Несмотря на солнечную погоду снаружи внутри полицейского участка стоял полумрак, будто некто решил разом задернуть все шторы, боясь прикосновений лучей дневного светила. Не спасало даже электрическое освещение, то было совершенно ничтожным, и не имелось возможности прочесть какой-либо документ без применения усилий. Некоторые из полицейских даже стали обсуждать возможное наступление солнечного затмения, но стоило им выглянуть в окно, и подобные мысли рассыпались, как песочный замок, так как солнце не скрывало даже малейшее облачко: небо выглядело кристально чистым.

— Возможно, во всем виноваты высотные здания на этой улице, — предположила Кристина, поглядывая краем глаза на пыльное окно главного холла. — Солнечные лучи неправильно преломляются и просто не попадают к нам в окна, в этом нет ничего необычного.

— Да, — задумчиво кивнула Татьяна и откусила маленький кусочек завернутого в салфетку пирожного. — Но ранее подобных погодных явлений я здесь не наблюдала. К тому же зимой солнце не поднимается достаточно высоко, чтобы не попадать в наши окна. Но, к сожалению, мне придется с тобой согласиться, потому что только твоя теория выглядит правдоподобной.

Несколько прядей рыжих волос детектива выбились из конского хвоста и, словно оголодав, бросились на сладкое лакомство в руках женщины и дотронулись до него своими аккуратно подстриженными кончиками. Татьяна выругалась и откинула непослушные локоны назад, но те продолжали кидаться на ее скромный обед, как койоты.

— Кажется, мне следует подстричься, желательно коротко, — выразила недовольство та и затянула волосы на затылке еще сильнее, чтобы те больше не сумели испортить ей трапезу.

— Каждая уважающая себя женщина хоть раз в жизни обрезала свои волосы, — Кристина скривила губы в усмешке и откусила солидный кусок от своего пирожного, но быстро отпрянула, так как из него полился вишневый джем и едва не капнул на ее чистый белоснежный халат. — Но я не смогу представить тебя с короткими волосами. Даже не знаю, почему. Тебе невероятно хорошо с длинными. Это мне следует их обрезать, так как волосы у меня тонкие и с распущенными я выгляжу так, словно не мыла голову несколько дней.

Татьяна ничего не ответила, лишь скромно улыбнулась и задумчиво посмотрела куда-то в сторону. На стенде рядом с ними висели фотографии сотрудников полицейского участка, их было довольно много и сложно было увидеть всех сразу и при этом не заблудиться в угрюмых лицах. Рыжеволосая женщина без труда отыскала себя, так как хорошо запомнила расположение снимка. На изображении она выглядела слишком слащавой и довольной собой, отчего даже стало противно смотреть на данное фото. Татьяна плохо помнила, когда именно был сделан этот снимок. Возможно, четыре или пять лет назад, вряд ли раньше или позже. Но даже смутное воспоминание того события не сумело стереть эмоции, испытанные тогда: гордость, самолюбование, стремление двигаться напролом. Сейчас Хапперт с грустью осознавала, что от той молоденькой сотрудницы, от того младшего детектива не осталось ни единой капли, время съело ее полностью, до последней крошки. Скучала ли Татьяна по себе прежней? Вряд ли. Больше она не хотела ассоциировать себя с той девицей, с тем бурным временем. Женщина ощущала себя совершенно иным человеком, в новом неизведанном теле и пыталась привыкнуть к этому облику.

Чуть выше расположилось фото Себастьяна. Кажется, снимок сделан еще раньше, чем ее, потому что на нем детектив был чересчур молодым, почти мальчиком, в котором не прослеживалось ни капли той уверенности, которая теперь толстой маской лежала на лице мужчины. Кажется, тогда Себастьяну было тридцать с лишним, если не меньше. Фото сделано после войны, и короткая стрижка на голове детектива смотрелась непривычно, так как тот вот уже восемь лет носил пышную шевелюру и вряд ли сумеет с ней когда-либо расстаться. Рядом прямо по соседству виднелась фотография Ларри, точнее, виднелась ранее, теперь на ее месте красовалось пустое пространство, которое казалось настолько гигантским, что даже издалека бросалось в глаза. Снимок не хотели снимать до похорон, на это даже настаивал сам Себастьян, и все были солидарны с его желанием, ведь Далтона знали все, помнили, сколько всего тот сделал для этих стен. Но буквально пару часов назад Татьяна застала Себа на этом месте за срыванием снимка Ларри со стенда. Мужчина сделал этот так резко, что фотография едва не раскололась пополам, и ее верхний кусочек по-прежнему был приклеенным к деревянной доске. Женщина не знала, что детектив сделал со снимком, вряд ли что-то плохое, на подобное никто бы не решился.

Она как никто другой ощущала боль и утрату напарника, ощущала его эмоции, словно те принадлежали ей. Татьяна плохо знала Ларри, практически ничего, и это объяснялось тем, что Далтон начал работать с Себастьяном не так уж давно, как раз тогда, когда она с Мораном была в не в лучших отношениях. Так что вызвать какие-то теплый воспоминания, связанные с Ларри, ей было крайне затруднительно, ведь те попросту отсутствовали в сознании. Приходилось строить образ этого человека по крупицам, коих оказалось непростительно мало. Кристина же знала Далтона очень хорошо, ведь их рабочие кабинеты располагались по соседству, но та не особо горевала из-за такой утраты, и это казалось странным, потому что женщина слишком быстро успокоилась после потрясения и даже стала улыбаться как ни в чем не бывало. Возможно, это была такая эмоциональная защита от стресса, но со стороны подобное поведение выглядело как-то пугающе, хотя и оправданно.

Татьяна не пыталась обсуждать с Кристиной ни Ларри, ни Себастьяна, ни даже Джорджа. Они просто сидели на скамье для посетителей в главном холле и поедали эти несчастные пирожные с вишневым джемом, изредка переговариваясь о банальных вещах. Их с легкостью можно было перепутать с обычными скучающими девушками в каком-то парке, которые решили посплетничать и понаблюдать за городской жизнью, но их униформа слишком сильно выделялась.

Хапперт проглотила остатки лакомства и вытерла губы салфеткой, стерев остатки светлой помады. Кристина же практически не тронула свою порцию и продолжала любоваться окном, будто ждала, когда лучи солнца наконец-то проникнут внутрь здания и прогонят застоявшийся здесь полумрак. Стрелки часов неуклонно приближались к обеденному времени и не собирались останавливаться ни на йоту.

Кристина вздрогнула, и Татьяна вместе с ней услышала чей-то женский голос, довольно тихий и взволнованный. Обернувшись, они увидели выбежавшую из коридора секретаршу, которая сегодня надела настолько обтягивающую блузку, что ее грудь была сплющена и была готова в любой момент разорвать тонкую ткань. Ко всему этому добавлялся небольшой лишний вес девушки, что сокращало жизнь блузки еще сильнее.

— Линдси? — Кристина вопросительно посмотрела на секретаря, словно заранее знала, что та пришла сюда только ради нее.

— Ох, — девушка выдохнула с такой силой и облегчением, что возникло ощущение, будто она только что пробежала через весь город, чтобы доставить им некое послание. — Слава богу, что я успела вас застать. Себастьян сказал, что вы собирались куда-то уехать и что вряд ли вернетесь с ближайшие несколько часов. Уже боялась не успеть.

— Что-то случилось?

— Да. Звонила нянечка твоего сына, — Линдси стала указывать пальцем в сторону коридора, словно хотела, чтобы собеседницы имели представление, где именно находился ее телефон. — Сказала, что у него час назад поднялась высокая температура и что ему становится только хуже. Попросила тебя приехать как можно скорее.

Кристина тотчас же приобрела румянец мертвеца и, ничего не сказав, направилась в сторону коридора, но через пару шагов замерла на месте и обернулась.

— Надеюсь, ничего серьезного, — обратилась она к Татьяне. — Кажется, тебе придется ехать туда одной, — Кристина как-то равнодушно пожала плечами и быстро зашагала вперед, не сказав больше ни слова.

— Что за день сегодня? — прошипела Хапперт и с недовольным выражением лица взглянула на наивно глазевшую секретаршу с большим бюстом. — Одна проблема сменяется другой.

Когда Линдси ушла, оставив Татьяну одну посреди холла среди незнакомых людей, то на какое-то время воцарилась некая пауза. Детектив просто стояла на месте и будто не знала, что ей следует сделать дальше. Так продолжалось до тех пор, пока ее не привел в чувства объявившийся знакомый голос, невежественный до тошноты. Женщина обернулась и увидела, как в полицейский участок вошла огромных размеров дама в ничуть не меньшей шляпе, которая придавала ей вид гриба-переростка. Рядом с ней шествовал костлявый старичок, но достаточно бойко, будто его тело совершенно позабыло о преклонном возрасте. Татьяна с первого взгляда на эту парочку поняла, что видела их где-то ранее, совсем недавно, но ей так и не удалось вспомнить, где и когда именно.

Женщина-гриб остановилась, расстегнула свою черную, как смоль, шубу и прожгла детектива маленькими глазками. И этот взгляд сразу же достал из глубин Татьяны воспоминание. Хапперт поняла, что видела эту даму в кафе «Разбитые сердца», где пару дней назад ужинала вместе с Эмми. Этот пожилой мужчина в тот вечером также был там и о чем-то спорил с женщиной-грибом. Кажется, конфликт касался денег.

Дама тихо выругалась, осуждая темноту и спертый воздух в здании. Затем прошла еще немного и остановилась неподалеку от Татьяны, обратившись к своему спутнику.

— Надеюсь, меня этот вшивый тип не задержит надолго, — пробурчала та и громко шмыгнула носом. — Никогда не могла терпеть этого Себастьяна.

