтора месяца перевернули всю ее жизнь, и потом, сколько ни зазывала подруга, Ольга не могла заставить себя приехать сюда еще раз. И только этой весной вдруг почувствовала, что само слово «Мурманск» больше не имеет над ней такой страшной магической власти, она может его произносить, не боясь, что мгновенной болезненной судорогой сведет все внутри, она способна даже думать о поездке сюда. Правда, для того, чтобы эта перемена случилась, понадобилось пятнадцать лет.

И вот совсем скоро она ступит на эту землю. Увидит любимую подругу, отыщет неведомо где загулявших близнецов. Влепит им по первое число. Конечно, отыщет. Что с ними, молодыми, здоровыми ребятами могло случиться за минувшие сутки? Да они и сами отыщутся! Знают же, что Ольга прилетает именно сегодня!

Близнецы — два Тимки — Тимур и Тимофей — были ее практикантами. Неделю назад она отправила их в Мурманск для подготовки программы. То есть Тимкам предстояло определить места съемок, договориться с людьми об интервью, иными словами, сделать объем подготовительных работ, чтобы Ольга с оператором, не влезая в организационные мелочи, сумели за два командировочных дня отснять все, что нужно.

Собственно, идея программы и принадлежала близнецам. Поиски древней Арктиды, следы протоцивилизации, уникальные мегалитические комплексы… Близнецы бредили этой темой! И в конце концов совершили невероятное: уговорили Ольгу!

Неделю назад они улетели. Как и было заведено, докладывали о каждом своем шаге. Скорее, не докладывали, а взахлеб делились впечатлениями, вырывая друг у друга телефон. Вчера утром они пошли в сопки определить окончательный маршрут съемок. Из сопок-то они и доставали ее во время планерки. И эта смска, что сейды — не вино… Может, жалели, что они не умеют превращать в требуемый напиток камни? Христосики рыжие…

Что именно юные дарования хотели своим посланием сказать, Ольга так до сих пор и не узнала. Мобильник Тимок, один на двоих, объяснял, что он находится вне зоны. И днем, и вечером, и сегодня утром. Видно, сначала близнецы весело путешествовали, а потом просто забыли зарядить. Обычное дело. И все же, понимая, что потеря связи с практикантами — это чисто технический вопрос, Славина не могла избавиться от внезапно возникшего острого, сосущего чувства тревоги. Сама себя утешала, что беспокоиться не о чем, что организм просто таким образом реагирует на предстоящую встречу с Мурманском, но чем меньше времени оставалось до посадки, тем сильнее ныло сердце и отчетливее звенело в голове. Ольга пыталась утихомирить эту внутреннюю дрожь, но ничего не выходило. Наоборот. Тревога превратилась в стойкое ощущение: беда.

Прекрати! — сама себе приказала девушка. — Вот сейчас выйдешь из самолета и увидишь две рыжие головы. И выяснится, что мобильник они просто где-нибудь потеряли.

Бессменный Ольгин оператор Серега, одетый тоже явно не по погоде, напомнил:

— Оль, ну, я сразу к брату, он меня встречает. И мы к нему в гарнизон. Так что, встретимся уже завтра, да?

Самолет утробно взвыл, напрягся и тяжело прыгнул на посадочную полосу. Как туша огромного тяжелого зверя, туловище лайнера крупно задрожало, пытаясь из последних сил зацепиться лапами шасси за скользкую, прыгучую бетонку, чтобы остановить инерцию бессмысленного уже, но еще вполне стремительного, движения. Наконец, посадочная лихорадка перестала колотить уставшее от полетных судорог мощное тело, лайнер обмяк, расслабленно и легко заскользил по признавшему его приветливому аэродромному полю.

В узком проходе тут же возникла обычная радостная суета: на детишек натягивались все имеющиеся в наличии теплые вещи, взрослые пассажиры извлекали из верхних багажных отсеков предусмотрительно заготовленные свитера и ветровки. Только особенно бесшабашные, к коим, увы, с полным основанием могла отнести себя Ольга, готовились к выходу, продолжая пребывать в легкомысленных шортах и майках. Таких естественных для московской жары и таких неуместно-глупых в открывавшемся за стеклами иллюминаторов сером дождливом пространстве Крайнего Севера.

Боязливо вглядываясь в хмурь за окном, Славина поймала на себе улыбчивый синий взгляд. Высокий, очень загорелый мужчина приветливо кивнул, глазами показав на перекинутую через руку ярко-желтую ветровку.

Девушка благодарно улыбнулась в ответ и качнула головой, отвергая помощь.

Наверное, смотрит ее программу, вот и узнал, — решила она.

Ситуация была обычной и привычной: журналистку Ольгу Славину знало в лицо полстраны. Предложением неизвестного красавчика можно было и воспользоваться, но тогда придется знакомиться, разговаривать, а этого Ольга не хотела.

Ладно, по пути до аэровокзала не замерзну, — утешила она себя, — а там Машка встретит.

Увы, замерзнуть, причем до откровенного клацанья зубов, она умудрилась сразу, как только оказалась на трапе. Ледяной ветер, мокрый и шершавый, буквально столкнул ее вниз по ступенькам и втиснул в веселый голубой аэропортовский автобус, вместе с тоскливой кучкой таких же, как она, легкомысленных путешественников. Из открытых дверей немилосердно дуло, и Ольга, пытаясь унять дрожь, крепко обняв себя же за плечи, завистливо наблюдала в окошко, как одетые по погоде мурманчане весело шли пешком прямо через летное поле к дверям вокзала.

— Я так и знала! — всплеснула руками Машка, увидев жалкую, скукоженную фигурку подруги. — Сказала же тебе, что очень холодно, чтобы ты куртку с собой в самолет взяла!

— Я з-з-з-абыла! — выстучала Ольга.

— Ладно, давай талончик на багаж, водитель получит, а мы — в машину! На, согрейся! — Подруга стянула с себя стильный замшевый пиджак.

Ольга хотела было отказаться и уже замахала руками, но, углядев, что на Машке надет еще и толстый свитер, демонстрировать вежливость передумала и с наслаждением влезла в согретую человеческим теплом замшевую мягкость.

— Знакомьтесь! — Маша повернулась к стоящему рядом мужчине. — Это и есть Ольга Славина, моя подруга. А это Влад Рощин, тот самый, кто раскроет тебе все тайны.

Высокий, крепкий, с красивой яркой проседью в черных вьющихся волосах и улыбчивыми серыми глазами, Влад протянул Ольге руку.

— С приездом! Замерзли?

— Очень! — согласилась Ольга, сунув незнакомцу неловким ковшиком синюю цыплячью ладошку. — Я вас примерно таким и представляла! Хранитель сейдов…

— Ну и отлично! — снова улыбнулся мужчина. — Поверьте, вы ни минуты не пожалеете, что решились!

— Надеюсь, — смогла, наконец, раздвинуть губы в улыбке начавшая согреваться Ольга. — А куда мы с вами поедем?

С Рощиным они были знакомы заочно, вернее, телефонно.

Когда Ольга все же поддалась на уговоры близнецов и приняла решение о съемках программы, первым, кого ей порекомендовала Маша, и был Влад Рощин. Увы, сразу контакта не получилось. Рощин, едва заслышав о предполагаемых съемках, набычился: «Тут нельзя снимать! Я не позволю!» — «Как это — не позволите? — опешила Ольга. — Кто вы такой?»

Вот тогда он и отрекомендовался так странно — «Хранитель сейдов». Ольга, как водится, чуток его поуговаривала, но, поняв, что Рощина не пробить, просто сказала привычную и всегда безотказно действующую фразу: «Или вы работаете с нами, и тогда сможете сказать в эфире обо всем, что вас тревожит, или мы снимаем без вас. Выбирайте». — «Вы что, не понимаете, — заорал тогда Рощин, — после вашей программы сюда повалит всякая шушера, все затопчут, испоганят, этого нельзя допустить!» — «Хорошо, — задумалась Славина, — а если мы поставим вопрос об организации культурно-исторического заповедника и обратимся с этим к властям? А еще отправим программу в ЮНЕСКО?»

Рощин размышлял над ее предложением ровно два дня. Почти минута в минуту. Согласился, в чем Славина и не сомневалась. Близнецы, Ольга знала, приехав, с ним уже обо все переговорили, более того, маршрут, по которому они должны были снимать следы древней Арктиды, разработал именно Рощин.

— А вечером все и обсудим! Мы с Машей уже договорились.

— Влад, а где мои ребята? Я, честно говоря, надеялась, что вы вместе…

— Не знаю, — недовольно пожал мощными плечами Рощин. — Они вчера утром ушли в сопки, хотя я просил без меня этого не делать.

— Понимаете, — чувство безотчетной острой тревоги, немного спрятавшееся во время радостной встречи с подругой, снова заявило о себе сосущей дрожью внутри. — Со вчерашнего дня не могу с ними связаться. Телефон вне зоны. И последняя смска, вот, смотрите…

— Сейды не вино, — прочел Рощин. — Причем тут вино? Они что, напились?

— Не знаю.

Славина ни разу не отмечала у близнецов тяги к спиртному. Хотя студенты есть студенты! Она-то их видела только во время работы. А чем они занимались потом — кто ж знает? А тут — вырвались на волю, одни, без строгой шефини. На руках — удостоверения Первого канала. Может, познакомились с кем да загуляли. А теперь боятся на глаза показаться…

— Объявятся, — махнул рукой Влад. — Они же знают, что вы приехать должны?

— Конечно.

— В сопках, знаете, чувство времени исчезает, тем более — в полярный день. Сами убедитесь! Так что надо ждать, пока проголодаются! Тогда не просто придут — примчатся! Ох, извините, — Рощин вдруг засуетился. — Вижу, коллега идет, которого я встречаю. Тоже, кстати, теми же проблемами занимается, вместе с вами прилетел, мой вечный оппонент! — И Влад заторопился к дверям. — До вечера!

* * *

Ольга машинально проследила за ним взглядом, увидела, что он обнялся с тем самым высоким блондином из самолета, предлагавшим ей ветровку. И тут же профессионально отметила, что такие типажи для любого телевизионного фильма — просто находка.

— Маш, а это — кто?

— Максим Барт, известный этнограф, философ, исследователь. И еще Бог знает кто! Хорош, да? Он сюда к нам прямо с Тибета. Они с Владом друзья-враги!

— Как это?

Ольга покопалась в вязкой каше информации, переполнявшей голову, где-то на границе повторяющих друг друга сложных статей, читанных в Интернете, выудила это странное имя — Максим Барт, но вспомнить, о чем именно он писал, — не смогла. За последние две недели ей пришлось столько всего прочесть и столько всего узнать, что требовалось время, чтобы она, Ольга, опытный журналист, смогла этими знаниями, бестолково сваленными в кучу в ее памяти, хоть как-то распоряжаться, а уж потом — и пользоваться.

— Да у них принципиально разные точки зрения на одно и то же, причем одинаково обоснованные! Ученые. Что тут скажешь! Ладно, пошли. — И Маша, подхватив Ольгу под локоть, потащила ее к выходу. — Лелька, ты не представляешь, как я рада, что ты, наконец, решилась! — Подруга обняла Ольгу за плечи и еще раз громко чмокнула в щеку. — Да не дергайся ты по поводу своих практикантов! Найдутся! Сегодня после обеда представляешься вице-губернатору, он ждет, а завтра — в поход! Оператор-то где?

— Да у него брат двоюродный тут служит, он его уже увез к себе в гости до завтра.

— Отлично! Слушай, я сама так хочу с вами в сопки! Ничего ведь не видела! Камни и камни. Что мы за народ? Точно, иваны, родства не помнящие… Рощина ведь многие годы за полного придурка считали, а теперь — заинтересовались. Может, просто время пришло? Влад говорит, что научный мир засуетился, что уже несколько экспедиций инкогнито приезжало, а в августе от Академии наук, вроде, официально нагрянут.

— А Влад, он сам все это открыл?

— Ну да. Мужик, кстати, классный, мало того, что знания энциклопедические, так еще и фанат, каких поискать. Собственно, с его легкой руки у нас тут все и разворачивается. Понравился? — Машка лукаво подмигнула. — Кстати, не женат! Он сегодня вечером к нам зайдет, наговоримся, устанешь еще! Он как на любимую тему заведется — не остановить!

— А этот Барт, он тоже с нами собирается?

— Вроде, не знаю точно. Думаю, Влад его уговорит. Он вообще-то приехал в другое место, в Ловозеро, туда, где этнографическая экспедиция Академии наук работает. Слышала что-нибудь?

— Конечно. Это же там нашли циклопические руины, древнюю обсерваторию, вход в подземный город…

— Ну да. Там. Только как нашли, так и потеряли. Нашли-то это все когда? Года три назад. Да и нашли ли, вот вопрос. Наш Влад говорит, что там ничего такого никогда не было и быть не могло, а уж он-то на пузе весь Кольский полуостров исползал.

— Так это что, мистификация?

— Вроде того. Чтобы денег на экспедицию добыть. Да ты лучше у Влада спроси, он все подробно расскажет!

— Слушай, Маш, а к вице-губернатору мне зачем? — вспомнила вдруг Ольга.

— Здрасьте! Он сейчас на хозяйстве, губер в отпуске. Как узнал, что сама Ольга Славина приезжает да еще фильм будет снимать…

— А как он узнал-то?

— Так я же информацию в газете дала! Он тут же позвонил: Мария Сергеевна, прошу со столичной знаменитостью познакомить!

— Да ну тебя! Нашла знаменитость! За язык тебя тянули… Я думала, все тихо-скромно будет. Знаешь ведь, когда шуму много, толку бывает мало!

— Ладно, Лелька, не злись. Ну, одаришь нашего провинциального донжуана улыбкой, скажешь пару слов приятных. Так он расстарается, может, и вертолет вам даст!

— А зачем вертолет? Ты же говорила, все рядом с городом…

— Так и есть, но Влад считает, что хорошо бы тебя подальше в тундру свозить, а туда сейчас, кроме как на вертолете, ни на чем не добраться — болота… А если ты еще интервью с ним снимешь… Дескать, как местные власти бережно относятся к сохранению наследия предков…

— Тогда что, космический корабль даст?

— Ну, корабль не корабль, а куча проблем сама собой отпадет. Согрелась? Вон, Павлик с твоей сумкой бежит.

Водитель Паша быстренько загрузил Ольгину сумку в багажник, плюхнулся на сиденье.

— Ну и дубак! Как бы снег не пошел!

— Какой снег? Плюс семь же на улице, — удивилась Ольга.

— Плюс семь было, когда вы подлетали, — махнула рукой Мария. — Вон, смотри! — Она показала рукой на приборную панель «опеля», в котором они так уютно сидели.

Ольга перевела глаза на датчик температуры и ахнула:

— Не может быть! Всего плюс один…

— Может, может, — спокойно уверила подруга. — И снег пойти может, и град, да все что угодно. Ты что, забыла, куда прилетела? Арктика — рукой подать! — И, увидев, что Ольга не может прийти в себя от потрясения, засмеялась. — Да не переживай ты! Это просто заряд, пока до города доедем, погода десять раз наладится! А на выходные вообще жару обещают, больше двадцати!

Ольга недоверчиво покосилась на подругу, но переспрашивать ни о чем не стала. Уж что-что, а перипетии заполярной погоды с той самой, пятнадцатилетней давности практики, помнились ей хорошо… Она, кстати, и с Лешей познакомилась, когда он притормозил на обочине во время неожиданного летнего снегопада и подобрал ее, окоченевшую и совершенно обалдевшую, возвращающуюся из поздних гостей в легком сарафане…

Кстати, а Тимки-то как в сопки ушли? Оделись хоть нормально? — Близнецы никак не выходили из головы. Сроднилась она с этими мальчишками, что ли?

Она хорошо помнила, как они появились в редакции впервые. Рыжие, веснушчатые, веселые, как два солнышка, и почти не отличимые друг от друга.

— Вот, — виновато сказал шеф. — Практиканты. Хотят только к вам. Третий курс. — И, увидев недовольное Ольгино лицо, заторопился: — Я предупреждал, что Славина не берет практикантов! Но они меня заверили, что сумеют тебя уговорить! Ну, — попятился он к двери. — Вот вам Славина, уговаривайте!

Близнецам удалось невероятное: они остались на практику в Ольгиной программе. Как? Да Славина и сама это не сумела бы объяснить. То ли солнечные веснушки подействовали, то ли разглядела в них неуемный журналистский азарт, который дается далеко не всем, но всегда сопровождает истинный талант.

На практику к знаменитой Ольге Славиной стремились многие. Студенты престижного журфака подруливали к Останкино на сверкающих иномарках, лениво курили в Останкинских переходах, нехотя делились впечатлениями о том, как поклубились накануне ночью, фамильярно рассказывали о дружеских связях с членами правительства и депутатами Госдумы. Собственно, на этом их пребывание у Славиной и заканчивалось. Наметанным журналистским глазом она сразу видела, что под супермодной дизайнерской упаковкой гуляет абсолютная пустота. Задание? Этот прием был давно и серьезно отработан. Вот тебе бумага, вот ручка, вот фактура. Быстренько изложи новость. Тусовочные мальчики и девочки этого не умели. И Ольга облегченно вздыхала, когда за ними захлопывалась дверь.

Тимки оказались совершенно иными. Братья были детдомовцами. Родители их погибли, когда пацанам едва минуло шесть, усыновить сразу двух мальчишек никто не рискнул, поэтому до окончания школы они жили в детдоме. В МГУ попали вне конкурса, как победители какой-то всероссийской олимпиады, жили в общаге на стипендию и сторонние заработки. То разгружали овощи, то убирали дворы. Из этих же заработков братья умудрились скопить на видеокамеру, с которой не расставались.

Близнецы, Ольга отметила это сразу, были потрясающе талантливы. Тимур — как журналист, а Тимофей — как оператор. Тандем просто отличный. Уже тогда, после третьего курса, когда они остались в Ольгиной программе впервые, парни за полтора месяца умудрились сообразить несколько забавных сюжетов, которые Славина с удовольствием включила в программу. И вот эту тему — поиски Арктиды — они предложили сами, несмотря на Ольгин скепсис, сумели убедить ее в том, что передача получится сенсационной. Да и то, что они успели рассказать Ольге по телефону уже отсюда, весьма впечатляло.

Куда ж они пропали? Честно говоря, Славина была уверена, что увидит рыжие мордахи в аэропорту… Ольга в очередной раз набрала номер Тимок. Снова выслушала знакомое: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны».

* * *

«Опелек» резво вырулил со стоянки и шустро покатил мимо приземисто-серых аэропортовских зданий, платных автостоянок, под завязку напичканных разномастными автомобилями, веселых зеленых лужаек ближнего леска. Из окна машины, из тепла и почти домашнего уюта салона, пропитанного тонким ароматом Машкиных духов и хвойной свежестью автомобильного дезодоранта, окружающий мир представлялся совершенно летним. Даже низкое серое небо, как ни старалось, не могло приглушить сверкающей радостной яркости травы и листвы. В средней полосе зелень бывает такой лишь весной, пока ее не иссушило жадное солнце, а тут, поди ж ты, середина июля, а будто — май…

С обеих сторон серого асфальта прямо к дороге, практически под колеса несущихся машин бросались высокие, в ярко-розовой боевой раскраске, полчища иван-чая. Казалось, остановись движение на трассе хоть на секунду, нетерпеливые цветочные армады тут же ринутся навстречу друг другу, мгновенно превратив унылость темной дороги в праздничное пиршество цветов и цвета. Заглядевшись на эту красоту, Ольга не заметила, как они подъехали к темно-зеленым мрачным пятиэтажкам.

— Что, уже город? — растерянно и удивленно спросила она у подруги.

— Да ты что! До города еще пилить и пилить! Это — Мурмаши, тут летчики и вся аэропортовская обслуга живет.

Ровно в тот момент, когда «опель» въехал в поселок, на дорогу обрушилось небо. Просто в один момент перестали существовать дома, деревья и даже само пространство за окнами автомобиля. Маленькая серебристая машинка оказалась в центре неведомой, темной, вязкой массы, мгновенно запеленавшей ее со всех сторон в серый непроницаемый кокон.

— Черт! — отчаянно выругался водитель. — Только этого не хватало!

— Тормози, — коротко отозвалась Маша. — Переждем. Это ненадолго.

И в самом деле, буквально через пару минут мрак за стеклами начал рассеиваться, плотная водяная стена стремительно посветлела, и вот уже вместо немыслимого водоворота, в центре которого они оказались, за окнами стал явно виден обычный дождь. Косой, сильный, но — вполне обычный.

«Опель» снова поехал, теперь, правда, не так шустро, как несколькими минутами ранее, но все равно довольно уверенно.

Они миновали поселок, железнодорожный переезд, свернули по высунувшемуся языку дороги за высокую скалу и помчались меж сопок узкой, отчаянно петляющей трассой.

Ольга не отрывалась от окна, пытаясь разглядеть в дождливой хмури окрестности, заглядываясь на зеленые мелкие березки и блестящий мокрый гранит скал. Она не сразу сообразила, что вдруг так неожиданно переменилось за стеклами машины, просто отчего-то стало плохо видно, какие-то белые зигзаги замельтешили за стеклом, перекрывая и без того неважнецкий обзор.

— Ну, Лелька, вот уж повезло, так повезло, — услышала она веселый голос подруги. — За десять минут — все прелести, чохом… Это ты накаркал, — шутливо стукнула она кулачком в спину водителя. — Ну, кто тебя за язык тянул: снег, снег…

— Где снег? — встрепенулась Ольга.

— Лель, ты чего? — удивленно уставилась на нее Маша. — Не видишь?

— Точно, снег… — прилипла к стеклу Ольга. — А я и не сообразила! Думаю, почему вдруг ничего не видно? Да, неласково Север меня встречает…

— Наоборот! — утешила подруга. — Сейчас, пока мы едем, все катаклизмы выплеснутся и окончатся. И наступит рай земной и сплошное удовольствие! Зато тебе сразу сколько впечатлений!

— Ну да… — не то согласилась, не то возразила Ольга. — Ну да.

«Опель», наконец, оторвался от темных скал и теперь несся меж чахлого леска, впрочем, так же отчаянно петляя. За очередным крутым поворотом открылся кусок идеально прямой дороги, по которой, совсем невдалеке, впереди, неспешно трусил желтый микроавтобус. Павел уверенно пошел на обгон, оставил позади маршрутку и уже почти одолел приятный прямой участок, как из-за близкого поворота вдруг неожиданно вывернулся белый «жигуленок». Шестерка выскочила на середину дороги, практически на встречную полосу. Водитель, видно, поздновато углядел «опель», попытался вернуться на свое место, резко крутанул руль. «Жигули» странно дернулись и вдруг как-то неловко, боком, но очень быстро, наискосок по дороге, понеслись прямо на их иномарку.

— Твою мать! — заорал Паша. — Куда тебя несет!

— Сворачивай! — еще громче заорала Маша.

Это было последнее, что услышала Ольга…

* * *

— Отец, ты твердо решил не откладывать обряд? — Худой коротко стриженный мужчина в импозантном темном костюме почтительно склонил голову перед сидящим в низком кресле седым стариком с совершенно прямой, будто негнущейся спиной.

— Да, Мартин. — Старик, не мигая, смотрел куда-то вбок, словно не видя ни почтительной позы, ни просительного взгляда стоящего перед ним навытяжку сына. — Возможно, это последний раз, когда я смогу присутствовать при обряде. Мне было видение, нас всех ожидают испытания, но мы обязаны выстоять, чтобы сохранить наши знания, нашу веру. Грэтхен готова?

— Да, отец. Однако, может быть, все же отложим? Пока у тебя не пройдут ноги?

— Ноги у меня уже не пройдут никогда. И хватит об этом. Ты не забыл, сколько мне лет? Но я дойду. Мне помогут.

— Кто? — удивленно спросил сын. И тут же осекся, наткнувшись на обжигающе ледяное острие стариковского взгляда. — Извини, отец.

— Ты все подготовил?

— Да.

— Храм убран?

— Да.

— Нам никто не сможет помешать?

— Нет. Теперь уже нет. Я все решил. Сегодня должна прилететь съемочная группа из Москвы, с телевидения, но и это я предусмотрел.

— Что они собираются снимать?

— Все, что нашел Рощин. Правда, до наших мест они не дойдут, я позаботился. По крайней мере, в моих силах направить их в другую сторону, чтобы не мешали. Но, отец, береженого Бог бережет! Вот я и хотел подождать, пока они все закончат. Это два дня.

— Мы не можем ждать, — сухо повторил старик. — Луна уйдет из нужной фазы именно через два дня. Придется ждать еще три месяца. Я могу не дожить.

— Отец!

— Ты что-нибудь предпринял?

— Да. Уже сегодня их постараются напугать. Но надежды на то, что они отложат съемки, нет. Поэтому я взял все под свой контроль.

— Мартин, тебе пора возвращаться в учреждение, — холодно сказал старик. — Завтра утром выезжаем. Оповести всех. Ты меня слышал? Всех. На всякий случай, Гюнтер должен иметь под рукой вертолет. Ясно?

— Да, отец.

— Все. Иди.

За визитером закрылась дверь, старик еще какое-то время посидел в кресле. Так же недвижно и прямо, потом поднялся, помогая себе неожиданно сильными руками, подошел к старому, шестидесятых годов, длинному и широкому радиоприемнику «Урал», с силой надавил на седьмое сверху, ничем не отличающееся от иных желтоватое пластиковое ребро.

Боковина радиолы щелкнула и отскочила в сторону, открывая неглубокий тайничок. На аккуратном ряду разновеликих коробочек, сверху, лежало что-то плоское, прямоугольное, аккуратно завернутое в шелковистый черный бархат. Старик извлек прямоугольник из тайника, бережно, едва касаясь, освободил от нежной обертки, уложил на ладонь. Нежно провел пальцами по цифрам, выпукло светящимся в самом верху прямоугольника «1919», скользнул ниже, повторяя изгибы свастики, провел по лезвию грозно смотрящего вниз острого кинжала, ласково погладил дубовые листья. Поднес жестянку ко рту, коснулся ее губами, подержал так, словно согревая дыханием, или, напротив, принимая легкими ту силу, которую излучал таинственный прямоугольник. Потом так же аккуратно завернул в струящуюся черную тряпицу, вернул на место и закрыл тайник.

* * *

Влад осторожно вел машину по неприятно скользкой дороге. Пока они проторчали в аэропорту, дожидаясь багажа Макса, успел пройти невероятной силы ливень, а потом вдруг налетел снежный заряд. И теперь дорожное покрытие больше напоминало подтаявший каток, на котором, казалось, и гусеничный трактор выделывал бы фигурные пируэты. Влад врубил оба моста своего верного, видавшего виды джипа, но и при таких мерах предосторожности ехать быстрее, чем километров пятьдесят-шестьдесят, представлялось сущим самоубийством. Да еще на таких виражах. Южный горный серпантин, а не Крайний Север!

— Влад, ты что, в самом деле сумел повторить активацию? — недоверчиво спросил Макс, продолжая прерванный особенно опасным поворотом разговор.

— А то! — радостно кивнул Рощин. — Только представь: кусок замороженной мясной туши, килограмма этак на четыре-пять, вспыхнул, как пучок сена! И такой столб пламени поднялся! Вертикальный, метров на десять высотой!

— И что, свечение было?

— Еще какое! Северное сияние отдыхает!

За очередным поворотом, где открывался прямой ровный участок, Влад немного прибавил газу.

— Елки-палки!

Прямо перед ними, у обочины, высоко задрав багажник, тосковала почти вертикально упершаяся носом в кювет белая «шестерка». Чуть дальше лежала на боку желтая маршрутка. А почти впритык к маршрутке, по-щенячьи задрав к небу черные лапы шин, стоял на крыше перевернутый серебристый «опель». Около маршрутки толпилось человек десять народу, растерянного и напуганного. Около «опеля»…

— Черт, это же Машка!

Влад осторожно припарковался рядом с «опелем», мужчины выскочили на дорогу.

Профессиональным взглядом Рощин окинул испуганную толпу: вроде, все живы… Пассажиры из маршрутки держались отдельной плотной кучкой, рядом, раздраженно жестикулируя, спорили о чем-то два мужика, видно, водители «шестерки» и микроавтобуса. В паре метров, у беспомощного «опеля», Мария что-то быстро и громко кричала в мобильник. Водитель Паша задумчиво кружил вокруг машины. Подальше, на самом краю кювета, крепко обняв себя за плечи, стояла Ольга. Ее лицо, которое в аэропорту показалось Владу свежим и загорелым, сейчас практически не отличалось по цвету от ее же светло-пепельных волос. И глаза… В аэропорту они, вроде, были голубыми. А сейчас — две огромные черные дырки. Одни зрачки…

— Влад! — кинулась к Рощину Мария. Вернее, это надо было так понимать, что кинулась. На самом же деле — просто сделала два неуверенных шага, будто ноги слушались плохо, не ощущая под собой твердой почвы.

— Маша, ты цела? — Влад подхватил ее под локоть. — Что у вас тут случилось? Да ладно, не говори, и так все ясно. Иди в машину…

— Лелька… — кивнула в сторону подруги женщина.

— Оля! Идите в машину! — крикнул Влад, но, видя, что Славина смотрит на него так же испуганно, совершенно не двигаясь с места, бросился к ней. — Пойдемте, нечего тут на ветру стоять.

Ольга послушно кивнула и тихонько, почти не разжимая губ, выдавила:

— Я не могу…

— Что? — забеспокоился Влад. — Ушиблись?

— Нет, — виновато пробормотала Ольга. — Ноги не идут.

Особенно не раздумывая, Рощин подхватил Ольгу на руки и уже через секунду усадил на заднее сиденье джипа. Потом помог дотелепаться Маше. Хотел было и ту оттранспортировать так же, на руках, но Машка неожиданно заартачилась: я сама. Пришлось тащить ее, крепко обняв за талию, все одно, практически волоком.

Макс в это время общался с пассажирами маршрутки, выясняя, не нужна ли кому-нибудь помощь. Чудо, но ни один человек из трех попавших в аварию автомобилей серьезно не пострадал, лишь у водителя «шестерки» рогом набухала на лбу сине-багровая шишка, да сочилась свежей кровью щека. Видно, порезал стеклом, выбираясь из машины через боковое окно. Пожилой пассажир маршрутки, которому придавило тяжелым чемоданом ногу, прихрамывая, сыпал сочными матюками. Вот и все потери. Остальные участники аварии были испуганы, но целы… Спасло то, что все машины двигались на этом участке с минимальной скоростью.

Неожиданно серая мокрядь, терзающая небо, закончилась, будто одномоментно и наглухо задвинулся водонепроницаемый клапан, сразу стало светлее и приветнее, а буквально через несколько секунд в ясный просвет между стремительными тучками выглянуло солнце. Удивленное, теплое, совершенно летнее. Заиграл, заискрился тысячами пересекающихся радуг мокрый асфальт, вспыхнула розовыми и сине-желтыми огнями листва на придорожных невзрачных березках, разом превратив чахлых заполярных золушек в неприступных, усеянных невиданными драгоценностями, принцесс. Восторженно и радостно загомонили воспрявшие птицы. И весь мир вокруг наполнился таким немыслимо праздничным, таким оранжево-слепящим светом, что испуганные и растерянные лица людей вначале стеснительно, а потом все увереннее и увереннее расцвели облегченными и успокоенными улыбками: беда миновала.

Ольга, совершенно не прислушиваясь к бесконечным Машиным переговорам по сотовому, равнодушно наблюдала за лихорадочно-стремительной сменой погоды за закрытыми стеклами джипа. Она еще не вполне пришла в себя, заново переживая ощущение совершеннейшей нереальности происходящего, которое испытала в момент аварии. Она лишь услышала истошный Машкин крик, что-то типа «Тормози» или «Сворачивай», и следом наступила абсолютная тишина.

Сам момент, когда «опель» потерял опору, Ольга не уловила, лишь короткое леденящее чувство невесомости, а потом неспешный, как в замедленной съемке, переворот, легкое, практически не ощутимое, скользящее касание, и еще один переворот, такой же медленный и плавный. Просто придорожные деревья вдруг стали выворачиваться боком, потом поехали кронами вниз, и внезапно ее взгляд уткнулся во что-то серое, даже на вид холодно-осклизлое. Какой-то мусор посыпался прямо в открытые глаза, мешая смотреть. Ольга хотела потереть глаза руками, прогоняя назойливую грязную труху, но руки оказались вдруг неподъемно тяжелыми, будто чужими, а сами глаза — вот странность — обнаружились не вверху, куда рукам следовало бы к ним тянуться, а отчего-то внизу, и отяжелевшие кисти все никак не могли их найти. Потом она сообразила, что ее плечи кто-то крепко держит, потому и внезапно обездвижились руки. Еще секундой позже Ольга поняла, что висит. Вниз головой. На ремнях безопасности. И мгновенно возникли звуки. Какое-то шуршание прямо под темечком, невнятный и оттого непонятный скрежет металла, странный стеклянный шорох, будто кто-то пересыпал в ладонях многочисленные разноцветные бисеринки.

