— Это он, — сказала она.

Ее пальцы уже больше десяти минут теребили обручальное кольцо, словно она не могла решить, оставить его или распрощаться навсегда с этим тяжелым металлическим предметом, который сильно натирал кожу. Но спустя какое-то время она оставила кольцо в покое и дала тому разрешение находиться при ней. Ее глаза бегали, как трусливые зайцы, пытавшиеся умчаться подальше от оголодавшего волка, бежали без знания, что скрывается впереди. Взгляд женщины сосредотачивался на одной точке, по крайней мере, пытался это делать. Но зрачки то и дело устремлялись в другую сторону, будто хотели найти себе что-то более интересное для наблюдения. Хозяйка пыталась их контролировать, но у нее попросту не было сил на подобное. Она больше не владела своими глазами. Они двигались сами по себе.

Труп, безмятежно спавший на операционном столе, издалека напоминал срубленное дерево странной формы. Он полностью окоченел, имел темный оттенок, характерный для обжаренного до золотистой корочки мяса, запах характерный. Трудно было находиться вблизи, трупный аромат сводил с ума, проникал в легкие и медленно пробирался в каждый жизненно важный орган, вызывая головокружение и тошноту. Но Татьяна не могла сдвинуться с места, она стояла почти вплотную с телом. И пыталась хотя бы на секунду взглянуть на него. Но глаза снова и снова убегали. Им было интереснее разглядывать пожелтевшую плитку на стенах, медицинские приборы, лежавшие в растворе, белые халаты врачей, которые окружали женщину со всех сторон.

Петр мог бы встретиться с ней взглядом, она была уверена в этом. Даже после смерти он вряд ли бы осмелился не посмотреть на нее. Он обожал любоваться женой. Его теплый заботливый взгляд всегда находился при нем, никогда не исчезал, лишь усиливался. Но сейчас это было невозможно. Его глаз не обнаружилось при нем, как и всей головы в целом — та попросту отсутствовала. Осталась только шея, из которой торчал обрубок шейного позвонка.

Татьяна мечтала снова зарыться в его густые слегка вьющиеся волосы носом, вдохнуть их аромат, напоминавший запах хвои. Его шампунь всегда содержал в себе экстракты хвои. Он никогда не мылся другим шампунем. И она сходила с ума от запаха его волос. Это трудно описать словами. Татьяна была готова сделать все возможное, чтобы снова ощутить этот запах. Хотя бы на минуту. Но его голова исчезла. Ее не нашли.

Татьяна потянула ладонь в сторону его руки. Она не чувствовала отвращения от прикосновения к мертвому человеку. Ее не смущала его оплавившаяся зловонная кожа. Женщина представляла, что его рука снова стала теплой, что по ней вновь бежит кровь, так же быстро, как и ее голубые глаза. Татьяна нащупала на его пальце кольцо. Огонь не повредил металл, лишь припаял к коже намертво. Женщина осторожно сжала его ладонь и попробовала согнуть пальцы мужчины, но те стали твердыми, как камень, ни одна сила в мире уже не сможет привести их в движение.

Она помнила, как он ее ударил. Это было совсем недавно, прошлой ночью. До сих пор ощущала тяжесть его тела, боль от его руки, именно этой руки, на которой до сих пор красовалось позолоченное кольцо. Но сейчас мысли об этой боли воспринимались совсем иначе, без отвращения, ненависти. Она лишь хотела вновь ощутить его на себе, почувствовать, как его пальцы касаются ее, ласкают каждую крупицу кожи, забираются в кружевные трусики и полностью теряют контроль над собой.

Женщина вздрогнула и отдернула руку. Нет, она не должна думать об этом. Это неправильно. Татьяна убрала выпавшую прядь рыжих волос за ухо и посмотрела на окружавших ее людей. Их лица были обеспокоены, возможно, напуганы. И их беспокоил не сам труп, а состояние Татьяны, ее действия над мертвецом. Она не боялась касаться обезглавленного мужчины, делала вид, что он спит и вот-вот проснется. Ее руки не дрожали, были уверены в себе и ничуть не стеснялись своих действий.

Татьяна отошла на пару шагов от операционного стола и вновь потеребила кольцо на пальце, будто боялась, что-то может внезапно исчезнуть, раствориться в воздухе. Патологоанатом обеспокоенно оглядел рыжеволосую девушку и, выждав пару секунд, подошел к обгоревшему трупу и без единой эмоции на лице накрыл умершего белой простыней. Татьяна еще какое-то время следила за этим процессом, уже полностью вернув контроль над своими глазами. На ее щеках виднелись слезы, крошечные, почти незаметные. Но яркий свет электрических ламп подсвечивал эти соленые капельки, которые сползали вниз и вскоре остановили свой путь на очерченном подбородке правильной формы.

— Я думала, что ненавижу его, — сказала она мужчине, что стоял рядом с ней, скрываясь в тени. — Считала, что один только образ этого человека вызовет во мне спазмы. Но сейчас от дурных эмоций не осталось и следа. Ощущаю лишь боль от потери… Это… Странно. И омерзительно. Меня будто разорвали на части. Одна половина радуется, а вторая рыдает от горя. И именно вторая половина сейчас доминирует. Она — настоящая я. Я так устала скрывать свои мысли. Хочется просто встать и закричать. Без причины. Освободить все, что так долго копила.

Он приобнял ее, осторожно, будто боялся, что та его оттолкнет. Но женщина не сопротивлялась, наоборот, ответила взаимностью и спокойно положила голову на крепкое плечо.

— Я так устала. Мечтаю забыться. Ничего из всего этого не видеть. Вернуть все назад. Снова стать счастливой, с целью в жизни. Ради чего я все эти годы шла сюда, к этому кошмару? Почему не остановилась? Что мной двигало?

— Хочешь уйти отсюда? — заботливо посмотрел на нее Себастьян. — Уже нет смысла находиться здесь. Мы сделали все, что могли. Остается только ждать.

— Ждать конца… — прошептала Татьяна и уткнулась носом в его плечо. — Я согрешила, Себастьян. Очень сильно. Господь никогда мне не простит этого. Никогда не взглянет на меня. Никогда…

Себастьян нашел взглядом Кристину, которая стояла поодаль и с беспокойством наблюдала за ними. Мужчина лишь глазами сказал ей, что им необходимо уйти, и та возражать не стала, лишь спокойно кивнула, но с некоторой долей неуверенности.

— Тебе нужно выйти на свежий воздух, Танюша. Здесь ты сойдешь с ума, — мужчина прижал девушку к себе и медленно повел к двери. — Ты ни в чем не виновата. Не пытайся винить себя.

Себастьян вывел женщину на улицу. Они прошли в небольшой парк, что находился рядом с полицейским участком, и сели на скамейку, которая уютно расположилась под деревом.

Сегодня погода выдалась довольно теплой и неприятно влажной. Снег растаял, а с неба сыпались редкие капельки дождя, отчего создалось ложное представление, что весна пришла в этот мрачный огромный город раньше времени. Людей на улице практически не было, что было обычным явлением в такое время года, никто не отважился оторвать свое промерзшее до костей тельце от системы домашнего отопления. Поэтому Себастьяну стало гораздо спокойнее, спокойнее не за себя, а за Татьяну, так как женщине было крайне необходимо побыть в месте, где будет как можно меньше ненужных прохожих, которые любят пострелять любопытным взглядом. Ей нужна тишина. Хотя бы на короткое время.

Мужчина не знал, сколько времени они просидели на этой мокрой от зимнего дождя скамейке. Они просто молчали и смотрели куда-то вперед, ни о чем не думая. Себастьян разглядывал облысевшие деревья, выискивал их незаконных жильцов, которые тайком высовывали свои крохотные мордочки из спрятанного среди колючих ветвей дупла. Где-то поблизости слышались всхлипы метлы: дворник пытался очистить потрескавшуюся дорогу от почерневших осенних листьев и остатков грязного снега, но безуспешно. Но его работа вряд ли утомляла этого пожилого мужчину. Себастьян краем уха улавливал его тихое пение, радостное и абсолютно безмятежное. Дворник был доволен жизнью, был влюблен в этот ненастный день. И этот позитив частично передался Себастьяну. Детектив прижал к себе Татьяну еще сильнее и нежно провел рукой по ее густым волосам, которые пахли хвоей.

— Ты не замерзла? — осторожно спросил ее тот. — Мы можем пойти в другое место, если ты этого хочешь.

— Я пытаюсь вспомнить прошлую ночь, найти детали, которые могла упустить… Мне страшно, Себ. По-настоящему страшно, — женщина взглянула на него, впервые за это время. Ее взгляд был полон боли, неподдельного ужаса, непонимания. Она пребывала в отчаянии. И это состояние не желало утихать ни на йоту. — За пару дней я потеряла всякую надежду, все, чем так дорожила. У меня не осталось ничего. Мне больше некуда идти.

