Морозный декабрьский воздух приятно обжигал ее бледное, лишенное эмоций лицо, острыми мурашками пробегал по всему телу, проникая даже в самые утепленные участки. Но Татьяна не обращала на холод ни йоты внимания. Она неподвижно стояла посреди двора неподалеку от своего дома и завороженно смотрела на небо, полностью уйдя от реального мира и погрузившись в глубины сознания, затемненного произошедшими в эту ночь событиями.

Легкий ветер смахивал с ветвей редких деревьев белоснежные шапки снега и, словно сахарной пудрой, посыпал сверху девушку, покрывал ее легкое осеннее пальто блестевшей в свете фонарей крошкой. Улицы были полностью безлюдны, даже свет в квартирах абсолютно везде погашен, словно жители города покинули это место навсегда, боясь, что и в их дома проникнет запах крови. Лишь уличные фонари продолжали преданно разгонять ночную мглу и дарили девушке свое теплое свечение, словно желали стать для нее солнцем и согреть ее онемевшее от холода тело. Она была одета слишком плохо для такой погоды, но для нее это было совершенно не важно. Ей вполне хватило ночной рубашки, в спешке застегнутого пальто и сапог на толстом невысоком каблуке, чтобы стоять посреди усыпанной свежим снегом улицы и смотреть на чистое звездное небо, что было большой редкостью в ее жизни. Татьяна так долго не видела звезд, что глядела на них, как на незнакомцев из другого измерения. Она была так увлечена любованием ночного небосвода, что не заметила, как рядом с ней возникла женская фигура и остановилась рядом.

— Себастьян мне все рассказал. Они уехали в полицейский участок, чтобы как можно быстрее предоставить все сведения об этом происшествии. Ребята сделают все возможное, чтобы выяснить, какая тварь совершила подобное, — охрипшим голосом произнесла Сьюзен и выпустила изо рта клубы горячего воздуха, которые на минуту зависли над ней в виде маленьких облаков и вскоре растворились где-то в темноте спавшего города. — Я приехала сразу же, как узнала. Там уже все ребята из отдела стоят на ушах. Они готовы снова открыть дело. Так что, твоя теория, что Анна не виновна, может стать реальностью. Прям подарок от убийцы.

— Как думаешь, куда попадает человек после смерти? — прошептала Татьяна, так и не оторвав свой уставший безжизненный взгляд от неба. — Мой отец считал, что мы все становимся звездами после ухода из этого мира и занимаем определенное место на небосводе. Он говорил, что самые светлые люди становятся частью созвездий, а грешники настолько тусклые, что без телескопа их невозможно разглядеть. И я в это верила. Хотя мать пыталась заверить меня, что это всего лишь пьяные бредни отца. Возможно, она была права. Но его слова до сих пор звучат в моей голове. Папа свято верил, что после его смерти я без каких-либо трудностей найду его на небе, и его свет будет всегда указывать мне путь.

— И какая звезда привлекает тебя больше всего?

— Я не знаю. Не могу разглядеть в них своего отца. Его свет не дошел до моих глаз, растворился в темноте. Когда он умер, в мою жизнь проникло зло. Из-за него я потеряла любимого человека, ребенка, маму. Он отнял самое дорогое, но при этом оставался в моем сердце. Только согревает ли отец меня или одаривает мертвым холодом?

— Но ведь он любил тебя. И у тебя был шанс жить счастливо. Ты сама виновница своих несчастий. Ведь не он заставил тебя уйти от Эрвана и убить еще не родившегося ребенка.

— Ты пришла сюда, чтобы обвинять меня?

— Нет. Просто ты винишь во всем других людей, но своей вины видеть не желаешь. Это неправильно, Татьяна. Ты говоришь, что начала искать Эрвана, чтобы выяснять, что с ним случилось, так как терзала себя чувством вины за случившееся. Но я не вижу, чтобы ты ощущала себя виноватой. Ты строишь из себя жертву. И будто хочешь кому-то отомстить. Я ведь права?

— Я уже не знаю, кто я и что я такое. В моей жизни утратился смысл.

— Ты сама уничтожила свой смысл восемь лет назад. И ради чего? Ради матери, которая всю свою жизнь была при деньгах и ходила в золоте, а потом с легкостью бросила, когда получила от тебя желаемое, села на пароход и уплыла в неизвестном направлении без каких-либо объяснений? Я ведь работала с тобой очень долгое время и видела эту женщину. Ей было совершенно плевать на тебя.

— Ты не права. Она любила меня. И делала все, чтобы я была счастлива.

— И где это счастье? Где оно? Я вижу разочарованную жизнью девушку, которая в любой момент может наложить на себя руки. Тебе всего лишь тридцать три года. Куда делась Татьяна, в которую с первого взгляда влюблялись мужчины? Ты даже перестала ухаживать за собой. Так нельзя жить! Перестань жить в прошлом. Если зло вторглось в твои покои, то встреть его с поднятой головой, а не стоя на коленях перед ним.

— Ради чего?

— Ради Петра, меня, Себастьяна, Джорджа. Мы всегда находимся рядом с тобой, ты нужна нам живой и здоровой. Мне больно смотреть, как тебя нечто разрушает изнутри. Ты будто умерла, но почему-то не желаешь покидать тело. Вернись к нам. Раньше в тебе было столько уверенности в себе. А сейчас передо мной стоит забитая в угол женщина, разочарованная в жизни. Я стану помогать тебе, если ты начнешь помогать себе. У тебя появился шанс завершить расследование. Так воспользуйся этим. Сам преступник бросил тебе в руку самый настоящий козырь.

— Как мне поможет мертвая собака? Как?! — в голосе Татьяны мелькало отчаяние, но оно могло быть не замеченным, так как скрывалось под толстым слоем усталости и безразличия. — Я больше не желаю участвовать во всем этом. У меня нет на это сил. Если вчера я была готова завершить начатое, то сейчас не вижу смысла.

— Ты уходишь из детективного бюро?

— И не пытайся меня отговорить. Себастьян прекрасно справляется без меня. Моя любовь к работе осталась во временах «Призрачного фотографа», сейчас этого авантюризма во мне больше нет, он умер этой ночью. Прости, Сьюзен. Я стала для всех лишней. Мне затыкают рот, меня отстраняют от расследования. Даже если вернусь в агентство, то буду декорацией. Себастьяну нужна слава, пусть забирает ее себе.

— В тебе говорит отчаяние.

— Нет. Во мне говорит правда. Но эту правду никто не желает слышать.

— Я тебя не брошу, Татьяна. Не дам тебе гнить, сидя дома. Мы через столько с тобой прошли. Нас несколько раз едва не убили, тебя уже не должны пугать смерть и кровь.

— А они меня и не пугают.

— Я, кажется, знаю, что тебе поможет.

— И что же это?

— Есть одно эффективное и старое лекарство от грусти. Но оно работает только зимой и только при наличии снега.

— Так, не вздумай, — Татьяна подняла перед собой руки, пытаясь отговорить Сьюзен от затеи, и впервые за все это время на ее лице промелькнула улыбка.

— А я все равно сделаю. Ты же меня знаешь, — Сьюзен нагнулась и зачерпнула рукой горсть снега, превратив ее в плотный шарик, после чего со звонким смехом запустила его в Татьяну, не дав ей возможности увернуться.

— Ах ты, — получив снежком прямо в спину, Татьяна неожиданно поддалась веселью и ответила подруге таким же образом, запустив в нее крупный снежок и попав прямо в голову.

Сьюзен ойкнула и едва не упала на ягодицы, но успела удержать равновесие и слепить новый снежок, но не успела сделать бросок, так как Татьяна уже запустила в нее второй снаряд из колючего снега. Девушки начали по-детски смеяться и бегать по двору, кидаясь друг в друга слепленными второпях снежками, изредка промахиваясь. Они напоминали маленьких девочек, которые не знают ничего о горестях мира и просто плывут по волнам мирной жизни, заливают всю округу радостными и полными жизни эмоциями.