— Живы? — глухо и сдавленно прямо в ухо спросила Машка.

— Мария Сергеевна, как вы там? — почти в унисон с ней робко поинтересовался водитель.

— Черт! — уже громче прокомментировала Машка. — Лелька, ты как?

— Нормально, — хотела ответить Ольга, однако оказалось, что и говорить в перевернутом состоянии не в пример сложнее, чем обычно. Поэтому вместо слова получилось бульканье. Но Машка, слава Богу, поняла.

— Надо выбираться, Мария Сергеевна, — гнусаво пробубнил Паша. — Только вы ремни сразу не отстегивайте, а то головой ударитесь. Вначале постарайтесь руками упереться, чтобы не завалиться.

Хорошо сказать — постарайтесь! Перевернутым по-обезьяньи телам пришлось вспомнить утраченные в процессе неумолимой эволюции навыки… Наконец, Мария и Ольга, скрюченные в патологические эмбрионы, оказались на полу, вернее, на крыше «опеля», ставшей временным полом. Ни одна из четырех дверец машины открываться не хотела! Ни в какую…

— Давайте, вылезайте через заднее стекло! — приказал Паша.

— А где оно? — недоуменно спросила Маша.

Славина повернула голову и обнаружила, что стекла и в самом деле нет. Вместо него — овальная узкая дыра. Прямо на уровне земли.

Ползком, чертыхаясь и больно стукаясь то коленками, то головами, женщины выползли наружу. За ними выбрался Паша. Встали, отряхнулись, оглянулись по сторонам, и вот тут стало по-настоящему страшно…

Честно говоря, этот страх у Ольги не прошел и сейчас. Несмотря на то, что она сидела в безопасном и теплом джипе, несмотря на яркое теплое солнце, несмотря на то, что все жуткое уже осталось позади… Маша, видимо, пришла в себя гораздо быстрее. Или просто ей некогда было по-серьезному вдаваться в переживания: следовало срочно вызвать эвакуатор, договориться с автосервисом, решить попутно множество мелких, но важных вопросов. «Опель» был единственной редакционной машиной, и оставлять газету без транспорта надолго Мария, как главный редактор, совершенно не могла себе позволить.

К тому моменту, когда прибыли озабоченные автоинспекторы, «скорая помощь» и эвакуаторы, пострадавшая толпа уже вовсю гомонила, обмениваясь впечатлениями о пережитом ужасе. Впрочем, теперь все случившееся представлялось лишь занятным, хоть и несколько опасным приключением, из которого все присутствующие вышли с честью и достоинством. Кроме автомобилей. Те, все три, по-прежнему демонстрировали абсолютную беспомощность и внезапную инвалидность самой распоследней, тяжелой группы. Причем, скорее всего, пожизненную.

Уже приткнулась к обочине и серая гармошка «Икаруса», прибывшая для транспортировки пострадавших, но в салон никто не шел — в перевернутой маршрутке дожидались хозяев сумки и чемоданы. Поэтому микроавтобус поставили на ноги первым, выгрузили багаж и, наконец, отправили с места печального происшествия весело галдящих пассажиров. Следом вернули в исходное положение редакционный «опель», крыша автомобиля была примята и некрасиво скособочена, вместо заднего стекла щерился темный проем, веселые серебристые бока располосовали темные беспорядочные царапины.

— Стойки повело! — сплюнул Паша. — На такой ремонт попали!

— Как, своим ходом доедешь, или на эвакуаторе? — спросила огорченная Маша.

— Посмотрим… — Павел завел машину, туда-сюда крутанул руль. — Доеду, Мария Сергеевна. Потихоньку…

Белую «шестерку», вернее, то, что от нее осталось, поскольку «морда» автомобиля теперь стала похожа на американского элитного боксера, белого, в черных пятнах, с плоской нашлепкой вместо носа, погрузили на эвакуатор.

Примерно через час от начала дорожной фантасмагории трасса «Аэропорт-Мурманск» была девственно чиста и практически так же невинна.

— Ну что, Оля, как вам встреча с Заполярьем? — весело поинтересовался Влад, выруливая на почти просохшую дорогу. — Да и Макс тоже, по-моему, с таким универсальным набором впечатлений впервые столкнулся, а?

Ольга с Максом переглянулись и одновременно вздохнули.

— Да, после такого боевого крещения никакие аномалии не страшны, — задумчиво проговорила Маша. — Как будто напугать нас кто-то хотел.

Максим внимательно посмотрел на спутницу, но ничего не сказал.

* * *

Вице-губернатор Мурманской области Михаил Федорович Шубин встретил Ольгу изысканно-вежливыми, практически аристократическими манерами. И легкий горделивый поклон красивой головы, и теплые, ухоженные, с аккуратно отполированными ногтями руки, и едва ощутимое касание губ при изящном поцелуе кончиков Ольгиных пальцев, и светлый, безумно элегантный костюм — все говорило о том, что Шубин знал себе цену и весьма умело этим пользовался. Кофе, поданный пожилой элегантной секретаршей, был выше всяких похвал.

Собственно, и сама секретарша, больше похожая на леди королевских кровей, демонстрировала класс хозяина кабинета и приемной. Это только у щеголеватых временщиков-недоумков сидят в приемных напомаженные девицы, с ногами, растущими прямо от щедро упакованных в тушь ресниц. Руководитель, знающий толк в психологии, выберет себе в помощницы вот такую изысканно-холодную немолодую даму, которой и плебейскую шоколадку предложить будет в высшей степени моветоном, которая сама собой олицетворяет и успешность, и значительность, и совершеннейшую незыблемость кресла, занимаемого патроном.

Словом, разглядев секретаршу, Ольга хозяина кабинета практически зауважала.

— Ольга… ммм… — Шубин вглядывался в визитку, даже перевернул, пытаясь отыскать Ольгино отчество. Которого, впрочем, на картонке отродясь не бывало. Ольга Славина и все. Первый канал.

— Просто Ольга, — улыбнулась девушка. — Мне так привычнее.

— Хорошо! — легко согласился вице-губернатор. — Да вам, похоже, рано еще отчеством пользоваться. Вы так юны…

Ольга оценила и сам комплимент, и легкую ненавязчивую изысканность тона. Представитель Мурманской власти ей положительно нравился!

Шубин же, выдерживая роль гостеприимного заинтересованного хозяина, одновременно внимательно разглядывал Ольгу. Он умел делать это так осторожно и незаметно, что человек, попавший в поле его зрения, ни о чем таком бы и не догадался.

Конечно, он хорошо знал это лицо. Как и вся страна. Авторская программа «Тайны в ладонях», которую вела Ольга Славина, пользовалась просто дикой популярностью. Главным образом — за счет вот этой самой ведущей, невысокой худенькой голубоглазой блондинки. Не красавицы, нет, но ее лицо, увидев однажды, вряд возможно было забыть. Столько лучистой энергии источали ее глаза, так завораживающе-радушна была ее легкая улыбка. Да и сами программы, пропитанные легкой, доброй иронией, постоянно открывали что-то новое и неизведанное в привычной и знакомой жизни.

Люди, которых она приглашала на съемки, всегда демонстрировали просто экстра-класс познаний в своей области, всегда являлись беспримерными фанатами того дела, которым занимались. Ольга же представала в роли неискушенного, неопытного зрителя, который хочет узнать о чем-то новом. Не демонстрировала своей эрудиции, не блистала знаниями, просто расспрашивала, подкрепляя разговор съемками с места событий. И телезрители вместе с ней становились не просто свидетелями, а полноправными участниками открытий, которые совершались прямо на их глазах.

Да, на телеэкране она выглядела старше. Может быть, за счет грима, может быть, из-за значительности самой программы, но и открытый лучистый взгляд, и легкая, ускользающе-ироничная улыбка были теми же, экранными, не узнать которые было просто невозможно. И вот теперь она в Мурманске. И хочет снимать фильм. Вряд ли она догадывается, что он, Шубин, знает о ней, Ольге Славиной, так много, как не знает и она сама…

Ольга разглядывала кабинет. Солнце вежливо подсвечивало приоткрытые голубовато-серые жалюзи, ни в коем случае не нарушая сдержанной светло-стальной гаммы помещения, даже не пытаясь выплеснуть свою яркость на сверкающие не привычной полировкой, а гладким дорогим деревом светлые столешницы. В углу, изолированном от остального официального пространства громадным темно-зеленым фикусовым деревом, меж двумя серыми же кожаными креслами разместилась овальная прозрачная капля стеклянного стола. На нем стояла вытянутая изящная ваза с двумя яркими стеблями иван-чая. Все это вкупе: и кресла, и дерево, и ваза, и даже то, что цветов в ней наличествовало не три, как полагается, а два, — свидетельствовало о том, что постоянный обитатель этой изысканной среды обладает отменным вкусом и стилем. Кабинет и его хозяин идеально соответствовали друг другу.

— Еще кофе? — спросил Шубин и, видимо, уловив направление восхищенного Ольгиного взгляда, предложил: — Может быть, сядем в кресла? Чтобы наша встреча не была столь официальна?

Ольга с удовольствием согласилась. А когда уселась в обволакивающую прохладную мягкость, вдруг обнаружила, что прямо перед ней, на стене, скрытая от кабинета тем самым роскошным фикусом, висит совершенно удивительная по цвету и настроению картина.

Неведомый художник, не затрудняя себя детальной прорисовкой пространства, сумел передать главное — ощущение, из которого вырастало и понимание того, что изображало загадочное полотно. Темные, но не мрачные, а какие-то летящие, стремительные своды просторной пещеры освещались снизу ярким желто-голубым пламенем костра. За костром, словно отражаясь в отсветах фантастического пламени, сидела — или парила — невесомо-прекрасная женская фигура с воздетыми к невидимому куполу руками. Вокруг, замыкаясь правильным кольцом, стояли люди. Одухотворенные, со светлыми ликами вместо лиц, восторженно и благословенно устремившие глаза туда же, под купол. Струящиеся странные одеяния, что-то среднее между белыми туниками и балахонами, не прятали, а, напротив, подчеркивали единство порыва, в котором пребывало все это мистическое сообщество.

Что это? Обряд? Иллюстрация к какой-то сказке? Самым удивительным на картине был свет. Шедший ниоткуда и никуда. Он как бы существовал сам по себе, самостоятельной отдельной субстанцией, озаряя и людей, и своды пещеры, и даже сам немыслимо яркий костер.

— Вот это да! — восхищенно выдохнула Ольга. — Что это?

Шубин смотрел на нее с острым любопытством, внимательно наблюдая за реакцией.

— Нравится?

— Очень! — Ольга не могла оторвать глаз от необыкновенного полотна. — Кто этот художник? Что здесь изображено?

— Сам бы хотел знать! — развел руками вице-губернатор. — Случайно наткнулся на складе. Там ведь у нас, знаете, разного добра хватает, скопили за столько-то времени. Видимо, кто-то когда-то кому-то подарил. Но это же не портрет Ленина или, как сейчас, Путина, вот и задвинули в закрома, чтобы глаза не мозолила.

— Так она что, старая?

— Не знаю. Специалисты сказали, что ей лет сорок-пятьдесят, то есть где-то середина прошлого века. Но что за мастер, какое именно действо изображено, — никто не знает.

— Слушайте, я давно ничего подобного не видела… — Ольга не могла оторвать глаз от картины. — А вот свет… Как ему это удалось? Фантастика! Если позволите, мы непременно ее снимем, это же — шедевр!

— Думаете? — улыбнулся Шубин. — Да снимайте, конечно, вдруг кто автора узнает, интересно даже. — Он поудобнее разместился в кресле, отвернувшись от полотна. — Вот видите, Ольга, не успели приехать, а уже столько впечатлений! Сегодняшняя ваша эпопея…

— Вы уже знаете? — Ольга удивилась. И тут же подумала: а чего удивляться? Мурманск — не Москва, о тройной аварии на дороге уже через час все знали…

— Знаете, Ольга, должен вам сказать, что на самом деле вам просто фантастически повезло. И вам лично, и всем, кто там оказался. Чтобы в такой аварии и никто не пострадал… Это, понимаете ли, сродни чуду…

Ольга, соглашаясь, кивнула:

— Я до сих пор не верю, что все это произошло со мной, и что мы так легко отделались…

— Вот-вот… — Шубин взглянул на нее серьезно и заинтересованно. — Знаете, у нас в таких случаях говорят, что это природа предостерегает от чего-то более серьезного. А к таким предупреждениям легкомысленно относиться нельзя.

— Что вы имеете в виду? — встрепенулась Ольга.

— Да я вот теперь думаю, стоит ли вас отпускать в сопки… — Мужчина снова весело улыбнулся. — Не дай бог, что случится, как я стране, которая вас безумно любит, в глаза посмотрю?

— А что со мной может случиться? — недоуменно спросила Ольга. — Мы же далеко от города не пойдем, Рощин сказал, что все рядом.

— Ох уж этот Рощин! — вице-губернатор недовольно качнул красивой головой. — Болтун и баламут!

— Что? — Ольга опешила.

— Ольга, ну вы же разумная, повидавшая мир женщина. — Шубин теперь говорил с ней, как с ребенком, не то уговаривая, не то стараясь что-то объяснить. — Ну, какая Арктида? Какая древняя цивилизация? Обычные валуны. Оставленные ледником. Один сумасшедший решил сделать себе имя и снискать славу. А другие — смотрят ему в рот и готовы верить очевидной глупости!

— Михаил Федорович… — Ольга растерялась. — Так вы что, против съемок нашего фильма?

— Упаси Бог! — засмеялся хозяин кабинета. — Да хоть сериал! Все, что привлекает внимание к нашей области, заслуживает заботы и поощрения. Арктида, значит, Арктида! Сейды — значит, сейды! Если к нам после вашего фильма туристы повалят, я же первый вам руки целовать стану! Я, понимаете ли, о другом вам сказать пытаюсь. — Шубин мгновенно посуровел. — Чтобы вы всерьез этого нашего Рощина не воспринимали! Не заслуживает он того, понимаете? А главное, опасно это — по сопкам путешествовать. Вот вы сами уже убедились, насколько коварна наша природа. А если такой снегопад или ураган вас в тундре застанет? Там ведь ни ориентиров, ни дорог нет, а зверья всякого, в том числе и двуногого, предостаточно. Понимаете, о чем я?

— Не совсем. — Ольге стало как-то неуютно и тоскливо. Как бывало всегда, когда она с ходу не могла понять, чего от нее хотят. — Ведь Рощин не один этим занимается! Вместе со мной прилетел Максим Барт, известный ученый, слышали?

— Конечно! И читал. Кстати, Барт — вечный оппонент нашего Рощина. И его мысли представляются мне куда как более разумными. Он, кстати, совершенно не придерживается циркумполярной теории, выдвинутой Рощиным.

Об этой удивительной теории Ольга была изрядно наслышана. Более того, внимательнейшим образом изучила все, что так или иначе относилось к этой красивой и невероятной гипотезе, выдвинутой на основании многолетних изысканий Владом Рощиным. Ученый доказывал, что прародиной человечества являлась именно Арктика. Что именно отсюда разошлись по земному шару праотцы и праматери нынешних земных народов, став впоследствии славянами, индусами, египтянами… Причем, цивилизации от центра земли — Арктики — шли несколькими волнами, постепенно заполняя земной шар, неся невиданные знания и культуру…

— Но ведь Рощин недавно выступил с докладом на заседании Российского географического общества, и его циркумполярная теория была принята на ура… — неуверенно парировала Ольга.

— Ну да, — спокойно согласился Шубин. — Атлантиду нашли, Лемурию отыскали, с Гипербореей разобрались, пора и за Арктиду приниматься…

— Знаете, — Ольге отчего-то вдруг захотелось защитить Рощина. — Над Шлиманом тоже весь ученый мир издевался, когда он стал Трою искать… А ведь нашел же!

— Хороший аргумент! — улыбнулся Шубин. — Можно еще вспомнить Эванса, который поверил Гомеру и нашел Кносс.

— Вот именно! — согласилась Ольга. — Да и вообще, все тайны и загадки поначалу кажутся неразрешимыми, пока не находится какой-нибудь сумасшедший, поверивший в их реальность…

— Вы только что произнесли ключевое слово «сумасшедший»… — Шубин смотрел на Ольгу покровительственно и серьезно. — Это как раз о нашем Рощине… Поверьте, я историк, мне самому было бы безумно радостно, если бы хоть что-то из его заоблачных теорий подтверждалось практикой, увы… Мы ведь с Владом неплохо знакомы. И все его теории я знаю, так сказать, из первых уст. Более того, чем могу, помогаю в его изысканиях. Но, понимаете, дружба — дружбой, а дело — делом. Поэтому и предупреждаю.

Ольга поскучнела. С подобным отношением к непознанным загадкам со стороны официальных кругов ей приходилось сталкиваться постоянно. Увы, это тоже было частью ее работы. Собственно, на этом приятную встречу с изысканным вице-губернатором можно было и закончить. И тем более неожиданно прозвучали его следующие слова:

— Ольга, я вижу, что вы разочарованы. Напрасно! Я, как лицо официальное, просто обязан был вас обо всем этом предупредить. Но на самом деле, — он заговорщически склонил голову, — я страшно хочу, чтобы ваш фильм состоялся. Более того, я сделаю все, чтобы ваше путешествие по нашим сопкам и тундре было максимально плодотворным и необременительным! Честно говоря, я бы и сам с вами пошел, безумно хочется приобщиться к поискам северной Атлантиды. И Рощин меня давно зазывает, но… Дела! Снимайте, исследуйте, совершайте очередной прорыв! Нужна машина? Будет! Вертолет? Организуем! Только ради бога, постарайтесь сохранить голову трезвой и холодной и не ввязывайтесь в авантюры, которые будет предлагать Рощин. Слишком хорошо я своего земляка знаю… Ну что, договорились?

Ольга облегченно кивнула.

— Вы уже проработали свой маршрут?

— Да, вчера все обсудили с Рощиным. Вначале едем на Сейв-Вэр, здесь, неподалеку, а потом пешком дальше в тундру, к озеру Вещун.

— Пешком вы будете туда идти весь день. По болотам. Я договорюсь о вертолете.

— Спасибо! — обрадовалась Ольга. — Пойду, обрадую ребят!

— Ольга! — очень серьезно остановил ее Шубин. — Помните, мы договорились, никаких отклонений от маршрута. Связь в тундре есть далеко не везде, а я должен знать, где вас искать, если что…

— Надеюсь, искать нас не придется! — заверила Ольга. И тут же вспомнила о пропавших близнецах, которые до сих пор так и не вышли на связь.

— Ольга… — снова остановил ее почти у дверей вице-губернатор. — А скажите, не собирается ли, случаем, наш Рощин реконструировать какой-нибудь древний обряд?

Ольга открыла было рот, чтобы восторженно подтвердить догадку хозяина кабинета, да почему-то осеклась, недоуменно качнув головой:

— Не знаю. Об этом речи не было.

— Если вдруг предложит что-то такое, ни в коем случае не соглашайтесь. Это очень опасно. Обещаете?

Ольга снова качнула головой. Вроде бы, соглашаясь…

— И, я вас правильно понял, сфера ваших сегодняшних интересов — только сейды?

— Да. — Ольга кивнула. — Только сейды.

* * *

Июльский Мурманск был великолепен. Невероятно высокое и столь же невероятно голубое небо создавало ощущение праздничности и простора. Запах сирени, тяжелый и сладкий, полностью перекрывал и выхлопные газы множества автомобилей, и близкую свежесть моря, и иные, прочие признаки большого современного города. От этого запаха, от яркой зелени листвы, от солнца, любопытно заглядывающего в каждую щелку, создавалось ощущение, что дома, асфальт, машины и остальные признаки цивилизации — не более чем досадная случайность, наспех помещенная в центр огромного цветущего сада.

Утром, когда по дороге из аэропорта, едва успев справиться со страхом от пережитых треволнений, они въехали в город, Ольга попросила провезти ее по Мурманску. Что Влад с удовольствием и сделал, тем более что и Максиму, ни разу не посещавшему столицу Заполярья летом, это тоже было интересно.

Она почти не узнала город. Так он разросся и похорошел. Окрестные сопки, где они с Лешей тем памятным летом собирали морошку и чернику, оказались сплошь застроенными новыми кварталами. Дома размещались на разной высоте, иначе не позволял сложный мурманский рельеф, но издалека это создавало ощущение воздушной, невесомой сказочности, будто и не реальный город высился вдали, а нарисованная умелой и уверенной рукой декорация к красивейшему фильму, где если и могут происходить какие-то события, то исключительно радостные и многообещающие.

Сами же улицы, по которым они проезжали, оказались совершенно европейскими. С забавно-модерновыми, из стекла и бетона, многочисленными торговыми центрами, с обилием рекламных щитов и даже громадным телевизионным экраном в центре, напротив высотной свечки гостиницы «Арктика».

В то лето, когда Ольга побывала здесь, «Арктику» как раз достраивали, и площадь выглядела неухоженной и захламленной. Теперь же на широком пространстве, с развязкой дорог по самому центру, раскинулись клумбы, на которых, правда, отчего-то совсем не было цветов, лишь неаккуратная поросль травы. Зато по узенькой уютной улочке, отходившей от площади куда-то вглубь, весело цокали копытами лошади, бегали смешные гривастые пони. А на самом перекрестке, там, где толпилась разновеликая ребятня, ожидавшая своей очереди покататься, грустно и одиноко стоял настоящий олень. Серый, с невзрачными, будто обломанными рогами, с тоскливыми ребрами, распирающими усталые пятнистые бока.

Вот сейчас, выйдя из центрального подъезда откровенно желтого здания администрации, Ольга медленно шла по направлению к той самой главной городской площади. Несмотря на яркое солнце, было довольно прохладно: ветер, знобкий, вездесущий, ни на секунду не позволял забыть, что предельно южный, почти приморский городской антураж — видимость, а вот истинного местонахождения Мурманска никто не отменял — Крайний Север, Заполярье…

Ольга медленно брела по чистому тротуару. Вот он, тот самый проспект Ленина.

Вот она стоит на его обочине, время — два часа ночи, она в летнем сарафане. Модном, на тонких бретелях, которым она очень гордилась, поскольку знала, что выглядит в нем необыкновенно привлекательной… Девушка возвращается из шумной актерской компании, о которой сегодня снимала первый на этой практике сюжет. С трудом избавившись от приставаний местного режиссера, пожилого похотливого блондина, мнившего себя театральным гением, Славина возвращается в общежитие, куда поселили их с Машкой, студенток-практиканток. Денег на такси нет, как, впрочем, и самих такси. А редкие припозднившиеся автомобили, конечно, ни за что не остановятся, это вам не Москва… Город пустынен и тих. Ясное солнце на небе, чистый, умытый асфальт. Сирень с острыми, довольно редкими цветами, мало похожими на привычные с детства мохнатые кудрявые кисти… Ощущение абсолютной нереальности, даже — фантасмагоричности: мертвенно-пустой, безжизненный город и полуденное солнце над головой.

Она долго будет помнить это состояние: совершеннейшего одиночества среди пустынных широких магистралей и молчаливых, будто незаселенных домов. В какой-то момент ей стало жутко: слишком реальным был мир вокруг, и слишком нереальным — это ее абсолютное одиночество…

Девушка ускорила шаги, почти побежала, и в этот момент вдруг ударил злой холодный ветер, а через секунду повалил снег. Это было так непонятно, так жутко, так ужасно, что Оля, кажется, закричала, пытаясь отмахнуться, увернуться, убежать от холодных, обжигающих белых розог. Вот именно тогда, вопящую, испуганную, ее и подобрал на дороге Леша.

Просто рядом остановилась машина, из нее выскочил какой-то парень и силком втолкнул Олю в салон. Набросил на мокрые голые плечи куртку, весело спросил: «Куда тебя отвезти, Снегурочка?»

Что произошло в ту солнечно-снежную ночь? Как они поняли и почувствовали друг друга за десять или пятнадцать минут, что Леша вез ее до общежития? Почему уже на следующий день они встретились, как старые знакомые, которые, казалось, все время, проведенное друг без друга, только и жили ожиданием этой встречи?

В тот же день они решили пожениться, и Оля, невзирая на протестующие вопли Машки, переехала к Леше. Следующие полтора месяца были самыми счастливыми в ее жизни. Как на тот момент, так и до сих пор. После практики они собирались съездить к Олиным родителям, в маленький городок на Южном Урале, а уж потом — сыграть свадьбу. Они и съездили, и Лешка просто безумно понравился и строгой Олиной матери, и суровому отцу.

Еще бы, взрослый, самостоятельный морской офицер, хорошо зарабатывающий, с квартирой и машиной… И заявление в загс они подали. Казалось, жизнь впереди не просто ясна и понятна, а еще и волшебно, необыкновенно счастлива: она заканчивает университет, переезжает в Мурманск, работает на телевидении. Леша ходит в свое любимое море, без которого, как и без Оли, совершенно не мог жить. На это самое море его и вызвали срочной телеграммой, не дожидаясь окончания отпуска. Подводная лодка, на которой он служил, должна была выйти в какой-то внеплановый поход, и Леша, как командир боевой части…

— Снегурочка, — утешал он расстроенную Олю, — автономка всего полтора месяца. Вернусь — и сыграем свадьбу.

Он не вернулся. Ни через полтора месяца, ни вообще никогда. От его родителей Оля узнала, что подводная лодка затонула, и погиб весь экипаж. Тогда о таких вещах в прессе не сообщалось…

Море не захотело его делить. Славиной не осталось ничего. Только воспоминания да несколько фотографий. Вот тогда-то она возненавидела и Мурманск, и море, и весь советский подводный флот. Никого лучше Леши встретить ей так и не довелось. Видимо, понятие «однолюб» — это о ней. Конечно, мужчины в ее жизни появлялись, и не один. Но все они были… не того калибра. Ни Лешкиной силы, ни его удали, ни размаха, ни юмора, ни ума… У всех, кто ей встречался, оказывалось какое-то одно из этих качеств, но чтобы так, как у Лешки, все вместе, увы. Она и отношения с мужчинами завязывала, углядев, либо почувствовав, некую похожесть, хотя бы в чем-то одном, надеясь отыскать и иные желанные черты. Но стандартно оказывалось, что эта схожесть ровно на том же единственном и заканчивалась…

Уже потом, спустя много лет, став известной журналисткой, она пыталась что-либо разузнать о той давней трагедии, окончившейся гибелью подлодки. И потерпела полное фиаско. Все материалы о том «боевом эпизоде», как он именовался, были строжайше засекречены. По документам выходило, что Лешиной подводной лодки не существовало вообще! Однажды лишь, общаясь с пожилым, давно на пенсии командиром такой же подлодки, Ольга случайно узнала, что Лешин экипаж выполнял какое-то особое, не связанное с боевыми учениями задание. Но что за задание — моряк не знал. Сказал лишь, что Баренцево море свои тайны хранит свято, тем более такие… И еще один раз ей привелось услышать о той субмарине. В Америке. И тоже от пожилого американского подводника. Тот сказал ей, что лодка была торпедирована своими. То ли случайно, то ли сознательно…

Может, и свою нынешнюю, ставшую безумно популярной программу Ольга Славина стала делать потому, что та трагическая тайна не давала ей покоя. Подспудно казалось, что, исследуя прочие загадки, далекие от той, непостижимой, она когда-нибудь приблизится и к ней, терзающей ее долгие-долгие годы.

А лучшая подруга Машка все это время жила и работала здесь, в Мурманске. Как распределилась тогда в областную газету, так и оттрубила в ней четырнадцать лет, став уже главным редактором, сумев сохранить издание во все немыслимо путанные и тяжелые годы перестроек и прочих экономических и политических катаклизмов.

Машка в Москве у Ольги бывала довольно часто, а вот Ольга здесь с тех пор — ни разу. Сколько подруга ни уговаривала, сколько ни соблазняла интереснейшими темами и сюжетами — не могла. А вот сейчас — решилась. Как? Почему? Ольга и себе вряд ли могла это объяснить. Наверное, у всего свой срок. Свое время. И сейчас пришло время вернуться. В другой город, в другой мир, в совершенно другую реальность.

Именно что — в другую реальность. Ведь то, зачем она приехала, произрастало из такой глубины веков, что к нынешней жизни если и имело какое-то отношение, то весьма опосредованное. Хотя… Если Владу Рощину и его сподвижникам удастся доказать свою теорию, это перевернет все устои и все представления об образовании мира, развитии человечества. О далеком прошлом планеты Земля, в конце концов!

Арктида… Колыбель человечества… Какая красивая и какая манящая сказка…

Черт, ну куда же подевались Тимки?

Непонятное отсутствие близнецов не выходило из головы. Даже воспоминания о Леше не могли заглушить тупую непреходящую тревогу. Мобильный братьев по-прежнему был вне зоны. Ольга набрала номер вахты общежития, где близнецы жили в отдельной комнате. Словоохотливая дежурная тут же поведала, что мальчики очень милые и очень вежливые. И ничего такого себе не позволяют. Но в комнате их нет со вчерашнего дня. Ключ как висел, так и висит тут, на вахте. Не ночевали. Дело молодое, оно и понятно…

Ольга попросила записать номер своего телефона, чтобы, как только кто-то из близнецов объявится, тут же связались.

Вахтерша с удовольствием пообещала.

* * *

— Есть коррективы, — без приветствия сообщил в телефонную трубку знакомый голос. — Молчи и слушай. Придется изменить планы и пойти со съемочной группой.

— Зачем?

— Затем, чтобы они были под присмотром. Могут произойти некоторые события, предсказать реакцию на которые невозможно. Поэтому нужен постоянный контроль. Возьми карту, схемы. И если, упаси Бог, Рощин надумает показывать им лабиринты, твоя задача — не допустить этого.

— Так что, выходит, я не смогу присутствовать при обряде? Ведь я ради этого бросил все дела…

— Твоя цель, как, впрочем, и моя, всего нашего общества, иная. Напомнить?

— Не надо. Но с магистром-то я сумею провести хоть пару часов? Ты же говорил, он плох… А мне через два дня уже улетать обратно…

— Если все пойдет по плану — да. Ты будешь находиться с группой. Пусть занимаются камнями, снимают, активируют, словом, пусть развлекаются, как хотят. Если вдруг увидите что-то необычное, сразу попроси Славину связаться со мной. Главное, чтобы не было самодеятельности. Я пришлю за вами вертолет, который доставит вас всех на озеро. Ты полетишь вместе со всеми, но во время полета почувствуешь себя плохо и из вертолета выходить не станешь. Что там может случиться, аппендицит или почечные колики — придумаешь. Этот же вертолет доставит тебя к нам. И ты успеешь на обряд. Но, подчеркиваю, только убедившись, что группа Славиной — уже далеко и опасности для нас не представляет. Все ясно?

— Да. Могу я задать вопрос?

— Слушаю.

— Если ситуация все же выйдет из-под контроля — мои действия?

— У тебя есть оружие?

— Да.

— Ты помнишь Устав?

— Да.

— Ты все понял?

— Да.

— Желаю удачи. До встречи.

Не дожидаясь ответной любезности, человек с жестким голосом отключился.

* * *

Центр города изменился мало. Тот же уютный скверик у Дворца культуры, кажется, имени Кирова? Ну да, вон и памятник на прежнем месте стоит, совсем неподалеку, возле какого-то присутственного здания с колоннами…

Несмотря на ветер, на скамеечках в скверике сидело полно народу. В основном молодежь. Непременное пиво, сигареты, громкие возбужденные голоса. Мамы с колясками. Аккуратные, чопорные старушки, одетые в теплые пальто и сапоги. Этот скверик и тогда был любимым местом отдыха. Интересно, появилось ли за это время в городе что-либо еще, подобное? Помнится, в то время шли упорные разговоры о том, что морскому городу не хватает набережной, и Оля даже делала об этом сюжет. Построили или нет? Надо спросить у Машки.

Ольга обошла скверик, пересекла проспект, перейдя на противоположную сторону площади, прошла мимо «Арктики» и повернула по узенькой, заставленной машинами улице к старому кинотеатру. Увидела его голубой бок, афиши на фасаде и очень обрадовалась, будто встрече со старым знакомым: сюда они с Лешей несколько раз ходили в кино. Но весь просмотр ограничивался названием и первыми кадрами. Потом они принимались целоваться и не могли остановиться даже тогда, когда в зале зажигался свет, и народ, удивленно оглядываясь на слившуюся в поцелуе парочку, начинал покидать зал.

Ага, вот и второй центральный скверик, тоже очень уютный, зеленый, но, не в пример первому, огороженный массивной чугунной решеткой. В центре — странное сооружение в виде уходящей в небо короткой белой лестницы. Памятник жертвам интервенции. Странный памятник. Причем тут лестница? Что она символизирует? Этого Ольге никто объяснить не мог. Даже Леша.

