ИМПЕРИЯ ЮАНЬ

Отделенная от остального мира Гималаями и Великой Cтепью Восточная Азия представляла собой ДРУГОЙ МИР, почти не соприкасавшийся с западным миром христианства и ислама. Подобно тому как на Западе существовал свой центр Сжатия, Передняя Азия, на Востоке центром Сжатия была долина Желтой Реки, Хуанхэ. Эти два очага древних цивилизаций были вместе с тем хранилищами традиций имперского социализма, откуда эти традиции распространялись по всему миру. Степной пульсар регулярно выбрасывал из Великой Степи волны нашествий; кочевники разрушали города и выжигали деревни, но цивилизация и Империя снова и снова возрождались из пепла – как на Западе, так и на Востоке.

В середине XIII века долина Желтой Реки напоминала выжженную пустыню. То тут, то там встречались следы "всеобщей резни", массовых закланий согнанных в одно место многих тысяч пленных; "земля на десятки ли была устлана трупами". От огромных городов остался один пепел: по свидетельству очевидцев, они горели иногда по несколько месяцев. Приближенные Великого Хана Угэдэя не видели пользы в возрождении земледелия: "От китайцев нет никакой пользы, – говорили они. – Лучше уничтожить их всех! Пусть земли обильно зарастут травами и превратятся в пастбища!" "Как можно называть китайцев бесполезными, – возражал государственный секретарь Елюй Чу-цай. – Если справедливо установить налоги, то можно ежегодно получать 500 тысяч лян серебра, 80 тысяч кусков шелка и 400 тысяч ши зерна". "Надо создать налоговые управления, – говорил Чу-цай хану. – Хотя вы получили Поднебесную, сидя на коне, но нельзя, сидя на коне, управлять ею". Угэдэй приказал Чу-цаю наладить сбор налогов и провести перепись; когда переписчики вернулись в столицу, Чу-цай узнал о масштабах катастрофы: население Северного Китая сократилось почти в десять раз, с 46 до 5 миллионов человек. Половина уцелевшего населения была обращена в рабство; каждый монгольский воин имел несколько рабов, а у нойонов число рабов достигало многих тысяч. Огромные пространства плодородных земель были обращены в пастбища, на которых кочевали переселившиеся в Китай монгольские племена. Сотники и тысячники, нойоны и князья, получали в уделы целые уезды и округа, часть налогов с которых шла на содержание их воинов.

Юг Китая пострадал меньше, чем Север, там сохранились многочисленные деревни и помещичьи усадьбы; большая часть земли по-прежнему принадлежала помещикам из числа "ученых-чиновников" ("шеньши"); крестьяне арендовали у них маленькие наделы за половину урожая. "Шеньши" сохранили свои чиновничьи должности – если они не занимали слишком важный пост; однако в китайские общины были поставлены старосты из числа монгольских воинов-ветеранов: "По желанию старост доставлялись одежда и пища, по их повелению приводили отроков и юных девушек", – свидетельствует хроника. Китайцам запрещалось собираться для молитв, ездить на лошадях и владеть оружием – даже батогами и плетьми. Зажигать огонь в печках, работать и читать разрешалось лишь в дневные часы, от утреннего колокола до закрытия рынка; вечером жизнь замирала, никто не смел показаться на улицах, по которым ездили конные патрули.

Великий Хан Хубилай (1260-94) был сторонником перенимания китайских традиций: ему нравилось, что китайские сановники простираются перед ним на земле – и он хотел, чтобы монголы почитали его так же раболепно. Хубилай перенес свою столицу из монгольских степей в Пекин и объявил о начале правления новой династии Юань. При дворе утвердился китайский церемониал; китайские советники Хубилая пытались прекратить насилия монголов и по мере возможности поощряли крестьян к восстановлению деревень и распашке заброшенных полей. Однако монгольские нойоны не забыли о том времени, когда избирали ханов на курултае и поднимали их на белой кошме; после смерти Хубилая начались мятежи кочевой знати – это была националистическая реакция, всегда сопровождающая процесс социального синтеза. За шесть лет, с 1328 до 1333 года, на престоле сменилось шесть императоров – и, в конце концов, кочевые нойоны одержали победу; при императоре Тогон-Тэмуре (1333-67) возобновились насилия кочевников; стада и конница затаптывали крестьянские поля, во дворце хана снова раздавались призывы вырезать всех китайцев. Господство варваров привело к разрушению ирригационных систем – в 1343 году Желтая Река прорвала дамбы и затопила три округа; повсюду царили голод и чума. Голодающие крестьяне толпами бежали на юг, где жизнь был немного полегче, – но на переправах через Янцзы стояли караулы, избивавшие беглецов и отправлявшие их назад.

Хищническое управление кочевников привело к тому, что Китай так и не возродился от военной разрухи: в период династии Юань население страны не превышало 60 миллионов – то есть оставалось вдвое меньшим, чем до завоевания. При этом в стране царил постоянный голод – это было искусственное Сжатие, вызванное непомерными налогами и разрушением ирригационных сооружений. В страдания народа вносили свой вклад и китайские помещики: не чувствуя за собой контроля, они увеличивали повинности арендаторов; при неуплате ренты за долги забирали сыновей и дочерей бедняков. Скопившаяся в народе ненависть была направлена одновременно против монголов и богатых китайцев; среди крестьян ходили монахи, манихеи и буддисты, призывавшие к всеобщему восстанию. Древнее учение перса Мани о вечной борьбе света с тьмой в V веке подняло на борьбу персидских крестьян – теперь оно стало лозунгом китайских восстаний. "Равноправие, отсутствие верхов и низов – таков справедливый принцип", – говорили китайские монахи из секты "Минцзяо"; они предрекали грядущее пришествие Князя Света ("Мин-вана"), который утвердит справедливость. В представлении простого народа это учение мешалось с пророчествами о скором пришествии "будды грядущего", Матрейи, и китайские крестьяне жили верой в скорое пришествие Освободителя.

В 1351 году монголы согнали полтора миллиона крестьян, чтобы отремонтировать дамбы на Желтой Реке. Манихеи потихоньку агитировали среди землекопов, предсказывая, что вскоре им будет дано знамение: явится одноглазый каменный человек, который "взбудоражит Желтую Реку и вся Поднебесная взбунтуется". Глава "Минцзяо" Хань Шантун поручил своим единомышленникам тайком высечь из камня и закопать на месте работ одноглазого каменного идола – и землекопы вскоре нашли его; десятки тысяч людей обступили место находки плотным кольцом, возбужденно обсуждая произошедшее. В это время неподалеку в маленьком городке Хань Шантун собрал своих приверженцев, принес в жертву Небу белого коня и провозгласил себя Князем Света; он послал к землекопам с этой вестью – но городок был внезапно окружен монгольским отрядом, Хань Шантуна схватили и убили.

Тем не менее, восстание разрасталось, землекопы обмотали головы красными повязками и присоединились к повстанцам, которых возглавил Лю Футун. Огромные толпы, вооруженные кирками, мотыгами и бамбуковыми кольями, громили городские управы, убивали застигнутых врасплох монголов и китайских помещиков. Вскоре повстанцы захватили оружие, у них появились луки, арбалеты, "стволы с порохом" и катапульты, бросавшие разрывные бомбы. Началась кровопролитная война, которая продолжалась 18 лет; в разных районах страны вожди "красных войск" провозглашали себя "гунами" и "ванами" и пытались наладить управление. Командующий повстанцами в низовьях Голубой Реки Чжу Юаньчжан приблизил к себе ученых конфуцианцев и, следуя их советам, ввел систему военных поселений: поселенцы пахали землю и по очереди несли службу. Чжу Юаньчжан создал дисциплинированную армию, его солдаты носили красные куртки и шлемы с красными флажками и надписью "свирепый и неистовый". "Красные князья" нередко враждовали друг с другом – но среди монголов также не было единства, и среди всеобщего хаоса все сражались со всеми; в конце концов, Чжу Юаньчжану удалось объединить силы "красных войск" и двинуть их в поход на Пекин. Монголы были поглощены усобицами и не оказывали серьезного сопротивления; 14 сентября 1368 года "Армия Северного похода" вступила в столицу; эпоха монгольского владычества в Китае подошла к концу.