Услышав имя напарника, Татьяна не поверила своим ушам. Неужели эта дама — жена Ларри? От подобной мысли стало не по себе. И пугало не то, что Далтон был женат на столь громадной женщине, а то, что его супруга находилась в кафе, которое располагалось на совершенно другом конце города, где той попросту не следовало быть. Возможно, это просто совпадение, и «Разбитые сердца» пользовались некоторой популярностью. Но даже Татьяна никогда бы не поехала через весь Лондон ради короткого разговора о деньгах. Нашла бы более близкое к ее дому место. Собственное нахождение там Татьяна объясняла с легкостью, кафе находилось недалеко от ее дома, к тому же раньше на той же улице была ее прежняя квартира, где она жила с матерью. Но что там понадобилось жене Ларри?

Татьяна решила развеять свои сомнения, поэтому двинулась вперед и выросла прямо перед носом этой дамы, перекрыв ей путь к кабинету допросов. Вряд ли миссис Далтон испытала от подобного положительные эмоции. Если бы на груди Татьяны не висел значок детектива, то эта женщина наверняка бы оттолкнула объявившуюся преграду в сторону и продолжила бы движение по участку.

— Вы жена Ларри Далтона? — Татьяна решила начать без приветствия, так как поняла, что вряд ли излишняя вежливость будет хоть как-то заметна для этой дамы в смешной шляпе.

— Да, — гавкнула та и с презрением оглядела Татьяну, которая на целую голову была ниже, чем она. — А ты кто? Его коллега, как я поняла?

— Ага, — кивнула Хапперт и через силу выдавила из себя дружелюбную улыбку. — Хотела выразись свои соболезнования. Мне очень жаль, что все так произошло.

— Спасибо, — равнодушно ответила та. — Я могу пройти? — жена Ларри двинулась вперед, пытаясь обойти детектива, но Татьяна прыгнула в сторону и снова не позволила женщине в шляпе пойти вперед.

— А я вас кажется видела недавно.

— И где же? — женщина-гриб удивленно вздернула брови, а затем быстро опустила их к ресницам и приблизила друг к другу.

— В кафе «Разбитые сердца». Просто стало любопытно. Мне не совсем ясно, что вы там делали, ведь, насколько мне известно, вы живете достаточно далеко от того места.

— Меня в чем-то подозревают? — яростно спросила та и покраснела настолько сильно, что в полумраке ее можно было спутать с афроамериканской женщиной.

— Нет. Но я подозреваю, что вы приезжали туда ради встречи с одним человеком. И у меня есть множество аргументов, которые способны подтвердить мою теорию.

— Если вы меня не подозреваете, тогда зачем выдвигаете подобные обвинения, милочка? — тон миссис Далтон резко смягчился, что лишь усилило подозрения Татьяны.

— Я считаю, что вы приезжали туда ради встречи с моим мужем. А в подтверждении моих слов могу сказать, что видела вашего супруга в своей квартире несколько часов спустя. Я не обвиняю вас. Просто излагаю факты, которые в скором времени наверняка окажутся правдой. И если вы начнете врать на допросе, то мне придется в дальнейшем пронаблюдать за вами, что вполне допустимо в данной ситуации.

— У вас все? — милость на лице жены Ларри вновь сменилась недовольством. — Теперь я могу идти? Или вы решили допросить меня прямо здесь вместо мистера Морана?

— Идите, но вы учтите, что мы с вами увидимся и не один раз, — ледяным тоном произнесла Хапперт и позволила женщина продолжить свой путь в сторону коридора.

***

Ясная погода решила прекратить свою царствование и передала свой трон самой настоящей буре, которая за пару минут стерла все, что находилось в радиусе нескольких метров. Лиза впервые так боялась метели, хотя наблюдала ее уже множество раз, и эта не была такой уж сильной, какие гуляли здесь ранее. Скорее женщина нервничала из-за того, что они уехали слишком далеко от дома и вряд ли сумеют вернуться обратно раньше, чем закончится буря. А подобные ненастья часто могли продлиться несколько часов, бывало, что они растягивались и на целый день.

Дороги под ними уже не было видно: повсюду сплошной снег и изредка выглядывавшие обмороженные скелеты кустов и сломанных деревьев. Колеса автомобиля с трудом скользили по земле, все время застревали и жалостливо скулили, упрашивая водителя остановиться, но Джордж был неумолим и лишь беспрерывно нажимал на педаль газа. Лиза не пожалела, что взяла с собой теплую одежду, именно она сейчас спасала женщину от полного окоченения, так как в машине было ничуть не теплее, чем снаружи: внутри лишь отсутствовал снег, вот и все отличие.

Иногда буря останавливалась и делала воздух прозрачнее, отчего появлялась возможность увидеть по бокам дороги разваленные строения, где некогда кипела жизнь. Совсем рядом с ними промелькнула деревянная церковь, и Лиза успела разглядеть ее мелкие детали, которые уже не поражали сознание красотой, а вызывали отторжение. Здание пострадало от пожара и постоянно гуляющих здесь ветров. Колокольня полностью обрушилась под тяжестью собственного веса, остались лишь смутные очертания и по-прежнему возвышавшийся над центральным входом крест, наклонившийся набок. Поблизости также наблюдались мелкие деревенские дома, но большинство из них оказались закопанными под грудой снега и льда, поэтому распознать в них людские жилища стало труднее, чем в теплое время года.

Внезапно плохая погода вспомнила о своей силе и снова скрыла пейзажи от чужих глаз, погрузив бесконечную дорогу в полную темноту. Лиза даже стала верить, что наступила ночь, так как дневного света, фактически, уже не было. На часах только двенадцать дня, слишком рано для наступления темноты, солнце полностью скроется лишь через несколько часов, но метель не подчинялась времени и сама назначила время суток, которое ей показалось более симпатичным.

Виктор за время их пути не проронил ни слова, даже не пытался заговорить. Лиза тоже молчала, хотя желание начать беседу с каждой минутой было невыносимым, ибо только диалог, даже на самую нелепую тему, мог хотя бы немного заглушить вой ветра. Женщина в полумраке разглядывала лицо спутника, наблюдала за тем, как тот постоянно играл желваками и тяжело дышал через нос, словно ему не хватало воздуха. Изредка он прикусывал нижнюю губу и жевал передними зубами, совершенно не жалея ее: еще чуть-чуть, и мужчина прокусит эту часть тела насквозь. Лиза знала, что Виктор нервничал, пытался всеми силами подавить в себе ледяной страх, который бил молотком по его затылку, разносил спазмы по всему организму, и делал это крайне умело. Она видела в его глазах блеск, что означало лишь одно: Виктор не думал отступать, он твердо уверен найти что-то впереди, и мужчина это найдет, даже если придется остаться здесь до наступления ночи. За дочерей женщина старалась не волноваться. Если буря не утихнет до обеда, то девочкам вряд ли позволят уйти домой, так как знают, что те живут довольно далеко от школы и не сумеют без приключений вернуться назад. Такие бури происходили довольно часто, и Елизавета была невероятно благодарна отцу Федору за подобные благие действия. Этот мужчина никогда не оставался равнодушным и делал все возможное для обеспечения безопасности своих учеников. К тому же он был крестным отцом Пайпер, Лиза не смогла выбрать кого-то другого для подобной должности. Отец Федор был наиболее близок к ее дочерям, никого подобного в их жизни не имелось. Да, этот человек строг и порой зануден, но это не делает из него недостойного человека.

Однажды отец Федор был у них дома. Это случилось после нескольких несчастных происшествий, которые произошли у них на заднем дворе. Когда их сосед был жив, то у него водилось множество домашних животных, которых тот выращивал и часто продавал на ферму за довольно хорошие деньги, иногда даже ездил в соседний город, где прибыль была еще выше. И вот однажды все куры соседа дружно забрели на территорию дома Елизаветы и одна за другой погибли по неизвестной причине. Они просто лежали на земле и никаких признаков насильственной смерти у них никто не обнаружил. Сначала этому не придали особого внимания, так как кур погибло немного, но когда в дом Лизы пришел целый поросенок и также покинул свое тело и отправился в лучший мир, то все жильцы деревни всерьез задумались о проделках нечистых сил и окрестили дом женщины проклятым. Лиза пыталась терпеть разговоры, сплетни, нецензурные выкрики в свой адрес, но чуть погодя подобное стало невыносимым. И женщина позвала отца Федора. Это случилось еще до того, как ее дети пошли учиться в его школу. Но тот так и не смог учуять что-то темное, никаких знаков свыше дано не было. Поэтому Лизе оставалось только укрепить забор, чтобы никаких незваных гостей у них в доме больше не водилось. И смерти прекратились. Но слухи по-прежнему гуляют.

Лиза вздохнула, предавшись воспоминаниям, и прижалась к спинке переднего сидения, после чего незаметно для самой себя задремала. Она не знала, сколько именно ей удалось находиться за пределами реального мира, но вой ветра в ее ушах продлился достаточно долго, чтобы предположить, что женщина проспала около часа. В чувства ее привел странный шум, который сильно отличался от пения метели. Сначала это было что-то бесформенное, напоминавшее неторопливые шаги по скрипучему полу, но с каждый разом возникала некая мелодичность, образность, и Лиза поняла, что это музыка. Кажется, играли на пай-флейте, мелодия передавала восточное звучание, что-то тревожное, вызывавшее лишь неприятные и печальные эмоции. Чуть погодя среди чарующих звуков возник голос, женский. Он пел, но это пение больше походило на крик, рыдания с надрывом.

Лиза выпрямила спину и с удивлением посмотрела на Виктора, который, судя по выражению лица, тоже слышал эти тревожные звуки. Он встретился с ее взглядом и кивнул, но их зрительный контакт продлился ничтожно мало, и мужчина вновь уставился на дорогу, судорожно сжимая руль.

— Как думаешь, что это? Где-то какой-то праздник? — Лиза нарушила неприятное молчание и испуганно стала оборачиваться по сторонам, надеясь выяснить, откуда именно шла эта музыка. — Подобное я слышала на похоронах. Так пели женщины, которых назначали оплакивать умерших. Но это не похоже ни на что подобное, слишком много чувств в этом голосе.

— Она действительно оплакивает умершего, — прошептал Виктор. — Или чувствует, что кто-то поблизости скоро покинет этот мир. Нечто схожее я наблюдал в Египте, — мужчина напряг лицо и снова стал жевать нижнюю губу. — Странно слышать это здесь. Я думал, что это заброшенные места.

