Он открыл глаза и начал понимать, что кричит с надрывом и отчаянием, из самых последних сил. Голос охрип и стал напоминать свист мчащегося поезда, который невозможно остановить. Молодой человек кашлял, харкал разбавленной слюной кровью. Руки онемели от осеннего холода, он перестал их чувствовать, не мог пошевелить даже пальцем, почувствовать то, что окружало его вокруг. В глазах помутилось, в сознании царил густой туман, приглушивший все чувства, кроме ледяного ужаса, обитавшего даже в грамме кислорода этого места. Он понимал, что плачет, продолжает срывать голос надсадным криком, ощущая этим самым отголоски ускользавшего прямо из-под ног прошлого, от которого остались только размытые образы, звуки… Чей-то женский голос, звавший его, умолявший остаться сквозь горькие слезы.

Затем следует жгучая боль в груди, неведомая сила разрывала легкие на части, что-то острое пронзало тело, кромсало мышечные ткани, устремившись вглубь, прямо к сердцу, бьющемуся медленно, но так громко, что его стук заглушал любые звуки, существовавшие вокруг.

Он услышал свое имя:

— Эрван!.. Нет!.. Убегай! Убегай! Ты должен двигаться!

После наступила тишина, такая мертвая и глубокая, что даже стук сердца растворился в ее бездонных глубинах.

Неизвестно, как долго ему пришлось пролежать на этой холодной сухой земле, в луже собственной запекшейся крови. Эрван лежал, вслушиваясь в прекрасную мелодичную тишину, собственное слабое дыхание, отдаленное сердцебиение, доносившееся откуда-то издалека. ОН наслаждался невидимым мертвым окружением, детали которого он чувствовал так четко, так ясно, словно знал наизусть каждый сантиметр этого места. В носу путешествовал аромат леса, такой живой и манящий, что это невольно заставило юношу распахнуть опухшие серо-голубые глаза с полопавшимися сосудами и полным отсутствием энергии во взгляде. Он впервые за все это неизмеримое время своего пребывания здесь почувствовал привкус солоноватой крови, разбавленный горечью. Но даже это не помогло ему вернуть хотя бы мельчайшие воспоминания: они исчезли, растаяли среди бескрайней тишины. Далекие образы из прошлого уходили куда-то вдаль, растворялись будто бы от того, что их нарочно облили концентрированной кислотой.

Эрван осторожно сел, ощутил неизмеримую слабость во всем теле, необъяснимую, но такую приятную ломку, будто некая сила ласкала его изнутри, подбиралась к легким и сердцу всё ближе, надеясь обнаружить там некий лакомый кусочек. Затем молодой человек оглядел себя и, с легким испугом, обнаружил некоторые детали.

Вся одежда покрывалась высохшими пятнами крови и была потрепана, будто бы Эрван совсем недавно катился вниз с отвесного склона и долгое время не мог остановиться — об этом свидетельствовали многочисленные ссадины на руках. Но это уже не могло беспокоить молодого человека — в душе воцарилось непривычное умиротворение. Он осторожно и как-то неуклюже поднялся на одеревеневших ногах, вдохнул воздух, пахнувший лесом и дождем. Деревьев и мягкой травы не было видно, но тело чувствовало каким-то непонятным образом их дыхание, шелест, легкую влагу от утренней росы. Эти ощущения были такими яркими, что юноша стоял неподвижно и наслаждался всем этим очень-очень долго, боясь прервать прекрасный, непередаваемый момент. Ему так не хотелось покидать это пустынное место, но оставаться здесь больше не представлялось возможным. Та сила, что привела его сюда, успокаивала и ласково шептала, что все будет хорошо и что все плохое позади, после потянула за собой, вглубь этого бездонного, вечного тумана…

— Ты в безопасности, Эрван. Ты не одинок, — шептала невидимая сила женским звучным голосом, так нежно и так тихо, будто каждое ее слово было жарким поцелуем, полным страсти и желания.

И он следовал за ней, верил каждому слову. Снова всё вокруг замерло, исчез ход времени, вновь вернулась мертвая пустота, без звуков и запахов; больше не существовало ничего, кроме тишины, разрывавшей барабанные перепонки.

***

Прошло немного времени и Эрвану вновь удалось открыть глаза, почувствовать вокруг нечто отличное от бездонной пустоты. В нос и рот ворвалась ледяная жидкость и стремительно начала заполнять ослабевшее тело, остановить этот процесс было не под силу молодому человеку. Но невидимая сила вновь пришла на помощь: ее нежные невидимые руки бережно подхватили тело парня и с легкостью вытащили из воды, вновь оставив того наедине с самим собой в этом холодном, отчужденном мире.

Эрван из последних сил закашлял, надеясь хотя бы немного опустошить легкие от обилия мутной жидкости. После ему удалось открыть покрасневшие глаза, чтобы понять, что вокруг находилось нечто по-настоящему материальное и существующее. Больше нет пустоты, мертвой и лишенной каких-либо звуков. Этот мир переполняли детали, отчего в первые секунды сознание буквально взрывалось, так как оно еще не успело привыкнуть к столь резким переменам.

Парень сидел в полупустой ванне: большая часть воды выплеснулась и покрыла пол небольшого помещения. Оставшаяся в емкости ванны жидкость была невероятно красной от обилия в ней крови, что привело молодого человека в истерический ужас. На него с жадностью набросился холод, пошатнув и без того зыбкое душевное равновесие. Дрожа, как осиновый лист на сильном ветру, Эрван со стонами и плачем начал быстро и неуклюже смывать с себя остатки вещества, некогда циркулировавшего в живом организме. Этот процесс вызывал страшное отвращение, легкую тошноту, но парень, по непонятным ему самому причинам, терпел все эти ощущения, словно до сих пор окружал себя уже несуществующим туманом, где нет ничего, кроме бездонной тишины.