Скверик со всех сторон запирали дома, ветра здесь почти не ощущалось, а на солнце даже было тепло! Ольга присела на теплую шершавую скамейку, прикрыла глаза. Наверное, просидела она так довольно долго. По крайней мере, солнце, ласково греющее левую щеку, теперь уперлось теплым лучом прямо в переносицу… Кто-то, Ольга слышала, подходил и садился рядом. Шуршала газета, ощущался легкий табачный дым. Потом этот «кто-то» уходил, а через некоторое время место на противоположном крае скамейки занял другой постоялец. Ольга не открывала глаз и ни о чем не думала. Или — ей так казалось? Леша… Конечно, она думала о нем. Заново переживала то самое счастливое свое лето.

Солнце снова сместилось, немножко побуравило правый глаз и вдруг погасло. Сразу откуда-то сбоку и снизу подул ветерок, мгновенно делая благостное сидение на скамейке неуютным и ненужным. Тот, кто уже довольно давно находился рядом, громко и недовольно закряхтел. Ольга приоткрыла ресницы и увидела в полуметре от себя сухого, как мумия, старика. Незнакомец сидел неестественно прямо, опираясь сильными крючковатыми руками на красивую резную палку. Его профиль, который могла наблюдать Ольга, был медально горделив, даже заносчив. Старик вдруг повернулся. Не головой, а всем прямым туловищем. Будто между нижней и верней частями его тела существовал специальный шарнир.

— Вы — Ольга Славина, — не спрашивая, а утверждая, произнес он красивым, хорошо поставленным голосом. — Я давно жду, когда вы проснетесь.

— Я… я не спала… — удивленно пробормотала растерявшаяся Ольга.

— Неважно.

Старик властно приспустил тяжелые желтые веки, и Ольга, сидевшая с ним на одном уровне, вдруг почувствовала, что смотрит на него снизу вверх. А еще ощутила, что не может двинуться с места. Будто старик приклеил ее к спинке скамейки своим необыкновенным взглядом.

— Вы приехали снимать фильм об Арктиде, — снова четко произнес незнакомец.

Ольга послушно кивнула. Глазами. Потому что головой двинуть не могла. Голова тоже оказалась приклеенной.

— Я вам не советую этого делать. Более того, этого делать нельзя. — Старик ясно и громко впечатывал каждое слово. Прямо Ольге в голову. — Это опасно. Вы можете погибнуть. Поэтому вам следует отказаться от этой идеи. — Он с силой оперся на палку и поднялся. Тяжело, но как-то очень мощно. Снова в упор взглянул на Ольгу. — Иногда можно найти то, что совершенно не стоит находить. Боюсь, ваши находки вас не обрадуют. Время тайны Арктиды еще не пришло. Как и тайны гибели вашего жениха.

Ольга ощутила, как по широко открытым глазам сильно ударило не то выглянувшее в этот момент солнце, не то какая-то еще более мощная вспышка, исторгнувшая из глаз старика.

Когда она пришла в себя и, радуясь возвращенной способности двигаться, стала с силой тереть веки, рядом никого не было. Приснилось? Привиделось? Наверное… Она перевела взгляд вниз, под ноги. На влажном темном земляном окружье скамейки ясно виднелась круглая вмятина от палки. Одна. Будто тот, кто этот след оставил, встав, палку уже не использовал. Впрочем, эта вмятина могла образоваться и просто как след от каблука. Обычное дело.

* * *

— Ну что, нашлись твои Рыжики? — весело влетела в квартиру Машка. — Пропесочила?

— Нет, Маш, — грустно отозвалась Ольга. — Нигде их нет. И в общежитии не ночевали. Просто не знаю, что делать… Непохоже это на них. Понимаешь?

— Ну, знаешь, полярный день на людей по-разному действует, — отмахнулась подруга. — Если бы они по одному были, тогда еще можно переживать. А с двумя сразу что может случиться? Найдутся! Оль, ну ты вспомни, какими мы в студенчестве были! Много мы думали, что кто-то за нас волнуется? Дети, что с них взять?

Машкину уверенность полностью поддержал и пришедший, как договаривались, Рощин.

Ольгу, однако, это ничуть не успокоило. Ощущение, что с близнецами стряслась беда, крепло и не давало нормально общаться с Машкой и Владом. То есть слышать Ольга все слышала и в разговоре участвовала, но мыслями все время возвращалась к Тимкам.

— Влад, а если мои ребята и сегодня ночью не объявятся?

— Значит, раскопали какую-то сенсацию и теперь сторожат, чтоб не украли! — засмеялся Рощин. — Да не переживай ты так! По смске же видно, что ребятки просто «на стакан» сели!

Рано утром, когда Ольга с Машей, совершенно готовые к недолгому походу, ожидая приезда Влада, допивали чай, радуясь ясному солнцу и абсолютному безветрию, Рощин вдруг, вместо того чтобы приехать, позвонил и голосом очень расстроенным сообщил, что с его джипом какие-то непонятные проблемы.

— Вчера все подготовил, заправился, вещи сложил, а сейчас вышел во двор, смотрю, под машиной жирная лужа. То ли масло потекло, то ли тормоза… Короче, ехать на нем нельзя, а разбираться — некогда. Сейчас что-нибудь придумаю, найду, кто нас отвезет.

— Слушай, что же такое происходит? — удивленно протянула Маша, запихивая в рот очередную конфету. — То практиканты потерялись, то авария на дороге, то с машиной проблемы! Точно, это духи сейдов не хотят, чтобы мы их тревожили. Не боишься? — И она лукаво взглянула на подругу.

Ольга лишь улыбнулась, бросив: «Да ладно тебе!» — хотя сама подумала ровно о том же самом. Кроме всего прочего, из головы не выходила вчерашняя странная встреча в скверике — таинственный старик и его мистические слова… Правда, она все же не была до конца уверена, что эта встреча состоялась наяву, а не пригрезилась. Поэтому и Маше решила ничего не говорить. Ладно бы, если бы этот незнакомец просто предупредил об опасностях в сопках, мало ли непонятных людей на свете? Ну, прочитал в газете об их приезде, прогуливаясь, узнал известную журналистку в лицо, решил показать собственную значимость, пожилым людям это часто свойственно. Но вот его последние слова о том, что для разгадки тайны гибели жениха время не пришло… Кроме Машки, о той давней истории никто и не знает! Значит, все это ей привиделось. Задремала на солнышке, вот и приснилось.

Снова зазвонил телефон. Мария кого-то внимательно и заинтересованно выслушала, задав лишь несколько коротких вопросов, к которым, впрочем, Ольга не прислушивалась. Положила трубку и виновато уставилась на гостью.

— Похоже, в поход пойдете без меня…

— Что-то случилось? — Ольга даже не успела огорчиться, поскольку по-прежнему витала в своих мыслях, вспоминая встречу с таинственным стариком.

— Лель, ты только не обижайся, ладно? — Подруга по-прежнему виновато улыбалась. — Только что позвонил Шубин, ну, тот самый, вице-губернатор, у которого ты вчера была, и сказал, что сегодня вечером прилетают представители Газпрома для переговоров об инвестировании газеты. У нас же тут скоро газовый Клондайк будет, они сначала хотели новую газету создавать, а потом решили, что дешевле и спокойнее с проверенным местным изданием работать. Выбирали между нами и еще одним еженедельником. И вот, вроде, выбрали нас. Они уже несколько раз приезд откладывали. Я было решила, что все болтовня одна, а оказывается, нет… Лель, ну не могу я такой шанс упустить, пойми! — Машка чуть не плакала, рассказывая все это.

— Машунь, тебе радоваться надо, а не расстраиваться! — ободряюще чмокнула Ольга подругу в лоб. — К сейдам ты успеешь. Ну, а мы… — Ольга притворно тяжело вздохнула, — поплачем-поплачем без тебя, да и успокоимся… Только имей в виду: чтобы к нашему возвращению из исторического похода стол был торжественно накрыт и ломился от яств! Да, и ремень мне приготовь. Лично этих рыжих засранцев отшлепаю! — Почему-то показалось, что, как только они выедут в сопки, тут же повстречаются с близнецами. Даже настроение поднялось.

— Лель, правда, не обидишься?

— Машка, уймись! Одно плохо, я же не знала, что ты с Шубиным разговариваешь, надо было машину попросить, он обещал!

— Какие проблемы! — обрадованная Маша схватилась за телефон. — Через двадцать минут машина с водителем будет ждать у моего подъезда.

* * *

Пока заезжали за Владом и перегружали вещи, пока забрали из разных мест Макса и оператора Серегу, время дошло уже к десяти.

Вице-губернатор расстарался, и вместо Владовой рабочей колымаги вся честная компания комфортно разместилась в сверкающем, новеньком «ландкрузере».

— Нет худа без добра! — хохотнул Влад. — Когда еще доведется на правительственном джипе путешествовать! Хорошо, однако, наши власти живут! Вот на какие шиши администрация такую крутую тачку купила? Да еще таким водителем снабдила!

Водитель, веселый улыбчивый молодой парень, назвавшийся Федором, лихо заложив особенно крутой вираж, вдруг сказал:

— Не, в администрации таких тачек нет. Это отец вам свою дал!

— Отец? — изумилась Ольга.

— Ну да! — спохватился Рощин. — Я не сказал. Знакомьтесь. Это — Федя Шубин. Сын Михаила Федоровича.

— Представляете, мчусь из аэропорта, только что прилетел, вдруг — звонок, — продолжил рассказ отпрыск второго лица области. — Отец. Говорит, срочно вези съемочную группу, у них — проблемы, надо помочь! Вот повезло! Я же на выходные приехал, а тут еще такой случай! Знаете, я ни одной вашей передачи не пропустил, — улыбнулся он Ольге. — Так что, для меня, можно сказать, поручение отца — праздник! Если позволите, я с вами в сопки пойду.

— Да в сопки-то, конечно, можно, — задумчиво протянул Влад, думая о чем-то своем. — А машину-то как оставим на два дня? Где? На дороге, что ли? Так разберут же на запчасти, пока нас не будет.

— Не волнуйтесь, — уверил Федор. — Никто не посмеет. У нее такая примочка есть: говорящая охрана. Если кто ближе, чем на полтора метра подойдет, мало не покажется. А вечером отец с водителем приедут и заберут. Вы же, как я понимаю, обратно другим путем возвращаетесь, на вертолете?

— Да, Михаил Федорович обещал, — подтвердила Ольга.

— Ну вот! Раз отец пообещал, значит — сделает! Ну, так что, возьмете меня с собой? Еду и питье я прихватил, сапоги в багажнике, обузой не буду, честное слово!

Федор говорил это так просительно, так заинтересованно, будто, скажи сейчас Влад короткое «нет», он просто умрет от огорчения.

— Смотри, какой предусмотрительный у нашего вице-губернатора сын! — несколько деланно удивился Влад. — Ну ладно, раз уж ты и паек с собой захватил…

— Спасибо! — расцвел Федор. — Не пожалеете!

— Только учти, золотая молодежь, — строго предупредил Рощин. — Подчиняться мне беспрекословно, без обсуждения и дискуссий. И никаких личных инициатив!

— Понятно! Слушаюсь! — Федор оторвал руку от руля и дурашливо приложил к голове.

Ольга с удивлением посмотрела на Влада: такого серьезного тона и такой жесткости, даже властности, она от него не ожидала.

Джип лихо оставил позади город, повернул на развилке влево и теперь несся по узкой, довольно хорошей дороге, оставляя позади немногочисленные машины, двигающиеся в том же направлении. Оператор мирно дремал на заднем сиденье, уютно пристроив голову на футляр навороченной японской камеры, Макс и Влад негромко беседовали о каких-то не очень понятных вещах, пересыпая разговор неведомыми терминами, кажется, на этот раз, без спора. А Ольга, которой отвели самое удобное место — впереди, рядом с водителем, восторженно крутила головой по сторонам. Поводов для восторга, надо сказать, было предостаточно!

По обеим сторонам дороги за кудрявой порослью придорожного кустарника высились сопки. То мрачно-серые, угрюмые даже при ярко-солнечном свете, то с яркими срезами красноватого камня, сверкающего, как добротно ограненный кристалл. Когда дорога делала очередной поворот, между сопками немедленно открывалось одно из многочисленных озер, ярко-голубых, сверкающе-чистых и таких празднично-ярких, что хотелось выскочить из машины и с разбегу окунуться в эту манящую прохладу. Чтобы миллионы брильянтовых брызг радугой разлетелись по сторонам, чтобы разошлась веселыми шаловливыми кругами недвижная зеркальная гладь.

— Влад, а купаться тут можно? — спросила Ольга. — Я на всякий случай купальник прихватила.

— Не везде. Наши северные озера очень коварны. Практически во всех на дне — ледяные родники. Вода прогревается только сверху. — Влад с удовольствием вводил ее в курс дела. — Да и дно здесь очень опасное. Большинство озер находится на месте тектонических разломов, у берега дно в нескольких сантиметрах, а шаг дальше ступишь — обрыв! Никто не знает, на какую глубину. Каждое лето народ гибнет. Оступился, судорога, и все…

— Ну уж, ты такие страсти рассказываешь, — Ольга снова вспомнила про своих потеряшек и погрустнела. А что, если один из них полез купаться, стал тонуть, второй спасать кинулся, ну, и оба сразу…

— Правда, — неожиданно поддержал Влада Федор, — в этих озерах лучше не купаться…

— Не переживай! — утешил Влад. — Там, куда мы едем, и куда твои пацаны, скорее всего, пошли, если, конечно, в городе не загуляли, что намного вероятнее, озер нет. Зато есть бассейн. Я его совсем недавно открыл. Настоящий, думаю, ритуальный. Вода — изумительная. Если успела прогреться, то искупаемся. Правда, его какие-то вандалы камнями завалить пытались, я, что мог, убрал. Но одному не под силу. Договорился уже с товарищем, он солдатиков на помощь даст.

— Ритуальный? — оживился Максим. — Что ты имеешь в виду?

— Так там везде — радоновые источники, — объяснил Влад. — Скорее всего, он в целях оздоровления использовался. Высокопоставленные особы принимали в нем радоновые ванны. Слышали?

— Конечно! — кивнула Ольга. — Ты хочешь сказать, что десять-двадцать тысяч лет назад люди умели этим пользоваться? Что уже тогда здесь существовали свои Баден-Бадены?

— Девочка моя! — покровительственно улыбнулся Рощин. — И не только! Сама все увидишь. Кстати, практически все сейды стоят вблизи выходов радона. Это ведь тоже не случайно!

— Постойте, — удивленно вклинился очнувшийся от дремы оператор, — но радон, вроде, радиоактивный газ! Помню, снимал один сюжет, как обезопасить воду от радона, поскольку из-за него возникают всякие раковые заболевания…

— В том-то и дело! — обрадовался Влад. — Слышал истину: то, что в одних дозах — яд, в других — лекарство? Так вот, наши далекие предки умели использовать радон и так, и этак.

— Это они вам сами сообщили? — с нескрываемой иронией поинтересовался оператор.

— Почти, — не обиделся ученый. — Сам увидишь! Радон — газ уникальный, единственный, можно сказать, в своем роде! Представьте, мало того, что он в восемь раз плотнее воздуха, так при температуре минус шестьдесят он превращается в бесцветную жидкость, которая излучает сияние. Ярко-голубое или ярко-фиолетовое, а при минус семидесяти он вообще становится твердым и непрозрачным! И снова светится!

— Да, вот бы такой шарик дома в морозилке держать! — снова хохотнул оператор.

— Не выйдет, дружок! — радостно парировал Рощин. — Его никакой сосуд не выдержит! Дело в том, что он сам, без всякого нагревания, испускает тепло. Так что любая банка просто расплавится!

Оператор замолчал, видно, сказать больше было нечего. Ольга с удовольствием прислушивалась к дискуссии: Серега, ее постоянный спутник, слыл существом недоверчивым и скептическим. Как ни странно, именно эти его качества позволяли ему снимать просто уникальные кадры. Он всегда стремился развенчать, как он сам говорил, шарлатанов от науки, посему умудрялся, защищая свое неверие, найти такие ракурсы и такие планы, что при монтаже сам беспрерывно ахал и удивлялся: дескать, «шел в комнату, попал — в другую»…

— Влад, а при горении он какого цвета? — спросила Ольга, вспомнив об обещанной активации сейда.

— Увидишь! — заговорщически подмигнул Влад.

— Влад, ты что, собираешься повторить активацию? — подозрительно и настороженно спросил Макс.

— Посмотрим… — уклонился от ответа Рощин.

— А это не опасно? — поинтересовался Федор. — А то как жахнет! Может, лучше не надо?

— Слушайте, орлы, — взмолился Влад, — давайте на место приедем, там все и решим.

— Здравствуйте, приехали! — высказалась Ольга. — Мы вообще, зачем туда едем? Влад! Я не поняла… Ты что, передумал?

— Оленька, не волнуйся, все наши договоренности остаются в силе! — Влад положил тяжелую руку Ольге на плечо, успокаивая. — Я вообще не понимаю, что за разговорчики в строю! Еще никто никуда не приехал. А уже — опасно-неопасно… Я что, кого-то силком куда тащу?

В машине повисло неловкое молчание. Оператор довольно хмыкнул — сеять сомнения среди окружающих было еще одним Серегиным хобби.

— Влад, — прервала паузу Ольга. — А мы едем туда, куда ребята могли пойти? — Тревога за близнецов снова навалилась темной вязкой волной. — Я просто не представляю, как их тут искать…

— Если я правильно понимаю, то они должны быть именно там, куда мы едем. Те места я им показывал. Там они искали точки для съемок.

— Ну да, — хмыкнул Серега. — Им только точки для съемок искать. Профи! Небось, прихватили с собой пузырек чего-нибудь горячительного, а потом заблудились.

— Не каркай! — оборвала коллегу Славина. — Знаешь ведь, Тимки не по этим делам.

— Оль, чего ты злишься? — обиделся Серега. — Вспомни, хоть один год у нас такое было, чтоб практиканты не пропадали? В прошлом году в информации трое сгинули, розыск объявили. А потом что вышло?

— Что? — заинтересовался Федор.

— В Турцию решили на пароме сплавать! Думали, никто не хватится. Вот и эти — тоже.

Серега, конечно, по большому счету был прав. Истории, в которые попадали практиканты, пересказывались в Останкино годами, как анекдоты. Близнецам всего по двадцать… Мало ли что могло их увлечь. Или — мало ли кто.

— А кто у вас потерялся? — спросил Федор. — Искать кого-то будем?

Пришлось коротко объясниться.

— Я помню, сам на первой практике заблудился, — улыбнулся Барт. — На раскопках под Бухарой. Решил одну свою теорию проверить, отошел от лагеря метров на пятьсот, а тут стемнело. В песках ночь мгновенно наступает. Чуть с ума от страха не сошел. Темень — глаз коли! Шакалы воют, змеи шуршат. Только утром с бархана лагерь увидел, оказывается, и ходил-то все время вокруг. Правда, меня никто не хватился, решили, что сплю…

— Ну вот, и наши, наверное, так же, — хмыкнул Серега. — Хорошо, что сейчас не темнеет. Ох, увижу, задницы надеру!

Джип, наконец, вынырнул из тесной, ограниченной с обеих сторон скалами асфальтовой реки на широкий и светлый простор. По-прежнему и справа, и слева виднелись те же сопки и озера, но теперь они располагались как бы снизу, так, что скальные вершины казались небольшими покатыми холмиками.

— Ну, вот и знаменитое плато Сейв-Вэр! — прокомментировал смену обстановки довольный Влад. — Скоро будем на месте. Оля, посмотри налево, это — Могильный ров. Место мистическое и ужасное.

— Почему ужасное? — заинтересовалась Ольга, разглядывая огромную мрачную канаву, тянувшуюся вдоль дороги, как уродливый незарастающий шрам.

— Да потому что я не знаю ни одного человека, кто бы прошел его до конца. Самые отчаянные до середины доходят, а дальше — у кого что. Кто-то начинает голоса слышать, кто-то на месте кружится, как сомнамбула, кого-то охватывает панический ужас.

— А у тебя что было? — Ольга развернулась к Владу.

— А у меня просто ноги не шли, и все. Будто кто-то держал!

— Влад, а ты Тимок сюда водил?

— Нет. Сюда неподготовленным нельзя. Опасно.

— Интересно! — цокнул языком Федор. — А что там может быть?

— Говорят, там древние пещеры, в которых хоронили тулов.

— А тулы — это кто? — продолжала расспрашивать Ольга. Даже усиливающаяся тревога за близнецов не могла приглушить острого журналистского любопытства. Инстинкт. Как у охотничьей собаки.

— Тулы — это высшие жрецы у древних людей, — пояснил Влад. — Давайте знакомиться: Влад Рощин, из рода тулов!

Бац! Машина ни с того ни с сего круто вильнула в сторону и резко затормозила, так резко, что Ольга весьма ощутимо треснулась затылком о боковое стекло.

— Эй, доброволец, ты чего? — недоуменно спросил Влад, потирая ушибленное плечо.

— Да вы такие вещи интересные рассказываете, что я заслушался и яму пропустил… — покаянно оправдался Федор.

— Заслушался… Чуть с дороги не улетели! — проворчал Влад. — Все, до приезда на места дискуссии окончены. В целях безопасности дорожного движения.

Пока виноватый Федор разворачивал машину, вновь возвращая ее на дорогу, Ольга внимательно вглядывалась в дорожное полотно, пытаясь обнаружить ту самую коварную яму, на которой их так тряхнуло, но ничего так и не увидела: «ландкрузер» уже уверенно покатил вперед.

* * *

Отворотка, по которой джип съехал с трассы, была совершенно неприметной, и если бы Влад не показал, что туда можно свернуть, они легко пронеслись бы мимо.

Осторожно пробираясь по едва заметной колее, «ландкрузер» въехал в яркий низкорослый лесок. Вся честная компания с удовольствием вывалилась из машины — после полутора часов дороги хотелось размять ноги и заняться, наконец, делом. Ольга огляделась вокруг. Прямо перед ними, необыкновенно близкая, вздымалась круглолобая зеленая сопка. Вокруг, поглощая все пространство небольших полянок, радостно кудрявился иван-чай, не такой высокий, как по дороге из аэропорта, но зато с более пушистыми и крупными цветами. Немыслимо яркое на солнце сочетание изумрудно-зеленого низкорослого березняка с розовым буйством иван-чая создавало ощущение праздника и вызывало какой-то необъяснимый восторг.

Отчего-то показалось, что вот прямо сейчас раздвинутся цепкие кусты, и среди зелени нарисуются две рыжие головы. Ольга даже подошла к березняку поближе. Увы.

Так, — сказала себе девушка, — хватит страдать понапрасну. Если специалисты говорят, что с ребятами тут ничего плохого не могло случиться, так оно и есть. Найдутся потеряшки, куда им деться? А сейчас — работа. Все. Отключаем эмоции, включаем мозги.

Из багажника извлекли рюкзаки, и Влад с Максом, как опытные путешественники, сели переобуваться в резиновые сапоги — чтобы не промочить ноги на болоте. У троих остальных наличествовали лишь кроссовки. Оператор Серега иной обуви не признавал, Ольга тоже привыкла путешествовать именно так, а почему свои сапоги, припрятанные в багажнике, не надел Федор, — никто не спросил. В конце концов, в сопки они уходят всего-то на сутки, на дворе — середина лета, и все — люди вполне взрослые и за свою экипировку вполне отвечающие. Правда — Ольга это знала — в рюкзаке у Влада все же имелись резиновые сапоги ее размера. Как Славина не отнекивалась, Машка, с безоговорочного одобрения Рощина, все же их туда засунула.

Основной груз предстояло нести Владу и Максу в двух здоровенных рюкзаках. Серега был увешан съемочной аппаратурой, и все, что ему было необходимо, помещалось в компактный профессиональный кофр. Федор ограничился средних размеров оранжево-красным заплечным мешком с импозантным росчерком «Nike», а Ольге, как единственной женщине, позволили лишь ее личный миниатюрный рюкзачок с несущественной женской мелочевкой.

Рощин и сама Славина оказались в почти одинакового цвета ветровках: Ольга — в ярко-красной, Влад — в бордовой. На Барте и Федоре лимоном и одуванчиком светились желтые куртки, Серега пребывал в голубой штормовке.

Словом, группа выглядела довольно живописно, даже стильно, и никак не напоминала собравшихся в трудный поход исследователей.

Пока старшие — солидные ученые мужи — привычно переругиваясь, переобувались, Ольга присела на теплую мшистую кочку и подставила лицо теплому, но не жаркому солнышку. Увы, насладиться минутой одиночества ей не пришлось. Серега, закончивший очередную ревизию оборудования, подсел рядом.

— Оль, ты мне можешь по-русски объяснить, что за зверь этот сейд, и с чем его едят. Ну, камень и камень, я понимаю, валун там, глыба, какие еще синонимы есть? Я что-то такого названия никогда не слышал.

— Честно говоря, я и сама в понятиях путаюсь. Кучу литературы перелопатила, а какого-то единого, всеми принятого объяснения так и не нашла, — пожала плечами девушка. — В некоторых скандинавских языках это слово означает «магические возможности», в исландском, вроде, речь или пение… Вообще это слово, вернее, его корень, в очень многих языках присутствует. И во французском, и в английском, и в латыни. Так что я, когда понять пыталась, запуталась, что же все-таки оно означает — сам камень или какой-то процесс.

— Какой такой процесс? — Серега явно заинтересовался. — Ты что, хочешь сказать, что сейд — это не просто каменюка неподъемная, а еще и какое-то действие?

— Ну да. Сейдом древние именовали еще и сам обряд. Он так и назывался «обряд Сейда».

— Колдовство, что ли?

— Что-то типа того. Магический ритуал.

— И чего с его помощью добивались?

— Это лучше у Влада спросить, он — специалист, а то я что-нибудь не то скажу, он же меня убьет!

— Конечно! — уверил подошедший Влад. — Придется вам прочитать небольшую вводную, что такое сейд. — Он уселся рядом, так же, как Ольга, подставил лицо солнцу, стянул ветровку. — Ты, Ольга, все правильно сказала, но сейд — это не только сам камень и магический обряд, в котором камень играет главную роль, а еще и человек.

— Не понял! — покрутил головой Серега. — Огласите весь список!

— Оглашаю! — Влад с удовольствием пустился в объяснения. — В нашей официальной науке сейдом называют любой монолит больших размеров, иначе говоря, мегалит. Вроде бы, неграмотные саамы, аборигены здешних мест, этим камням поклонялись. Но на самом деле сейд — камень особый, вы это сегодня увидите. Это камень, у которого есть душа! Да не кривись ты! — Хлопнул он по плечу Серегу, перехватив его скептическую ухмылку. — Я про душу не в том смысле! Просто эти камни выполняли у древних народов целый комплекс сакральных функций, от астрономических до лечебных! А обряды, которые с их участием совершались, были призваны получить сакральную информацию от высших сил.

— Я же говорю — колдовство! — Серега понимающе хмыкнул.

— Никакого колдовства! Просто древние слишком хорошо знали свойства этих камней и умели ими пользоваться. Ты про Чингисхана слышал?

— Обижаешь!

— Так вот, Чингисхан и его братья тоже были сейдами!

— Влад, — насторожилась Ольга, — это ты о чем?

— «Сокровенное сказание монголов» читала?

— Ну… В общих чертах…

— Понятно! — Влад поднялся во весь рост и распевно продекламировал: — «Праведной матери дети стали правосудными и мудрыми. Поднялись отважными сынами, стали справедливыми и мудрыми. Вознеслись высокими сейдами, из всех стали высоко вознесенными сейдами-сановниками. А как стали мужьями-сейдами, выдавались они мужеством и отвагою!»

— Что, капустник начался? — съязвил подошедший Максим. — Стихи прозвучали, время песен и плясок!

— Будут тебе и песни, и пляски, — многозначительно пообещал Влад.

Славина подняла глаза на стоящего прямо перед ней Рощина и чуть не вскрикнула от изумления: загорелые сильные руки ученого были густо покрыты притягательно красивой и одновременно жутковатой татуировкой. Трехцветной, красно-сине-лиловой. Ольга такой никогда не видела! На бугристых мышцах извивались неведомые растения, скалились невиданные животные, цвели странные цветы.

— Ох ты! — не удержалась девушка. — Вот это да!

Рощин, смутившись, быстро опустил закатанные рукава фуфайки и, натянув куртку, хмыкнул:

— Ошибки молодости! Все собираюсь свести хирургическим путем. Да денег наскрести не могу!

Серегу татуировки не впечатлили, а Барт, Ольга заметила, вглядывался в руки коллеги как-то хищно и недоверчиво, словно пытался расшифровать тайнопись нательного рисунка.

— Влад, а что это означает? — с некоторым замиранием спросил он.

— Дурь мою, больше ничего, — покаянно опустил голову Рощин. — Ладно, не смущайте меня. Давайте лучше про сейды. Наша наука дальше камней ничего не видит. Дескать, сейд — камень, и все. Да еще исключительно саамский. То летающим его назовут, то поющим, то прыгающим. А на самом деле понятие сейд чрезвычайно емко: это и особые священные камни, и люди, достигшие вершины сакральных знаний, и само действо — обряд Сейда.

— Так что, с помощью сейда можно было людьми управлять? — поинтересовался Серега.

— И людьми, и природой, — согласился Влад. — В скандинавских сагах искусство Сейда считается самым могущественным. Люди, им владевшие, могли узнавать судьбу, предсказывать будущее, лечить людей или, напротив, лишать их разума. То есть это сильные и опасные знания, и те, кто ими владел, были людьми особенными, исключительными.

— Ясно, — заключил телеоператор. — Колдуны, шаманы, ведьмы. А Ольга мне пела: древняя цивилизация, удивительные знания, северная Атлантида… Небось, нажирались мухоморов, а потом несли всякую ересь. А народ всему этому верил. Как обычно.

— Насчет мухоморов — не уверен, — серьезно ответил Влад. — Но что какие-то галлюциногены могли применять — вполне возможно. Есть еще одна этимология слова «сейд» — бить ключом, бушевать, кипеть. Это вполне можно расценивать как косвенный признак пользования галлюциногенами. А может, все тот же радон. Не зря ведь до сих пор у некоторых людей рядом с сейдами и необъяснимые видения возникают, и голоса слышатся. Прошлым летом ко мне приезжал профессор из Стоунхенджа, так он разговор на каком-то неизвестном языке услыхал. Пробы воздуха взял — огромная концентрация радона. А там, где сейды, я же говорил, практически везде есть выходы на поверхность этого газа.

— То есть я у сейда могу еще и кайф словить? — удивленно спросил только что подошедший Федор.

— Не дай Бог! — твердо произнес Влад. — Вообще сразу предупреждаю: если кто-то почувствует какие-то изменения в самочувствии или в состоянии, бегом с этого места!

— Слушайте, а я ведь всегда считал, что сейды — это саамская языческая культура! — снова встрял вице-губернаторский сын. — Ну, чего с неграмотных кочевников взять? Понаставили себе каменных истуканов, чтобы было кому молиться да жертвы приносить!

— Я вначале тоже так рассуждала, — повернулась к нему Ольга, — а потом задумалась: а как это кочевники могли десятитонные глыбы устанавливать?

— Ха! А кто их взвешивал? — хмыкнул Серега. — А потом, может, они отродясь тут стояли, ледничок полз, следов наоставлял…

— Ну, насчет ледничка — мы лучше прямо у сейдов поговорим, — предложил Влад. — И ты мне объяснишь, каким образом ледничок эти камешки поставил.

— Правда, Сергей, кончай ерничать, — попросила Ольга. — А насчет саамов — так они здесь появились веке в тринадцатом, если я не ошибаюсь, так, Влад?

— Правильно. К этому времени культура сейдов была практически утрачена, поэтому саамы, может, и использовали эти камни так, как Федор предположил. Так, еще вопросы по этимологии есть? — Влад легко поднял на плечи рюкзак. — Если пока нет — предлагаю выступить в исторический поход по следам древней Арктиды.

— Стойте, — хлопнул себя по лбу Федор. — А ведь у мусульман слово «сейд» тоже что-то такое означает, ну, типа, господин. Я вспомнил, мы в Египте были, я там с местными арабами познакомился, так они о своем отце говорили «сейд», и с такой гордостью!

— Точно так, — доложил Рощин. — Сейдами у мусульман называют только тех, кто может похвастаться, что ведет свою родословную прямо от Мухаммеда. А в домусульманской Аравии сейдами называли представителей племенной аристократии.

— Ну, ничего себе! — воскликнул Федор. — То есть у всех народов это слово есть и означает везде одно и то же! Все, пойдемте уже скорее к этим сейдам!

Макс подал Ольге руку, она с удовольствием вскочила на пружинистые крепкие ноги. И прямо перед собой увидела лохматую волчью морду…

* * *

— Ой! — испуганно вскрикнула она и машинально спряталась за Максима.

Барт обернулся.

— Здрасьте! — сказал он весело. — Ты откуда? — И вытянул из-за спины Ольгу. — Это же обыкновенная дворняжка!

— А, собаки пришли? — увидел гостью Влад. — Их здесь много бегает. Тут же воинские части недалеко, это их территория! — Он присел к собаке. — Ты что, одна, что ли, сюда прибежала? А товарищи где?

