Антарктида, полярная станция «Обская», октябрь 2001 года

После трёх экспедиций в Антарктиду Виктор стал называть себя полярником — отчасти потому, что впервые в эти суровые края он уезжал совсем молодым человеком, теперь стал вдвое старше, посвятив остаток своей жизни гляциологии и наработав необходимый жизненный опыт. Первое время непривычная для него, жителя Подмосковья, погода не давала возможности приступить к выполнению очень интересных работ, предусмотренных научной программой его первой в жизни экспедиции, — исследованию верхних слоёв многолетнего снежного покрова на практике, основой которого являлся довольно-таки простой способ исследования — на поверхности ледника выкапывали яму-шурф, где велось изучение строения множества всевозможных слоёв снега, фирна и льда. Шурфы помогали гляциологам в расшифровке природной тайнописи слоистости, рассказывающую исследователям об условиях и изменениях погоды и климата прошедших лет.

В эту экспедицию Виктор собирался основательно — он знал, что вернётся домой, в Подмосковье, только года через полтора, находясь в основном, зимовочном составе исследовательской экспедиции, в то время как несколько человек из его экспедиции прибывали «на сезон», рассчитывая пробыть на станции не больше, чем полгода и с лёгким сердцем отправиться по домам, к родным и близким.

Наступали последние октябрьские дни, неся с собой раннюю зиму, которая принесла с собой морок беспросветных туманов, сильных метелей и снегопадов. Виктор представлял, как ещё месяц назад в Москве около станций метро, в палатках и на шумных рынках ещё продают свежие цветы: астры, лилии, розы, хризантемы, гладиолусы…а у них на материке воцарилась настоящая зима, засыпая станцию и людей хлопьями снега, летящего на бескрайние просторы Антарктиды от хмурых, свинцовых облаков.

Виктор оглядел заснеженное пространство, на котором обосновалась очередная временная экспедиция — заходящее солнце сквозь тяжёлые тучи озаряло красновато-золотистым сиянием стройные буровые вышки станции «Обская» и сновавших вокруг них людей в защитных касках. Станцию окружали снега, с их ослепительной нетронутой белизной, и, несмотря на пасмурное неприветливое небо, эти ледяные поля ослепительно сверкали, скрывая под собой целые озёра с девственно чистыми толщами воды, словно частицы летнего сине-голубого неба, затерянного и пленённого в царстве вечной зимы. Когда их небольшая группа подлетала к станции на маленьком самолёте, Виктор думал лишь о том, что только обшивка воздушного судна в те моменты отделяла полярников от почти космического холода и духа безнадёжности, простиравшимися над гладью заснеженных льдов. Самыми притягательными для глаз ему всегда казались айсберги — целые поля десятков тысяч айсбергов, чья красота завораживала, где каждая ледяная гора была отличимой от другой, ведь над ними хорошо потрудились ветра, вода и солнце. Каждый айсберг имеет свою неповторимую форму и богатую палитру оттенков белого и голубого, зелёного и бирюзового цветов, от светлого до тёмного.

Три года назад комплексные научные исследования в Антарктиде стали подгонять и выполнять в соответствии с федеральной целевой программой "Мировой океан", с использованием материалов натурных наблюдений и научных экспериментов, полученных участниками Российской антарктической экспедиции, в которых помимо всего прочего включались геолого-геофизические исследования, изучение глобальных изменений климата, комплексное исследование подледниковых озёр Антарктиды для оценки особенностей живых организмов и природы геологической истории антарктического континента до его оледенения. Во льдах бурением скважин можно достичь очень древних наслоений, когда определённая точка находится на глубине тысячи метров, а её температура будет соответствовать температуре тысячелетней давности. И если просто бурить и брать образцы льда, то постепенно исследователи получают разрез температуры по времени. Таким образом было установлено, что климат Антарктиды, а значит, и всей Земли, изменяется колебательно. «Каждые сто тысяч лет климат меняется, — думал Виктор, — а сейчас, в конце двадцатого века, мы находимся на очередном витке похолодания: глобальное потепление, о котором все начали говорить, на самом деле временно и недолговечно».