— Маленькая моя, — ласково улыбнулся тот и прижался колючим подбородком к ее волосам. — Я не позволю ни одной твари причинить тебе боль. Хочешь ты этого или нет, но с этого дня я буду защищать тебя до последнего вздоха. Тебе известно о моих чувствах к тебе, ты самый дорогой человеком в моей жизни. И без тебя я не смогу двигаться дальше. Эти восемь лет, что мы с тобой знакомы, сделали меня совершенно другим человеком. Жизнь приобрела смысл. Да, у нас были разногласия, мы постоянно убегали друг от друга, старались держаться где-то в стороне. Но сейчас нам необходимо объединиться. Стать одним целым. Ты понимаешь меня? — Себастьян боязливо сжал ладонями ее лицо и на мгновение залюбовался красивыми утонченными чертами лица этой женщины, которая даже в самые тяжелые минуты жизни не утрачивала блеск своих больших выразительных глаз. — Даже если ты ничего не чувствуешь ко мне, я не позволю тебе подвергать свою жизнь опасности. Не прощу себе, если с тобой что-то случится. Помнишь тот день, когда ты спасла меня? Ты рисковала своей жизнью, чтобы вытащить меня из холодной воды. У тебя было полное право оставить меня там, среди этих огромных волн. Но ты не бросила меня. Вытащила на берег, приложив огромное усилие для этого. Ты стала для меня примером для подражания.

— Я не отталкиваю тебя от себя, Себ, — едва слышно произнесла она и выбралась из его объятий. — Просто не хочу причинять тебе боль.

— Ты никогда не сможешь это сделать.

— Ты любишь меня. И это потрясающее чувство. Но я не могу… Это сложно объяснить. Просто, — девушка прикусила нижнюю губу и громко выдохнула через нос. — У меня осталось слишком мало времени.

— Тогда я могу подстроиться под твои часы, если хочешь, — тот попытался оставить на своем лице частичку веселья, но, встретившись с задумчивым серьезным взглядом женщины, замолк и отвел глаза в сторону. — Прости. Я не должен был этого делать. Не должен был признаваться в своих чувствах. Ты только что потеряла мужа, твое сердце стонет от боли после такой потери. А я… Боже, какой же я эгоист! Мне так стыдно. Я так ненавижу себя за это. Веду себя, как наивный подросток!

— Все хорошо, — с добротой взглянула на него та и бережно сжала его руку в своей. — Уверена, скоро ты поймешь смысл моих слов. И смиришься с правдой.

— Ты все еще любишь Эрвана, ведь так?

— Не знаю, — прошептала она и отвернулась. — Мои отношения с ним были похожи на наигранную сказку. Ничего подобного я никогда не испытывала. До сих пор задаюсь вопросом… Что бы чувствовала к нему сейчас? Смотрела бы на него с такой же страстной жадностью как тогда?

Татьяна тихо хмыкнула, будто ее позабавили собственные мысли, после чего она снова взглянула на Себастьяна и увидела в его глазах печаль. Женщине было прекрасно известно, что тому больно слушать ее рассуждения о людях, с кем у нее были романтические отношения, он чувствовал отвращение к этим словам, но делал вид, что спокойно воспринимает эту информацию. Мужчина не пытался ее прервать, вставить какие-то слова невзначай. Он молча слушал. И наслаждался ее присутствием.

— Давай и вправду уйдем отсюда, — предложила она. — Не могу здесь находиться.

— Куда ты хочешь пойти?

— Не знаю. Лишь бы это место находилось далеко от нашего места работы. Знаю, я должна находиться рядом с Петром. Он нуждается во мне. Но… Что-то внутри меня хочет вырваться из этой клетки. Я так долго находилась взаперти. Ты знаешь, что я имею ввиду?

Себастьян резко потянулся к ней, отчего Татьяна вздрогнула, будто получила мощный удар, от которого потеряла равновесие и восприятие пространства и времени. Она ощутила вкус чужих губ, слегка сладких и невероятно горячих. Подбородок Себастьяна был колючим и неприятно щекотал кожу, но Татьяне почему-то это нравилось, хотя та не могла объяснить почему.

Сердце бешено колотилось, кровь прилила к голове и создалось ложное представление, будто летишь куда-то в бездну, быстро и медленно одновременно, и от этих перепадов скорости закружилась голова.

Себастьян резко отстранился от нее и, раскрасневшись, стыдливо отвел взгляд. Татьяна поняла, что ее дыхание стало надрывным, будто та только что пробежала вдоль всего города. Она дотронулась до раскалившихся губ и осторожно прочистила горло, пытаясь прийти в себя от произошедшего.

— Прости меня, прости, — дрожащим голосом произнес Себастьян и закрыл свое лицо вспотевшими ладонями. — Я не смог себя сдержать. Когда смотрю на тебя, то…

— Все в порядке, — слегка отдышавшись, произнесла та и неуверенно погладила Себастьяна по плечу. — Ты давно хотел это сделать, я знаю.

— Ты меня не любишь. Мне не следовало этого делать, — Себастьян поправил свои взмокшие от дождя волосы и, резко встав, быстро направился в сторону полицейского участка, но Татьяна его успела догнать и схватить за рукав куртки.

— Теперь ты будешь трусливо избегать меня? — с непониманием уставилась на него женщина. — Себ. Сейчас ты и в самом деле похож на влюбленного подростка, — Татьяна улыбнулась и провела рукой по его колючей щеке.

Себастьян прикрыл глаза и потерся о ее гладкую ладонь.

— Прости меня, — вновь произнес эти слова мужчина и виновато опустил глаза. — Я не хочу причинять тебе боль.

— Все хорошо, — успокоила его та и обхватила мужчину руками за талию, крепко прижавшись к нему всем телом. — Я это знаю.

— Себастьян, Татьяна! — послышалось позади.

Детективы вздрогнули и, отстранившись друг от друга, оглянулись, увидев перед собой запыхавшуюся Кристину, которая со всех ног бежала к ним.

— Что-то нашли? — сощурившись, спросила ее Татьяна и получила от нее утвердительный кивок.

— Да. Мы нашли следы зубом. Человеческих. Он умер от потери крови, — с заметным страхом в голосе сказала светловолосая женщина. — Перед смертью его ели. И он был еще жив.

— Господи Боже, — простонала Татьяна и устало сжала голову руками. — Я так боялась это услышать от тебя. До самого конца надеялась, что это не так.

— Значит… — начал Себастьян, но за него ответила Кристина.

— Убийца снова в деле. И он тщательно выбирает жертв. Думаю, Татьяна, тебе необходимо на какое-то время покинуть город. Если убийца добрался до твоего супруга и совершил поджог в вашей квартире…

— Нет, — резко ответила та и стала хаотично расхаживать на месте. — Что если он этого и добивается? Запугивает. Пытается заставить меня отступить.

— Мы не можем рисковать твоей жизнью, — Себастьян нежно сжал плечо Татьяны и с мольбой взглянул в ее вновь забегавшие глаза. — Что бы не замышлял этот ублюдок, ты являешь одной из его целей. Мы не знаем точно, чего именно он добивается. Но сейчас он стал идти большими шагами.

— Что будем делать? — устало взглянула на них Татьяна и обреченно покачала головой.

— Нам нужно объединиться, — как можно тише сказала Кристина, будто боялась, что их может услышать кто-то посторонний. — Теперь мы все связаны с этими событиями. И не можем действовать в одиночку. Знаю, мои слова звучат глупо и наивно, но это в данный момент единственный разумный выход из положения. Мы все находимся под риском. Итан, Сьюзен, теперь и Петр. Эти трое не имели никакого отношения к нашему делу. Но двое из них погибли, третья находится при смерти. Мы не можешь допустить, чтобы в ближайшее время погиб кто-то еще. Возможно, убийца не ищет способа убить кого-то из вас. Но все эти злодеяния не совершены без определенной цели.

— Но ведь первые его жертвы не имели никакого отношения ни ко мне, ни к Себастьяну.

— Стив, — хищно блеснули глаза Кристина. — Мой муж и ты расследовали похожие преступления. Восемь лет назад ты столкнулась вместе с Себастьяном с чем-то подобным. Все началось много лет назад. И продолжается до сих пор. Вам это прекрасно известно. Просто вы боитесь себе в этом признаться.

— Боже, Стив, — прошептала Татьяна и в ее голосе появилась странная дрожь. — Как я могла упустить это. Теперь… Я стала понимать.

— Что именно? — с непониманием посмотрел на нее Себастьян.

— Стив был уверен, что те убийства у скалы Самоубийц были совершены религиозной сектой, которая имеет большое влияние. Я не придавала значения его словам. Но он не отступил. И после его убили.

— Ты хочешь сказать, что наш убийца связан с этой сектой? Но ведь мы не нашли ни одного подтверждения. Убийца не оставлял после себя никаких следов. Те ублюдки не ели людей. Они их сжигали, если ты забыла. Ты лично видела пепелища, доверху наполненные человеческими костями. Вы находите связь там, где ее нет.

— Но ведь Стива убили. И Эрвана тоже. И все они были тесно связаны с этой сектой, — посмотрела на него Кристина. — Мы не можем просто так игнорировать эти факты.

— Я не уверена, что Эрван был причастен к действиям секты. Тогда он стал лишь случайной жертвой обстоятельств, — с сомнением в голосе сказала Татьяна. — И мог умереть по совершенно другой причине, которую я так и не смогла найти.

— Но Доктор Ломан ее знал. И за это был убит. Не понимаю, почему ты отрицаешь очевидное?

Татьяна неожиданно занервничала и посмотрела куда-то в сторону, после чего стала глазами что-то говорить своим собеседникам.

— Что такое? — с удивлением посмотрела на нее Кристина.

— Нам нужно найти другое место для разговора, — Татьяна резко взяла Кристину и Себастьяна за локти, направив в сторону полицейского участка. — Кажется, за нами наблюдают.