Сьюзен быстро поняла, что ее затея получила большой успех, и Татьяна наконец-то предстала перед ней в том образе, в котором она так хотела ее вновь увидеть. Рыжеволосая женщина снова смеялась, в ее глазах после долгой спячки проснулся самый настоящий огонь. Она на мгновение забыла обо всем плохом и стала обыкновенным и открытым человеком, какой Сьюзен ее полюбила во время их совместной работы. Но то, что происходило с Татьяной сейчас, пугало темнокожую женщину не на шутку. Будто некая невидимая сила высасывала из Татьяны жизненную энергию и превращала в полуживое существо, отдаленно напоминавшее человека. Кожа рыжеволосой девушки в последнее время приобрела бледно-зеленый оттенок, словно та чем-то болела, но пыталась играть роль здорового человека. Но сейчас, во время игры в снежки на лице Татьяны промелькнул легкий румянец, который на белоснежной коже был довольно сильно заметен даже в темное время суток.

— Все, хватит. Ты сейчас меня закопаешь в снегу, — Сьюзен упала в сугроб и закрыла лицо руками, чтобы Татьяна, не дай Бог, не запустила в нее еще один снежок.

Татьяна засмеялась и упала в снег рядом с подругой, облегченно выпустив изо рта густой пар, который в виде облака улетел куда-то ввысь. Женщины еще какое-то время лежали в мягком сугробе и смотрели на бесконечные бусины звезд, которые, на удивление, были такими крупными и яркими, словно женщины смотрят на небо где-нибудь за городом.

— Я впервые вспомнила детство. Такое удивительное чувство, — произнесла Татьяна, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. — Я даже согрелась. Снег будто стал горячим подо мной. Все-таки твое лекарство и правда эффективное.

— Я же говорила. Иногда побыть в шкуре ребенка полезно. Мы во взрослой жизни уходим в проблемы с головой, но забываем, что радостные моменты валяются у нас прямо под носом. После тридцати лет слепнем и видим только серые тона.

— Да, ты права. Я и правда ослепла. Перестала видеть красоту мира. Я видела столько смерти за свою небольшую жизнь, что стала считать, что все хорошее в этом мире — обыкновенная иллюзия.

— Все мы — обыкновенная иллюзия. И все, что происходит вокруг нас — иллюзия. Мы живем в таком мире, где есть возможность делать выбор. А мы этим пользуемся неумело, как трехлетние дети. В прошлом за людей думал правитель, а сейчас, когда мы можем думать сами, никто не хочет мыслить правильно и свободно. До сих пор ждем, что должен появиться какой-то смысл жизни, заранее прописанный путь судьбы. А зачем жить, если все, как мы считаем, прописано за нас? Ведь выбирать, куда идти и что делать, это такой дар. Даже золото по сравнению со свободой выбора и мысли — бесполезная субстанция. Поэтому тебе сейчас нужно сделать выбор. Если Эрван действительно жив, то ты можешь его спасти. И только ты. Потому что веришь в это. Вера делает нас сильнее. Тобой движет любовь, поэтому не пытайся убить это великолепное чувство в себе. Не смей. Никогда. Не поддавайся страху и отчаянию. Выбрось эти понятия из головы. Ты сильная. И обязана оставаться такой до самого конца. Что бы ни случилось, не сдавайся.

— Сьюзен, ты самая лучшая, — на Татьяну вновь нахлынули слезы, но на этот раз они были легкими и полны приятных эмоций.

Девушки крепко обнялись, лежа на снегу, и не заметили, как вдвоем заплакали, даже не зная, по какой причине.

— Почему ты не появилась раньше?

— Это моя самая большая ошибка, — Сьюзен улыбнулась и вытерла с красной от холода щеки Татьяны застывшую слезу. — Но теперь мы будем снова вместе. Поэтому не смей уходить из агентства. Без тебя мне там делать нечего. Все детективы, с которыми я сотрудничала, были самыми настоящими напыщенными индюками, которые строят из себя непонятно что. А ты такая простая, такая живая и доступная, что работать с тобой одно удовольствие.

— Теперь мы опять втроем. Ты, я и Себастьян. Золотая троица.

— Ну, Себастьян плохо вписывался в нашу команду из-за своей эгоистичности. Но он умеет добывать информацию из пустого стакана, ты стоить безумные теории, я же хорошо стреляю и никогда не промахиваюсь, хотя сейчас после нашей игры в снежки усомнилась в своих способностях.

— Что будем делать?

— Утром тот несчастный алкоголик достанет мне информацию, где искать твоего молоденького блондина. И мы тут же отправимся за ним. Но будет трудно вытащить его оттуда.

— Да… У нас нет никакого разрешения. Если босс закрыл расследование, то мы не имеем права что-либо делать. Иногда я жалею, что у нас не частное агентство.

— Да, подчиняться в таких делах кому-то сверху — самое ужасное, что можно только придумать. Зато тебе достают интересные дела. Хотя ты чаще создавала эти дела сама.

— Создавала. Но последнее расследование вывело меня из себя. Нет никаких зацепок. Еще и за решетку посадили невиновного человека. Я могла это предотвратить, но Анна не дала мне это сделать, хотя я чувствовала, что она на моей стороне. Если бы ты ее увидела, то сразу бы поняла это. В этой женщине нет ничего плохого, она лишь защищала человека, который был смыслом ее жизни. И сейчас эта теория получает сильные аргументы.

— Тебя же похитили полтора месяца назад.

— Да. И пытались утопить в озере неподалеку от психиатрической клиники, где я проводила расследование вместе с Себастьяном, который неожиданно решил мне, так скажем, помочь.

— Видимо, у него не было интересных дел, если он полез вместе с тобой в один котел.

— Я еще не до конца понимаю, почему тоже он решил взяться за это дело. Возможно, ради славы, ведь это было громкое дело во всех смыслах этого слова. Я пыталась не вмешивать туда средства массовой информации, но Себастьян дал журналистам раздуть из этих убийств настоящую сенсацию. После войны такие кровопролития должны были воспроизвести среди гражданского населения настоящий фурор. И он случился. В зале суда был поразительный аншлаг. Кто не смог там поместиться, стояли на улице. Анну со всех сторон проклинали, требовали ее казни, даже называли убийцей детей. Видимо, желтая пресса тоже постаралась. Сам Себ был слегка шокирован, видя, какой эффект произвело это расследование. Возможно, весь этот кипишь добрался даже до большой земли. И понятно, почему меня отстранили от расследования, когда узнали, что я пытаюсь найти улики, опровергающие виновность Анны. Но сейчас у меня появился настоящий страх. Тот, кто совершил те убийства, интересуется мной. И я просто по-настоящему опасаюсь за свою жизнь. Если бы я отказалась от расследования, он, скорее всего, оставил бы меня в покое.

— А если не оставит? Вдруг его цель — это ты.

— Вряд ли я его интересую. Он лишь хочет, чтобы я не пыталась копать глубже. Убийца испугался меня. А Анна сделала все, чтобы я не добралась до этого кровожадного монстра. Только зачем?

— И ты хочешь еще ее оправдать. Она ведь тоже совершает преступление. Эта старушка — сообщница убийцы, если твоя теория верна. Анна скрывает улики от следствия и выводит нас на ложный след. Тогда зачем ты ее защищаешь?

— Я просто увидела в ней саму себя. Мне показалось, что наши цели похожи. Мы оба пытаемся узнать правду. И, возможно, одну и ту же.

— Я не понимаю. Если она ищет правду, тогда зачем ей прикрывать убийцу и отбывать пожизненный срок вместо него? Счастье, что ее вообще не казнили.

— Что если убийца действует не по своей воле? Что если его сознанием кто-то управляет?

— Давай встанем со снега, а то я уже задницу не чувствую. Ты не замерзла? — Сьюзен, кряхтя, поднялась с сугроба и помогла подруге подняться на ноги.

— Нет, не замерзла. Мне полезно побыть на воздухе подольше, а то я в душном офисе сойду с ума. Давай пройдемся. Думаю, Петр не будет против. Он в таком шоке от сегодняшнего вечера. Пусть придет в себя.

— Ты сказала что-то про сознание. Расскажи поподробнее.

— В здании психиатрической клиники я видела свечи. Воск был со смесью каких-то трав. Но после того как Доктора Ломана не стало, все эти свечи странным образом исчезли. Они издавали странный мятный запах, который вызывал сонливость.

— То есть эти свечи могли вызывать галлюцинации?

