Кейптаун, ЮАР, ноябрь 2001 года

Кейптаун по праву назывался одним из самых красивых городов мира, располагаясь на берегу Атлантического океана у подножия величественной Столовой горы. Мягкий средиземноморский климат и своеобразная архитектура Викторианской эпохи, белые пес-чаные пляжи словно дарили второе дыхание, создавая ощущение невообразимого чувства грани цивилизаций на самом краю Африки…

Алекс смотрел из своего номера гостиницы на грандиозный сине-зелёный монолит, слегка дрожащий в дымке марева поднимающейся жары, с плоской вершиной, загадочно кутающейся в облака, которые, если верить не раз бывавшим здесь людям, иногда подни-маются или опускаются так, что лишь туманное покрывало спадает с одного из концов своеобразного стола, являя путешественникам великолепный вид.

Он вместе с группой людей прибыл в Кейптаун за пару дней до вылета в Антарктиду с учётом того, что из-за погоды вылет мог состояться на сутки раньше. В три часа дня, то есть ровно через час его группа должна была собраться в холле гостиницы, где они разместились, чтобы попасть в Антарктический клуб, где руководитель их группы назначил совещание, во время которого они должны были получить информацию по полёту в Антарктиду, текущему и ближайшему прогнозу погоды, включавший в себя множество факторов, таких, как направление ветра, облачность, заснеженность взлётно-посадочной полосы, а также ознакомиться с информацией по полярной станции, куда они направлялись. Правила посещения Антарктиды и вопросы техники безопасности касались, главным образом, только Алекса и Комаровского, так как Алекс вошёл в состав экспедиции как радиотехник-наладчик, надеющийся попасть на «Обскую» до февраля, а Комаровский исполнял свои прямые служебные обязанности следователя, приглашённого спонсором станции «Ямал-Антарктик» для участия в работе Комиссии для расследования обстоятельств на полярной станции, которая перестала выходить на связь и погодные условия до поры до времени исключали возможность попасть на «Обскую».

Алекс ходил кругами по светлому номеру, оформленному в бежевых и белых тонах, оборудованном в классическом английском стиле: окна закрывали тяжёлые шторы с кистями, на столиках стояли лампы с абажурами.

Для Алекса это была первая поездка на Шестой континент, однако, по прошествии двух месяцев со дня исчезновения сестры, он прошёл медкомиссию и необходимые собеседования, встретился с нужными людьми, забронировал билеты у российских авиакомпаний и в составе небольшой группы, с пересадками, пока, наконец, не оказался в столице Капской провинции ЮАР.

В самолёте, на котором они совершали перелёт до Кейптауна, среди пассажиров попадались и темнокожие, судя по их внешнему виду, были явно не из бедных. Основной частью пассажиров были белые, однако, большинство из них выделялись из массы рядовых туристов, более похожие на жителей деревни, имеющих свои дома и подсобное хозяйство, о чём говорил их внешний вид: обветренные загорелые лица, натруженные мозолистые руки, простая удобная одежда свободного покроя. Ещё в салоне было несколько туристов, оживлённо переговаривавшихся по-немецки, перекрикивая ровный гул двигателей самолёта, и, собственно говоря, группа русских специалистов, которые летели до Антарктиды с пересадкой в Кейптауне.

Практически всю дорогу Алекс ни с кем не разговаривал, наблюдая в иллюминатор за проплывающими под крылом самолёта густыми волнистыми облаками, похожими на парное молоко, сквозь зазоры в их белёсом полотне проглядывали горные вершины из чёрного базальта. И это сочетание белых облаков и чёрных горных пиков создавало поистине фантастическую картину, рождая в воображении образы различных сказочных времён и эпох. Снижаясь, самолёт словно плыл сквозь эти белоснежные волны, являя взору ярко освещённые утренним солнцем серовато-красные земли Кейптауна, среди которых зелени практически не было видно. Через некоторое время стали различимы торговые центры со стоянками, заполненными автомобилями, небольшие посёлки с домиками под красно-бурыми черепичными крышами и блестевшими в свете солнца голубыми пятнышками бассейнов.

Сделав круг над чернильно-синим океаном, самолёт вернулся на материк и приземлился в международном аэропорту города Кейптаун, в центре провинции Западный Кейп.

В небольшом кейптаунском аэропорту, сиявшем чистотой и пестрящим красочными плакатами, их группу встретили и посадили в такси, и единственное, что успел запомнить Алекс, это объявление рейса в Норвегию и через некоторое время он уже находился в номере, раскинув руки на кровати и устало закрыв глаза.