Перед последними экспедициями Виктор Семёнович был ведущим инженером по буровым работам, руководя в одно время буровым комплексом при производстве морских геотехнических работ. Имея за плечами помимо диплома дополнительные курсы бурильщиков механического колонкового бурения в Санкт-Петербурге, он чувствовал себя увереннее, когда с небольшими перерывами на отдых, снова мог собрать снаряжение и рюкзак для следующей экспедиции, ведь к концу девяностых годов слабое финансирование не позволяло в достаточном объёме вести работы по поиску месторождений нефти на перспективных площадях в Красноярском крае, Якутии, Иркутской и Новосибирской областях. Сворачивались также работы по уточнению запасов нефти и газа на уже открытых месторождениях Восточной Сибири.

Виктор с лёгкостью соглашался отправиться в экспедиции — они были для него испы-таниями на прочность силы духа, умением прожить в изоляции с людьми, при этом успевать изучать иностранные языки, читать произведения мировой литературы, смотреть фильмы, отмечать с юмором праздники, на которые иногда приглашались сотрудники соседних иностранных полярных станций, писать своей жене и уже повзрослевшим детям живые и глубокие письма… В первых письмах он в красках описывал своё путешествие на судне вдоль Африки, которому предваряли проход Ла-Маншем, Бискайским заливом, Атлантикой, пересечение экватора, а потом и знаменитыми сороковыми и пятидесятыми широтами…. По прибытию на материк он любовался айсбергами в бескрайнем море, которые на фоне северного сияния становились ещё загадочнее, наблюдал за колониями пингвинов, освещаемых антарктическим Солнцем, которое ещё некоторое время назад встречало его в Кейптауне, освещая белоснежные пляжи и цепи чёрных базальтовых гор столицы Капской провинции Южно-Африканской Республики.

Их нынешняя исследовательская станция являла собой целый комплекс различных сооружений, необходимых для работы их экспедиционной группы и кроме служебно-жилых помещений она ещё имела две небольшие автономные лаборатории для изучения полученных образцов, дизельную электростанцию, радиостанцию, медсанчасть, кернохранилище, банно-прачечный комплекс и прочие необходимые сооружения и технику для проведения гляцио-буровых работ. Свой коллектив Виктор делил на две составляющие: одна часть была так называемой «наукой» — учёные, состоящие из гидролога, биолога, метеорологов и гляциологов, и вторая часть состояла из специалистов, обеспечивающих деятельность станции — доктор, повар, механики на дизельной электростанции и двух буровых вышках, радиоинженер, механики-водители, электрогазосварщик и строители.

— Тут всегда надо быть начеку, Санёк, — Виктор инструктировал младшего коллегу, продолжая осматривать окрестности. Каждое его слово вылетало в прохладный воздух вместе с серебристым облачком пара. Утром погода на «Обской» стояла по-настоящему антарктическая: был сильный позёмок, ветер достигал 18 метров в секунду, температура воздуха была около минус двадцати градусов. — Под этими с виду спокойными снежными полями могут быть не только искомые озёра, но и бездонные пропасти и по пятьдесят метров глубиной, и под сто и даже ещё больше…

Его помощник повернул голову и посмотрел на Виктора серыми глазами, спрятанными за толстыми стёклами очков.

— Антарктида — это целый мир, — деловито отозвался он, перебирая коробки с провизией. — Тут не то, что надо быть начеку, тут пора начать забывать все прежние представления и рассказы из книжек по географии. Я уже понял, Виктор Семёнович, что нельзя доверять ничему, что нас окружает, надо помнить, что всё может в момент обернуться опасностью для жизни. Про то, какой лёд в этих краях Вы и сами не понаслышке знаете, да и судя по картам, местность изобилует трещинами, вот как, например, случилось с нашими соседями чилийцами, когда в прошлую зимовку в трещину провалился целый вездеход с людьми и все погибли. Это Андрей Иванович рассказывал, когда домой уезжал. Виктор Семёнович, а как вы стали полярником?