— Возможно. После того, как меня выловили из озера, было обнаружено новое тело. И рядом с ним все пропахло этими свечами, запах довольно едкий, его невозможно ни с чем спутать. Но никаких следов воска я не нашла. И сегодня вновь ощутила этот запах. Но он был слабее, я даже сначала не узнавала его среди зловония крови. Но когда пришел Себастьян с экспертами и полицейскими, я поняла, что этот запах присутствует.

— У тебя были галлюцинации?

— Да. Я слышала голоса и видела его… Все было как наяву, но в глубине души знала, что все это просто плод моего воображения. Кто-то хотел, чтобы я это увидела.

— Кого ты увидела? — затаив дыхание, прошептала Сьюзен.

Они вышли на набережную, и их тут же обдало ледяным воздухом, который растрепал их мокрые от снега волосы. Девушки посильнее закутались в свои одежды, спрятав в длинном вороте подбородки, и продолжили свой путь.

— Это был Эрван. Он говорил несвязные странные вещи, потом вонзил в грудь нож.

— Какой кошмар.

— Да. Но я просто старалась в это не верить. Такие видения случаются со мной уже не впервые. Я успела к ним привыкнуть.

— То есть человек, которого покрывает Анна, использует галлюциногены, чтобы заманить жертву в ловушку?

— Возможно. Лично я считаю, что это правда. Это единственное логичное объяснение. Наше сознание чересчур уязвимо, и если уметь, то можно заставить его воспроизводить необходимые образы, звуки, запахи, чувства. Но почему он не убил меня? При чем здесь убийство собаки? Такое ощущение, что во всем этом кроется шифр, тайное послание. Многие серийные убийцы с помощью своих жертв пытались что-то сказать.

— У тебя есть предположения?

— Смутные. Очень смутные. Доктор Ломан пытался поделиться со мной информацией. Однажды в полицейском участке у меня было видение, в нем я видела Ломана, он держал в руке папку с отчетами и говорил, что в ней находятся ответы на все мои вопросы. Но его там не было на самом деле. Папка была на месте, хотя в видении он забрал ее с собой. Я до сих пор не могу понять, зачем кто-то показал мне эти образы. Вряд ли они были созданы по моей воле.

— Ты считаешь, что это был своего рода гипноз, но без внешнего вмешательства.

— Я не знаю. Но это бы объяснило многие вещи, которые я видела.

— Кажется, я начинаю подозревать, что следы побоев были вызваны не падением с лестницы.

— Я и сама не знаю, что со мной произошло. Мои воспоминания будто кто-то тщательно спутал, да так, что даже за век в них не удастся что-то найти.

— Теперь я стала понимать, почему ты так боялась возвращаться к этому расследованию. Ты столкнулась не просто с убийцей, а с человеком, который воздействует на чужое сознание. Боже, Татьяна, во что ты вляпалась? Я понимаю, что сейчас век технического прогресса. Но шутки с психическим состоянием — опасны. Мой прадед страдал редкой формой психоза. Я знаю, что это такое. И, глядя на тебя, понимаю, что некто сотворил с тобой что-то непонятное.

— Да, кто-то действительно начал разрушать меня изнутри без какого-либо внешнего воздействия. Чувствую себя заводной механической игрушкой, которая работает по чужой воле. Я просто боюсь, что рано или поздно сойду с ума. Ты не представляешь, как это мерзко видеть образы, которые тебе так дороги и как они на твоих глазах разрушаются, превращаются в прах.

— Обещаю, если мы найдем этого ублюдка, который пытается своими фокусами свести людей с ума, то заставим его страдать и видеть самые мерзкие вещи, какие может только создать наше сознание. Я видела многих шарлатанов, которые на горе людей наживаются и с помощью их ослабленного сознания набивают свои карманы. И не позволю, чтобы из тебя таким же образом вытянули жизнь.

— Я рада, что ты на моей стороне. Но это тяжело. Правда, очень тяжело. Мы даже не знаем, с чем имеем дело. Я до сих пор не знаю, что видела. Все настолько запуталось…

— Будем надеяться, что Ларри с Себастьяном смогут найти что-нибудь дельное. А тебе надо немного поспать. Иначе станешь похожа на ходячего мертвеца. Утро вечера мудренее.

— Вряд ли мне удастся поспать. Уже вижу, что будут сниться сплошные кошмары. Тем более мне не хочется возвращаться в квартиру, где все пропахло кровью.

— Не оставлять же нам Петра наедине со всем этим дерьмом, верно? Погреемся хоть. А то я чувствую, что замерзаю, — Сьюзен приобняла Татьяну и повела ее в сторону дома. — Не стоит убегать от своих страхов. Пусть они боятся, зная, что мы не боимся их…

— Да, — как-то скромно ответила Татьяна и, сморщившись, посмотрела на дома, черневшие на другой стороне замершей Темзы.

— Кстати, у тебя дома есть мука, молоко и куриные яйца?

— Вроде да. А что?

— Раз уж ты не хочешь спать, — да и я вряд ли усну сегодня, — предлагаю испечь что-нибудь вкусненькое. Женщину можно поднять с постели при помощи вкусной еды, по себе знаю.

— Я помню, что ты любишь поесть. Удивляюсь, как ты еще не лишилась своей фигуры с таким аппетитом.

— Это все гены. Моя мать, как ты помнишь, была поваром. Она ела шесть раз в день. И не толстела. Все думали, что она сидит на строгих диетах. А она ела за пятерых. Мой отец был белым, может быть, поэтому женился на темнокожей женщине из-за ее неподвластной лишнему весу фигуры.

***

Они боялись, что сумели разбудить всех соседей в доме, так как пока женщины поднимались по лестнице, их смех разносился по всей лестничной площадке, добираясь до самого чердака. Девушки вспоминали смешные события из их жизни, и это казалось им чем-то диковинным, ведь обе практически ни разу так не откровенничали друг с другом. Татьяна жила на последнем пятом этаже. На лифте им ехать не захотелось, поэтому они поднялись наверх по лестнице, чтобы немного разогнать по ногам застывшую от холода кровь. Подъезд отапливался довольно хорошо, так что они согрелись еще до того, как оказались около заветной двери.

— Слушай, а он случайно не влюблен в тебя? Вряд ли Джордж за просто так крутился вокруг тебя столько времени и делал все, чтобы помочь, — с широкой улыбкой прошептала Сьюзен, прикрывая рот рукой, так как поняла, что ее слова невольно переходили чуть ли не на крик и уже могли разозлить спавших людей за многочисленными дверьми.

— Мне немного стыдно перед Джорджем. С конца октября я ни разу его не навестила.

— Боишься видеть его в таком состоянии? Да уж, жалко парня. Такой красивый был. Я даже думала с ним переспать, когда только поступила на службу и познакомилась с ним. Боже, какой же он был милый, какой воспитанный.

— Я до сих пор твержу себе, что из-за меня Джордж вынужден безвылазно лежать в больничной койке. А ведь мы так и не узнали, кто это сделал с ним. Себастьян сказал, что Джордж ничего не помнит, что у него после случившегося сильные провалы в памяти. Но мне кажется, я уже догадываюсь, кто это…

— Думаешь, тот же урод, который подбросил тебе хомячка сегодня ночью?

— Возможно, это один и тот же человек. Но я не уверена точно. У преступника странный мотив.

— Мне кажется, ты боишься видеть Джорджа в таком состоянии, так как мысленно представляешь себя на его месте. Тебя мучает страх, что этот монстр, искалечивший твоего коллегу, доберется и до тебя и так же лишит нормальной жизни. Поэтому и пыталась уйти в подполье. Чтобы лишить себя риска.

— Когда я увидела на себе побои, возникшие из ниоткуда, меня одолел ужас. Я по-настоящему стала бояться за себя. Еще ни одно расследование так не притупляло мою храбрость. Возможно, я еще опасалась действовать одна, без чьей-либо поддержки. Ты исчезла, Себастьян был где-то за стеной, Джорджа вообще приковали к кровати.

— Да, быть одной действительно жутко. Особенно гоняться за убийцей в одиночку, зная, что он в любой момент может напасть со спины. И ведь никто не протянет руку помощи.

— Но сейчас все изменилось. Мне намного спокойнее. Рядом со мной близкие люди, и это безумно радует.

— Вовремя же я вернулась на работу. А ведь так хотелось погулять еще полгодика, у меня была такая возможность.