— Кто? — стала выискивать объекты ее наблюдения Кристина и заметила около дороги нескольких мужчин в одинаковых черных костюмах, которые без отрыва наблюдали за ними, анализируя каждое их движение.

— Я заметила их еще когда ехала сюда. Кажется, они уже несколько часов наблюдают за зданием. Будет лучше, если наш разговор состоится подальше от их глаз.

***

Кристина с сомнением посмотрела на рыжеволосую девушку, которая резким движением затолкнула их в свой кабинет и закрыла дверь на ключ изнутри.

— Что ты делаешь?

— Знаю, это выглядит безумно, — глубоко выдохнула Татьяна и устало села за свой рабочий стол. — Я хочу вам рассказать кое-что… Я не была честна со следствием, специально упустила некоторые факты из прошедшей ночи, — девушка открыла ящик в столе и достала оттуда серебряный портсигар, с которым она вряд ли расставалась хотя бы на день.

— Что происходит, Татьяна? Что знаешь ты, чего не знаем мы? — в недоумении спросила Кристина, но уличив ту в слишком долгом сочинении подходящего ответа, не выдержала долгого молчания и почти насильно вырвала из ее рук сигарету, которую та уже с пятой попытки пыталась зажечь: спички будто до этого побывали в воде и напрочь отказывались создавать желанный огонь.

— Эй!

— Сейчас не время для этого. Все очень серьезно. Наши жизни под угрозой.

— Я так не думаю. Если бы меня хотели убить, то сделали бы это этой ночью. Но я здесь, перед вами, живая и здоровая, — игриво стрельнула в нее ярко накрашенными глазами та и демонстративно достала новую сигарету, после чего спокойно закурила. — Когда я вернулась домой, Петр ждал меня на лестничной площадке. Он был чем-то обеспокоен… И разозлен. Вряд ли эта злость была связана с моим поздним возвращением домой, я редко приходила рано, такая у меня работа, сверхурочные преследуют меня изо дня в день.

— Это произошло за несколько часов до убийства… Ты что-то видела.

— Да, Кристи, я видела. Я пришла домой в не самом лучшем расположении духа. Ты ведь помнишь наш последний разговор, прекрасно знаешь мое состояние в тот момент времени.

— И ты все эти эмоции вывалила на него, — обреченно вздохнула Кристина и стала расхаживать по комнате, мельком поглядывая на молчаливого Себастьяна, который с непониманием глазел на курившую Татьяну.

— Я не могла иначе. Не смогла бы жить среди лжи.

— Женщины, извините, что вмешиваюсь. Но из-за чего возник конфликт?

— Все очень просто, Себ, — усмехнулась Кристина и пробежалась ноготками по его плечу. — Петр много лет назад переспал с нашей любимой Сьюзен, та от него залетела, позже родила ребенка. Петр жил двойной жизнью. И тщательно скрывал это от своей жены. А женщину, которая подарила ему дочь, он заставил жить в нищете, но для приличия кормил обещаниями и надеждами на светлое будущее.

— Поэтому Сьюзен вернулась, — с грустью посмотрела на детектива Татьяна и с отвращением затушила сигарету. — Она хотела, чтобы я узнала правду. В ее планы не входило возвращение на службу, я проверила. Ее отстранили после травмы. Она работала официанткой.

— Почему ты мне не рассказала об этом? Татьяна, ты ведь знаешь, что я готов выслушать тебя в любую минуту.

— Ты и так натерпелся из-за меня. Я посчитала, что Кристина может помочь. Сьюзен попросила меня приглядеть за ее дочерью. Я не могла отвезти девочку к родному отцу. Она его слишком любила. И не могла в таком раннем возрасте узнать правду. Тем более я уже тогда чувствовала, что между мной и Петром произойдет конфликт. Боялась, что Эмми станет этому свидетелем. Поэтому я отвезла ее к Кристине.

— Ты перестала мне доверять, — ледяным тоном прошептал мужчина. — Мы через столько прошли…

— Себ. Я хотела рассказать, — Татьяна поднялась и подошла к нему почти вплотную. — Но не знала, захочешь ли ты это услышать.

— Он тебя ударил? — Себастьян убрал прядь волос, обнажив ее висок, и увидел синий след от удара.

— Я вынудила его это сделать.

— Он не имел никакого права! Почему ты не рассказала об этом следствию?

— Они бы тотчас же записали меня в подозреваемые. У меня имелся бы мотив. Я думала, что твоя логика тебя не подведет. Но сейчас она напрочь отсутствует! — Татьяна впервые за это время повысила тон своего голоса. — У меня и без того не самая лучшая репутация в участке. После моих статей об Эрване, моей выходки с Ричи… Я не хочу лишаться этой работы. Она — все для меня. Я живу, чтобы найти истину, Себ. Я хочу дойти до финала, любой ценой. И у меня осталось не так много времени.

— Как ты смогла уйти из квартиры? — неожиданно спросила Татьяну Кристина.

— Ларри… — задумчиво прошептала та и с ужасом посмотрела на своих собеседников. — Я не видела его лица. Кажется, на время я отключилась. Петр ударил меня по голове…

— Ларри? Что он там делал?

— Он оттащил Петра от меня. Петр не контролировал силу удара. Я была крайне удивлена, что отделалась парой синяков. Тогда я была уверена, что мое лицо будет полностью обезображено. Странно, что я так спокойно об этом говорю.

— Тебе нужно обследоваться, — с беспокойством посмотрел на нее Себ и провел рукой по ее рыжим волосам. — Вдруг у тебя сотрясение… Даже если внешних травм нет, то могут быть внутренние.

— Я в порядке. Я больше испугалась. Возможно, он бил меня не так сильно, как это чувствовалось. Ведь Петр ни разу за наш брак не поднял на меня руку. В него будто вселился дьявол. Я до сих пор не могу поверить, что это произошло. Рядом с мужем я чувствовала себя защищенной. Даже сейчас… После всего случившегося… Я не вижу в нем зло. Остались только теплые воспоминания. Он меня предал, раздавил, как насекомое. Но… я до сих пор люблю его. Петр был моей семьей. Моей единственной семьей. Теперь я сирота. У меня нет ни дома, ни защиты… Я осталась одна.

— У тебя есть мы, — ласково приобняла ее Кристина. — Теперь мы твоя семья. И мы во всем разберемся. Вместе.

— Ты не помнишь, что именно говорил Ларри Петру? Почему он там оказался? — с волнением спросил Татьяну Себастьян, с нетерпением ожидая скорого ответа.

— Нет. Не помню. Я не слышала… Я же сказала, что, возможно, на какой-то момент отключилась.

— Я поговорю с ним. Думаю, у него найдется объяснение, — холодно ответил тот и, неожиданно взяв из рук Татьяны ключ, открыл дверь, после чего быстро скрылся в коридоре.

Кристина с Татьяной удивленно посмотрели ему в след, не понимая, почему тот так спешил, ведь не было никаких оснований полагать, что Ларри мог совершить что-то плохое. Ларри был частью их команды. И мог оказаться в квартире Татьяны совершенно случайно. По крайней мере, сама Татьяна была уверена в этом.

— Он переживает за тебя. По-настоящему переживает. Я его давно знаю. И изучила все эмоции этого своеобразного мужчины, — улыбнулась Кристина. — Хочешь, я тебя осмотрю. Себастьян прав. Ты могла получить сотрясение после удара по голове.

— Не стоит, не нужно, — отрицательно помотала головой та. — Со мной все нормально. Теперь мы с тобой действительно похожи. Наших мужей сожгли…

— Ты и вправду веришь, что их убили одни и те же люди?

— Я не вижу другого объяснения. Слишком много совпадений. Я оказалась здесь из-за этих ублюдков, стала детективом, чтобы им отомстить, жестоко отомстить. Много лет мной двигала только месть. Ты была права… Ты всегда была права. Даже Стив об этом говорил, — Татьяна сел на край стола и снова закурила. — Он любил тебя. Зря ты ревновала. Я ведь все чувствовала. Между нами ничего не было. И не могло быть.

— Я знаю, — спокойно кивнула Кристина и выдавила из себя улыбку.

— Стив был идеальным мужем для тебя. Я постоянно сравнивала его с Себастьяном, ведь с Себом я начала работать раньше. Стив был совсем не похож на него. Словно из другого измерения.

— Почему вы разбежались с Себастьяном?

— Себ хотел остановиться. Он считал, что не стоит дальше копаться в тех ритуальных убийствах. И сейчас осознаю, что Себ был прав, как никто другой. Если бы я тогда остановилась, перестала идти по неизведанной дороге, в конце которой будет только хаос… Моя жизнь могла сложиться иначе. Стала бы юристом, как и хотела, верной женой и… матерью. Я всегда хотела детей. И Петр хотел. Я знаю. Мы были бы замечательными родителями.

— Но Эрван тебя не отпустил.

— Нет. Эрван стал болезнью. Я люблю и ненавижу его одновременно. Он разрушил меня изнутри. Но в то же время… Подарил надежду. Какую-то цель. Ты ведь тоже…

— Что?

— Ищешь Стива. Я права?

Кристина насупилась и провела рукой по изнеможенному покрытому испариной лицу, после чего села на край стола рядом с Татьяной.