Он с чрезмерной осторожностью вылез из ледяной воды, после чего поскользнулся от бессилия и упал плашмя на сырой пол, блестевший в лучах рыжего осеннего солнца. Пытаясь подняться на ноги, он еще несколько раз оказывался на полу, понимая, что с каждым падением сил и терпения становилось всё меньше и меньше, еще немного, и очередное падение могло бы стать роковым. Но, к счастью, тело сумело обрести равновесие, ноги теперь надежно стояли на ледяном полу, на котором была разлита вода, уровень которой доставал практически до щиколоток, что было не очень приятно — кровь быстро отлила от пяток и сделала их практически неощутимыми.

После Эрван внимательно изучил глазами пространство вокруг себя. Его со всех сторон окружал красочный хаос: давно забытая Богом комната, некогда являвшаяся уборной безымянного аристократа, но в данный момент былая роскошь осталась в далеком прошлом и перешла в образ плачевных руин. Всё было разграблено, разбито: стены, пол, предметы сантехники и мебели покрыты ржавчиной и плесенью, грязью и остатками человеческой крови. В лучах солнца вся эта живописная обстановка выглядела гораздо неприятнее и пугающе.

Позади себя юноша краем глаза приметил частично разбитое зеркало, покрытое толстым слоем пыли, но, так или иначе, в нем все еще можно было увидеть собственное отражение. Эрван осторожно, чтобы не поскользнуться вновь, приблизился к этому предмету декора и увидел в нем до смерти напуганного человека в рваной военной одежде. Его бледная кожа была всё еще грязной от крови, следов земли, за всем этим безобразием проглядывалась ее безжизненность. Эрван успел заметить свое крепкое телосложение и довольно симпатичное лицо, темные короткие волосы были спутаны, и капавшая с них вода щекотала кончик носа, отчего молодой человек вечно морщился, с любопытством наблюдая за сменявшимися эмоциями. Только спустя минуту стало понятно, что собственное отражение ему не знакомо, он видит самого себя впервые, и его отражение вряд ли радовалось — оно смотрело на него с каким-то испугом и явным отчуждением.

Солнце начинало медленно садиться, скрываясь за невидимым горизонтом. Эрван только сейчас успел отметить, что за окном гулял так полюбившийся ему густой туман, окрашенный в красновато-рыжий оттенок небесного светила, отчего создавалось ощущение, будто весь мир объят огромным пламенем, которое невозможно погасить.

С закатом стало заметно холоднее, что очень быстро почувствовал Эрван, обхватив широкие плечи онемевшими руками и попытавшись отыскать в своей мокрой одежде хотя бы маленькую частицу тепла. Постукивая зубами, юноша стал обдумывать, как ему согреться, ведь находиться на холоде не было ни желания, ни сил.

Искать решение долго не пришлось. Глаза быстро отыскали во всем этом беспорядке одинокую деревянную дверь, молодой человек быстро открыл ее и с надеждой вошел в темноту.

Когда глаза привыкли к полумраку, Эрван с долей радости и облегчения понял, что оказался в длинном коридоре с бесчисленным количеством закрытых дверей, таивших секреты и провоцировавших на то, чтобы кто-нибудь подобрал к ним заветный ключ. Практически на ощупь, пытаясь привыкнуть к этой пугающей темноте, молодой человек шёл вперед, нажимая на ручку каждой попавшейся на пути двери, но открытая дверь попалась только спустя какое-то время — остальные же были наглухо заперты, словно хозяева этих комнат не желали делиться с незваными гостями своими тайнами.

Эрван вошел в просторную комнату, которая, как оказалось, являлась чей-то спальней. Всё здесь было ухоженным и прибранным, но из-за отсутствия света, трудно было уловить глазами все детали. Единственное, что было столь различимым — кровать, расположенная около окна, задернутого плотными шторами. Было даже странно, что здесь нет ни пылинки, будто кто-то любезно решил прибрать эту комнату специально для Эрвана, зная, что тот войдет сюда этим поздним вечером. Но молодой человек не был в состоянии размышлять над этим. Ему было так холодно, что он практически сразу же стянул с себя всю мокрую одежду и с облегчением зарылся под теплое одеяло, наконец-то ощутив легкое спокойствие и некую гармонию. Тело обожгло тепло, и по нему начала быстро расползаться кровь, оживляя своим движением каждую клеточку тела, которая до этого пребывала в практически мертвом состоянии.

Когда Эрван немного согрелся, в голову вновь вернулись мысли о причине всего происходящего. Но чем больше он думал об этом, тем больше убеждался в том, что все размышления не имеют смысла и каких-либо ответов. Всё казалось сплошной иллюзией, чьей-то больной фантазией, которая в скором времени должна вновь раствориться в тумане. Эрван лишь наслаждался теплом и ждал того момента, когда всё вокруг снова станет чем-то объяснимым и узнаваемым.

— Что же со мной произошло? Что это за место? — Впервые спросил самого себя парень, еще сильнее прижав к себе край одеяла, будто то собиралось ускользнуть от него. — Почему вся моя боль и страх исчезли? Почему? Неужели я мертв? — От этих мыслей ему стало не по себе, и он устало закрыл глаза, надеясь открыть их в следующий раз и увидеть реальный живой мир, который остался где-то в глубине тумана.

Но объяснимый мир так и не вернулся, а лишь продолжал растворяться в едком кислотном тумане, унося Эрвана всё дальше и дальше в мир необъяснимой тьмы, наполненной ужасающими деталями и явлениями.