— Почему же не воспользовалась ею?

— Я не из тех, кто может долго сидеть без дела. Мои руки соскучились по пистолету, я снова хотела гонять всяких отморозков. Многие из обычных людей сочтут меня сумасшедшей, но зато я обеспечиваю им спокойный сон. А сидеть дома и целыми днями смотреть телевизор, слушая бредни брата… Можно сойти с ума.

— Твой брат так и не съехал из твоей квартиры?

— Нет. Человеку уже тридцать, а он так и не нашел работу. Получает пособие по безработице, у него же проблемы с ногой после войны. Хотя многие с таким же недугом потеют за станком на заводе. А он как был лентяем, таким и остался. Даже повоевать нормально не смог. Его списали через три месяца. Стыдно, что у меня такой братишка. А ведь странно, отец был совершенно другим, да и дед мой. В кого мой брат уродился?

Татьяна ухмыльнулась и вставила ключ в замочную скважину, после чего осторожно открыла дверь, чтобы не наделать лишнего шуму.

Когда они вошли внутрь, то услышали тихий мелодичный джаз, вылетавший из радиоприемника. Женщины сняли с себя мокрое от снега пальто и прошли в гостиную. Татьяна не сразу увидела мужа, но после того, как мужчина попал в поле зрения, она ахнула. Петр сидел у входа в спальню на полу, прижавшись спиной к стене, и сжимал в руке пропитанную кровью тряпку, а рядом с ним стояло наполненное до краев ведро с красной жидкостью, которая, скорее всего, когда-то была обыкновенной водой.

— Татьяна, как же ты могла оставить Петра наедине со всем этим? — покачала головой Сьюзен и склонилась над Петром, слегка ударив его рукой по щеке, чтобы привести того в чувства. — Эй, ты в порядке?

Мужчина вздрогнул и открыл красные опухшие от долгой ночи глаза, с удивлением и легким страхом глазея на женщин.

— Сьюзен? Татьяна? Где вы были?

— Дышали свежим воздухом. Смотрю, тебе пришлось в одиночку отмывать кровь со стен. Бедный, — Сьюзен потрепала мужа Татьяны по голове и забрала из его руки окровавленную тряпку и бросила ту в грязную воду в ведре. — Татьяна, ты меня, конечно, удивила, — с недовольством посмотрела темнокожая женщина на подругу и встала с колен. — Я бы не оставила любимого человека в забрызганной кровью квартире.

— Ничего страшного. Она была не в том состоянии, чтобы тут все отмывать от собачьей крови, — улыбнулся Петр и осторожно, чтобы снова не оказаться на полу, поднялся на онемевшие ноги и осмотрел место, где он только что сидел. — Вроде все отмыл. Ничего не осталось.

— Золотой ты человек. Я уж думала, что придется наслаждаться лужицами крови в этот дивный вечер, — Сьюзен похлопала Петра по плечу и направилась на кухню, которая, фактически, находилась в этой же комнате, так как отделялась от гостиной маленькой перегородкой из красного дерева. — Хозяйка, — обратилась она к Татьяне, которая стыдливо смотрела на наполненное размешанной с кровью водой ведро, стоявшее у входа в спальню. — Показывай, где у вас тут продукты. Кормить молодоженов надо, а то они такие бледные, что смотреть больно.

— Все в холодильнике, — ответила ей Татьяна и, слегка помедлив, взяла ведро с водой и направилась с ним в ванную, чтобы спустись все его содержимое в унитаз. — Мука на нижней полке слева.

— Все, нашла. Петр, а ты иди, поспи, мы тебя разбудим, когда все будет готово.

— Да, пожалуй, я полежу немного.

— Иди-иди, даже не вздумай ходить тут в таком состоянии. Ты еле на ногах стоишь.

Татьяна вылила содержимое ведра в унитаз, а после тщательно умыла посеревшее от бессонной ночи лицо. Запах крови, стоявший теперь повсюду, вызвал у нее легкое головокружение. К счастью, она стала чувствовать себя значительно лучше. Скорее всего, это из-за позитивного настроя, созданного Сьюзен, иначе девушка вряд ли бы смогла оправиться от потрясения. Сьюзен всегда могла излечивать от негативных эмоций каждого, кто находился рядом с ней, та не умела держать в себе плохие эмоции и не давала это делать другим, наполняла окружающих детским позитивом, которого так всем не хватало в этом разрозненном после страшной войны мире.

— Ну что, как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Сьюзен, едва Татьяна появилась на кухне.

— Ты разбудила во мне человека, — улыбнулась Татьяна и села за стол.

— Я на полу нашла портсигар с какой-то фотографией. Это твое?

— Да, — затаив дыхание произнесла та и быстро выхватила из рук заветные вещицы, положив их рядом с собой, как самое дорогое, что есть в ее жизни.

— Ты все еще куришь?

— Пытаюсь бросить. Я уже почти целый месяц не брала сигарету в рот. Как-то не до этого было.

— Не стоит тебе травить себя этой гадостью. Но портсигар красивый. Откуда он у тебя?

— Мне подарил его Эрван, когда мы с ним расстались. Подложил в сумочку вместе со своей фотографией. Сначала я хотела это выбросить, но потом стала с этими вещами неразлучна.

— Так вот что это за милашка на фото. Грех в такого парня не влюбиться. Он такой юный на фото.

— Да, здесь ему только восемнадцать лет, судя по написанной дате на фото. Тысяча девятьсот семнадцатый год. Это он еще на фронте, хотя и сфотографирован в гражданской одежде. Забавно.

— И как Петр относится к тому, что ты постоянно носишь с собой портсигар и фото своего бывшего парня?

— Он нейтрален. К тому же Петр забирал меня из больницы, когда я сделала аборт. Он уже тогда был в курсе моих отношений с Эрваном и делал все возможное, чтобы я обо всем этом забыла. И у меня почти получилось, пока мне не позвонил Джордж и не сказал, что Эрвана не стало.

Сьюзен принялась усердно перемешивать в кастрюле ингредиенты. И наступило некое молчание, затянувшееся на довольно долгое время. Татьяна подперла голову рукой и стала наблюдать за процессом приготовления пиши. Возможно, они бы так и находились друг напротив друга, молча, но Сьюзен явно ненавидела тишину, потому что уже минут через десять обрушила на Татьяну очередную порцию слов и длинных вопросов.

— Давай поговорим о важной для нас теме. Расскажи мне, почему мы пытаемся разыскать Ричи? И вообще в чем его ценность?

— Мы привезли Анну на допрос в наш полицейский участок, надеясь узнать, что та видела во время убийств, ведь по ней было видно, что она знает гораздо больше, чем говорит. В итоге, она заявила, что является виновницей всех смертей. Но это все лирика… Ну так вот, после того, как Анна созналась, через какое-то время раздались выстрелы. Были слышны крики, я уже начала думать, что кого-то застрелили. Стрелявший начал говорить, что желает встретиться со мной.

— И ты вышла к нему?

— Да. Так как боялась, что если не выйду, то будут жертвы. Я знаю, что работать детективом опасно, так как могут внезапно возникнуть личности, связанные с расследованиями из прошлого, чтобы отомстить тем, кто засадил их друга за решетку. И с такими мстителями надо уметь договариваться.

— Любишь же ты рисковать, когда не надо.

— Это могло спасти невинные жизни, так как в тот момент не имелось понятия, с кем мы имеем дело. Оказалось, что стрелял молодой паренек, но все выстрелы совершены в потолок с целью привлечения внимание.

— Смысл так привлекать твое внимание? Он же мог просто найти тебя и поговорить, если это было ему так нужно.

— Я не знаю, почему он совершил этот поступок. Когда я вышла к нему, он смотрел на меня, как на золотую статую. У него глаза, как у маленького щенка, такие влюбленные и преданные. Смутится любой, если заметит его взгляд на себе.

— И что он тебе сказал?

— Мне не дали с ним поговорить. Ричи быстро схватили, когда он опустил пистолет, и увели.

— Это понятно, они опасались, что этот чокнутый мальчик может убить тебя, если приперся в участок с оружием. Его допрашивали?

— Да. Не знаю, о чем с ним говорили. Но мне сказали, что он здорово всех напугал своими ответами, и все его слова произносились с такой уверенностью, будто он их репетировал не один день.