 

ИМПЕРИЯ МИН

23 января 1368 года, совершив жертвоприношение Небу и Земле, Чжу Юаньчжан провозгласил себя императором и торжественно воссел на престол в Нанкине. Министры, чиновники и старейшины из населения столицы поздравили его и трижды прокричали: «Десять тысяч лет жизни!» Приняв поздравления, император объявил, что отныне Поднебесная будет называться «Да Мин» – «Великая империя Света»; это означало, что император является тем самым долгожданным «Князем Света», о котором говорилось в пророчествах. 17-летняя гражданская война была вместе с тем социальной революцией, восстановившей справедливость: варвары были изгнаны, рабы получили свободу, а крестьяне – землю. Во время войны помещики поддерживали монголов – поэтому они лишились своих земель и по большей части погибли; там, где еще сохранялись помещичьи владения, были проведены массовые конфискации; десятки тысяч помещичьих семей были отправлены на телегах в целинные районы без права возвращаться на родину, к могилам предков. По свидетельствам современников, богачи «скрывались в темноте, чтобы сохранить себя», «раздавали людям все накопленное имущество, чтобы избежать беды». В некоторых провинциях «богатый народ и влиятельные роды были уничтожены почти целиком».

После ста лет варварского произвола и войн, наконец, пришло время мира – но оставалось много людей, которые привыкли жить насилием, привыкли убивать, грабить, угнетать, и главной задачей Чжу Юаньчжана было смирить этих людей – и уничтожить тех, кто не пожелает смириться. "В те времена Поднебесная была только что усмирена, – говорил Юаньчжан, – народ был упрям, а чиновники порочны; если даже утром и казнили десять человек на базарной площади, к вечеру еще сто совершали преступления". Устроение государства было невозможно без дисциплинированного чиновничества, а чиновники привыкли воровать и брать взятки. "Я хочу искоренить чиновников-взяточников, – говорил император. – Утром казнишь одних, а вечером другие совершают преступления! Отныне казнить всех взяточников, независимо от тяжести преступлений!" Меры, предназначенные для того, чтобы очистить чиновничество, были жестокими. С крупных взяточников и вымогателей сдирали кожу, набивали чучело и выставляли на обозрение народа. "Было предложено пять видов наказаний: вытягивание сухожилий, втыкание игл под ногти, отрубание ног, обривание и клеймение". "Это меры особого периода власти, когда нужно положить предел мошенничеству, а не законы, применяемые в течение долгого времени монархами, уже упрочившими власть", – говорил Юаньчжан.

Одновременно проводились меры по обучению и воспитанию новых чиновников; их называли "чиновниками, любящими народ". Для простого народа были созданы деревенские школы и уездные училища; освоившие грамоту ученики раз в три года собирались в провинциальном центре на "сельские экзамены". Выдержавшие экзамены получали степень цзюйжень ("выдвинутый") и могли попытать счастья на "столичных экзаменах". Лауреаты столичных экзаменов получали степень цзиньши и назначение на высокие должности; талантливый сын крестьянина мог стать министром – и так бывало не раз. Воспитание чиновников шло одновременно с воспитанием простого народа в духе законопослушания и трудолюбия. "В каждой стодворке нужно выбрать старых, либо увечных, не способных работать, людей и приказать мальчишкам водить их, -указывал Юаньчжан в "Уведомлении о воспитании народа". – Эти люди должны держать в руках деревянный колокольчик и выкрикивать слова, да так, чтобы народ слышал и знал эти слова, убеждающие людей быть добрыми и не нарушать законы. Эти слова таковы: будь послушен и покорен отцу и матери, почитай и уважай старших и высших, живи в мире и согласии с односельчанами, воспитывай детей и внуков, спокойно занимайся каждый своим делом, не совершай дурных поступков…

Двор учреждает чины и раздает должности по существу для спокойствия народа… В момент назначения на должность неизвестно, получил ее мудрый или глупый человек. Если чиновники окажутся алчными, наносящими вред народу, то разрешается… трижды убеждать их, а если они не последуют советам, то на основании документа с изложенными по порядку фактами связать и отправить в столицу…

В каждой деревне нужно установить барабан и всякий раз, когда начинается земледельческий сезон, в пятую стражу бить в него. Все население, заслышав барабан, должно отправляться в поле. Местные старейшины должны проверять по списку у ворот. Если окажутся лодыри, не вышедшие в поле, то разрешается старейшинам наказать их. Нужно обязательно следить и контролировать, чтобы тяглые занимались делом, не позволяя лентяям попрошайничать…"

Чжу Юаньчжан знал, что одних уговоров недостаточно – и уговоры не совершать дурных поступков подкреплялись полицейскими мерами и круговой порукой – знаменитой системой "баоцзя". Объединенные в десятидворки жители должны были знать все о своих соседях и доносить на нарушителей законов; в случае недонесения всю десятидворку отправляли в ссылку. Каждому, кто хотя бы на время уезжал от родного очага, нужно было взять у старосты подорожное свидетельство, чтобы предъявлять его страже, стоявшей на заставах и переправах.

Юаньчжан не хотел никому зла – эти меры были продиктованы борьбой с преступниками и заботой о народе. "Забота о народе" ("цзин цзи") была старинным принципом управления, которого придерживались императоры еще со времен династии Тан. В соответствии с этим принципом крестьяне наделялись землей, пострадавшим от войн или стихийных бедствий предоставляли посевное зерно, быков и плуги, проводились обширные ирригационные работы, безземельные из перенаселенных районов переселялись на окраины, создавались продовольственные запасы на случай недорода. Налоги были уменьшены и не превышали 5% урожая; были созданы лекарственные конторы и приюты для бедных, бесплатно выдававшие нуждающимся лекарства и пищу. "Чиновники, любящие народ", учили крестьян возделывать новые культуры: хлопчатник, коноплю, люцерну. Императорский указ 1395 года предписывал объединять бедняков в общины-кооперативы по 20-40 семей, построенные на основе взаимопомощи. "Небо поставило государя, чтобы он заботился о народе, – говорил Юаньчжан. – Став императором, я думал о том, чтобы довести народ до всеобщей радости… Если хоть один человек не получит того, что необходимо для жизни, то в этом будет моя вина". Чжу Юаньчжан называл себя "выходцем из униженных" и не жалел сил, чтобы помочь простому народу. По свидетельствам современников, он вставал до рассвета, просматривал бумаги и делал распоряжения до глубокой ночи, никогда не отдыхал и не предавался развлечениям. Он был скромен в быту и экономил на расходах; все детали экипажей и одежды императора, которые должны были быть золотыми, изготовлялись из бронзы.

Политика поощрения земледелия и заботы о народе привела к замечательным результатам; в правление Юаньчжана площадь обрабатываемых земель увеличилась в несколько раз, а население восстановило потери долгой войны и к началу ХV века достигло домонгольского уровня. "В настоящее время страна богата и многонаселена, – свидетельствовал современник, – налоги поступают в избытке, в большом изобилии накапливаются на складах и даже гниют от невозможности все съесть. В неурожайные годы местные власти всегда сначала оказывают помощь, открывая склады, а уже потом доводят до сведения двора". Это был "золотой век" Империи Мин, когда слава о ее мощи и процветании достигла даже отдаленных стран Запада. Монголы не пропускали караваны через степи, поэтому император Чжу Ди приказал адмиралу Чжан Хэ наладить торговлю с Западом по южному морскому пути. В 1405 году из Китая в Индию был отправлен огромный флот из 60 больших кораблей с 28 тысячами моряков, солдат и купцов. "Мы пересекли свыше 100 тысяч ли необозримых водных пространств и видели в океане огромные, как горы, волны, которые вздымались к небесам, и в глазах наших был образ земель, скрытых в дальней туманной синеве", – писал Чжан Хэ. Плавание продолжалось почти год, Чжан Хэ очистил моря от пиратов и заложил несколько торговых факторий. За тридцать лет знаменитый адмирал совершил семь плаваний в Индийский океан, его корабли достигли Аравии и Африки; с этого времени южный морской путь стал основной дорогой, связывавшей два до тех пор почти изолированных мира, Запад и Дальний Восток. Порт Гуаньчжоу на берегу Южного моря превратился в ворота Китая, где "громадные корабли, как горы, закрывали солнце и облака". "Корабли за сокровищами", плававшие в Индию, достигали 140 метров длины и брали на борт тысячи пассажиров; эти огромные джонки имели до четырех палуб и считались чудом тогдашней морской техники.