— Это Андрей Борисенко который? — глянул он на Сашку и, дождавшись его кивка, продолжил, — а насчёт профессии полярника… Полярник — это тебе не отдельная профессия, это особое состояние души, когда ты точно знаешь, на что идёшь и годами приобретаешь специфический опыт по данному направлению, которому сопутствуют определённые лишения в жизни, к которым ты должен быть всегда готовым. Вот сейчас закончилась твоя смена — пойдёшь отсыпаться, или язык свой скандинавский учить, потом снова заступишь. И даже к этому привыкнуть надо…

Виктор улыбался своим воспоминаниям и на его обветренной коже временами появлялась сетка ранних морщинок. Как он уже привык — время раздумий и воспоминаний, глядеть на снежное полотно перед собой, было весьма удобным — окружающий его пейзаж являл собой идеальный белый экран как для просмотра диафильмов в былые времена. Оставалось только достать нужные слайды из отдельной коробочки и начать их просматривать, снова и снова анализируя то, что уже больше никогда не повторится. Это был своего рода ритуал и священнодействие, которого его дети всегда ждали с нетерпением, и оно только нарастало, стоило ему начать устанавливать вечером диапроектор или кнопками прикреплять на стену кусочек простыни. И так, незаметно, наступал долгожданный момент. Свет в детской погашался, диапроектор с тихим монотонным гудением включался и он, медленно прокручивая плёнку, вполголоса читал текст любимых писателей, напечатанный мелкими буквами на тёмном фоне внизу каждого кадра, который сплетался в незатейливый узор очередной сказки на ночь.

— Да, мне пока сложно, — сквозь лёгкую пелену воспоминаний донёсся до него бодрый голос Саши. — Пока не получается обращать внимание на то, день или ночь за окнами — всё время кажется, что проспал!

— Привыкнешь, — отозвался Виктор. — Человек ко всему привыкает, на «Большой земле» ты ночью спишь, а днём работаешь и начинаешь ворчать, если тебя вдруг заставляют работать в ночную смену, здесь же ты просто привыкаешь жить в ином ритме. Ты, главное, смотри, чтобы свинчивал и развинчивал бурильные трубы только Серёга, сам не лезь, раз уж это вручную приходится делать. Лучше послеживай за промывочной жидкостью в скважине — из курса, надеюсь, помнишь, что обычные горные породы бурить легче: там крепление ствола скважины требуется лишь в исключительных или особых случаях. В нашем же случае нас могут ожидать самые неприятные сюрпризы. Был случай на станции Новолазаревская: при бурении одной из скважин буровикам пришлось встретиться с двухсотметровым слоем переохлаждённой морской воды! Как только скважина вскрыла такую толщу, вода устремилась в ствол, заполнила его и замёрзла, уничтожив все плоды предыдущей работы. У нас вот на ДЭСе всё время двигатели ломаются, всё ж ещё с советских времён, всё старое…

— Да уж…хорошо тем, кто работает на научно-исследовательских кораблях. Он идёт и как буровая установка, и как хороший тёплый дом для экспедиции, но и также как источник энергии для двигателей, что само по себе наиболее положительно. И не думаю, Виктор Семёнович, что там поломок больше, чем у нас! Эх, хотя бы на сезон попасть бы на такой корабль…

— Ничего, у тебя всё впереди, — благодушно отозвался Виктор. — Пока только можешь на «Академика Фёдорова» поглазеть, когда он будет забирать наш мусор со станции. А у нас сейчас главная задача: несмотря на то, что приходится в основном полагаться на интуицию, а не на факты, по данным исследований ледового керна, лёд на той глубине, которую мы пробурили за эту неделю, представляет собой замёрзшую воду небольшого озера, что находится за нашей станцией. До того момента, как мы проникнем в водный слой, надо с каждым шагом отбирать пробы, чтобы не допустить ошибок. Я всё-таки предполагаю, что это озерцо небольшое по величине, может, около метров пятидесяти в радиусе, не чувствуется, что там нечто грандиозное. Но, однако, оно уникально, Санёк.