— Или он на них смотрел своими щенячьими глазками. Я бы тоже испугалась. Обычно преступники, сидящие на допросе, боятся смотреть следователю в глаза, их уверенность, показанная на свободе, резко исчезает. Редко нарушитель закона ощущает себя уверенно, будучи пойманным. И с чего ты решила, что Ричи как-то связан с твоим расследованием?

Сьюзен отыскала в холодильнике фрукты и выложила их на доску для резки, начав кромсать сочные плоды огромным острым ножом, чтобы потом они стали начинкой для намечавшегося пирога.

— На следующий день я решила навестить Джорджа и, поговорив с ним, уснула прямо в палате. Не знаю, почему тогда позволила себе погрузить в сон.

— Я засыпаю даже на остановке, пока дожидаюсь автобуса. Так что тут нет ничего

обычного. Будучи уставшим можно уснуть даже на поле битвы. Мой брат так часто делал, может быть, поэтому он выжил, так как враг, скорее всего, посчитал его мертвым и не стал зря тратить на него патроны.

— Когда я проснулась, то словно оказалась в другом месте.

— В смысле?

— Палата выглядела так, будто там никого не было лет десять.

— Ты хочешь сказать, что это было видение? Тот самый гипноз?

— Я не знаю. Но мне казалось, что все это реальность. И она пугала. Было так темно. И в коридоре я встретила его.

— Ричи?

— Да.

— Как он мог оказаться там? Его же за стрельбу в участке должны были посадить на приличный срок.

— Знаю. Но в тот момент меня это не волновало. Было ощущение, что я знаю этого парня целую вечность. Такое странное чувство. Ведь мы с ним виделись лишь однажды и, фактически, были даже не знакомы. Но тогда мы стояли и разговаривали, как сейчас это делаем с тобой.

— И правда, очень странно. И что было дальше?

— Ничего, — спустя минуту молчания произнесла та.

— Ты что-то не договариваешь, — прищурившись, сказала Сьюзен, доставая из шкафчика противень. — Знай, мне ты можешь доверить самые сокровенные тайны. Тебе же известно, что я не из тех болтушек, что сидят у подъезда на скамейке.

— Да, знаю. Но сейчас я говорю правду. Что случилось потом… Я на самом деле не помню. Так или иначе, один лишь факт его присутствия в моих видениях говорит о том, что он связан со всем этим происшествием. Поэтому он искал меня не просто так. Он знал что-то, что не успел сказать. И не смог донести даже в моих, образно говоря, галлюцинациях.

— Ладно, поверю тебе на слово. Не буду тебя мучить расспросами. Так, — Сьюзен взглянула на часы. — Уже семь утра. Этот алкоголик должен быть на рабочем месте. Позвоню-ка ему, — Сьюзен уже успела создать заготовку пирога и запихнула его в духовку на медленный огонь. — Пока мой кулинарный шедевр запекается, я выясню, что наш информатор выяснил. Он обещал это сделать за ночь.

— Он работает в ночную смену?

— Да. Все равно ему там делать нечего. Он же работает в архивах. Этот мужик за выпивку часто мне доставал сведения о многих подозрительных личностях.

Сьюзен подошла к телефону и набрала заветный номер, прижав трубку к уху. Татьяна, затаив дыхание, стала наблюдать за подругой, но затем заметила, что выражение лица ее темнокожей подруги резко помрачнело.

— Странно. Никто не отвечает. Попробую еще раз, — Сьюзен снова набрала номер, но на другом конце провода ей так никто и не ответил. — Черт. Спит что ли? Он всегда отвечал, а тут решил игнорировать меня.

— Похоже, придется навестить твоего друга.

— Если через час не ответит, придется. Его смена заканчивается в одиннадцать, так что мы должны успеть.

— Ты что-то резко занервничала, — с беспокойством посмотрела на нее Татьяна.

— Не знаю, у меня что-то стало неспокойно на душе. Я всегда доверяю своему предчувствию, оно никогда меня не подводило.

— Да брось. Что могло случиться с твоим другом?

— Не знаю. Обычно в архивы никто не суется. Но телефон всегда при нем, а он никогда не спит на рабочем месте. Хоть этот человек и пьет, но несет службу с большой ответственностью.

— Ты сама сказала, будучи уставшим можно заснуть даже на поле боя.

— Да, сказала, — с легкой нервозностью ответила та. — Но Итан не из этого числа людей. Я знаю его слишком хорошо.

— Так-так-так, кажется, между вами что-то было. Ведь я права? — с горящими от любопытства глазами посмотрела на подругу Татьяна и с хитрой ухмылкой откинулась на спинку стула.

— Это было давно, и между нами уже ничего нет. Он слишком много пил, а я не могла это терпеть. Он был замечательным человеком, но никогда не контролировал градус алкоголя в своем организме, — с болью в голосе произнесла та и с грустью взглянула на духовку, о чем-то задумавшись. — Тяжело отказываться человека, тебе это чувство знакомо, как никому другому. Я отказалась от него, чтобы жить более спокойно. Только после этого он начал пить еще больше. Но, к счастью, мы не оборвали наше общение. Изредка я помогаю ему, а Итан помогает мне.

— Глупые вы, — Татьяна с недовольством покачала головой и посмотрела в сторону спальни, откуда доносилось мирное сопение крепко спящего мужа.

— Смотрю, у вас наладились отношения с Петром. Даже удивительно.

— Да, это и правда удивительно. Он так изменился в последнее время.

— Мужчины любят играться с нашими чувствами, чтобы проверить нас на верность. И чаще всего мы не проходим их проверку.

— Мы с ним вместе уже восемь лет, но такое чувство, что начали жить только сейчас.

— Вы хоть занимаетесь сексом? Или делаете вид, что вам это не нужно?

— Не поверишь. Но за целый месяц секс у нас был только этой ночью.

— Странные вы. Но я тебе даже завидую. Бурная у тебя была ночь: секс, кровь, игра в снежки, сейчас и пирог будет. Загляденье.

— Да, ночь и правда была бурной. До сих пор от нее отойти не могу.

***

Ларри поставил на лабораторный стол пробирку со странной белой жидкостью и добавил в нее каплю крови из другой емкости, получив после этих хитроумных действий бледно-розоватую смесь с рыжеватым вязким остатком на поверхности, от которой исходил смердящий запах.

— Боже, Ларри, что это за хрень? — поморщил нос Себастьян и отпрянул, чтобы быть как можно дальше от источника зловония. — Ты решил убить меня?

— Я проверяю кровь на свежесть.

— И? Что ты узнал?

— Не торопи меня, — Ларри внимательно следил за реакцией, происходившей в цветной жидкости, слегка приспустив на кончик носа свои очки.

— Уже семь утра. Мы до сих пор не получили каких-либо ответов. Директор дал нам сутки, чтобы мы связали этого дохлого пса с теми убийства, что происходили в той злополучной психушке месяц назад, иначе он не даст добро на возобновление расследования.

— Я думал, тебя хотя бы капельку интересует, что за чертовщина начала твориться в квартире твоей напарницы. Но по твоему лицу видно, что тебе все равно.

— Мне пришлось поднять всех на уши посреди ночи. Ты бы видел лицо босса, как тот был зол. Мне с трудом удалось его уговорить, чтобы он дал добро на проведение вскрытия трупа животного, хотя мы такими делами не занимаемся.

— Кристина вот-вот закончит отчет. Она знает свое дело.

— Я не доверял бы патологоанатому все наше расследование.

— Но она нам очень помогла, когда мы привезли сюда труп того узкоглазого мужчины. Только Кристина согласилась сделать вскрытие, другие наотрез отказались, прослышав, что тело может быть заражено испанкой. Ты ведь помнишь, как этот грипп убивал в восемнадцатом году. Никто больше рисковать не хочет.

— Ну что? Ты что-нибудь видишь в своей пробирке? — с раздражением произнес Себ, сидя на кушетке в углу. — А то я сейчас усну.

— Так, кажется, что-то есть, — ахнул тот и с широко распахнутыми глазами взглянул на детектива. — Взгляни на это.

— Я с химией не в ладах, так что объясняй, что мне необходимо увидеть в этом розовом дерьме? — с неохотой слез с кушетки тот и подошел к Ларри, с непониманием глядя на пробирку в его руке.