Другим чудом возродившегося Китая была восстановленная во всей своей мощи Великая Стена; она тянулась на четыре тысячи километров двумя или тремя линиями укреплений с могучими крепостями и бастионами. В казематах и бастионах круглосуточно несли дежурство десятки тысяч воинов; на стенах стояли пушки и катапульты, бросавшие начиненные порохом бомбы. На башнях развевались красные знамена, и солдаты "Империи Света" напряженно вглядывались в бесконечные степные дали: там, в степи, снова происходили какие-то события, и нужно было готовиться к появлению нового Чингисхана.

 

ЗАКАТ ИМПЕРИИ

Тройная линия Великих Стен надежно защищала страну от набегов монгольских племен – до тех пор пока, как при Чингисхане, племена не объединялись в Орду. В середине ХV века монголы объединились под руководством вождя Эсена и в битве у крепости Туму нанесли китайцам страшное поражение. На поле боя осталось несколько сот тысяч китайских солдат; император Инцзун попал в плен. Монголы прорвались далеко вглубь страны, повсюду царила анархия. В конечном счете, войскам «Империи Света» удалось вытеснить кочевников за пределы Стены, но авторитету императоров был нанесен жестокий удар. Пользуясь временным безвластием, князья-родственники монарха и дворцовые евнухи чинили произвол, вымогали взятки и захватывали крестьянские земли. Императоры не могли устоять против давления своих сановников и начали раздавать им земли в кормление; как свидетельствует «История Мин», «князья, императорские родственники требовали, просили и захватывали земли без счета».

Упадок империи Мин был ускорен начавшимся в середине ХV века Сжатием. Столетие, прошедшее после освободительной войны, наполнило Поднебесную новыми поколениями и деревни снова стали многочисленными, а города – многолюдными. Хотя императоры строили оросительные каналы и переселяли бедняков на окраины, в деревне ощущалась нехватка земли. Крестьяне осваивали горные склоны, выравнивали на холмах плоские террасы и орошали их с помощью водоподъемных колес и бамбуковых водопроводов. В районе озера Тайху нехватка земли была такова, что "клочки земли на дамбе засаживали тутовыми деревьями, а полоски вдоль стен – овощами". После раздела отцовского участка между сыновьями наделы становились столь маленькими, что крестьяне при первом же неурожае закладывали землю ростовщику, а при втором – теряли ее навсегда: они становились арендаторами когда-то принадлежавшего им участка и отдавали помещику половину урожая. Вдобавок, арендаторы всецело находились во власти помещика: так же, как в эпоху Сун, помещики были одновременно местными чиновниками или старостами десятидворок и стодворок. Чиновники укрывали свои земли от государственных переписей и налогов; в результате площадь учтенных земель в ХVI веке сократилась наполовину; по словам сановника Хо Тао, "земли обманным путем перешли к хитрым людям"; государство потеряло значительную часть налогов.

Сжатие и рост помещичьего землевладения привели к массовому бегству из деревни "лишних людей": разоренные крестьяне шли в города и пытались прокормиться ремеслом. Китайские города поражали воображение первых посетивших эту страну европейцев: их размеры были огромны, а число жителей иногда превышало миллион. Одним из крупнейших городов была "фарфоровая столица" Цзиндэчжэнь; здесь было около трех тысяч печей для обжига, и ночью над городом стояло зарево, а днем он был окутан белым дымом. Жители перенаселенных областей нижней Янцзы искали пропитания в "шелковой столице" Сучжоу: "Те, у кого нет работы, на рассвете встают на мосту и ждут… – свидетельствует современник. – Сотни их, вытянув шеи, жадно смотрят вдаль. Если хозяин сокращает дело, им негде взять ни еды, ни одежды". "Имели работу – жили, теряли работу – умирали".

Ремесла и торговля, в отличие от маленькой Голландии, не могли прокормить огромный Китай. С середины ХV века участились голодовки и начались голодные восстания; то на юго-востоке, то на средней Янцзы поднимались сотни тысяч крестьян, и императорам приходилось посылать на их усмирение большие армии. В 1509-12 годах восстало крестьянство низовий Желтой Реки; повстанцы овладели многими городами и трижды подступали к столице. Это была большая крестьянская война, которую удалось подавить лишь после мобилизации всех сил правительства. Погибли миллионы людей, многие районы на Хуанхэ запустели и демографическое давление понизилось – судя по не вполне достоверным переписям, население сократилось на четверть.

Крестьянская война заставила императоров отставить тех сановников, которые думали лишь о своей выгоде, и передать дела в руки "чистых чиновников". "В то время впервые начальники местной власти отнимали у тех, кто захватил, землю и возвращали ее народу… – говорит "История Мин". – Бедствия народные немного уменьшились". Был запрещен сгон арендаторов, отныне считалось, что у одного поля два хозяина, помещик и арендатор.

Однако успех "чистых чиновников" был недолгим, и борьба за власть вскоре возобновилась. Основными противниками "чистых чиновников" были подчинившие своему влиянию императора дворцовые евнухи. История борьбы "чистых" и "грязных", начавшаяся еще во времена Хань, повторялась в каждом новом цикле исторического развития – она возобновлялась, как только демографическое давление достигало критической точки и нарушало систему управления государством. Родственники императора и дворцовые евнухи постепенно оттесняли монарха от руководства делами, захватывали земли, покупали и продавали должности; императоры предавались развлечениям, имели дело только с гаремными евнухами и годами не видели своих министров. В 1506 году кто-то из чиновников рискнул доложить государю о произволе евнухов – в ответ император собрал на дворцовой площади тысячу придворных и приказал им встать на колени; евнухи ходили между рядами и хватали "виновных". Двадцать лет спустя несколько сот старейших, заслуженных чиновников устроили "демонстрацию" у ворот императорского дворца: старцы громко рыдали, проклинали евнухов и раскачивали ворота. 146 человек из них было арестовано; многие погибли в тюрьме. В правление императора Шицзуна (1521-66) многие честные чиновники, подавая доклады, заранее готовились к смерти или кончали с собой при передаче послания. В конце ХVI века "чистые" сплотились вокруг конфуцианской академии Дунлинь в городе Уси на Янцзы. Здесь разрабатывались планы реформ, включавшие ограничение помещичьего землевладения; отсюда рассылались письма и проекты, находившие отклик по всей стране. Современники писали, что Дунлинь "управляет Империей и приковывает всеобщее внимание". В 1620 году, после воцарения императора Гуаньцзуна, дуньлиньцам удалось было овладеть важнейшими постами – но ненадолго, молодой император был отравлен, и власть снова захватили евнухи. По всей стране начались массовые казни "чистых чиновников", академии и чиновничьи школы закрывались, ученые и учащиеся скрывались в деревнях среди крестьян. Так же, как во времена Хань, борьба "чистых" с евнухами окончилась поражением; временщики и стяжатели торопились обогатиться, набрать взяток и захватить поместья. Попытки регулирования демографического давления были окончательно отброшены, и крестьянство было предоставлено своей судьбе.