— Здесь много построек, — пожала плечами Кристина и снова прижалась к спинке сидения. — Не удивлюсь, если это какая-нибудь религиозная секта. В последнее время их довольно много расплодилось. Давай уедем отсюда как можно скорее. Не хочу, чтобы они нас заметили.

— Мне и самому здесь не нравится. Но мы уже почти на месте. Я узнаю эти места. Когда-то был здесь, давно, очень давно.

Рядом с машиной выросли обнаженные стволы низкорослых деревьев и стали хлестать лобовое стекло своими длинными щупальцами. Виктор пытался увернуться, но автомобиль в подобных условиях оказался непростительно неповоротливым и с каждым разом проваливался в сугробы все сильнее и сильнее. Через несколько минут им удалось выехать отсюда и попасть на более чистое пространство, где растительности было заметно меньше. Лизе удалось разглядеть выглядывавшие из-под снега колосья осоки, которые даже в такое время года не утратили свой бледный зеленоватый оттенок. Автомобиль стал двигаться по возвышенности. Кажется, они добрались до какого-то холма, но из-за снежного тумана понять что-либо оказалось непосильной задачей.

— Топлива осталось очень мало, нужно будет дозаправиться потом, — сказал Виктор, будто самому себе.

— Ты взял канистру с бензином?

— Я не настолько безответственный, чтобы забыть взять подобное. Разумеется. У меня в багажнике целых три канистры. Мне ведь еще добираться до Лондона, а эта малышка любит кушать за четверых, — мужчина похлопал рукой по рулю и по-детски улыбнулся.

Лиза поняла, что они доползли до вершины возвышенности, так как теперь тело не пятилось назад. Женщина прижала лицо к запотевшему из-за ее горячего дыхания стеклу и ладонью протерла его, чтобы посмотреть на пейзажи снаружи. Но ничего, кроме бесконечной синевы, она так и не смогла увидеть. Погрустнев, она собралась было снова задремать, но неожиданно ее внимание привлек слабый желтоватый свет где-то далеко впереди, который через огромные усилия пробивался сквозь толстую стену метели. Подобное свечение исходит только от домов, Лиза знала это слишком хорошо, чтобы ошибиться. Джордж тоже это заметил и сразу же направил автомобиль в сторону света.

Только сейчас Лиза заметила, что пение по-прежнему находилось где-то поблизости, но стало таким тихим, что практически не различалось среди этой темноты.

— Ты хочешь добраться до того дома?

— Надо же где-то остановиться и понять, где находимся. Мне начинает казаться, что мы петляем по кругу, — Джордж надавил на педаль газа еще сильнее, будто надеялся, что машина станет двигаться чуточку быстрее.

— Еще не поздно повернуть назад. Мне кажется, что мы здесь ничего не найдем. Лучше дождаться, когда буря утихнет. К тому же, — Лиза демонстративно поежилась и потерла тыльной стороной ладони красный кончик носа, — я замерзла.

— Сегодня. Я должен находиться там сегодня, — протараторил себе под нос тот, вызвав у своей спутницы лишь недоумение и смущение.

— Хорошо. У меня нет выхода, — Лиза развела руками и завернулась в свой лисий полушубок еще сильнее. — Я ведь сама подписалась на это, отступать уже поздно, — женщина толкнула коленом крышку бардачка и нечаянно открыла его, и оттуда вывалилось несколько музыкальных валиков, которые благополучно приземлились прямо на Лизу и не скрылись где-то в ее ногах. — Что это? — повертела цилиндрический предмет в руке та. — Запись чьего-то голоса?

— Да, это запись, — Джордж вырвал валик из рук женщины, затем подхватил и остальные и быстро вернул их на место. — Лучше их не трогать, они довольно старые, могут испортиться.

— И что на них?

— Не могу сказать, — отрезал тот и вновь сжал руками руль. — Скажу лишь, что эти записи привели меня сюда. И они крайне важны для меня и для того, что я все эти годы ищу. Ты не представляешь, насколько они ценные.

— Послушав тебя, представила, — закатила глаза та, воспринимая слова мужчины слишком скептически. — Прям откровения пророка везешь в своей машине, — Лиза решила съязвить, но встреча с угрюмым лицом Виктора заставила ее замолчать.

Между ними вновь воцарилось молчание, и на этот раз оно стало крайне необходимым, так как слова стали нагнетать обстановку и явно не могли привести к чему-то хорошему. Лиза не хотела понимать, что скрывал Джорджа, да и не видела в этом что-то, что могло бы вызвать интерес, потому что ее тело настолько сильно устало, что ей хотелось лишь остановиться где-то, выпить горячий кофе и лечь спать. Еще никогда она так сильно не жалела, что согласилась с кем-либо поехать куда-то, что находилось за несколько миль от ее дома. Вряд ли в будущем она повторит подобное.

Пение приблизилось к ним, стало настолько надрывным, что слушать его стало невыносимо, оно проникло внутрь, стало плавить барабанные перепонки и заполнять разум отвратительными изображениями, которые представляли из себя что-то мертвое, разорванное на мелкие кусочки. Лиза сжала голову руками и вскрикнула от боли, которая напоминала удары молотка по черепу. Джордж также вскрикнул и отпустил руль, пытаясь оградить себя от женского надрывного пения. Елизавета не сразу поняла, что мужчина больше не управлял транспортным средством, а когда осознала это, то было слишком поздно. Автомобиль проскочил несколько десятков метров и врезался во что-то твердое, вынудив находившихся внутри пассажиров врезаться лицом в приборную панель.

***

Татьяна предложила Кристине помощь и пожелала отвести свою коллегу до ее дома, но та решила отказаться. И это не потому, что она могла справиться самостоятельно и не испытать каких-либо затруднений во время передвижения по городу. Просто одна лишь мысль о том, что ее теперь считают какой-то неполноценной, «сломанной» раздражала донельзя.

Забраться в трамвай не составило труда, но вот простоять в нем пятнадцать минут стало самым большим испытанием. Транспортное средство постоянно виляло в разные стороны, как быстроходная гусеница, что гонится за убегавшим от нее мелким насекомым. Ни один из пассажиров не осмелился предложить Кристине место, все будто не замечали, что та держит равновесие только благодаря деревянной трости. Женщина так и норовила ударить этой тростью кого-то по затылку и сказать что-нибудь нелестное старческим голосом, но с трудом сдержалась.

Когда трамвай сделал короткую остановку около ее места проживания, Кристину буквально вытолкнули из трамвая и оставили одну посреди скользкого тротуара, который превратился в рай для любителей покататься на коньках. Оказалось, что добраться до двери собственного дома будет еще труднее. Ноги разбегались друг от друга в разные стороны, трость вообще существовала сама по себе и творила самые нелепые танцы. Кристине даже пришлось пару раз остановиться около фонарного столба, обхватить его руками и стоять в оцепенении несколько минут, чтобы отдышаться. К счастью, нога болела уже не так сильно, как утром, поэтому двигаться стало гораздо легче. С костылем она бы не забралась даже в трамвай, а о передвижении вместе с ним по этой улице вообще не стоит рассматривать.

Оказавшись у порога квартиры, Кристина достала ключи и вставила в замок, но металлический предмет застрял в замочной скважине уже на середине пути и не захотел двигаться ни в одну из сторон. Женщина повертела ключ изо всех сил, надеясь, что замок просто заржавел из-за постоянной влаги в городе, но все тщетно. Ключ так и остался в одном положении. Кристина обреченно вздохнула и в надежде толкнула дверь. И это действие не оказалось таким уж и бесполезным. Раздался хруст, который обычно возникает, когда отламываешь ломоть засохшего хлеба и с хрустом кусаешь его. Дверь медленно отворилась, и в нос женщины проник странный запах какой-то гнили, что обычно ощущается в заброшенных постройках, где недавно кто-то умер. Подобный аромат вызвал скорее не удивление, а панику, потому что ей было прекрасно известно, как пахла ее квартира, и этот запах никогда там не присутствовал и не мог присутствовать.

Кристина резко толкнула дверь и проникла внутрь, но едва сделала шаг, как тут же остановилась. Прямо у ее носа выросла паутина. Не такая, какая обычно встречается в парке или в старом доме. Она была плотной, как вязаное покрывало, и занимала половину дверного проема. Сквозь нее невозможно было разглядеть, что происходит внутри квартиры, да и миновать ее оказалось пугающей идеей. Женщина не понимала, почему так спокойно отреагировала на подобную картину. Скорее всего это был шок, самый сильный из всех возможных, ибо иначе ее состояние никак нельзя было объяснить. Женщина присела и проползла сквозь большое отверстие в паутине и оказалась внутри. Когда паутина пролетела над ее головой, то оназаметила, что внутри бурлила целая масса из мелких насекомых, которые тихо перешептывались друг с другом и пытались исследовать каждый уголок своего нового жилища. Жуки оказались и на полу, и там их было ничуть не меньше, несколько хозяйка квартиры даже раздавила ладонью. К счастью, насекомые были не такими уж и большими. Если бы Кристина не находилась так близко к полу, то вряд ли бы их заметила.

Паутина покрыла буквально все: стены, окна, мебель, даже потолок. Она напоминала огромнейшую простынь, которой занавесили все и вся, чтобы скрыть обстановку квартиры от людских глаз. Лишь полы были чистыми, хотя и очень относительно, так как стали напоминать оживленную улицу мегаполиса из-за обилия насекомых. Паутина создала целые стены в центре комнат и сделала перемещение по квартире крайне опасным заданием.