— Видишь этот осадок? Он означает, что животное погибло очень давно.

— В смысле?

— Мы редко находим трупы в столь хорошей сохранности. Обычно они практически не разлагаются при низкой температуре, либо при нахождении на дне болота в сгустках ила. Но лично я, даже Кристина, никогда не обнаруживали давно лишенные жизни тела с наличием жидкой крови и не в замороженном состоянии. Помнишь, как сильно пахло тело, когда мы вошли в квартиру?

— Да. Обычно такую вонь я чувствую в местах, где лежит разлагающийся труп.

— Вот именно. Обычно такой осадок появляется, когда в эту жидкость добавляется кровь разлагающегося тела. Но осадок обычно едва заметен, он появляется в виде тонкой пленки. А тут осадок слишком большой.

— И что это значит?

— Не знаю, поверишь ты или нет, но, кажется, этому телу уже восемь лет.

— Так, скажи, что ты шутишь. Это невозможно. Следов разложения не было. Собаку будто недавно убили.

— Да. Но все признаки указывают противоположное. Эта кровь уже не первой свежести, далеко не первой. Она уже может считаться хорошим вином.

— И что эта за смесь, в которую ты добавляешь кровь? Никогда такую не видел.

— Секрет фирмы.

— В алхимию что ли подался? — усмехнулся тот, скрестив большие руки на груди. — Ты не перестаешь меня удивлять.

— На самом деле… Я ничего сам не создавал. Эта жидкость была взята в виде образца со стен спальни Татьяны.

— Стоп. Повтори еще раз.

— Та жидкость, которая якобы растворила, как кислота, мебель и стены в спальне Татьяны, показалась мне обычным гвоздичным маслом. Но потом я изучил ее молекулярные свойства и пришел к выводу, что эта совершенно другая жидкость, но с очень похожим составом. И имеет другие свойства.

— Почему я узнаю об этом только сейчас? И как она действует?

— Она вызывает довольно необычную реакцию. Показывает состояние и возраст объекта, если его опустить в нее. Но тут надо уметь видеть, чтобы понять, что это было за реакция.

— Я не пойму. Почему тогда она расплавила, как огонь воск, мебель и стены?

— Вот это мне неизвестно.

— И как ты понял, что кровь с помощью этой штуки выдает дату смерти жертвы?

— Так было написано в отчетах, которые принесла Татьяна из психушки. Как я понял, их составил Доктор Ломан. Там и была описана эта жидкость, по внешним признакам напоминавшая гвоздичное масло, которое использовали, к примеру, самураи, чтобы смазывать свои клинки.

— И я узнаю об этом только сейчас? Но ведь я видел эти документы. И не видел всех этих отчетов про описание этой жидкости.

— Я тоже не видел, — удивленно произнес Ларри. — Но при повторном ознакомлении нашел эти документы. Видимо, мы их пропустили.

— Где они? Покажи мне.

— Вот, держи, — с какой-то боязливостью Ларри вытащил толстую папку с бумагами из ящика стола и вручил ее Себастьяну, открыв в нужном месте. — Тут еще описаны результаты вскрытия первых жертв. Как я понял, Доктор Ломан лично участвовал в медицинских экспертизах.

— Когда Татьяна мне сказала, что у жертв не нашли область головного мозга, отвечающую за сознание, я был удивлен. Ведь науке не известны такие подробности.

— Видимо, Доктор Ломан знал это. Ведь это именно он указал в отчетах эту дивную деталь. Теперь можно даже предположить, что его действительно могли убрать, как человека с опасными знаниями. Было много ученых, которые знали о человеке что-то задолго до того, как это было официально открыто. Видимо, этот дивный доктор из этого числа. Он же бывший хирург. Поэтому я не удивлен его обширными познаниями человеческого мозга. Хотя меня поразило, что он не заявил о своих открытиях обществу. Но если он скрывал свои исследования, то почему указал такие подробности в отчетах?

— Мне кажется, он узнал о человеческом мозге так много, так как проводил эксперименты на людях. Другого варианта не вижу. Наша медицина стоит на месте, потому что запрещены опыты на человеке. Мы обязаны своим сегодняшним знаниям в области анатомии тем людям, которые плевали на закон.

— Но, похоже, Доктор Ломан все предусмотрел, если, фактически, подарил нам улики.

— Я пока не вижу эти улики. Даже если эта чудо-водичка показала, что собаку убили восемь лет назад, то как мы используем эту информацию? Думаешь, директор в это поверит? Он скорее сдаст нас в психушку, чем услышит от нас столь бредовую версию. Лучше бы это были призраки, больше правды будет. А тут какая-то непонятная научная хреновина.

— Кажется, я услышала что-то про научную хреновину? — из соседней комнаты выглянула светловолосая женщина, облаченная в медицинскую одежду, которая была покрыта свежими пятнами крови. Сняв марлевую повязку с лица, она глубоко вдохнула, словно пытаясь наполнить легкие чистым кислородом, и с улыбкой посмотрела на мужчин. — Вы что-то нашли?

— Мы хотели тебя спросить о том же, Кристина, — съязвил Себастьян и небрежно бросил папку с отчетами на письменный стол.

— Ну, я пришла, чтобы разочаровать тех, кто ожидал услышать от меня жуткие факты. Ничего интересного я не нашла. Тело, по всем признакам, свежее, нет следов вируса, как это было с предыдущими телами, которые вы мне привозили. Хотя первое тело мы так и не вскрыли, так как оно было выкрадено из морозильной камеры. Но ничего общего с тем жутковатым японцем я не нашла. Перед нами всего лишь бедный пес, которого кто-то без малейшей доли жалости зарезал кухонным ножом. Думаю, тут ловить нечего. Тем более Ларри осмотрел предмет убийства и не нашел никаких отпечатков пальцев. Видимо, живодер действовал в перчатках.

— Черт, — выругался Себастьян и устало закрыл лицо вспотевшими ладонями, пытаясь собраться с мыслями. — И что же нам делать? С тем, что мы сейчас имеем, нам не удастся возродить расследование. Нет никаких улик, указывающих на то, что этот мертвый пес связан с теми убийствами.

— Но у вас же есть весомый аргумент. Исчезнувшее тело Ломана.

— Директор считает, что нет смысла искать убитого, когда его убийца уже схвачен. Поэтому этот аргумент уже не эффективен. Я пытался его использовать, бесполезно.

— Тогда вам придется продолжать расследование без разрешения начальства.

— Кристина, что это с тобой? — с удивлением посмотрел на патологоанатома Ларри, поправив спавшие на кончик носа очки. — Ты же всегда была против того, чтобы мы не подчинялись приказам сверху.

— Я знаю. Но Себастьян же сам кричал ночью, что Татьяне угрожает смертельная опасность. А сейчас вдруг попятился назад. Ты странный человек, — Кристина посмотрела на Себастьяна с выраженным недовольством и скомкала в руке использованную марлевую повязку.

— Я не ожидал, что мы будем иметь такие противоречивые улики. Ларри мне показывает чудо-водичку, которая демонстрирует, что у этой собаки гнилая кровь, ты заявляешь, что животное просто зарезали и сделали это недавно. Думаете, директор станет давать согласие на возобновление дела, когда мы ему покажем отчет, где расскажем про дивного мертвого пса со свежей плотью, но с просроченной кровью?

— Я же сказала, что мы можем не лизать задницу боссу. Если нет другого выбора, то надо рискнуть.

— Ты ведь никогда не рисковала, — с желчью в голосе произнес Себастьян, закатывая глаза. — Тебе легко говорить об этом, ведь ты будешь находиться здесь, в теплой лаборатории.

— Так, вот как, значит, ты заговорил! — Кристина покраснела от таких резких в ее адрес слов и скрылась в комнате, где она проводила вскрытие. — Кажется, ты забыл, что я единственная, кто согласился проводить вскрытие тел, которые могли быть заражены новым штаммом смертельно опасного гриппа? Я рисковала своей жизнью, резала трупы без специальных средств защиты, лишь бы помочь вам разобраться во всем этом деле. Но никакой благодарности. Ты и с Татьяной так обошелся. Взял и выкинул ее из расследования, как лишний элемент. Не ожидала от тебя такого.