Между тем, положение в деревне было поистине трагическим: после небольшого снижения в начале ХVI века демографическое давление снова возросло, и Сжатие возобновилось – окончание периода Мин обернулось столетием непрерывного голода, эпидемий и крестьянских восстаний. Окончательная катастрофа отдалялась лишь тем, что голодающим время от времени выдавалось зерно – пока государственные склады окончательно не опустели. Все пастбища были распаханы, и крестьяне уже не могли содержать рабочий скот – они сами впрягались в сохи; пахота на людях стала повсеместным явлением. Зимой, экономя пищу, ели один раз в день, старались меньше двигаться и больше спать, укрываясь ворохом одеял. Дома не отапливались; огонь разжигали только для того, чтобы приготовить жидкую похлебку из отрубей. Зерно берегли до весны, когда нужно было восстановить силы, чтобы впрячься в соху. Во время голода арендаторы продавали своих детей помещикам; некоторые "уважаемые" семьи владели тысячами рабов. Земли помещиков тянулись на десятки ли, их обрабатывали сотни арендаторов; в отдельных провинциях до 9/10 земли принадлежало помещикам. Роскошь чиновных помещиков не знала границ; они возводили дворцы, окруженные парками и прудами с золотыми рыбками. У евнуха Ван Чжэня после смерти обнаружили 60 кладовых золота и серебра и двадцать кораллов высотой до двух метров.

После неудачи реформ и гибели "чистых" чиновников единственное, что оставалось голодающему народу – это восстание. С 1620 года восстания вспыхивали то в одной, то в другой провинции; в 1628 году поднялся северо-запад; крестьяне, у которых "остались лишь кожа да кости и которые не видели спасения от смерти" объединились для последней борьбы. Крестьянская война продолжалась 16 лет, восстание охватило всю долину Хуанхэ; армия восставших насчитывала до миллиона солдат. Постепенно на сторону повстанцев стали переходить некоторые из уцелевших честных чиновников; по совету шеньши Ли Яня вождь восставших Ли Цзы-чэн стал налаживать управление и возобновил экзамены на должности. Ли Цзы-чэн был провозглашен Чжуан-ваном, главой государства Дашунь; был принят закон об уравнении земель, в котором провозглашалось: "Благородным и простолюдинам – равные земли". 25 апреля 1644 года армия Чжуан-вана вступила в Пекин; император Сыцзун повесился в дворцовом парке; полтысячи высших аристократов были арестованы, подвергнуты пыткам и казнены.

Однако гражданская война продолжалась; на юге был провозглашен новый император династии Мин, а на севере командующий минскими пограничными войсками У Сян-гуй обратился за поддержкой к маньчжурам. Маньчжуры, прежде называвшиеся чжурчженями, в начале ХVI века объединились в мощный племенной союз, оспаривавший у монголов господство над Великой Степью. В отличие от монгольских орд, государство маньчжуров с самого начала было построено по китайскому образцу, маньчжурский хан Нурхаци провозгласил себя императором и приглашал на должности китайских чиновников. Напуганные казнями Чжуан-вана, китайские шеньши предпочли крестьянской диктатуре власть маньчжуров, обещавших вернуть им чины и поместья. "Армия справедливости пришла, чтобы помочь вам отомстить за государя… – гласила маньчжурская прокламация. – Ныне подвергаются казни только бандиты Чжуан-вана, чиновники же, приходящие с изъявлением покорности, восстанавливаются в своих должностях…" Вторжение маньчжуров было не похоже на вторжение монголов в ХIII веке: войска маньчжуров с самого начала действовали вместе с армией У Сян-гуя и многочисленными отрядами китайских помещиков, причем отборные части У Сян-гуя были вооружены пушками и мушкетами. Многие города добровольно открывали ворота союзной армии; крестьянские войска были разбиты, и союзники в течение года покорили весь Север, переправились через Янцзы и вступили в Нанкин. В октябре 1644 года внук Нурхаци был провозглашен в Пекине первым китайским императором династии Цин. В 1645 году было приказано всем мужчинам в знак покорности новой династии по-маньчжурски обрить головы; это вызвало взрыв негодования среди китайцев, и многие китайские генералы и чиновники, осознав, что произошло, перешли в лагерь противников Цин – но было поздно. Маньчжурская конница стремительно продвигалась к южному побережью; сопротивлявшиеся города безжалостно вырезались. Китайские войска были оттеснены на юго-запад, и, хотя война продолжалась здесь до 1661 года, судьба Китая было предрешена.

Тридцатилетние восстания и войны принесли катастрофу такую же, как во времена монгольского нашествия. "На местах поселений гуляет ветер, – писал современник. – Путнику негде пристать на ночлег, отовсюду доносятся стоны и плач, с полей тянет смрадом, дороги покрыты запекшейся кровью, и лишь изредка наткнешься на калек с перебитыми ногами и руками". При взятии маньчжурами Янчжоу число убитых по данным "регистрации сожженных трупов" превысило 800 тысяч. По некоторым оценкам, население Китая в начале ХVII века составляло около 150 миллионов человек; к 1651 году осталось не более 60 миллионов. Среди развалин и заросших лебедой полей начался новый цикл исторического развития.

 

ИСТОРИЯ КОРЁ

Монгольское нашествие оставило повсюду свой страшный след, и Корею постигла та же судьба, что и Китай: в середине XIV столетия страна лежала в развалинах; повсюду виднелись пустые села и руины городов; немногие уцелевшие чиновники с трудом собирали среди руин дань для завоевателей. Монголы выбрали для поселения пастбища на севере страны, в провинции Хванхэ; в остальных областях власть по-прежнему принадлежала вану, к которому был приставлен монгольский баскак-"даругачи". Время от времени из Монголии прибывали посольства за данью и женщинами – при приближении послов население разбегалось, пряталось в лесах и горах. В те времена у корейцев появился обычай прятать новорожденных девочек; их не показывали даже соседям, опасаясь, что те донесут помещику. Свои помещики были для крестьян иной раз хуже монголов: пользуясь слабостью власти вана, они закабаляли крестьян, обращая их в рабов-ноби. «Если ноби заболеет, его не лечат,– говорит свидетель об обычаях тех времен, – раба выбрасывают на дорогу».

Революция, произошедшая в Китае в середине XIV века, вызвала немедленный отклик в Корее. Разгромленные китайскими "красными войсками" монголы не смогли удержаться в Корее, и она обрела независимость. Корея всегда брала за образец своего "старшего брата", и вслед за реформами Чжу Юаньчжана в Китае начались аналогичные реформы в Корее. В 1388 году прославленный генерал Ли Сон-ге захватил власть и вместе со своим советником Чо Джуном приступил к восстановлению обычаев эпохи Тан. "Династия Тан поровну дала народу землю и владела Поднебесной 300 лет… – писал Чо Джун. – Нужно начать все сначала, чтобы у государства были достаточные доходы и жизнь народа была зажиточной…" Новая власть уничтожила помещичью собственность, отнятые у помещиков земельные грамоты несколько дней горели в кострах на улицах столицы. Рабы получили свободу, а крестьяне – землю; чиновники-"янбаны" набирались путем экзаменов, делились на ранги и получали в кормление "ранговые земли" – несколько крестьянских дворов.

Основанная Ли Сон-ге династия Чосон проводила "политику поощрения земледелия". "Начальники уездов должны побуждать к тому, чтобы повсеместно обрабатывали и пропалывали землю, – говорит земельный кодекс тех времен. – Следует оказывать помощь крестьянам, не возлагать тяжелых повинностей, не устраивать поборов. Губернаторы должны выявлять разницу в успехах тех, кто усердно трудиться и кто ленится…" По древнему обычаю сам ван начинал пахоту, проводя борозду на церемониальном поле. Время от времени он объезжал районы вокруг столицы, наблюдая за работой крестьян и выясняя виды на урожай; в дальние провинции с этой целью высылались чиновники. Новоизобретенным печатным способом издавались книги по агротехнике; в 1429 году было указано расспросить старых крестьян о земледельческих приемах в различных провинциях и была создана обширная энциклопедия "Нонса чикколь" ("Все о земледелии"). Местные чиновники учили крестьян высаживать рисовую рассаду, выращивать хлопок, устанавливать водоподъемные колеса. Во всех провинциях прокладывались ирригационные каналы, крестьяне расширяли пашню, деревни стали многочисленными и многолюдными.

В течение ХV века население возросло в четыре раза, до 3,5 миллионов, – но затем темпы роста резко замедлились, началось Сжатие. Малоземелье стало ощущаться уже в середине ХV века. "В нашей стране уже долгое время мир, – писал один провинциальный чиновник в 1438 году. – Население из года в год растет, а земли по сравнению с прошлым не прибавляется. Поэтому те, кто обрабатывает 10 и более кель – это все богачи; имеющих 3-4 кель тоже мало". Бедняки не могли содержать рабочий скот и сами впрягались в сохи, лишь десятая часть дворов имела быков. Хотя государство предоставляло беднякам зерновые ссуды, они попадали в долговую кабалу к местным кулакам и, в конце концов, лишались своей земли.

