Ничего от меня не таи, посвяти меня в тайны свои. Расскажи мне в письме обо всем: что ты думаешь, чем ты живешь, кто стучится в твой низенький дом и кого ты негаданно ждешь? Если ты по случайной вине не решишься мне тайны открыть, я, разлуку ревнуя к войне, в одиночестве буду ходить. Посвяти меня в тайны свои, ничего от меня не таи.

Если б мир через руки мои проходил, как испытанный друг, и неведенье для семьи обернулось бы зеркалом вдруг, ты б увидела молний клинки, орудийные вспышки во мгле и меня на военной земле у могучей славянской реки. Зубы стиснув, я все выносил — и огонь и тоску по тебе; ты была мне опорой в борьбе и незримым источником сил. Лишь тогда ты могла бы понять, по исчезнувшей тайне скорбя, как я долго не мог умирать ради Родины, ради тебя. Словно в панциря жесткой броне, я любимым ходил на войне. Ты забыла — и в страшном огне ливни пуль устремились ко мне. Но пока они где-то в пути, и мгновенья пока впереди, поспеши, поспеши, поспеши, солнцем сердца мой мрак освети и свинец в зашипевшей тиши от меня, от себя отведи!

Ты спасла меня. Слава тебе! Коль случится мне быть одному, за победу — в случайной избе — первый ковш за тебя подниму; за тебя, возвращенье мое, да святится имя твое! Вот и все. Я не ведаю мук. Но в бою, где мы честью живем, расстояния долгих разлук мы с неверием тайной зовем. И не тайной. А больше — судьбой: той, что все-таки зла, но тепла… Будь же тайной, но только такой, чтоб разлука святою была! Днестр, 1944 г.