Сквозь сон я почувствовал легкий запах табачного дыма. Кто-то курил в комнате. Курил, не скрывая своего присутствия. Послышался стук – неизвестный открыл окно. Укоризненно скрипнул стул, стоявший рядом с выходом на балкон. Револьвер, кстати, лежал у меня под подушкой. Надо только немного подвинуть руку и…
– Не стоит хвататься за револьвер… – раздался тихий, хорошо знакомый мне голос. – Это, право слово, будет совершенно лишним.
– Хесус… – сквозь зубы процедил я.
– Рад, что ты меня узнал, сынок.
Вспыхнула спичка, и я увидел старика Морено. Он сидел на стуле и пялился на меня. В руке револьвер. Что-то буркнул себе под нос и зажег свечи, стоявшие на небольшом столике. Мне оставалось сесть на кровати и наблюдать, как он потягивает свою старую, прокуренную трубку. Старик долго молчал. Очень долго. Надо сказать, он просто обожал длинные, почти театральные паузы. Наконец Морено кивнул своим мыслям и произнес:
– Ты так стремишься стать героем, сынок, что меня просто жуть берет. Хотя… Я могу это понять. Герои обязаны умирать молодыми, чтобы не превращаться в дряхлых и никому не нужных старцев, чье тело лишь призрак его минувшей славы. Что может быть ужаснее, чем состарившийся и умерший в своей постели герой? – Он прищурился и покачал головой. – Его имя забыто, а дела преданы забвению. Причем задолго до его настоящей смерти. – Морено тяжело вздохнул. – Как ни крути, есть в этом нечто ужасное. Казалось бы, чего такого? Забыт еще один герой. Человек, который был так храбр, что сама смерть не осмеливалась приблизиться к нему на расстояние выстрела, но курносая слишком хитра и коварна, чтобы упустить такую душу! Поэтому она поступает по-другому: позволяет ему дожить до глубокой старости и умереть в одиночестве. Героев, сынок, убивает не смерть, а общество. Нет, с тобой этого не случится. Ты умрешь молодым. О тебе будут рассказывать истории, восторгаться твоей смелостью и проклинать негодяя, который посмел разрядить в тебя револьвер. Это значит, что и мое имя останется в памяти людей. Это, надо сказать, изрядно греет мою душу…
– Вы умный человек, сеньор Хесус. Говорю это совершенно искренне, не собираясь вам польстить и таким образом отсрочить свою… – Я усмехнулся. – Свою героическую смерть. Увы, я вынужден вас разочаровать – никто и никогда не станет слагать обо мне историй. Я стану одним из тех безымянных, чьи останки покоятся на этих землях.
– Ты обманул меня.
– Нет. Я просто нашел других попутчиков. Они сделали мне предложение, от которого я не смог отказаться.
– Это разумный поступок, Серхио, – признал Морено. – Разумный, но ущемляющий мои интересы. Как ты думаешь, я готов с этим смириться?
– Если вы здесь, то полагаю, что нет.
– Верно.
– У вас два выхода, сеньор Морено.
– Какие же?
– Убить меня и остаться ни с чем…
– Я так и думаю поступить.
– Или же забыть о моем существовании, но получить бумаги, из-за которых и началась эта заварушка.
– Бумаги? – оскалился Хесус. – Ты думаешь, что я поверю в какие-то бумаги?!
– Именно так. Потому что вы прекрасно разбираетесь в людях и понимаете, что врать в моем положении просто глупо.
– Где эти документы?
– В кармане моего жилета. Можете взять их. Я не двинусь с этого места. Обещаю.
Старик взглянул на меня, а потом поднялся и подошел к соседнему стулу, на котором была развешана моя одежда. Не спуская с меня глаз, залез во внутренний карман жилета и вытащил пачку бумаг. Повертел их в руках и бросил на стол.
– Зачем ты это делаешь?
– Мне надоело бегать. Сначала я бегал от Альвареса, потом от монахов-доминиканцев, а потом еще и от вас. Потерял Мартина Вильяра и его жену, но ни на шаг не приблизился к своей цели. Довольно. Признаться, я здорово устал. Можете забрать эти бумаги и, следуя этим записям, искать сокровища Линареса.
– Ты что, отказываешься от них?
– Не буду лгать, утверждая, что у меня хорошая память. Я сделал копии этих документов.
– Предлагаешь мне поучаствовать в этой гонке?
– Мы выйдем из Сантьяго-де-Лион не раньше чем через неделю.
– Это еще почему?
– Русские медленно запрягают.
– Хм… Но где-то впереди есть еще и Альварес Гарса.
– Вы говорили, что ваши люди не боятся крови.
– Хочешь, чтобы мы с Альваресом перегрызли друг другу глотки, а потом придешь ты, со своими русскими, и заграбастаешь сокровища голыми руками?
– Возможно, так и будет. Может, и нет.
– Ты странный малый, Серхио. Словно не от мира сего.
– Вы даже не представляете себе, сеньор Морено, насколько это правда.
– Признаться, этим ты меня и настораживаешь, сынок…
Совершенно секретноподполковник Б. Ф. Савельев
100-й Центральный
Научно-исследовательский институт
Министерства обороны Российской Федерации
Вх. № 0051/1 от 20 июля 2015 г.