Искать причину неприятного запаха долго не пришлось. Когда Кристина миновала кухню, то увидела за кофейным столиком сидевшую на кушетке их соседку, которая сидела с ее детьми. Та прижимала к уху телефонную трубку и смотрела куда-то вниз. Патологоанатом бросилась к ней и остановилась в паре метрах от тела, не смея приближаться ближе, так как поняла, что жизни в этой пожилой даме больше нет. Шея соседки была перекусана в том месте, где находилась сонная артерия, отчетливо виднелись следы зубов. Нападавший оторвал от своей жертвы слишком много плоти: отсутствовала половина нижней челюсти, а шея стала напоминать муравейник из-за кишащих там плотоядных жуков. Светловолосая женщина попыталась закричать, закрыть лицо руками и проявить хотя бы немного панических эмоций, но она продолжала равнодушно глазеть на мертвеца перед ней и внимательно изучать детали. Возможно, подобное затянулось бы надолго, если бы Кристина не услышала детский плач в соседней комнате. После этого ее будто пробило насквозь мощным зарядом электричества, и она, забыв о том, что не может ступать на одну ногу, бросилась на жалостливые призывы о помощи.

Комната, откуда доносились голоса, оказалась заперта изнутри, и Кристина стала стучать по ней, не жалея ладони.

— Эмми! Адам! Вы здесь?! — впервые она почувствовала страх, настолько сильный, что тело принялось трястись, вибрировать и терять тепло. — Пожалуйста! Ответьте!

— Мама! — послышался слабый голосок, который сменился тишиной и слабым плачем.

Кристина взяла на кухне стул и с помощью него стала выламывать дверь, превращая предмет мебели в груду хаотично разбросанных щепок. Первый удар — дверь даже не шелохнулась, второй удар — шум заглушала паутина, вряд ли он сумеет выйти за пределы этой квартиры, третий удар — дверь впервые стала поддаваться и прогнулась, как тонкий лист из меди, четвертый удар — замок хрустнул и вырвался из косяка дверного проема, разорвав древесину, как кусок мяса. Женщина вбежала внутрь и увидела сжавшихся в углу двоих детей, которые были напуганы настолько, что даже не посмели поднять на Кристину заплаканные глаза.

Женщина склонилась над ними и поочередно ощупывала их, пытаясь найти раны или ушибы, но тела детей, к счастью, оказались чисты и лишены даже малейшей царапины, лишь покрывались кусочками паутины и пылью.

— Что?.. — с трудом выдавила из себя Кристина и сжала в ладонях лицо сына. — Что произошло? Кто все это сделал? Кто?.. Скажи мне… Пожалуйста…

— Он… — всхлипывая, прошептал мальчик. — Он заставил ее позвонить тебе, заставил… Он хотел, чтобы ты пришла сюда.

***

Казалось, что дождь никогда не прекратится: его силы с легкостью бы хватило, чтобы создать новый Всемирный потоп, но что-то сдерживало нахлынувшую стихию, остужало ее жар.

Татьяна боялась, когда кто-то ночью стучится в дверь ее квартиры. Девушка знала, что она здесь не одна, что повсюду ее окружают соседи, готовые в любой момент оказать помощь. Но стены были такими толстыми, что ни единый звук от других жильцов не мог пробраться в эту квартиру.

Сейчас ее вновь одолевал этот страх, она снова одна наедине с барабанной дробью дождя. Пытаясь хоть как-то унять дрожь и нервозность, она снова выпила успокоительное средство, которое ей прописал врач. Ей было известно, что нельзя превышать положенной дозы, но Татьяне уже было все равно. Она хотела лишь вернуть умиротворение, остальное отошло на задний план.

Стук в дверь повторился. Татьяна поняла, что таблетки совершенно бесполезны. Страх еще сильнее впивался в тело. Но она, сама не зная почему, тихо приблизилась к двери, услышав за ней знакомый мужской голос.

— Татьяна, я знаю, что ты там. Я видел свет из твоего окна. Пожалуйста, открой дверь, — Джорджа нельзя было обмануть. И не впустить тоже. Этот парень всегда добивается того, что хочет.

Девушка медленно и неуклюже приоткрыла дверь и взглянула на до нитки промокшего молодого человека, стоявшего в сыром дурно пахнувшем подъезде.

— Привет, — тихо произнес он и как-то скромно и по-детски улыбнулся.

— Зачем ты пришел? — Татьяна не спешила впускать нежданного гостя в свою квартиру и терпеливо держала его за приоткрытой дверью, наблюдая, как талая вода капает с его взъерошенных волос.

— У меня есть кое-что интересное для тебя.

— Я сейчас не в состоянии говорить о работе. Я бы хотела отдохнуть. После сегодняшнего мне не по себе. Я плохо себя чувствую.

— Себ мне все рассказал.

— О, не знала, что ты общаешься с ним, — прижалась к косяку девушка, еще шире открыв дверь. — И что он тебе поведал?

— Он мне рассказал, почему ты взялась за это дело.

Татьяна недовольно покачала головой и исподлобья посмотрела на Джорджа.

— Ладно, ты победил. Можешь входить, — резко повернулась Татьяна и направилась на кухню, оставив молодого человека наедине с полуоткрытой дверью.

Глубоко вздохнув и стряхнув с себя царапавшие кожу дождевые капли, Джордж перешагнул через порог, заранее сняв обувь в подъезде, чтобы как можно меньше пачкать пол.

— Извини, что немного испачкаю прихожую. На улице просто ужасная погода. А я, как назло, забыл дома зонт.

— Кофе будешь? — послышался усталый голос с кухни.

— Я выпью все что угодно, лишь это было горячим.

— Значит, кофе.

— А где Петр? Так и разъезжает по Азии?

— Да. Все так и разъезжает. В прошлом месяце Мексика, теперь его занесло в Китай. Быть успешным бизнесменом не так уж и просто, хотя в его случае это было раз плюнуть, ведь все состояние ему досталось от папочки… Тебе сахар класть?

— Да, две ложечки, — невольно облизал замерзшие губы тот и прошел на кухню, ощущая неприятное прикосновение мокрых носков на онемевших пятках.

Татьяна кивнула и выполнила его просьбу.

— Знаешь, я порой думаю, что разведена. Я вижу мужа несколько раз в год. Это меня с ума сводит. Если бы не работа, давно оказалась бы в дурке.

— Ты сильная. Все будет хорошо.

— Что ты там хотел мне интересного рассказать? — Татьяна решила резко сменить тему и, по традиционному обычаю, закурила ароматную сигару, положив под ладонь свободной руки портсигар, который всегда был при ней.

— Удивлен, что ты до сих пор хранишь эту штуку, — Джордж заметил серебряный блеск портсигара и издал тихую ухмылку. — Когда-то и Эрван таскал эту вещицу с собой. Курил каждые пять минут. Я думал, что его легкие окочурятся через пару лет.

Татьяна украдкой улыбнулась и потушила сигарету.

— Давай перейдем к делу.

— Да, ты права, — поперхнулся тот и достал из внутреннего кармана кожаной куртки папку со слегка промокшими бумагами. — Не волнуйся, дождь не добрался до самого ценного. По крайней мере, прочитать сможем.

На кухонном столе оказались странные бумаги, написанные от руки. Почерк был довольно аккуратным, что слегка удивило молодого детектива. Обычно ручные записи может прочитать только их автор, а здесь же все доступно, что большая редкость.

— Мне пришлось пожертвовать своей сухой одеждой, чтобы эти документы оказались на твоем столе. Ну и не только одеждой… Но это уже мои проблемы.

— Постой-ка, — Татьяна потянулась вперед и взглянула на руки своего гостя. — Ты с кем-то подрался? У тебя все пальцы в ссадинах.

— Я тебе потом расскажу, — подмигнул ей тот. — Себ дал мне координаты, я выполнил его поручение.

— Себ? — удивленно приподняла брови та. — С каких пор он подключил тебя к расследованию?

— Еще до вчерашней нашей встречи… Хотя вся это заварушка началась еще на том корабле, я уверен в этом. Ты явно пытаешься связать те убийства с нашим делом. Ведь я прав?

— Возможно… Но я не уверена, так как у меня на руках слишком мало информации. Сплошная вода… Но я в шоке от того, что вы с Себом нашли общий язык. Вы же всегда были кошкой с собакой.

— Мы взрослые люди, Татьяна. Сейчас нет времени на прошлые обиды… Себ ведет это расследование с прошлого года. Не знаю, какую информацию он получил и из какого источника, но оказалось, что первое убийство в этой психлечебнице произошло на следующий же день после ее открытия. Почерк убийцы все тот же: у жертв явные симптомы испанки и странные укусы на теле. Больница была открыта в 1918 году, девять лет назад. И с первых же дней взята под крыло правительства. Туда какое-то время отправляли наиболее опасных пациентов. Поэтому все расследования были закрыты, так и не начавшись.

— Странно, что ты не знал об этом ранее. Ведь, насколько я помню, ты был знаком с Доктором Ломаном много лет, — съязвила Татьяна.

— Он был очень скрытным человеком. Да и я не желал знать о его жизни. Поэтому пришлось вытаскивать информацию из других источников. И они надежные… — Джордж убрал свои мокрые волосы назад и продолжил чтение документов. — Доктор Ломан был владельцем этого дома, о чем я, разумеется, был не в курсе… Это уже так, мелочи… Он его продал некому лицу за очень круглую сумму. Здание пустовало много лет. Но после внезапно оказалось под его контролем, но уже в ином виде.

— Это странно.

— Именно. То есть, он был владельцем этого дома, продал его, снова купил и сам же открыл в нем психиатрическую клинику.

— Теперь появилось еще больше улик, доказывающих, что это именно он убил тех людей.

— Вот именно. Он — хирург. Поэтому мог с легкостью натворить экспериментов над своими пациентами, которые никому не нужны. Бесплатный биологический материал. И чтобы снять с себя подозрения, он нанял тебя, пытаясь тем самым повернуть расследование в выгодное русло. Можно даже смело предположить, что музыка, которую ты слышала, тоже его рук дело. Удобно все свалить на призрака.

— Утром будет вскрытие тела Ломана. Надеюсь, это прояснит некоторые детали. Не думаю, что это суицид.

— Что ты еще хочешь найти? Ответ очевиден — он убийца. На нем нет никаких следов, обнаруженных на жертвах. Это обычный суицид. Он хотел убежать от правосудия, Татьяна, и ему это удалось. И думаю тебя это немного оживит: я сравнил обряд мумифицирования с нашим случаем. У мумий обнаруживали следы вмешательства в их тела, в нашем деле такого, к сожалению, нет.