Вскоре спокойная, умиротворявшая тишина этого места начала покидать просторную комнату, впуская сюда совершенно неизвестные ранее звуки. Где-то наверху раздался звук молотка, с каждым ударом набиравший уровень шума, будто тот, кто руководил этим инструментом, приближался к комнате Эрвана, желая проникнуть сюда. Звук был столь громким и объемным, что тонкие стены этого помещения начали невольно вибрировать, с трудом терпя наносимые невидимым молотком удары. Вскоре появился еще один, но менее громкий, скорее, аккуратный и скромный, но такой же не утихавший и ритмичный, как и его старший брат. Чем дольше они продолжали свое звучание, тем больше их становилось. Через некоторое время их источник принялся раздаваться со всех сторон, врываясь в уши Эрвана с дикой и невыносимой болью, заставившей бедного юношу сжать голову руками и зарыться под одеяло, чтобы снизить этот пугающий до потери пульса шум.

— Он умирает, — среди этого шума послышался нежный женский голос, который через мгновение плавно перешел в смех, разрастаясь по всему дому с небывалой быстротой, разрушая сознание молодого человека своим сахарным произношением каждого слова. — Он слышит нас… Он слышит нас..

***

Эрван понял, что окончательно лишился возможности подсчитывать количество прошедших дней, даже часов, минут. В этом странном безлюдном месте все замерло, оказалось в неком вакууме, где даже движение ветра кажется каким-то ленивым и несущественным. Каждый новый день начинался с одной и той же ноты, события будто отматывались назад, заставляя Эрвана переживать их снова и снова. Но молодой человек к этому уже более-менее привык и перестал замечать эти необъяснимые странности, воспринимая их как что-то обыденное.

Поначалу он надеялся понять, каким образом оказался здесь, что послужило этому причиной. Но чем дольше он об этом размышлял, тем сильнее приходилось воспринимать этот мир таким, каким он есть.

Каждая ночь начиналась со странных звуков, которые принадлежали невидимым существам, занимающимся какими-то бытовыми делами: они порой громко ходили, по-ребячьи бегали, что-то пытались сколотить или внезапно начинали переставлять мебель на верхних этажах. Эрван поначалу боялся всего этого до смерти, но постепенно посмелел и даже поднимался на верхние этажи, надеясь увидеть тех, кто создает этот шум, но едва он это делал, как неспящие жильцы этого дома исчезали, и вновь наступала тишина. Поэтому Эрван старался им не мешать, жить с ними по соседству, ведь те не причиняли ему никакого вреда и не давали скучать по ночам, которые были очень длинными и утомительными. И юноша даже перестал их бояться, так как считал, что те боятся его куда больше, отчего становилось даже спокойнее на душе.

Через пару дней Эрван облазил весь особняк, засунув свою голову в каждую щель и в каждый угол, надеясь отыскать там то, что поможет ему хотя бы немного понять происходящее, но ничего, кроме пыли, там не было обнаружено. Судя по обстановке каждой комнаты, здесь когда-то давно жила состоятельная семья блестящего врача, о чем говорили медицинские папки, бумаги, странное оборудование и различные лекарства. Все это добро страшно сильно отсырело и пришло в полную негодность, но сохраняло свою некую величественность и непонятную очаровательность, ведь им когда-то дозволялось участвовать в спасении людских жизней, чем те сильно гордятся.

Эрван перестал чувствовать голод, это чувство навсегда покинуло его тело, что было самым приятным из всего, что произошло с ним за последнее время. Лишь тело нуждалось в принятии ванны, хотя мытье в холодной воде не доставляло никакого удовольствия, но эта блестящая в лучах солнца комната, отделанная белым кафелем, стала для молодого человека родной, ведь именно с нее началось его странное знакомство с этим домом. В здании не было неприятных запахов, лишь легкий мятный аромат, соседствующий рядом со скрипом половиц и дрожью старых уставших стен. Большинство комнат находилось в весьма плачевном состоянии: упавшие деревянные колонны, оплетенные завядшим плющом, под обломками которых погребены куски сгнившей мебели, в которых прослеживаются очертания мягких диванов, платяных шкафов и источников света; окна в большинстве случаев были разбиты, а их осколки разбросаны повсюду, норовя пронзить пятку какого-нибудь зеваки, стены усеяли сеточки трещин, обхватывающие с каждым днем все больше и больше пространства, нарушая целостность всего здания, начиная свой путь на дощатых полах и заканчивая на необъятных сводах.

Здесь также обитало приличное количество различных домашних насекомых, которые нашли себе уютное жилище в посуде и пробирках из-под лекарств. Они были вполне довольны жизнью и своим умиротворенным движением подбадривали Эрвана и помогали тому не думать о плохом. Юношу в последнее время все чаще стали посещать суицидальные мысли, от которых было сложно избавиться. Ему было интересно, что станет с ним, если он умрет здесь, куда его занесет после этого? Но пока Эрвану не хотелось выяснять это, а было лишь желание как можно ближе познакомиться с окружающим его миром.

Особняк со всех сторон был оцеплен густым туманом. Эрван совершал попытки выйти за пределы этой территории, но едва он сталкивался лицом к лицу с этой белой пустотой, где все звуки растворялись, словно в едкой кислоте, как сразу же возвращался назад, так как понимал, что внутри этого тумана нет ничего, кроме безжизненности и полной тишины. Он начал осознавать, что скорее всего действительно умер, ведь иного объяснения всему этому не существовало, но этот факт ничуть не расстраивал, на душе была странная умиротворенность, полное безмолвие и затишье. У него отныне нет ничего, что могло связывать с прошлым. Только странное и режущее слух имя… Эрван…

Изо дня в день молодой человек собирал в своей комнате, раскладывая на кровати, интересные вещи, найденные в самых темных уголках этого заброшенного особняка. Он их внимательно изучал, исследовал каждую деталь и особенность, удивляясь их необычности, как ребенок. Этот процесс был весьма интересным и стал для него своеобразным смыслом этой странной жизни. Теперь он начал думать о том, что даже если бы он и застрелился, то снова бы оказался здесь, но только все пришлось бы начинать сначала, вновь привыкать к особенностям этого загадочного пустого дома, где по ночам просыпались невидимые жильцы и начинали свою шумную деятельность.

