Томителен путь наш, но воздух, на счастье, сухой. Нам путь проложили в бою пропотевшие танки. На самой окраине тихой, от снега глухой, наш взвод разместился в покинутой кем-то землянке. — Дивись, громадяне, хороший якый уголок, нэ дуже щоб тэплый — отак нам, солдатам, и надо… — сказал Вдовиченко — известный во взводе стрелок, на шутки и выдумки мастер особого склада. На фронте, как долгие годы, проходят часы. Бывает, что слышишь сквозь сон, напряженный                                                                     и краткий, не то чтобы тихо, не то чтобы, скажем, украдкой, а чуть ли не с громом настойчиво лезут усы. Семен Вдовиченко шутил надо мною не раз в окопах, в землянках, в снегу, где свинцовые пчелы: — Вы бачите, хлопцы, якый появился Тарас — усы, як у Бульбы, таких я нэ бачив николы! И вдруг загрустит он. И вспомнит Галину свою, полтавскую хату и вербы у низкого тына, и кажется, ежели он обессилит в бою, то кликнет на помощь Галину. И встанет на помощь Галина.

…На подступах к Выборгу стоном стонали леса. И мы под гудение снежной метели за час до атаки давали друзьям адреса: убьют, напиши, мол, что умер не дома в постели… Лежим мы в окопе. И я обращаюсь: — Семен, жена родила мне, как пишет, чудесного сына. Какое бы имя мне выбрать из сотен имен: Владимир… Евгений?.. — А он машинально: — Галина! И смотрит вперед. И берет заскорузлой рукой готовую к подвигу в жесткой рубашке гранату. Вдруг синий орешник напомнил осокорь донской, а домик в сугробах напомнил полтавскую хату. И тут Вдовиченко поднялся над громом долин, в начале бессмертья винтовку держа наготове, как давних времен Запорожья герой-исполин, украинец родом, но русский по духу и крови. И мы незаметно пошли по следам смельчака. И как мы ворвались во вражьи траншеи, — не знаю… Мне помнится вечер: Суоми. Снега. Облака. Луна над высоткой зияла, как рана сквозная. И в эти минуты, пожалуй, прикинуть не грех, что воины ищут в боях настоящую драку, что слово «бессмертье» придумано только для тех, кто с места сорвется и первым откроет атаку. 1940 г.