Как правило, ледники под действием силы тяжести находятся в напряжённом состоянии. Лёд на стенках скважины деформируется и стенки становятся неустойчивыми. Ствол скважины сужается, что в конечном итоге приводит к авариям — затяжкам и прихватам бурового инструмента. Чтобы этого не происходило, скважину заполняют специальной жидкостью, компенсирующей давление ледяной толщи. Чуть глубже начинали отбирать образцы, запечатывая и помещая их потом в массивные шкафы термостата, помечая каждый образец запиской с датой отбора пробы и глубиной, откуда был взят конкретный образец льда. Результаты, полученные при бурении, позволяли реконструировать климат прошлого Земли на период, исчисляемый сотнями тысячами лет.

Сашка слушал Виктора и ему в очередной раз рисовалась всё разрастающаяся в дли-ну их скважина, уходящая в самое сердце пропасти, заполненной водой, и дневной свет понемногу мерк, оставаясь где-то в иной реальности. Сквозь толщу льда, отполированного буровой установкой, просматривалась история планеты, которая велась с незапамятных времён. Ему чудилось, что словно из глубин ледника поднимается потревоженное ими гигантское чудовище, с гулом и шипением скользя вдоль стенок из чистого голубого льда с его завораживающими переливами, отсветами, бликами и лёгкой фосфоресценцией.

— Вода в один прекрасный момент просто поднимется вверх по стволу скважины на величину разницы высоты столба заливочной жидкости и верхнего уровня нашего ледника, — говорил Виктор. — Пробы будем отбирать непосредственно в нижнем объёме скважины, а для дополнительного контроля в нижние горизонты скважины под слой заливочной жидкости надо будет вводить нейтральную кремнеорганическая жидкость, которая меньше плотности воды.

Перед глазами Сашки ледяные стенки скважины блестели и переливалась цветными снопами искр, резко вспыхивая и медленно угасая.

— Писали же, — отозвался он, — что бурение подлёдных озёр может привести к катастрофическим последствиям, ну там, доисторических монстров потревожить можно, или вытащить древние бактерии, вызывающие смертельные болезни.

— Не думаю, что там что-то эдакое, — Виктор листал тетрадь со своими записями, обращая особое внимание на пометки, которые он делал на полях страниц. Улыбнувшись некоторой наивности этого молодого парня, он сказал, — поговаривали, что в найденных озёрах вполне могли существовать автономные миры со своими растениями и живностью. Но пока всё на поверку оказалось мифом, Сашк, и в нашем случае мы просто сделаем свою работу и отчалим отсюда до следующего раза.

Постояв еще пару мгновений, листая тетрадку, Виктор скрылся за дверью.

Бросив на кровать пару справочников и русско-финский словарь, Сашка подошёл к небольшому столику, на котором в беспорядке лежали старые, ещё советские, журналы, стопка его потрёпанных фотографий и небольшой деревянный кораблик с полосатыми парусами. Недолго думая, сбросив свитер, он погрузился в сон.

Через пару часов, Сашка рывком сел в постели и только после этого открыл глаза. Какой-то неизвестный звук, долетевший до него из-за закрытой двери, заставил его пробудиться ото сна в такое неподходящее для бодрствования время. Сашка прислушался, но, кроме завываний и свиста усилившегося ветра и шороха снега, бьющего в стены антарктической станции, ничего не услышал.

Он опустил ноги с кровати и включил настольную лампу. Из коридора раздался негромкий скрип и лёгкое потрескивание. Парень поспешно натянул свитер, обулся, шагнул к двери и прислушался. Освещая себе путь фонариком, он прошёл вдоль полутёмного коридора и огляделся.

Обычно в этот час на станции могло происходить движение — через определённые промежутки времени кто-то из команды ходил сверять показания на счётчиках.

В этот момент его окружала полная, никем не нарушаемая, тишина.

Пожав плечами, Сашка ушёл досматривать сны, прерванные из-за такого пустяка.

На следующий день бурение скважины было продолжено.

