Арктика, март 2002 года

Март не заставил себя ждать, медленно отвоёвывая тепло у засидевшейся в ледяных чертогах зимы. Жители городка, не обращая внимания на пронизывающий ветер и сильный мороз, готовились к празднованию Дня оленевода: накануне праздника тракторами хорошенько расчистили местное лётное поле, где базировалась немногочисленная лёгкая авиация — пара вертолётов Ми-6. Поутру на въезде в городок даже образовалась нехарактерная для него автомобильная пробка. На поле уже были разбиты десять чумов, покрытых брезентом и непродуваемой синтетической плёнкой, спешно разжигались костры, на которые ставились огромные кастрюли с олениной. Солнце хоть и светило добросовестно, сияя на чистом весеннем небе, но практически не грело, однако, у местных жителей даже тени сомнений не возникало: праздник ждали целый год и отменять его из-за капризов погоды никому в голову не приходило.

Одним из главных составляющих праздника были гонки на оленьих упряжках, где главные призы распределялись между первыми тремя победителями, и борьба на тридцатикилометровой гонке разгорелась нешуточная. Северные олени, не привыкшие к такому скоплению людей, начали нервничать ещё на старте, шарахались, запутывались в упряжи, сбивались с направления. Как и в древние времена, любой праздник у оленеводов до сих пор начинается с обряда приношения огню и продолжается зажигательными плясками и ритмичными песнями, часть из которых теперь звучат на русском языке, что давало возможность русскоязычному населению городка узнать древние обычаи и традиции коренных северян.

Алекс смотрел на соревнующихся, которых изо всех сил поддерживали болельщики, не жалея связок и крики становились ещё громче и восторженнее, когда некоторые из молодых ребят, пересекая линию финиша, первыми обессилено падали за снег. Он с любопытством рассматривал окружавших его людей — привычные и знакомые жители городка смешались с пёстрой толпой обитателей тундры, которые ярко выделялись своими национальными костюмами в сине-красных цветах, поражающих воображение простого обывателя своей красотой и изяществом.

Праздник удался на славу. Гости стали свидетелями древнего обряда тундровиков — приношение в жертву оленя. Большой интерес вызвали соревнования по национальным видам спорта — гонки на оленьих упряжках, борьба, перетягивание палки, стрельба из охотничьего ружья. Весьма зрелищными стали конкурсы и национальной одежды, и лучшей женской оленьей упряжки. В гостевых чумах добродушные хозяйки угощали ароматным чаем, строганиной, малосолом, отварной и копченой олениной, ухой.

К вечеру воздух, казалось, сгустился с приходом вечернего сумрака и, когда все победители уже получили призы и грамоты, долгий день закончился фейерверком. Во времена, когда в этих краях была тундра, только тундра и ничего кроме тундры, ненцы, глядя на вспышки в ночном небе, скорее всего, подумали бы, что это разгневались их боги. Сегодня, когда остался позади Миллениум и весь мир вступил в век мобильной связи, спутниковых антенн, компьютеров и интернета, уже никого не удивишь салютом, однако, для истинного оленевода настоящие звёзды, мерцавшие на бархатно-лиловом небе, были гораздо важнее призрачных и быстро тающих разноцветных звёзд, которые не могли служить ориентирами в пути.

В тот момент, когда небо в очередной раз осветилось россыпью пиротехнических звёзд и маленькие дети, прыгая по снегу, радостно загомонили, Алекс разглядел в толпе смутно знакомый силуэт, мелькнувший между двумя ненцами, одетых в одежду из шкур с дымящимися кружками в руках. В россыпи огней мелькнули чёрные гладкие волосы и серовато-белая кроличья шубка, которая могла принадлежать только одному человеку.

Анна.

Алекс, рванулся вперёд и побежал, не разбирая дороги, стараясь избегать столкновения со стоящими на пути людьми и не упуская из виду маленькую черноволосую голову девушки, мелькавшей между расставленными чумами. В лёгких, не привыкших к такой нагрузке, быстро заканчивался кислород и их жгло нестерпимым огнём, и каждый вдох морозного воздуха не приносил облегчения.

Со всех сторон до него доносились песнопения, гомон людских голосов, детский смех и топот танцоров, исполнявших национальные танцы, под распускающимися на небе огненными цветами фейерверков. Всё перед глазами смешалось в сплошной калейдоскоп ярко-фиолетовых, жёлтых и алых оттенков, в которых лишь одно пульсирующее чёрное пятно приковывало к себе всё внимание, и Алекс бежал дальше, стараясь не обращать внимания на резкую боль в боках и груди.

Наконец, он нагнал девушку, повалил её на снег и придавил всем телом, шумно вдыхая воздух над её затылком. Наконец, чуть отдышавшись, он поднялся и перевернул её на спину, мрачно уставившись в её побелевшее лицо.