— Итак, мы проделали долгий маршрут и здесь все собрались, чтобы лететь в Антарктиду, конечный пункт назначения нашего путешествия, — начал совещание руководитель группы, высокий худощавый мужчина в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами. — Надеюсь, что вопросов: «Что я здесь делаю?» не последует, так как все мы в равной степени представляем, куда мы направляемся, и в чём будет заключаться работа каждого из нас. Для тех, кто что-то прослушал, забыл или не понял, мы и собрались здесь, в клубе, проводя наше совещание. Каждый имеет право высказаться, тем самым дополняя предыдущих рассказчиков. На всё про всё у нас два с половиной часа, по истечении которых здесь начнётся предполётный инструктаж туристов, который нас не касается. Наша группа включает в себя шесть человек: я, Анатолий Петрович Вакуленко, учёный-микробиолог Константин Савельев, следователь Комаровский Виталий Сергеевич, наш медик — Зайцев Юра, радиотехник Финкель Алексей и фотограф Приезжев Володя.

Станция «Обская», на которую мы, дай Бог, попадём в самое ближайшее время, построена совершенно недавно, за счёт средств заинтересованных частных компаний-спонсоров, в которых входит и российская компания ЗАО «Ямал-Антарктик», перелёт до неё занимает шесть часов с копейками на Ил-76 от Кейптауна. Оборудование на станции в большей части новое, приобретённое также за счёт спонсорской помощи, и до недавних пор работало исправно, есть компьютеры, телефонная и радиосвязь, жилые и душевые комнаты, планировалось доставить материалы для постройки новых жилых строений. Здания станции устойчивые против снежных бурь, во время которых, как вы знаете, видимость падает до нескольких метров, и станция и буровые установки хорошо освещены, что существенно снижает риск потеряться, выбиться из сил и замёрзнуть в нескольких десятках метров от станции, как это вполне может быть.

Так, теперь насчёт состава станции «Обская». В зимовочном составе экспедиции значатся 24 человека, туда входят два метеоролога, гидролог, биолог, три гляциолога, врач, два повара, механики на ДЭСе и двух буровых вышках, радиоинженер, механики-водители, электрогазосварщик и строители. Все они — квалифицированные специалисты с опытом работы, по идее конфликтов между ними не было, работа шла слаженно, без сбоев. Руководит проектом Виктор Семёнович Волков — опытный полярник, для которого эта зимовка является не первой.

Что касается техники безопасности, то скажу следующее. Как вы уже не раз слышали, технике безопасности в Антарктиде надо уделять особое внимание. Если вдруг случится что-нибудь серьёзное, то ближайший госпиталь находится в 4,5 тысячах километров, здесь, в Кейптауне. Главная опасность там — это ветер. Он может моментально подняться от полного штиля до штормовой скорости. При перемещениях по льду на снегоходах нужно учитывать наличие трещин, которые могут быть скрыты под снегом, но в них легко провалиться, имея даже небольшой вес. Даже обычная питьевая вода в Антарктиде небезопасна. Её получают из растопленного снега и она получается, если можно так выразиться, очень пресной. Чем это грозит? Через пару недель у человека может нарушиться солевой баланс и начаться головные боли и прочие неприятности. Чтобы избежать этого, в воду надо добавлять набор солей. Ещё по поводу снега. Как уже известно, он отражает около 80 процентов падающего света, и без защитных очков можно получить ожог сетчатки глаза. Так что, я надеюсь, все вы уже успели обзавестись очками и солнцезащитными кремами, чтобы не обгореть.

— Тропический курорт какой-то, — широко улыбнувшись, заметил Володя, фотограф группы. — Я тут очки себе подобрал горнолыжные, но боюсь, потеха с ними выйдет — глаза будут белыми, а всё лицо, чёрным, как у местных папуасов!

— Вот кому не грозит обгореть на арктическом солнышке! — ухмыльнулся Констан-тин Савельев, откладывая в сторону туристический проспект с видами океана и Мыса Доброй Надежды. — Они уже привыкли тут, в тепле, только вот незадача: на Антарктиде-то холодно!