Дни становились короче, а ночи — холоднее. Наверное, приближалась зимняя пора, которую так боялся Эрван, так как согреваться ночью было все сложнее и сложнее, ведь даже заделывание окон досками и прочим теплым мусором не давали ощутимого результата. Поэтому Эрван старался теперь спать внизу, в гостиной, около жаркого камина, помогающего хотя бы немного согреться и не стать ледяной скульптурой во сне. Теперь каждую ночь он находился только там, вжавшись в мягком кресле, укрывшись одеялом, и слушал ночные звуки невидимых жильцов, которые с упорством занимались своими любопытными делами. Чтобы не сойти с ума от всего этого звучания дома, молодой человек начал петь для самого себя, петь обо всем, что его окружало, что ему удалось увидеть за последние дни. От этого становилось спокойнее, и не было чувства одиночества: собственный голос стал для него лучшим другом, рядом с которым не было так страшно в эти холодные ночи. Это пение неким образом согревало его, разносило горячую кровь по всему телу, заставляло юношу ощущать себя живым и по-настоящему горячим, на время забывать об особенности этого загадочного места. Языки пламени будто подстраивались под слова его песен, кружились в веселом завораживающем танце, и это зрелище оказалось настолько красивым и манящим, что Эрван мог часами любоваться этим, не замечая, как невольно погружался в глубокий мирный сон без сновидений.

***

Зима приближалась быстрее, чем планировала ранее. По ночам часто шел снег, покрывая своим белым покрывалом землю, усыпанную выгоревшими на солнце опавшими листьями, но быстро чернел, достигая земли. Никакой красоты во всем этом зимнем пришествии не было. Отсутствие ярких цветов и обилие серых тонов наводили печальные мысли и заставляли мечтать о теплых солнечных деньках, которые растворились в вечно висящем над этим местом тумане.

Эрван часто по вечерам сидел на подоконнике и наблюдал за всем, что происходило за окном, укутавшись одеялом. Его привлекал снегопад, привлекало его медленное падение и движение на ветру. Он мог наблюдать за всем этим процессом вечно, так как понимал, что впереди его ожидает целая вечность, больше не существует нехватки времени, не нужно куда-то спешить. Он следил за этим миром, обсуждал с самим собой какие-то необычные явления, поразившие его, делился со своим голосом размышлениями, мыслями, переживаниями.

Но этот зимний вечер был особенным.

Когда небесное светило скрылось в густом тумане, погрузив это место в непроглядную тьму, Эрван все так же сидел на окне в гостиной, укутавшись как можно сильнее в теплое махровое одеяло, и наслаждался звуками огня в камине, от которого веяло едва ощутимым теплом. На улице властвовала небольшая вьюга, вынуждала падающие снежинки хаотично танцевать в ночном небе, завораживала смотрящего быстрыми и изящными движениями, отчего у того могло появиться легкое чувство головокружения. Ветер грозно завывал, будто был чем-то рассержен. Так как многие окна были выбиты, то ему не составляло труда проникнуть в дом и отгонять от Эрвана последние капельки тепла, исходящего от потрескивающего угольками камина. Молодой человек повернулся в сторону жаркого огня и стал наблюдать за тем, как оно вступило в неравную схватку с разъяренным ветром, но чем дольше они боролись, тем больше их силы уравнивались, ни одна из сторон не желала уступать, как бы сильно не хотел этого соперник.

Эрван устало спрятал свой подбородок под одеяло и хотел было укутаться еще сильнее, но тут его внимание привлекли странные движения за окном рядом с едва различимыми в тумане деревьями. Это были силуэты людей, которые с любопытством разглядывали этот огромный дом и как-то странно ходили из стороны в сторону, будто пытались отыскать в этом здании какую-то деталь. Но внезапно они замерли на месте и устремили весь свой взор в сторону Эрвана, приближаясь друг к другу все ближе и ближе, не совершая при этом никаких движений.

Эрван понял, что вновь начал ощущать ледяной ужас, горячим потоком разносящийся по его ослабленному замерзшему телу. Это чувство было таким родным и знакомым, что его появление не вызвало у юноши никакого удивления и замешательства. Он встретил его с каким-то радушием и даже спокойствием. Страх давал ему понять, что он все еще способен чувствовать, ощущать себя живым человеком, а не бродящей по дому тенью.

Когда силуэты встали вкруг и полностью окружили дом со всех сторон, как в уши ворвались так знакомые Эрвану звуки: звуки людской суеты. Невидимые жильцы снова начали носиться по дому, но на этот раз с такой хаотичностью, что невозможно было понять, что они делают в данный момент времени. Повсюду билась посуда, падала мебель, где-то вдали плакали младенцы и разрывали свои голосовые связки от крика женщины. Но через пару минут этот беспорядочный шум слегка стих и был разбавлен тихой музыкой, исходящей от рояля. С каждой нотой музыкант делал звучание этой композиции все громче и громче, пока уши не стали кровоточить от такого высокого диапазона шума, вынудив несчастного Эрвана закрыть их руками и вжаться в углу окна, надеясь оградиться от всего это хаоса и ужаса.

Силуэты на улице тем временем стали приближаться к дому, взяв друг друга за руки.