— Я не поверю, чтобы органы исчезли без какой-либо причины. А что если это кислота, не оставляющая ожогов?

— Тогда она бы поразила большие участки тела, а не только определенные органы. Не забегай в научную фантастику, это не наш случай.

— Мне кажется, я зря взялась за это дело. Когда я узнала о том, что есть хоть какой-то шанс на то, что я тогда была права… Меня будто парализовало… Я…

— Поэтому ты носишь его портсигар с собой, верно? Надеюсь, Петр об этом не знает?

— Его любовь давно перешла к деньгам. Удивлюсь, если он еще помнит, что у него в Англии живет живая жена.

— Я оставлю тебе документы. Может, найдешь в них еще что-нибудь интересное, — Джордж слегка похлопал ладонью по папке с бумагами, затем направился к входной двери, но Татьяна его остановила.

— Пожалуйста, не уходи.

— Ты, кажется, хотела побыть одна.

— Уже не хочу. Знаешь, в этой квартире я чувствую себя тюремной заключенной. И если меня здесь запереть на пару дней… Я, наверное, умру.

— Что ж, отказываться не буду. Тем более я и сам не горел желанием разгуливать в мокрой одежде по городу. До моего дома шагать пару километров, поэтому завтра я бы точно проснулся с температурой.

— Снимай одежду, я дам тебе сухую, — улыбнулась девушка и направилась в спальню.

В ее квартире можно было найти много ненужной роскоши, которую Татьяна бы с радостью выкинула, лишь бы не видеть их золотого свечения. Но Петр безумно дорожил каждой безделушкой и, наверное, отдаст за них свою жизнь.

Спальня была гораздо больше кухни, а о размерах гостиной даже боязно задумываться. Высота стен пугала до безумия. Казалось, что спишь в каком-нибудь музее, а не в обычной квартире.

Татьяна до сих пор не могла к этому привыкнуть, хотя много раз пыталась. Она любила простоту во всем, ее муж же обожал масштаб. Спорить с ним не имело смысла. У него есть деньги, он мог позволить себе буквально все. А она лишь его законная жена, которая скромно гоняет всяких преступников и шарлатанов уже шестой год.

— Ты в последнее время сама не своя. Это расследование на тебя плохо влияет, — раздался из кухни голос Джорджа.

— Тебе показалось. Со мной все хорошо, — Татьяна открыла шкаф, где хранились вещи мужа, которые он, наверное, надевал лишь один раз. Этот мужчина меняет одежду чаще, чем любовниц.

Татьяне всегда было интересно, как Петр умудряется хранить всю свою одежду в одном лишь шкафу. Дверцы с приятным скрипом открылись, и в нос ударил приятный запах одеколона. Петр всегда опрыскивал каждый костюм, каждую запонку на рукаве этим едким пахучим веществом. Сначала женщина пыталась противиться этому, даже напрямую просила супруга не использовать одеколон в ее присутствии, но Петра отговорить так и не удалось. Татьяне даже стало казаться, что мужчина использовал его еще чаще и выливал на себя литрами. Поэтому ей пришлось просто привыкнуть, и со временем запах одеколона даже стал восприниматься без отторжения, как аромат цветов в ботаническом саду.

Хапперт разыскала на нижней полке подходящую под размер ее коллеги рубаху и свободные клетчатые штаны. Петр был довольно худощавого телосложения, и женщина опасалась представить, как тот изменился за время своего отсутствия, боялась даже подумать о том, как супруг выглядел в данный момент. У него всегда были проблемы с недостатком веса, особенно в последнее время. Врачи ссылались на расстройство желудка, и это нельзя было поддавать сомнению, так как Петр действительно мало ел (иногда не клал в рот за целые сутки ни кусочка). Так что одежда мужа могла оказаться маловата для такого крепкого мужчины как Джордж. Но Татьяна надеялась, что Майлз сможет натянуть на себя хотя бы то, что она для него выбрала.

Ей было несколько стыдно оставлять этого человека у себя в доме. И у нее было множество оснований отказаться от подобной затеи. В голове до сих пор комом стояли воспоминания восьмилетней давности, когда этот человек набросился на нее и, словно оголодавший зверь, рвал на ней платье. И ей до сих пор не ясно, что заставило ее простить его. После того происшествия они не виделись несколько лет, и Джордж вернулся в жизнь Татьяны, как дождь в пустыню. Она его не ждала и боялась даже мыслить о том, что тот вновь окажется рядом с ней. Он не пытался объясниться, хоть как-то прояснить все, что между ними произошло. Мужчина вел себя так, будто того насилия и не было вовсе. Возможно, Татьяна стала бы избегать молодого человека, всячески закрываться от него. Но Джордж нашел способ подойти к ней ближе и продвинул одно из ее расследований далеко вперед. И им пришлось поработать вместе. Тогда мужчина вел себя сдержанно, как совершенно другой человек. И Хапперт пыталась воспринимать его именно другим, не знакомым ей ранее. Даже теперь воспринимает только так, иначе все внутри вновь сгниет от боли.

На нижней полке запах одеколона оказался значительно сильнее. Вряд ли это в пределах нормы. Уж слишком едким этот запах был. Татьяна села на колени и стала принюхиваться к вещам, затем обнаружила в дальнем углу шкафа лежащий на боку стеклянный флакон, крышка которого, как оказалось, из-за падения открылась и вынудила пахучую жидкость немного пролиться на ткань. Поэтому запах оказался таким сильным. Татьяна взяла сосуд и закрыла его, затем выпрямилась и попыталась поставить на верхнюю полку, где располагались другие подобные вещицы супруга.

Женщина была так увлечена, что не заметила, как позади нее возникла человеческая фигура. Она была мужской и довольно-таки низкорослой, но до образа нормального типичного человека ей было далеко. И это объяснялось тем, что на этой личности не виднелось ни клочка одежды. Тело незнакомца было полностью обнаженным, но гениталии не прослеживались. Из-за спутанных волос, спадавших на лицо, эмоции скрылись от посторонних глаз, но изредка появлялась возможность разглядеть открытый рот и напряженную нижнюю челюсть, которая чем-то напоминала сплюснутую морду собаки. Кожа незваного гостя походила на некачественный пергамент: серая, с многочисленными рваными порезами и укусами, вздутыми венами. Если приглядеться, то можно рассмотреть буквально весь скелет, ибо вес данного человека оказался настолько маленьким, что возникало предположение, что под кожей не осталось и капельки жира, скорее всего, не было и самих мышц.

Человек издал тихое: «А-р-р!» Затем, выставив руки перед собой, стал неторопливо двигаться по направлению к Татьяне. Но тому было не суждено добраться до желаемой цели. В спальне возникла еще одна личность, но та, к счастью, не напоминала ожившего мертвеца. С первым гостем его объединял лишь мужской пол. Второй посетитель с ног до головы покрывался бинтами, из-под которых виднелись шрамы от ожогов, многие из которых, по всей видимости, загноили и стали причинять их владельцу все больше и больше мучений. Из-под повязки показались большие выразительные глаза, которые испуганно поглядывали на Татьяну, а затем перебегали на обнаженного человека и демонстрировали уже ярость.

После произошло невозможное. Перебинтованный человек прыгнул вперед, как заяц, и пролетел сквозь живого мертвеца. Обнаженный мужчина взвизгнул, как подстреленный пес, и разлетелся на мелкие кусочки, забрызгав всю спальню кровью. Второй гость успел достичь Татьяну до того момента, как та оглянулась на крик и, обхватив ее стройное тело обоими руками, растворился вместе с ней в воздухе. Одеколон, находившийся в ее руках, отлетел в сторону, как мяч, и разбился о забрызганную человеческой кровью стену.

Локация резко сменилась, и теперь вместо хорошо освещенной спальни возникло озеро, которое сначала было где-то под ними, но постепенно стало приближаться к Татьяне и перебинтованному человеку все ближе и ближе. Они падали с большой высоты, словно два огромных камня. Еще немного, и в талой воде возник взрыв, заставивший большое количество ледяной жидкости взмыть в воздух. Едва озеро коснулось тел Татьяны и мужчины, как некая сила отбросила их друг от друга, будто те были магнитами с одинаковыми полюсами. Перебинтованный незнакомец изо всех сил пытался добраться до женщины, но чем больше он двигался в воде, тем сильнее его оттаскивало назад все той же необъяснимой силой.

— Татьяна! — сквозь толщу воду крикнул он. — Борись с ней! Не дай ей завладеть тобой!

***

Она никогда прежде не видела такой невообразимой смеси эмоций в глазах человека. Возможно, некоторые, с кем ей приходилось общаться и пересекаться, изображали во взгляде две или в редких случаях три эмоции, но чтобы их было больше — нет, такого прежде она не встречала. И этому человеку не нужно было щурить глаза, бегать ими, как-то расширять зрачки и играть бровями. Ему достаточно просто глазеть остекленевшим взглядом, чтобы сказать столько, что это не уместится ни в одном письме. В основном, этот мужчина испытывал отрицательные эмоции, их, как она поняла, было большинство. И каждая из них неведома Елизавете. Они не похожи ни на злость, ни на грусть, ни на разочарование в чем-либо. Глаза говорили что-то другое, и это что-то напоминало страх (но слишком отдаленно), может быть, предупреждение. Последнее больше походило на правду.

Тело незнакомца покрывали следы от ожогов, их было не так много, в некоторых местах прослеживалось заживление, хотя и не очень значительное. Там, где кожа стала чище и белее, остались бугры и неровности, которые в темноте выделялись сильнее, чем следовало бы. Особенно пострадало лицо, точнее, лишь его половина. Вторая часть лица оказалась достаточно привлекательной и не вызывала отторжения. Волосы мужчины, возможно, стали реже, но из-за максимально короткой стрижки трудно было понять наверняка.