Алекс молча разглядывал участников путешествия: руководитель группы, сложив руки на груди, сидел на краешке стола, глядя сквозь тонкие стёкла очков на собравшихся членов группы. Константин Савельев, рыжеволосый, чуть полноватый мужчина с веснушками на румяном лице, любящий поговорить о жизни в Антарктиде, которую, по его словам, можно было встретить там где угодно, что-то негромко пояснял фотографу, медик Юра изучал цветные плакаты на выкрашенных в офисный серый цвет стенах. Сам Алекс и следователь молча сидели, однако, Виталий Сергеевич что-то сосредоточенно рисовал гелевой ручкой в своём ежедневнике.

— Ну, господа, так как мы разобрались с общими вопросами, я полагаю, — Юра оторвался от изучения плакатов и, кашлянув, начал свою часть совещания, — то стоит вам напомнить, что на станциях приходится зимовать в условиях постоянного кислородного голодания и при таких морозах, когда керосин режется, как холодец, солярка теряет текучесть, и становится, как тесто, — он сделал глубокий вдох, — спички не зажигаются, а в ведре с бензином можно спокойно гасить горящий факел, а оловянные вещи рассыпаются на мельчайшие гранулы. Известны случаи, когда от сильных морозов у людей лопалась эмаль на зубах или происходили обморожения легких и роговицы глаз. В условиях такой "тропической экзотики", как сказал Володя, для успешного и безопасного выполнения любых работ на открытом воздухе зимовщикам приходится пользоваться как специальной одеждой, так и аппаратурой электрообогрева вдыхаемого воздуха, что на станции также имеется. Насчёт кислородного голодания, которое называется гипоксией, отмечу следующее. Как уже известно, наш народ обычно надеется, что «авось, пронесёт», однако, насчёт гипоксии, господа, такое не прокатит. Вроде бы оно не слишком чувствуется, особенно для здорового и выносливого человека, но может статься совсем худо: тошнота, головные боли, посинение пальцев. Человека надлежит сразу эвакуировать со станции, иначе промедление грозит отёком мозга. На такой случай мы взяли с собой кислородные маски, но всё же думаю, что у ребят всё нормально и часть из нас там надолго не задержится, за исключением Кости, который останется собирать свои бактерии и микробы и Алексея, который также останется на «Обской» на зимовку. Что касается погодных условий, то сейчас на дворе — ноябрь, здесь, в Кейптауне — самый разгар весны. В Антарктиде солнца не меньше, чем в Африке. В ноябре в прибрежных районах уже чувствуется приближение антарктического лета, хотя в горах все еще стоят жестокие морозы. В такое время могут наблюдаться морозы до 50–55 градусов и с учётом частых и сильных южных ветров подобная температура уже сама по себе является достаточно серьёзным испытанием. Наш маршрут пересечёт Южный Полярный круг и там начинается зона полярного дня и полярной ночи. С ноября по февраль здесь господствует Полярный День — все 24 часа в сутки будет светло. Я надеюсь, что у всех есть необходимая одежда — пуховики, утеплённые брюки, ботинки и рукавицы. Обо всём остальном уже позаботились спонсоры станции и наше государство.

— А что по поводу прогнозов погоды на то время, когда станция перестала выходить на связь? — голос Комаровского в небольшой комнате прозвучал резко и сухо.

— В это время не исключается возможность увеличения скорости ветра до 60–65 метров в секунду, а при порывах вплоть до девяноста метров в секунду. При подобных ураганах по воздуху летают доски, пустые ящики и бочки, возможны поломки строений, уничтожение или срыв закреплённой авиации, которую устанавливают на открытых местах. Известны случаи, когда порывы ветра передвигали по льду даже тяжёлую гусеничную технику. За прошедшие дни, включая тот промежуток времени, когда связь с «Обской» была потеряна, зафиксировали штормовой восточный ветер, бушевала низовая метель, море штормило, но мы надеемся, что всё обойдётся и наши полярники живы и здоровы. Завтра синоптики передали значительное улучшение погодных условий, так что мы к вечеру будем уже на «Обской», куда также прибудет Комиссия по расследованию чрезвычайных ситуаций, чтобы удостовериться, о том, что всё в порядке, или нет…

— Как вы считаете, — продолжал Комаровский, — что всё-таки могло произойти с полярниками?