История династии Чосон повторяла то, что было раньше, историю Тан и Силла. Так же, как во все времена, Сжатие привело к появлению помещичьей собственности и разложению чиновничества. Снова началась борьба "чистых чиновников" с теми, кто пытался воспользоваться трудностями государства и захватить ранговые земли в собственность. В начале XV века "чистые чиновники" ("саримы") засыпали вана Енсана докладами о необходимости наведения порядка и прекращения захватов земель; их настойчивые доклады разгневали правителя, и он приказал всем чиновникам носить на груди таблички с надписью: "Осторожнее со словами!" Борьба саримов с коррумпированной знатью сопровождалась дворцовыми переворотами и казнями и во многом зависела от аналогичных событий в Китае. Хотя "чистые чиновники" и не добились решительного успеха, они завоевали определенное положение и пользовались большим авторитетом. С середины ХVI века каждый чиновник мог открыто объявить себя конфуцианским ученым-саримом и с гордостью заявлять, что является учеником казненных "чистых чиновников". Для их поминовения саримы создавали "храмы славы" ("совоны"), которые вместе с тем были конфуцианскими школами и политическими клубами. Каждую весну в совонах устраивался традиционный пир, на который могли прийти все желающие. Присутствующие усаживались за столом строго по возрасту – почетные места предоставлялись старцам – и провозглашали клятву: "В первую очередь… безупречно относиться друг к другу, во вторую – помогать одиноким матерям, в третью – защищать друг друга, в четвертую – оказывать взаимопомощь. Каждый в своем округе должен почитать родителей, следовать братству, верности, чтить традиции!" Эта клятва передавала основные идеи конфуцианства: государство мыслилось как большая семья, спаянная духом отеческой заботы и сыновней почтительности, братства и взаимопомощи.

Между тем, Сжатие продолжалось и положение в деревне становилось все более напряженным. "В нашей стране бедные и богатые сильно отличаются друг от друга, – говорил один из саримов, Пак Сурян. – У богатого следует межа за межой, а у бедного нет земли, чтобы шило воткнуть…" В XVI веке учет земель пришел в беспорядок, и "сильные" безнаказанно захватывали крестьянские наделы; в результате частых голодовок истощились государственные запасы хлеба. "Зерна не хватает, народ голодает", – докладывало Управление по оказанию помощи. В разных провинциях возникали голодные бунты, и дело шло к всеобщему восстанию, как в Китае, – однако в 1592 году бедственный ход событий был прерван еще более страшной катастрофой – японским нашествием.

Японцы обладали новым для Кореи оружием – приобретенными у европейцев мушкетами; среди всеобщего смятения японские войска заняли почти всю страну, лишь на море знаменитый адмирал Ли Сун Син сумел нанести завоевателям несколько поражений. Главную силу корейского флота составляли необычные, закрытые со всех сторон листами железа "корабли-черепахи", "кобуксоны"; эти неуязвимые для огня противника броненосцы расстреливали японские суда из пушек и внушали врагам суеверный ужас. Корейцам удалось отрезать высадившуюся армию от баз в Японии и с помощью подошедших китайских войск оттеснить противника на юг. Отступавшие самураи оставляли после себя пустыню; в 1598 году они были вынуждены уйти из Кореи – но страна лежала в развалинах; по некоторым оценкам, погибло около половины населения; посевные площади уменьшились в три раза. "Народ разбежался кто-куда, даже янбаны и те не знали, как поддержать свое существование… – писал современник. – Повсюду валялись трупы, но некому было их похоронить…"

Среди руин и заброшенных полей начиналась новая эпоха корейской истории.

 

ВОЕННАЯ ИМПЕРИЯ ЯМАТО

.

Япония была страной на краю света, далекими островами, которых лишь изредка достигали волны нашествий с континента. В III веке «страна Ямато» была завоевана кочевниками, которые воздвигали на могилах своих вождей большие курганы; дружинники этих вождей носили два меча, и их впоследствии стали называть самураями. Позднее на острова проникло китайское влияние, и здесь возникла могущественная Империя Ямато; на протяжении нескольких столетий чиновники императоров пытались приучить военных вождей к культуре и дисциплине. Однако военные вожди, в конце концов, взяли вверх и подчинили императоров – а затем сошлись в междоусобных войнах. В ХV веке империя распалась; губернаторы областей, «сюго», стали независимыми князьями, «сюго дайме»; они сооружали огромные замки и содержали многотысячные дружины самураев. Князья были главами больших военных кланов; все вассалы князя, принося клятву верности, становились его «детьми»; они жили в призамковом городе и были всегда готовы служить своему вождю. Некоторые из вассалов имели поместья с крестьянами, другие – как и большинство самураев – получали рисовые пайки.

Образом жизни хищных кланов была война, 260 князей-"дайме" постоянно враждовали друг с другом. В 1467 году началась "война годов Онин", западные и восточные князья сражались за обладание столицей; огромные, более чем 100-тысячные армии, десять лет сражались на развалинах Киото; повсюду, в руинах и в окрестных полях, белели кости. По дорогам бродили толпы беженцев; везде свирепствовали банды оторвавшихся от своих кланов самураев, "ронинов". Военное разорение привело к преждевременному Сжатию и голоду; в провинции Ямасиро измученные войной крестьяне попытались сами навести порядок; они изгнали самурайские кланы, создали собственное ополчение и восемь лет сражались с самураями – но в конце концов потерпели поражение.

"Эпоха сражающихся областей" продолжалась больше столетия. В разгар междоусобных войн, в 1543 году, шторм выбросил на берег острова Танэгасима корабль невиданных прежде "южных варваров" – португальцев. Португальцы познакомили японцев с мушкетами, которые с тех пор назывались "танэгасима"; впоследствии мушкеты стали производиться и в Японии – но их конструкция следовала старинным португальским образцам вплоть до середины ХIХ века. "Танэгасима" стала "новым оружием", способным принести победу в клановых войнах – поэтому южные князья сразу же распахнули европейцам свои объятия. На Кюсю были основаны португальские и испанские фактории, повсюду проповедовали миссионеры; некоторые "дайме" приняли христианство – и даже побуждали к этому своих подданных. Через сорок лет после высадки первых европейцев в Японии насчитывалось уже 200 церквей и 150 тысяч христиан – остров Кюсю стал местом контакта двух цивилизаций, здесь впервые на Востоке началось перенимание европейской техники и европейских традиций.

Среди князей, сразу же оценивших роль нового оружия, был Ода Нобунага с острова Хонсю; он первым создал крупные подразделения мушкетеров и в 1575 году в битве при Нагасино разгромил знаменитую конницу могущественного клана Такэда. Эта победа отдала в руки Ода почти половину страны – однако в зените славы он был предательски убит одним из своих вассалов. Дело объединения страны было продолжено ближайшим сподвижником Ода, Тоетоми Хидэеси; к 1590 году ему удалось покорить всех дайме Японии.

Объединение страны означало восстановление военной Империи ХIII-го века – восстановление государственного устройства тех времен, когда кумир Хидэеси, первый сегун Минамото Еритомо отстранил от власти императора и сосредоточил управление в своей "полевой ставке", "бакуфу". С этого времени конфуцианские ученые-шеньши уже не управляли страной, экзаменационная система была забыта, и делами управления руководили военные. После ста лет анархии Хидэеси восстановил "полевую ставку", подчинил дайме, навел порядок, провел перепись населения и земельный кадастр. Так же, как и раньше, бакуфу непосредственно управляло лишь частью страны, доменом сегунов; остальные земли находились во владении князей – однако князья-"дайме" подчинялись жесткой дисциплине; они жили попеременно год в столице и год в своем княжестве, оставляя вместо себя в заложники сыновей или братьев.