Ольга теперь тоже совершенно отчетливо видела, что перед ними — дворняга, не очень крупная. Кривоногая, с толстым бубликом радостно виляющего хвоста. Как она могла перепутать ее с волком? Волки же такими рыжими не бывают…

— Влад, ее, наверное, угостить надо, раз уж пришла? — Ольга потянулась к своему рюкзачку, в который Машка почти на пороге умудрилась засунуть парочку бутербродов: мол, когда еще у вас привал будет, Рощин, дескать, пока все сопки не обойдет, крошки хлеба не даст…

— Угости, конечно, только не из рук, на землю положи, — посоветовал Влад. — Укусить может.

Гостья с удовольствием проглотила Ольгин бутерброд и просительно застыла, ожидая добавки.

— Все, больше нету! — развела руками Славина. — Пойдем с нами в поход, может, Влад во время обеда расщедрится…

— Не, она на сопки не будет подниматься, — уверил Рощин. — Собаки туда не ходят. Наверное, чувствуют что-то.

— Ну что, пошли? — вопросительно глянул на него Макс. — Время!

— Так, последнее напутствие. — Влад жестом остановил ринувшуюся было к историческим открытиям группу. — То, что я скажу сейчас, очень важно. Пока поднимаемся на плато к сейдам — каждый волен вести себя, как хочет. Петь, плясать, собирать ягоды и цветочки. — При слове «цветочки» он почему-то посмотрел на Федора. — Но как только выйдем на плато — никаких резких движений! Никакого крика и шума. Никакой фамильярности по отношению к камням. И, главное, ничего не трогать! Ни в коем случае не сбрасывать с сейдов шапки…

— Какие шапки? — удивленно расширил глаза Серега.

— На каждом сейде сверху лежит небольшой камень — шапка. Обязательно отличающаяся по цвету от самого мегалита. Так вот, ни в коем случае ее не трогать!

— Ну, а к самим камушкам-то прикасаться разрешается? — не унимался оператор.

— Прикасаться — да. Но очень аккуратно и вежливо. Я бы даже сказал, уважительно.

— Дурдом! — безапелляционно подытожил свои впечатления телевизионщик.

— А морошку там рвать можно? — весело, явно поддерживая скептицизм Сергея, спросил Федор.

— Морошку — можно, — спокойно ответил Рощин. — Но ни в коем случае не брать ничего, что лежит рядом с сейдом. Ни камни, ни, упаси бог, рога животных. Предупреждаю: это очень опасно.

Ольга случайно бросила взгляд на молчаливого Максима и поразилась, с какой настороженной, внимательной серьезностью слушал он Влада.

— И помните, что я сказал, — закончил Рощин, — если почувствуете что-то необычное, не пытайтесь анализировать, что да как, сразу — ко мне! Все. Вперед!

Весело переговариваясь, путешественники спускались вниз, к подножию сопки, по чахлому, чем ниже, тем более унылому лесочку. Тут не было ни роскошного иван-чая, ни ярких солнечных лютиков. Вместо густой яркой травы по сторонам разлаписто топорщились странно светлые листья папоротника и острые игольчатые стебли хвощей.

— Влад, а откуда здесь, на вечной мерзлоте, папоротники и хвощи? — удивилась Славина.

— Папоротникообразные! — услышал Ольгин вопрос идущий следом Серега. — Около десяти тысяч видов вымерших растений. Некоторые ядовиты. Некоторые съедобны. Встречаются и лекарственные папоротники.

— Ты что, энциклопедию на ходу цитируешь? — изумленно остановился Рощин.

— А то! — довольно отозвался Серега. — Я же по первому образованию — учитель ботаники! Почти шесть лет в школе промучился!

— Вот тебе и ответ на твой вопрос! — повернулся Влад к Ольге. — Сергей произнес ключевое слово.

— Это какое? — дурачился ботаник. — «Ядовитые»?

— Да нет — «вымершие»! — Влад сорвал из-под ног кудрявую веточку. — В самом деле, откуда в краю вечной мерзлоты теплолюбивые тропические растения?

— И откуда? — поинтересовался Сергей.

— Оттуда же, из глубины веков, из времен той самой Арктиды, когда здесь был совершенно иной, теплый, мягкий и влажный климат.

— Ну! — не поверил Сергей. — А потом, когда ледник шел, семена что, под снегом своего часа ждали?

— Знаешь, Серега, я читала, что есть такая гипотеза профессора Чувардинского, которая доказывает, что никакого ледника тут вообще никогда не было, — задумчиво проговорила Ольга, покусывая резной листочек.

Влад, соглашаясь, кивнул:

— Вот сейчас мы выйдем к ручью, я вам такое покажу, что ты, ботаник, просто обалдеешь!

— Не иначе, как карликовый баобаб! — радостно согласился Сергей. — Пошли! Просто не терпится!

До близкого, громко журчащего ручья пришлось идти через болото. Влад и Макс, упакованные в сапоги, чавкали напрямую, остальной троице понадобилось вспомнить навыки прыжков в длину, перескакивая с кочки на кочку.

— Предлагал надеть сапоги… — проворчал Влад. — Не захотела. Смотри, если ноги сейчас промочишь, по сопкам трудно ходить будет — натрешь.

— Не натру! — легкомысленно уверила Ольга. — Я прыгаю хорошо! — И в ту же секунду провалилась по щиколотку в воду. В левой кроссовке сразу стало холодно и мокро, но Ольга и виду не подала — сама виновата…

Берег ручейка, со странной, коричневого оттенка, но совершенно прозрачной водой оказался заросшим какими-то мелкими розовыми цветками. Ольга склонилась, сорвала один: нет, никогда прежде она таких не видела… Цветок, длинное розовато-сиреневое соцветие, крепился на длинной ножке. Как будто совсем маленький, карликовый иван-чай. Довольно невзрачный, скромный. Но запах, исходивший от него, был чудо как хорош! Нежный, сладковато-свежий, с примесью сирени и немножко — ландыша. Так могли бы пахнуть духи, но цветок?

Рощин увидел Ольгу с розовой веточкой, улыбнулся.

— Ну, где там наш ботаник? — сорвал еще один цветок, протянул Сергею. — Что ты на это скажешь?

Оператор покрутил растение со всех сторон, растер меж пальцами крошечный розовый колокольчик, которыми был усыпан тщедушный стебелек, недоверчиво и долго нюхал. Потом растерянно произнес:

— Однодольная многолетняя трава. В обоих полушариях насчитывается около тридцати пяти тысяч видов. На территории бывшего СССР — сто двадцать видов…

— Название-то, название скажи! — подбодрил его Влад.

— Орхидея…

— Не может быть! — ахнула Ольга, мгновенно представив роскошные тяжело благоухающие ветки, которые в цветочных магазинах тщательно упаковывали в целлофан для сохранности…

— Молодец, ботаник! — одобрил Рощин. — Ученики в твоем лице потеряли кладезь знаний! Это полярная орхидея!

— Но она не может расти здесь! — недоумевал Сергей.

— Подожди! — успокоил его Рощин. — Еще не то увидишь! Главное — впереди.

Телевизионщик замолчал, видимо, обдумывая с точки зрения своих энциклопедических знаний наличие на вечной мерзлоте неожиданной орхидеи, и шел так, ни слова не говоря, довольно долго, лишь громко и недовольно сопел.

Перебегая от одного к другому, между путешественниками весело скакала собака. Та самая, кривоногая. Видно, все же надеялась на добавку.

* * *

В полутемной, несмотря на яркий солнечный день за окном, квартире, в одной из серых унылых пятиэтажек на окраине Мурманска душно горели свечи, и слышалось заунывное бормотание. Александр Васильев, крупный черноволосый мужчина, прикрыв глаза, сидел в низком кресле, уложив на колени обращенные к потолку расслабленные ладони. Ритмично раскачиваясь, он нараспев произносил непонятные слова, вкладывая в них только ему известный смысл. Напротив, за круглым столом, мужчина и женщина, так же раскачиваясь, повторяли вслед за медитирующим окончания его фраз. Верхушка местного эзотерического общества «Дануи» занималась привычным и любимым делом — общалась с высшими учителями.

Наконец, время, отведенное для медитации, истекло, черноволосый открыл большие черные навыкате глаза, встряхнул руки.

— Учитель, ну что? — встрепенулась симпатичная блондинка лет тридцати, сидящая за столом.

— Надо идти, — уверенно произнес брюнет. — Мы должны присутствовать при обряде. Сегодня ночью. И все это снять на видео, чтобы посрамить скептиков.

— Но Рощин нас не допустит! — возразила блондинка.

— Значит, надо сделать так, чтобы он нас не заметил.

— Но как? Открытое пространство, где мы спрячемся?

— А нам и не надо прятаться! Он же пошел туда с телевизионщиками? Вот и мы возьмем своего оператора. Ну, не хватит же у него совести не разрешить съемку местным журналистам! А ты вполне сойдешь за журналистку! Он ведь тебя не знает?

— Нет, откуда?

— Вот и отлично. А я — консультант вашей группы. Подходит? Значит, решили. Они пошли на Сейв-Вэр, и мы пойдем туда же, но с другой стороны. И случайно встретимся.

— Учитель, вы — гений! — восторженно вымолвил третий участник действа.

— Ну, тогда собираемся? Алена, я за тобой заеду в восемь, раньше не стоит. С оператором договорюсь сам. До каменного города нам идти часа два от дороги, оденься и обуйся соответственно. К утру вернемся.

— А аппаратуру для измерений поля брать? — деловито спросила девушка.

— Нет. Рощин должен видеть только то, что местные журналисты тоже хотят подключиться к этой теме. Насколько я его знаю, он клюнет. Ведь кроме насмешек и нападок, он от наших масс-медиа ничего не имел…

— Учитель, возьмите меня с собой! — попросил светловолосый. — Я не буду лишним!

— Нет, — жестко ответил Васильев. — Тебе в полнолуние и здесь дела найдутся. Я бы и сам не пошел, отправил одну Алену с оператором, но, во-первых, без меня они места не найдут, а во-вторых, Рощин в жизни не поверит, что журналисты по собственной инициативе, без сопровождения, шляются по Сейв-Вэру. А коль не поверит, запросто может и обряд отменить. И что? Тогда мы снова остаемся только со своими съемками, и каждый скептик может сказать, что наша активация — профанация чистейшей воды. А вот когда мы следом покажем ту же активацию, но произведенную Рощиным, а у него в этих кругах репутация отменная, тогда наши враги будут посрамлены. Понял?

Блондин молча кивнул.

* * *

Перепрыгивая через очередной бойкий ручеек, Ольга схватилась за ветку ближней березки и ту же застыла, пораженная и зачарованная. Деревце, высотой доходящее ей до груди, оказалось совершенно необычным! Вершина, которую полагается иметь каждому дереву на этой планете, отсутствовала вовсе, будто срезанная или сломанная. Однако ни срезана, ни сломана она не была. Ее просто не существовало! От того места, где ей полагалось бы находиться, густо росли корявые толстые ветви, удивительным образом закручивающиеся по часовой стрелке в правильную спираль… Будто деревце попало в эпицентр сильнейшего тайфуна, стремительно и безжалостно закрутившего его в свою воронку, да так и застыло, не сумев раскрутиться обратно. Плавные закругления веток создавали совершенно плоское, ровное блюдце, гармоничную целостность которого не нарушали ни один непокорный прутик, ни один кудрявый листик. Под «блюдцем» шел совершенно голый ствол. В меру корявый, в меру толстый — обычный…

— Что, еще одна аномалия? — остановился рядом Серега, догнавший коллегу. И тоже застыл, пораженный.

— Снимай скорей! — не отрывая глаз от дерева, попросила Ольга.

— Не учи ученого! — привычно возмутился оператор. — Все время снимаю.

— Да не торопитесь! — вернулся к ним, заметив их остановку, уже ушедший было вперед Влад. — Она никуда не сбежит! Если уж тысячу лет простояла…

— Сколько? — разом ахнули оператор и журналистка.

— Думаю, никак не меньше. На ствол посмотрите!

Ольге созерцание ствола сказало не очень много, вернее, совсем ничего, а вот Сергей долго цокал языком, щупал выступающие из ствола мощные узлы, а потом, наконец, согласно кивнул:

— Пожалуй…

— Знаете, как мы ее называем? — Влад хитро прищурился. — Камасутра!

Ольга еще раз внимательно пригляделась к березке: переплетения ветвей и впрямь чем-то неуловимо напоминали слившиеся в немыслимо сладострастной позе людские тела… А если отойти немножко в сторону и прищуриться, размывая фокус, то иллюзия вообще становилась полной! Картинка из известного учебника по теории любви, да и только!

Ольга старательно наговаривала на диктофон впечатления. Она давно привыкла работать именно так. Мало ли что, какие-то нюансы забудутся, какие-то вообще из памяти сотрутся, а при монтаже очень важно поймать именно то ощущение, которое было, когда состоялась та или иная встреча. Быстрые, практически бессвязные обрывки мыслей, сохраненные диктофоном, помогали безошибочно отыскать затертое временем и более поздними эмоциями состояние уникального момента, его совершеннейшую чувственную неповторимость.

С пологой верхней площадки сопки, на которую они взобрались, перейдя, наконец, болотистую низину, открылся вид на тот самый каменный город, куда их вел Рощин. Он был еще очень далеко, за двумя ближними сопками, и камни, хорошо видимые отсюда, казались небольшими, почти игрушечными, но даже это далекое видение впечатляло.

Путешественники, завороженные открывшейся монументальной картиной, молча остановились. На величавой громадине горы, категорично вписанные в ее серо-зеленый ландшафт, громоздились камни. Разновеликие и разноформенные, издалека вполне одноцветные, они казались посаженными в тело горы глубоко и серьезно. Даже не посаженными — вбитыми. Особенно много камней венчали острое верхнее ребро сопки. Один из них, стоящий строго по центру, остро и цепко взирал на окрестности большими раскосыми глазами. Этот прямой немигающий взгляд внушал чувство безотчетной и непоправимой тревоги, словно предостерегал.

— Глаза… — ошарашенно выдохнул сзади кто-то из попутчиков, Ольга не поняла, кто именно.

— Причем, с какой бы точки мы ни смотрели на этот сейд, глаза все время будут следить за нами, — совершенно спокойно, как о деле обыденном и привычном, сообщил Рощин.

— Так это — сейд? — спросила Ольга, не в силах оторваться от светящихся придирчивых глаз на вершине сопки.

— Конечно, — подтвердил Влад. — А глаза — это пространство между камнями, на которых он установлен. Подойдем ближе — увидите. Это еще не сам каменный город, это ближние подступы к нему, самую высокую сопку отсюда пока не видно. Она откроется, когда мы поднимемся туда, к часовому.

— Вот к этому, глазастому? — уточнил восхищенный Федор.

— Ну да, к нему, — согласился Рощин. — Кстати, точно такие же часовые стоят со всех сторон этого плато.

— Круговая оборона! — хмыкнул уже вполне пришедший в себя от выкрутасов предсейдовой флоры Серега.

— Именно, — не обратил внимания на его иронию Влад. — Ледник, говоришь, постарался?

Максим по-прежнему молчал, не принимая участия ни в восторгах, ни в обсуждении. Он вообще все это время подъема был как бы сам по себе, отстраненным и предельно серьезным. Рядом с ним, так же молча, уселась снова оказавшаяся рядом собака. Видно, что ей было очень жарко в толстой волосатой шкуре, розовый длинный язык свешивался почти до земли, и она лишь изредка заглатывала его, сгоняя бесцеремонных здоровенных комаров.

Злобные насекомые появились внезапно. Не докучая ни на болоте, ни в лесу, ни у воды, они вдруг материализовались на этой плоской площадке прямо из солнечного прогретого воздуха, из неглубоких каменных расщелин, из сухих пучков прошлогодней травы. И сразу бесстыдно и кровожадно облепили голые руки, лбы, щеки и непокрытые головы путешественников. Через пару секунд самым повторяющимся звуком на сопке стали звонкие хлопки и чертыханья.

— Проходим дезинсекцию! — громко и весело объявил Влад. Извлек из безразмерного кармана ветровки толстый карандаш противокомариной мазилки и пустил его по кругу.

Обрадованные исследователи щедро изрисовывали лица пахучим бесцветным зельем и блаженно застывали, наблюдая полное бессилие докучливых кровососов.

Первой, понятное дело, обезопасила себя Ольга, как единственная женщина в группе.

— Влад, а этой мазилки надолго хватает? — поинтересовалась она.

— Ну, пока на вершину не взберемся, хватит, а там надо просто места искать, где комаров нет.

— В смысле? — переспросил Серега. — Как это? У этого камня, допустим, эти птеродактили кусаются, а другой за три версты облетают?

— Именно так, — спокойно ответил Рощин. — Причем, по четко определенной границе, за которую ни одна мошка не сунется.

Серега недоверчиво глянул на ученого: не шутит ли? До конца не понял, но и возражать не стал. Удивительные события на каменистом плато, похоже, не думали заканчиваться.

— Влад, — тихонько позвала Ольга. — Как же мы тут ребят искать будем? Такое пространство огромное…

— Если они здесь — увидим, не беспокойся.

Группа взбиралась все выше и выше, но Ольга с удивлением отметила, что не чувствует совершенно никакой усталости. Вроде, подъем не из самых пологих, кочки и камни просто прыгают под ноги, да и солнце, чем выше они взбираются, тем горячее, а ни жары, ни дискомфорта не ощущается. Такая приятная во всех отношениях прогулка, даром что исключительно вверх и вперед… Ладно, у нее за плечами невесомый рюкзачок, но ведь и Влад с Максом, волочащие за спиной даже на вид неподъемные короба, и Серега, увешанный своей хитрой аппаратурой, как елка шариками, тоже абсолютно не выглядят усталыми! Скачут по горам, просто как горные козлы! Ольга улыбнулась этому неожиданному сравнению: вслух бы повторить его она не решилась, чтобы не обидеть мужчин.

Последнюю небольшую сопочку они преодолели практически одновременно, растянувшись цепочкой, и так же одновременно застыли. Панорама, открывшаяся взору, поражала. Неизвестно, сколько бы они стояли здесь, на самом краю гряды, восторженно-оглушенные величественным зрелищем, если бы не собака. Она вдруг тихонько и жалобно заскулила, обежала всех пятерых, словно ища, за кем из них спрятаться, потом громко и отчаянно взвыла и кубарем, не оглядываясь, понеслась назад, вниз, в привычные заросли кустарников, к веселым говорливым ручейкам.

— Ну вот, значит, пришли, — прокомментировал неожиданное бегство четвероногой спутницы Влад. — Ни одна собака выше этой гряды никогда не поднимается. Почему — не знаю, не спрашивайте.

Никто, впрочем, и не собирался, но собачий жалобный вой, еще стоящий в ушах, вселял неосознанную тревогу и опасение. Группа подобралась и посерьезнела. Ольга снова попыталась разглядеть в неоглядном просторе две искомые фигуры. Никого не увидела. Внутри опять неприятно заныло.

— Инструкции все помнят? — для порядка поинтересовался Рощин. — Тогда — всем вольно. Встречаемся через два часа вот на той вершине, у главного сейда. — И он указал на величественную серую громаду камня, неколебимым утесом венчавшую самую верхушку сопки.

— Ребята, пожалуйста, глядите внимательнее по сторонам, — попросила Славина. — Вдруг наши юные дарования ноги переломали и лежат где-нибудь за камнями?

* * *

— Мартин, как дела? — прошелестел в трубке бесстрастный, почти безжизненный голос.

— Все по плану, отец. Группа под контролем. Я знаю об их передвижении все. Уверен, неожиданностей не будет. За тобой заедут, как и договаривались, будь готов.

— Вертолет?

— Два. Один доставит нас, второй заберет группу, чтобы потом вернуться и патрулировать подходы.

— Хорошо. Что с прогнозом погоды?

— Военные говорят, что кардинальных изменений не ожидается. По крайней мере, там, в сопках. Возможна парочка зарядов, но они должны пройти восточнее, Мурманск, скорее всего, накроют, а до плато не достанут.

— Мартин… Я не хотел говорить тебе заранее, но сейчас решил, что должен.

— Да, отец.

— На обряде я передам правление тебе.

— Отец!

— Не возражай. В тех условиях, в которых нам приходиться работать, можно пренебречь некоторыми правилами. К тому же я должен быть уверен, что после моего ухода наше дело не остановится ни на минуту. Время откровения все ближе. Ты обязан быть готов встретит его во всеоружии. И подготовить к этому Фридриха. Он — следующий.

— Но, отец, ему еще нет двадцати одного, а по правилам…

— Знаю. Условностью возраста вполне можно пренебречь. Нас слишком мало. Я сам открою ему главные тайны.

— Хорошо, отец.

— Мартин, проверь еще раз все. Все! До мелочей. Мне что-то тревожно.

— Отец, ты можешь на меня положиться.

— Знаю. И, тем не менее, проверь.

— Да. Слушаюсь.

— До встречи.

* * *

Каменный город, раскинувшийся перед путешественниками, был необычайно живописен. Серега только успевал крутить головой в разные стороны, снимая необыкновенные по красоте и величественности планы. Отсюда, с верней точки плато Сейв-Вэр, во все стороны, сколько мог охватить глаз, причудливыми группами громоздились камни. Словно ребенок, играя, оставил после себя хаотичный беспорядок разновеликих и разноцветных деталей конструктора.

Под высоким и ярким солнцем валуны, разбросанные между яркой зелени карликовых березок и ярко-синих глазенок небольших озер, отливали серебристой голубизной, искрились розовато-сиреневым и ослепительно-белым. Немыслимый простор и праздничное сияние создавали ощущение странного волшебного праздника, заставляя сердце биться радостно и часто.

Сейды, где-то сваленные в бесформенные, на первый взгляд, громоздкие кучи, где-то строго выстроенные по неведомым линиям, тем не менее, создавали впечатление какой-то неясной упорядоченности, словно тот, кто их разбросал, заранее знал, как именно они лягут на этом удивительном пространстве.

Особенно странное впечатление производили одинокие камни. Крупные, неправильных странных форм, они размещались на вершинах окрестных сопок или на их ребрах, нависая тяжелыми громадами над пустотой. Непонятно было, как они там держатся в своем зыбком, совершенно неустойчивом равновесии. Да и существовало ли оно вообще, это равновесие? Могло ли существовать? На верхушке каждого мегалита обязательно лежал еще один камень, совсем маленький, по сравнению с глыбой, которую он венчал.

Шапки! — вспомнила Ольга рассказ Влада. — Как же они там оказались? Ведь до некоторых вершин, пожалуй, только с вертолета можно дотянуться…

С непонятным мистическим ужасом, осторожно она обходила громоздкие туши, постоянно, буквально каждую секунду опасаясь, что глыбища вот-вот рухнет. И около каждого высматривала практикантов. Серега, прыгая с камерой рядом, лишь восхищенно прицокивал языком.

— Оль, слушай, как же они не падают? Под собственной тяжестью, со смещенным центром! Они не должны стоять!

— Знаешь, я, когда об этом читала, то и представить себе не могла, что наяву это так странно! Видишь, они все стоят на трех камнях.

— Вижу, но все равно понять не могу!

Мегалиты, действительно, все как один, были установлены совершенно однотипным образом: на трех небольших разновеликих камнях. Скорее, камешках. Потому что подставка по сравнению с самим гигантским телом сейда выглядела несерьезной, игрушечной, никак не способной удержать такой немыслимый вес. Переходя от камня к камню, телевизионщики заметили еще одну странную закономерность: все они располагались над скальными трещинами, будто прикрывая их…

— Ольга, ты видела? — сунулся в одну из них, особенно глубокую, Серега. — Тут просто дыра какая-то! И глубины не видно.

— Да, я об этом тоже читала, все сейды стоят на линиях тектонических разломов.

— Почему?

— Спросим у Влада.

— Слушай, может, их специально так размещали, чтобы внутрь земли вода не затекала? Пробки такие? Вдруг разлом идет до самой магмы? Представляешь, если туда бухнуть тонну воды, ядерный взрыв может случиться!

— Типун тебе на язык! — засмеялась Ольга. — А ты заметил, что ты только что сам согласился с тем, что эти сейды кто-то установил? То есть что они не природного происхождения?

— Да, с тобой поработаешь, еще не так заговоришь! Ой, смотри! — Оператор прилип к камере. — Вот это да!

Ольга подошла ближе. Под нависающей над землей в угрожающем наклоне каменной тушей зеленела трава. Не очень густая, ярко-зеленая, она росла как-то странно, будто неведомые ножницы одним мощным чирком задали растительности острый угол: ближе к основанию камня трава едва выбивалась из земли, а дальше, буквально с каждым миллиметром, становилась выше, достигая примерно сантиметров тридцати. Ровный, словно по линейке выстриженный скос точь-в-точь повторял скос самого камня. Даже небольшой волнообразный изгиб. Как маленький живой слепок с серой мертвой громадины.

Ольга, с удивлением уставившись на траву, оперлась о камень. И вдруг почувствовала… не может быть!

— Серега, потрогай валун!

— Зачем? — оператор не отрывался от камеры.

— Ну, пожалуйста! Или у меня глюки, или…

— Ну? — Сергей встал, приложил ладонь к шершавой поверхности. — Чего надо-то? — озадаченно взглянул на Ольгу. — Что, он так на солнце нагрелся?

— Какое солнце? — девушка лихорадочно гладила камень. — Оно с другой стороны, а потом, при такой толщине…

— Не может быть! — выдохнул оператор. — Он теплый! А другие?

Быстрыми торопливыми скачками телевизионщики передвигались от камня к камню, замирали на несколько секунд, прижимая ладони к морщинистым телам, чтобы через секунду так же точно приложиться к следующей громадине.

Большинство сейдов на прикосновения людей не отвечало. Мертвый каменный холод, шедший из глубины кристаллического тела, так и норовил вытянуть живое тепло из ладони, заставляя руку покрываться мелкими знобкими мурашками. Но некоторые мегалиты были теплыми! Не нагретыми, а именно теплыми, каким, единственно, может быть живое, живущее тело!

Ошарашенные этим странным открытием, Ольга с Сергеем присели передохнуть. Как раз рядом с одним из теплых камней. Рядом высились еще два. Тоже теплые. Троица создавала почти равнобедренный треугольник, по самому центру которого был выложен правильный круг из мелких розовых и белых камней. Словно цветочная клумба.

— Интересно! — подошел к «клумбе» оператор. — Смотри, кто-то эти благословенные места посещает. Круг — как по циркулю выписан! — Он попробовал приподнять один из камешков, розовый, в серых и серебристых точках вкраплений.

Несмотря на то, что камень с виду выглядел совсем невеличкой, так, типа, придорожный булыжник, у Сереги ничего с его подъемом не вышло. Озадаченный оператор приналег на бок розового упрямца, пристроил к нему другой камень, плоский. Надавил, как на рычаг. Когда розовая попка нехотя вылезла из земли, оказалось, что на поверхности присутствовала ровно половина камня. А вторая половина, вмурованная в землю, как раз и держала булыжник крепко и властно.

— Слушай, сколько же времени он тут пролежал? — удивился оператор. — А на вид — будто кто-то этот круг вчера выложил. Ну-ка, а другой? — И он двинулся с уже опробованным рычагом к следующему камню.

— Сергей, прекрати! — одернула его Ольга. — Ты что, не помнишь, о чем Влад просил? Ничего не трогать!

— Он про сейды говорил, а это же не сейд.

— Откуда ты знаешь? Знаток, тоже мне! Вот, лучше сюда посмотри!

— Что там у тебя?

— Видишь, здесь почему-то нет ягеля! — Ольга удивленно крутила головой, рассматривая землю вокруг серого мегалита. — Вот, под теми камнями — есть, а здесь — пусто!

— Да? Точно. Ну-ка! — Оператор встал и быстро обежал уже обследованное пространство. — Оль, у теплых камней нигде ягеля нет! Голая земля! А холодные — сплошь заросли.

— Снял?

— Да нет, тебе же пришел сказать! Сейчас, мигом! — Оператор припал к камере. — Что за черт? — Он потряс чудо японской техники. — Не понял!

— Что, Сереж?

— Камера гикнулась!

— В смысле? Батарейка, что ли, села? Так вставь другую.

— Не учи ученого! — Серега уже ковырялся в кофре. Выудил запасной блок питания. Вставил. — Оль, мы, кажется, приехали…

— Что? — Славина нехотя отвлеклась от созерцания первозданной красоты, распростершейся перед глазами.

— Приехали, говорю, — непонимающе крутил камеру Сергей. — Не работает!

— Ты что, шутишь? — Ольга вскочила на ноги. — Как это — не работает? Мы что, без видео останемся? А запасная? Взял?

— Обижаешь, начальник! — оператор снова влез в кофр. — Вот она, палочка-выручалочка! — Понажимал знакомые кнопки, побледнел. — Оль, мистика какая-то! И эта тоже не включается!

Ольга, отчетливо осознав, что произошло самое страшное, что может только случиться на выезде, — отказ аппаратуры, лихорадочно выудила из кармана ветровки диктофон. Серебристый прямоугольничек был безнадежно мертв, не отзываясь ни на щелчки по кнопкам, ни на поглаживание, ни на уговоры…

Уже почти паникуя, она извлекла мобильник. Экран телефона безжизненно чернел никчемной стекляшкой. Сотовая трубка оператора продемонстрировала точно такую же реакцию.

— Серега, по-моему, мы влипли, — Ольга удрученно взирала на бесполезные образцы торжества технической мысли человечества. — Может, тут какая-то аномалия? Чтобы вот так, одновременно, отказало все…

— Не все. — Серега с ужасом смотрел на собственное запястье. — Кое-кто, наоборот, демонстрирует чудеса прыткости. Смотри! — Он пододвинул к Славиной свою руку.

На массивных часах-хронографе, которые оператор приобрел в Японии, кроме немереной тучи всяких модных прибамбасов, наличествовала и стрелка компаса. И эта стрелка крутилась сейчас с неимоверной скоростью! Причем, странными рывками, то разгоняясь в одну сторону, то вдруг резко останавливаясь и принимаясь столь же яростно вертеться в другую.

— Фу… — выдохнула Ольга. — Ясно. Мы, скорее всего, попали на какой-то природный магнит, поэтому и аппаратура отказала. И компас такие фортели выкидывает. Я про что-то такое читала. Давай скорее с этого места!

— Магнит, говоришь? — Серега продолжал пристально разглядывать хронограф. — На свои часы посмотри!

— Ну? — Славина задрала рукав ветровки. — Часы — идут. Время полдевятого.

— Сколько? — Оператор глядел на нее практически безумными глазами.

— Пол… — девушка осеклась. — Мы в десять из города выехали, а когда начали подъем, было двенадцать, я смотрела… Что? Почему полдевятого? — Ольга вдруг все поняла. — Как это может быть?

— Как-как! Часы назад пошли. Вот как! — Серега зло сплюнул. — Все, бежим с этого места. Пока мы с тобой сами в детей не превратились!

— А что, неплохо бы лет пяток скинуть, — неловко улыбнулась девушка. А сама почувствовала, как холодные щупальца страха так сильно перехватили горло, что ни говорить, ни тем более улыбаться она больше не может.

А если близнецы попали в такое же место? Тогда понятно, почему их нет. Они же не знают, который час! Думают, что все еще вчера, все еще время обеда. Может такое быть? Вполне! С ними-то Рощин подробного инструктажа не проводил. Хотя…

Ольга вспомнила, сколько информации собрали Тимки о аномалиях сейдов. Наверняка, там и об этом феномене что-то было.

Уже не обращая никакого внимания на окружающие красоты, телевизионщики резвой трусцой рванули с таинственного плато. Выскочили на самый лоб сопки, разглядели на противоположной горе ярко-красное пятно куртки Влада и понеслись туда так стремительно, будто кто-то неведомый и страшный, тот, кто выключил аппаратуру, заставил плясать компас и идти назад часовые стрелки, гнался следом, дыша буквально в затылок…

* * *

Глава эзотерического общества, экстрасенс и медиум Александр Васильев лихо подрулил к сопке Варничной, увенчанной, как шляпа пером, громадной телевизионной вышкой. Подождал, пока откроется шлагбаум и припарковал свой сверкающий серебристый «крайслер» с оскаленной тигриной мордой во весь капот, в заставленном машинами дворе. Заходить внутрь ядовито-зеленого здания, где располагалась областная телестудия, он не стал, просто вызвонил по мобильнику нужного человека.

— Иван, хочешь снять сенсацию? — спросил Васильев у высокого светловолосого парня, лучшего оператора местного телевидения и своего давнего приятеля.

— Сенсацию? — оператор насторожился. — Опять какие-нибудь оккультные дела? Я после прошлого скандала еще не отошел…

— Нет, настоящую сенсацию! Активацию сейда!

— Ну да, — Иван недоверчиво поморщился. — Кто активировать будет? Ты?

— Нет, Рощин. Слышал, что Ольга Славина приехала? Со своим оператором?