— Где, — задыхаясь спросил он, — где моя сестра? Ты что-то знаешь о ней! Говори!

Выражение удивления на лице Анны мгновенно сменилось скучающим видом, и девушка безразлично пожала плечами.

— Я не знаю, я потеряла её, — в раскосых глазах девушки засветился недобрый огонёк.

— Где ты её потеряла? — Алекс поднял девушку и поставил её на ноги, продолжая крепко стискивать её запястья.

— Не знаю где, — Анна снова пожала плечами. — Она отдыхала на побережье Балтийского моря, а потом снова куда-то убежала. Видимо, наскучило ей там… Погуляет и вернётся, что ж ты так переживаешь, Лёшенька?

— Ну ты и дрянь, — выдохнул он и тут до него дошло: — Балтика?

— Балтика, Балтика, — Анна поморщилась и попробовала освободить руки. — Больше я ничего не знаю, так что отстань от меня.

Алекс одной рукой схватил её за руку, а другой обнял её за талию и потащил в сторону городка:

— Здесь слишком шумно. Но ты должна рассказать мне всё.

Анна в ответ только лишь неопределённо хмыкнула и повела плечом, неохотно следуя за ним.

В дом он почти втолкнул девушку и в прихожей зажёг свет, не сводя с девушки настороженных глаз, горевших сухим блеском. Он нервно облизал губы, повернул ключ в замке входной двери и повёл Анну в зал:

— Соседи наши ещё на празднике, а пока они не вернулись, ты ответишь мне на все вопросы, а потом можешь идти на все четыре стороны.

— С чего ты взял, что я стану тебе всё рассказывать? — Анна вопросительно выгнула чёрную бровь.

— Ты знаешь. Ты, чёрт побери, единственный человек во всём городе, который зна-ет, где моя сестра!

— Алексей, — Анна мерила шагами комнату, прохаживаясь от одного угла к другому, — мне нечего тебе больше сказать. Пораскинь мозгами и может, кое-что ты и сам поймёшь!

Она смотрела на люстру, откуда светился тускло-желтоватый свет от двух лампочек, заливавший неровным светом зал с зелёными ковровыми дорожками, цветастым потёртым диваном и длинным столом с полированной поверхностью, который был завален желтовато-серой массой старых газет. Обои в мелкий цветочек имели такой же грязновато-жёлтый оттенок, придавая комнате дух советских времён, словно в этой комнате уже давно остановилось время, и все вещи неумолимо продолжали стареть.

— Не учи, что мне делать, — Алекс стоял напротив неё, еле сдерживая рвущееся напряжение вкупе с яростью и отчаянием. — Вика — единственный член моей семьи, мы росли вместе!

— Ну, росли, так росли, — Анна, остановившись, пожала плечами. — А теперь живёте порознь.

Алекс, потеряв контроль, бросился на неё, намереваясь заставить эту нахальную девчонку говорить, однако, Анна, отступив за длинные золотистые шторы, словно растворилась в воздухе и в эту же минуту в дверь постучали.

Открыв дверь, Алекс с удивлением обнаружил на пороге Комаровского, которого мельком видел утром на вертолётной площадке, выделив его лицо среди круглолицых смуглых тундровиков, обступивших следователя со всех сторон. Заметив Алекса, Виталий Сергеевич, приветственно поднял руку и вернулся к своим разговорам с оленеводами.

Теперь же следователь стоял на пороге, и Алекс шагнул в сторону, пропуская Виталия Сергеевича внутрь.

Следователь не спеша прошествовал в зал, предварительно повесив куртку с мехо-вым капюшоном на крючок у двери, и расположился на кресле напротив телевизора. Алекс сходил на кухню и пригласил Виталия Сергеевича туда, где под неярким светом четырёх маленьких лампочек, он накрывал на стол.

Виталий Сергеевич прошёл в большую общую кухню, на сложенных вместе ладо-нях он нёс какие-то цветы лавандового цвета, которые высыпал на клеёнчатую скатерть перед Алексом.

— Что это? — спросил он, усаживаясь на деревянный табурет у стены.

Алекс недоумённо воззрился на цветы и пожал плечами.

— Не знаю, а где они лежали?

— Они рассыпаны по всему залу, Лёш. Довольно-таки интересная штука.

— Правда? — Алекс на четверть наполнял водкой стаканы.

— Если бы не моя сегодняшняя находка, дружище, — следователь перебирал пальцами маленькие цветочки, — то я бы и не вспомнил, что такие же цветы были у вас дома и в тот раз, когда исчезла Вика…

Алекс непонимающе смотрел на него, тогда Виталий Сергеевич вкратце рассказал ему о прошлой находке и о значении цветов, с которыми его ознакомил справочник.