— Я всегда искала его. Только мы шли разными путями. Тобой никогда не двигала любовь. Это было что-то другое. Тебя съедала ненависть. А я лишь искала человека, которому отдала всю себя. Именно этим мы и отличаемся друг от друга. Я не ищу мести. Я ищу правду. Ты же выстрелишь, не моргнув глазом, когда найдешь негодяя.

— Я не настолько жестокая, как кажется, — криво улыбнулась Татьяна и выпустила густое облако табачного дыма изо рта. — Но ты права. Я застрелю ублюдка, кем бы он ни был.

— Каждый заслуживает прощения, даже самый страшный грешник. У каждого есть светлая сторона, даже у вселенского зла. Просто некоторые не желают эту сторону видеть, — пристально посмотрела на нее Кристина, после чего поднялась и направилась к выходу, но перед тем как выйти из кабинета, снова посмотрела на Татьяну еще раз, будто собиралась сказать той что-то еще, но в последний момент передумала и скрылась за дверью.

***

Кристина столкнулась с Себастьяном в холле. Мужское плечо было настолько крепким и сильным, что женщина едва не была сбита с ног и с большим трудом удержала чашку кофе, которую она несла в лабораторию, где надеялась уединиться и спокойно перекусить без присутствия посторонних лиц. Горячий напиток подпрыгнул в воздухе и приземлился обратно в глубокую чашку, но пара коричневых пятен все же оказалась на белом больничном халате. Женщина вскрикнула от испуга, опасаясь, что сейчас станет жертвой ожога и мужской неуклюжести, но, осознав, что все обошлось, выдохнула и с недовольством посмотрела на смутившегося детектива.

Мужчина поправил свои вьющиеся на концах волосы, которые тот не мыл уже несколько дней, и теперь каждая прядь блестела в свете электрических ламп. А красовавшаяся на его усталом лице недельная щетина уже стала приобретать форму бороды, отчего Себастьян стал выглядеть гораздо старше своих лет. Детектив виновато погладил женщину по плечу и собирался было в спешке удалиться, но Кристина успела его окликнуть.

— Ты поговорил с Ларри?

— Я как раз хотел найти Татьяну, чтобы ей об этом сказать, — тихим голосом ответил тот.

— И с каких пор я нахожусь в неведении?

Себастьян вздохнул и подошел к ней, скрестив руки на груди.

— После этой ночи мне кажется, что тебе не следует ввязываться во все это. Это опасно. Мы не знаем, с чем имеем дело.

— Я знаю, что видела. И теперь не успокоюсь, пока не выясню, что это такое и как это связано со мной. Столько лет я пыталась выяснить, что произошло со Стивом. И теперь появился шанс это узнать, — Кристина нервно обернулась, чтобы убедиться, что поблизости нет личностей, которые могли бы подслушивать их разговор. — Меня едва не убили. И я могла стать не просто случайной жертвой.

— Поэтому я хочу, чтобы ты больше не вмешивалась, — с беспокойством посмотрел на нее тот. — Я потерял Стива. И не хочу теперь потерять тебя.

— Значит, все повторяется?

— Да. Это началось снова. И я уже не могу это отрицать. Мы имеем дело не с обыкновенным негодяем или спятившей группой фанатиков. Это что-то иное. Необъяснимое. Я пытался найти логическое объяснение всему этому. Но теперь не могу. Не получается. Думаю, ты тоже.

— На меня напали ожившие… мертвецы, — стиснув зубы, прошептала Кристина. — Теперь я попросту боюсь заходить в морг, мне кажется, что они снова… Поднимутся.

— Если это случится, стреляй в голову. Это единственное уязвимое место этих тварей. Они вернутся, мы так просто не избавимся от них.

— Кто они такие? — простонала Кристина и сжала его руку. — Почему я до сих пор не могу в них поверить?

— Я тоже не верю в них. Но они есть. И эти ублюдки крайне опасны.

— Ты хочешь сказать, что это они убили тех людей?

— Не по своей воли. Кто-то ими управляет. Знаю, звучит нелепо, но у меня нет другого объяснения. Они не умеют мыслить, как люди. Ими движут инстинкты. Когда я целился в них, то мне показалось, что они не видят меня, они слепы. Но как только я стал в них стрелять, то они резко посмотрели на меня. И действовали так, будто к ним вернулось зрение.

— Значит… Там находился кто-то, кто ими руководил?

— Да. Но он мог находиться и в другой комнате, наблюдать за нами издалека.

— Не могу поверить, что мы говорим об этом. Все это… Боже… Я, наверное, сошла с ума. Татьяна знает об этом?

— Возможно. Я до сих пор не знаю, что с ней произошло за последние месяцы. Но уверен, что она столкнулась с ними. Иначе бы так не спешила.

— Что если этих тварей нет? Что если кто-то захотел, чтобы мы их увидели? Я не могу поверить, что эти существа существуют в реальности. Да, я их видела, чувствовала. Но…

— Даже если это так, менее опасными они от этого не становятся. Ты сказала, что Петра ели заживо…

— То есть это были они?

— Они люди, но без людского разума. Животные. Дикие оголодавшие животные.

— Их нет в нашем мире, — прошептала Кристина и задумчиво отвела взгляд. — Они существуют в другом месте. А мы вторглись на их территорию. Не знаю, как это правильно объяснить. Но Стив говорил про какой-то ритуал. Упоминал какое-то слово. Кажется, Лимб. Да… — женщина села на скамейку рядом и сделала небольшой глоток бодрящего напитка. — Он пытался понять, чему именно поклоняется эта религиозная группировка, почему устраивает массовые казни невинных людей.

— Да. Я помню. Он говорил, что они оплакивают Лимб, мир мертвых. Но я до последнего момента считал, что это была обыкновенная секта. Таких организаций сотни. И у каждой есть бредовая теория об устройстве мира.

— Что если они пытались кого-то задобрить этими жертвами? Ведь в давние времена жертвоприношения делались с целью удовлетворить потребности местного божества. Вряд ли они убивали ради собственного удовольствия. Ты ведь сам говорил, что они не занимались каннибализмом, следов этого не нашлось. Они лишь сжигали людей.

— Вставали в круг, замыкали его и пели обрядные песни.

— Стив что-то узнал о них, поэтому и был убит. Теперь они добрались и до нас. Потому что мы тоже приближаемся к правде. Они боятся огласки. И сделают все, чтобы остаться неуязвимыми. Ведь их руководителя так и не поймали.

— Всех, кого нам удалось арестовать после смерти Стива, ничего не помнили. Они находились под гипнозом. Промывка мозгов. Анализы показали, что им вкололи какое-то вещество. Наркотическое.

— Значит, мое предположение может оказаться верным.

— Ты о чем?

— Галлюцинации. Все тела были на месте. Да, твои пули их повредили. Но все они лежали там, где находились до того, как внезапно восстали из мертвых. Кто-то захотел, чтобы мы увидели их живыми. Нам промывают мозги, как тем людям. И это уже глупо отрицать. Знаю. Ты хочешь верить своим глазам. Но не стоит воспринимать мир таким, каким он есть. У наших глаз есть слабость. Они способны видеть то, чего не существуют. Это из-за нашего уязвимого мозга, из-за его части, которая отвечает за восприятие. Если на нее воздействовать, то человек может увидеть то, чего хочет некто, кто заинтересован в этом.

— Ты хочешь сказать, что кто-то воздействует на нашу мозговую активность?

— Помнишь первые жертвы? У них вырезали часть мозга. Доктор Ломан был нейрохирургом, изучал человеческий головной мозг. И именно он сделал вывод, что преступник забирал у них именно ту часть органа, которая отвечала за восприятие.

— Но зачем?

— Это нам и предстоит выяснить. Уверена, он борется с нами с помощью галлюцинаций. И создал целый культ.

— Ты думаешь, предводитель этой секты и есть тот, кто нам нужен?

— Я не уверена. Но сейчас я чувствую, что те люди, которые убили Стива, теперь хотят и нашей смерти. И действую они с помощью силы убеждения. Воздействуют на наш разум. И заставляют видеть то, чего нет.

— Ты так загорелась этой теорией.

— А у тебя есть другое объяснение? — вскинула брови та и быстро осушила кружку с кофе. — Мы видели всякую необъяснимую дичь, которой в природе попросту не может существовать. Подобное можно увидеть лишь в кино или в книжках. Но не в реальной жизни. Такое создает только человеческий разум. Очень сильный и гибкий. Он подстраивается под наши страхи. Знает уязвимые места. Вспомни тот день, когда Татьяну нашли в озере. Вряд ли она оказалась там по своей воле. Мы должны узнать, что видела она. И сопоставить эти факты, после чего построить общую картину. Возможно, нам удастся понять, каким образом действует преступник и какие методы использует.

— Но что если твоя теория не оправдается? Ты говоришь, что мы имеем дело со сверхсильным фокусником, иллюзионистом, который играет с нашим разумом, как с игрушкой. Но у нас нет ни единого доказательства этой теории. Да, мы видели всякую чертовщину. Но…

— Ты запутался, Себастьян. Я дала тебе единственное логическое объяснение. Другого не будет. Если ты хочешь верить, что эти ожившие мертвецы существуют, я тебе не запрещаю, — Кристина резко поднялась со скамьи и направилась в сторону лаборатории. — Но я не смогу в них поверить. Даже если они откусят мне ноги. Их нет. И не может быть. Они живут в нашей голове. И мы их чувствуем, потому что хотим этого. Потому что видим их. Поговори с Татьяной на эту тему. Уверена, она будет со мной согласна. По крайней мере, в этом мы с ней похожи. Странно, что я узнала ее только сейчас. Жаль, что нам не удалось поработать с ней в команде. Уверена, мы бы отлично сработались. И не стали бы ставить палки в колеса друг другу.