— Да ты что! Уже? Не может быть! У нас что-то такое говорили, вроде, должна, но ты же знаешь этих москвичей, они во время своей работы нас, местных, на пушечный выстрел не подпустят! — И вдруг, видимо, что-то сообразив, задумался. — Так, значит, Рощин специально для нее будет активировать сейд? Когда? Где?

— Э нет, — гость засмеялся, — так не пойдет! Если хочешь все это снять — принимай мои условия.

— Ну, и какие? — Оператор явно клюнул. Еще бы! Присутствовать при работе знаменитой Ольги Славиной, да еще и иметь возможность снимать самому… Это же неслыханная удача!

— Условия такие, — Васильев буквально пригвоздил оператора к сиденью автомобиля немигающим тяжелым взглядом. — Берешь камеру и не задаешь никаких вопросов. Вместо журналистки с тобой пойдет одна из наших, Аленка, и я в качестве консультанта. То есть вроде как ваша съемочная группа снимает свой фильм. Просто случайно в тех же местах, где и Славина.

— Ага, — Иван почесал ухо. — А она — дура. Ничего не поймет и позволит нам работать рядом. И Рощин тоже — дурак.

— Наоборот! Рощин-то нам и поможет! Ну, представь, когда еще Славина свой фильм смонтирует, когда выпустит… У нее, наверняка, заготовок для программ на год вперед. А мы — местные, свои! Но даже не это главное. Пришли, значит, мы на место, и я готовлюсь реконструировать древний обряд активации. И вдруг видим: рядом — Рощин! Совпадение? Конечно! Но как только я увижу Рощина, тут же от активации откажусь, чтобы не мешать мэтру. Все-таки, он — известный ученый, а я — дилетант! Ну а вы? Не возвращаться же без съемок! Вот тут-то Славина сама вам и предложит работать вместе! Из чувства журналистской солидарности.

— А Рощин?

— Что Рощин? Он же — фанат Мурмана и страшно боится, что как только общественность расчухает, какой здесь Клондайк для туризма, так повалит сюда как саранча. А после фильма Славиной точно повалит! Охраняемой зоны нет, историко-культурный заповедник — только в его мечтах. Представляешь, что наш предприимчивый народец сделает с сейдами? Распишет, раскрасит, разберет на кусочки. А мы как раз в процессе съемок и поставим вопрос в нужном для него русле — о создании охранной зоны. Более того, попросим на камеру рассказать о важности этого предприятия для всего человечества. Ну, а для наглядности пусть продемонстрирует и нам, и телезрителям ту самую активацию — как доказательство своей теории. — Васильев победно смолк. — Как тебе план?

— Дельно. Когда ехать надо?

— Сегодня вечером. К утру верну тебя домой.

— Да? — Иван загорелся. — Так быстро? Едем! Но если Рощин нас погонит…

— Не погонит, не бойся! Можешь готовиться к Тэффи.

* * *

Влад, выслушав сбивчивый, путанный рассказа Ольги и Сергея, нахмурился, искоса взглянул на сидящего рядом Макса.

— Ну, ты понял?

Тот молча кивнул.

— Или вы мне не все рассказали, или… — Рощин рассматривал совершенно не подающий признаков жизни Ольгин диктофон. Барт вертел в руках безжизненную камеру. — Не бывает здесь таких вещей просто так! Не бы-ва-ет! Да, случается, в некоторых местах зашкаливает аппаратура, да, часы могут остановиться, но чтобы назад пошли… Чтобы одновременно вырубилось все! — Он пристально уставился на путешественников. — Вы там что-нибудь трогали?

— Нет, — честно помотал головой Серега. — Только снимали…

— Стой, — вспомнила Ольга. — Там между трех валунов какой-то круг из камней был выложен, Серега попытался один камень вытащить…

— Вытащил? — недобро спросил Рощин.

— Да, — оператор пожал плечами, — но тут же на место поставил.

— Ясно, — ученый скрипнул зубами. — Трилистник и магический круг… Ну, елы-палы! — Он негодующе затряс головой. — Просил ведь, предупреждал! Зачем? Ну что, руки чешутся, что ли?

Ольга отвернулась. Оператор повесил голову.

— Извини, Влад.

— Да не передо мной извиняться надо! Эх! — Рощин махнул рукой и поднялся. — Пойду, постараюсь исправить положение. А вы без меня пока ни шагу! Макс, проследи!

— Ты куда, Влад? — поднялась за ним Ольга.

— Сиди, — равнодушно сказал Макс. — Он с духами сейдов беседовать будет.

— Влад? — Ольга вопросительно взглянула на Рощина.

— Вроде того, — кивнул он неохотно. И уже скоро его яркая ветровка посверкивала на противоположной сопке.

— Макс, ты что, тоже во все это веришь? — тоскливо спросил Серега.

— Во что? — уточнил Макс.

— Ну, в эту мистику… В то, что в сейдах духи живут. Вот куда он сейчас рванул? У кого мне прощенья просить надо?

— Во что я верю, значения не имеет. — Барт как-то странно посмотрел на телевизионщика. — А вот в том, что не надо лезть, куда не просят, Влад прав. Очень часто это плохо кончается. Не всякую тайну надо пытаться раскрыть, чтобы хуже не было.

— Ты о чем? — недоуменно подняла виноватые глаза Славина. — Мы ведь сюда именно за этим пришли. Кто ж знал, что этому кругу сто лет…

— Сто? — этнограф хмыкнул. — Ну-ну…

— Слушай, Макс, — поспешил увести разговор от неприятной темы собственной вины Серега. — А как такие громадные валуны могут сохранять равновесие? Мы с Ольгой обнаружили, что все они опираются на три небольших камешка, видел? Такое ощущение, что их кто-то специально на подставки посадил. Только кто?

— Ледник, — спокойно ответил Барт.

— Разумный какой-то ледник, — недоверчиво улыбнулась Ольга. — Чтобы так точно… Ровно на три точки…

— В этом как раз нет ничего удивительного. Вот, смотрите. — Максим взял ближний камень и быстро сдвинул им землю в одну сторону. — Вот — ледник. Он наступает с полюса, крушит хребты и двигает перед собой огромные массы земли вместе со скальным грунтом. При этом мелкая фракция, как правило, остается внизу, а более крупная — сверху.

Ольга с Сергеем, раскрыв рты, наблюдали за наглядным объяснением. Макс улыбнулся.

— Когда-нибудь трясли в миске… ну… скажем, горох?

Ольга кивнула.

— И что? Где находились самые крупные горошины?

Ольга честно попыталась вспомнить, увы… Горох, конечно, несколько раз в жизни она трясла, но вовсе не с целью рассортировать по величине…

— Слушай, — удивленно разглядывал горку земли оператор. — Точно, самое крупное — всегда наверху. Я так гайки с шурупами из банки вылавливаю…

— Вот, — удовлетворенно кивнул Максим. — Здесь — то же самое. Мелочь ушла под ледник, а громадины остались наверху. Потом ледник таял, мегалит опускался. Ветрами, водой, чем-то еще мелкие камни из-под него убирались, вымывались, выдувались, пока за миллионы лет их не осталось только три. Тех самых, на которых он и стоит сейчас.

— Но почему только три? — непонимающе спросила девушка. — Почему не четыре? Не пять?

— Потому что три точки опоры дают самое устойчивое равновесие. Физика! — Макс вытащил из земляной кучи три маленьких камушка и водрузил на них большой, тот, что держал в руке. — Вспомните обыкновенную табуретку: часто ли она стоит, опираясь на все четыре ноги?

Аргумент был убийственным. Ни одна табуретка на Ольгиной кухне идеально на всех ножках не стояла.

— В каком случае тело находится в устойчивом равновесии? — продолжал Макс. — Только в том, когда геометрическая проекция центра его массы не выходит за границу периметра площади его опоры. Сумма всех векторов давления камня на опоры равна собственному весу камня. Ясно?

Ольга на всякий случай согласно кивнула головой. Физика, математика и иные точные науки представлялись ее живому творческому уму вещами скучными и малопонятными. Векторы, масса, давление, периметр… для того, чтобы разобраться в тех тонкостях, о которых с необыкновенной легкостью рассуждал Барт, ей потребовался бы не один час детальных объяснений. В конце концов, она, конечно же, все бы поняла. Только — зачем? Разве что для того, чтобы ровно через минуту об этом забыть. Гуманитарный склад ума. Абсолютно. Сергей же, напротив, внимал Максу вполне заинтересованно и понимающе.

— То есть, если бы под валуном лежали четыре опоры, то все равно давление на одну из них оказалось бы меньшим? — уточнил он.

— Именно, — подтвердил Барт.

— Здорово! — восхитился оператор. И тут же обернулся к Ольге. — Ну вот, а я что говорил? Никакой мистики. Сплошная физика.

— Стойте, — вспомнила Ольга. — Но есть же гипотеза Чувардинского, мы ее сегодня с Владом обсуждали, что ледника вообще не было!

Макс ухмыльнулся.

— Сколько ученых, столько и гипотез.

— Хорошо, — решила до конца выпотрошить этнографа журналистка. — А как с точки зрения ледника объяснить, что все сейды стоят на местах тектонических разломов? Мы же видели, да, Серега?

Оператор понимающе кивнул:

— Оль, так тогда еще проще! Мелкая порода в эти дырки и провалилась!

— Ну да, — сама себе, ни на кого не глядя, сказала Ольга. — А каменюка многотонный, вместо того, чтобы прямо на эту дыру осесть, почему-то остался на трех небольших подпорках, как раз над разломом.

— Оля, — покровительственно произнес Макс. — Я понимаю, со сказками расставаться тяжело. Они гораздо красивее реальности. Но вы как журналист вряд ли имеете право навязывать людям свою точку зрения.

— А я и не собираюсь! — с вызовом парировала девушка. — Я как раз и хочу дать все точки зрения. И взаимоисключающие в том числе. Вот скажите, как, по-вашему, сейды эти древними людьми использовались? Или так, ландшафт украшали?

— Использовались, без сомнения. Только вот в качестве чего? — Ученый задумчиво выкладывал из мелких камешков какую-то причудливую фигуру типа дубового листа. — Я думаю, их назначение было сугубо прагматичным. Никаких сакральных дел. Либо некрополи, либо фортификационные сооружения…

— Точно! — весело встрял неожиданно вышедший из-за камня Рощин. — А коварные питекантропы прятались за мегалитами, с ядерными пушками наготове, ожидая прихода врага! Только злыдень подберется на расстояние выстрела, наши — раз! И все. Летит вражеский лазутчик вместе с сейдом на соседнюю гору. Отсюда и родились предания о летающих камнях.

— Влад! — обрадовалась Ольга. — Ну что, получилось?

— Посмотрим, — довольно ответил Рощин. — Проверьте-ка свою японскую технику!

Ольга еще доставала из карманов диктофон и мобильник, а счастливый Серега уже вопил радостное «ура». Все огонечки исправно моргали!

— Можно, в завершении вашей научной дискуссии, я задам вопрос уважаемому докладчику? — дурашливо согнулся в поклоне перед Бартом Влад.

Сергей с Ольгой весело закивали, а Макс, напротив, посмотрел на коллегу серьезно и настороженно.

— А скажите, профессор, — почтительно произнес Рощин. — Как вы объясните тот факт, что все без исключения сейды строго ориентированы по сторонам света? Даже не просто строго — идеально? Это подтверждается любыми замерами. Неужто ледник так управился? Странно, почему до сих пор никто не выдвинул теорию ледника разумного?

— Не ерничай, Рощин, — поморщился Макс.

— И не думал! — Влад теперь смотрел на оппонента столь же серьезно, как и он сам несколькими минутами назад. — И еще ответь мне на один вопрос, скептик от науки. Как ты объяснишь тот факт, что все сейды стоят в местах энергетической силы? Вдоль лей-линий?

— Не хочешь ли ты сказать, — взял в себя в руки Макс, — что древние люди умели управлять энергией Земли?

— Насчет «управлять» — не возьмусь утверждать наверняка. — Влад говорил необычайно серьезно и тихо. — Но вот то, что наши предки знали о строении Земли много больше, чем знаем сегодня мы, — определенно. И, заметь, не просто знали, а умели этим знанием пользоваться. Как мы сейчас электричеством. Ну что, — Рощин, потеряв интерес к Максу, обернулся к телевизионщикам. — Есть пара часов до обеда. Пойдете еще снимать?

— Конечно! — уверили в один голос Ольга с Сергеем.

— Давайте. Только далеко не ходите, чтобы нас с Максом из вида не терять. И… — Влад что-то хотел еще сказать, но просто махнул рукой. — Ладно, не буду занудствовать. Вы теперь ученые, ошибок, надеюсь, не повторите.

Серега горячо закивал, выражая безусловное согласие.

— Влад, а Федор наш где? — вдруг вспомнила Ольга.

— Да вон же! — Рощин показал на недалекое ровное плато, где ярким пятнышком одуванчика желтела знакомая куртка. — На морошке пасется. Ее нынче богато уродилось, а мальчик толк в северных витаминах понимает!

— Знаете что, — решил вдруг находчивый Серега, — я, пожалуй, запасные батарейки и блоки питания тут оставлю. От греха подальше. Мало ли что!

— Да? — Ольга немного посомневалась, потом точно так же выудила из карманов второй диктофон и блок питания к мобильнику.

Влад с интересом посмотрел на эти манипуляции, но ничего не сказал, только довольно хмыкнул.

— Слушай, — Ольга отозвала Рощина в сторонку, — ты можешь конкретно вспомнить, что ты моим красавцам показывал? Куда их могло понести? Я что-то места себе не нахожу…

— Оль, — ученый отвел ее подальше от остальных, — я не хотел тебя огорчать. Но тут их искать не надо. И вообще — успокойся.

— Что? — требовательно спросила девушка. — Говори!

— Ну… Только обещай на них не очень наезжать. Короче. После нашего первого похода сюда ребятки так впечатлились, что… запили. Я их позавчера выловил на улице, часа в три ночи. «Кыш» сказать не могли. Вроде, так на них здешние аномалии подействовали, чуть ли не отказаться от съемок вообще собрались…

— Как? — потрясенно вымолвила Славина. — Так они мне что, за этим пытались дозвониться? А смска?

— Сейды — не вино. Так? Ну, не огорчайся так! — Влад приобнял девушку за плечи. — Мальчишки! А сейды на всех по-разному действуют. Их вот, видно, не приняли…

— Спасибо, что сказал, — хмуро поблагодарила Ольга. — Серега, пошли работать! — и зашагала вперед, не оглядываясь.

* * *

Журналисты вышли на ровное каменистое плато, небольшое, аккуратное, с розово-коричневой землей и ярко-зелеными островками травы. Слева, не очень далеко, вздымались к невероятно высокому небу черные карандаши острых скал, справа начинался довольно резкий обрыв, где в самом низу, впрочем, не очень-то и далеком, громоздились почти правильные кубы и параллелепипеды валунов.

— Смотри, — Ольга показала вниз. — Такое ощущение, что эти камни специально обточены, уж больно правильных форм.

— Точно! — Оператор пригляделся. — Как будто кто-то сознательно из них что-то строил. Спускаемся?

Ольга с сомнением покосилась на яркую зеленую сопку позади, где маячком виднелся Влад.

— Давай, только быстро, чтобы Рощина из вида надолго не терять!

Добраться напрямую прямо к «строениям» не представлялось возможным. Слишком крут был обрыв. Пришлось искать пологую тропинку, а она оказалась метрах в двухстах, далеко. Зато небольшой каньончик, по которому они теперь спускались, упирался как раз в эти руины.

— Слушай, Оль, — вдруг вспомнил Серега, перескакивая с камня на камень. — А про какие-такие лей-линии говорил Рощин, не знаешь?

— Да это такая своеобразная система координат, которая указывает на то, что все сакральные памятники строго привязаны к геологическим особенностям Земли. Ее давным-давно ввели англичане, когда только начинали исследовать свой Стоунхендж. Понимаешь, оказывается, все мегалитические комплексы Земли установлены по определенным принципам и в совершенно определенных местах. Ты что-нибудь про Аркаим слышал?

— Только то, что он у нас стоит в плане съемок на октябрь.

— Аркаим — это очень древний город на Южном Урале. Я там неподалеку, кстати, родилась. Именно там, по преданиям, арийцы останавливались, когда мигрировали из своей загадочной прародины под названием Туле. Эта страна, кстати, находилась где-то на Севере, вполне возможно, в этих самых местах.

— Что? — Серега даже остановился. — Арийцы мигрировали именно отсюда?

— Да. И на Южном Урале они пробыли примерно двести-триста лет. Построили там Страну городов, ее тоже не так давно раскопали археологи. Примерно двадцать поселений, целое государство, представляешь? Сто пятьдесят километров с запада на восток и триста пятьдесят — с севера на юг! Огромная площадь! Арийский простор, так он называется в летописях. Так вот, а Аркаим — это главная находка! Его, правда, в свое время, кажется, в начале девяностых, чуть не затопили, хотели водохранилище делать. Хорошо, уральские ученые отстояли.

— Ну, и чего этот Аркаим? Чем он от других отличается? При чем тут лей-линии?

— Аркаим, как выяснилось, — это пригоризонтная обсерватория предельного класса точности, самая сложная из всех ныне известных человечеству. Идеально сооруженная, которая позволяла вести круглогодичные наблюдения за Солнцем и Луной, причем с такой достоверностью, которую и сегодня самая навороченная аппаратура не обеспечивает!

— Ну? — Сереге явно не терпелось.

— Так вот, когда соотнесли Аркаим со Стоунхенджем, выяснилось, что они идеально соответствуют друг другу! И расположены на одной широте! То есть именно по тем самым лей-линиям. Понял?

— Нет… — Серега явно растерялся.

— Ну, как же? Два одинаковых научных сооружения в совершенно разных местах Земли, за четыре тысячи километров друг от друга! А возведены примерно в одно и то же время! И для одних и тех же целей. То есть можно говорить о системе научных наблюдений!

— Как это? Они что, данными обменивались?

— Очень даже может быть, — задумчиво ответила Ольга. — Вроде, все мегалитические комплексы Земли возводились параллельно. Что здесь у нас, что на Тибете, что на Кавказе. Аркаим, кстати, ровесник египетских пирамид и цивилизации Крита, если не старше. И там люди умели все то, что и высокоразвитые египтяне или шумеры.

— У нас? В России?

— Да, — подтвердила Ольга. — Только Египет на своих пирамидах бюджет страны делает, а наш Аркаим едва-едва заповедником стал и финансируется понятно как. Да что далеко за примером ходить — вот, Мурманск. Явные следы протоцивилизации. И никому ничего не надо. Военные базы нужны, сейды — нет. А если хоть на минутку поверить в теорию Рощина, то все эти места под охрану ЮНЕСКО нужно брать! Тут не египетскими пирамидами пахнет, тут цивилизация на несколько тысяч лет раньше существовала.

— В смысле? Как это — старше пирамид?

— По теории Рощина, расселение человечества по Земле происходило именно отсюда, из Арктики. Волнами. Одна волна строила мегалиты, вторая — Стоунхенджи и Аркаимы… Смотри! Практически, жилой дом!

Они уже спустились к концу каньона, и справа открылось удивительно зрелище. Вблизи валуны оказались еще любопытнее, чем сверху. Два совершенно правильных огромных каменных блока — это стены, установленные строго вертикально, а сверху — точно такой же, горизонтальный параллелепипед — крыша…

У Ольги снова появилось навязчивое ощущение, что какой-то гигантский ребенок играл в кубики, строя из них дома, города, башни, пирамидки. А планета Земля была для него лишь детской песочницей… Иначе как объяснить, что три огромных валуна создавали внутри себя совсем крошечное пространство? Один человек, стоя, боком, протиснется, а вот сесть у него уже вряд ли получится! Вход в этот «домик» был прикрыт еще одним камнем, поменьше, чем три первых, но все равно настолько огромным, что сдвинуть его с места не просто человеку, роте солдат — вряд ли бы удалось…

Сергей прыгал вокруг, снимая странное сооружение с разных ракурсов. Вдруг остановился, убрал от глаза камеру.

— Оль, смотри…

На небольшой возвышенности, почти уткнув нос в белый мох, удобно положив лобастую голову на согнутые лапы, лежала… розовая собака. Громадная — метра три в длину и метра полтора в высоту. Круглое висячее ухо чутко оттопырилось, черные блестящие глаза смотрели мимо путешественников, куда-то вперед и немного вбок, словно выслеживая затаившуюся дичь. Короткий упругий хвостик застыл перпендикулярно земле. Правая задняя конечность была лениво приподнята, словно псина надумала потянуться, да расхотела. А лапу на место вернуть позабыла…

Ощущение совершенно живого, неизвестно по какой причине застывшего в неподвижности существа было таким явным, таким полным, что телевизионщики несколько минут не могли отвести глаз от симпатичной розовой собаки с игривой мордахой и черным, даже на вид влажным носом, подспудно ожидая, что вот сейчас она, наконец, подберет лапу, повернет к ним голову и тявкнет.

Еще одна игрушка того же самого малыша из песочницы, — подумала Ольга.

Розовую собаку очень хотелось погладить, и они, наверное, так бы и сделали, если бы сумели до нее дотянуться. Однако, во-первых, песик возлежал довольно высоко, а во-вторых, Славина вспомнила наставления Рощина, который предупредил, что розовые сейды — самые сложные, практически все — живые и активные, поэтому вести себя с ними надо особенно осторожно…

— Ну что, пойдем назад? — предложил оператор.

— Пойдем, — согласилась Ольга. — Только на секундочку заглянем, что там дальше, тупик или что-то еще.

«Что-то еще» оказалось восхитительной голубой речкой. Или ручьем.

Отсюда, с высоты каменной кладки, ясная лента спускающегося в низину потока сверкала на солнце так, что невольно хотелось прикрыть глаза. Оба берега ярко-синего ручья обрамлялись такой же яркой, но уже зеленой травой, а в густой кудрявой мураве радостными солнечными всполохами желтели какие-то крупные цветы. Речка весело шумела, даже отсюда, свысока, было слышно, как перекатывает она камни, просвечивающие сквозь прозрачность быстрых летящих струй.

Все это вместе: и речка-ручей, и трава, и цветы — выглядели восхитительной нарядной картинкой из хорошо иллюстрированной детской книжки. Немедленно и необоримо хотелось прыгнуть на этот роскошный зеленый бережок, пробежаться босиком по росистой травяной прохладе, а потом — по самой кромке воды, чтобы тысячи тяжелых синих брызг, взвихриваясь, опали и плавно разошлись правильными кругами по волнистому водяному стеклу.

И Ольга не смогла побороть искушения! Перепрыгивая с камня на камень, все ближе приближаясь к чудесной низинке, она вдруг самым краешком подсознания уловила какую-то странную несообразность, еще неосмысленную, но уже заставившую нетерпеливые движения стать медленнее и осторожнее. Серега опускался следом, ни на минуту не прекращая снимать чудесное видение.

Когда до ручья оставалось метров пять, Ольга остановилась. Она, наконец, поняла, что ее смутило.

Речка вытекала ниоткуда. Синий поток начинался прямо от подножья отвесной черной скалы. Оттуда же начинала расти и трава.

И еще. Здесь, внизу, ручей был абсолютно безмолвным. Только что шумел, развлекаясь с камешками и берегом, и вдруг — замолчал. Ни всплеска, ни шороха, ни даже тихого шелеста водных струй. Просто всепоглощающая, абсолютная тишина.

Так бывает?

Или она вдруг оглохла?

Ольга легонько хлопнула в ладоши. Мягкий объемный звук возник и тут же исчез, растворившись. Но он существовал! Его можно было услышать!

— Окунемся? — предложил веселый спутник.

— Погоди, — остановила его Ольга. — Что-то не так.

— Что? — насторожился уже наученный горьким опытом оператор. — Камера работает.

— Слава Богу, — только и сказала Ольга, продолжая медленный осторожный спуск.

Вот уже ноги ступили на изумительной яркости и цвета густую травянистую поросль, вот слева приветливо улыбнулась крупной чашечкой восхитительная кувшинка, вот…

— Сергей, это…

— Вижу! — выдохнул оператор и восхищенно, и встревоженно одновременно. — Воды нет. Совсем. А ведь только что была! — Он жалобным просящим взглядом уставился на Ольгу. — Ну, скажи, ведь была тут вода! Была?

— Сереж, я тоже ничего не понимаю, — девушка подошла к самому потоку. — Фу… — выдохнула облегченно и радостно. — Нам показалось!

Каменная речка. Вот что! Все остальное было вполне натуральным — небо, трава, кувшинки, только вместо воды немыслимым голубым сиянием светились камни. Вблизи — черно-серые, с беловатым сизым налетом на идеально обточенных боках, влажно отсверкивающие на солнце.

— Слушай, — Сергей недоуменно крутил головой. — Никогда не видел такого оптического эффекта!

— Эффекта или обмана? — уточнила Ольга.

— Пожалуй, и того, и другого… Пошли назад?

— Погоди. — Ольга погладила ближний голыш.

Камешек был шершавым и… влажным! Даже не влажным, а мокрым… Словно только что вытащенным из воды… Они сходят с ума? Или за те несколько минут, что спускались со скалы, таинственная голубая речка ушла под землю?

Оля шагнула в середину ручейка. Присела. Между блестящими камнями в крошечных луночках разноцветного мелкого песка стояла вода. Ее было немного, так, капельки, как будто только что ручеек пропустили через мелкое сито. Он и вытек, а остатки влаги солнце еще просто не успело высушить.

— Серега, пойдем отсюда! — резко поднялась Ольга. Отчего-то ей стало страшно. Даже не страшно — жутко. Среди этой нереальной яркой красоты и абсолютного безмолвия они, люди, представлялись совершенно лишними!

Взобравшись на скалу, телевизионщики, не сговариваясь, обернулись. Внизу, между скал, светилась праздничной голубизной и снова призывно шумела колдовская речка. Солнце бликовало на воде, меняя цвета в зависимости от движения быстрых струй. По всей длине речки то тут, то там вспыхивали яркие праздничные радуги.

— Оль, ты что-нибудь понимаешь? — растерянно выговорил оператор.

Девушка лишь качнула головой.

* * *

Точно тем же путем, каким пришли сюда, по тем же самым валунам журналисты поднялись обратно. К той же самой гранитной верхушке. Но почему-то вышли не к каменному домику, а на совершенно другую площадку. Округлую, просторную, ровную, сплошь заросшую плотным серо-зеленым мхом. Вернее, так показалось поначалу, что сплошь. То там, то сям на меховой подстилке виднелись розово-кирпичные овальные залысины, как будто болезненные лишаи на мохнатой шкуре животного.

Рощин уже объяснял им, что это такое — выходы радона, того самого радиоактивного газа, который всегда соседствует с сейдами. Радоновые копытца, как сразу окрестила их Ольга, наравне с теплыми сейдами, не обмерзали зимой, на них не задерживался снег, даже в самый лютый буран. Красноватые проплешины шли по мху правильной округлой цепочкой. Пройдя строго по ним, девушка обнаружила, что замкнула правильный, как циркулем вычерченный круг. Типа того, каменного, только раза в три больше.

— Сергей, сними! — позвала она оператора. — Я встану в центр, тогда сразу станет видно, какая идеальная окружность.

— Давай! — кивнул оператор. — Я на камень залезу, чтобы план лучше взять.

Ольга вошла в круг. Примерилась, потопталась, выискивая точку центра, наконец, встала, раскинув руки широко в стороны.

— Снимай!

Едва слышно зажужжала камера, и вместе с этим звуком вдруг появилось множество разных голосов, тихих, нашептывающих что-то невнятное, важное, тревожное. Звуки сплетались в слова, но слова эти не были похожи ни на один известный Ольге язык. Она силилась понять, вникнуть в смысл странной чужой речи и, казалось, почти поняла, но в этот момент солнце над головой, скалы вокруг, Серега с камерой на камне — все закружилось в медленном ритмичном хороводе, с каждой секундой убыстряя темп. И вот уже вокруг не существовало ничего, кроме яростного цветосмешения и становящихся все громче, все напряженнее чужих гортанных голосов.

Что со мной? — успела подумать Ольга.

— Что с тобой? — донесся сквозь устрашающий стремительный калейдоскоп цвета и звуков знакомый голос.

Оператор с силой дернул ее за вытянутую руку, вытаскивая из круга.

Ольга без сил опустилась на землю, отдышалась. Постепенно все встало на свои места: солнце — на небо, скалы — по бокам, Серега — рядом.

Он смотрел на нее с тревожным интересом: что случилось?

— Голову, наверное, напекло, — пожаловалась Ольга. — Все закружилось, голоса какие-то чудиться стали…

— Голоса? И что говорили? — Глаза оператора загорелись от любопытства.

— Откуда я знаю? — удивилась вопросу Ольга.

— Слушай, Влад же говорил, что тут глюки случаться могут! Я тоже хочу попробовать!

Ольга еще не успела собраться с силами, чтобы вовремя пресечь эту глупую попытку, а Сергей уже вошел в круг, ровно на то место, где только что стояла Ольга, и так же раскинул руки.

Девушка наблюдала его движения, как в глазок камеры, у которой забыли навести резкость: вот он странно вытянулся, застыл и вдруг стал кружиться, быстро-быстро, какими-то лягушачьими движениями шлепая вокруг себя, будто ощупывая запечатавшую его невидимую стену.

Потом остановился, сжал руками голову, тут же крепко закрыл ладонями уши. Лицо его исказилось странной гримасой безотчетного ужаса.

Ольга вскочила и точно так же, как и он минутой назад, с силой выдернула Сергея из страшного круга.

Радоновая ловушка! Конечно, она читала об этом. Конечно, их предупреждал Рощин. Нет, они и в самом деле полные идиоты, наступающие на одни и те же грабли…

Не говоря ни слова, телевизионщики посидели, приходя в себя. Поднялись. Оба понимали, что приключений на сегодня достаточно. По крайней мере, без присмотра Влада…

Встали. Пошли в сторону знакомой сопки, надеясь за ближайшим валуном увидеть яркий маячок спасительной ветровки Рощина. Но, видимо, после радоновой ловушки оба двинулись не туда.

Прямо за валуном, чуть ниже, на черной скальной поляне стояла не поддающая описанию громадина еще одного сейда. Странной формы, словно посаженная на самое маленькое боковое свое закругление арфа… Высотой примерно с трехэтажный дом. Да не нынешний, блочный, а добротный, кирпичный, где потолки в квартирах под четыре метра… Серо-красная, мрачная, застывшая в угрожающем наклоне — вот-вот рухнет под собственной тяжестью.

— Ничего себе! — присвистнул Сергей. — Неужели и она — на трех камнях? Посмотрим?

Ольге бы самое время сказать «нет», повернуть назад, но правду, видимо, говорят, что журналистское любопытство — единственное, что выживет после вселенской катастрофы. Иначе — как потомки узнают, что же на самом деле произошло?

Съемочная группа осторожно спустилась к «арфе». Вблизи она была еще более величественна и громадна. И наклон… Градусов шестьдесят, не меньше! Телевизионщики обошли мегалит и, зайдя с тыла, поразились еще больше: здесь, с другой стороны, глыбища тоже стояла под наклоном! Он виделся чуть меньшим, градусов семьдесят пять-восемьдесят, но все равно — весьма ощутимым. Стоять под ним, рискуя каждую секунду быть расплющенным, было неуютно до жути, до неуемной дрожи в ослабевших коленях.

— Она что, расходится сверху, как цветок? — недоумевая, спросила Ольга.

Однако что с одного, что с другого бока вертикальные, уходящие ввысь грани были примерно одинаковой толщины…

Закругленное, на вид крайне неустойчивое основание «арфы» опиралось на три небольших камушка. Настолько небольших, что по сравнению с самой громадой мегалита они казались просто песчинками.

— Пойдем, а? — откровенно затосковала Ольга. — Что-то мне не по себе!

— Сейчас! — Серега медленно обходил «арфу» с камерой. — Где мы еще такое увидим?

Ожидая окончания творческого процесса, Ольга стала озираться вокруг. Вокруг «арфы», примерно в полутора метрах от основания, кучерявился папоротник. Необычного светло-салатового цвета, будто странно выцветший или — искусственный, пластиковый.

Сорвав одну пушистую ветку, Ольга растерла в пальцах узорчатый лист. Странно — он ничем не пах! Ни зеленью, ни даже свежестью, будто и впрямь — пластик. Девушка опустилась на корточки, внимательно разглядывая поросль. Там, где начиналась папоротниковая полянка, прямо у одного из камешков-подставок, лежала… записная книжка.

Набухшая от влаги, в простеньком черном переплете. Славина взяла ее в руки. Повернула.

Сердце сделало невероятный скачок и бухнулось куда-то в живот.

На черном пластике розовым перламутром лака для ногтей светились три буквы «ТиТ». «Бренд» будущего творческого объединения близнецов. А розовый лак был ее, Ольгиным. Помнится, она даже устроила Тимкам нагоняй за то, что взяли его без спроса…

— Пошли? — Оператор подал ей руку с ближнего валуна.