— Так, ребята, споры в данный момент времени нам не помогут, — сказал Ларри, прервав спор коллег. — Жизнь Татьяны может находиться в опасности. Поэтому, Себастьян, Кристина права. Мы не обязаны подчиняться директору в данный момент времени. За сутки мы не сможем выяснить всех деталей, но если откажемся продолжать поиски истины, то рискуем потерять хорошего человека. Вспомни, когда ее похитили, ты чуть с ума не сошел. Сейчас на ее дом было совершено новое нападение. Нам повезло, что на месте этого пса не оказалась она. Это самое настоящее чудо.

— Ларри истину глаголет, Себ. Ты единственный среди нас, кому разрешено использовать оружие. Татьяна нуждается в тебе, — вновь вошла в комнату к мужчинам Кристина, но на этот раз в новом медицинском халате.

— Я просто не представляю, с чего начать. У нас нет никаких зацепок, — устало произнес Себастьян и сел на кушетку. — Я обещал Татьяне во всем разобраться, но чувствую, что не смогу сдержать свое слово.

— Ты бывший военный, — серьезно посмотрел на него Ларри. — Ты должен чувствовать врага издалека.

Неожиданно их разговор прервал телефонный звонок, раздавшийся на столе, заваленном пачками бумаг.

— От нас ждут ответов, — посмотрела на мужчин Кристина. — Директор сказал, что ждет отчет в восемь. Думаю, его терпение на исходе.

— Что мы ему скажем? — с сомнение посмотрел на коллег Себ и с неуверенностью подошел к телефонному аппарату. — Я не могу ему рассказать эту версию.

— Придумай уже что-нибудь. Необязательно говорить правду, — произнес Ларри, похлопав Себастьяна по плечу. — Но мы не можем бросить Татьяну в беде.

— Ладно. Уже все равно нет другого выбора, — глубоко вздохнул тот и медленно прижал трубку к уху. — Алло?

Кристина с Ларри встали рядом с ним и с выжиданием смотрели на Себастьяна, следя за тем, как на его лице стремительно сменяются эмоции, в которых не виднелось ни одной положительной. Тот, выслушав собеседника на другом конце провода, лишь утвердительно покачал головой, что-то пробубнил и бросил трубку, словно та стала раскаленной и обожгла его вспотевшую ладонь.

— Что? Что он сказал?

— У нас плохие новости, ребята. Очень плохие. Похоже, Ларри, нам придется немного покататься по городу. Намечается хорошее начало дня.

***

Температура воздуха в это утро упала до рекордно низкой отметки, из-за чего Татьяна и Сьюзен были вынуждены одеться как можно теплее, чтобы ненароком не получить обморожение у самого выхода из подъезда. Сьюзен с удовлетворением смотрела на свою подругу, которая решила привести себя в порядок и выглядела, даже в такую студеную погоду, невероятно свежо с легким макияжем, подчеркивающим все достоинства ее утонченных черт лица. В особенности выделялись выразительные большие глаза, украшенные длинными густыми ресницами, покрытыми небольшим слоем туши, и тенями на верхних веках, лежавшими на коже так аккуратно, что это ничуть не утяжеляло взгляд. Татьяна смогла уговорить своего мужа, чтобы тот дал им сесть за руль машины без сопровождения водителя, хотя тот не желал отпускать женщин одних и даже пытался вызваться ехать вместе с ними, но те настойчиво требовали, чтобы мужчина дал им возможность съездить к Итану самостоятельно. Беспокойство Петра можно было понять, тот едва не потерял жену в эту ночь. Но Сьюзен удалось заверить его, что рядом с ней его супруга будет под надежной защитой.

Их незапланированная поездка могла не состояться, так как автомобиль из-за холодной погоды не желал заводиться. Но, к счастью, спустя несколько попыток машина ожила, и мотор весело загрохотал в недрах транспортного средства, призывая дам как можно скорее отправляться в путь.

— Я поведу, — поежившись от холода, сказала Сьюзен и, не дождавшись согласия Татьяны, плюхнулась на мягкое сидение, с восхищением поглаживая руль дорогостоящего автомобиля. — Шикарная у твоего мужа девочка. Не боится, что ее украдут?

— Боится, но его водитель хранит эту металлическую красавицу, как себя самого, — усмехнулась та, садясь рядом со Сьюзен. — Я так ненавижу эту машину. В ней невозможно находиться, когда едешь по бездорожью.

— Тебе танк что ли нужен, чтобы по бездорожью ездить? Я еще не знаю автомобиль, на котором можно ездить там, где нет и намека на дорогу. Чудная ты.

— И далеко твой бывший парень живет? — с ожиданием посмотрела на подругу Татьяна, выдыхая горячий воздух на замерзшие ладони, пытаясь их хотя бы немного согреть.

— Полчаса езды отсюда. Доберемся быстро, — Сьюзен осторожно нажала на педаль газа, и автомобиль тронулся с места, выехав с места стоянки на заснеженную трассу. — Как плавно едет. Просто сказка, а не машина. Знаешь, я давно не навещала Итана. Мы уже полгода с ним не виделись.

— Почему?

— Ну, я восстанавливалась после ранения, операция была немного неудачной, хирург напортачил, когда вытаскивал пулю. Занес инфекцию. Пришлось потом долго отлеживаться и пить всякие таблетки, чтобы прийти в себя. Да и после я пережила еще две операции. Я вся изрезана. Если разденусь, увидишь шрамы. Жуткое зрелище.

— И почему я не была с тобой в тот момент?

— Сама удивлена, что наши пути разошлись. Ненавижу такие моменты, когда близкие друзья перестают общаться. Мы были заняты своей жизнью. И где эта жизнь? После войны все стало другим. Общество сильно изменилось и выглядит избитым.

Сьюзен повернула направо, и автомобиль выехал на широкую улицу, которая была настолько забита всяческими транспортом, что пришлось значительно снизить скорость.

— Кстати, мне вдруг стало интересно, а Джордж всегда говорил с русским акцентом?

— Да? Я не замечала.

— У меня были знакомые, беженцы из России, у них особый акцент, ни с чем не спутаешь. Они выговаривают каждый звук, делают его твердым. А мы любим проглатывать слова.

— Хм, не думала, что тебя интересуют такие темы.

— Я в детстве мечтала стать учителем английского языка. Но не сложилось. В итоге, я ношу полицейскую форму и умею с закрытыми глазами стрелять во всяких ублюдков и попадать в их забитые говном головы. Ты не представляешь, как сладок звук, когда пуля проходит насквозь и заставляет череп хрустеть, как свежее печенье.

— Боже, Сьюзен. У тебя странные предпочтения.

— Вряд ли тебе не нравится подобный звук.

— Я предпочитаю стрелять в ногу. А когда преступник упадет, то сразу же делаю выстрел в руку, желательно в правую, чтобы тот не смог дать сдачу. С левшами сложнее, на них уходит три патрона. Но если приказано ликвидировать вооруженного бандита, то в конце я стреляю в голову.

— Да ты извращенка. Бедные плохие ребята, ты же их замучаешь перед смертью.

— Я давно не стреляла, уже целых два года.

— Думаю, сейчас тебе придется вспомнить навыки стрельбы. В темные времена живем. Какие-то ублюдки оставляют у порога тела мертвых собак. Совсем озверели люди.

До места назначения они добрались довольно быстро. Татьяна все это время наблюдала за продрогшими людьми города, которые отважились выйти на улицу и шагали по тротуару, зарыв половину лица в шерстяной шарф, чтобы хоть как-то спастись от колючего морозного воздуха, ветром разносившегося по Лондону. Небо висело над ними таким чистым и голубым, что Татьяна даже удивилась такому редкому погодному явлению, ведь над столицей чаще парили тяжелые серые облака, и она совсем забыла, как высоко могут располагаться небеса и даже не касаться крыш высотных домов.

— Приехали, — Сьюзен остановила автомобиль рядом с каким-то старым уродливым зданием, которое пряталось в тени высоких крыш безымянных предприятий, пугающих своими упирающимися в небеса курящими трубами.

