Уйбо обратил на него внимание при посадке в самолет. Пассажиров было немного, свободных мест — более чем достаточно. Однако этот высокий, сухопарый, чудаковатый на вид незнакомец в модном пальто почему-то выбрал себе кресло именно рядом с ним. Сосед выглядел довольно забавно. Его худые руки с белыми холеными пальцами постоянно двигались. Он то и дело извлекал из кармана носовой платок, изящным небрежным жестом встряхивал его и с достоинством притрагивался к удивительно длинному носу. Нос был поистине великолепен — тонкий, с легким стремительным изгибом, он с подчеркнутой важностью сидел на бледном, задумчивом лице незнакомца, выдавая в нем человека, обремененного по меньшей мере государственными заботами.

Узнав, куда направляется Уйбо, сосед удивился, кашлянул и после небольшой паузы снисходительно спросил:

— Мо'одой че'овек, а вы когда-нибудь слышали о Белых скалах?

— Не приходилось, — скрывая улыбку, ответил Уйбо.

— Как… — поперхнулся незнакомец, по-гусиному вытягивая шею, — не слышали? — При этом он изобразил на лице неподдельное изумление. Вероятно, мой юный спутник никогда прежде не бывал на этом острове, не так ли? — спросил он, но, заметив, что по лицу Уйбо пробежала тень настороженности, поспешно добавил: — На всех здешних островах вряд ли найдется более отвратительное место, чем мыс Белые скалы. Проклятейшее место! Рыбаки так и называют его — проклятым.

— Почему же?

— Мертвый берег. — Собеседник вздохнул. — Только штормовые ветры да скалы. Ваше Мустамяэ, если не изменяет мне память, находится всего в нескольких километрах от Белых скал. Глушь, страшная глушь. — Сосед задумчиво занялся своим носом. Убедившись, что его внимательно слушают, он выдержал паузу и с удовольствием добавил: — Представьте себе, молодой человек, этакий, знаете, замок рыцарских времен, крепостные башенки, дремучие леса, а вокруг хутора разбросаны… Домишки, как волки, в снежных сугробах притаились. Северная романтика! — Незнакомец с мечтательным видом сделал в воздухе грациозный жест. Во времена русской царицы Екатерины в замке жил граф Людвиг. Легендарная персона, знаете… Кстати, мыс Белые скалы тем и знаменит, что граф там якобы грабил корабли. Нелепейшая легенда! Смею вас уверить, ничего подобного не было. Я в этом вопросе совершенно компетентен. Граф Людвиг был просто весельчак. Если он и задерживал корабли, то исключительно ради развлечения. О! В те времена люди умели и жить и развлекаться.

— Не имею ли я чести беседовать с одним из биографов знаменитого графа? — улыбнулся Уйбо.

Сосед не обиделся.

— Вы не лишены остроумия, мой друг. Буду рад познакомиться, перед молодым человеком вспорхнула тонкая белая рука: — профессор Тартуского университета Олбен Карл Миккомяги.

— Учитель Уйбо.

Уйбо почувствовал, как дрогнула при его словах рука собеседника.

— Гм!.. Так я и полагал. Вы будете учительствовать в мустамяэской школе?

— Да, я получил назначение в Мустамяэ.

— Знайте же, мой юный коллега, вам выпало редкое счастье работать вместе с умнейшей и восхитительнейшей из женщин на этом свете. Ее имя Кярт Ребане. Запомните это имя, мо'одон че'овек!

— Я, кажется, что-то слышал о ней.

— Весьма вероятно. — Изобразив на лице сострадание, профессор грустно продолжал: — Я хорошо знаю Кярт по университету. На ее долю выпали все несчастья, какие только можно себе представить. В период оккупации бедняжке пришлось оставить кафедру и бежать от преследования гестапо на остров. Для нее это было ужасное время. Муж ее, заслуженный советский офицер, пал смертью храбрых под Великими Луками. В живых из родственников остался лишь брат ее мужа, но и его, беднягу, после ранения разбил паралич. Кярт пережила все это с мужеством, достойным восхищения. Ныне она скромная преподавательница семилетней школы. Впрочем, она, кажется, и тут нашла свое призвание. М-да… В ней вы встретите и бескорыстного друга и талантливого педагога. Искренне советую вам, мо'одой че'овек, завоевать ее расположение. — Профессор растрогался от собственных слов. Он на мгновение замолк, а затем с чувством воскликнул: — Нет, нет, я обязательно должен навестить Кярт! Однако сегодня у меня неотложные дела в городе. Хотите, устроимся на ночь в гостинице, а завтра поутру отправимся вместе?