Их было так много, что глаза могли разбежаться в разные стороны, если сделают попытки их посчитать. В это же время голодный и разъяренный ветер решил на время оставить свой поединок с огнем в покое и вернулся на улицу, устроив там самую настоящую бурю, ворвавшуюся в каждые щели этого дома, но бережно обходя гостиную со всех сторон, будто эта комната была огорожена какой-то невидимой силой.

Эрван был так напуган и так оглушен, что не смог понять, когда именно он лишился чувства и без сознания упал на пол. Из его рта начала стекать тонкая струйка крови и создала вокруг головы небольшую лужицу.

***

Эрвана разбудил яркий искусственный источник света, какой-то холодный и слегка неприветливый, исходящий, как он понял, открыв глаза, от высоко висящей над ним люстры. Лампочки имели такой блеск, что приходилось щуриться, чтобы их внимательнее рассмотреть. Избавившись от остатков сна, юноша удобнее сел в кресле и огляделся, пытаясь понять, что произошло вокруг него во время его пребывания во сне. И понял, что ничего, что окружало его, не имело узнаваемых черт. Эта была все та же гостиная, просторная и яркая, но никаких следов заброшенности и забвения здесь больше не наблюдалось. Теперь это идеально вылизанное роскошное помещение, где каждый предмет ослепляет своим блеском от чистоты и непривычной новизны.

Эрван, пытаясь верить, что все это происходит на самом деле, поднялся с кресла и боязно встал на мягкий ковер, с широко открытым ртом съедая каждую деталь этой просторной комнаты взглядом. Появилась новая мебель, сочетающая в себе мягкие кушетки, длинные слегка изогнутые диваны из красного бархата, стеллажи доверху набитые книгами, вместо пустых оконных рам теперь красовались красочные витражи, а сами окна наполовину задернуты шелковыми шторами, которые слегка развевались от легкого порыва ветра, исходящего откуда-то сверху, видимо, где-то открыто окно. Все стояло на своем законном месте и сочеталось друг с другом, имея непередаваемый стиль и уют.

Эрван с трудом сдержал смех от восхищения, он еще не до конца верил, что все это действительно происходит вокруг него. Глаза буквально слезились от такого обилия ярких красок и незнакомых доселе запахов древесины и свежей краски. Когда глаза привыкли к такой роскошной обстановке, Эрван краем уха уловил приятные мелодичные звуки, доносящиеся со второго этажа.

Кто-то аккуратно нажимал на клавиши пианино, медленно и тихо, будто ему каждое движение пальцем давалось с большим трудом. Но незнакомая слуху мелодия постепенно начинала набирать темп, превращаясь в совершенный образ, поражающий каждого слушателя. Эрван, завороженный этим звучанием, стал идти на его зов, практически беззвучно поднимаясь вверх по парадной лестнице, боясь неосторожным действием спугнуть эту прекрасную мелодию, пугающую своей таинственностью и непередаваемой красотой.

Музыка привела его к двери, которая показалась ему сильно знакомой, хотя до этого юноша ее ни разу не встречал. Она не пряталась в тени, была хорошо освещена настенными светильниками в виде свечей и практически настежь открыта, приглашая войти в пахнущее мятой помещение.

Эрван от переизбытка новых эмоций выдохнул и, слегка прикрыв глаза, будто боясь ослепнуть от ярких красок, ступил левой ногой в комнату, затем всем телом проник туда. Едва его нога коснулась пола этого помещения, как музыка сразу же стихла. Пианино, которое и создало эту прекрасную мелодию, стояло в середине комнаты, и его крышка была наглухо заперта на ключ, который лежал сверху и ждал, когда им что-нибудь откроют. Молодой человек с легким сомнением взял ключ и неуверенным движением, словно считал, что от неосторожного движения этот ключик раскрошится на мелкие кусочки, вставил его в замок, после чего с легким скрипом открыл крышку этого огромного музыкального инструмента, под которой прятались в заточении блестящие в свете люстры клавиши.

С некой неуверенностью, Эрван сел на стульчик у пианино и пару секунд разминал пальцы, с восхищением поглядывая на клавиши, которые так и жаждали, чтобы до них коснулись, создав прекрасный звук. Вскоре руки юноши слились с ними в единое целое, и комнату наполнила изящная игривая мелодия, заставившая все вокруг заиграть новыми яркими красками. Но едва Эрвану удалось отдаться этому музыкальному тяжеловесу и поплыть по течению чарующих звуков, как где-то поблизости раздался донельзя знакомый хаотичный шум, полностью разрушивший воцарившуюся здесь гармонию и спокойствие.

Звук бьющегося стекла оцарапал уши и с силой ударил в сердце юноши, заставив то забиться с утроенной силой, выпустив в кровь огромное количество адреналина.

— Господи, что это может быть? — самого себя спросил Эрван и поднялся со стула, вслушиваясь в доносящийся из коридора звук чей-то лютой ярости, которая изливалась на мебель и предметы декора, чьи предсмертные крики заполняли уже весь дом.

— Лжец! Лжец! — тот, кто устроил этот хаос, принялся истерически кричать, продолжая уничтожать все вокруг себя. — Я тебя убью! Я тебя убью!

Послышались звериные рычания, голодные и свирепые. Они становились все четче и более пугающими, отчего сердце стремительно опустилось в пятки, оставив Эрвана наедине с ледяным ужасом, который не давал ему даже сдвинуться с места.

Дебошир начал стучать своими огромными ручищами в дверь, пытаясь выбраться из комнаты, где его заперли. Он бил с такой силой и с такой яростью, что дверь в буквальном смысле заплакала от наносимых по ней ударов, оглушив Эрвана своими скрипом и звуком от разрастающихся трещин, она вряд ли могла долго продержаться. В любую минуту неизвестный воплотитель ненависти может оказаться на свободе.