Начальнику 100-го ЦНИИ МО РФ
Копия:
начальнику Поисково-Спасательной Службы
РАПОРТ
Вчера, 19 июля 2015 года, при проведении запланированного сеанса радиосвязи с научно-исследовательской группой (100-10/5Н), дислоцированной на месте гибели археологической партии (100-10/3А), были зафиксированы помехи, сходные с записями погибшего д-ра ист. наук М. О. Кондратьева (см. приложение № 1).
Мной было принято решение прервать сеанс радиосвязи и совместно с отделом связи провести пеленгацию с целью обнаружения места источника помех. Работы проводились на рабочих диапазонах (см. приложение № 2). Отчет о полученных результатах прилагаю к рапорту (см. приложение № 3 на 12 листах).
Начальник отдела контроля и наблюдения
100-го ЦНИИ МО РФ
Спустя две недели мы ушли из Сантьяго-де-Лион. Не знаю каким образом, но из числа казаков, приданных для охраны корабля, капитан выделил десять человек «для нужд консульской службы». Вместе с сотником Даценко и вольноопределяющимся Новиковым. Последний был слегка недоволен этим назначением. Ему было скучно тащиться по здешней жаре, когда в городе оставалось множество женщин, которых он не успел очаровать своими манерами. Еще пять человек – крепких и немногословных – выделил господин Курдогло. Судя по всему – здешних волкодавов, которые любой городок, не в пример Сантьяго-де-Лион, на уши поставят, да при этом без лишнего шума. Эх… Наших бы сюда! Пашку Манула с его головорезами. Тогда и казаки, и волкодавы без надобности. Сами бы справились…
Где-то в хвосте отряда ехал Альгирдас Микульскис. Позади него тащился упрямый мул, навьюченный инструментарием господина дагеротиписта.
Дрянной здесь климат. Я уже не говорю про ливни, когда с небес обрушивалось такое количество воды, что можно утонуть в самой завалящей луже. Дожди заканчивались, и вас обволакивало липкой и удушливой духотой. Одежда прилипала к телу, обувь раскисала, и тело, как ни старались, начинало гнить. Это мы еще местных насекомых не вспоминаем.
– Муторно? – спросил Даценко, когда солнце поднималось к зениту и мы собирались встать на привал.
– Есть немного, – честно признался я и вытер с лица пот.
Сотник, несмотря на жару, был в форменной черкеске, с газырями и медалями. Судя по всему, Александр Николаевич нигде труса не праздновал и рубакой был не из последних. В здешних наградах, как вы понимаете, я не разбирался, но иконостас сотника выглядел вполне серьезно. В отличие от его более чем скромного и потрепанного наряда. Единственное, что блестело, – оружие. И кинжал, и шашка были отделаны серебром.
– Не переживайте! – Он повернулся в седле и оглянулся, наблюдая, как за нами пылит обоз. – Не первый раз в дело отправляемся. Хотя… – Александр Николаевич поправил папаху и взмахнул нагайкой. – Это и делом, прости меня господи, не назовешь. Так… Прогулка! Помню, когда мы с другом Ваней Кольцом абреков на Кавказе гоняли, – то была переделка. Даже вспомнить приятно.
– Убили?
– Кого?
– Ваню вашего…
– Господь с вами, Сергей Владимирович! Что ему, скаженному, сделается! – Даценко подкрутил ус и усмехнулся. – Он сейчас вместе с господином Бергманом путешествует. Лихой казак, а уж джигитовать любит… Просто страх берет! Не родился еще тот жеребец, который Ваньке не покорится. К слову, – рассудительно заметил сотник, – при его восьми пудах весу сложно не покориться. Он себе и коня выбирал, чтобы уж под размер и стать. В плепорцию, так сказать. Впрочем, как и невесту. Ох и шельма наш Иван Васильевич! Ему давно вахмистром быть положено, а он до сих пор в урядниках ходит. И почему?
– Все из-за лошадей и баб?
– Точно! Эх, грехи наши тяжкие! Я вам так скажу, Сергей Владимирович, что хитрее бабы существа в мире нет и никогда не будет. Они ведь наизнанку вывернутся, а своего добьются! Пока мы глазами хлопаем, они и обернутся, и порядок наведут, и еще сверху усядутся, да с таким довольным видом, что ничем эту улыбку не вышибешь – хучь нагайкой ея крести!
– Известное дело, – усмехнулся я.
Следом за нами тащилась повозка с провиантом, на козлах которой восседал немолодой, но еще крепкий казак, заведовавший артельной кормежкой. Фамилии или прозвища я не знал. Казаки промеж себя называли его Андреем Васильевичем и относились с должным почтением. Несмотря на почтенный возраст – темноволос, но седина уже серебрилась в некогда густых кудрях. Вечно недовольный, с поджатыми в нитку губами и суровым взглядом, которым он провожал любого встречного человека. В правом ухе серебрилась полумесяцем серьга – знак последнего в роду мужчины.
Привал. Аккурат на поляне, рядом с мутной речкой. Топкие берега с чернеющими тропами животных, которые приходили сюда на водопой. Наученный каторжным прошлым, я быстро заметил крокодила, напоминающего плавающее бревно. Даценко, когда указал ему на эту зверюгу, лишь весело оскалился и отмахнулся – черт с ним, хвостатым! Несколько казаков взяли ружья наперевес и разъехались по сторонам. Их лошади недовольно фыркали и стригли ушами. Жара…