— Благодарю вас, у меня строгое предписание явиться в Мустамяэ сегодня же, — вежливо отказался Уйбо.

Профессор недовольно пожал плечами:

— Напрасно, мо'одой че'овек. От города до Мустамяэ более тридцати километров. Без проводника, смею уверить, вы и к ночи не доберетесь. Кстати, ехать одному весьма и весьма опасно. Вам, очевидно, неизвестно, что на острове все еще орудует Страшный Курт?

— Слышал, — безразлично ответил Уйбо. Профессор насупился и прекратил разговор.

Вскоре показался остров. Самолет резко качнуло вниз. Учитель и профессор разом потянулись к окну.

— Вот… начинается! — ворчливо сказал профессор. — Этих воздушных ям здесь пропасть! Перекресток ветров, проклятое место. Смотрите туда. Видите? Там Белые скалы.

Вдали, в кипящих разрывах тумана, мрачнел скалистый мыс, похожий на высунувшуюся из моря гигантскую руку. Под широким серебристым крылом самолета медленно поползли рваные берега большого угрюмого острова, уснувшие в глубоких снегах леса, замерзшие болота, рыбацкие деревушки, острые башни лютеранских церквей.

Самолет приземлился. Профессор и тут не отставал от Уйбо ни на шаг. Терпеливо ждал вместе с ним, пока пограничники проверят в аэропорту документы пассажиров, предусмотрительно занял ему место в автобусе, но, когда приехали в небольшой уездный городок, сейчас же стал прощаться, предупредив Уйбо, что в Мустамяэ машины не ходят, так как из-за небывалого снегопада дороги занесло снегом.

— Итак, мой друг, желаете вы того или нет, но в Мустамяэ вам сегодня попасть никак не удастся, — сказал он учителю. — Единственный выход — встать на лыжи либо дожидаться попутных саней. Буду рад встретиться в гостинице!

Вежливо приподняв шляпу, профессор удалился. Комично выбрасывая вперед длинные ноги, он зашагал на другую сторону площади, к одноэтажному желтому домику с вывеской «Кафе». У дверей он оглянулся. К немалому его удивлению и досаде, учитель направился на мустамяэскую дорогу.

Олбен Миккомяги пожал плечами. Проверив на часах время, он не спеша вошел в кафе, занял место за угловым столиком и внимательно осмотрелся. Редкие и эту пору посетители не привлекли его внимания. Профессор долго пил черный кофе, медленно пережевывал крошечные кусочки кекса и явно нервничал, потихоньку рассматривая через окно прохожих. Наконец покончив с завтраком, он рассчитался с официанткой. Стараясь как можно меньше обращать на себя внимание горожан, он тихими улочками и кривыми переулками выбрался на окраину города к старой бойне.

На улице Соо у двухэтажного, покосившегося от времени особняка, окруженного высоким забором, профессор остановился.

— Соо, двадцать четыре, — пробормотал он. — Это, вероятно, здесь…

Профессор постучал. Калитку открыла рано поседевшая, измученная на вид женщина. Страдальчески морщась, она вопросительно посмотрела на гостя.

— Мадам Айно Метс? Я привез вам вести из Тарту.

— Господи, — в отчаянии выдохнула женщина.

В чистенькой, бедно обставленной комнате, куда она его привела, сидела за уроками болезненная, очень похожая на мать девочка.

— Вирве, иди погуляй, — не глядя на дочь, сказала она.

Девочка с шумом захлопнула учебник. Посмотрев на гостя глазами, полными ненависти, она выбежала из комнаты.

— Мадам Айно Метс, — вежливо начал профессор, — час назад я должен был встретиться с вашим мужем по одному чрезвычайно важному делу. Однако, к великому моему сожалению…

— Что с ним? — собрав все мужество, холодно остановила его женщина.

— Именно об этом я и пришел спросить у вас, — бледнея, ответил профессор: — Что с ним?..

Машины действительно не ходили. Больше двух часов продрогший Уйбо уныло протаптывал тропинку на перекрестке дорог, пока не встретил наконец попутные дровни.