— Ты злишься на меня?

— Нет. Ничуть. Ты сам выбрал свой путь. И я не осуждаю тебя. Но то, что между нами когда-то было, уже не сотрешь из памяти. По крайней мере, я не смогу. Странно, что ты делаешь вид, что мы никогда не были любовниками. Но у тебя это хорошо получается. Я даже стала верить, что так и было.

***

Совсем новенький Крайслер Империал 1926 года выпуска стремительно несся по бесконечно длинной дороге, что протянулась среди огромных холмов, на которых не росло ничего, кроме пожухлой травы ростом с человека и редких окоченевших кустарников. Случайному гостю могло показаться, что нечто ядовитое в виде осадков выпало на эти некогда плодородные земли и в одночасье убило все живое, но, если остановиться и заглянуть в заросли поглубже, есть возможность обнаружить обилие мхов и пышной крапивы. Хотя вряд ли даже такое разнообразие местной природы способно притянуть хотя бы одного туриста.

Джордж нервно нажимал на педаль газа, будто отчаянно надеялся как можно скорее оказаться в более интересном и красивом месте, но пустынные земли не желали заканчиваться, лишь с каждым новым движением автомобиля расширялись, устремляясь к краю горизонта. Через какое-то время то и дело стали попадаться крошечные заброшенные домики, издалека напоминавшие обыкновенную кучу сгоревшей древесины. Возможно, когда-то здесь находились деревни, оживленные и цветущие, но теперь ничего этого нет. Только блуждавшие призраки, тени былого величия Англии.

Мужчина левой рукой сжал руль, а другой полез в бардачок, откуда достал небольшой фонограф и поставил рядом с собой на свободное переднее сиденье. Он долгое время будто специально не обращал внимание на звуковой проигрыватель, словно боялся притрагиваться к этому предмету, опасался звуков, что могут вырваться из него. Джордж глубоко вздохнул, немного поиграл желваками, отчего вены на лбу вздулись и проступили наружу. Нет, он должен перестать нервничать. Это всего лишь запись, которую он должен прослушать. Без этого нет смысла продолжать эту долгую поездку. Необходимо просто вставить музыкальный валик и нажать на заветную кнопку, ничего сложного в этом нет. Ну же, Джордж, соберись, мысленно ругал он себя. Ты через столько прошел, глупо останавливаться из-за такой банальной дрожи по всему телу.

Джордж снова засунул правую руку в бардачок и вытащил оттуда заветный музыкальный валик, после чего, немного помедлив, вставил его в фонограф. Послышалось легкое шипение, словно на звуковой аппарат вылили кислоту, но это продолжалось недолго, и вскоре оттуда донесся мужской голос, автор которого явно волновался ничуть не меньше Джорджа, когда делал эту запись.

— Джордж, ты был прав, я врал тебе. Нагло и совершенно напрасно, — сказал Эрван и прокашлялся, словно пытался подобрать нужные слова и тянул время как можно дольше. — Мы с тобой знакомы почти десять лет, это большой срок, не так ли? Знаю, ты меня ненавидишь после всего, что между нами произошло, и вряд ли сумеешь простить. Но… Я знаю, что ты поймешь. Дослушаешь это послание до конца. Уверен, что ты нуждаешься в этом как никогда прежде…

Джордж с грустью посмотрел на фонограф и сглотнул, будто перед ним действительно сидел автор голоса и разговаривал с ним. Но здесь никого не было, он в машине совершенно один. Но этот голос. Он такой живой, с легкой хрипотой, вызванной из-за большого количества выкуренных сигарет. Этот голос ни с чем не спутать, он был донельзя уникальным. Вечно мальчишеский, наигранно веселый и спокойный, по-настоящему спокойный. Даже если и чувствовалась в нем дрожь, то она была незаметной и распознавалась лишь теми, кто знал этого человека слишком близко и слышал его каждый день.

— Я бы многое хотел тебе рассказать. Но уверен, что тебе и без меня все известно… Кто друг, а кто враг. Я потратил бессчетное количество времени, чтобы понять это. И поверь, мне пришлось сильно разочароваться в людях. В одночасье я перестал верить всем. Даже самому себе. Совсем скоро я все забуду, каждый прожитый миг. У меня не останется ничего, кроме имени. И этот факт одновременно радует и пугает. Без воспоминаний я стану свободным, совершенно чистым и новым человеком. Но будет ли новая жизнь такой же, как эта? Уже третья по счету… Не каждому дано прожить три жизни за такой короткий промежуток времени. В детстве я был Крисом Ричардом, сейчас Эрван. А кем стану после?.. Совсем скоро…

На бледных щеках Джорджа застыли крупицы слез, но он делал вид, что не чувствует их, что полностью сконцентрирован на управлении автомобилем и больше ничем, кроме этого, не интересуется. Но он осознавал, что лишь обманывает себя, пытается поверить, что в его сердце больше нет никаких ощущений, что там темно и пусто, как в ночном сгоревшем от сильнейшего пожара лесу. Джордж плакал, но совершенно бесшумно и незаметно для самого себя. Это было странное чувство, словно внутри жило два существа и каждый тянул одеяло в свою сторону. Было не понятно, что необходимо ощущать, о чем думать. Мысли завязались в морской узел, и только чудо сможет распутать этот скользкий клубок.

— Я ввязался в ужасную авантюру, связался с самим Дьяволом. А когда понял, что натворил, оказалось слишком поздно… Думаю, ты понимаешь меня, осознаешь серьезность ситуации. И не отступишь. Ни за что на свете.

— Ты знал об этом… Знал… — прошептал Джордж и невольно вытер слезы рукавом своего зеленого свитера.

— Только прошу… Не пытайся меня искать. Держись подальше! — последнюю фразу он, в буквальном смысле, прорычал, выделил, как нечто чрезмерно важное и не терпящее забвения. — Не приближайся к тому месту ни на шаг, даже если будет невмоготу. Меня спасать уже слишком поздно. Мое время настало. Я опоздал. И не хочу, чтобы это случилось с кем-нибудь еще. Просто останови весь этот ужас. Но… Держись подальше от меня. Умоляю.

***

Мужчина остановил свой автомобиль неподалеку от двухэтажного кирпичного дома, который среди остальных построек очень сильно выделялся, так как казался единственный обитаемым зданием в радиусе нескольких километров. Джордж вылез из салона и осторожно закрыл дверь машины на ключ, делая это так медленно, словно опасался, что ключ может треснуть, и его половинка навсегда останется в замке. Он застегнул свою кожаную куртку и стал осматриваться, пытаясь как можно тщательнее изучить окружавшее пространство.

На вид это была обыкновенная английская деревушка. Небольшие каменные домики, подстриженные деревья и кустарники, лишенные листвы, даже пожухлая трава, выглядывавшая из-под тонкого слоя снега, была ровной, будто та росла по линейке. Но здесь было пусто, пугающе пусто. Джордж за время своего пути не встретил ни одного человека, хотя время уже близилось к обеду, и жители этой деревни уже давно должны были показаться из своих жилищ. Но этого почему-то не произошло. Может, где-то поблизости организовали местный праздник, и все ушли туда, бросив свои привычные дела? Мужчина этого не знал. Это место было для него чужим, он не знал его законов и обычаев. Чтобы стать частью жизни этой деревни придется изрядно потрудиться, ибо странностей здесь было больше, чем мыслей в голове.

Джордж подошел к воротам единственного живого дома. Во дворе было развешано сырое белье, которое слегка окоченело из-за мерзлой погоды, но все еще имело способность лениво развеваться на ветру. В деревянной будке лежала кудрявая худощавая собака со сморщенными длинными ушами, которые явно были больше самого существа. Охранник этого дома, увидев подошедшего незнакомца, негромко залаял, явно предупредил, что соваться сюда — плохая идея. Мужчина немного вытянул шею, чтобы внимательнее осмотреть внутренний двор. Летом здесь наверняка гораздо красивее. Об этом говорили следы растительности: высохшие цветы, пышные кустарники, декоративные облысевшие деревца — сейчас вся эта красота в зимней спячке, но летом данное великолепие вновь расцветет и заставит каждого прохожего сходить с ума от дурманящих вкусных запахов. Сейчас же здесь стоял лишь аромат мокрого грязного снега и, что было удивительно, молока. Пахло молоком, причем очень сильно.

Пес вновь залаял и лениво вылез из будки, будто хотел уже настойчиво попросить Джорджа отойти от ворот и не мешать его спокойствию. Но это существо будто осознало, что русоволосый мужчина не представляет опасности, поэтому резко потеряло к нему интерес и вернулось обратно в свое скромное жилище, но одним глазком все же поглядывало на Джорджа, явно еще сомневаясь в его надежности.

Мужчина услышал скрип входной двери и увидел, что из дома вышла женщина, в руках которой находился таз с чистым бельем. Она остановилась около растянутой между двумя деревьями веревкой и стала не спеша развешивать на ней мокрую постиранную одежду, тихо напевая себе что-то под нос. Джордж вгляделся в ее образ и невольно залюбовался этой дамой. Она была одета чересчур просто: заштопанный выцветший сарафан бледно-голубого цвета, мятый замаранный фартук, повязанный на талии, шерстяная шаль на плечах, а на голове клетчатый платок. Обыкновенная крестьянская девушка, занимавшаяся домашним хозяйством. Казалось бы, ничего особенного в ней нет. Но Джордж продолжал ей любоваться, съедать ее внешний вид до последней крошки, не до конца осознавая, что же такого притягательного имелось в этой женщине.

