Черная судьба моих отцов прямо начинается от бога. По путям разбуженных ветров ты ушла, слепа и босонога, от любви, от жизни, от людей в тяжкие потемки — без возврата — праведным носителем идей рыжего Никиты Пустосвята. Это все — трагедия твоя. И, живя за склонами Урала, ты слагала песни про края, где твоя весна не умирала. Кто она? Кому она сродни? …Воды протекли. Встают в тумане желтые сивушные огни. Песни о Степане-атамане. Заговоры. Лобные места. Царские парады. Эшафоты. Золото священного креста и орлов недвижные полеты. Так туман сгущается, и в нем, растеряв пути свои косые, подвигами, войнами, огнем бредит деревянная Россия. Но в ответ из вытравленной мглы только вой полуночного волка… — Где твои двуглавые орлы? — Где твоя тупая треуголка?

…Осень. (И ленинская рука — над башней броневика!) Снова воды утекли в моря; и передо мною, увядая, встала родословная моя — стреляная, битая, худая, бородой поросшая, в дыму, вышла на дорогу — на прямую… Что от родословной я приму? Что для светлой радости приму я? Я приму лишь только цвет крови, только силу, только звезды мира. — Ты меня на битву позови, — это будет именно для мира. Я возьму товарищей, свинца, хлеба фунт и песенку поэта. У моих товарищей сердца — из железа, радости и света. Мы возьмем свое наверняка! Мы пройдем с большим огнем заряда по путям последнего парада! Дайте башню для броневика! Возникайте, бури, если надо! 1934 г.