Татьяна настороженно оглядела место, куда они прибыли, надеясь увидеть хотя бы какого-нибудь проходящего мимо человека, но здесь не было ни одной живой души. Повсюду стояли брошенные ржавые автомобили, а рядом разбросан различный фабричный мусор, присыпанный горсткой снега. От такой невыразительной картины Татьяна невольно поморщила нос, уже заранее чувствуя, как здесь все пропахло копотью и гниющими объедками, которые не тронут даже оголодавшие бездомные животные.

— Куда ты меня привезла?

— Согласна, здесь грязно и воняет помоями. Но зато сюда никто не сунется. Рядом находится канализационная труба, так что ты не падай в обморок от ее дивного аромата. Я сама едва стою на ногах, когда нахожусь здесь.

Женщины вышли из машины и направились в сторону здания, где, как сказала Сьюзен, находились архивы, содержавшие сведения о гражданах города, судимых или признанных невменяемыми из-за серьезных психических расстройств.

— Раньше здесь было красивее. Неподалеку располагалась тюрьма, но это было до войны. Потом тут вырос этот дымящий, как паровоз, гигант, который производит всякую технику, а эта улица превратилась в помойку. Отсюда даже многие съехали, так как не выносили запаха сточных вод.

— Странно, почему архив не перенесли в другое место?

— А смысл дорожить сведениями о преступниках и прочих ненормальных личностях? Поэтому эти бумаги и хранят тут. Благо, что база данных постоянно обновляется, иначе бы Итан охранял обыкновенную макулатуру.

— И с какого года тут собирают личные дела?

— Вроде с тысяча девятьсот первого, если мне память не изменяет. Нам нужен шкаф с делами за тысяча девятьсот двадцать седьмой год, он самый дальний. Поэтому придется погулять по библиотеке и подышать пылью, так как там не делали уборку лет двадцать.

Женщины нашли маленькую неприметную дверь, к которой вела хлипкая металлическая лестница, угрожающе шатавшаяся от каждого их шага. Сьюзен нажала на звонок, что красовался рядом со входом, но ответа не последовало.

— Итан, ну же, ответь! — судорожно стала нажимать на кнопку звонка Сьюзен, но, так и не дождавшись ответа, стала колотить по стальной двери кулаком, зовя Итана, срывая голос. — Твою мать, открывай! Ну же, Итан! Не вынуждай меня выламывать дверь!

— Сьюзен, он не откроет. Если бы там кто-то был, он бы ответил.

— Куда он уйдет? Ему некуда больше идти, — на глазах Сьюзен промелькнули едва заметные слезы, после чего женщина продолжила колотить дверь, но Татьяна остановила ее бессмысленную схватку с дверью.

— Сьюзен, все. Внутри никого нет.

— Мы должны проникнуть внутрь, — с твердой уверенностью произнесла та и вытащила из кобуры пистолет, перезарядила его и сняла с предохранителя.

— Так, Сьюзен, это лишнее. Мы не можем… — хотела остановить подругу Татьяна, но не успела, так как та уже совершила выстрел по дверной ручке, вынудив дверь покорно открыться.

Сьюзен переступила через порог и, держа пистолет наготове, шагнула в темноту.

— Сьюзен, мы сейчас нарвемся на неприятности, — обреченно покачала головой Татьяна и последовала за подругой, на всякий случай держа руку у своего огнестрельного оружия и готовясь в любой момент выставить его перед собой.

— Мы пришли узнать, куда увезли твоего Ричи, и мы это узнаем, — прошептала Сьюзен, медленно продвигаясь по коридору куда-то вперед. — Постой, подожди минуту. Я включу свет, — Сьюзен начала хаотично щупать стену, пока не наткнулась на включатель. Она нажала на маленькую кнопку, и помещение наполнилось приятным слабоватым светом, продемонстрировав женщинам, в каком беспорядке здесь все находилось.

Повсюду были разбросаны мокрые от снега коробки, из которых высыпались пожелтевшие от влаги книги, заполонившие собой весь пол. Женщины с недовольством оглядели всю эту печальную картину и направились в соседнюю комнату, из которой доносился шум ветра, пугавший их своим зловещим завыванием.

— Итан! Ты здесь? — крикнула Сьюзен, но ей ответила лишь гробовая тишина, которую нарушали лишь отдаленные звуки просыпавшегося города.

— Сьюзен, тебе не кажется, что чем-то пахнет? — Татьяна принюхалась, поморщившись, и со страхом в глазах взглянула на свою спутницу.

— Здесь повсюду отходы с фабрики. Конечно, тут будет чем-то пахнуть.

— Нет, это другой запах. Такой же, какой я чувствовала сегодня ночью в своей квартире. Я не могу его ни с чем спутать.

— Итан! — Сьюзен не дослушала Татьяну до конца и шагнула в следующую комнату, быстро озарив крупное помещение искусственным источником света. — Матерь Божья, Итан…

— Сьюзен, все хорошо? — окликнула подругу Татьяна и медленно последовала за ней. — Что там такое?

— Мое предчувствие меня не подвело, — Сьюзен неподвижно стояла на месте и смотрела куда-то в сторону, не отводя взгляда.

Татьяна осмотрелась и, осознав, что так привлекло Сьюзен, с трудом сдержала себя, чтобы не отвернуться с отвращением от открывшейся ее взору картины. Среди шкафов, забитых папками с бумагами, висело тело мужчины, подвешенное над полом с помощью веревки, которая, словно змея, обволакивала его шею и не давала ногам коснуться пола. Ветер, что доносился из открытого окна, раскачивал труп с мелодичным скрипом.

— Итан… — Сьюзен медленно подошла к подвешенному телу и с совершенно сухими глазами взглянула на бывшего возлюбленного, но с таким безразличием, будто перед ней висел обыкновенный безжизненный предмет, не представлявший никакой ценности. — Почему?..

— Сьюзен, надо вызвать полицию, — стоя у выхода, крикнула Татьяна, с трудом справляясь со своими накалившимися докрасна неприятными эмоциями.

— Я просто не понимаю… Что происходит? С кем тогда я вчера говорила?

— О чем ты говоришь?

— Тело ведь уже давно высохло, Тань. Он умер не сегодня…

Татьяна, услышав эти слова, с трудом приблизилась к повесившемуся мужчине и бегающим от ужаса взглядом оглядела мертвое тело, понимая, что Сьюзен говорит правду. Мертвец действительно висел здесь довольно давно и не мог за ночь разложиться до такого состояния.

— Татьяна, с кем я говорила вчера? Кто выдавал себя за Итана? Объясни мне… Я просто в замешательстве.

— Значит, кто-то пытается сбить нас со следа… Сьюзен? — Татьяна в последний момент успела подхватить подругу, которая внезапно пошатнулась и едва не упала без чувств на пол. — Так, не смей. Не смей оставлять меня тут одну!

Сьюзен сквозь слезы смотрела на Татьяну и тяжело дышала, будто что-то застряло в ее легких и никак не могло вырваться наружу.

— Итан… Почему он это сделал? Почему? — плакала та, с трудом совершая очередной вдох. — Я… задыхаюсь… Мне трудно дышать.

— Тебе нужно на воздух. Срочно, уходим отсюда. Здесь нам больше делать нечего. Идем, — Татьяна помогла Сьюзен подняться и вывела из душного помещения на улицу. — Дыши. Тебе надо восстановить дыхание.

— С кем же я говорила? С кем? Зачем кому-то нужно было убивать Итана?

— Сьюзен с трудом пыталась успокоиться, но эмоции не желали покидать ее тело и заставляли женщину дрожать, словно ту со всех сторон били током. — Зачем?!

— Я не знаю, Сьюзен. Не знаю, — Татьяна прижала подругу к себе и нежно стала гладить ее по голове, пытаясь хотя бы немного успокоить женщину, которая редко давала себе права на слезы.

Неожиданно Сьюзен вырвалась из объятий Татьяны и начала с надрывом кашлять, с трудом держась на ногах. Ей даже пришлось вцепиться мертвой хваткой в обжигающе холодные перила лестницы, чтобы не упасть со ступенек вниз и не сломать шею.

— Сьюзен? Ты в порядке? — поинтересовалась Татьяна, и ее глаза увеличились от потрясения, когда та заметила на ладони, которой Сьюзен прикрывала рот во время кашля, кровь. — Нет, этого не может быть…

— Что со мной? Это кровь? — в панике взглянула на свою покрытую алой жидкостью ладонь та, с трудом понимая суть всего происходящего.