— Моё мнение таково, — Анатолий Петрович отошёл от стола и встал у окна, на котором висели пластиковые жалюзи. — Надо не сбрасывать со счетов достаточно тяжёлые условия жизни на станции. Много месяцев человек проводит в замкнутом пространстве. Полгода — ночь, полгода — день. Летом — до минус десяти-двадцати градусов, зимой может быть до минус восьмидесяти. Нервы у людей не железные. Конфликты разгораются из-за всякой ерунды. Разумеется, так же быстро они гасятся, до драк не доходит. — Анатолий Петрович слабо улыбнулся. — Многое зависит от начальника экспедиции, некоторые позволяют многодневное пьянство на станции, несмотря на «сухой закон» в условиях зимовок, другие, наоборот, стараются организовывать самодеятельность сотрудников, лишь бы избежать влияния «зелёного змия» — тут вам и конкурсы всякие, и соревнования, и тематические праздники, когда можно и немножко принять рюмку-другую. Тем более всё сейчас зависит от финансирования экспедиции — кому-то не хватает положенных норм витаминов, соков, а у кого-то всего хватит ещё минимум на полгода с лихвой… А с пьянками и на станциях дело плохо — значительная часть несчастных случаев как раз по пьяни и происходит.

— Например?

— Например, можно легко провалиться в щель между льдами или свалиться в карьер, а в случаях позёмки, можно и заплутать в трёх метрах от станции, когда ветер резко взметает снег, засеивая воздух мельчайшими пылинками, тем самым уничтожая видимость.

— А что может быть со средствами связи?

— Как я уже упоминал, на станции имеется телефон с запасным комплектом питания, есть ещё портативная радиостанция также с запасным питанием для аварийного привода малой авиации на расстоянии около пятидесяти километров, плюс полный комплект пиротехники для подачи самолётам световых сигналов в случае чего. Далее, из техники используются навигационные приёмники, на станции они появились ещё четыре года назад с момента её основания, они хороши высокой точностью определения высоты и как «электронный компас». Выйти из строя в одно время средства связи не могли. Это исключено.

— Ясно, — Комаровский коротко кивнул и вновь углубился в рисование на странице ежедневника.

— Так, что ещё осталось не выясненным? — спросил Анатолий Петрович.

— Про питание ничего не сказали, — проворчал Константин. — Нам тут дня два ещё куковать, а питаться в ресторанах как-то не по карману. Можно было бы собрать дома, однако, тут со ввозом проблемы… На материке, где нас встретят, нам-то уже из еды ничего не потребуется.

— А что про питание? — оживился Юра, — здешние продукты дороже наших чуть ли не в половину цены, хотя и подешевле, конечно, чем ужин в ресторане! Я-то составил примерный список, который пусть каждый посмотрит и внесёт свои корректировки, если нужно. Я включил туда самое обычное — овощей немножко, мясных нарезок, консервов всяких… Осталось только на рынке затариться.

— Понятно, — Анатолий Петрович взял у Юры протянутый ему вырванный из блокнота листок, ознакомился с ним и пустил его по кругу. — Могу лишь дополнить, что экспедиция на станцию формируется примерно в мае-июне вплоть до самой отправки, которая происходит с октября по март, а фактически основные составы участников отправляются в Антарктиду с октября по декабрь, а потом небольшие группы последних членов новой экспедиции прибывают в Антарктиду вплоть до марта, в основном самолётами через Кейптаун, как это сделала и наша группа. В марте же Антарктиду покидают последние суда и самолёты с зимовщиками предыдущей экспедиции, перед тем, как на материк придёт зима и полярные ночи. Надо ещё не забывать про туристов, возможно, с нами кое-кого из них по пути и отправят, хотя иностранные туристы в основном пользуются чилийскими авиалиниями и с нами вряд ли кто-нибудь полетит — кроме айсбергов и вида на море на «Обской» мало чего для них интересного. Разве что в футбол с пингвинами погонять… да и на технике там опасно гонять — судя по картам неподалёку от станции проходит зона трещин.

— Да уж, — вздохнул Юра, — от туристов не спрячешься! Какой сейчас у нас план?

— До вечера у нас ещё есть время, когда надо будет ещё раз просмотреть прогнозы синоптиков, и вылет, скорее всего, будет завтра вечером, так что, ребят, у вас двадцать четыре часа на обзор окрестностей и достопримечательностей. За это время можно просто погулять по Кейптауну, а можно подняться пешком на Сигнальную гору — хорошую обзорную точку прямо в городе, с которой еще в "пиратские" времена морские разбойники подавали друг другу дымовые сигналы. На подъёмнике можно подняться на знаменитую Столовую гору — это ещё и национальный парк, она как раз недалеко отсюда. Ещё успеете съездить и посмотреть Мыс Доброй Надежды и маяк, который находится на высшей точке береговых скал. Если будет желание — можно искупаться в океане, но вода сейчас не очень тёплая, так что это на любителя. Сам я тут уже был пару раз, так что буду находиться в гостинице. И, самое главное, всем быть на связи.