Центром каждого княжества был замок – символ могущества князя-дайме. Португальцы научили японских мастеров возводить мощные каменные стены, и замки XVI века выглядели, как огромные многоярусные дворцы, возведенные над стенами из каменных глыб. Вокруг замка обычно располагался город – тысячи легких домиков с каркасом из деревянных столбов и стенами из натянутой между столбами толстой бумаги; дома были окружены садами, и при желании можно было раздвинуть стены и превратить комнату в террасу. Население города составляли в основном самураи, дружинники князя, – а также их слуги, ремесленники и торговцы. Самураям запрещалась заниматься чем-либо, кроме военного дела, и они проводили время в фехтовании на мечах, стрельбе из лука или в медитации – они исповедовали буддизм секты дзен, которая учила, что медитация приносит душевное спокойствие и равнодушие к жизни и смерти. Традиция требовала от самурая вести скромный образ жизни, избегать роскоши и развлечений, не пить сакэ, не играть в азартные игры; жалованье рядового самурая было небольшим и не превышало дохода нескольких крестьянских семей – впрочем, самураи презирали деньги и часто не разбирались в стоимости монет.

Высшим долгом самурая была верность князю. В случае смерти князя самурай должен был отомстить или совершить ритуальное самоубийство – "харакири"; в безвыходной обстановке, в объятом пламенем замке, десятки самураев вспарывали себе животы, чтобы не попасть в плен к врагу. Жены самураев тоже кончали с собой, предварительно связав себе ноги и придав телу такое положение, чтобы выглядеть достойно и после смерти. Впрочем, в отличие от европейских рыцарей, самураи не оказывали женщинам особого уважения – время, когда японские аристократы сочиняли стихи о любви безвозвратно ушло в пошлое – теперь они поклонялись мечу. Меч был главным достоянием самурая, и воин не должен был расставаться с мечом даже в объятиях любимой женщины. "Каждый, кто носит длинный меч, должен помнить, что меч – это его душа", – гласил один из основных законов Японии.

Меч был не просто символом высокого положения – он был большой ценностью. Боевые мечи были очень дороги; их ковали иногда несколько лет, достигая такой закалки, что одним ударом самурай мог рассечь противника наискось от плеча до пояса. Существовал обычай, по которому самурай мог испробовать новый меч на первом встречном простолюдине, – поэтому, завидев самурая, крестьяне снимали свои соломенные шляпы и падали на колени. "Если простолюдин окажет невежливость самураю, самурай может его убить", – гласил закон.

Впрочем, закон запрещал самураям появляться в деревнях и общаться с их обитателями; крестьяне жили своей жизнью и старались не переходить дорогу высокомерным воинам. Так же, как в Китае, деревня делилась на пятидворки, связанные круговой порукой; крестьяне были прикреплены к своим наделам и отдавали князю две трети урожая. Однако самурайское воинство было столь многочисленным, что этого было мало; самураи могли прокормиться лишь войной – и Хидэеси решил завоевать Корею, а потом Китай и весь остальной мир: он считал, что самураям по плечу такой подвиг. В 1592 и 1597 годах две армии общей численностью в 300 тысяч солдат атаковали Корею – но в конечном счете потерпели поражение от китайских и корейских войск. В 1598 году Тоетоми Хидэеси умер, и после двухлетней усобицы военным правителем Японии стал его сподвижник Токугава Иэясу. Иэясу продолжил реформы Хидэеси и основал династию сегунов, правившую два с половиной века – до 1868 года.

Токугава Иэясу понимал, что японское крестьянство не в состоянии прокормить многочисленное сословие самураев, – и он решил сократить это сословие за счет дружин побежденных в последней войне князей. Полмиллиона самураев превратились в ронинов, бездомных бродяг, единственным способом существования для которых стали мятежи и разбой на дорогах. В 1614 году ронины поддержали отстраненного от власти сына Хидэеси; начался мятеж – и некоторые мятежные кланы подняли знамена с изображением креста. После подавления мятежа японские христиане подверглись жестоким гонениям, их заставляли топтать ногами иконы с ликом Иисуса, неповинующихся пытали и казнили. В конечном счете, христианство было объявлено вне закона, европейцы были изгнаны из страны, японцам было запрещено выезжать за границу. Лишь голландцам позволялось иметь маленькую факторию в бухте Нагасаки и ежегодно присылать пять кораблей – но при этом был запрещен ввоз книг и икон. Иностранцы отныне могли торговать лишь с доверенными лицами сегуна; Империя Ямато замкнулась в себе, и, подобно огромному монолиту, застыла на долгие столетия – однако эти столетия принадлежали уже другой эпохе.

 

ИСТОРИЯ ВЕЛИКОГО ВЬЕТА

В середине ХIII века поглотившая полмира Монгольская Волна достигла «последнего моря» – Тонкинского залива. Здесь ей было суждено остановиться и отхлынуть назад: после тридцатилетней борьбы монголы были отброшены от границ Великого Вьета. Непобедимая монгольская конница оказалась бессильной перед джунглями и скрывавшимися в них партизанами. Вьеты долгое время не принимали боя, они нападали из засад и перехватывали пути снабжения; монгольскую армию мучили голод и эпидемии. Решающее сражение произошло не на суше, где монголы оставались непобедимыми, а на воде – на реке Батьданг, где вьетам удалось заманить в засаду монголо-китайский флот. Полководец Чан Куок Туан приказал вбить в дно реки невидимые во время прилива сваи, и застрявшие на этом заграждении огромные джонки завоевателей были взяты на абордаж сотнями вьетских лодок.

Вторжение было отражено, но господство монголов в соседнем Китае оказало большое влияние на "Великий Вьет". Могущественный Китай всегда был примером для Вьетнама; подражая монгольским нойонам, вьетнамские полководцы требовали у правительства землю и получали право на сбор налогов с целых районов. "Полководец – ястреб, солдаты – утки, – говорил победитель монголов генерал Чан Кхань Зы. – Что же удивительного, что ястреб питается утками?" Аристократы захватывали земли крестьян и заставляли их нести повинности в свою пользу; они имели собственные "ставки" с десятками чиновников и многочисленные вооруженные отряды. Полководцы были главами "сильных домов", потомками кочевников, когда-то завоевавших Вьетнам и смирившихся под властью императоров. Отразив нашествие монголов, "сильные дома" снова приобрели былое могущество и стали закабалять крестьян.

Так же, как в Китае, непомерные поборы с крестьян привели к преждевременному Сжатию. В 30-х годах ХIV века начался хронический голод, крестьяне продавали свои семьи в рабство. Страшный голод 1343 года привел к большому крестьянскому восстанию, продолжавшемуся 16 лет. Затем начался период нашествий с Юга, индонезийцы-тямы трижды овладевали столицей Тханглонгом – снова, как и в глубокой древности, Вьетнам стал полем боя между индийской и китайской цивилизацией. Представителями китайской культуры во Вьетнаме были ученые-чиновники из "Города взлетающего дракона", Тханглонга; они посылали своих детей учиться в Китай, и их идеалом был великий император Чжу Юаньчжан. Реформы Чжу Юаньчжана вызвали такие же преобразования в окружающих странах – и Вьетнам не миновал этой участи. В конце ХIV века при слабых императорах династии Чан фактическая власть оказалась в руках ученого конфуцианца Хо Куй Ли; в 1397 году Хо Куй Ли провозгласил себя "верховным правителем" и объявил об ограничении частных поместий площадью в 10 мау – примерно три крестьянских участка. Возмущенная знать организовала заговор, но он был подавлен, а затем начались массовые репрессии; погибло около 400 аристократов; их земли были конфискованы, "дочери проданы в рабство, сыновей и внуков в возрасте до года и старше закапывали в землю живьем и топили". "Сильные дома" утратили свои владения; десятки тысяч рабов получили свободу – однако враждебная реформатору знать призвала на помощь китайские войска. Начались измены военачальников; в 1407 году вьетнамская армия была разбита, и страна была оккупирована китайцами, которые отказались от своих обещаний восстановить династию Чан и присоединили Вьетнам к Империи Мин. Это вызвало многочисленные восстания; так же, как и в войне с монголами, горы и джунгли были на стороне вьетов, оккупантов повсюду подстерегали засады, и после долгой борьбы они были вынуждены уйти из Вьетнама.