— Серега, смотри… — Славина протянула оператору находку.

— Опаньки… — обомлел тот. — Значит, они тут были? Постой, не дергайся, — он увидел посеревшее лицо девушки. — Может, они сюда с Рощиным спускались? Сейчас спросим.

Точно, — выдохнула горький воздух Ольга. — Как она сразу об этом не подумала? Конечно, с Рощиным! Чего она запаниковала? Не иначе, сейды действуют.

Поднявшись на знакомое плато, журналисты осторожно обошли коварную радоновую ловушку, вышли к противоположному краю. Здесь, насколько мог охватить глаз, простирались неоглядные сопки. Одинаково зеленые, с черными вкраплениями валунов, они были совершенно не теми, где остались Влад и Макс.

— Куда теперь? — вслух подумала Ольга. — Хорошо, что мы на ровном плато, не заблудимся. Направо или налево?

— Налево! — уверенно ответил спутник. — Мы же сюда поднимались по скалам, а скалы — только слева!

Но левые скалы, к которым они подошли, выглядели абсолютно незнакомыми: черные, с закругленными вершинами, издали они смотрелись единым массивом, а вблизи оказались близко составленными, одинаковой высоты и размера валунами. Даже не валунами, а установленными на узкое ребро прямоугольниками. Будто гигантский частый гребешок. Или громоздкий штакетник.

— Сереж, разве мы здесь были? — насторожилась Ольга.

— Вроде… — неуверенно протянул оператор. — Знаешь, мы же поднимались с их обратной стороны, может, там они обычные, серые, вот мы и не узнаем.

Однако в его голосе Ольга совершенно не почувствовала уверенности, наоборот.

— Пройдем, посмотрим? — И спутник первым двинулся в узкий проход.

Проход оказался неожиданно длинным, метров пять, и Ольга в очередной раз поразилась: если эта черная скала — единый массив, да еще и такой обширный, как тут могли образоваться такие узкие и совершенно одинаковые проходы? Но уже через секунду новые ощущения отогнали этот вопрос. Примерно в центре скалы, когда расстояние что до входа, что до выхода было одинаковым, вдруг стало нестерпимо жарко, будто они с разбегу угодили в перегретую сауну. Единственное, чего немедленно захотелось, быстрее вынырнуть из этого удушающего аппендикса. Но движения странно замедлились, ноги, руки, все тело внезапно и неимоверно отяжелели, голова нехорошо закружилась, и вторую часть пятиметрового пути телевизионщики преодолели едва ли не ползком.

Выйдя из зубьев страшной гребенки, они молча оглядели друг друга. На вопросы сил не осталось. Присели прямо у скалы, на странно багровую землю. Отдышались. Серега, как отметила Ольга, пришел в себя быстрее. Потому что грамотно сел в тень, а не как она, на самый солнцепек. Горячие июльские лучи просто плавили Ольгину спину, попутно превращая в кипящую кастрюлю ее раскаленный череп. Надо задвинуться в тень, — вздохнула девушка. Не вставая, попыталась волоком перетащиться в сторону и вдруг увидела солнце. Прямо над собственным темечком. Волна ужаса, накрывшая ее мгновенно и липко, оказалась значительно страшнее жары: если солнце над головой, что так печет в спину и затылок?

Ольга резко вскочила, так резко, что оператор отпрянул.

— Что?

— Серега, сядь на мое место!

— Зачем?

— Ну, сядь, не спрашивай!

— Ну… — Он нехотя передвинулся. Несколько секунд посидел бездвижно. И вдруг подпрыгнул вверх, как ошпаренный. — Там что, вулкан?

— Откуда я знаю… — хмуро проронила Ольга. — Вставай, надо отсюда уходить, пока живы…

* * *

Славина много прочитала перед этой поездкой. Как, впрочем, всегда, когда собиралась снимать новую программу. Она была готова к тому, что придется столкнуться с вещами странными, не поддающимися разумному объяснению. Но тех загадок, которыми до физической тошноты кормил их сегодня Сейв-Вэр, она не предполагала. Казалось бы, что может произойти с ними здесь, совсем недалеко от города, в компании опытнейшего специалиста, который, конечно, непременно придет на помощь, ежели что. Однако чувство отупляющего ужаса вкупе с безотчетным страхом, появившись, не покидало теперь ни на секунду. Кроме того, снова из головы не выходили близнецы. А что, если они все же не послушались Рощина и решили еще раз наведаться сюда без него? С них станется…

Передохнув после жутковатой «парилки», телевизионщики снова двинулись в путь. Спустились по валунам, вроде бы выбрали именно то направление, по которому и пришли сюда, Сергей даже узнал красивый белый камень, который снимал некоторое время назад. Значит, они на верном пути!

Отчего-то идти стало тяжело. То ли страх вымотал до крайности, то ли солнце набрало силу. По лицу и спине катился противный пот, ноги едва двигались, словно за спиной остались десятки километров тяжелейшего марш-броска. Желание было одно: сесть, нет, даже лечь, вытянуть ноги, прикрыть глаза и никуда никогда больше не ходить! Ольга сначала подумала, что это только на нее так подействовали страхи, но, оглянувшись на спутника, поняла, что и ему ничуть не легче. Серега, отфыркиваясь, поминутно вытирал пот и громко и тяжело дышал. Они шли уже минут двадцать, по Ольгиным прикидкам, конечно, потому что время никто не догадался засечь, но ни знакомую сопку, ни даже подходов к ней не видели. Свернули за очередной громадный валун.

— Е-мое! — разочарованно сплюнул Сергей. — Как это мы так?

Ольга проследила за его взглядом и почувствовала, как противно зашевелились на темечке влажные от пота волосы: слева, в узкой расщелине между двумя серыми глыбами, ясно виднелась громадина «арфы». Той самой. От которой они и начали свой обратный путь к Рощину.

— Пошли! — сквозь зубы процедил Серега. — Не нравится мне это!

Идти становилось труднее буквально с каждым шагом. Ольга не могла понять, что с ней происходит. Легкая, тренированная, спортивная, она играючи преодолевала расстояния и препятствия, практически никогда не уставая. А тут… По телу странными волнами, резко сменяя одна другую, гуляли то морозный озноб, то дикий иссушающий жар. Изредка взглядывая на оператора, Ольга понимала, что и с ним происходит нечто подобное.

Теперь Серега не отводил взгляд от стрелки компаса, пытаясь побыстрее и подальше уйти от странного проклятого места. Они миновали несколько неизвестно откуда выросших скальных массивов — с верхушки их совершенно не было видно. Перевалили небольшой хребет.

— Ну, думаю, вырвались! — облегченно вздохнул оператор. — Вот та сопочка, и мы увидим Рощина.

Радуясь, они поднялись на острый гранитный конус. Оглянулись.

Прямо перед ними, на этот раз — справа, высилась многотонная красноватая туша все той же «арфы».

Ольга тяжело опустилась на камень. Серега уныло пристроился рядом. Снова навалилась усталость, теперь уже просто непреодолимая. Глаза норовили закрыться, рукам не под силу оказалось даже расстегнуть молнию ветровки.

Откуда-то издалека, из каких-то интернетовских глубин, всплыло предание о сейде «Бабушка», который стоял где-то в районе саамского села Ловозеро. Там какой-то абориген стал строить избушку на священном месте, несмотря на предостережения стариков. И несколько дней не мог выбраться из заколдованного круга. Ольге вспомнились его слова: «Куда не пойду, все к бабушке выйду». Точно как они сейчас к «арфе»…

— Серега, мы снова сделали что-то не то, — едва шевеля пересохшими губами, прошелестела Ольга. — Сейд не хочет нас отпускать.

— Что — не то? — тоскливо спросил оператор, тоже едва ворочая распухшим от жажды языком.

— Не знаю, давай думать. Вспоминать каждый наш шаг.

— Что вспоминать-то? Звони Рощину, пусть нас отсюда выводит!

И точно! Как же она не сообразила! Ольга, путаясь в кнопках ветровки, лихорадочно извлекла телефон.

Мобильник жалобно мигнул, демонстрируя полное отсутствие зоны покрытия.

— Сергей… — Девушка беспомощно продемонстрировала трубку спутнику.

— Весело! — хмыкнул тот.

Думай! — приказала себе Ольга. — Думай!

Так, Рощин предупреждал, что от сейдов ничего нельзя брать. Даже камни.

— Сереж, ты никакого камешка не подбирал? — спросила она со слабой надеждой.

— Нет, зачем? — отмахнулся тот. — Мне своего добра хватает…

Стоп. Может быть…

Ольга быстро охлопала себя по карманам.

Неужели? — Она выудила волглую черную книжицу. Осторожно отделяя влажную бумагу, стала перелистывать. На предпоследнем из исписанных листочков значилось «Мурманск». Столбик цифр, обозначающих время. Рядом — имена и адреса, видимо, расписание встреч. Два раза фамилия «Рощин», «библиотека», «краеведческий музей», «Нина и Валя»… «Автобус в 7.15».

На последнем листке — несколько коротких записей. Две — аккуратные, мелким почерком: кромлехи, менгиры, дольмены, рядом — описания мегалитов.

Ага, классификация сейдов, — поняла Ольга. — Наверное, после похода с Рощиным сюда пытались разложить впечатления по полочкам.

Последние строчки были кривыми, рваными, словно их писали быстро, на ходу.

«Вход в пещеру — фонарик», «немцы, свастика, орден», «полнолуние — 17 июля»…

Семнадцатое июля? Это же сегодня! Что это означает?

Славина еще раз внимательно вгляделась в исписанный листок, пытаясь запомнить его накрепко, затем встала. Доковыляла до «арфы», осторожно положила находку у самого подножья. Подняла голову к далекому-далекому небу.

— Простите, пожалуйста! — сказала неизвестно кому. Могущественному и всесильному.

Сергей совершенно безумными глазами наблюдал за ее манипуляциями.

— Оль, ты чего? Зачем ты книжку обратно положила? У кого ты прощения просишь?

Девушка ничего не ответила, продолжая молча стоять на краю гранитной гряды.

— Пошли? — неожиданно легко поднялся оператор.

— Пошли, — согласилась Ольга.

Внезапно подул легкий свежий ветерок. И сразу стало легче дышать. Высох неприятный тягучий пот на спине, вновь сильными и упругими стали ноги.

Они едва успели повернуть за ближний серый камень и нос к носу столкнулись с Максом.

— Слава Богу, нашлись! — улыбнулся тот. — Вы чего так пугаете? Телефон не берете, на крики не отзываетесь. Мы с Владом уже искать вас кинулись, думали, случилось чего.

Телевизионщики облегченно улыбнулись: все в порядке.

— А чего нас искать? — уже совершенно другим тоном спросил Серега. — Договорились же через два часа!

— Так прошло четыре, — легко укорил его Макс.

— Просто зашли далеко, — оправдываясь, объяснила Ольга.

— Как — далеко? — удивился Макс. — Вон Влад, видите? В пяти минутах ходу!

Ольга и Сергей, как по команде, повернули головы к той самой сопке, которую они созерцали постоянно во время бесконечных кружений вокруг «арфы», и прямо напротив увидели знакомое алое пятно. И тут же затрезвонил мобильник.

— Оля, ну где вы? — тревожно голосил Влад. — Макс вас нашел?

— Нашел! — подтвердила Ольга. — Мы тебя видим, уже идем!

* * *

— Федор, как дела? — вице-губернатор улучил минуту в перерыве между двумя совещаниями.

— Все в порядке, отец! Тут так здорово! Солнце, тепло, морошки завались!

— А чем занимаются наши московские гости?

— Снимают! Бродят тут неподалеку.

— Рощин с ними?

— Нет, Рощин с Максом что-то измеряют. Записывают. А эти одни ходят. У них уже оборудование отказывало, переполошились все. Потом ничего. Наладилось.

— Надеюсь, ты себя ведешь осторожно?

— Как и обещал. Я же не козел — по этим сейдам скакать! Я уже все посмотрел, сейчас тут на хозяйстве. Мне главное — активации дождаться. Очень посмотреть охота! Я уже в бассейне искупался. Вода — как в ванной.

— Федор! — Голос вице-губернатора стал встревоженным. — Что за бассейн? Зачем ты туда полез?

— Отец, не грузись. Это я так сказал — бассейн. Впадина в скале просто. Заполнена водой. Ну, грех не окунуться! Рощин сказал, что это как радоновая ванна. Очень полезно.

— И как ты себя чувствуешь?

— Да я, наверное, на радости перегрелся. Все время ведь на солнце. Голова немножко побаливает, но ничего, я искупнулся, сейчас все пройдет.

— Хорошо. Никакой самодеятельности, ты понял? Кстати, когда вы выходите на место?

— Скоро. Сейчас все соберутся, пообедаем и выдвигаемся. Как там у вас? Все в порядке?

— Конечно.

— Ну, все уже собрались, пока.

Шубин нажал отбой и удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Сын его радовал. Умный, рассудительный, правильный. Настоящий наследник. И главное — четко понимает, чего хочет от жизни.

* * *

Рощин не мог скрыть своего раздражения.

— Ольга, предупреждаю, если еще один раз вы отступите от оговоренных мною правил, поход заканчиваем.

— Влад, — пыталась оправдаться журналистка. — Ну, мы, честно, ничего такого не делали! Ну, кто же знал, что тут даже потерянную записную книжку подбирать нельзя… Кстати, когда они ее обронить могли? Вы у этой «арфы» разве были?

— Мы тут везде были, — отрезал Рощин. — Зря, что ли, маршрут для съемок прорабатывали? А прощенья ты попросила совершенно правильно. Иначе неизвестно что могло бы произойти.

— А что? — вновь залюбопытничал вполне пришедший в себя оператор.

— Да что угодно, — неохотно процедил Рощин. — Здесь были случаи, что люди по несколько суток кружили буквально в трех соснах. С ума сходили…

— А потом? — не унимался Сергей.

— Что потом? — не понял Рощин.

— Ну, потом, когда их находили, разум-то восстанавливался?

— Не всегда, — коротко ответил Влад, давая понять, что тема закрыта. — Все, больше от меня ни на шаг. Ясно?

— Ясно, — с готовностью согласились телевизионщики.

Путешествовать одним, пусть даже за совершенно сенсационными кадрами, больше отчего-то не хотелось.

— Влад, а что там у них в книжке написано «17 июля, полнолуние»? — вспомнила Славина.

— Июльское полнолуние — лучшее время для активации, — недовольно объяснил еще раздраженный Рощин.

— А еще там запись «вход в пещеру, немцы, свастика»… Это о чем, не знаешь?

— Понятия не имею. Здесь немцев не было.

Макс молча шел рядом, внимательно вслушиваясь в разговор.

— Так, что у нас с обедом? — Рощин потер руки. — Федя, ты достархан накрыл?

— А то! — довольно подтвердил Федор. — Уже слюной захлебываюсь!

На белой клеенке было разложено традиционное походное лакомство — вареные яйца, свежие огурцы и помидоры, кружки копченой колбасы, крупно нарезанный хлеб. В запотевшей бутылке призывно светилась вода.

Ольга жадно напилась, то же самое сделал Сергей.

— Искупнуться не хочешь? — смилостивился Рощин. — Уничтожить следы тяжелого перехода?

— А можно? — Ольга загорелась, представив, как смоет с себя противный липкий пот.

— Конечно! — Влад показал рукой на странную прямоугольную каменную чашу. — Вот тот самый бассейн.

— Интересно… — Девушка обошла странный водоем. — А почему тут ничего не растет? Как будто вода — мертвая.

— Она не мертвая. Она радоновая. Поэтому ни планктона, ни водорослей тут нет. И быть не может.

— Баден-Баден? — спросила Ольга.

— Именно! — подтвердил Влад. — Целебная, омолаживающая, короче — живая вода! Я думаю, этот бассейн использовался как ритуальный. Ну? Будешь купаться или нет?

— Буду! — радостно подтвердила Ольга, уже стягивая с себя надоевшую ветровку. — Серега! — крикнула она оператору, о чем-то весело разговаривавшему с Федором.

— Сейчас! — отозвался тот.

— Ну, чего-нибудь интересное наснимали? — допытывался в этот момент у оператора Федор. — Чудеса какие-нибудь? Или аномалии?

— Да полно всего! — важно сообщил Сергей. — Сенсация на сенсации!

— Расскажи! — загорелся Федор.

— Не могу, — развел руками Серега. — Профессиональная тайна.

— Эх, — поскучнел Федя. — Надо мне было с вами идти. — Чуть со скуки тут не двинулся. Даже автограф оставил на память потомкам! — Он подмигнул оператору. — Сними меня рядом, а?

— Какой автограф? — заинтересовался любопытный Сергей. — Чего снять?

— Пойдем. Покажу! — и Федор затащил оператора за ближний валун.

Валун был не очень большим. Почти идеально овальным, как положенное набок яйцо. Под основанием виднелись три розовых камушка. Саму же глыбу сплошь покрывал черно-серый чешуйчатый лишайник.

— Это же сейд! — вполне грамотно определил Серега. — А где автограф-то?

— Вот! — и Федор заговорщически, как фокусник на арене цирка, одним быстрым движением вдруг поднял с камня чешуйчатое покрытие.

Серега даже глаза протер от неожиданности. Как это? Это же не драпировка из ткани?

— Он что, не прирастает к камню? — озадаченно спросил оператор у Федора.

— Я сам удивился! Немножко ножичком подрезал, дернул, а оно раз — и все сползло! А под ним… — И он поднял серо-черное покрывало выше.

На шершавом темном боку «яйца» виднелись яркие серебряные буквы: «Федор-2005».

— Понял? И автограф есть, и никто не увидит! — Парень был собой очень доволен. — Хорошо, что фломастер захватил! Через двадцать лет детям покажу!

— Слушай, ты как пятиклассник, честное слово! — хохотнул Сергей. — Потом сниму, ладно? После обеда. Мне блок питания поменять надо.

Бассейн оказал неожиданно глубоким: только вступив, Ольга сразу окунулась почти по подбородок.

Вода была прохладной, внизу — даже холодной. Однако не вызывала ни ощущения озноба, ни немедленного желания выпрыгнуть на поверхность. И Ольга, и Сергей с удовольствием плескали пригоршни влаги в разгоряченные лица, омывали плечи, шеи, грудь. Казалось, каждая очередная пригоршня живительной жидкости смывала не просто пот и пыль, а саму усталость, само напряжение, возвращая телу удивительную легкость, а мыслям — ясность.

— Все, вылезайте! — прервал затянувшееся священнодействие неумолимый Рощин. — Ритуальное омовение закончено. Можете просто простудиться.

— Да брось ты, Влад! — отмахнулся оператор. — Дай покайфовать!

— Или вы немедленно вылезаете, — Рощин помрачнел, — или путешествие оканчивается.

Это было сказано таким тоном, что спорить тут же расхотелось.

Теплый ветерок быстро и ласково обсушил кожу. Обуваться купальщики пока не стали — пусть ноги отдохнут!

Бодрая, довольная, посвежевшая и даже уже повеселевшая — вся компания расселась вокруг импровизированного стола и принялась за еду. Надо ли говорить, что сваренные вкрутую яйца вкупе со свежим огурцом были намного вкуснее всех мировых деликатесов, вместе взятых. Блаженство. Именно это слово определяло общее состояние путешественников. Впрочем, все же, не совсем общее.

* * *

— Федор, а ты почему ничего не ешь? — вдруг спросил Рощин. — Говорил, что слюной исходишь, а сам… — Он внимательно посмотрел на парня. — С тобой все в порядке?

— Да в порядке, в порядке, — махнул рукой Федор. — Не хочу что-то. Видно, морошки объелся. Или голову на солнце напекло. Подташнивает…

— Федь, а ты чего-нибудь солененького пожуй, — предложила Ольга, — чтобы не тошнило. На, возьми колбаски! А то нам ведь идти надо, вдруг у тебя от слабости ноги откажут. Мы же тебя не унесем!

— Да ладно! — как-то через силу засмеялся Федор. — Что со мной случится? Я все-таки спортсмен!

— Слушай, что-то ты в пятнах каких-то красных, — более внимательно взглянула на него Славина. — Тебя, случаем, не знобит? — Она пощупала его горячий, словно раскаленный лоб.

— Так, самую малость, — неохотно признался парень. — Перекупался, наверное…

— Или это дух сейда тебе мстит за автограф! — хохотнул Сергей.

— Какой автограф? — побледнел Рощин.

— Да так, — явно не желая информировать о своем художестве широкую общественность, замял разговор парень.

— Какой автограф, спрашиваю? — Рощин вскочил на ноги. От благодушной улыбки и улыбчивых глаз не осталось и следа. — Покажи. Быстро.

Вслед за ним так же резко поднялся Максим.

— Ну и трепло ты, Серега, — зло сплюнул Федор. — Тебя что, за язык тянули?

Влад одним резким движением вздернул на ноги художника.

— Веди!

Реакция ученого настолько удивила всех остальных, что благостное поглощение походной пищи было прервано, все гуськом двинулись за Федором.

— Вот, — понуро продемонстрировал он свои достижения в области граффити.

Рощин мгновенно обсохшими губами только и произнес:

— Что ты наделал… Федя… Это же… — и, не закончив фразы, ушел за ближний камень и сел там, охватив руками свою большую голову.

К нему подошел Макс, они о чем-то быстро и встревоженно поговорили. Ольга разобрала только одно слово, последнее: «Подождем». Пожалуй, больше, чем реакция Влада, ее удивило мгновенно изменившееся лицо Барта. Обычно скептически невозмутимое, оно сейчас выражало крайнюю степень тревоги и озабоченности.

— Влад, — склонилась к Рощину журналистка. — Ну что ты так расстроился? Он же еще пацан совсем! Ну, не сердись так, пожалуйста!

— Оль… — Рощин взглянул на нее, и Ольге стало не по себе от болезненной обреченности, переполнявшей его глаза. — Оль… Он себе сейчас приговор подписал…

— Какой приговор, Влад? — Славина даже рассердилась. — Я все понимаю, но меру-то надо знать! — Почему-то вспомнились скептические слова вице-губернатора. — Ну, отругай, ну, домой отправь…

— Не знаю, доживет ли он до дома… — с той же тоскливой обреченностью взглянул на нее Влад. — Ты что, думаешь, что я из-за камня так переполошился?

— А из-за чего? — Ольга, уже плохо понимая, что происходит, тоже встревожилась.

— Он лишайник содрал, Оль…

— Влад, по-моему, это слишком… Ну, лишайник. Ну, содрал. Что ж теперь, его за это убивать, что ли?

— Ты знаешь, что такое мицелий?

— Вроде, грибница, — недоуменно пожала плечами Ольга. — А при чем тут грибы?

— Мицелий сформировался в эпоху позднего палеозоя, когда на земле образовался достаточный слой почвы и гумуса, и появились первые папоротниковые растения. Здесь, в Арктике, мицелий — это не просто грибница, или биокультура, это такой профессиональный диспетчер всех биологических процессов. То есть он задает принципы развития и распространения всех живых форм. Но главная его функция — это контроль за выживанием этих живых форм. Ясно?

— Ясно. — Ольга кивнула, по-прежнему совершенно не понимая, как связаны художественное творчество Федора, лишайник и этот… мицелий…

— Мицелий, как диспетчер, передает необходимую информацию каждому виду растений. И информация эта сообщается с помощью феромонов.

— Феромоны… — задумалась Славина. — Это же неуловимые запахи или импульсы, по которым нас к одним людям тянет, а от других, наоборот, отталкивает… Это, вроде, связано с избирательностью полового влечения…

— Да, рассуждая примитивно, можно сказать и так. Вокруг каждого живого существа, человек то или растение, существует свой, совершенно особый слой феромонов. Именно эти феромоны самым активным образом влияют на то, что все живое, существующее на данное территории, во-первых, связано в единую гармоничную систему, а во-вторых, они точно так же увязывают в единое целое флору и фауну с местными физическими и геомагнитными условиями.

— Ну? — упрямо повторила Ольга. — И что?

— Да то! — раздраженный ее непониманием, рубанул рукой воздух Рощин. — Роль феромонов — огромна! Они не просто выступают как стимуляторы гормонов или половой активности у животных и людей, они регулируют численный состав популяций, пути их развития. Они же дают команды к размножению, доносят сигналы тревоги, вынуждая систему защищаться, чтобы отразить агрессию чуждых биоорганизмов. А иногда даже вынуждают ее самоликвидироваться. Теперь поняла?

— Нет, — девушка откровенно затосковала. Ощущение было таким, как если бы ей рассказывали что-то из высшей математики, объясняя формулы на пальцах.

— Оля! — практически застонал Влад. — Этот придурок разрушил определенно организованную биосистему — накипной лишайник. Как в случае реальной угрозы поступает любой живой организм?

— Защищается…

— Вот именно! А чем может защититься лишайник? Только атакой феромонов!

— Ты хочешь сказать, что на Федора напали эти самые феромоны? И они его теперь добивают? Оттого ему и поплохело?

— Наконец-то, — почти презрительно взглянул на нее Влад. — Теперь поняла?

— Видишь ли, Рощин, — Славина решительно поднялась. — Если следовать твоей теории, то на Земле вообще людей остаться уже не должно! Кто-то в детстве дерево сломал, кто-то траву поджег. Кто-то кошку обидел. Стало быть, эти самые убийцы-феромоны должны были, защищаясь, все человечество давно истребить.

— Знаешь, Ольга, — Рощин теперь смотрел на нее немигающе и жестко. — Я надеялся, что ты умнее.

— Спасибо, — девушка развернулась, чтобы уйти.

— Погоди! — грубо дернул ее за руку Влад, насильно усаживая рядом. — И дослушай.

Именно в этот момент известная журналистка Ольга Славина горько пожалела о том, что поддалась на уговоры зеленых практикантов и поехала в эту командировку. Что связалась с этим полоумным ученым. Она уставилась себе под ноги, всем своим видом показывая, что никакие глупости до своего прагматичного сознания допускать не намерена.

— Ученые из нашего Полярного ботанического сада доказали, что накипной лишайник на камне при соприкосновении с мицелием вырастает примерно на две десятых квадратного миллиметра в год.

Ольга попыталась представить эти две десятых миллиметра… Точка? Пожалуй, и то — едва заметная…

— Как ты думаешь, какая на этом камне общая площадь лишайника?

Ольга пожала плечами: такие исчисления были явно не по ее части.

— Ну, давай возьмем грубо, со всех сторон — метров десять, так?

— Наверно, — равнодушно согласилась Ольга.

— Слушай, ты что, правда ничего не понимаешь? — вдруг разлился Рощин. — Или специально дуру из себя строишь?

На этот раз в его голосе сквозь злость и раздражение пробивалась весьма ощутимая боль. Журналистка насторожилась.

— А что я должна понять?

— Как что? Ты представляешь себе возраст этого лишайника?

— Нет, — качнула головой девушка. — Я в уме плохо считаю.

— Держи калькулятор, — уже спокойнее сказал Влад.

Ольга перехватила маленькую машинку, посчитала. Второй раз. Третий.

— Что? Не может быть…

— Вот именно, — горько кивнул Рощин. — Этому лишайнику более десяти тысяч лет. Десяти тысяч! Представляешь, какой механизм защиты выработан за это время?

— Значит… — Славина, наконец, стала понимать, что именно так усиленно пытался втолковать ей Рощин, и что его так тревожило. — Значит, когда Федор сорвал этот лишайник, он, типа, вызвал огонь феромонов на себя?

— Увы, — согласился Влад. — И судя по реакции его организма, атака была мощнейшей.

— И что теперь? — Ольга растерялась.

— В лучшем случае — серьезная разбалансировка иммунной системы, не один месяц в больнице. В худшем… — Влад замолчал.

— А что, уже были такие примеры? — при всей тревожности обнародованных Рощиным постулатов их истинность все же представлялась маловероятной.

— У меня статистика есть, Оль, — грустно пояснил Влад. — Друг мой старый командует здесь неподалеку воинской частью. Солдатики, сама знаешь, какой народ. Медом не корми, дай что-нибудь на камне написать, особенно когда дембель на носу. Так вот, из тех, кто лишайники сдирал, шестнадцать человек за три последних года, ни одного в живых уже нет…

— А от чего умерли?

— Кто-то стал ориентацию терять, под машину угодил, трое таких. Кто-то, двое, ни с того ни с сего суицид совершили. Остальные умерли в больницах. Симптомы — будто последняя стадия СПИДа, хотя вируса у них не нашли. Врачи так и не поняли, отчего отказала иммунная система. Причем все погибли в течение первого года после дембеля. Вот так. А сколько тут в госпиталях померло — не счесть! То на радиацию грешат, то на спиртное…

— Слушай, — девушка снова вскочила, теперь уже от вдруг нахлынувшего ужаса. — Так спасти-то человека можно? Чего мы сидим?

— Нет, Оля, спасти человека нельзя. — Рощин тоже встал. — Остается надеяться, что зацепило его не смертельно. Собственно, это будет ясно уже скоро.

— Влад, давай отправим его в город! Все-таки, отец — вице-губернатор, может, что-то придумают!

— Ну да, — горько усмехнулся Рощин. — Попробуй, скажи этому вице, а еще лучше — врачам, про феромоны. Хотел бы я на тебя посмотреть… Пойдем. Его лучше сейчас не трогать, если что и поможет, то те же феромоны и здешний радоновый фон. Ну и еще — сейды…

— Не может быть, чтобы противоядия не существовало! — Ольга не могла смириться с неожиданным и жестоким приговором. — Должно быть!

— Знаешь, я сам не очень в это верю, потому что примеров не знаю, но чисто теоретически, если кто и может помочь, так только экстрасенс. И то не обычный, а настоящий доктор-биоэнергетик, который обладает мощнейшим биополем. Таким, чтобы подавить эту атаку.

— А в Мурманске такие есть?

— Есть один. Саша Васильев. Но где он сейчас — не знаю.

* * *

Федору стало хуже. Это было заметно с первого взгляда. Лицо паренька пылало нездоровым, с синевой, багрянцем, он то и дело прикладывался к бутылке с водой, делая жадные лихорадочные глотки. Сидевший рядом Макс поминутно мочил в бассейне тряпку, прикладывая к его лицу.

— Ну что, Федя, как ты? — опустился рядом с ним на корточки Влад.

— Нормально! — через силу улыбнулся тот. — Минут пять еще посижу, и пройдет.

— Макс, его надо в машину и в город! — тихо шепнул Барту Рощин. — Оля, собери тут все. — Попросил он, показывая на раскинутую клеенку с остатками еды.

— Оль, щелкни меня рядом с этим, глазастым! — тут же влез единственный остававшийся веселым в компании оператор.

Славина хотела было на него прикрикнуть да вовремя остановилась: он ведь ничего не знает, вот и веселится…

— Давай, только быстро! — перехватила она протянутый Сергеем цифровик.

С явным удовольствием подпрыгивая по мягкому мху босыми ногами, Серега тут же оказался у серой величественной громады недалекого сейда. Дурашливо изогнулся, похлопал по боку каменной махины:

— Ну, сейдик, улыбнись! Оль, как мы смотримся на пару?

Ольга, практически не глядя в объектив, щелкнула кнопкой.

— Все? Спасибо! — Оператор еще раз игриво шлепнул сейд. — Сделаю метр на метр, повешу в студии, пусть завидуют!

Он снова подпрыгнул, пытаясь сразу попасть на пуховку мха, лихо приземлился на одну ногу и…

— А-а-а! — заполошный крик боли просто взорвал сонную тишину плато.

— Что? — Ольга метнулась к оператору. Туда же бросились Влад с Максом.

Серега стоял на одной ноге, схватившись за икру другой, подогнутой, и громко скулил от непереносимого страдания. Из подошвы, самого уязвимого ее места, пропоров ногу насквозь ровно посередине, торчал сучок. Видно, Серега приземлился на него, торчащий из земли, всей своей массой.

— Ну что, попанибратствовал с сейдом? — зло и тихо спросил Рощин.

— Да заткнись ты! — скривившись от боли, крикнул Серега. — Мистика твоя уже вон где сидит!

— Слушай, ты, телезвезда сраная, — вдруг подошел к самому его лицу молчавший до сих пор Макс. — Сам заткнись. И только посмей еще что-нибудь такое выкинуть. Я тебя лично с сопки вниз башкой спущу!

Серега, пораженный неожиданной грубостью чересчур сдержанного и деликатного Барта, удивленно замолчал.

— На, — сунул ему в руки какой-то небольшой флакончик Влад. — Сам себя оперируй!

— Оль, — жалобно заныл оператор. — Ну, чего все на меня напали? Как я сам? Помоги, а?

— Вытаскивай сучок, я обработаю рану, — пожалела его коллега. И отвернулась, чтобы не видеть процесс извлечения деревяшки.

Серега крякнул, взвыл. Дрожащим голосом попросил:

— Оль, давай перекись.

— Ходить-то сможешь?

— Попробую! — Серега сделал шаг, охнул. Виновато уставился на девушку.

— Что?

— Оль…

— Ясно.

