В лицо солдату дул низовый, взор промывала темнота, и горизонт на бирюзовый и розовый менял цвета. Передрассветный час атаки. Почти у самого плеча звезда мигала, как во мраке не догоревшая свеча. И в сумраке, не огибая готовой зареветь земли, метели клином вышибая, на Каму плыли журавли. Сейчас рассвет на Каме перист, лучист и чист реки поток, в ее низовьях — щучий нерест, в лесах — тетеревиный ток. Солдат изведал пулевые, веселым сердцем рисковал, тоски не знал, а тут впервые, как девочка, затосковал. Ему б вослед за журавлями — но только так, чтобы успеть, шумя упругими крылами, к началу боя прилететь… Возникнуть тут, чтоб отделенье и не могло подозревать, что до начала наступленья солдат сумел одно мгновенье на милой Каме побывать… Вдруг — словно лезвие кинжала: вдоль задремавшего ствола мышь полевая пробежала, потом рукав переползла, потом… свистка оповещенье. Потом ударил с двух сторон уральский бог землетрясенья — стальных кровей дивизион! Взглянул солдат вокруг окопа: в траве земля, в дыму трава. Пред гребнем бруствера — Европа, за гранью траверса — Москва!