Незнакомца не волновал холод, он будто его не чувствовал вовсе. Обычная белая рубаха, которая была ему велика и висела мешком на худощавом сутулом теле, клетчатые штаны длиннее ног, и их концы благополучно подметали усыпанную снегом землю. Но владелец этой одежды будто был рад своему внешнему виду, это подтверждалось движением рук, которые так бережно прикасались к ткани, что можно было подумать, что у него с этими предметами гардероба роман. Елизавета предположила, что ему все это кто-то подарил. Скорее всего дама сердца. Или кто-либо из семьи, кого уже наверняка нет на этом свете. Без знания жизни этого молодого человека определить точно сложно.

Он стоял прямо перед автомобилем, столкнувшимся с упавшим деревом, которое давно стало частью снежного покрова и полностью утонуло в белом океане. Яркие фары освещали его высокий силуэт, но большая часть свечения уходила в оледеневший ствол, из-за чего нижняя часть этого человека по-прежнему располагалась в тени. Судя по обстановке, на улице стояла глубокая ночь. Метель давно завершилась, а небо заполонили, словно рой голодных комаров, звезды. Луны не видать, но и без нее пейзажи выглядели достаточно яркими, так что заблудиться здесь уже не будет обязательным событием. Из-под капота поднимался сероватый с нотками рыжеватости дым, а где-то в глубине транспортного средства что-то трещало, как поленья в камине частного дома.

Лиза приложила руку ко лбу и нащупала рассеченную бровь под левым глазом (рана не слишком серьезная, но на этом месте в скором времени вылупится далеко не маленький синяк). К счастью, ремень безопасности удержал ее и Виктора на месте и не позволил им обзавестись более серьезными травмами. Женщина вытерла потекшую по лицу кровь рукавом и снова посмотрела вперед, чтобы увидеть странного мужчину, что все это время наблюдал за ней. Но тот, будто по волшебству, исчез, не оставив после себя даже дорожки из следов. Елизавета попыталась убедить себя, что данный человек всего лишь галлюцинация, вызванная сильным ударом головы о приборную панель. Но мужчина казался таким настоящим, что поверить в его нереальность было той еще задачей.

Рисуя в голове его образ, она все сильнее и сильнее начинала понимать, что знает это лицо, знает так хорошо, что теперь вряд ли сможет забыть. Этот человек был практически идентичен Виктору за исключением незначительных внешних признаков. Неужели это и вправду лишь плод ее воображения? Ведь подобного быть не должно.

Женщина ощутила жжение внизу живота, что-то закипало в желудке и поднималось наверх по пищеводу. Последствия аварийного торможения стали приходить постепенно, неторопливо, и Лиза уже готовилась к худшим последствиям. Она резким движением руки открыла дверь и выпала наружу, как птенец из гнезда, рухнула в снег и встала на четвереньки. Ей было невмоготу сдерживать содержимое желудка, и весь завтрак выбрался наружу, водопадом приземлившись на чистый снег. Когда тошнота слегка отступила, Лиза поняла, что просидела на морозном воздухе слишком долго и замерзла практически насмерть. Оставаться в машине опасно. Неизвестно, насколько сильно поврежден автомобиль. Вздымавшийся из-под капота дым лишь усиливал неприятные мысли. К тому же внутри салона было ничуть не теплее, чем здесь, снаружи.

Необходимо добраться до того строения, из которого доносился слабый свет, весьма теплого оттенка. Ясность воздуха позволила разглядеть очертания дома: оно было одноэтажным, каким-то крошечным и толика покосившимся. Скорее всего это был охотничий домик. Неужели тот самый, о котором твердил Виктор? Вряд ли. То здание было уничтожено пожаром, а это выглядело слишком хорошо для сгоревшего строения. К тому же поблизости не находилось геотермальных источников, которыми было знаменито место, куда они оставшуюся часть дня пытались добраться. А здесь все, как и полагается, засыпано полуметровым слоем густого снега.

Лиза залезла в машину и осмотрела Джорджа, чье лицо по-прежнему лежало на руле. Нос молодого человека разбит, но не сломан. Его падение не оказалось таким же мягким, как у спутницы, так что вряд ли ему удастся прийти в себя так скоро, как Елизавете. Женщина отстегнула водительский ремень безопасности и попыталась сдвинуть Виктора с места, но тот был чересчур тяжелым для такой крохотной дамочки, как она. Но выбора нет. Мужчину необходимо вытащить и отнести к дому, где им могут оказать помощь.

Уже нет времени проклинать эту поездку. Все случилось и возвращаться назад в данный момент не представлялось возможным. Они застряли здесь. Значит, главная задача выбраться и найти укромное теплое место. А все остальное пусть подождет.

Что если использовать что-то из багажника в качестве санок? Она могла бы на этот предмет положить тело Виктора и без затруднений довезти до безопасного места.

Лиза посильнее укуталась в свой полушубок и вышла наружу, после чего подошла к дверце багажника и с легкостью открыла ее. Внутри оказалось множество хлама, но большинство мусора уже ни на что не годилось. Какие-то книги, безделушки из металла, смахивающие на сувениры. Зачем Виктору все это? Вряд ли он воспользуется даже третьей частью подобного добра. К счастью, в самом дальнем углу обнаружилась доска, которая вряд ли имела какое-то значимое применение раньше и вряд ли собиралась обзавестись им позднее. Но взяв предмет в руки, Лиза поняла ее ценность. На обратной стороне была вырезана обычным ножом картина, на которой изображены пирамиды Египта, а по бокам некие надписи (кажется, на арабском). Размер доски был достаточным, чтобы на нее благополучно уложить Виктора. А чтобы мужчина не упал, Лиза решила привязать его веревкой, которая тоже завалялась в багажнике.

Долго возиться не пришлось, и Лиза быстро подготовила друга к путешествию к крошечному домику впереди. Виктор так и не пришел в себя, но женщина нащупала учащенный пульс и успокоилась. Значит, с молодым человеком все в порядке. Но утверждать наверняка рано. Еще неизвестно, насколько сильным оказался его удар. Есть вероятность сотрясения мозга, а это довольно-таки серьезно.

Автомобиль пришлось запереть на всякий случай, так как вряд ли это место полностью вымерло. К тому же внутри находилось слишком много ценных вещей. Если что-то и случится с машиной, то они услышат, ибо дом находился не так уж и далеко.

Пройдя несколько десятков метров с Виктором, Лиза с грустью осознала, что ни на йоту не стала ближе с жилым строением. Ощутив усталость в ногах, она остановилась и, подперев руками бока, стала оглядываться по сторонам, пытаясь понять, где они находятся. Но ничего, кроме бескрайней ледяной пустыни и одинокого дома, вокруг не нарисовалось.

Воздух стал щипать щеки и кончик носа. Мороз усиливался. Следует поторопиться. Лиза снова потянула за собой Виктора и медленными шагами двинулась дальше, разрывая сапогами толщу снега. Но дом так и не желал вырастать перед ней, лишь уменьшался, будто женщина по ошибке шла назад. И к нынешнему изумление добавились нежданные посторонние звуки, которые чем-то напоминали уже хорошо запомнившееся пение под сопровождение флейты, вот только, прислушавшись, Лиза осознала, что на этот раз звуки издавали не люди, а животные. Это был вой. Самый настоящий. Кажется, он принадлежал волкам, которых, судя по всему, было несколько.

Женщина осознала, что медлить больше нельзя. С волками ей справиться не суждено. А становиться их пищей не так уж сильно хотелось. Теперь Лиза бежала, что было наисложнейшим испытанием для нее, ведь, прыгая по сугробам и таща за собой восьмидесятикилограммовое тело человека, легкости не ощутишь.

Звук стаи волков становился ближе, что не скажешь об охотничьем домике. Еще немного, и Лиза разглядела силуэты зверей в паре сотнях метров от себя. Поддавшись панике, она стала двигаться еще быстрее, но силы были на нуле. Еще чуть-чуть, и женщина рухнула на землю, споткнувшись обо что-то под снегом. Предметом, лишившим ее равновесия, оказалась отломившаяся ветка дерева. Странно видеть упавшие деревья здесь, ведь лес был достаточно далеко, а это поле достаточно пустое, даже слишком. Выкопав ветку, Лиза судорожно сжала ее руками и не нашла ей никакого применения, кроме как выставить перед с собой в качестве защиты от почти нагнавших их волков. Ужас настолько сильно парализовал мышцы, что женщина разучилась дышать и моргать. Она попросту застыла и ждала чего-то, что совсем скоро для нее наступит.

Раздался лай прямо под ухом, и один из волков прыгнул прямо на тело Джорджа, но не успел приземлиться, так как получил мощный удар по голове, откинувший его в сторону, как что-то игрушечное и незначительное. Боль ему причинила Лиза и вряд ли не осмелится сделать это снова — хищник понял это в первую же минуту, поэтому постарался отступить на пару шагов и подыскать более удачный момент для нападения. Когда его сородичи подошли к женщине со спины, волк не растерялся и прыгнул на ничего не подозревавшего Виктора, вцепившись в его руку. Но как только зубы пронзили плоть, новая волна боли накрыла оголодавшее животное с утроенной силой.

Хлопок, еще один. Волк осознал, что челюсть ослабела и больше не в состоянии сжимать зубы на нежной человеческой коже. Хищник лишился всякий чувств и рухнул на землю, напоследок жалобно проскулив что-то нечленораздельное.

Лиза отбила веткой очередное нападение, сопровождая свои действия паническими криками и неким рычанием, но после хлопка обернулась, так как звук был слишком громким, а его источник расположился непростительно рядом (игнорировать подобное не представлялось возможным).

Вспыхнули фары автомобиля, которые имели настолько сильную яркость, что с легкостью заменили бы солнце. Женщина закрыла лицо рукой, не имея сил противиться электрическому свечению, затем попыталась понять, что происходит вокруг нее.

Хлопки повторились еще несколько раз, и раздавались они с разных сторон. Лиза не сразу признала в них выстрелы. Возможно, боялась этого сделать. Волки один за другим взвизгнули и, упав на снег около ног Лизы, затихли, а рядом с ними стали разрастаться темно-красные пятна.