В 1427 году вождь восставших Ле Лой взошел на престол и основал династию Ле; после многолетней войны страна лежала в развалинах; погибла большая часть населения. С приходом к власти новой династии начался новый цикл исторического развития, во многих чертах повторявший предыдущие циклы. Так же, как предыдущие династии, династия Ле начала с переписи, восстановления управленческого аппарата и налоговой системы. Чиновники, как и раньше, отбирались на экзаменах, делились на ранги и получали право на сбор налогов с ранговых земель – эта система восходила к порядкам китайской Империи Тан. Государство проводило традиционную "политику поощрения земледелия", помогало нуждающимся зерном, переселяло безземельных на юг и создавало ирригационные системы – но при этом почти не вмешивались в жизнь крестьянских общин. В отличие от Китая, во Вьетнаме еще сохранялись общины с переделом земли – Индокитай был периферией мировой цивилизации, здесь было много свободных земель, и частная собственность еще не успела широко распространиться.

Империя Ле достигла наивысшего могущества в правление Ле Тхань Тонга (1460-97). В это время были отвоеваны у индонезийцев-тямов территории современного центрального Вьетнама, и началось продвижение на юг, через три столетия приведшее Вьетнам к его теперешним границам. Однако уже вскоре после смерти Ле Тхань Тонга начались нарушения в системе государственного управления. Новый император Ле Тыонг Зыок желал прославиться грандиозными стройками и мобилизовал десятки тысяч крестьян на строительство "Дворца ста башен" и "Храма девяти этажей неба"; ежедневно устраивались пиршества и увеселения, требовавшие огромных средств; это привело к увеличению налогов. Эти проявления ИМПЕРСКОГО ЭКСТРЕМИЗМА совпали с началом нового Сжатия – и резко его усилили. В 1516-21 годах восстания переросли в большую крестьянскую войну; повстанцы захватили Тханглонг, и, лишь собрав все свои силы, правительству удалось нанести им поражение.

Восстание нанесло тяжелый удар Империи и привело к распаду управленческого аппарата; губернаторы провинций и военачальники открыто диктовали императорам свою волю. Начался долгий период междоусобных войн, к концу XVI века страна была полностью разорена, погибла большая часть населения, города лежали в развалинах, поля зарастали джунглями.

В XVIII веке начался новый демографический цикл и новый период истории Вьетнама.

 

ИНДОНЕЗИЯ – ВОСТОЧНЫЙ ОПЛОТ ИСЛАМА

В конце XIII века прокатившаяся по Азии Монгольская Волна медленно затихала в джунглях Индокитая. Непривычный климат, малярия, непроходимые леса, в конце концов, охладили порыв завоевателей – но, тем не менее, они достигли «последнего моря» у берегов Явы. В 1293 году 20-тысячная монголо-китайская армия высадилась на острове и овладела его столицей Даху. Разграбив город и убедившись, что им не справиться с начавшейся народной войной, завоеватели вернулись в Китай. Царем Явы стал возглавивший освободительную борьбу наместник Мадуры Виджайя; он основал новую династию и новое государство – Маджапахит.

Яванские хроники сохранили мало сведений о Маджапахите; известно лишь, что это было последнее яванское царство, цари которого поклонялись Шиве и Будде. На родине этих богов, в Индии, уже побеждали последователи Мухаммеда; в конце XIII века они овладели ведшими торговлю с Явой портами Гуджарата. На больших гуджаратских кораблях на Яву теперь прибывали не индусские, а мусульманские купцы; они селились в прибрежных городах и создавали многолюдные "мавританские" кварталы. Мусульманских купцов влек на Яву все тот же мощный магнит, который прежде привлекал индусов и греков, – это были пряности с близлежащих Молуккских островов, гвоздика и мускатный орех. Торговля пряностями давала колоссальные прибыли, и по великому торговому пути от Явы к арабским берегам плавали сотни огромных четырехмачтовых джонок, имевших до 300 человек экипажа. Огромные капиталы купцов давали им власть над людьми. "Мусульманские владетели морского берега могучи на Яве и ведут всю торговлю, ибо они сеньоры джонок и людей, – писал португалец Пиреш. – Когда морской берег принадлежал язычникам, сюда приходило много купцов – персов, арабов, гуджаратцев, бенгальцев, малайцев и других. Среди них было много мусульман. Они начали торговать в стране и богатеть. Они строили здесь мечети, и к ним приезжали муллы, и они прибывали все в большем числе, так что сыновья этих мавров были уже яванцы и богачи, ибо они жили в этих местах около 70 лет. В некоторых местах языческие сеньоры стали мусульманами, и эти муллы и купцы-мавры овладели этими местами. Другие мавры укрепили места, где они жили, и с помощью команд своих джонок убили яванских сеньоров и сами стали сеньорами. И так они овладели морскими берегами и захватили торговлю и власть на Яве".

В 1414 году мусульмане утвердились в крупнейшем торговом центре Индокитая, Малакке, а затем и в яванских городах – Демаке, Сурабайе, Бантаме, Гресике. В конце XV века "мавры" начали наступление на внутренние районы охваченного смутами Маджапахита. У мусульман были пушки и аркебузы; в 1527 году они овладели столицей Явы и сожгли ее. Междоусобные войны продолжались до начала XVII столетия, и лишь в 1627 году султан Агунг (1610-45) сумел объединить большую часть острова под властью государства Матарам. Окончательная победа мусульман вместе с тем означала МОДЕРНИЗАЦИЮ яванского общества по исламскому образцу -прежде всего по образцу могущественной индийской Империи Моголов. Так же, как индийские падишахи, яванские султаны раздавали своим военачальникам джагиры и вызывали на смотры их отряды – но сохранились и местные традиции; как и раньше, чиновники отличались друг от друга одеждой, отделкой зонтов и почетным оружием – кинжалами с пламеневидным лезвием, крисами. Как и во времена Ангкора, мужчинам запрещалось входить во дворец, где царь обитал в окружении 10 тысяч женщин и под защитой 3-тысячной "женской гвардии". Крестьяне, как и прежде, жили деревенскими общинами, сами выбирали старост, вместе отбывали трудовую повинность и платили налоги. Так же, как в других странах Юго-Восточной Азии, земля время от времени переделялась между семьями; на двор полагался надел в одну чачу (0,7 га) орошаемой земли.

В то время, когда мусульмане сражались с приверженцами Шивы и Будды, у берегов Индокитая неожиданно появились корабли из другого мира – португальские каравеллы. Каравеллы были вооружены пушками, и в 1511 году "бородатые варвары" после жестокого обстрела овладели Малаккой – главной торговой гаванью на "дороге пряностей". Однако португальцам не удалось захватить в свои руки торговлю Индийского океана: вместо Малаккского пролива азиатские джонки шли теперь через Зондский пролив, и яванский порт Бантам заменил Малакку в качестве главного торгового порта Азии.

В конце XVI века вслед за португальцами в Индийский океан прорвались английские и голландские эскадры. Голландский флот был намного многочисленнее португальского, а голландские океанские корабли, "флайты", намного превосходили своими мореходными качествами португальские галионы и азиатские джонки. В 1605-10 годах флот голландской Ост-индской компании овладел Островами Пряностей, а в 1619 году – портом Джакартой близ Бантама. Джакарта (Батавия) стала базой, опираясь на которую голландский флот приступил к завоеванию Южных морей. Вооруженные мощной артиллерией голландские корабли без пощады расстреливали неповоротливые мусульманские джонки, к середине XVII века голландцы захватили в свои руки всю морскую торговлю. Султаны Матарама пытались противостоять голландцам; они закрыли для завоевателей порты Явы и приступили к строительству вооруженных пушками фрегатов и флайтов. Султан Амангкурат I (1646-77) в предвидении грядущей войны пытался установить диктатуру и сосредоточить в своих руках все силы и средства Матарама – однако это вызвало сопротивление мусульманских кади и дервишей. Не поладив с дервишами, Амангкурат решил вернуться к старой вере и провозгласил себя воплощением Шивы; он устроил резню мусульманских священников, а затем подверг гонениям местную знать – ее богатства были использованы для строительства флота; с этой же целью крестьяне обременялись новыми повинностями и десятки тысяч работников были согнаны на корабельные верфи. В 1673 году невыносимые налоги и повинности привели к голоду и крестьянскому восстанию – тогда Амангкурат обратился за помощью к прежним врагам, голландцам; высадившиеся с кораблей голландские мушкетеры усмирили крестьян и посадили на трон умершего монарха его сына Амангкурата II.