— Влад, что делать будем? — отозвала девушка Рощина. — Федор чуть дышит, Сергей не может идти…

— Черт! — выругался Влад. — И надо мне было с вами связываться! Возвращаться надо, вот что.

— Как возвращаться? — Ольга оторопела. — А активация? Программа-то уже в плане стоит! Я ведь ради этого приехала…

— Какая активация? — сухо поинтересовался подошедший Макс. — До города бы теперь живыми добраться… Вы что, не видите, что с парнем происходит? Вот-вот сознание потеряет!

Глотая неожиданные обидные слезы, Ольга запихивала в свой рюкзачок вещи.

— Оль… — нарисовался сзади оператор. — Оль, прости…

— Иди отсюда, видеть тебя не могу! — в сердцах выкрикнула Славина. — Сначала эти чучела рыжие, теперь ты. Все насмарку!

— Оль, — Серега виновато топтался, не уходя. — Я чего подумал… Давай я за руль сяду. Федора в город отвезу, а вы останетесь, активацию снимете. Ты же лучше меня это можешь…

А что, — подумала Ольга, — это мысль! Сколько там до двенадцати? Часа три? А потом их заберет вертолет. Шубин обещал. А снимать она и вправду не хуже профессионального оператора может. Не раз доказано.

— Влад, — дернула она за рукав зло бормочущего что-то себе под нос Рощина. — Послушай…

Владу идея понравилась. Главным образом тем, что два этих… не будут больше путаться под ногами.

— Макс, — позвал он. Изложил только что созревший план.

— И думать забудь, — мрачно отреагировал Барт. — Мне кажется, случайностей на сегодня хватит. Или ты действуешь по принципу: «Бог любит троицу»? Поехали в город. Следуя твоей же теории, сейды нас сегодня не приняли.

— Не нас, — серьезно ответил Рощин. — Сейды — они коллективный разум не признают и наказывают строго индивидуально. За дело. Не хочешь — не надо. Оль, — повернулся он к Славиной, — вдвоем со мной пойдешь?

— Рощин, ты маньяк, — холодно резюмировал Максим.

Ольга же лишь энергично затрясла головой, соглашаясь.

— Так, не будем терять время! — распорядился Влад. — Спускаемся, провожаем сирых и убогих. — При этом он внимательно поглядел на вроде бы воспрявшего Федора. По крайней мере, с лица последнего исчез синюшный оттенок, и дышал он, кажется, ровнее. — А потом мы, Оленька, с тобой как влюбленная парочка пойдем гулять по ночным сопкам под ярким незакатным солнышком…

* * *

Спускались путешественники вдвое дольше, чем поднимались. Серега отчаянно хромал, подвывая при каждой попытке наступить на больную ногу, и Славиной приходилось то и дело протягивать ему руку помощи, в которую он немедленно, как жадный комар-кровосос, вцеплялся, тут же норовя переложить на хрупкие Ольгины плечи значительную часть тяжести своего нехилого тела.

— Серега, не наглей! — пыталась урезонить его поползновения девушка, но оператор тут же принимался жалобно кряхтеть, и Ольга сдавалась. Остолоп, конечно, но все равно — жалко…

У Федора дела были реально хуже. Неведомая хвороба терзала его волнами, то накатывая, заставляя впадать в резкий частый озноб, то отступая, чтобы дать возможность передохнуть и отдышаться. Сначала Рощин и Барт вели его вдвоем, поддерживая под локти, потом Макс перекинул на плечи Влада свой рюкзак, крепко обхватил парня и вел его, едва давая касаться ногами почвы, неся почти на руках, особенно когда чувствовал, что Федора снова накрыла болезненная, выматывающая волна немочи. Влад даже удивился такому откровенному и действенному сочувствию. За несколько лет знакомства столь участливым и заботливым он видел холодного и расчетливого Барта впервые.

Через последнее болотце, перед леском, где стояла машина, Макс перенес Федора на руках.

Джип приветливо мигнул, открываясь. Рощин туго перевязал стопу Сереге: на педали не так больно жать будет.

— Постой, — сообразила Ольга. — Так Макс же с ними едет! Он и поведет. Это, все-таки, надежнее.

— С чего ты взяла, что я еду? — холодно поинтересовался Барт.

— Что значит, с чего? — недоуменно переспросила Ольга. И тут же уловила такой же непонимающий взгляд Рощина.

— Раз вы остаетесь, я — с вами, — спокойно проинформировал Барт. — Ребята сами доедут, только надо его отцу, — он кивнул на Федора, — позвонить, чтобы у въезда в город их уже «скорая» ждала.

— Да, позвонить надо, — раздумчиво проронил Рощин. — И не только по поводу «скорой». Главное, чтоб слушать стал, чтоб орать сразу не начал, с него станется.

Оператор уже забрался в кабину, туда же общими усилиями усадили вновь покрасневшего и разгоряченного внутренним жаром Федю. Сергей вставил в замок ключ, повернул. Джип не отозвался. Никоим образом. Телевизионщик попробовал еще раз — тот же эффект.

— Что за черт? — подошел Влад. — Ну-ка, дай я.

— Пожалуйста, — оператор сдвинулся на просторном сиденье.

Рощин решительно влез в джип. Так же решительно крутанул ключ. Не мигнула ни одна лампочка, не загорелся ни один датчик, не появился ни иной один звук, кроме легкого щелчка самого ключа. Большая красивая новая машина демонстрировала полную невменяемость.

— Аккумулятор? — сам у себя спросил Влад. И сам же себе ответил: — Похоже. Других причин не вижу.

— Аккумулятор? — переспросила Ольга, слышавшая, как Рощин «тихо, сам с собою»… — Мы же сюда почти полтора часа ехали, даже если он вдрызг разряженный был, так и то успел бы подзарядиться.

— Да нет, аккумулятор новый, — тяжело дыша, сказал Федор. — Он не мог разрядиться…

— Здесь — мог, — задумчиво сказал Влад. И добавил странную фразу: — Значит, сейды лечить не будут…

Ольга собралась было спросить, что означают последние загадочные слова Рощина, но тут Федор странно хрюкнул и потерял сознание.

— Что стоите? — зло осведомился Макс. — Звоните его отцу!

— Отсюда не позвонить, — искоса взглянул на него Влад. — Здесь каньон, зоны нет, надо по шоссе метров семьсот топать и там, с сопки… Я пошел. А вы тут присмотрите за ним.

— Я, пожалуй, попробую остановить какую-нибудь машину на дороге, — не сводя глаз с тяжело дышащего Федора, сказал Барт, когда Рощин уже скрылся из вида. — Время очень дорого…

И тоже ушел. А Ольга осталась с двумя немощными мужчинами — в качестве единственной надежды и опоры. В джипе, изрядно нагревшемся на солнце, было невыносимо душно. По лицу оператора ручьем лил пот.

Каково же тогда Федору с его-то жаром? — ужаснулась Ольга.

— Серега, давай вытащим его из машины в тень, — обратилась она к коллеге. — Пока он у нас не сварился!

Когда они, пыхтя и отдуваясь, пытались извлечь из раскаленной кабины тяжелого Федора, парень открыл глаза.

— Ой, Федя, пришел в себя! — обрадовалась Славина. — Ты не пугай нас так больше, ладно? Давай попробуем перебраться в тень, поближе к водичке, пока помощь не придет.

Видно, на слова у Федора сил не осталось вовсе. Он лишь попытался, насколько мог, облегчить долю товарищей: попробовал встать и сделать пару шагов, после чего вялым мешком повис на плечах Ольги и Сергея.

Мелкий тихий ручеек тек совсем рядом, за ближними березками, скрытый от тропинки высокими розовыми зарослями иван-чая.

Федора осторожно опустили в траву прямо у воды, прислонив к корявому стволу неказистого деревца. Серега присел рядом. Судя по его лицу, на котором определенно читалось едва сдерживаемое желание застонать, раненая нога болела сильно. Ольга извлекла из рюкзачка тонкую хлопчатобумажную фуфайку, которую сняла, спасаясь от жары, еще там, наверху. Примерилась, рванула рукав, следом — второй. Моментально намочила в прозрачной холодной воде обе образовавшиеся тряпки, одну сунула Сергею, второй бережно стала вытирать пот с лица Федора.

* * *

Стремительный серебристый «крайслер» с тигриной мордой на капоте несся по загородному шоссе. Иван, оператор местного телевидения, сразу же, как только сел в машину, познакомился с симпатичной Аленой, и всю дорогу они весело болтали. Васильеву это было только на руку, в преддверии июльского полнолуния всегда есть о чем подумать. Тем более перед таким событием: ему, наконец, удастся поприсутствовать при работе Рощина. Конечно, они очень давно были знакомы, но области знаний, которые они исследовали, настолько отличались друг от друга, что, соответственно, диаметрально отличались и выводы, к которым они приходили в процессе осмысления одних и тех же явлений.

Рощин гораздо больше преуспел в изучении сакральных тайн Кольского полуострова. Он мог произвести, и Васильев это знал, настоящий обряд Сейда, он мог активировать тысячелетиями спавший камень и заставить его отвечать на вопросы людей. И, конечно, эта рощинская активация, основанная на точнейшем и глубочайшем знании источников, заметно отличалась от тех попыток, которые предпринимали местные эзотерики, вдохновляемые бессмертными идеями Рериха и Блаватской. У них, как они ни старались, ничего дальше простейшего пьезоэффекта не шло.

Васильев, впрочем, не очень об этом горевал: сейды и все, им сопутствующее, были для него прикладной отраслью знаний. Основная его работа, его предназначение заключалось в другом — помогать людям. Излечивать их. И древние сейды, их мощь, их возможности, как раз и нужны были Васильеву для достижения этой цели. Интуитивно он понимал, что эти неказистые с виду камни таят в себе огромный заряд энергии, который очень помог бы ему, Александру Васильеву, в лечении людей.

Собственно, главное отличие ученого Рощина от эзотерика Васильева заключалось в том, что изыскания первого были направлены на расширение знаний по истории края и планеты, а работа второго — на расширение знаний в области практической магии. Поэтому сегодня, Васильев очень на это надеялся, Рощину придется работать при нем. И он сможет, наконец, понять, в чем же он, Александр Васильев, ошибался. Выражаясь языком примитивным, Васильев просто надеялся подсмотреть приемы, которыми пользовался Рощин.

Об этом он сейчас и размышлял.

Они были в пути уже больше часа, почти половину положенного на дорогу времени. Конечно, гораздо проще было бы въехать на ту самую отворотку, где всегда начинал свой путь Рощин, но это было бы слишком в лоб. Поэтому следовало увеличить путь еще на полчаса, чтобы подойти к каменному городу с противоположной стороны, откуда Рощин ни их, ни кого другого ждать просто не мог. К тому же дорога к центру каменного города с той стороны практически не просматривалась, и «засечь» их группу представлялось практически нереальным.

Вывернув на самую высокую часть плато, «крайслер» пронесся по округлому зигзагу, оставив позади какую-то одинокую фигуру на самой вершине гряды. И только через несколько секунд, когда ни человека, ни самой гряды не было видно, Васильев сообразил, чем именно привлек его внимание этот одинокий путник: Влад! Это был именно он!

Отлично! — похвалил себя Васильев. — Значит, Рощин здесь! И никуда не уходит. А на дорогу, скорее всего, вышел, чтобы позвонить. Потому что, Васильев это твердо знал, следующая зона покрытия просматривалась только с вершин каменного города, а туда они, наверное, еще и не поднимались. Значит, он все рассчитал правильно!

* * *

Шубин долго не отвечал, и Влад начал нервничать. Наконец, телефон отозвался. Голос Шубина донесся очень издалека, будто по плохой рации.

— Миша, это Рощин. У нас проблема.

— А когда у тебя нет проблем? — язвительно отозвался Шубин. Эту язвительность не могли скрыть даже телефонные помехи.

— Миша, срочно нужен вертолет, — не отреагировал Рощин.

— Вертолет будет около полуночи, как и договаривались.

— Ты не понял. Он нужен сейчас, срочно. Федору плохо.

— Что? — не понял Шубин. — Какому Федору? — Тут же сообразил. — Федьке? Моему? Что с ним?

— Он без сознания.

— Что случилось? Я с ним разговаривал час назад, все было хорошо. Не молчи! — крикнул он, продираясь сквозь помехи. — Влад!

— Миша, он сорвал лишайник…

— Слушай, Рощин, брось свои штучки! — угрожающе произнес Шубин. — Я сейчас очень занят, ты же знаешь, я не в городе… И мне не до твоих бредовых идей! Этих лишайников — на каждом камне! А твоя любимая песня про феромоны…

— Шубин, — перебил его Влад. — Твой сын умирает.

— Что? — И трубка замолчала. Когда вице-губернатор заговорил снова, в его голосе совершенно не было эмоций. Лишь отстраненная деловитая сухость. — Где вы сейчас? На сопке?

— Мы спустились к машине, но она не завелась, сел аккумулятор. Высылай вертолет. Он сможет сесть прямо на шоссе. Феде хуже с каждой минутой.

— Хорошо. Врачи… Кто из врачей нужен? Хирург? Кардиолог?

— Полностью реанимационная бригада. Но они смогут только поддержать. Найди Васильева, ты знаешь, того самого, экстрасенса. Помочь способен только он.

— Он в Мурманске?

— Не знаю. Достань его из-под земли.

— Влад… — Шубин замолчал. Более тоскливого и обреченного молчания Рощин в своей жизни не слышал. — Скажи мне правду, что случилось? Только, — вдруг сорвался на крик он, — не пори больше чушь про лишайники! Он выживет?

— Шубин, ты уже должен искать Васильева, — отрезал Рощин.

Ответить на вопрос высокопоставленного абонента он не мог. Потому что не знал ответа.

* * *

Максим вышел на дорогу. Светлая лента асфальта весело сверкала под солнцем, просторная и совершенно пустая. Ни в ту, ни в другую сторону машин практически не было. За несколько минут ожидания мимо отчаянно голосовавшего Барта на полной скорости пронеслись две белые девятки, даже не притормозив.

Нервно меряя шагами ширину дороги, Макс вглядывался в ту сторону, куда ушел Рощин. Сколько можно ждать? Парень погибает на глазах! Конечно, он, Максим Барт, не хуже Рощина был осведомлен о бесчеловечной силе феромонов и их способности, обороняясь, уничтожить любой чужеродный и агрессивный организм. Но их действие наяву Барт видел впервые. И это действие ужасало. Макс посмотрел на часы: с того момента, как он отошел от машины, прошло уже десять минут!

Наконец в густом воздухе снова возник давно ожидаемый звук — автомобиль! Еще толком не понимая, откуда идет шум двигателя, мужчина выскочил на самую середину дороги и остановился, вглядываясь против солнца. Он решил, что не сойдет отсюда, с этой серединной линии. Даже под угрозой собственной жизни, но он заставит остановиться эту, единственную за десять минут, машину!

Вот на горбе асфальта ярко вспыхнуло сияние стекол — автомобиль перевалил хребет и теперь приближался прямо к Максу. Барт расставил пошире ноги, уперся ими в тугой асфальт, словно пытаясь врасти в него навечно, раскинул руки, будто собирался ими поймать в объятия приближающуюся легковушку.

* * *

Васильев издали, с вершины дороги, увидел странно растопырившуюся на асфальте фигуру: что за ерунда? Пьяный? Но здесь, между двумя закрытыми военными гарнизонами, посторонних не бывает! Сумасшедший? Эти, как раз, время от времени тут объявляются, как черт из табакерки, выныривая из моря окрестных сопок. Но те обычно носятся по обочинам, не понимая, где они, и что с ними произошло. Этот же стоял прямо посередине дороги, всем видом показывая, что намерен остановить автомобиль. Можно, конечно, его просто объехать, проскочив, справа или слева. Но кто его знает, что у него на уме? А если это самоубийца, который только и ждет, когда машина вильнет в сторону, чтобы броситься под колеса? Здесь, рядом с Сейв-Вэром, еще и ни с таким можно столкнуться…

«Крайслер», взвизгнув, затормозил буквально в метре от странного мужика. Тот даже не шелохнулся.

— Родной, тебе жить надоело? — высунувшись в окно, поинтересовался Васильев.

— Простите, у меня просто не было другого выхода, — наконец ожил тот. — Там — машина, человеку плохо, а аккумулятор сдох.

— Какая машина?

— Джип.

— Ну, а чем я помочь могу? Мне джип не вытянуть, тем более из низины.

— Я понимаю, — мужик заторопился, опасаясь, что «крайслер» уедет. — Может быть, заведем от вашего аккумулятора? Две минуты! — Почти выкрикнул он. — Парню плохо, понимаете?

Васильев колебался. Останавливаться здесь, за десятки километров от жилья, на пустынной дороге… Снимать аккумулятор… Это надо быть полным идиотом!

— Мужик, ну что, мне на колени перед тобой встать? — не дал ему опомниться встречный. — Помоги! Ну, ты же не один, чего бояться?

Васильев «включил» свою интуицию. Прислушался. Нет, ему ничего не угрожало. А вдруг, и правда, там кому-то плохо?

— Хорошо, — и он легко выскочил из машины. Не помочь, особенно когда тебя просят… — Ребята, подождите меня, я скоро, — бросил он воркующим в салоне Ивану и Алене.

Съезжать же с дороги, чтобы оказаться ближе к неведомому джипу, он не стал. На всякий случай.

Вдвоем со странным мужиком они быстро сняли аккумулятор. Рысцой спустились по знакомой отворотке.

Вот нормально, если там окажется авто Рощина! — отчего-то подумал Васильев. Эта мысль его даже повеселила. Но машина оказалась иной. Новехонький вишневый «ландкрузер», вылизанный, чистый, сверкающий никелем и хромом.

Людей рядом с машиной не было. Похоже, это удивило и спутника. Он недоуменно покрутил головой.

— Вы где?

— Здесь, в тени у ручья, — отозвался мелодичный женский голос.

— Давай!

Васильев поставил аккумулятор в гнездо, накинул контакты.

— Не боишься, что электроника погорит? — спросил у хозяина «ландкрузера».

— Да хрен с ней, с электроникой, — отмахнулся тот, — не до того! Починим!

Прыгнул в кабину, повернул ключ. Мотор ровно и мощно загудел.

— Спасибо!

В обратном порядке они проделали манипуляции по изъятию аккумулятора. Донесли его до места постоянной прописки. Установили.

— Сколько я должен? — полез в карман «ландкрузер».

Васильев улыбнулся:

— Оставь на починку! — сел в машину, тронул ключ зажигания. — Удачи!

Через пару секунд даже дымки от серебристого автомобиля с тигром на капоте на дороге не осталось. Солнце, чистый асфальт, зеленые сопки.

Впрочем, Максим Барт такой мелочи, как тигр, совершенно не заметил.

А Васильев себя похвалил. И было за что: помочь нуждающемуся — святая обязанность любого человека, тем более — эзотерика, тем более — экстрасенса.

Эх, — вдруг вспомнил он, — надо было посмотреть, что у них там за больной, может, требовалось поддержать энергетически? А с другой стороны, первую заповедь: «Не просят — не суйся» — нарушать негоже. А его никто не просил.

Настроение было превосходным. Пока все складывалось хорошо. И доброе дело, которое он только что совершил, непременно предвещало удачу!

— Сань, ну чего там? Завели машину? — наконец отвлекся от симпатичной спутницы телеоператор.

— Завели, чего ж не завести? — добродушно улыбаясь, проинформировал Васильев. Ходу до места оставалось минут двадцать…

* * *

— Отец, это я. Я уже на месте, здесь все готово, но мне нужно срочно вернуться в город.

— Зачем? Что за спешка, Мартин? Твоя контора не может прожить без тебя несколько часов? Значит, ты не встретишь нас на месте?

— Нет, отец. Я должен быть в Мурманске, срочно. У меня неприятности.

— Какие неприятности, Мартин? О чем ты? Сегодня — великий день. Сегодня ты должен сменить меня.

— Я успею, отец. Я постараюсь. Дело в том…

— Молчи. Я ничего не хочу слышать. Грэтхен и все остальные на месте?

— Да, на аэродроме. Они ждут тебя.

— Я уже подъезжаю. Через семь минут буду у КПП.

— Отец…

— Я же сказал, что не хочу слышать о твоих глупых делах. К началу ты должен быть на месте.

— Я буду, отец.

— У тебя три часа. Начнем в полночь и ни минутой позже! Ты должен успеть. Даже если случится конец света.

— Я понял, отец.

Шубин несколько секунд послушал короткие гудки в трубке мобильника. Вздохнул, набрал новый номер.

— Срочно найдите мне Васильева. Нет, Александра. Экстрасенса. Откуда я знаю, где? Хоть под землей! Срочно. И доставьте в областную больницу. По пути пусть свяжется со мной. Я жду. Нет, никого другого не надо. Только Васильева.

* * *

Макс вырулил на дорогу и погнал наверх плато. Рядом сидел притихший Сергей. Сзади Ольга обихаживала, не давая забыться в беспамятстве, несчастного Федора.

Солнце, уже успевшее немного опуститься, теперь висело точно над лентой асфальта, заставляя ее сиять и бликовать до слез в глазах. Обзор был очень плохим, и Макс боялся проскочить мимо Рощина, который, наверняка, уже спешил им навстречу, возвращаясь обратно.

Он бы и пропустил, если бы не Ольга: невозможно было при таком немыслимом свечении следить за изгибами дороги, чтобы не съехать под откос и одновременно озирать окрестности.

— Макс! Мы Влада проехали! — вскрикнула вдруг Славина.

Барт резко остановился, благо скорость была невысокой, и тут же увидел, как с обочины, призывно маша руками, к ним несется Рощин.

— Машину завели? Молодцы! А Шубин вертолет обещал. Надо позвонить, сказать, чтобы летчик нас на дороге ловил!

Он быстро пощелкал кнопками. Послушал аппарат.

— Абонент недоступен. Что делать?

— Что-что, — раздраженно ответил Барт. — Садись в машину, поехали. С дороги еще позвоним.

— Нет, вы тогда езжайте, а я вернусь, вертолет подожду. Шубин сказал, что он не в городе, кто знает, когда он теперь на связи образуется. А летчик будет там куковать до второго пришествия. Я уж лучше дождусь, да за вами отправлю. Так быстрее будет.

— А потом что? — подозрительно спросил Барт. — На вертолете вернешься?

— Да нет, пожалуй. Какой с меня прок? Я же не доктор. Все, что надо, я Шубину уже сказал. Останусь, раз уж приехал. Полнолуние июльское — штука особенная. Езжайте. Обо мне беспокоиться нечего.

— Рощин, не дури, садись в машину! — Макс явно злился. — Хватит на сегодня приключений.

— Влад, — выскочила на дорогу Ольга. — Я остаюсь с тобой! С меня тоже толку мало. Ребята сами доедут! — Она вытянула из салона свой рюкзачок. — Феде, вроде, полегче стало. Тем более что его отец встретит.

— Слушайте, вам не кажется, что нам надо уехать отсюда всем вместе? — недобро поинтересовался Барт, тяжело вылезая из машины. — Ольга, ну ты-то хоть этого сумасшедшего останови!

— Макс, езжай! — улыбнулась девушка. — Ну, пойми, я — журналистка! Я сюда за этим приехала! И потом, вдруг моих практикантов совесть замучает, и они сюда примчатся к полуночи?

— Оль, может, в самом деле, с ними поедешь? — неуверенно спросил Рощин. — Вы и так уже много наснимали. А активация — неизвестно, получится или нет… Да и подопечных своих тебе надо не здесь, а в городе искать.

— Нет, Влад, я с тобой, — отрезала Славина. И всем, кто это слышал, стало ясно, что спорить с ней бесполезно. Просто не услышит.

Рощин тяжко вздохнул, то ли искренне, то ли деланно — дескать, подчиняюсь грубому нажиму…

Они быстро зашагали в ту сторону, откуда только что приехали. Джип сзади них взревел и мгновенно скрылся за горбом дороги.

— Оль, у нас времени — куча, — довольно сказал спутник. — Сейчас дождемся вертолета — и в сопки. Знаешь, я решил, что на Вещун мы сегодня не полетим. Незачем. Да и Шубину теперь не до нас. Я тебе здесь, рядом, такое место покажу! Недавно открыл. Настоящий скальный лабиринт. И так замаскирован, что даже я, который тут на пузе все исползал, нашел его совершенно случайно. Он начинается с такой пещеры… — Влад мечтательно причмокнул губами. — Чистенькая, будто вылизанная, если б не сам ее обнаружил, точно бы подумал, что там чье-то пристанище тайное! Стены гладкие, словно отшлифовал кто… Мне кажется, она там такая не одна, но дальше я пока не обследовал, там скалы, обрывы — не пройти без альпинистского снаряжения. Массив целый. И что самое интересное, ни с одной стороны этого участка не видно. Знаешь, как обманка, от посторонних глаз скрытая. Но тут таких полно, удивляться нечему.

— А сейд-то активировать будешь? — замирая, задала Ольга более всего занимавший ее вопрос.

Рощин довольно засмеялся.

— Слушай, мне очень нравится, что ты тоже заболела этой болезнью!

— Какой?

— Исследовательской. Сейды, они удивительным свойством обладают. Некоторых отпугивают раз и навсегда, а некоторые влюбляются в них на всю жизнь. Причем, как правило, взаимно.

— Ну, и к каким же я отношусь? — полюбопытствовала Славина, втайне, конечно, надеясь, что Рощин тут же уверенно скажет: «К последним».

А Влад посмотрел на нее очень внимательно и раздумчиво ответил:

— Не знаю пока. Это совсем скоро ясно будет. Вы с Серегой сегодня много натерпелись. Вот скоро и выясним, кого сейды отталкивали — вас обоих или одного Сергея.

— А как мы это выясним?

— Сама увидишь, — многозначительно улыбнулся Рощин.

— А как мы обратно?

— Так вертолет же прилетит, и мы вместо Вещуна маханем на нем в Мурманск. Так что управимся быстрее, думаю, часа в два ты уже будешь сладко спать в чистой постельке. — Судя по всему, настроение ученого после значительного сокращения числа участников экспедиции было превосходным!

— Если бы еще мои близнецы объявились, — вздохнула Славина. — Не могу никак от тревоги избавиться. Все кажется, что с ними что-то случилось.

— Да не дергайся! У нас тут тихо.

— Ну да, — хмуро улыбнулась девушка. — Я уже заметила. Слушай, а что это за дорога такая странная? — вдруг остановилась она.

На противоположной стороне узкого шоссе виднелась грунтовая отворотка. Ухоженная, накатанная, она выглядела вполне заманчиво, если бы не одно «но». Въезд на нее преграждал полосатый шлагбаум, укрепленный на двух мощных бетонных столбах. Такие же столбы виднелись вдоль дороги дальше, насколько мог охватить глаз, а между столбами, туго натянутая, серебрилась на солнце мелкоячеистая металлическая сетка. Эта сетка и превращала обычную с виду проселочную дорогу в некое подобие странно мрачного, даже на этом ярком солнце, тюремного коридора.

— О! — тоже остановился Влад. — Это одна из загадок, которые мне пока не удалось разгадать. Одно радует, что возрастом помоложе сейдов будет.

— Расскажи! — попросила Ольга. — Интересно.

— Обратила внимание на линию электропередач?

— Нет, а что?

— Ну, посмотри внимательно, что необычного?

— Не разбираюсь я в этом, — призналась девушка. — Совершенно! Чего-то провода больно толстые, нет?

— Умница! — обрадовался Рощин. — А говоришь — не разбираешься! В этом весь фокус! Линия над дорогой — двенадцать тысяч вольт. Сама дорога ведет в тупик.

— Как это? Такая охраняемая дорога — и в тупик?

— Да вот так, — подтвердил мужчина. — Длина — десять километров от шоссе. По всей длине огорожена вот этой сеткой. Сетка — под током. А в конце дороги — тупик. Просто скала. И электричество уходит в эту скалу. В скале — одна-единственная узенькая дверь. И никто ни разу: ни я, ни кто другой, грибники там, или ягодники, или военные, которых тут видимо-невидимо, — никто ни разу не видел, чтобы по этой дороге кто-нибудь шел или ехал, и чтобы та дверь в скале открывалась.

— И что это значит? — Ольга во все глаза глядела на Рощина, ощущая, как по спине ползут щекотливые мурашки, всегдашние предвестники того, что она находится в двух шагах от захватывающей тайны.

— Эх, Оля, если б знать. — Рощин снова обернулся на оставшуюся позади странную грунтовку. — Что любопытно, на карте эта дорога есть, и точно так же упирается в тупик. И этот тупик обозначен одним словом: «Бараки».

— И что, никто ничего не знает? Ну, а твои друзья — военные?

Рощин покачал головой, дескать, никто и ничего. Помолчал немного и, когда они уже подходили к месту недавней стоянки, вдруг сказал:

— Только однажды за все время я услышал одну-единственную версию об этом месте. И то…

— Ну, расскажи! — Ольге, действительно, не терпелось.

— Да уж больно источник сомнительный, — улыбнулся Влад. — Наркоман.

— Наркоман? — Ольге стало еще интереснее.

— Правда, он не всегда был наркоманом, я его знал в другие времена, когда он в школе учился, потом Баумановку закончил. Физик, причем, насколько я понимал, очень неплохой. Когда мы встречались, он никогда не говорил, где работает. Мол, так, на одном военном объекте. Ну, у нас тут, сама понимаешь, военных объектов больше, чем грибов в лесу в урожайный сезон, я и не удивлялся. Потом он куда-то исчез. А лет пять назад мы совершенно случайно встретились в Коктебеле.

Рощин надолго замолчал, будто заново переживая ту встречу. Ольге очень хотелось узнать, что же было дальше, но, искоса взглянув на спутника, она поняла, что торопить его сейчас нельзя. Они уже свернули на знакомую отворотку, где трава на поляне еще хранила следы их джипа. Влад сбросил рюкзак, сел, показал Ольге на место рядом.

— Он был под кайфом, очень обрадовался нашей встрече, сказал, что много лет не общался с земляками. Сознательно не общался, не хотел никого видеть…

— Потому что колоться стал? — сообразила Ольга.

— Наоборот. Он и колоться начал для того, чтобы не думать о том, что знал. Так сказать, убегал от действительности. Вот он-то мне и рассказал, что работал на каком-то сверхсекретном объекте, в центре управления системой тектонического оружия.

— Какого оружия? — не поверила своим ушам Ольга.

— Тектонического, — повторил Влад. — Он десять лет проработал в этом центре. И по его словам, там сконструирована и постоянно поддерживается в рабочем состоянии сложнейшая система наблюдения за геомагнитными процессами, происходящими в земной коре, за ее состоянием и изменением, за движением тектонических плит, составляющих континенты. Вроде, именно отсюда, с Кольского полуострова, можно вызвать глобальную катастрофу в любом уголке Земли. От урагана над Америкой до цунами в Австралии. Причем — нажатием одной кнопки.

— Влад… — потрясенно ахнула Ольга. — Разве такое в принципе возможно?

— Вот именно — в принципе. В принципе — да. Земля — единый организм, и самый незначительный сдвиг тектонических плит в одной ее части может привести к непредсказуемым катаклизмам в другой, за сотни тысяч километров. Вернее, я так раньше считал, что к непредсказуемым. А этот парень мне очень уверенно объяснил, что все предсказуемо. Более того, запланировано. Вот как раз вроде бы после одного планового эксперимента он не выдержал и ушел.

— И его что, просто так отпустили?

— Нет, конечно. Как у нас водится, через психушку. Но он и этому счастлив, потому и спрятался от людей в горах на долгие годы…

— В смысле? — Ольга не поверила своей страшной догадке.

— В смысле, хорошо, что вообще в живых оставили. Отправили вначале в психушку, а потом забыли. Чудо!

— Влад, знаешь, я ведь тоже однажды пробовала влезть в эту тему, в две тысячи втором.

— А, это когда грузинские зеленые скандал на весь мир подняли?

— Ну да. Тогда, насколько я помню, землетрясение выглядело очень странным. Очень необычная череда толчков, причем самый сильный, шесть баллов, кажется, был в самом Тбилиси, а потом еще серия — где-то толчков сто.

— Да, я тоже это помню, тогда все свалили на Эшерскую сейсмическую станцию, которая находится в прямом подчинении нашего Генштаба. А именно там еще в советское время работали над созданием тектонического оружия. Но самое интересное не это! Грузины тогда открыто заявили, что есть прямая связь между самыми сильными землетрясениями на Кавказе с обострением политической ситуации в Грузии, Армении или Азербайджане. Помнится, даже Спитак звучал. Я, знаешь, прикинул: все сходится! В самом деле, самые страшные катаклизмы происходили в периоды национальных бунтов. Можно, конечно, все это списать на Божью кару… А с другой стороны…

— Ты что, думаешь, что это, в самом деле, — тектоническое оружие?

— Думать я могу, что угодно, а вот факты — вещь упрямая, а когда они еще выстраиваются в систему… Помнишь, в том же году, чуть раньше, было страшное землетрясение в Афганистане, пять тысяч человек погибло.