После совещания группа разделилась на две части — Алекс, следователь и Костя решили осмотреть окрестности, Юра и Володя отправились знакомиться с национальной кухней, Анатолий Петрович вызвал такси и отправился в гостиницу, решив посвятить вечер просмотру отчётов, карт и старым чёрно-белым фильмам, которыми изобиловал один местный телеканал.

После заснеженных российских просторов Кейптаун оглушал непривычной жарой и ослепительным сиянием солнца. Влажный нагретый воздух подрагивая, перемещался над дорогами, клубился в золотисто-жёлтом свете солнца, которым, казалось, были окутаны все магазины, ресторанчики, сувенирные лавки и редкие одинокие пальмы, стоявшие вдоль улиц. В этом золотистом мареве сновали туристы в светлых одеждах, местное население в ярких разноцветных одеяниях, играли уличные оркестры и устраивались мини-представления, собирая вокруг себя толпы любопытных. Алекс невольно улыбнулся, увидев, как маленькая обезьянка, сняв круглую красную шапочку, под гром аплодисментов выхватила из рук ошалевшего туриста незажжённую сигарету и, ловко развернув бумагу, мгновенно съела рассыпавшийся на её ладошках табак.

Движение в республике было левостороннее, однако, водитель такси, на котором они ехали, прекрасно справлялся с управлением, ведя машину по великолепному покрытию дороги, по обеим сторонам которой пестрело множество указателей, в основном на английском языке, среди которых попадались надписи и на африкаанс — к примеру, над-пись с названием города — "Cape Town" была на английском, а следующая — "Kapshtadt" — на африкаанс, который, наравне с английским, является одним из официальных языков республики. Водитель такси старался, по возможности, долго не задерживаться у светофоров, даже на красный сигнал, так что ехали они достаточно быстро, и это не мешало трём пассажирам осматривать город из окон машины.

Алекс наяву видел встречу двух разных миров в одном городе, где новый, блестящий и уверенный мир старался задавить старый, колониальный, социалистический, и примеров этому он видел перед глазами предостаточно. По дороге он разглядывал из окна причудливую архитектуру города: дома так называемого английского колониального стиля соседствовали с высотками, построенными примерно полвека назад, выделяющихся серым, словно выгоревшим на солнце цветом, и совсем новыми, сверкающими башнями из стекла и бетона. Позади этого калейдоскопа домов возвышались горные цепи и отдельные вершины из чёрного базальта, которые были видны над облаками при подлёте к городу.

Алекс с удовольствием разглядывал новенькие иномарки последних моделей, стоявшие вдоль дороги, словно сошедшие с обложек глянцевых журналов. На улицах царила идеальная чистота, за окнами такси стремительно мелькали многоэтажные универмаги, небоскрёбы, и в них, как правило, располагались банки и офисы, через несколько мгновений сменившиеся зеленеющим парком, из которого выходила группа школьников в одинаковой форме, смешиваясь с пестрой толпой людей различных национальностей и оттенков цветов кожи.

Вдалеке, немного в дымке, как рассказывал Виталию Сергеевичу Костя, виднелся Замок Доброй Надежды — самое старое здание в республике, которое являлось бывшей ба-зой Голландской Ост-Индийской компании на торговом пути из Европы в Индию. И уже шестьдесят четыре года в нём теперь находится военный музей.

Вскоре они выехали на шоссе и городские кварталы за окнами сменились неболь-шими городками, рассыпанными по берегам полуострова, где местность стала более ров-ной. Навстречу им, в сторону Кейптауна двигался сплошной поток машин. Исчезали, словно таяли, горы из чёрного базальта, скрывая за собой отдаляющийся город, с обеих сторон дороги потянулись поля и пастбища, на которых паслись овцы и страусы. Водитель сбавил скорость, чтобы невзначай не задавить страусёнка или не столкнуться с взрослым страусом. Кое-где, среди светло-зелёного разноцветья травы, мелькали небольшие фермы.

По извилистой дороге, вырубленной прямо в скалах, путешественники преодолели последнее расстояние до края земли, где африканский материк заканчивался узкой полоской скал — мысом Доброй Надежды и перед взором открылись кипящие, вздымающиеся с рёвом волны, обозначая место слияния ледяных вод Атлантики и теплых вод Индийского океана, линия раздела которых проходила чуть левее Мыса.