Великан-возчик с багровым, обветренным лицом, сразу выдававшим в нем рыбака, остановил мохнатую лошаденку с явным неудовольствием. На пространные объяснения учителя он равнодушно кивнул и, пользуясь остановкой, стал не спеша набивать табаком тонкую кривую трубку.

Уйбо поспешно закинул чемодан в дровни, забрался сам и уютно пристроился, прижавшись к широкой спине великана.

Дровни тронулись.

Редкие леса то подступали к дороге, то убегали далеко к горизонту, где темнело свободное от льдов море. Впереди, у поворота, громоздились развалины старинной крепости. Равнина была сплошь усеяна карликовым можжевельником. Изредка вдали возникали одинокие хутора, журавель колодца или заброшенная ветряная мельница.

Мороз крепчал. Уйбо поднял воротник, теплее закутался в пальто, но очень скоро почувствовал, что начинает совсем замерзать. Окоченевшие пальцы перестали слушаться…

А тщедушная, ко всему равнодушная лошаденка тянула еле-еле. Учитель все чаше стал оглядываться на молчаливого возчика, удивляясь его невозмутимости. Рослый, неуклюжий, он в своей белой шубе был похож на громадную снежную глыбу, под тяжестью которой вот-вот треснут и рассыплются старенькие дровни. Все попытки вызвать его на разговор не увенчались успехом. Рыбак отвечал скупо, с трудом, точно не говорил, а ворочал тяжести. Так двигались они довольно долго. Наконец не выдержав, Уйбо неприязненно спросил:

— Скоро дотащимся, папаша?

— Спроси у Ангела, — прогудело в ответ. Думая о чем-то своем, рыбак даже не повернул головы.

Раздражение учителя скоро перешло в беспокойство. У развилки дорог дровни почему-то свернули с грейдера на плохонькую лесную дорогу. При этом, как показалось Уйбо, великан внимательно осмотрелся по сторонам.

— Куда идет эта дорога? — хмуро спросил Уйбо, показывая на оставленный грейдер.

— Да никуда не идет, — насмешливо отозвался возчик, — скоро сорок лет, как по ней езжу, а она все на месте, проклятая… Н-но, Ангел!

Скосив глаза на обескураженного седока, рыбак привычным движением вытянул из-за пазухи прозрачную флягу, глотнул из нее, а затем дружелюбно протянул учителю.

Уйбо подумал и взял — оба улыбнулись.

В эту минуту впереди, со стороны берега моря, послышался частый топот копыт. По узкой лесной просеке наперерез дровням, вздымая снежную пыль, быстро двигалось конное подразделение. В кольце пограничников на крупном вороном коне сидел, свесив голову, связанный по рукам человек в форме милиционера.

Невысокий, плотный капитан, приказав подразделению остановиться, повернулся к арестованному.

— Он? — коротко спросил капитан, кивнув в сторону дровней.

Пытливо посмотрев на Уйбо, человек презрительно отвел глаза.

— Не знаю, — с трудом выдавил он из себя, — я никогда не видел его в лицо.

Сдерживая лошадь, от которой валил густой пар, капитан подъехал к дровням и, переглянувшись с возчиком, вежливо попросил документы Уйбо.

— В Мустамяэ направляетесь? — спросил он, окинув учителя быстрым изучающим взглядом.

— Да, в мустамяэскую школу.

— Скажите, вам что-нибудь известно об инспекторе школ Ояранде?

Никак не ожидавший такого вопроса, Уйбо удивленно взглянул в холодные спокойные глаза пограничника.

— Инспектор Ояранд сейчас в Москве, его вызвали туда в прошлую субботу.

— Желаю доброго пути! — Вернув документы, капитан козырнул, а затем обратился к рыбаку: — Ну что, Мадис, был в отряде?

— Оттуда, — забасил рыбак.

— С кем говорил?

— С Дробовым. Хороший человек ваш полковник. Обещал в гости заглянуть, пива моего испить. Уж вы не сомневайтесь, товарищ Тенин, выложил ему все по порядку. До сей поры не прощу себе, как мы с Сурнасте промахнулись.

— История эта еще не кончена, Мадис. Зайди на заставу, потолкуем…

Когда дровни тронулись, капитан подозвал смуглого строгого старшину на пританцовывавшем коне:

— Старшина Басов, Метса я сам доставлю в отряд. Возьмите конный наряд и с этого учителя глаз не спускать до самого Мустамяэ!..