Лиза немного привыкла к свету и сумела разглядеть шедшие к ним навстречу мужские фигуры. Все сжимали пистолеты и вряд ли собирались их убирать в ближайшее время. Когда неизвестные личности подошли вплотную к Виктору и с любопытством поглядели на него, то женщина впервые смогла рассмотреть их удовлетворенные лица. И одно из них было настолько знакомым, что лишь усилило тошноту.

Это был Эрван. Все такой же, каким она видела его в последний раз, только чуточку повзрослевший и окрепший. Но вместо радостных слез у нее вырвался крик, яростный, плаксивый, который совершенно не соответствовал приветствию супруга. Лиза упала на колени и, выпучив глаза, стала прожигать Эрвана глазами, будто верила, что тот и вправду загорится.

Темноволосый молодой человек встретился с ней взглядом, но не выразил на лице каких-либо адекватных эмоций. Наоборот, смотрел на жену так, будто видел человека, которого когда-то знал, но не мог вспомнить, кем тот был и какую роль играл в его жизни.

— Нет! — простонала Лиза. — Нет… Только не это, — Лиза снова схватила ветку и вновь стала удерживать перед собой, будто волки по-прежнему бродили вокруг нее, только превратились в этих мужчин с оружием в руках. — Как ты посмел вернуться сюда? Как ты посмел?! — она не смела снижать громкость голоса.

Эрван выставил перед собой руки, показывая тем самым, что не собирается причинять женщине какого-либо вреда.

— Тише, Лиза, тише, — спокойно и как-то холодно произнес он и исподлобья взглянул на жену, как на непослушного ребенка, который взял в руки опасный предмет. — Опусти ветку. Мы пришли помочь, только и всего.

— Ты погубил мою сестру! — взвизгнула та и со всей силы запульнула ветку в супруга, но та, достигнув цели, внезапно встретилась с невидимой преградой, словно перед Эрваном выросла невидимая стена, спасшая его от удара.

Увидев это, Лиза побледнела и в ужасе стала отступать назад. Эрван сменил милость на легкую злобу, схожую с недовольством. Он невзначай стряхнул пыль со своих плеч и снова с любопытством взглянул на лежавшего на доске Виктора.

— Погрузите ее в машину, — с равнодушием попросил он своих спутников, и те поспешили выполнять его поручение.

Лиза сопротивлялась изо всех сил, двигала телом так хаотично, что можно было подумать, что она оказалась в состоянии невесомости и пыталась ощутить ногами твердую поверхность.

— Ублюдок! — бросила она Эрвану, когда ее насильно стали пихать в черный внедорожник. — Ты предал всех нас! Ты погубил ее! Ты погубил мою сестру! Как ты посмел явиться сюда?! Как посмел?! Я столько лет пыталась прятаться от тебя. Но ты нашел меня и моих детей даже в этой дыре. Если ты хоть пальцем их тронешь…

— Они в безопасном месте, — без эмоций ответил тот, не смея глядеть на нее. — К сожалению, увидеться в ближайшее время вы не сможете.

— Тварь!!! — Лиза стала сопротивляться усерднее, но мужчинам все же удалось запереть ее в машине, хотя двери не так уж и сильно заглушили ее яростные крики и звуки борьбы с внутренним убранством внедорожника.

— Она ничуть не изменилась, — едва заметно улыбнулся Эрван своим компаньонам, затем вернулся к Виктору и склонился над ним.

Молодой человек осмотрел разбитый нос мужчины и достал из кармана ткань, смоченную чем-то пахучим, которой сначала вытер кровь с лица Виктора, а затем приложил ее к его ноздрям. Тот резко оживился и задвигал лицом. В первую очередь напряглись брови и стали противиться проникшему в организм резкому запаху. Русоволосый мужчина закашлял и распахнул глаза, в ужасе уставившись на человека перед собой.

Эрван никак не отреагировал на его приход в себя, лишь выпрямился и отошел на пару шагов от Виктора, снова переведя свое внимание на своих спутников.

— Ты найди их машину и сожги, — обратился он к одному из них. — Нам не нужны улики. Я займусь домом. Необходимо завершить все как можно скорее.

— Эрван, — слабым голосом прошептал Виктор и невероятно большими глазами уставился на молодого человека, будто глядел на что-то, чего в природе попросту не могло существовать.

— А что делать с ним? — спросил Эрвана второй вооруженный человек и ткнул пальцем в полностью пришедшего в себя Виктора.

— Можете отвести в машину. Только осторожно, не оставьте синяков, — тон Джеффа так и не принял человеческих оттенков и по-прежнему оставался холодным, как все вокруг.

Эрван приблизился к дому, который внезапно оказался так рядом с ними, словно имел ноги и специально прибежал сюда, чтобы сократить всем время. Как только мужчина подошел к крыльцу, как случилось что-то невероятное. Снег принялся с поразительной скоростью таять, растворяться в воздухе, как мыльная пена, и не оставлял после себя никаких следов. Ночь сменилась заревом, краешек солнца выглянул из-за горизонта и осветил широкие просторы этой местности, которая представляла из себя окруженное лесами поле, на котором поселилась высокорослая осока и изредка проглядывавшие крохотные цветы различных красок. Где-то поблизости зашумела река, что знаменовало о полном прекращении зимы. Теплый воздух не заставил себя долго ждать и моментально положил свои горячие ладони на ледяную кожу, разморозив ее, как кубик льда.

Эрван поморщил лицо, будто его такая резкая смена климата совершенно не устраивала, и, помедлив, вошел в дом. Внутри по-прежнему горел свет, и из-за солнечных лучей стал совершенно бесполезным и, можно сказать, незаметным. Джефф прошел в гостиную и увидел перед собой кресло, в котором спал мальчик, сжимавший давно погасшую керосиновую лампу. Эрван впервые за это время искренее улыбнулся и приблизился к ребенку, сев рядом с ним на колени.

— Отныне круг замкнут, Вальдемар. Ты свободен. Больше тебя этот дом не держит.

Мальчик очнулся ото сна и с безмятежностью во взгляде посмотрел на молодого человека, затем, поджав свои крохотные губы, протянул Эрвану керосиновую лампу, как что-то поразительно ценное и хрупкое. Едва предмет коснулся пальцев мужчины, как обстановка снова преобразилась. Ребенок исчез со всем убранством, а порядок сменился хаосом.

Все покрылось чернотой. Стены стали осыпаться, как песочный замок, открывая для всеобщего обозрения небесные просторы. Крыша взмыла в небо и рассыпалась на мелкие детали, что обратились в крохотных птиц, улетевших к горизонту. Дом лишился волшебства и принял настоящий облик, который закрепился за ним после пожара, что произошел здесь так давно, что вряд ли это сооружение уже помнит, когда именно случилась трагедия.

Эрван взглянул на керосиновую лампу и заметил, что она покрылась следами пламени, полностью утратив изысканные очертания. Стекло оплавилось и обзавелось окошками, в которые с легкостью можно просунуть пальцы. Повертев предмет в руках, мужчина нашел надпись, вырезанную чем-то острым и довольно-таки маленьким. Без сомнения послание оставил ребенок, никто другой не сотворил бы подобные кривые буковки.

«Место, где все началось. Место, где все должно закончиться».

Эрван провел ладонью по этим строчкам и печально понурил голову, будто эти слова задели самые сокрытые уголки его души. Он плакал, это сложно было не заметить, хотя тот и пытался скрыть свое лицо в тени. Позади раздался шорох, несущественный, почти незаметный. Но Эрван все равно сумел почувствовать его всеми фибрами души. Обернув голову, он увидел своего спутника и вопросительно уставился на него, ожидая объяснений.

— Ваша жена откусила мочку уха водителю. Может вколоть ей успокоительного? Боюсь, что мы не сможем вернуться назад с таким пассажиром.

— Рано или поздно она поймет меня. Вникнет в цели «Исиды», — прошептал Эрван самому себе и вздохнул. — Да, можете сделать ей укол. Разрешаю использовать двойную дозу. Второму можете сделать то же самое. Ему не повредит.

— Слушаюсь, — ответил тот и скрылся на улице.

***

Чтобы заполучить телефон, Кристине пришлось с помощью ножа отрезать пальцы своей пожилой соседке, ибо те настолько сильно окоченели, что казались прочнее мрамора. Тело умершей уже бурно кишело жизнью: насекомые образовали внутри мягких тканей целую систему туннелей, а все ненужное поедали прямо на глазах. Паутина успела настолько сильно вырасти поверх одежды жертвы, что теперь напоминала прозрачное свадебное платье с длинной вуалью на голове. Нож неохотно отрезал пальцы, и Кристина даже опасалась, что металл попросту не выдержит и треснет в самый неподходящий момент. Возникало ощущение, что она резала огромный кусок замороженного мяса. Но усилия были вознаграждены, и последний пятый палец упал на пол, дав светловолосой женщине возможность завладеть телефонным аппаратом.

Кристина с грустью осознала, что придется звонить прямо отсюда, с трупом под боком, но мечтать о комфортной обстановке сейчас наиглупейшая задумка. Женщина взяла трубку, приложила к уху и отошла немного от мертвеца, чтобы запахи разложения царапали нос не так сильно, хотя даже в паре метров от них их концентрация не сильно уменьшилась. В полицейском участке ответили быстро, почти мгновенно. Кристина не сразу ощутила, что кричала ответившему, не скрывала панические чувства. Да и вряд ли она сумела бы говорить в подобной ситуации спокойно. В первую очередь ей захотелось попросить позвать Себастьяна, чтобы тот вместе с группой полицейских примчался сюда на всех парах и разобрался со случившимся. Но девушка на другом конце провода сообщила, что Себастьян минут десять назад ушел с работы и не сообщил, куда направляется. Поэтому к дому Кристины направят Эдварда, всего лишь одного полицейского, чтобы он осмотрел обстановку и в случае необходимости вызвал подкрепление. Такая новость разозлила женщину, но спорить было бесполезно. Пришлось согласиться на это. К тому же она не сумела должным образом объяснить, что на самом деле в данный момент времени творилось у нее дома, так что вряд ли заинтересовала своих коллег подобным происшествием, те пока не подозревали, насколько все серьезно.