Эрван стал молниеносным движением глаз искать укрытие. Сердце бешено колотилось где-то в пятках, а по телу сползали ледяные капельки пота. Дыхание было таким учащенным, что можно было подумать, что юноша начал задыхаться, не в силах сделать новый глоток воздуха. Через пару пробежек глазами Эрван нашел нож, лежавший на письменном столе в кожаном чехле. Не слишком долго думая, молодой человек схватил его, расчехлил и выставил перед собой, еще до конца не осознавая, что ему придется делать дальше. У него не было времени на раздумья. Нужно было делать все моментально, чтобы не стать очередной жертвой чей-то лютой ненависти. Его руки дрожали, словно были осенними листьями, висевшими на ветвях в сильный шторм, они вспотели так сильно, что нож вот-вот мог выскользнуть из рук, как обычный кусок мыла.

Юноша стал молиться, громко и отчетливо, пытаясь отчеканить каждое слово, чтобы Господь смог его услышать. Но молиться было бесполезно, это пришло в голову к Эрвану быстрее всего, Бог давно оставил его на произвол судьбы, предал и вынудил кипеть в чаше полного забвения в странном необъяснимом мире, где нет ничего, кроме пустоты и ледяного ужаса. Но молитва помогала унять парализовавший тело страх, помогала верить во что-то хорошее, но дрожь не желала утихать. Еще чуть-чуть и Эрван может упасть на пол, лишившись чувств от шокирующих событий.

Вскоре носитель ненависти выбил дверь, и та с треском разлетелась на части, заполнив своими обломками весь коридор. Монстр вырвался на свободу, его дикое и голодное рычание пронзило сознание, заставило еще сильнее молиться ушедшему в туман Богу. Рычащее существо шло сюда, медленно крадясь и принюхиваясь. Его голод неутолим. Оно жаждало теплой крови.

Свет все тускнел, и казалось, что еще немного, и он вовсе погаснет. Лампочки неприятно шипели, терпя резкие перепады напряжения, и были готовы в любую минуту лопнуть, забрызгав все маленькими стеклянными осколками. За окном слышались раскаты рассвирепевшего грома, и комнату ослепляли белоснежные вспышки молний, что вызывало дрожь всего, что находилось в этом мрачном кабинете. Рычащий психопат затих и будто вновь растворился в глубине коридора, оставив после себя ужасающий погром. Но этот факт успокоил накалившиеся докрасна нервы Эрвана, который уже был готов встретить свою вторую смерть и на этот раз самую жестокую и болезненную, ведь не ясно, кем был тот орущий мужчина. Судя по оставленным им разрушениям, он мог убить одним лишь движением руки. Но кто он такой? И каким образом попал в это место? Почему дом решил так кардинально измениться и вернуть свой облик из прошлого? Что этим здание собиралось сказать, что хотело показать?

Когда Эрван начал снова наслаждаться спокойствием, а раскаты грома перестали пугать и удивлять, то на первом этаже раздались чьи-то тихие стоны, исходящие, как понял юноша, из кухни. Молодой человек слишком хорошо знал этот дом, чтобы даже по малейшему звуку определить местонахождение его источника. Но это мало обнадеживало, а скорее еще больше пугало, ведь ощущать неведение куда легче, чем точно знать, что находится где-то там. В этих тихих стонах различались слова, кто-то жалобно и сквозь слезы звал на помощь, проглатывая каждое слово, будто оно дается ему с трудом. Кричала женщина, но ее голос был так искажен болью, что было трудно понять, кому он мог принадлежать первые пару минут. Когда же Эрван сумел изучить эти человеческие стоны и попытался приблизиться к ним, как те сразу же стихли, растворившись в очередном раскате грома, который на пару секунд ослепил парня.

Внезапно освещение дало полный сбой, и весь дом погрузился в полную непроглядную тьму, отчего Эрван с трудом не запаниковал и не забился в угол, ожидая, что вокруг него снова начнет властвовать хаос. Но этого не случилось, что приятно удивило юношу, ведь он уже привык за столь долгое время, что с наступлением темноты в эти стены вселяется страх и ужас. Когда глаза привыкли к темноте и среди очертаний мебели можно было увидеть тусклые детали, Эрван нашел на кофейном столике старую керосиновую лампу, а рядом с ней любезно оставленный коробок спичек. Недолго раздумывая, Эрван зажег ее, засунув коробок со спичками в карман, и вытянул лампу перед собой, уничтожая кромешную тьму перед собой, впереди которой не было видно ничего, кроме сплошной черноты и неведения.

В другой руке парень крепко сжимал похолодевший нож и был готов в любой момент нанести попавшемуся на глаза незнакомцу удар, кем бы он ни был. Из-за страха Эрван уже не был в состоянии мыслить здраво, он лишь думал о своей жизни и завтрашнем дне, который мог не настать, о чем юноша старался вообще не думать, так как эта мысль лишила какой-либо надежды, что весь этот кошмар вокруг может раствориться. Сделав пару осторожных шагов в сторону тьмы, Эрван покинул кабинет, выйдя в коридор, который теперь был слегка освещен светом его тусклой керосиновой лампы. Только сейчас молодой человек заметил, что стены снова утратили свой непривычный блеск и свежесть красок, к ним снова вернулись тусклые тона и следы полного забвения, ставшие Эрвану немного родными и даже привлекавшие его своим запустелым видом. В воздухе зависла пыль, сверкавшая в свете лампы, и напоминала крошечных светлячков, боящихся сдвинуться с места. Глубоко вздохнув, Эрван покрепче перехватил лампу и двинулся вперед, направляясь туда, где еще совсем недавно раздавались чьи-то женские стоны. Он шел туда, смутно надеясь, что ему удастся встретить кого-то живого, кто сможет ему хотя бы намекнуть на суть всего происходящего, хотя вряд ли во всем этом был смысл. Это просто хаос, пытающийся спрятаться за плотной маской.

