Шлем, найденный в Городце, — это свидетельство боевого прошлого древнего волжского города. Крупный по тем временам торгово-промышленный город был в XIII в. столицей Городецкого княжества, а затем вошел в состав Нижегородско-Суздальского княжества. Дважды Городец был полностью разрушен (в 1238 и 1408 г.). Роковым в истории средневекового Городца стал 1408 г., когда после опустошения войсками Едигея город пришел в запустение более чем на три столетия. Согласно народному преданию, именно неподалеку от места находки шлема враги прорвали оборону города. Еще И.А. Кирьянов предположил, что народная легенда, рассказывающая о прорыве линии городских укреплений в районе современной ул. Загородной, путает осаду 1238 г. с событиями 1408 г.

В подтверждение этой догадки приводились данные археологических разведывательных работ, в ходе которых был произведен обмер Городецких валов и рвов. Было установлено, что на отрезке вала (отгораживающего слободу от посада), с внутренней стороны которого и был обнаружен шлем, на протяжении 540 м вал и ров имеют меньшие размеры, чем на других участках. Остроконечная форма вершины вала в этом месте и отсутствие на ней широкой площадки для городни позволяют утверждать, что в качестве крепостной стены здесь использовался обычный частокол; тем более что его обуглившиеся остатки были найдены при обследовании 1955 г. у выхода вала к Волге. Скорее всего, на данном участке отсутствовали и башни, либо они имели малые размеры, так как линия вала на их предполагаемых местах прерывается незначительно. Соседние же участки вала резко отличаются и размерами и устройством, где стены и башни были очень мощными. Строительство более мощных стен, чем первоначальные, отмечено в русских летописях под 1391 г. Таким образом, использование противником для штурма стыкового участка с более мощными укреплениями и участка частокольной стены позволяет говорить об осаде 1408 г., и, надо полагать, в этом случае предание указывает место прорыва достаточно точно. Именно здесь легче всего было штурмовать укрепления. Проездная башня, на месте расширенного в середине XX в. въезда в город со стороны Нижней Слободы и деревни Обросихи, где теперь пролегает асфальтированная дорога на ул. Маслова, видимо, также была небольшого размера. Предположительно именно через нее нападавшие прорвались на территорию посада (рис. 52). О направлении удара противника свидетельствуют и народные предания. Согласно легенде, немногочисленные защитники города приняли смертный бой возле современной деревни Черепово; от найденных здесь человеческих черепов деревня и получила свое название. Однако народные предания не очень надежный носитель исторической памяти, да и археологических изысканий в окрестностях деревни Черепово не проводилось. К тому же если после нашествия Едигея городецкая округа была опустошена и начала заселяться и осваиваться лишь полтора века спустя, то кто же мог быть носителем памяти о трагичных событиях? Поэтому остается только гадать, откуда происходят найденные костные останки — из массового захоронения или же с территории какого-то могильника. Проникнуть в слободу враги могли тем путем, о котором говорит легенда, — по оврагу, поднимающемуся от кромки волжского берега вдоль горы Шихан. Именно с этой горой народное сказание связывает размещение ставки вражеского предводителя. Однако представляется, что этот рассказ не более чем поздняя выдумка, так как шихан — это широко распространенное в топонимике тюркское слово, указывающее на микрорельеф местности и буквально означающее «бугор, холм». Такие Шихан-горы имеются в окрестностях Пензы, Самары, в Стерлитамакском районе Республики Башкирия. Все их трудно связать с именем одного и того же мифического Шихана или хана Ши. Теоретически, конечно, можно было бы предположить, что ставка какого-то вражеского военачальника, а возможно, и самого эмира Едигея действительно могла находиться на Шихане, но крайне затруднительно было руководить штурмом с этого места, так как обзор города в значительной мере закрывают более высокие Пановы горы. Как бы то ни было, раскопок, способных хоть что-то прояснить, на этом месте не производилось, а сама территория Шихан-горы ныне занята старообрядческим кладбищем. Не проводились какие-либо значительные раскопки и на ул. Загородной. Все ограничилось лишь небольшим разведочным шурфом, заложенным в 1954 г. И.А. Кирьяновым у подножья вала с внутренней его стороны. Вместе с тем, по словам местных жителей, в период активного хозяйственного освоения участка территории, на которой был обнаружен шлем, находили множество наконечников стрел и копий, что может служить свидетельством развернувшейся здесь когда-то кровавой схватки (рис. 53, 54).

Рис. 50. Всадник западных улусов Золотой Орды (рисунок А.Е. Негина).

Рис. 51. Русский дружинник в крутобоко-куполовидном шлеме (рисунок Н. Зубкова).

Рис. 52. Вал на предполагаемом месте прорыва штурмующих (фото А.Е. Негина).