— Параллельно шоссе, ближе к морю, идёт линия железной дороги, — отметил Костя, когда они вышли из такси. — Если судить по зданиям станций, то дорога построена где-то в начале столетия. Эх, как наяву вижу — едешь по этой старой дороге на север, устав за пару дней любоваться видами местной экзотики за окнами вагона, однако, стоит только позвать безупречно вышколенного чернокожего проводника и спросить название мест, которые мы проезжаем, так тебе тут же будет дан ответ на весьма неплохом английском. А в вагоне-ресторане наверняка можно услышать старый добрый джаз, который нам бы сыграла группа музыкантов…

Ветер шевелил его всклокоченные ярко-рыжие волосы, отчего они переливались в солнечном свете, словно золотисто-огненные волны. Константин довольно улыбался — он всегда был рад блеснуть своей эрудицией и никогда не упускал такого шанса, стараясь дарить окружавшим его людям как можно больше разнообразных знаний.

— Мыс Доброй Надежды, — задумчиво проговорил Комаровский, обводя взглядом колышущиеся на ветру высокие сухие травы, — обнадёживающее название для места, где об скалы столетиями разбивались корабли.

— Верно, — Костя кивнул, и медная прядь упала ему на лоб, — почти сто пятьдесят лет назад наконец-то соорудили маяк, который тоже облюбовали туристы, правда, я тут ещё ни разу не был. Только по заповеднику часок прогулялся и всё.

Высокая отвесная скала Мыса обрывалась в пучину океана, чьи бирюзовые волны обрушивались на чёрные камни и, разбиваясь о них, образовывали беснующиеся потоки белоснежной пены, которая смешивалась с иссиня-чёрными водами океана. Чуть дальше белели песчаные пляжи, разделённые огромными, причудливой формы, базальтовыми скалами, возле которых обитали истинные хозяева побережья — южно-африканские пингвины, на задних лапах важно вышагивающие по побережью.

— Они могут даже забраться под машину, эти шутники! — прокомментировал Костя, улыбаясь и прищуривая глаза, — поэтому тут на парковке, на всякий пожарный, установлены таблички: «Прежде чем завести машину, проверьте, нет ли под ней пингвина!»

Путники обошли оживлённую группу японских туристов, спускавшуюся с маяка, и поднялись выше по канатной дороге на смотровую площадку, не переставая восхищаться невероятной красотой места, в которое они пришли.

— Видимо, местная живность уже давно нас не боится! — немного помолчав, отозвался следователь и сделал глубокий вдох. — А воздух тут какой чистейший! Словно и не было усталости… Видимо, энергетика места очень сильная.

Алекс удивлённо смотрел на Комаровского, которого пребывание в Кейптауне сделало на редкость красноречивым и эмоциональным. Но в этих местах не было ничего такого, что могло оставить равнодушным: цвет океана словно на глазах менялся от тёмно-синего до ярко-бирюзового, бескрайнее голубое небо контрастировало с буйной зелёно-красноватой растительностью, а красота скал и разбивающихся о них волн не поддавалась описанию.

В воздухе чувствовалось всеобщее веселье и пьянящее чувство свободы, романтика расстилающегося перед глазами края света, и всё это не только заставляло забыть обо всех проблемах, неприятностях, заботах, но и подстёгивало, чтобы расслабиться, устроить себе праздник и больше не думать ни о чём, созерцая вечные и непрерывные движения волн, разбивавшихся об скалы, и воронки, образовывающиеся на месте встречи двух океанов. Несмотря на пронизывающий ветер, компания долго не могла оторвать взгляд от этой захватывающей дух красивейшей картины.

Пока Костя и Комаровский, наблюдали за волнами, Алекс перевёл взгляд и задумчиво смотрел на столб с множеством указателей, на которых были надписи с обозначением расстояний до известных городов: Нью-Йорк — 12 541 километр, Сидней — 11642 километра, Лондон — 9623 километра, Иерусалим — 7468 километров…

Что-то в возвышавшемся над ним указателе казалось Алексу знакомым и словно неотделимым мгновением от его истории жизни и памяти, не смотря на то, что указатель Алекс видел впервые и разглядывал его с интересом, с каким обычно оглядывают памятники и прочие достопримечательности. Так как ощущения были смутными, он списал всё на воздух, которым так восторгались следователь и микробиолог, и на окружавшую Мыс буйно цветущую растительность под ярко-синим небом…