Взгляд Виктора привычно скользил в сторону стерильной белизны арктических просторов, громады ледяных гор, вспоровших загадочный и непокорённый материк в сумрачном зеленовато-сером свете предутренних сумерек и прожекторов буровых установок. Тёмно-серым полумраком были окутаны и площадка перед «Обской» и дороги, и бескрайнее небо, и тысячи квадратных километров материка, который покидала ночь, унося с собой тёмные сумеречные тени.

Виктор верил, что придёт время — и под этими материковыми пластами льда обнаружатся богатейшие залежи полезных ископаемых, пустынный пейзаж украсят сотни и тысячи таких же буровых вышек, с того момента, как с 60-х годов спутники и радары начали фиксировать всё больше скрытых подо льдом озёр; в толще снегов когда-нибудь появятся тоннели и шахты, а населяющие материк колонии пингвинов найдут себе новые земли, чтобы людям не пришлось истреблять извечных обитателей материка. Виктор не был романтиком, он старался быть рационалистом и прагматиком, не забывая про неожиданности и внезапные повороты судьбы. Он верил, что от исследовательских работ в Антарктиде частично зависела судьба страны, медленно истощавшей свои природные ресурсы, в то время как представлялось возможным изучить антарктический лёд потому, что это далеко не простой лёд, который обыватели привыкли видеть на зимних дорогах и тротуарах. Длительное время он накапливается слой за слоем, в результате чего по прошествии многих тысячелетий образовался специфический тип осадочной горной породы: ледяные кристаллы можно рассматривать в качестве минералов, а лёд Антарктиды состоит из кристаллов «минеральной» воды, которые ещё только предстояло изучать учёных разных стран, ежегодно прибывающих на материк. «Волков, — говорил он себе, — если ещё немного поднажать, то вскоре мы получим уникальные образцы, стоит только собраться и организовать команду, чтобы все работали слаженно, дружно и без сбоев».

Над его головой через всё сумеречное небо тянулись и таяли серебристые нити, постепенно становясь ярче, приобретая ярко-алый оттенок и постоянно возвращаясь к серебристым переливам и сполохам, которые медленно двигались к буровым комплексам, где во время проведения гляциологических работ в данный момент находилось несколько буровиков и гляциологов. «Словно два тонких ножа для резки хлеба, — думал Виктор, с теплом в душе разглядывая вышки, озаряемые таинственным красноватым свечением, словно пламенем далёкого пожарища, — без них в глубинные слои ледника не пробраться, лёд на «ломтики» не покромсать…»

Сашка, приступивший было к работам, некоторое время стоял, выпрямившись, не в силах пошевелиться: сколько раз он мечтал увидеть настоящее северное сияние, ради которого и стоило проделать весь этот путь…

Он читал, что полярные сияния уже были известны народам, населявшим Европу, ещё в глубокой древности, когда начали встречаться упоминания о них в сочинениях греческих и римских философов и учёных: Аристотеля, Плиния, Сенеки и других, живших на берегах Средиземного моря, где это явление проявляется чрезвычайно редко. В средние века полярные сияния считали сверхъестественным явлением; сияния порождали панический страх и считались предвестниками бедствий — войн, эпидемий, голода, больших катастроф. Люди наблюдая, отмечали, что вспышки полярных сияний наблюдались перед смертью Юлия Цезаря в 44 году до нашей эры и перед падением Иерусалима в конце одиннадцатого века. Не находя естественного объяснения, люди думали, что это действие таинственных сил, проявление гнева богов или другого знамения свыше.

Сейчас, в тот момент, когда над его головой бесновались и танцевали огненно-красные ленты, превращаясь в пульсирующие пятна и полосы, а по мере приближения к земле, меняя цвет на фиолетовый, и, оказавшись уже на небольших высотах, приобретая яркую зеленоватую расцветку, Сашка не хотел думать о предрассудках древних, о предвестниках всяческих бед и катастроф…

Внезапно началось движение ледового поля при совершенном безветрии. Лёд загудел с неприятным треском и с громким шорохом начал ломаться и расходиться, по белому полотну зазмеились трещины, превращаясь в пропасти и провалы в угасающем бледном свете полярного сияния.