— Теперь же цветы другие, — пояснил он. — Насколько я помню, именно такой цвет вереска говорил об одиночестве.

— Да ну, чушь это всё, — отмахнулся Алекс и отпил из своего стакана, закусив маринованным помидором. — С чего бы кому-то так подшучивать?

— Никого нет на примете? — поинтересовался Комаровский и, прищурив один глаз, внимательно посмотрел на собеседника.

В неярком свете электрических ламп ему бросилось в глаза то, насколько сильно сдал Алекс. Тяжёлый перелёт на полярную станцию, хлопоты с транспортировкой тел, различные бюрократические вопросы и снова долгий перелёт домой, где его до сих пор никто не ждал. Алекс похудел, под красными глазами увеличились и набрякли мешки, ввалившиеся щёки покрывала отросшая щетина, однако глаза горели каким-то фанатичным сухим блеском, что заставило следователя невольно поёжиться. За спиной Алекса тускло поблёскивала керамическая плитка, местами кое-где отвалившаяся на облупившихся стенах. Вдалеке, в темноте большой кухни виднелась неясная тень от второго стола с нагромождением тарелок, стеклянных бутылок и стаканов.

Выдержав задумчивую паузу, Алекс рассказал Комаровскому о девушке и о тех крупицах информации, которые она сообщила ему.

— И из всего этого я делаю вывод, — Комаровский подцепил вилкой варёную картофелину, — что с приходом этой Ани к вам в гости, она по уходу оставляет цветы. Если судить по цветам, то вначале…

— Вначале, — перебил его Алекс, рисуя вилкой по воздуху замысловатые фигуры и невидящими глазами уставившись куда-то вдаль, — вначале её можно было найти, а потом всё… Но я твёрдо знаю, что сестра жива.

— Лёш, погодь, — Комаровский понизил голос, — с одной стороны у нас нет никаких доказательств, чтобы задержать и допросить девушку. Тем более, подозревать её в соучастии в совершении преступления, не говоря уж о том, чтобы сделать её главным виновным лицом. Но вне рамок следствия я бы хотел потолковать с нею. Только расскажи мне, как она выглядит?

Алекс, закурив, подробно описал девушку, стараясь не упустить не одну из деталей. Напоследок, затушив сигарету об переполненную окурками пепельницу, он положил голову на сложенные на столе руки и умолк.

— Что делать, я не знаю, — глухо сказал он. — Как будто бы Вика сквозь землю провалилась!

— Вот что, Лёш, — негромко сказал Комаровский, наклоняясь поближе к Алексу. — Мы поищем девушку, и я поговорю с ней.

— Так она вам всё и расскажет…

— Попытка не пытка, — Виталий Сергеевич слабо улыбнулся. — Девушка хоть и упрямая, но имеет и свои слабые места, как и любой другой человек. А это, — он сгрёб со стола цветки вереска, — я забираю с собой, если не возражаешь.

— Валяйте, — вяло отозвался Алекс и поднял голову. — Но я хочу всё-таки проверить её слова насчёт того, что моя сестра где-то в Балтийских странах.

— Где? — следователь удивлённо воззрился на Алекса. — Твоя эта знакомая так сказала?

— Вроде того, — Алекс поморщился и вопросительно посмотрел на Виталия Сергее-вича.

— У нас в стране, — медленно начал следователь, — содействие в розыске родственников наших сограждан за рубежом, восстановлении семейных связей, прерванных в результате межнациональных конфликтов и массовых политических репрессий, оказывает Центр розыска и информации Российского Красного Креста. Можно послать им запрос, а ещё мы будем искать по базе, в том числе и эту Аню надобно проверить по базе данных федерального розыска… Пока остановимся на этом.

Алекс кивнул, его лицо помрачнело.

— Мне пора, Лёш, — засобирался следователь, и его лоб прорезала глубокая складка, словно он что-то пытался найти в своих мыслях. — И давай-ка завязывай. Не думаю, что твоей сестре будет приятно в один прекрасный день застать брата в таком состоянии…

После его ухода, Алекс ещё долго просидел на кухне допивая бутылку и выпуская вверх клубы сизого табачного дыма, наблюдая за тем, как он растворялся в свете неярких лампочек, висевших под потолком.

Зима заканчивалась и самые лютые морозы уже были позади, а через пару-тройку месяцев можно будет радоваться тёплому полярному лету, когда лёд ненадолго обнажит землю и асфальтовые дорожки.

Алекс думал о другом — он думал том, что нашёл в вещах сестры, вздумав однажды перебрать их в поисках хоть малейшей зацепки. Он догадывался, что его сестра употребляла какие-то сильнодействующие вещества, но до поры до времени считал, что это обезболивающее. И это породило ещё больше догадок и подозрений…