Но сознание Эрвана мечтало вновь вернуться в то мягкое кресло около кабина, зарыться в одеяло и терпеливо ждать очередного светлого дня, в котором будут происходить одни и те же события, а вечером снова вернутся эти беспорядочные звуки чьей-то жизнедеятельности. Эрван с радостью бы так и сделал, но одна лишь мысль о том, что завтра ему придется снова проживать один и тот же день, желчью пронеслась по телу. Он хотел что-то узнать, хотел что-то изменить. И если постоянно сидеть на месте и прятаться, то все будет начинаться снова и снова. Если дом решил ему что-то показать, то необходимо следовать его зову, как бы страшно ни было. Эрван заметно посмелел и уже не так боялся тьмы и непонятных звуков, они стали частью его однообразной жизни в этом доме, спрятанном в густом тумане, частью его опустошенного организма.

Но сердце предательски колотилось где-то в пятках, не желая сбавлять свой темп, оно все так же беспокоилось и предвещало приближающуюся опасность, которая в любой момент может выпрыгнуть из глубин тьмы. Но Эрван перестал прислушиваться к своему сердцебиению и доверился собственному чутью, подсказывающему, что впереди он найдет то, что так давно пытался найти… Истину.

***

Свет керосиновой лампы осветил на ступеньках парадной лестницы следы крови, которые дорожкой тянулись в сторону кухни, расположившейся за дубовой дверью справа от главного входа. Сглотнув от легкой нервозности, Эрван начал идти по следам, понимая, что беспокойство никуда не делось, оно все еще было при нем и желало лишь одного — поскорее покинуть это пугающее до потери пульса место. Но Эрван продолжал идти. Возможно, им двигала мысль, что терять больше нечего, что его путь уже давно завершен, а это всего лишь существование за финишной чертой, где уже нет ничего, что могло бы остановить его или заставить бежать. Путь окончился, а то, что происходит в данный момент времени всего лишь что-то бессмысленное и туманное. Поэтому ему было все равно, что ждет в глубинах тьмы, он лишь надеялся на хорошее, хотя не понимал, чем это хорошее может оказаться на самом деле.

Может, он искал собственную смерть, которая просто забыла про него? Возможно. Но даже Эрван не был в состоянии объяснить причину своих действий, он просто шел по следу, следовал за кровью, которая должна привести его к чему-то, что он не в состоянии ни представить, ни даже понять.

Стоны вернулись, они были такими тихими, что могли с легкостью слиться с раскатами грома. Он приближался к двери кухни все ближе и ближе. Стоны перешли в замирающие всхлипы, жалостливый плач, но все эти человеческие звуки уходили куда-то вдаль, какая-то неведомая сила не давала Эрвану приблизиться к ним.

Но вот перед ним выросла дверь, расчистившись от тьмы, и дала Эрвану возможность нажать на ее ручку и открыть путь внутрь, где расположилась просторная кухня, пропахшая ароматом испорченных продуктов и плесени. Когда Эрван вошел туда, то под свет его лампы тут же попались разбросанные по полу гнилые овощи, рассыпанные специи и вдребезги разбитая посуда, на которую тот случайно наступил, создав неприятный шум. Возможно, весь этот беспорядок когда-то мог в целостном состоянии оказаться на праздничном столе, но сейчас он был лишь частью окружения и вызывал только чувство жалости и отвращения, от которого невозможно было избавиться. Все было в таком состоянии, будто по кухне прошелся мощный торнадо, не пощадивший ничего, кроме мебели, продолжавшей стоять на своих законных местах.

Женские стоны стали слышаться все отчетливее и казалось, что их автор лежит где-то прямо под ногами, но глаза Эрвана не могли никого среди этого беспорядка разглядеть.

— Пожалуйста, помогите… Пожалуйста… — прохрипела женщина и внезапно затихла, издав громкий возглас, словно ее пронзила острая боль, окончательно лишившая ее чувств, а возможно и жизни.

— Где вы? Я вас не вижу, — в панике стал освещать все подряд керосиновой лампой тот, но никакой женщины не смог увидеть. Здесь было совершенно пусто.

И когда Эрван, полностью отчаявшись и потеряв какую-либо надежду на то, что что-то может измениться в лучшую сторону, как нежданно-негаданно раздалось голодное звериное рычание, сопровождавшееся звуками рвущейся человеческой плоти и поедания сырой пищи.

Эрван был парализован ужасом и стоял на месте, боясь шелохнуться. Аромат смерти полностью лишил его дара речи и сил, он просто наблюдал за всем этим кошмаром, который царил вокруг. Теперь он видел ее, видел, как она умирала на его глазах. Лицо этой женщины уже невозможно было увидеть, оно было изуродовано зубами и лишилось прелестных черт, когда-то украшавших его. Неведомое существо, напоминавшее со спины до боли тощего мужчину, поедало человеческую плоть с такой жадностью и усердием, что даже не сразу заметило присутствие Эрвана. Лишь когда свет керосиновой лампы осветил его спину, оно, будто его это обожгло, обернулось и с яростным криком испепелило своими узкими глазками юношу. Это был человек с азиатскими чертами лица, все его лицо покрывала свежая кровь, стекавшая по подбородку вниз. Мужчина был полностью обнажен и этот факт ничуть не смущал эту уродливую личность.

— Прочь! — прокричал он, бешеными глазками смотря на Эрвана, почти на четвереньках приближаясь к нему. — Прочь!!!