Рис. 53. Древний вал на месте находки шлема (фото А.Е. Негина).

Рис. 54. Гипотетическая реконструкция взятия Городца войсками Едигея в 1408 году и место находки шлема на месте боя (рисунок А.Е. Негина).

В 2001 г., при подготовке к изданию брошюры «Шлем из Городца: тайны, факты, гипотезы» мне удалось пообщаться с Борисом Алексеевичем Мошкиным, который вместе со своим отцом, Алексеем Матвеевичем, рыл яму, в которой они и наткнулись на древний доспех. К сожалению, сейчас обоих уже нет в живых, и мне остаются только воспоминания о нашей с Борисом обстоятельной беседе. Сведения, полученные мной, также позволяют связать обстоятельства утраты шлема с событиями 1408 г. Все дело в особенностях стратиграфии средневековых отложений древнего Городца. Три основных горизонта разделены между собой двумя углистыми пожарными прослойками. Верхняя углистая прослойка связывается с 1408-м, а нижняя с 1238 г., хотя, очевидно, что число углисто-золистых прослоек не является универсальной «константой» культурных напластований памятника в целом. По словам нашедшего, шлем находился именно на границе углистого слоя, над которым «другого угля» не было. А это позволяет гипотетически предполагать утрату боевого наголовья в 1408 г. К сожалению, проверить эти сведения невозможно сразу по нескольким причинам. Во-первых, при рытье ямы стратиграфия была нарушена, а остатки кольчуги, находившейся под шлемом, были зарыты на самом дне. Во-вторых, обследование места находки в настоящее время невозможно из-за возведенного хозяйственного сооружения на месте находки и нежелания нынешних владельцев земельного участка к произведению каких-либо даже незначительных исследовательских работ. Остается только предполагать, что доспех не был утерян в ходе схватки, а был спрятан преднамеренно, о чем свидетельствует то, что под шлемом находилась свернутая кольчуга и около доспеха отсутствовал костяк. Хотя наиболее вероятно, что шлем находился в какой-то сгоревшей постройке — поэтому он не был найден сразу после боя. Как бы то ни было, с уверенностью назвать обстоятельства утраты шлема не представляется возможным.

В современных реалиях, когда модно приписывать какие-либо древние вещи реальным историческим лицам, а также в силу усиления влияния Русской православной церкви, весьма соблазнительно было бы связать шлем из Городца с каким-нибудь героем русской истории. Лучше даже канонизированным. Вроде бы есть и повод — смерть в Городце Александра Ярославича, возвращавшегося из поездки в Орду. И этот факт позволяет особо смелым умам пытаться отождествить найденный шлем с именем Александра Невского. Но ради справедливости следует отметить, что летописные свидетельства указывают на факт кончины Александра Ярославича в Городце, — безо всякого уточнения. А Городцов на Руси было несколько (Городец Киевский, Городец на Осетре, Городец Черниговский, Городец Волжский, Городец Тверской, Городец Серпуховский, Городец Московский, Городец Касимов, Городец Белозерский и Городец Новгородский). За право считаться местом кончины Александра Невского выступили краеведы двух Городцов — Городца Волжского и Городца Мещерского (Касимова). Тем более что последний упоминался в связи со смертью князя уже в «Географическом лексиконе Российского государства», откуда данная информация перекочевала в «Энциклопедический лексикон» Плюшара. Правда, в последней уже имелось два мнения, так как одновременно с Городцом Мещерским местом кончины князя называется и Городец-на-Волге. Это побудило П.И. Мельникова (Андрея Печерского) логически проследить маршрут князя из ставки хана Берке и аргументированно связать его с Городцом Волжским. Вместе с тем указание на то, что Александр Невский перед кончиной принял схиму в Федоровском мужском монастыре Городца-на-Волге, представляется выдумкой. На основе анализа летописных известий, а также текста «Исторических сведений о Городецком монастыре пресвятые Богородицы Федоровские Нижегородской губернии, Балахнинского уезда, состоящего от губернского города в 50-ти, а от уездного в 15-ти верстах, вверх по Волге по луговой стороне» было убедительно доказано, что данное утверждение не имеет под собой исторического основания и является мифом, появившимся в результате домысливания древних событий, растиражированным различными церковными изданиями XIX в., откуда он и перекочевал в популярную литературу.

Поэтому, даже если a priori считать местом смерти Александра Ярославича Городец-на-Волге, возникает вопрос о том, почему и кому шлем князя был оставлен. Конечно, довольно заманчиво было бы объявить шлем подарком принявшего ислам правителя Улуса Джучи Берке; шлем этот мог быть захвачен в 1262 г. в числе трофеев при разгроме на Кавказе Хулагу — основателя династии и государства Хулагуидов в Иране. Однако данная гипотеза имела бы больше вопросов, чем ответов, не имея доказательной базы, и была бы, вследствие этого, необоснованной.