— Ну, — Ольга кивнула. — А какая связь между Афганом и Грузией?

— Никакой. Вроде бы. Но все ученые сошлись в одном: динамика катаклизма была совершенно не характерной для тех мест. А все произошло буквально через несколько дней после того, как Пентагон применил против талибов сверхмощную вакуумную бомбу. Возможно, именно она стала «детонатором» того землетрясения в Афганистане. А взорвана она была в самой глубине скальных пород. Значит…

— Тектоническое оружие?

— Выходит, да. Ведь принцип действия этого оружия в том и состоит, чтобы «расшевелить» земную кору в том месте, где скапливается тектоническое напряжение. А как это сделать иначе, если не взрывом?

— Слушай, но, насколько я знаю, в качестве «запала» всегда рассматривалось ядерное оружие?

— Оль, вакуумная бомба ничуть не хуже! Боже! — Рощин грустно засмеялся и покачал головой. — Сравнивая смертельное оружие, я, историк, говорю, что одна бомба лучше другой…

— И что ответили на это американцы?

— Не пойман — не вор. Ничего не ответили! Прямых-то доказательств нет, так, одни догадки.

— Знаешь, я вот эту версию про вакуумную бомбу впервые слышу, один мой друг, который в Афгане воевал, утверждал, что то землетрясение — это наших рук дело.

Ольга задумчиво наблюдала за мельтешащим перед глазами жуком. Жук пытался утащить за собой сухую травинку. Травинка зацепилась за камешек, и сил жука явно не хватало. Однако он упорно совершал рывок за рывком.

Настойчивый! — подумала Ольга. — Сейчас дернешь сильнее, камешек тебя и придавит… Вот и люди — так же.

— Оль, так что этот афганец-то рассказывал? — вернул ее внимание Влад.

— Перед уходом из Афгана наши в горах оставляли контейнеры с особым грузом. Он считал, что это были боезаряды, которые рано или поздно по чьему-то приказу должны были взорваться. Знаешь, он такую фразу сказал, я запомнила: «Мы уходили, но интересы наши оставались».

— Догадки, догадки… — проронил Рощин. — Хотя… Отчего бы не применить тектоническое оружие? Парочка направленных взрывов, и афганская граница больше с юга непроходима. Дешево и сердито. У нас, на Кольском полуострове, в Апатитах, районе предельно сейсмически спокойном, как-то произвели технологический взрыв. Породу пустую иным способом убрать не могли! Кончилось землетрясением.

* * *

Светлобрюхий пятнистый МИ-24, угрожающе опершись на бетонку тремя мощными лапами шасси, готовился к взлету. Уже заняли свои места в двух прозрачных стаканах кабины летчики, уже задраили двери десантного отсека и откатили низкий решетчатый трап, уже, натужно разгоняя застоявшийся воздух, начал вращаться, с каждой секундой убыстряя темп, пятиконечный гигантский пропеллер. Вертолет качнулся вперед, в стороны и вдруг резко, словно подпрыгнув, оторвался от земли. Минута — и летное поле осталось внизу и позади, а впереди яркой картинкой раскинулась неоглядная тундра — болота, озера, скалы — привычный северный пейзаж.

Люди, сидевшие на жестких деревянных скамьях десантного отсека, облегченно вздохнули: буквально через двадцать-двадцать пять минут лета они должны были прибыть на место. Каждый из восьмерых пассажиров, находящихся на борту военного вертолета, готовился к этому путешествию серьезно и долго. Каждый связывал с ним надежды на грядущее. Каждый полагал действие, которое должно было сегодня произойти, главным в этом году. Восемь человек, сидящие друг против друга в неуютном темном пространстве вертолета, пять мужчин и три женщины, не просто хорошо знали друг друга, они были связаны общим прошлым и общим будущим, короче, общей тайной. Если бы сейчас кто-то из рядовых мурманчан увидел эту серьезную компанию, то непременно решил бы, что присутствует при начале какого-то официального мероприятия. Другой мысли возникнуть просто не могло. Персоны, напряженно молчавшие в вертолете, были известны всей области, потому что принадлежали к ее верхушке.

Поздневечернее солнце, любопытствуя, пыталось заглянуть в кабину летчиков, но снабженное специальными светозащитными фильтрами стекло не пускало ни один яркий лучик дальше внешней поверхности, стремительно отражая все попытки настырного светила.

У пассажиров, где окон не было вообще, тускло горело лишь несколько упрятанных в обшивку лампочек, отбрасывающих на сосредоточенные серьезные лица бледный зеленоватый отсвет, превращающий их в некое подобие бесстрастных гипсовых масок.

— Отец, как вы? — участливо спросила худого старика с прямой, как доска, спиной красивая блондинка средних лет с большими светло-зелеными глазами.

— Спасибо, Грэтхен. Я в порядке, — прошелестел старик.

Однако было видно, что и сам взлет, и нынешний полет он переносит неважно. И без того бескровное, обтянутое пергаментно-коричневой кожей лицо не выражало никаких эмоций, но в выцветше-серых глазах, прикрытых, как от яркого света, тяжелыми красноватыми веками, просматривалось страдание, которое старик изо всех сил пытался скрыть от окружающих.

Женщина взяла в свои ладони костистую большую ладонь старика.

— Отец, если что-то нужно, скажите, у меня с собой все лекарства.

— Грэтхен, — недовольно, почти не поднимая век, произнес старик. — Тебе сейчас нельзя отвлекаться на мелочи. Сосредоточься. Ничто постороннее не должно тревожить твое сознание.

— Я знаю, отец, — блондинка ласково пожала ладонь старика. — Я готова. Главное, чтобы успели Мартин и Фридрих.

— Успеют, — уверенно качнул головой старик. — Я не сомневаюсь.

Блондинка оторвалась от соседа, взглянула на противоположную скамью и коротко, но вполне ободряюще кивнула: мол, все в порядке. Не волнуйтесь. В ответ не прозвучало ни единого звука, но в душном салоне сразу стало значительно свободнее дышать, будто кто-то открыл окно, обеспечивая приток свежайшего, бодрящего воздуха. Похоже, самочувствие колоритного старика волновало в этом отсеке всех без исключения.

* * *

Ольга с Владом медленно прохаживались по поляне. Неспешный шаг вполне соответствовал неспешному разговору. А необозримая, величественная даль тундрового пространства, распростершегося вокруг, поневоле заставляли мыслить не сиюминутными бытовыми мерками, а категориями иного, общечеловеческого масштаба.

— Знаешь, я как раз была в командировке в Грозном, когда по местному телевидению выступил Лечи Хултыгов, их тогдашний председатель Национальной службы безопасности, — вспомнила Ольга. — Он заявил, что ФСБ готовится произвести в Чечне землетрясение, превосходящее по силе спитакское. Я даже название этой операции помню: «Везувий». Никто, конечно, в это не поверил, а двадцать третьего февраля, как Хултыгов и предупреждал, было зафиксировано два подземных толчка. Я потом все же договорилась с ним об интервью, но все что-то мешало, а летом его убили… Знаешь, мне никогда не приходило в голову все эти факты сопоставить. А сейчас… Страшно мне чего-то, Влад! — И девушка жалко улыбнулась. — Мне что-то сейчас слова нашего любимого Жириновского вспомнились про Индонезию…

— Оль, ну ты просто из крайности в крайность… — Влад ободряюще улыбнулся. Уловив реакцию Ольги, он уже, судя по всему, серьезно пожалел, что затеял это теоретическое обсуждение.

— Слушай, Вольфовича не стоит недооценивать. За маской шута и горлопана скрывается очень опытный политик. — Славина серьезно взглянула на собеседника. — Поэтому к его словам, что Россия обладает тектоническим оружием, которое способно погрузить Австралию или Америку за неделю под воду, минимум, на три метра, не стоит относиться, как к пустой болтовне. Это угроза, Влад. Причем, не завуалированная, а прямая!

— Может быть, — согласился Рощин. — Не зря ведь тектоническое оружие называют оружием третьего тысячелетия. Знаешь, что меня поразило? Недавно было обнаружено, что после подземных ядерных взрывов, как и после землетрясений, в земной коре распространяются волны, идущие со скоростью несколько десятков километров в год. И это может длиться десятилетиями!

— Что ты хочешь сказать, что последствия от взрыва, совершенного в восьмидесятом, допустим, году, на Новой земле, могут проявиться через сорок лет, скажем, в Турции?

— Именно. — Влад погрустнел. — Человечество не ведает, что творит. Не факт, что тот, кто сегодня использует тектоническое оружие, сам уцелеет от его последствий.

— Возмездие?

— Да. Причем неотвратимое. Планета Земля такого не прощает…

— Слушай, но ведь если мы с тобой это понимаем, что, ученые этого не знают?

— Знают, конечно. Более того, ты ведь, наверное, в курсе, что работы по созданию такого оружия всегда прикрывались исключительно гуманными целями: якобы, с помощью направленного ядерного взрыва можно будет предупреждать землетрясения. То есть скопилось где-то критическое тектоническое напряжение, маленький взрывчик, и все замечательно — клапан сняли, вредоносный пар выпустили, значит, катаклизм отменяется. Здорово, да? Красиво!

— Красиво, — уныло согласилась Ольга.

— Эту идею усиленно разрабатывал Сахаров.

— Сахаров? Никогда не слышала…

— Да-да. Конечно, все было страшно засекречено. А прекратил он исследования по одной простой причине: понял, что наши военные не преминут воспользоваться его открытием для создания того самого тектонического оружия. Ну, а, получив его в пользование, конечно, не утерпят и непременно организуют парочку землетрясений на вражеской территории.

— Слушай, а когда мы стали это оружие разрабатывать? Именно как оружие? Давно?

— В шестьдесят первом, на Новой Земле, мы испытали самую мощную в мире термоядерную бомбу в пятьдесят миллионов тонн тротила. Вот тогда все и началось. Специально для Хрущева КГБ состряпал фальшивку, якобы перехват рапорта командира американской подлодки. Тот в панике докладывал Сенату, что его субмарина едва не погибла из-за действия ударной волны от какого-то сверхмощного советского взрыва. Дескать, если такие взрывы русские организуют у побережья США, то вся Северная Америка погибнет от цунами. Конечно, Хрущев клюнул! А уж потом, в семидесятых, судя по разведданным, америкосы, как саранча, полезли в океанические разломы со своими сейсмографами. КГБ, ясное дело, расценило это как подготовку к геофизической войне. Понятно, мы тоже полезли в разломы. Мы же всегда готовились к адекватному ответу! И вот тогда, практически одновременно, и мы, и американцы разработали методику, которая позволяла отличать землетрясения искусственные от естественных катаклизмов. С тех пор и идем нога в ногу. В СССР действовала особая военная программа «Меркурий-18». Двадцать два крупнейших научных учреждения Советского Союза трудились над созданием тектонического оружия!

— Так ты думаешь, что мы это оружие все же продолжаем испытывать?

— Увы. Не так давно некий чин проговорился, что в Иркутской области провели целую серию испытаний.

— Ну а здесь?

— Вот, знаешь, что странно, Кольский полуостров нигде не фигурирует. Ни как полигон, ни как лаборатория.

— Так, может, твой наркоман просто книжек начитался?

— Все может быть, не спорю. Но, понимаешь, я — ученый. Моя работа — анализировать полученную информацию. Кольский полуостров геологически уникален. Тот самый легендарный материк Арктида, следы которого мы ищем, объединял все существующие ныне части света. Местные тектонические разломы уходят в глубь Земли до ста пятидесяти километров! На стыках тектонических плит множество древнейших вулканов. По всей площади — магнитные и гравитационные аномалии. Пожалуй, нигде на Земле нет такого другого места, которое было бы так связано со всеми существующими материками. То есть, если нашу планету представить как единый организм, то именно здесь — ее мозг, ее нервный центр! Как у человека при иглоукалывании: чтобы вылечить печенку, колют в определенную точку уха. Казалось бы, какая связь? Вот, так и тут.

— Влад, ты хочешь сказать, что здесь — своеобразный центр управления Земли?

— Как ты думаешь, почему нацисты так стремились завоевать Кольский полуостров? — вопросом на вопрос ответил Рощин.

— Ну, Северный морской путь…

— Конечно, но это на поверхности. Еще так же на поверхности, что они тут искали свою древнюю родину — остров Туле, и Мурман нужен был Гитлеру как сокровищница сакральных знаний. Но, оказывается, они все время стремились проникнуть в глубь полуострова, чтобы иметь возможность влиять на тектонические процессы! И свидетельств этому — множество! Только их, почему-то, никто не замечает!

— Они что, уже на тот момент обладали достаточными знаниями?

— Да нет. Тогда — нет. Но отлично знали, что именно отсюда можно получить реальную власть над миром.

— А как же они собирались этим пользоваться?

— С помощью сейдов.

— Что? — Ольга почти выкрикнула это «что». Настолько ее потрясли последние слова Рощина.

— Да-да, — спокойно подтвердил тот. — Именно так.

— Гитлер хотел использовать магические свойства мегалитов для своих целей? — Ольга не могла поверить. — Откуда он о них знал? Если мы, в России, только-только начинаем к этому прикасаться?

Рощин улыбнулся. Чуточку покровительственно и очень по-доброму.

— Оль, ты знаешь, что такое земля Туле?

— В общих чертах. Прародина ариев. Земной рай.

— Правильно, — снова улыбнулся Рощин. — Туле — волшебный остров, древняя прародина арийцев. Может, угадаешь, как она называется по-другому?

Ольга задумалась. Перебрала в памяти все, читанное о третьем рейхе. Уставилась на Влада, давая понять, что ответа не знает. Рощин лукаво улыбнулся и произнес одно слово:

— Арктида.

Ольга потрясенно молчала.

— Да-да, та самая, ради которой ты сюда и приехала.

Ольга все еще невнятно покачивала головой, то ли соглашаясь, то ли, напротив, демонстрируя полное недоумение.

— Эту зону надо закрыть от посторонних! — горячо продолжил Рощин. — Объявить заказником или заповедником, поставить под охрану. Чтобы никакого дикого туризма! Только организованные группы по строго определенным маршрутам. Не дай бог, какому-нибудь идиоту придет в голову воспользоваться магией.

— А это в принципе возможно? — Ольга замерла.

— В нашей благословенной стране, сама знаешь, возможно все, — горько ответил Рощин.

— А… — Ольга открыла рот, собираясь…

* * *

— Эй, славяне! — услышали они вдруг откуда-то сбоку знакомый голос.

Обернулись. С дороги, из окошка сверкающего джипа, на них смотрел Барт. Надо же так заговориться, что не только не услышать машину, но даже и не увидеть ее! И ладно бы, сидели спиной к дороге, так нет, лицом, глазами, можно сказать.

— Макс, ты откуда? — обрадовался Рощин. — А мы все вертолета дождаться не можем.

— И не дождетесь. Вертолет уже, думаю, в Мурманске.

— Так ты дозвонился? Нашел Шубина? Слава Богу… — облегченно выдохнул Влад.

— Нашел. Шубин сам на этом вертолете и прилетел, так что я Федора ему с рук на руки передал.

— Ты ему объяснил про феромоны?

— Пытался. Но он, как мне показалось, в это не верит.

— В том-то и дело! — вздохнул Рощин. — Я ему это много лет вдалбливаю, но… Умный мужик, продвинутый, а сына элементарному не обучил.

— Как Федя-то? — спросила Ольга. — Лучше ему не стало? — Ее тоже очень обрадовало внезапное возвращение Барта.

— Кажется, стало. По крайней мере, сознания больше не терял, да и температура, вроде как, немного понизилась.

— Дай Бог, дай Бог, — пробормотал Влад. — А Васильева Шубин нашел? Не спрашивал?

— Говорит, что не смог пока. Вроде, в городе его нет, а мобильный вне зоны. Но у него там секретарь звонит каждые три минуты.

— Значит, найдет, — уверил Влад. — Главное, чтоб он из Мурманска не уехал… А ты чего вдруг решил вернуться?

— Ну, когда дело сделано, больной передан в руки профессионалов, можно и о себе подумать! — Максим озорно подмигнул. — Когда еще доведется тут у вас полярной ночью по сейдам побродить?

— Полярным днем! — весело поправил Влад.

— А, ну да, конечно, — согласился Максим. — Я что, зря в твою Тьмутаракань прилетел?

— Но-но, полегче! — шутливо погрозил Рощин. — Центр мировой цивилизации не может быть Тьмутараканью!

— На примере Кольского полуострове можно сделать вполне обоснованный вывод: может!

Все облегченно рассмеялись. Напряжение последних часов понемногу спадало.

— А как там мой Серега? Жив? — поинтересовалась Ольга.

— Серегу Шубин забрал с собой. Тоже для оказания первой помощи на высшем уровне.

— Отлично! — Ольга вскочила на ноги. — Значит, идем втроем?

— Вот так всегда, — сокрушенно махнул рукой Рощин. — Зря планы строил, зря девушку охмурял. Пришел Максим и все испортил.

— Что, правда, охмурял? — вдруг странно серьезно насторожился Барт.

— Ага, дождешься от него! — огорченно хмыкнула Ольга. — Я, можно сказать, только на это и надеялась, а он мне тут страшилки стал рассказывать…

— Страшилки? — удивился Барт. — Какие?

— Да мы тут с гражданкой Славиной вели душевные разговоры о тектоническом оружии. Обменивались информацией.

— Тектоническое оружие? — поразился Макс. — С чего бы вдруг? Какая связь?

— Вот, кстати, о связях. Расскажи известной журналистке про загадочный остров Туле, — дурашливо попросил Влад. — У тебя это лучше моего получится. А она в знак признательности даст твою фамилию в титрах. Маленькими буковками. Там, где пишут «спасибо за помощь». Дашь ведь, Оль?

— Обязательно! — искренне пообещала девушка.

— Так вы с тектонического оружия уже и на Туле перекинулись? — недоумевал Барт. — Вроде, в огороде — бузина, а в Киеве — дядька.

— Вот-вот, и я про то же! — охотно согласился Рощин. — Этих телезвезд не поймешь: то им страшилки про оружие рассказывай, то легенды про чудо-остров излагай… Женщины! — и Влад деланно вздохнул.

А Ольга вдруг очень четко поняла, что тему тектонического оружия Влад с Максом обсуждать не хочет. Странно. Или просто не желает повторять все то, что только что рассказывал ей?

— Макс, а правда, расскажи мне, как связаны Туле и Арктида? С точки зрения этнографии?

— Что, прямо сейчас? — Барт опешил.

— А чего тянуть? Пока на сопки подниматься будем, ты мне все и расскажешь… А я за это тебя в титрах средними буквами укажу. В отличие от Рощина. Договорились?

— Слушайте, — Макс посерьезнел. — Туле подождет. Я кое-что интересное видел, думаю, нам всем надо проехать на озеро.

— Какое озеро? — заинтересовалась Славина. — Что там интересного?

— Я, правда, на достаточной скорости мимо проскочил, но потом даже назад сдал, мне показалось, что я увидел странных голых людей. Вернее, не сами люди были странными, а их поведение…

— Что именно? — насторожился Влад.

— Сформулировать сложно. Совершенно голые, повторяю, люди бегают вокруг озера, навстречу друг другу, будто друг друга не видят. Как слепые, что ли… Или пьяные? Давайте подъедем, разберемся — тут рядом. Я, честно говоря, подумал, вдруг это ваши близнецы-потеряшки?

— Что? — охнула девушка.

Больше не разговаривая, они влезли в джип, и уже минут через пять Макс притормозил на одном из дорожных подъемов, где с одной стороны простиралось зеленое болото, причесанное под ровный ежик гребенкой короткой осоки, а с другой рваными зубьями чернели невысокие, словно обломанные скалы.

— Смотрите! Вот, снова! — Барт внимательно вглядывался вдаль, в широкую щель между скалами, где ярко голубело озеро. — Те же! Двое!

Теперь и Влад, и Ольга пристально смотрели в ту же сторону. Озеро радужно сияло, возвращая небу желтые и розовые сверкающие лучи.

— Где люди, Макс?

И тут они увидели. На этот раз — все трое, разом. По ближнему к ним зеленому берегу озера, странно подпрыгивая на розовых полянках иван-чая, пробежал человек. Издали было не разобрать кто — мужчина или женщина, но то, что человек, — без сомнения. Он выглядел странно светлым, даже сияющим, на фоне зеленой травы и синей воды. Все трое, они не успели выдохнуть изумленное «Ах!», как с той же стороны, по тому же самому месту, пробежал кто-то еще.

— Что за гонки? — тревожно прищурился Рощин. — Не нравится мне это!

— Может, это и правда — мои? — Ольгу начала бить нервная дрожь. — Может, искали нас да заблудились?

— Здесь? — Влад с сомнением покачал головой. — К этому озеру можно подойти только с одной стороны — нашей. И то — по довольно узкому перешейку между скал. Все остальное — болота. Так что нас бы они никак не пропустили…

— Может, они пришли утром, еще до нас? И ушли не в ту сторону? — Славина лихорадочно искала причины неожиданного появления Тимок.

— Оля, это не они, — качнул головой Рощин.

— Откуда ты знаешь? — цыкнула на него девушка. Пристроила к щеке телекамеру, приникла к глазку.

Прямо на нее бежал обнаженный мужчина с всклокоченной короткой бородкой, тело его пузырилось страшными красными пятнами. Ольга с ужасом наблюдала за его безумным лицом, пустыми, словно невидящими глазами. На шее мужчины болталась какая-то сумка. То ли футляр от очков, то ли портмоне на длинном черном ремне.

Следом в фокусе появилась женщина. Тоже абсолютно голая. Распущенные спутанные волосы, опухшие глаза, кровоточащие волдыри на лице и теле. Лицо женщины тоже ничего не выражало. Совершенно ничего! Словно сошедшее с экрана фильма ужасов индифферентное зомби — полузакрытые глаза, блуждающая полуулыбка-полуоскал, странно-путанные движения рук. Похоже, незнакомка просто не знала, что с этой частью тела положено делать…

— Ну, что, они? — тронул Славину за плечо встревоженный Макс.

— Нет, — девушка передала ему камеру.

— Господи, — ахнул Барт, — они совершенно голые… А лица… Влад, посмотри!

Теперь в камеру уставился Рощин.

Ольга крепко обхватила себя за плечи. С одной стороны, она испытала невероятное облегчение, обнаружив, что жуткие незнакомцы — не ее потеряшки. С другой — не могла справиться с диким, просто отупляющим разочарованием, что это — не они. Снова выморочно засосало внутри, снова навалилась тяжелая, цепкая тревога. Ведь мальчишки так и не объявились!

Вторые сутки… Где они? Что с ними? Даже если напились, даже если загуляли, всяко должны были уже проспаться! Господи, — девушка еще крепче сжала плечи, — только бы с ними ничего не случилось! Только бы они были живы! А если они вот так же где-то в тундре?

— Влад? — Макс выжидательно глядел на знатока здешних мест: дальнейшие действия троицы зависели исключительно от него.

— Их надо оттуда выводить, — задумчиво сказал Рощин. — Только как? Помните, я рассказывал, что здесь такое время от времени случается. Скорее всего, сейчас мы от них вряд ли чего-то добьемся, они практически невменяемы, их нужно срочно госпитализировать.

— Так, пошли? — предложил Макс.

— Как? — Рощин снова задумался. — Отсюда, с дороги, мы туда не попадем — болото. Я же говорил, путь один — через Сейв-Вэр, через каменный город…

— Но они ведь как-то сюда попали? — жалобно сказала Ольга. — Давай попробуем, вдруг пройдем? Может, болото где пересохло?

— Оль… — Влад недовольно скривился. — Мы только потеряем время. С другой стороны, — он снова задумался, — если переть поверху, это не меньше двух часов, и не факт, что, когда мы, наконец, дойдем, они еще будут здесь, а не сгинут в дальних сопках… Черт! И вертолету там не сесть — болото…

— А чего они в таких страшных пятнах? — Ольга снова приникла к глазку камеры.

— Комары, — коротко пояснил Макс. — Или мошка. Короче, просто искусаны.

— Да не просто искусаны. — Влад снова перехватил у Ольги камеру. — Похоже, они в анафилактическом шоке. Июль, комарье сейчас самое ядовитое, а на них места живого нет.

— Анафилактический шок? — переспросила Ольга. — Так это же может кончиться остановкой дыхания! Что же мы стоим?

— Мы стоим, потому что не знаем, как туда дойти! — раздраженно бросил Влад. — А крыльев у нас нет!

— Влад, — теперь камера была в руках Макса. — Посмотри слева от озера. По-моему, там целая цепочка валунов, прямо до скал!

— Нет там никаких валунов! — отмахнулся Рощин. Но камеру все же перехватил. Жадно приник к глазку. — Точно! А ведь этих камней раньше не было! Видно, болото снова «загуляло», вот они и вылезли! Пожалуй, доскачем! Пошли! — обернулся к Ольге. — Может, останешься? Честно говорю, нечего тебе там делать!

— Нет! — Ольга категорически замотала головой. — Я с вами. Там, все-таки, женщина. Вдруг она вас испугается?

— Да и ей, и ему сейчас все равно… — мрачно бросил Рощин. — Вряд ли они хоть что-нибудь сейчас соображают…

— А почему они голые, Влад?

— Это мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Никто из тех, кого вытащили при аналогичных обстоятельствах из этих мест, никогда так и не вспомнили, как тут оказались, и что с ними было. Вроде, были в городе, а потом сразу в больнице. Те, кто выжил, конечно…

— А что, могут не выжить? — Ольге стало страшно. Снова представились рыжие близнецы.

Рощин ничего не ответил, но лучшим ответом и было его тяжелое молчание.

По скальной гряде до края болота троица двигалась минут пятнадцать, осторожно перебираясь с камня на камень, вглядываясь в любой образовавшийся просвет: там ли еще люди. Наконец, взобрались на серый мшистый валун, и перед ними открылось озеро. Вблизи, с вершины сопки, оно было еще красивее: ярко-голубой сверкающий овал, обрамленный невероятно зеленой травой, которую, в свою очередь, нарядной лентой окантовывали высокие розово-лиловые заросли иван-чая. И дальше — правильное полукружие темных валунов. Конечно, Ольга, не удержавшись, сняла всю эту невероятно-праздничную красоту на камеру.

— Ну, что, двинулись? — спросил Влад. — Только осторожнее. Никаких резких движений, никакого громкого разговора.

Цепочка валунов, та самая, которую чудом углядел Макс, как будто специально вымощенная дорога, вела от подножья сопки к самому озеру. Через зеленую траву и розовые цветы камни уходили прямо в голубую воду. Странные люди на берегу по-прежнему продолжали свое путаное движение, совершенно не обращая внимания на появившихся спасателей.

Перескакивая с камня на камень, группа добралась до берега озера. Первой к ним приблизилась женщина. Вернее, нет, не к ним, просто они оказались на ее пути. Безумная русалка взглянула на них со странной нездешней улыбкой, что-то прошептала потрескавшимися губами и пошла дальше, по-прежнему размахивая руками совершенно не в такт походке.

Влад схватил ее за руку, удержал. Кажется, женщина очень удивилась. Остановилась, взглянула на Рощина. Что-то вполне разумное промелькнуло в ее глазах и тут же погасло. Она попыталась двинуться снова, однако, почувствовав неожиданное препятствие в виде крепкого захвата Рощинской руки, покорно остановилась и застыла, ничего не говоря, никак не реагируя, не пытаясь сделать больше никакого движения.

Подобные неживые лица Ольге довелось видеть всего раз, когда она снимала программу о специальном отделении психбольницы, где находились люди, потерявшие при невыясненных обстоятельствах память. После тех съемок Ольга отходила долго, мучительно, а фильм так и не рискнула выдать в эфир. Сделала просто короткую программу, в которой показала лица людей, вдруг кто узнает своих родственников…

Из всей огромной страны не отозвался ни один человек. Словно эти пациенты и не жили никогда в обычных домах среди обычных людей. Словно не было у них ни матерей, ни друзей, ни даже — просто знакомых…

Влад крепко держал женщину. А Макс, тем временем, готовился перехватить мужчину, который, обогнув странный эллипс по траве и камням, неуклонно продвигался к спасателям. Мужчина подошел. Остановился. Внимательно оглядел всех четверых. И вдруг энергично протянул Барту руку:

— Игорь!

— Максим! — радостно и удивленно пожал раскрытую ладонь Барт. — Кто вы? Как тут оказались?

— Гуляем с ребенком! — сообщил Игорь.

— А где ребенок? — обеспокоилась Ольга. — Тут еще и ребенок?

— Вот! — с удовольствием показал Игорь на притихшую женщину. — Сын!

— Влад, — прошептала Ольга, дернув Рощина за свободную руку. — Может, они, в самом деле, пришли сюда с ребенком, потеряли его, поэтому и того…

Рощин, ничего не ответив Ольге, пристально смотрел на Игоря.

— Давно гуляете? — вдруг резко спросил он.

— Нет, — объяснил мужчина. — Только вышли.

— А жена где? — по-прежнему быстро продолжил Влад.

— Где ей быть? На работе, в ночную ушла. Сейчас пойдем встречать.

— А это кто? — Рощин показал на женщину.

— Это? — Игорь задумался. — Баба какая-то. Первый раз вижу.

— А разделся зачем?

Мужик с удовольствием оглядел свой голый, в страшных красных пятнах торс, погладил впалый живот.

— Так баня же, паримся, жарко!

— Так, все, уводим! — приказал Рощин. — Макс, бери его!

Ольга стянула с себя ветровку и накинула на плечи женщины, сразу же почувствовав, как голые руки щекотнул довольно прохладный ветерок. Незнакомка не отреагировала никак. Судя по всему, куртки на плечах она просто не заметила. Женщина оказалась намного выше Славиной, и чужая ветровка была ей где-то до пупка.

Максим точно так же накинул свою куртку на голого мужика. Тот тоже не отреагировал.

— Оль, забери свою одежду, простудишься. Я ей свою отдам, хоть срам прикроет. — Влад протянул Ольге ветровку.

Рощинская куртка прикрыла обнаженное женское тело почти до колен, скрыв уродливо распухшие кровоточащие укусы.

Славина пошла первой по знакомой уже дороге, следом вел покорную незнакомку Влад, Барт с Игорем замыкали группу. Они вполне удачно преодолели цепочку валунов, взобрались на скалы, и тут Игорь забеспокоился.

— Стойте, я же права в машине забыл.

— Зачем тебе права? — удивился Максим.

— Как зачем? — остановился как вкопанный Игорь. — А как я без прав вас повезу?

— Да ладно, — обернулся Рощин. — Не переживай! Мы все подтвердим, что ты — Игорь.

— Я? — мужик несказанно удивился. — Почему это я — Игорь?

— А кто ж ты? — поразился Максим. — Сам сказал!

— Сам ты Игорь! — озлобился вдруг мужик. — А я — Валера!

— Ну ладно, — покорно согласился Барт. — Валера, так Валера. А Игорь тогда кто?

— Слушай, — заговорщически наклонился к нему мужик. — Ты что, меня разыгрываешь? Вон же Игореха с бабой своей идет! — И показал на Влада с незнакомкой.

— Макс, не останавливайтесь! — угрюмо сказал Рощин. — Пока идти могут, надо их успеть до дороги дотащить.

* * *

Васильев загнал «крайслер» в кудрявый низкий березняк, выключил зажигание, потянулся.

— Лепота! Спасибо Рощину, сам бы не выбрался. Сейчас пару часиков по сопкам прогуляемся, до самого места. При такой погоде это же просто подарок! Энергией подпитаемся. Вот потом почувствуете, сколько бодрости и силы прибавилось! Неделю будете, как рекламные зайцы-энерджайзеры скакать! — Он вытащил из кармана мобильник. Бросил в бардачок. — И знаете еще что хорошо? Ни одна собака нас тут не достанет! Ни лично, ни по телефону.

— А что, ты мобилу не берешь? — удивился оператор.

— А зачем она? — довольно улыбнулся Васильев. — Зоны покрытия здесь практически нет, так, в редких местах. А чтобы это чудо техники внезапно зазвонило в самый неподходящий момент — кому это надо? И потом, здесь следует отрешиться от бытовых забот и проблем, чтобы сосредоточиться на вечном. Так что вы свои тоже оставьте!

Вся троица выбралась из машины, размяла ноги.

— Господи, красота какая! — оглянулась вокруг Алена. — Просто первозданный покой! Такая тишина, такое благолепие, кажется, здесь могут происходить только самые приятные вещи. Как в сказке.

— Правильно мыслишь, — согласился Васильев. — Мы сюда и прибыли исключительно за сказочными впечатлениями.

— Сань, так нам до места два часа топать? — спросил Иван. — Потом же столько же обратно? А покороче пути нет?

— Не ищи легких путей, друг мой, — покровительственно бросил Васильев. — Сенсации требуют жертв.

— Знаешь, как-то мне не очень хочется ощущать себя жертвой! — капризно протянул оператор.

— Придется, друг мой, придется, — утешил его Васильев. — Другого выхода нет. Но ради славы…

— Ну, если только ради славы, — согласился телевизионщик.