Мы стояли на пляже и смотрели, как по берегу убегают оставшиеся бандиты. Три темные фигурки. Не прошло и минуты, как они добрались до мыса и скрылись. Черт с ними – бегать за этой падалью не хотелось, да и силы небесконечны. Тяжело дыша, Мартин оглянулся по сторонам, сплюнул на песок кровью и опустился на землю.

   – Будь я проклят, но они приняли нас за злых духов!

   – Плевать, – отмахнулся я. – Нам чертовски повезло.

   – Повезло?! Ты шутишь?

   – Двое против восьми… Согласись, что расклад был не в нашу пользу.

   – Они слишком торопились. Если бы не поперли вперед, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Эх, дьявол! Я уже слишком стар, чтобы играть в эти игры. – Вильяр вытер губы тыльной стороной ладони и поморщился.

   – Ты еще неплохо стреляешь. – Я воткнул клинок в землю и опустился рядом с ним. – Для старика, разумеется.

   – Ты еще вспомни о моем сане!

   – Даже в мыслях не было. Эх, сейчас бы закурить…

   – Ну так обыщи трупы!

   – Ну да, конечно. Хабар – это наше все, – усмехнулся я.

   – Что? Habar?

   – Не обращай внимания. Надо собрать все, что найдем. Дорога предстоит дальняя.

   В нескольких метрах от берега стояла парусная лодка, похожая на капитанскую гичку. Десятивесельная, длиной около семи метров и шириной около двух. Парус был небрежно спущен и лежал бесформенной, изрядно выцветшей тряпкой. В лодке виднелось несколько тюков, плотно обвязанных веревками, и небольшой бочонок. Какие-то кожаные сумки, ворох разноцветных тканей и запечатанные сургучом бутылки. Судя по грубым этикеткам, напечатанным на коричневой бумаге, – кукурузное виски.

   Два капсюльных револьвера, бландербасс с кремневым замком и капсюльное ружье, которое, надо полагать, было взято с тела убитого солдата. Почему я так подумал? Ружейный ремень белого цвета – как у наших тюремщиков. Подсумки, кстати, тоже были трофейными – с бронзовыми гербами на клапанах. Запас пороха и пуль. В лодке нашлось еще одно ружье. Тоже дульнозарядное, но уже нарезное, сорок четвертого калибра. Хорошая вещь. Из такого можно и за две сотни метров тушки дырявить. Три абордажных, изрядно поржавевших сабли, один тяжелый тесак и целых семь ножей. Ножи были плохого качества, и мы их не взяли. Несколько трубок с изгрызенными мундштуками, фляга с ромом. В бочонок налито красное вино, но очень скверного вкуса. Около тридцати испанских реалов, серебряные украшения и два массивных золотых перстня с изумрудами. Вяленое мясо, мешок сухарей и початый тючок табаку.

   Просто праздник какой-то… Еще одна драгоценная находка обнаружилась позднее, когда мы полностью разгрузили лодку. В небольшом кожаном кошельке, запрятанном в один из ружейных подсумков, нашлось около десяти жемчужин и семь золотых эксудо…

   – Вот это находка! – Вильяр не выдержал и хлопнул себя по коленям. – Если продать жемчуг, то нам хватит денег добраться до заброшенного города!

   – Как это мило, – разбирая находки, пробурчал я.

   – Ты что, не рад?

   – Противно, – сказал я и кивнул на трупы туземцев.

   – Увы, но мы не могли их спасти. Они были обречены!

   – Странно, что мы не слышали выстрелов.

   – Их вырезали, amigo! Вырезали, как стадо глупых баранов! На побережье много племен, которым противно насилие. Они молятся своим древним богам, выпрашивая прощения даже за пойманную рыбу.

   – Вот как? – удивился я. – Ничего, европейцы быстро отучат от этой вредной кротости. Не пройдет и ста лет, как они начнут резать белых. С той же легкостью, с какой сейчас режут рыбу.

   – Давай не будем о грустном?

   – Будь оно все проклято!

   Даже не знаю, что вызвало у меня эту глухую ярость. Наверное, тела убитых туземцев, которые валялись на берегу. Беглые каторжане изрядно здесь потрудились – на песке лежало около двадцати тел, и это не считая трупов рядом с хижинами. Хотите описаний? Идите к дьяволу, господа! Я не умею описывать детские и женские трупы… Над нами уже кружили стервятники, кричащие от восторга перед небывалым пиршеством.