Не более доказательными могут быть и попытки отождествлять шлем с каким-нибудь другим князем: Андреем Городецким (1255–1304), Борисом Константиновичем (умер в 1393 г.) или его племянником Василием Дмитриевичем Кирдяпой (скончался в 1403 г.), хоть два последних и чеканили в Городце монеты, на которых можно увидеть «плетенку», очень похожую на ту, которая присутствует в декоре шлема.

Андрей Александрович умер и похоронен в Городце. Есть указания на то, что местом его упокоения был древний храм Михаила Архангела. В связи с этим фактом на итоговом заседании лектория «История Городца: между фактом и вымыслом», проходившем в Городецком краеведческом музее в 2011 г., местные краеведы выдвинули в числе других гипотезу о том, что, возможно, в той старой церкви хранились и княжеские доспехи Андрея Александровича либо в качестве реликвии, либо в сокровищнице храма, а потом при определенных обстоятельствах (например, разрушении храма при оползне) княжеский шлем был кем-то изъят и спрятан в земле.

Помещение оружия в церковь в качестве реликвий действительно имело место в русской православной традиции. В связи с этим следует вспомнить хранившиеся в ризнице Троицкого собора Пскова мечи, приписываемые князьям Всеволоду (Гавриилу) и Довмонту (Тимофею), а также так называемые шлем и кольчугу Илигея. В Солотчинском монастыре над гробницей Олега Рязанского висела кольчуга. В ходе реставрации Успенского собора Чернигова, проводившейся в 1791–1798 гг., были обнаружены захоронения под его полом. Вскрывать их не стали, но через отверстие, прежде чем его засыпать, увидели «много гробов, из коих немногие уцелевшие… и на одном из них лежал большой величины меч». В Смоленском Успенском соборе хранились приписываемые легендарному воину-святому XIII века Меркурию Смоленскому копье, железные «сандалии» (башмаки-сабатоны; определение железных башмаков как сабатонов — рыцарских железных башмаков — остается под сомнением) и шлем. В Успенском соборе Владимира в аркосолии, при гробнице князя Изяслава Андреевича (сына Андрея Боголюбского), лежал шлем, по преданию ему принадлежавший, и большие стреловидные железные болты (длиной 1,26 м), которыми обстреливали штурмующих из крепостных самострелов. Необходимо, однако, уточнить, что в большинстве случаев эти воинские реликвии относятся к более позднему времени и связаны с именами своих владельцев только посредством церковных преданий. Сами же эти предметы считались в народе чудодейственными, исцеляющими болезни, поскольку некогда принадлежали святым людям. Например, шлем Илигея старались надеть на себя, о чем сообщает А. Кривощеков: «каждый богомолец, приходящий на поклонение гробу Далмата, считает своим непременным долгом одеть эти вещи и помолиться в них, искренно веря, что одежды Далмата (Илигея) исцеляют от слабости, а шишак от головной боли… Как воина, его считают покровителем и защитником военных». Также и «железная рубашка Олега Рязанского», согласно поверью, почиталась как чудодейственная, и больные, в облегчение недугов, возлагали на себя панцирь, надеясь получить исцеление.

Таким образом, анализ материала, пусть и немногочисленного, позволяет говорить о существовании традиции, уходящей корнями в языческие времена, но продолжавшей быть в средневековой Руси привилегией аристократии, поскольку эта деталь обряда похорон, с помещением в захоронениях (или в интерьерах храмов) оружия, характерна исключительно для княжеских погребений в храмах-усыпальницах.

Что касается предположения о хранении княжеского шлема Андрея Александровича в храме Михаила Архангела в Городце, то оно бездоказательно уже в силу того, что нет никаких данных о причислении его к лику святых. Этот князь оставил о себе недобрую славу в народе, так как из-за его властных амбиций и по его просьбе на Северо-Восточную Русь не раз приходили монгольские рати, опустошавшие ее. Уже только вследствие этого его вооружение не могло нести в себе той исцеляющей силы, которую бы боготворили прихожане; следовательно, в данном случае, вероятно, речь не может идти о почитании шлема в качестве святыни. В то же время сложно аргументированно говорить и о том, что шлем мог просто храниться в «сокровищнице» храма. При этом совершенно надуманным и бездоказательным является предположение об изъятии с места погребения и укрывании шлема в земле, и как раз в месте прорыва штурмующими городских укреплений, где происходила кровавая схватка (!).

Из всего вышесказанного следует, что без дальнейшего исследования декора шлема (посредством рентгенографии и возможной дорасчистки) строить какие-либо предположения о владельце шлема нецелесообразно. Бездоказательное приписывание находки какому-либо из известных исторических лиц приведет лишь к сложению новых мифов.