Восстания и войны привели к гибели значительной части населения и захвату голландцами западной части острова. Правивший на востоке Амангкурат II отдал в руки голландцев всю торговлю, окружил себя голландской гвардией и старался подражать всему голландскому – вплоть до одежды. Ява стала первой европейской колонией на Востоке, а Батавия превратилась в столицу голландской Ост-индской компании, город богатейших купцов и плантаторов. Европейцы завладели самым драгоценным сокровищем Азии, родиной пряностей и перекрестком морских путей, – и здесь, на Яве, азиаты впервые узнали, что такое колониальное господство буржуазии. В XVIII веке началась новая эпоха в истории Индонезии.

 

ИСТОРИЯ СТРАНЫ ТАЙ

Некогда, в середине I тысячелетия до нашей эры, во времена затопившей полмира Скифской Волны, одно из племен завоевателей прорвалось вдоль предгорий Кунь-Луня на нагорье Юньнань. Эти места полюбились кочевникам: здесь были прекрасные горные пастбища; это была одна из немногих областей Южной Азии, где лошади давали здоровое и сильное потомство – такое же, как в Великой Степи. Племя ба – так звали кочевников – подчинило местных жителей и основало царство Шу, которое объединяло множество полунезависимых племен, живших по своим законам, – и среди этих племен были обитавшие на южной окраине племена тай. Слово «тай» означает «свободный», но в действительности «свободными» были не все члены тайского рода; воинственные тайцы проводили жизнь в набегах; из набегов приводили пленных, и эти пленные-рабы под присмотром «свободных» обрабатывали земли рода. Тай были отличными кавалеристами, но их знать предпочитала лошадям боевых слонов; слоны были в каждой деревне, и на них сражались не только вожди, но и их жены-амазонки. В тайских родах еще сохранялись остатки матриархата; наследование шло по женской линии, и мужья переселялись в дома своих жен – старших жен из свободных тай, ведь впоследствии у тайского воина появлялись и младшие жены-рабыни. После смерти вождя его рабынь, лошадей и слонов погребали вместе с ним в огромной могиле.

Воины-тай славились своим мужеством, и девараджи Ангкора охотно принимали в качестве военных поселенцев тайские племена-мыанги. Империя Ангкора была могущественным государством с огромными городами и храмами, башни которых вздымались к самому небу, а стены были украшены тысячами статуй. Варвары-тай должны были защищать границы Империи, но, когда после смерти девараджи Джаявармана VII Ангкор охватили смуты, военные поселенцы взбунтовались и захватили пограничный город Сукотаи на реке Менам. Вслед за этими событиями родина тай, Юньнань, подверглась страшному удару Монгольской Волны. Спасаясь от новых гуннов, тайские племена хлынули в пределы Империи; к концу ХIII столетия они опустошили и захватили провинции к западу от Большого Озера Тонле-Сап. В правление великого вождя Рамы Камхенга (1275-1317) тайцы овладели большей частью Индокитая, но после его смерти начались междоусобицы, и лишь в 1378 году мыангу Аютии удалось вновь объединить тайские племена, обитавшие в долине Менама.

Аютия была "варварским королевством", основанным тай на развалинах Империи Ангкора. Завоеватели поработили местных жителей, монов и кхмеров, и заставили их обрабатывать земли родов. Многие туземцы стали "королевскими рабами", "даса луанг"; они жили в своих деревнях, платили подати и, как во времена Империи, отбывали трудовую повинность. 6-месячной трудовой повинностью формально было охвачено все население, но в то время, как рабы обрабатывали царские поля или работали на стройках, свободные тай занимались военной подготовкой или шли в поход. Столкнувшись с непобедимой монгольской конницей, тай переняли ее военную организацию; они были разделены на сотни, тысячи и десятки тысяч; тысячами и туменами командовали вожди племен и принцы королевского дома, а сотнями – главы сильных родов. В возрасте 18 лет все юноши призывалась на службу и должны были два года жить в доме сотника, занимаясь воинскими упражнениями.

В 1431 году тайское ополчение в третий раз овладело Ангкором; великий город был разрушен, а население – десятки, если не сотни тысяч пленных, – было угнано в Аютию. Среди пленных были чиновники, брахманы, буддийские ученые – и варвары со временем стали прислушиваться к тому, что говорят их рабы. Тайские короли стали перенимать порядки Ангкора; они завели чиновников-брахманов, создали министерства-"кромы" и стали проводить переписи населения. Так же, как в Ангкоре, чиновники различались одеждой и числом ярусов на своих зонтах; в качестве платы за службу они получали ранговые наделы и рабов для их обработки.

Ангкор был основан выходцами из Индии, и, перенимая традиции Ангкора, тайцы вместе с тем перенимали культуру древней Индии. В каждой индийской и кхмерской общине был деревенский храм; в ХIII-ХIV веках мон-кхмеры приняли буддизм хинаяны и большинство храмов были обращены в монастыри, ваты. Монахи, жившие в ватах, учили грамоте деревенских детей, лечили больных и кормили бедняков; большие монастыри Аютии были центрами буддийской учености, и здесь получали образование дети знати. По окончанию учебы юноши представлялись королю, совершая обряд подношения цветов, свечей и ладана; после этого их назначали на должности. Буддийская церковь прославляла короля, провозглашая его Чакравартином, монархом Вселенной и "отцом народа". После смерти правитель становился бодхисатвой, богом милосердия, – милосердие было основой учения Будды; буддизм отвергал стяжательство и учил людей помогать друг другу; по тайским традициям богатые должны были делиться с бедными, и, если они не делали этого, то деревенская молодежь из дома сотника могла силой отнять их добро.

Хотя Аютия унаследовала многие черты Ангкора, государство тай оставалось государством завоевателей, и едва ли не каждый год воины, построившись по сотням и тысячам, уходили в походы на Камбоджу или Лаос, а, возвращаясь, пригоняли с собой тысячи пленных. Но победы не могли продолжаться вечно; в ХVI веке Аютия столкнулась с другим мощным военным государством, Бирмой. Нашествие бирманцев в 1563 году принесло с собой катастрофу, прославленное тайское воинство было разгромлено; Аютия пала, и десятки тысяч крестьян были угнаны в Бирму, чтобы стать рабами новых господ. Государство тай спасли лишь начавшиеся в Бирме междоусобные войны; воспользовавшись этим, принц Наресуан поднял тай на восстание и в 1584 году восстановил Аютию.

В начале ХVII века войны с Бирмой закончились, и залечивающий раны Тайланд, наконец, смог осмотреться в изменившемся внешнем мире. По сравнению с временами столетней давности, этот мир неузнаваемо преобразился; в ХV веке Аютия была изолированной страной на краю света, которую по пути в Китай навещали индийские купцы – теперь же Тайланд оказался у перекрестка морских путей, по которому в разные стороны проходили голландские, английские, португальские, испанские, китайские, японские, индийские корабли. В Аютии выросли мусульманские, китайские, японские торговые предместья; китайское Сжатие выбрасывало на берега южных морей многотысячные толпы эмигрантов; из Японии прибывали в Тайланд сотни безработных самураев – из них была сформирована гвардия тайских королей. Общение с окружающим миром открыло глаза тайским королям – Тайланд не был центром Вселенной, наоборот, он оказался архаичным обломком древнего мира, последним осколком индо-шумерской цивилизации, удивительным образом оказавшимся заброшенным в Новое Время. Вокруг него возвышались могучие Империи – Китай, Индия, Япония – и Тайланду не оставалось ничего иного, как перенимать порядки соседей, – однако история этих преобразований относится к другой эпохе.