   Как бы ни было противно, нам нужны эти вещи. Поэтому мы обыскивали деревню с методичностью старых ищеек. Скоро на берегу появилась целая куча предметов, которые сочли полезными для предстоящего путешествия. Заодно и лодку разгрузили, не забывая поглядывать по сторонам. Кто их знает, этих убежавших? Каторжане народ упрямый… Тем более что с ними мог быть и Хесус Морено.

   Мартин, словно прочитав мои мысли, спросил:

   – Ты не заметил в этой своре нашего приятеля?

   – Морено? – уточнил я. – Нет, не видел.

   – Сдается, что он где-то рядом…

   – Ты так думаешь?

   – Смотри, – кивнул Мартин и ткнул пальцем в одного из застреленных бандитов, – это один из его головорезов. Верный, как пес. Сомневаюсь, что он бросил своего хозяина.

   – Если Хесус выжил.

   – Выжил. Он дьявольски умен. Я не удивлюсь, если и пожар в лагере – его рук дело.

   – Зачем? Он правил каторгой, как король Испанией.

   – Кто знает… – туманно ответил монах и покосился на джунгли.

   – Как бы то ни было, лодка нам пригодится. Ты умеешь обращаться с парусом?

   – Серхио… Если бы я не был таким уставшим, то задал бы тебе трепку!

   – Это еще за что?

   – За глупые вопросы, черт бы тебя побрал!

   – Не поминай имя нечистого всуе, сеньор Вильяр!

   – Иди ты к дьяволу!

   – Так умеешь или нет?

   – Само собой!!!

   В этот момент послышался хрип. Источник обнаружили в ближайшей хижине. Женщина, которую во время обыска сочли мертвой, открыла глаза, но в них уже не было жизни. Была боль. Судя по ранам, эти твари ее не просто изнасиловали, а еще и резали, пластая тело на куски. Зачем? Не знаю. Мартин подошел, встал рядом с ней и покачал головой.

   – Не выживет.

   – Что предлагаешь?

   – Как тебе сказать, Серхио… – Вильяр опустился на колени перед несчастной и что-то прошептал. Он шептал, словно убаюкивал, поглаживая женщину по голове, а потом одной рукой прикрыл ей глаза, а второй достал из кобуры револьвер.

   – Прости нас, милая. Descanse en paz [5 - Покойся с миром (исп.).].

   Тем же вечером мы вышли в открытый океан…

   Через два дня, во время ночевки, Мартин нашел среди вещей несессер, чему я сильно обрадовался. За время, проведенное в Анхело-де-Сорр, мы здорово обросли и стали похожи на отшельников. Когда остригли волосы и привели в порядок наши бороды, мы с удивлением уставились друг на друга – уж слишком непривычно выглядели.

   Пожалуй, наш путь до Сантьяго-де-Лион можно и опустить. Приключения, словно давая нам передышку, отступили, и мы без проблем добрались до этого вожделенного места. Как и рассказывал Мартин, это был небольшой городишко. Гораздо меньше Анхело-де-Сорр и без каторжной тюрьмы. Океанский порт, торговые склады и крохотный гарнизон, который шалел от жары и скуки. Офицеры пьянствовали и дрались на дуэлях, а рядовые начищали друг другу морды и обирали мелких торговцев.

   Сантьяго-де-Лион ветшал и тускнел, да и охотников – поискать счастья и удачи в диких краях – изрядно поубавилось. Следы былой славы можно было заметить лишь в архитектуре некогда пышных зданий. Несмотря на эти прискорбные обстоятельства, город занимал не самое последнее место в испанской колониальной политике.

   Не знаю, что послужило причиной, но именно здесь находилось несколько иностранных представительств, среди которых была и Русская торговая компания – нечто среднее между посольством, торговой факторией и филиалом разведки для шпионажа за самыми заклятыми друзьями. Утаить правду было весьма сложно – в этом захолустном и Богом забытом месте пересекались интересы многих стран и компаний. Поэтому все шпионили за всеми! Как утверждал один чиновник, с которым я познакомился после прибытия в город: «Каждый раз после приема у здешнего губернатора первым делом вспоминаю, кто именно склонял меня к сотрудничеству и кого склонил к сотрудничеству я…»

   Все это прикрывалось холеным высокомерием, несмотря на которое здешние кабальеро не упускали случая заглянуть в чужую тарелку.

   Лодку мы спрятали недалеко от города. Показываться на ней, неизвестно каким путем доставшейся бандитам, было слишком опасно. В город вошли без проблем. Единственными охранниками городских ворот были дремлющий на посту солдат, рядом с которым стояла бутылка с вином, и пестрая курица с перевязанной белой тряпочкой лапой. Охранник храпел, а курица деловито копалась в пыли, выискивая зерна пшеницы и кукурузы, просыпавшиеся из мешков нерадивых торговцев.