Она закончила и, поставив пустой железный таз рядом с собой на землю, вытерла рукой пот со лба, после чего невольно обернулась и, наконец, заметила стоявшего у ворот мужчину, который пристально следил за каждым ее телодвижением. Она прищурено окинула незнакомца взглядом и на минуту потеряла к нему интерес, но, поняв, что тот все еще глазеет на нее, изучает каждую деталь ее тела, рассердилась и быстрым шагом направилась к воротам.

— Вы кто такой?! — крикнула она и сердито стрельнула в Джорджа своими уставшими глазами. — Что вам нужно?

Женщина остановилась в нескольких метрах от него и замерла в оцепенении, будто признала в Джордже кого-то знакомого, что было видно по ее неожиданно увеличившимся зеленым глазам. Она ахнула и закрыла рот ладонями, будто пыталась таким образом сдержать свой крик, но некий странный возглас все же сумел вырваться из ее голосовых связок. Женщина отступила на пару шагов назад, будто не поверила, что видит этого мужчину перед собой, но потом немного успокоилась и, наконец, осмелилась подойти к Джорджу почти вплотную. Она открыла ворота и позволила объявившемуся гостю войти во двор ее дома, но едва тот сделал шаг, как та заключила его в крепкие объятия, обхватив шею молодого человека руками, чуть не лишив Джорджа возможности дышать.

— Ты вернулся! — радостно воскликнула она, с трудом сдерживая слезы, которые крупными каплями так и норовили политься по ее красным от мороза щекам. — Ты вернулся! — женщина сжала ледяными ладонями его лицо и стала радостным взглядом изучать каждый миллиметр смущенного лика Джорджа.

— Здравствуй, Лиза, — произнес он и скромно улыбнулся, вызвав у нее тихий довольный смех.

— Виктор… — прошептала она и стала гладить его по волосам, делая это так тщательно, будто хотела потрогать каждый волосок на голове мужчины. — Господи… Я не верю своим глазам. Ты ничуть не изменился… Все такой же… Молодой и красивый. Как тогда… Тринадцать лет назад, когда я видела тебя в последний раз.

— Мы все изменились… — едва слышно ответил ей тот и осторожно убрал ее ладони со своего лица, после чего снова одарил женщину почти незаметной улыбкой.

Лиза украдкой кивнула и медленно побрела к скамейке, что стояла около крыльца. Женщина разгладила складки на фартуке и села, после чего устремила свой взгляд на низко висевшее рыжеватое солнце, которое так и пыталось спрятаться за исхудавшими грязно-коричневыми тучками, что бегали по небосводу. Джордж сел рядом с ней и тяжело вздохнул, после чего виноватым взглядом посмотрел на Елизавету, все так же пристально и неотрывно.

— Прости меня, — прошептал он. — Я очень виноват перед тобой.

— Я писала тебе письма, — медленно сказала она и натянуто улыбнулась. — Все время… Смутно надеялась, что ты передумаешь и вернешься. Когда тебя забрали на фронт, моя вера пошатнулась, но я не перестала писать. Посылала тебе письма каждый день…

Женщина вцепилась белыми пальцами в край скамейки, будто боялась случайно упасть на землю из-за сильного порыва колючего ветра, что разносил по всей округе осколки льда и снежный пух, который пытался осесть в волосах и пустить там корни.

— Но потом, — продолжила она. — Мне сказали, что я могу больше не ждать. Что нет шансов, что ты вернешься с фронта. Но я продолжала верить. И ждать… — Лиза боязливо пододвинулась к мужчине поближе и неуверенно сжала его правую руку, с интересом рассмотрев обрубки пальцев. — Прошел год, потом два… И я медленно перестала надеяться на чудо. Но оно случилось, — Лиза разрешила слезам покинуть пределы ее глаз и лучезарно расплылась в улыбке, после чего ласково погладила руку Джорджа. — Ты вернулся.

— Я хотел узнать, как ты живешь, все ли у тебя хорошо. Я не переставал думать о тебе, ни на минуту. Особенно после того, как получил твои письма, — Джордж вытащил из внутреннего кармана куртки стопку пожелтевших конвертов и осторожно положил между ними. — Благодаря им я узнал, где ты живешь. Но долго боялся приехать.

— Почему?

— Мне казалось, что я последний, кого ты желаешь увидеть… — вздохнул он. — Твои письма дошли до меня лишь в двадцатом году, слишком поздно… Я их перечитывал каждый день. И терзал себя мыслью, что виноват перед тобой. Невероятно сильно виноват.

— Ты не должен винить себя. Ты сделал выбор, и я его поддерживаю. Лучше услышать правду, чем всю жизнь терпеть ложь.

— Расскажи о себе, — попросил ее тот. — Как сложилась твоя жизнь? Почему ты уехала из Лондона?

— Мы переехали сюда во время войны. Я вышла замуж, по принуждению, родители заставили. Всей семьей собрались здесь, в этом доме. Тогда это место было куда оживленнее, по крайней мере, в течение нескольких лет. Но после войны деревня начала пустеть… — Лиза пододвинула к Джорджу еще ближе и положила свою голову на его плечо. — Я к тому времени родила двоих детей, девочек. Когда им исполнилось три года, муж ушел от меня. Собрал вещи и уехал. С тех пор я его не видела… Родители тоже не стали задерживаться и перебрались в Швейцарию, объяснив это тем, что там они будут чувствовать себя безопаснее.

— Почему ты не захотела поехать с ними?

— Не знаю… Не смогла… Я привыкла к этому дому, полюбила его всем сердцем. И не могла бросить, как какую-то вещь. Ты бы видел, как тут красиво летом. Я посадила цветы, вишню, яблони. Мои доченьки довольны. И мне этого достаточно.

— Где они сейчас?

— В сельской школе здесь неподалеку. Им уже исполнилось семь. Они такие красивые, ты бы их только видел. Уже настоящие леди. Мечтаю, чтобы они смогли вырваться из этого безлюдного местечка и уехали туда, где они смогут обрести настоящее счастье. Здесь нет будущего. Живешь и ждешь только смерти.

— Ты еще слишком молодая, чтобы умирать.

— Мне уже тридцать, я потихоньку старею. На лице уже появились первые морщины, я осталась одна, никому не нужна. Только своим дочерям. Я не об этом мечтала всю свою жизнь. Мне хочется немного движения, каких-то ярких моментов. А так… Каждый день повторяет предыдущий и кажется, что так будет продолжаться вечно, пока я не иссохну.

Они на короткое мгновение замолчали и неподвижно сидели на деревянной слегка покосившейся скамейке, любуясь бескрайними просторами английских равнин. Джорджу было немного непривычно находиться в такой тишине, где не слышно шума машин, заводов, сотен людей, где есть только пение птиц и голос ветра. От такого спокойствия даже закружилась голова и хотелось скорее услышать хоть какой-нибудь громкий звук, но ничто не было способно нарушить воцарившуюся здесь тишину.

— Можно я останусь у вас на ночь? — неуверенно спросил Джордж и с мольбой посмотрел на женщину.

— Виктор, я запрещаю тебе задавать такие вопросы, — недовольно ответила она и сердито взглянула на мужчину, отчего тот даже смутился. — Ты за кого меня держишь? Думаешь я бы тебе позволила сразу же после приезда возвратиться в Лондон? Ты обижаешь меня…

— Прости. Просто… Вдруг мой приезд нарушил твои планы. К тому же твои девочки…

— Они будут рады тебя видеть, поверь. У нас давно не было гостей. И новые люди в доме будут очень даже к месту. Переночуешь у нас и вернешься обратно в город, если ты туда так торопишься, — ласково произнесла она и потрепала его по голове. — Ты все такой же скромный и вежливый, как тринадцать лет назад. Все такой же неуверенный в себе мальчишка.

— Правда? — слегка покраснел он и почесал затылок. — Мне казалось, что от меня прежнего ничего не осталось.

— Когда я тебя увидела, то на минуту подумала, что увидела призрака. Я знала многих людей, и все они за эти тринадцать лет изменились до неузнаваемости. А ты нет. Ни на йоту. Будто и не прошло тех долгих лет. Поразительно…

***

Дрожащей рукой он открыл кран с водой в тесной уборной, и, дождавшись, пока жидкость потеряет бардовый оттенок, в спешке умыл лицо. Ледяные капли обожгли кожу и вынудили ее покраснеть, словно та долгое время находилась под палящими лучами солнца. После Джордж вытер остатки воды махровым полотенцем и изнеможенным взглядом уставился на свое мутное отражение, глазеющее на него из слегка разбитого в левом углу зеркала.

— Кто я такой? — спросил самого себя тот и обессиленно понурил голову. — Что я делаю? Господи, зачем?

Молодой человек громко и будто специально, чтобы это услышало как можно больше людей вокруг, вздохнул и засунул руку в правый карман своих брюк, затем достал оттуда блестящий маленький предмет и, прищурившись, разглядел его, словно видел впервые. Это был согнутый в круг гвоздь, тщательно отполированный, сглаженный, походивший на обыкновенное кольцо. Снова вздохнув, мужчина надел этот металлический предмет на палец и сжал руку в кулак, отчего кольцо болезненно впилось в погрубевшую кожу ладони.