Эрван сделал шаг назад и автоматически выставил нож перед собой, громко дыша от накалившейся ситуации. Образ этого мужчины вызывал у него только чувство отвращения и некоего ужаса, но никаких чувств жалости Эрван не мог испытывать к этому дикому и бесчувственному созданию.

— Ты боишься меня, мальчик? — захихикал мужчина, все также медленно приближаясь к Эрвану на четвереньках. — Боишься?!!! Страх парализовал тебя, глупец! Ты слаб, ты — ничтожество!

— Кто ты такой? Что это за место?

— О, хотел бы я знать. Ты голоден, мальчик? Хочешь отведать теплого мяса?

— Не подходи ко мне, — стиснув зубы, прошептал Эрван и покрепче сжал в руке нож, чувствуя непередаваемое желание убить этого уродливого человека.

— Жажда крови. Как она облюбовала эти стены. Ну же! Убей меня! Только сначала дай мне отведать твоей крови. Я чувствую ее сладкий аромат.

Мужчина впервые за время их сомнительного знакомства поднялся на ноги, показав свое тело во всей красе. Он напоминал живой скелет, обтянутый высохшим пергаментом.

— Посмотри на меня! — закричал мужчина. — Посмотри на меня! В кого меня превратил этот проклятый дом, кем я стал. Мы заперты здесь, заперты навечно. Отсюда нет выхода. Только убийство в силах освободить нас. Но я не смог. Не смог выбраться… Я заключенный… Я хочу есть… Дай мне убить тебя, дай насладиться вкусом твоей плоти. Это будет не слишком больно, обещаю.

— Не подходи ко мне! — Эрван в панике сделал шаг назад и впился рукой в оружие, готовясь сделать смертельный удар в любой момент.

Мужчина ухмыльнулся и без предупреждения бросился на потерявшего бдительность парня, не обращая внимания на то, что у того в руке был нож. Его не пугала смерть, он, как и Эрван, искал ее, тщательно и безрезультатно, это и объясняло его полное бесстрашие перед ней, которое так напугало сбитого с ног молодого человека, оказавшегося под довольно тяжелым телом уродливого мужчины. Нож выскользнул из его рук, и это дало спятившему азиату совершить желанное действие. Юноша почувствовал, как зубы противника впились в ногу, разорвали кожу и выпустили кровь наружу, разнося по всему телу чувство нестерпимой боли, вырвавшейся наружу с громким криком, полным слез и отчаяния. Эрван из последних сил ударил ногой жутковатое измазанное кровью лицо и в спешке отполз назад, успев схватить выпавший из его руки нож. Но жаждущего плоти психопата это не остановило. Он собрал все свои неисчерпаемые силы и, словно озверевшая собака, прыгнул на пытавшегося добраться на одной ноге до выхода Эрвана, снова вынуждая того упасть на пол. Радостно хихикнув, безумец потянул юношу за одну ногу в темный угол, где лежала его первая жертва, но встретил сопротивление. Эрван сделал выпад вперед и вонзил нож прямо в его руку, но это не принесло ощутимого результата: мужчина не встретил дискомфорта от нанесенных увечий. Но тем не менее это действие подарило парочку мгновений, хвативших на то, чтобы подняться и отбежать к плите. Парень осознал, что боль забавляла его врага, доставляла непередаваемое удовольствие, являлась источником силы, пищи и мыслей. Он жил болью и не сможет остановиться убивать. Эрван это прочел в его безумных глазах, налитых кровью и голодом.

Мужчина настиг убегающего на одной ноге Эрвана за пару минут и, схватив за шиворот, бросил на плиту, затем придавил его горло костлявым локтем.

— Бежать бесполезно, ты пленник этого дома. Поблагодари же его за гостеприимство.

Эрван издал стон от полученной боли и, жадно хватая воздух, замахнулся над своим противником ножом, но быстро встретил сопротивление, и его рука была резко остановлена, лишившись единственного оружия.

— Ты слишком слаб, чтобы меня убить. Ты не достоин того, чтобы покинуть этот дом.

— Это мы еще посмотрим, — с трудом выдохнул Эрван, пытаясь получить новые порции кислорода, но мужчина крепко сжал локтем его горло, перекрыв дыхательные пути.

— Я буду наблюдать, как ты умираешь. А сейчас мы начнем медленно разрезать твое лицо, чтобы узнать, что ты прячешь под этой нежной кожей. Я чувствую запах крови, он просто потрясающий! Я просто влюблен в этот сладкий аромат!..

Мужчина замахнулся над Эрваном ножом и острие острого предмета устремилось прямо в левый глаз молодого человека, желая через пару мгновений пронзить его насквозь. Но юноша успел крепкой хваткой задержать оружие на полпути, вцепившись ослабевшими пальцами в руку психопата.

— Как я люблю, когда жертва борется, цепляется за жизнь. Но стоит ли это таких усилий?

Стиснув зубы, Эрван все дальше и дальше отстранял от себя острие блестящего в раскатах грома ножа, чувствуя, как мышцы стонут от непривычных для них усилий. Мужчина был невероятно силен, и у юноши практически не было шансов его одолеть, но желание жить брало вверх и помогало молодому человеку бороться с этим безумцем практически на равных.

— Нет! Ты не должен сопротивляться! — в ярости воскликнул тот и еще сильнее стал притягивать нож к лицу Эрвана, заставив парня обливаться холодным потом от охватившего его ужаса. Но молодой человек показывал невероятное стремление к сохранению жизни и наличие больших запасов сил, готовых бороться с опасностью до конца.

Еще пара мгновений, и острие ножа повернулось в сторону лица обезумевшего мужчины, ослепляя того своим предсмертным блеском.

— Мне очень жаль, но мне придется убить тебя, — сквозь зубы прошептал Эрван и вонзил из последних сил нож прямо в горло своего насильника, моментально лишив того жизни.