Детей пришлось отвести на улицу и усадить на скамейку около входной двери напротив ящика для писем. Кристина села между Адамом и Эмми и прижала обоих к себе, пытаясь хоть как-то унять их дрожь, которая с каждой секундой лишь усиливалась. Она даже боялась думать, что им удалось пережить около часа назад, насколько сильно те были напуганы. Хотелось злиться на себя за то, что ее в тот момент не оказалось рядом с ними, но делать подобное уже было уже бестактно. Она не знала и не могла знать, что могло случиться. И винить себя за то, что ты чего-то не знал и не предотвратил это, — самая бессмысленная вещь на планете Земля.

Прохожие как ни в чем не бывало проходили мимо, с любопытством поглядывая на испачканных паутиной детей и бледную женщину рядом с ними, тон кожи которой стал сливаться со светлым цветом волос. Если бы они знали причину, то наверняка лишились бы чувств от потрясения и уже не смотрели бы на них с такой издевательской улыбкой.

Кристина заперла дверь квартиры на замок, чтобы никто с улицы не учуял запах мертвечины, но до соседей тот наверняка уже добрался, и женщина надеялась, что пока те не стали заподазривать неладное. Лишнее внимание сейчас ни к чему. Хотя если сюда приедет полиция, то скрывать следы убийства будет невыполнимой задачей. В этом доме жило слишком много любопытных людей.

Кристина не пыталась задавать вопросы Адаму или Эмми, ибо осознавала, что те ничего не ответят. И не потому, что они не хотят, а из-за того, что просто не знают, что сказать. Даже женщина не находила слов, чтобы хотя бы кратко описать увиденное. Все по-прежнему было бессмысленным, нелогичным и страшным настолько, что такое даже в самом кошмарном сне не явится.

Эдвард приехал сюда минут через пятнадцать, а может и меньше — Кристина точно не знала, так как не носила с собой часов. Темнокожий мужчина оказался довольно-таки обеспокоенным и быстрым шагом направился к Кристине с детьми, с готовностью держа руку на кобуре.

— Мне сказали дело срочное. Что произошло, Кристи?

— Дети, посидите пока в машине, — женщина села на колени рядом с Адамом и Эмми и поочередно погладила их по лицу. — Эдвард, — обратилась она к полицейскому, — ты не против?

— Нет, конечно, пусть садятся на заднее сидение. Все равно придется увозить вас в участок после осмотра квартиры.

Адама и Эмми долго уговаривать не пришлось. Те взяли друг друга за руки и побежали к остановившейся у обочины машине, после чего скрылись внутри теплого салона. Кристина с грустью и неким успокоением посмотрела им в след, затем взглядом позвала Эдварда проследовать вместе с ней в ее квартиру. Полицейский на всякий случай вытащил пистолет и как бы невзначай перезарядил, хотя по взгляду светловолосой женщины понимал, что воспользоваться им вряд ли придется.

Первым делом они изучили место убийства. Тело покрылось насекомыми и паутиной еще сильнее и теперь напоминало гигантский кокон не родившейся бабочки. Эдвард нецензурно выразился и чуть было не вскрикнул от испуга, когда по его ноге поползли несколько жирных пауков и каких-то крылатых жуков. Стряхнув их себя, он с непониманием уставился на Кристину, будто надеялся, что та объяснит, что здесь, черт возьми, происходит. Но женщина лишь пожала плечами.

— Появление насекомых объяснить не могу. Могу лишь предположить, что их принесли сюда. Возможно, в каком-нибудь сосуде, а потом высыпали, — задумчиво прошептала Кристина и скрестила руки на груди. — Тело разложилось невероятно сильно, что пока тоже для меня загадка. Мне сообщили о том, что моя соседка мне звонит и просит, чтобы я вернулась домой, около часа назад. За это время тело не могло так сильно измениться.

— Но ведь здесь полно насекомых, — в страхе осмотрел паутину тот и поежился. — Думаешь, они станут ждать, пока тело остынет и с распростертыми объятиями кинется в их обитель?

— Да. Но даже при таком количестве падальщиков ни одно умершее существо не станет гнить с такой скоростью. Когда я сюда вошла, у меня возникло ощущение, что ее убили несколько недель назад. Плюс тело окоченело настолько сильно, что пришлось отрезать ей пальцы, чтобы забрать телефон и вызвать полицию.

— Не легче было позвонить из чужой квартиры? — усмехнулся Эдвард и включил электрический фонарик, после чего направил его слабый свет на изуродованную челюсть умершей женщины.

— И рассказать таким образом о том, что у меня дома обнаружили труп?

— Люди все равно узнают об этом, когда тело станут выносить из квартиры. Так что без чужого внимания уже не обойтись. К тому же эти мелкие твари наверняка уже поднялись по вентиляционной шахте к твоим соседям.

— Вызывай подкрепление. Можешь позвонить с этого телефона, — указала она на лежавшую неподалеку от трупа трубку, на которой до сих пор оставались следы крови.

— Я, пожалуй, воспользуюсь телефонной будкой, — поморщился тот и быстро ретировался, словно не мог больше находиться здесь и нюхать мертвечину, которая стала уж слишком пахучей за короткое время.

Кристина сначала последовала за ним, но потом остановилась и вспомнила, что в квартире находились важные документы. Она решила взять их с собой, так как не была уверена, что вернется сюда в ближайшее время. Паспорт и прочие ценные бумаги не пострадали от деятельности насекомых, что довольно-таки порадовало, а вот одежду мелкие создания уже облюбовали и даже успели ей полакомиться. Кристина убрала все в пальто и вновь замерла на месте, ощутив что-то не ладное. Впервые она заметила, что ходила последние минут десять без трости и практически не ощущала боли. Хоть что-то радостное за последнее время. Видимо, в этом доме время фантастическим образом ускоряло все процессы жизнедеятельности. Это бы объяснило многое. Затем заглянула в детскую и взяла пару игрушек Адама, которые, к счастью, тоже не пострадали. Но на обратном пути случайно заметила валявшийся около кровати, на которой спала Эмми, рисунок. Подойдя ближе, она взяла его в руки и внимательно осмотрела. Автором явно выступала девочка, Адам никогда не рисовал подобным образом, ибо это творение излучало слишком яркие краски.

Но даже светлые цвета рисунка не делали его позитивнее. Сюжет, изображенный здесь, пугал с первого взгляда и похлеще того трупа в соседей комнате. Эмми изобразила себя и Адама, сжавшихся в углу. А к ним шел высокий мужчина в разорванной одежде с длинными зубами и дырявой кожей, из которой сочилась кровь. Девочка так детально передала весь ужас того события, что Кристина невольно заплакала, поняв, что прекрасно знает все произошедшее здесь, будто сама находилась здесь около часа назад.

На них напал оживший мертвец, именно он убил ее соседку, жадно отрывал зубами горячую плоть и проглатывал, как куски яблочного пирога. А пожилая женщина продолжала сидеть и сжимать в руке телефонную трубку, пытаясь позвать на помочь. Но почему Адам сказал, что убийца заставил их няню позвонить Кристине? Что все это значит?

Кристина положила рисунок обратно на кровать и вышла из квартиры, вновь заперев дверь на ключ. Эдвард уже вернулся и ждал женщину возле машины.

— Я отвезу вас в участок, а остальные уже разберутся с этой дичью. Сейчас главное вам убраться отсюда как можно скорее, — сказал он и отворил для Кристины переднюю дверь.

Та вымучила из себя улыбку и направилась в его сторону, но не успела сделать и маленького шага, так как совсем поблизости раздался шум приближавшихся сюда автомобилей. Кристина сначала решила, что это прибыло подкрепление, хотя сразу же осознала, что подобное невозможно, ибо те не могли преодолеть такое больше расстояние за несколько минут. Как только машины въехали во двор и остановились прямо около двери ее квартиры, замкнув Кристину и Эдварда в полукруг, светловолосая женщина окончательно убедилась, что эти люди совершенно не имели никакого отношения к органам правопорядка.

Автомобили выглядели неестественно большими и чересчур гладкими. Диаметр их колес с легкостью превышал высоту машины полицейского. Из них один за другим выскочили люди с автоматами в руках и бегом направились в сторону квартиры Кристины, при этом кричали что-то на русском, перебивая друг друга. Женщина попыталась их остановить, узнать, кто они такие, но один из них схватил ее за плечо и оттащил к ошеломленному Эдварду.

Неизвестные мужчины с легкостью выломали дверь и проникли внутрь жилища Кристины, по-прежнему о чем-то переговариваясь. Послышалось несколько выстрелов.

— Кто вы такие?! — продолжала кричать Кристина и направилась за ними в след, но ее снова остановили. — Что вам нужно?! Что происходит?! Я имею право знать! Это моя квартира!

— Увезите ее и детей! — неожиданно один из них (по всей видимости главный) перешел на английский и повелел всем своим людям выйти из квартиры. — Быстрее! У нас мало времени. Они знают о нашем присутствии.

Кристину и Эдварда схватила за обе руки и, не обращая внимания, на их сопротивление насильно стали пихать в огромные машины. Перед этим женщина успела прочитать надпись на эмблеме, которая была пришита к рукавам всех вооруженных людей. «Исида» — про себя произнесла она и упала на мягкое сидение в темном салоне, который пропах мужским потом и чем-то металлическим.

Как только за ними закрыли дверь, машины тут же тронулись и, свистя колесами, помчались вдаль от дома. И через пару секунд Кристину оглушил мощный звук, моментально заложивший уши. Он напоминал крик разъяренного льва, принявшего размер динозавра. Обернувшись назад, она увидела взрыв, произошедший прямо в ее квартире.

Взрывная волна вынесла целую стену невысокого дома, и мелкие кирпичи засыпали все в радиусе нескольких десятков метров, попав даже в соседние дома, в которых повыбивали большинство окон. Затем последовало огненное облако, взмывшее в небо настолько высоко, что виднелось еще долгое время с самого дальнего расстояния.