— Я помню. Я помню, — прошептал он и, разжав пальцы, впился губами в кольцо и прикрыл глаза, словно пытался таким образом улететь из реальности и наслаждаться этим моментом бесконечно долгое время.

Но его поцелуй с металлическим предметом продолжался не очень долго. Через пару минут в дверь кто-то постучал и обеспокоенно окликнул молодого человека.

— Виктор? Ты в порядке? Ты торчишь в уборной уже целую вечность.

Дверь открылась, и на пороге возникла Лиза, на которой была лишь одна сорочка, ткань которой была такой тонкой, что можно было с легкостью при определенном ракурсе разглядеть во всех подробностях ее упругую обнаженную грудь. Джордж устало улыбнулся ей и пожал плечами, будто не знал, какие слова следует подобрать для более-менее убедительного ответа.

— Дети уже спят. Хочешь поговорить? — задала еще один вопрос она и осторожно коснулась плеча Джорджа, отчего тот даже вздрогнул, словно получил легкий удар током. — Я ведь чувствую, тебя что-то беспокоит. Утром ты был совершенно другим человеком. Но сейчас я вижу, что ты стал настоящим. И тебе уже поздно скрывать свои истинные эмоции. Я их вижу… Ты подавлен.

— Вряд ли тебе понравится то, что услышишь. Я совершал ужасные поступки. И теперь меня терзает чувство вины. Я хочу освободиться. Но делаю только хуже.

— Пойдем на кухню. Тебе нужно высказаться, — девушка потянула молодого человека за собой. — Я тебе не чужой человек. Доверься мне.

Джордж украдкой кивнул и последовал с девушкой на кухню, но ноги шли туда с такой неохотой, что мужчине на полпути хотелось просто остановиться и стоять неподвижно безумно долгое время, полностью оградившись от всего. Но он продолжал идти, слушал заботливый голос своей бывшей возлюбленной, которая ласково сжала его ладонь в своей и не отпускала до тех пор, пока они не оказались в слабо освещенном помещении.

Женщина усадила мужчину за стол, а сама поставила чайник на газовую плиту, делая это с такой осторожностью, будто боялась, что от любого лишнего движения все может взлететь на воздух.

— Знаешь, я редко пользуюсь газовой плитой. Стыдно было признаться в этом перед своими девочками. Они думают, что их мать невероятно смелая. Но я самая трусливая женщина на свете. Я боюсь буквально всего. У меня лежит дробовик в подсобном помещении, но вряд ли у меня хватит смелости взять его в руки, когда в дом ворвутся плохие парни. Я даже не знаю, как им пользоваться. Сначала я надеялась, что в случае опасности мне окажут помощь соседи, но теперь и их нет рядом со мной. Это село практически полностью вымерло. И иногда мне кажется, что я единственный человек на свете… Ты не представляешь, как я рада, что ты сейчас находишься здесь, — женщина с улыбкой посмотрела на молодого человека, после чего неуклюже села на соседний стул рядом с Джорджем. — Впервые я чувствую такое спокойствие в ночное время суток.

— Почему же ты не уедешь отсюда? В Лондоне твоя жизнь будет гораздо спокойнее. Я ведь знаю, как ты любишь людей. Без них ты быстро иссохнешь.

— Я не могу. Ох… Не могу, — тяжело вздохнула она. — Я никогда. Никогда не покину этот дом. Не смогу.

— Почему?

— Здесь вся моя жизнь.

— Так можно начать новую. С чистого листа.

— А почему же ты не хочешь жить по-новому? — ледяным тоном спросила она. — Я ведь вижу, что ты терзаешь себя какими-то воспоминаниями, чувством вины. Иначе бы ты никогда сюда не приехал. Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы это не видеть. Ты ничуть не изменился. И глупо отрицать очевидное.

— Ты права, — кивнул тот и тяжело сглотнул. — Это и вправду чувство вины… И трудно описать словами, насколько оно сильное и неумолимое. И часть этой вины связана именно с тобой… Ты ведь знаешь, как я тобой дорожил. Всегда знала об этом.

— Да. Знала. И до сих пор не верю, что наши отношения вот так закончились… Я ведь тебя любила. Ты не представляешь, что я сейчас чувствую, находясь рядом с тобой. Будто вернулась на многие годы назад. Влюбилась в невероятно красивого парня с шелковистыми русыми волосами. Влюбилась. И была готова любить вечно. Но с ним что-то случилось. Его чувство ко мне резко угасло. И он исчез. Бесследно. И теперь он снова здесь. Будто ничего не произошло за эти годы.

— Лиза, — прошептал тот и осторожно дотронулся до ее крошечной хрупкой ладони. — Я хотел тебе сказать это раньше. Но не смог. Не смог сознаться.

— Сознаться в чем?

Их разговор прервал голосистый чайник, из которого наружу вырвался горячий пар и быстро заполнил собой узкое пространство, отчего на кухне стало даже немного душно. Лиза быстро сняла чайник с плиты, после чего заварила себе и Джорджу горячий кофе, от которого исходил такой дурманящий аромат, что у молодого человека слегка потемнело перед глазами: чувство голода дало о себе знать. Девушка это будто поняла по его глазам и залезла в холодильник, оттуда достала несколько готовых бутербродов с сыром и ветчиной и, аккуратно положив их на тарелочку, поставила рядом с молодым человеком.

— Я уже думала, что ты упадешь в голодный обморок. Я и забыла, что мужчины и часа не могут продержаться без еды. Извини меня. Я обычно очень много готовлю. Но ничего из сама из приготовленного практически не ем. Хоть кто-то съест хотя бы часть моей стряпни.

— Ты всегда любила готовить. Это я вряд ли забуду, — с улыбкой произнес тот и впился зубами в холодный бутерброд, почувствовав невероятное облегчение от прикосновения кусочков еды к своему оголодавшему языку. — Я помню, как ты приготовила мне вишневый пирог. И твой отец его съел до моего прихода.

— Это был единственный раз в моей жизни, когда я хотела убить родного отца, — засмеялась та и, подперев голову рукой, стала наблюдать за тем, как мужчина уплетал бутерброды за обе щеки, будто не ощущал вкус еды целую вечность. — Но я все равно им очень дорожила. Он был со странностями. Но любил меня. И даже сейчас, после всех тех гадостей, что он сделал мне, я его обожаю. Я не умею ненавидеть. Я всегда всех прощаю.

— Но меня ты не простила.

— Возможно, — кивнула та и отвела взгляд в сторону. — Ведь из-за тебя моя жизнь стала не такой, о какой я всегда мечтала. Ты был главной ошибкой в моей жизни. Но я до сих пор испытываю к тебе теплые нежные чувства. И ничего не могу с этим сделать.

— Но уже не впустишь в свою жизнь.

— Ты прав. Моя новая жизнь уже не связана с тобой. И вряд ли это возможно изменить. Я не хочу возвращаться в прошлое. Это… очень тяжело. Любить и ненавидеть одновременно.

— Лиза, — прервал ее парень и на долгий промежуток времени замолк, словно передумал говорить то, что собирался. — Я тебе тогда не рассказал одну вещь. Очень важную. Важную для меня.

— Какую именно?

— Знаю, это прозвучит не очень приятно. Но… Я… — парень нахмурил брови и стал бегать глазами, явно боясь встретиться с удивленным взглядом женщины. — Никогда не любил тебя, как свою девушку. И не думал развивать наши отношения дальше. И дело не в тебе. Дело во мне.

— В чем же причина?

— Мне… нравятся мужчины, — с легкой улыбкой сказал тот и как-то виновато опустил свои глаза. — Тогда я не был в этом уверен. Сомневался. Но сейчас я знаю, кто я есть на самом деле. И не пытаюсь это отрицать, подавить в себе.

— Ты — гей, — с усмешкой в голосе произнесла та и провела ладонью по своему лицу. — Знаешь, лучше бы ты мне этого не рассказывал.

— Но ты должна знать.

— И… у тебя уже был… партнер?

— Да… — кивнул тот. — И я еще никого так сильно не любил. Он был всей моей жизнью. Это кольцо, — парень показал ей металлический предмет на своем пальце и тяжело вздохнул, будто твердый ком перекрыл его дыхательные пути, и он стал задыхаться, не в силах наполнить легкие новой порцией воздуха. — Он подарил мне, чтобы показать, что наши чувства не просто иллюзия, они реальны и не скрывают за собой фальшь.

— Ты приехал сюда, чтобы сказать мне это? — без эмоций посмотрела на него та, и в ее голосе стал прослеживаться обжигающий холод, словно услышанное повлияло на нее крайне негативно, и ее отношение к парню изменилось в не самую лучшую сторону.

— Не совсем. Я приехал сюда из-за него.

— Из-за него? — с недоумением посмотрела на него женщина. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Восемь лет назад он был здесь. Вместе с моим отцом. Они отдали тебе на временное воспитание одиннадцатилетнего мальчика. Вспомни.

— Эрван? — с ужасом в голосе прошептала она, и на ее щеках внезапно блеснули крупные капли слезы. — Ты приехал сюда из-за него?