Сашка поздно вспомнил, что разбудившие его ночью звуки мог издавать лёд, который словно готовился к предстоящим разломам и расхождениям, собравшийся чуть позже необратимо разделить территорию вокруг «Обской» на рваные участки.

Слишком поздно люди начали суетиться, когда одна из буровых вышек накренилась, стала медленно заваливаться на бок и сползать в разверзающуюся пропасть. Через несколько мгновений она исчезла в тёмном провале образовавшейся пустоты, и вслед за её исчезновением над станцией взмыл огромный сгусток тумана, словно сотканный из серой мглы, внутри которого сверкали и переливались мириады маленьких блестящих огоньков. Словно на свободу вырвалось само звёздное небо, свёрнутое в тугой узел. Сашка, упав на лёд, резко вскинул голову, пытаясь вынырнуть из внезапно накатывающейся дремоты, и в этот момент гигантский мерцающий клубок, сгустившийся в гротескное нечеловеческое лицо, налетел на антарктическую станцию, словно превратившись в кабатический ветер, сметая и сгибая всё живое на своём пути.

«Словно сказочная птица, — думал Сашка, не в силах оторвать взгляд от завораживающего видения, — и она уносит всех нас куда-то в неведомые дали…»

Откуда-то до него донеслись истошные вопли, в голосах людей слились воедино панический ужас и отчаяние — несколько человек падали в пропасть, исчезая в чернильной синеве новоявленных разломов. Казалось, что лёд продолжал двигаться — материк подрагивал, словно крохотный островок среди бушующих волн открытого моря.

Не пытаясь стряхнуть нахлынувшее на него наваждение, Сашка даже без очков, близоруко прищуриваясь, наблюдал за странной маской, расплывающейся над «Обской», которая наплывала, окутывая станцию со всех сторон — и отступала, то растворяясь в пространстве, то вновь обретая форму.

Поднявшийся ветер обжигал лицо холодным огнём, словно пробивая слои одежды как бумагу и тело понемногу начало леденеть, но Сашка ещё пытался пошевелить коченеющими пальцами рук, чувствуя, что уже не в силах совладать с подступающим сном.

Сашка уже не шевелился — он лежал на спине, раскинув руки в стороны, озаряемый светящейся маской, которая таяла в морозном воздухе, превращаясь в сгусток голубоватого тумана. Этот сгусток некоторое время висел в воздухе над разрушенной станцией, еле заметно пульсируя и освещая ледник прозрачным синевато-голубым мерцанием, затем он медленно растворился на фоне сумеречного неба.

Из образовавшегося разлома, в результате которого от материка откололся айсберг, в океан не спеша выплыл драккар с позолоченной мордой дракона на носу, грациозно заскользив в чёрных морских водах, сопровождаемый порывистым северным ветром. Слышно было, как на судне ударяли в било из бычьей кожи, натянутой на большую бадью, которая издавала резкие густые звуки, задавая ритм взмахам вёсел.

Уже сквозь сон слышал Сашка эти равномерные удары и мысленно усмехнулся, настолько нелепыми показались ему эти звуки в антарктической заснеженной пустыне. Ещё минут десять назад он мог бы успеть увидеть уходящий в море корабль, однако жизненные силы под воздействием холода и резких порывов ледяного ветра покидали его, и потому он больше никак не реагировал на ускользающие звуки покидающего его мира.

Над Антарктидой поднялась и завыла пурга. За немногими уцелевшими стенами станции бесчинствовала буря, глуша любые радиопереговоры, прижимая самолёты к земле, прогоняя людей под защиту стен и тепла домов в заполярных городах. Ветер пел свою неукротимую злую песнь торжества и заносил, заваливал миллиардами лёгких хлопьев одинокое строение полярной станции и руины соседних сооружений, накрывая и обтачивая резкие грани новоявленных разломов и словно провожая медленно уходящий в море айсберг, многочисленные грани которого сверкали всеми оттенками голубого и небольшое деревянное судно, медленно огибавшее ледяную гору.