— Знаю, что тебе трудно вспоминать эти вещи. Ты пыталась все эти годы, что провела здесь, забыть их, как страшный сон. Но я хочу, чтобы ты вспомнила. Рассказала об этой встрече. Об этом мальчике.

— Зачем ты так поступаешь со мной? — всхлипнула она и вытерла рукой подступившие слезы. — Зачем заставляешь вспоминать? Зачем возвращаешь чувство боли, которое я испытывала тогда? В тот день.

— Ты ведь знаешь. Наши отношения не были настоящими. Никогда. Мой отец вынуждал тебя следить за мной, ты должна была подавить во мне воспоминания из моего детства. И у тебя это прекрасно получалось. До тех пор, пока ты не поняла, что любишь меня.

— Тебя нельзя было не любить. И я переступала через себя, когда делала это. Подставляла свою жизнь под дуло пистолета. Ты понятия не имеешь, что я испытывала тогда. Как себя ненавидела. Я думала, что смогу все исправить. Верила, что нам удастся уехать, подальше от всех людей, что нас окружали. Особенно подальше от твоего отца. Но ты не захотел жить той жизнью, что я пыталась тебе подарить. Ты стал возвращаться в прошлое. И оставил меня. Запер здесь. В этом пустом безлюдном мире. Совершенно одну.

— Мне очень жаль, что я вынуждаю тебя вспоминать события, которые были тебе отнюдь не приятны. Но эти воспоминания могут спасти множество невинных жизней, и одна из них — я, — Джордж потянулся к Лизе и едва слышно прошептал ей эти слова на ухо, отчего на коже той высыпались твердые мурашки, будто присутствие мужчины напугало ее до смерти. — Но я также не позволю мне лгать, когда правда мне уже практически полностью известна.

— Ты уверен, что тебе необходимо узнать правду? — с грустью в глазах произнесла Лиза. — Иногда легче жить с ложью, только так можно сохранить собственную безопасность. Эта правда подобна яду, она убивает каждого, кто ей воспользуется.

— Я знаю, — подмигнул ей тот и с громким вздохом откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Но меня это ничуть не пугает. Потому что этот яд уже течет по моим венам. И у меня осталось не так уж много времени, чтобы это остановить.

— Ты хоть знаешь, сколько людей погибло за эту правду? И ни один не дошел до конца. Ни один человек. Почему ты уверен, что тебе это удастся?

— Потому что я знаю, что нужно делать. Знаю, кто за всем этим стоит. Мне осталось лишь разгадать последнюю загадку. И она касается этого мальчика и человека, который погиб из-за меня, прямо на моих глазах. Неужели я так многого прошу? Я ведь вижу, как тебе тяжело держать тайны моего отца в себе, будто ты сейф, ключ к которому давно потерян. И я хочу открыть этот сейф. Облегчить твой груз. Я тебе не враг, хотя в данный момент ты боишься меня.

— Эрван не хотел, чтобы ты когда-либо узнал об этом. Он был очень взволнован и будто знал, что его ждет впереди.

— С ним был только Доктор Ломан?

— Нет. Я также видела женщину. Кажется, она назвала себя Анной. Ричи тогда не мог ходить, он был полностью парализован. И Анна подвезла мальчика на инвалидной коляске к моему дому. Доктор Ломан сказал, что в его головном мозге прогрессировала злокачественная опухоль, которая блокирует часть сигналов в нервных окончаниях.

— Опухоль находилась в части мозга, которая отвечала за сознание, — едва слышно сказал Джордж и в задумчивости опустил голову. — И Ричи был не единственным, кто столкнулся с этой болезнью. Твои дочери тоже.

— Вижу, что ты знаешь гораздо больше, — удивленно вскинула брови та и наигранно посмеялась, будто пыталась таким образом скинуть с себя неподъемное напряжение. — Да. Мои дочери тоже были больны. И находились при смерти.

— Ты их тоже удочерила, как и Ричи. Ты была частью масштабного проекта моего отца, — Джордж сжал пальцы в кулаки и с холодом посмотрел на женщину, будто пытаясь убедиться, что та с ним полностью честна и не пытается утаить правду, которую он так желал услышать. — И была единственной, кому он мог доверить своих подопытных кроликов.

— Они были для него, как дети, Виктор. Он их любил, как родной отец. Они были при смерти, но он их спас. От них отказались все, кроме него. Твой отец был святым человеком, с большим сердцем. Жаль, что ты так и не смог этого понять.

— Я знал, кто он. И гордился им, — голос Джорджа предательски дрогнул, и он отвернулся, будто боялся, что Лиза заметит на его щеках возникшие слезы. — Но он никогда меня не любил. Лишь пользовался, чтобы добиться своей цели.

— Почему ты так думаешь? Он постоянно говорил о тебе. Возможно, вы редко с ним общались после всего произошедшего. Но Чарльз Ломан любил тебя больше жизни. И делал все, чтобы защитить тебя и твоего парня.

— Из-за него мой парень погиб, — тихо ответил тот, понурив голову. — Его застрелили. Прямо на моих глазах. А я… Я ничего не смог сделать. Лишь был способен прижимать Эрвана к себе, чувствовать, как из него выливается кровь прямо на меня, — Джордж еще сильнее сжал кулаки и резко встал со стула, будто тот стал невероятно горячим. — И я ненавижу отца за это. Он знал, что Эрвана хотели убить. И не сделал ничего, чтобы это предотвратить. Посчитал, что так и должно было произойти, что это неизбежно.

— Мне очень жаль, — с сочувствием взглянула на него та. — Я вряд ли смогу прочувствовать все то, через что тебе пришлось тогда пройти. Но я хочу помочь тебе.

— Тогда расскажи мне правду. И только правду, — ледяным тоном произнес тот.

— Доктор Ломан проводил у этих детей операции. Запрещенные. Но он делал это в благих намерениях. Пытался их спасти. И понять причину этой болезни. В обыкновенных больницах заболевшим диагностировали рак. Но Чарльз Ломан был твердо уверен, что эта опухоль имеет совершенно другую причину возникновения. И связана она с нашим сознанием.

— Ты хочешь сказать, что кто-то внушал этим детям, что они больны, и опухоль возникала из-за их мыслей?

— В это трудно поверить. Но твой отец верил это. И Ричи был его любимым пациентом, самым ценным. Состояние мальчика было ужасным. Он тогда потерял свою семью, и его душевное состояние оставляло желать лучшего. Ричи совершенно отказывался с кем-либо разговаривать. Только молчал. Ему оставалось жить считанные дни. Но Доктор Ломан нашел выход. Нашел лекарство.

— Что он сделал?

— Мне это неизвестно. Но в его выздоровлении прямым образом участвовал Эрван.

Джордж обреченно вздохнул и снова опустился на стул.

— Мне очень хочется рассказать тебе больше, — с мольбой взглянула на него Лиза, нервно теребя пальцы на руках. — Но мне больше ничего неизвестно.

— Я тебе верю, — Джордж впервые за время их разговора улыбнулся и тем самым слегка разрядил напряженную обстановку между ними. — Извини меня, что заставил об этом вспомнить.

— Я ценю то время, которое я провела с Доктором Ломаном. Он научил меня бороться, верить в то, чего произойти попросту не может. И он никогда не ошибался. Если Чарльз позволил Эрвану умереть, то на это должна была быть причина.

— Какая именно?

— Вдруг он хотел… его таким образом исцелить?

— Избавить от страданий смертью? Очень эффективное лекарство. Надо попробовать, — злобно съязвил тот и опять скрестил руки на груди, будто такая поза помогала ему чувствовать себя увереннее.

— Не знаю, каким образом связаны Эрван и Ричи, но Доктор Ломан вряд ли бы позволил, чтобы кто-либо разрушил все его планы. Мне кажется, что смерть твоего парня входила в его проект.

— Я не понимаю.

— Мне кажется, он нашел причину возникновения этой болезни. И Эрван мог быть также болен.

Джордж задумчиво взглянул на нее, будто вспомнил нечто весьма важное, и Лиза с облегчением поняла, что начала двигать их разговор в нужном направлении.

— Что если смерть и была лекарством. Временная смерть.

— Временная смерть? Ты хоть себя слышишь? — с усмешкой посмотрел на нее тот. — Эрвана застрелили, выстрелили прямо в грудь. Пуля пробила его легкое. Ты не представляешь, через какую боль ему пришлось пройти, чтобы потом, наконец, умереть! Я был там. И все видел. И это не было никакое исцеление. Эрван не Иисус, чтобы воскресать после смерти. Мой отец был сумасшедшим. И ты ничуть не лучше него. Говоришь такие же бессмысленные вещи.

— Тогда зачем Доктор Ломан привел твоего парня к Ричи? Вряд ли просто для разговора. И знаешь, что случилось с Ричи после этого? Он исцелился. И мог ходить, словно никогда болен и не был. Тоже самое случилось с моими дочками. Они выздоровели. И все это благодаря твоему отцу. Зря ты считаешь его поехавшим умом стариком. Он знал, что делает. И… Ты должен это ценить.

— Только это не вернет моего парня к жизни. Он умер. И никакое чудо это не изменит. Даже мой отец, который, к счастью, тоже покинул мир живых.

— Неужели ты рад, что твоего отца больше нет?.. — с недоумением взглянула на него женщина.

— Возможно, — с натянутой улыбкой произнес Джордж. — Думаю, он сам этого хотел. Иначе бы не позволил, чтобы это случилось, не так ли?