Невысокого роста, щуплый, одетый в слишком свободно сидящий на нём белый халат, накинутый на плечи, судмедэксперт встретил Алекса и Комаровского в сумрачном, плохо освещённом служебном помещении. Он долго перебирал документы в настенном шкафу, потом неохотно отложил стопку из них в сторону и зашагал к дверям морга.

Морг находился на окраине городка, на границе с лесополосой, рядом с ним находился частный магазин ритуальных товаров и услуг, судя по чёрной вывеске и одиноко стоящим у дверей венком из искусственных цветов, перевитый траурной лентой. Малоосвещённое здание морга поражало своей странной тишиной и покоем. Когда Алекс, встретившись с Комаровским в холле морга, двинулись вперёд по узкому коридору, то на глаза Алекса стали попадаться немногочисленные сотрудники — санитары и судмедэксперты, преимущественно женщины. Из многочисленных дверей выходили с вёдрами женщины, не спеша переходившие в другие двери и молчаливо исчезавшие в полутёмных ответвлениях от главного коридора.

— Так, значит, вы хотите осмотреть тело женщины, которую доставили к нам два дня назад, Виталий Сергеевич? — переспросил судмедэксперт, поднимаясь на второй этаж, где находились секционные, холодильные камеры и вспомогательные комнаты. — И с вами, я так понимаю, свидетель, который сможет опознать её?

— Совершенно верно, — кивнул следователь, сделав знак Алексу следовать за ними.

— Ясно. Тогда прошу следовать за мной, господа.

— Отчего она умерла? Что показало вскрытие? — спросил Виталий Сергеевич, когда они вошли в помещение морга.

— У неё была сломана шея, предположительно от удара при падении с большой высоты. Сразу можно было констатировать смерть — когда она к нам поступила, то не было никаких признаков дыхания, сердцебиения — тем более, если учесть, что примерно сорок восемь часов тело частично находилось в воде лицом вниз, что изначально предполагало наличие асфиксии. Исследование внутренних органов и крови поступившей ничего не дали. Никаких следов психотропных веществ, ни алкоголя, ни наркотиков…

— Он имеет в виду удушье, — пояснил Алексу Комаровский, — если бы причиной смерти явилось то, что она утонула в озере. Значит, на самом деле всё обстоит иначе…

Судмедэксперт прошёл в холодильную секцию, последовавшую за раздевалкой, и первое, что увидел Алекс — это лежащее тело на каталке в чисто убранном тёмном коридоре, принадлежащее мужчине лет шестидесяти, облачённого в тёмный строгий костюм. На удивлённый взгляд Алекса, судмедэксперт нехотя пояснил, что тело уже готово «к отправке». Алекс всмотрелся в умиротворённое лицо покойника, у которого пожелтевшие руки и впалые глаза придавали ему неестественный, неживой вид, отличавший его от всех ныне живущих. Далее последовало большое помещение с двумя большими, до потолка, холодильниками, напоминавшими складское помещение продуктового магазина.

— Далее у нас тут комната приёма трупов, так что если вдруг объявятся её родственники, то мы тогда выдадим им её тело, — сказал судмедэксперт, подходя к одному из холодильников. — Так даже будет лучше, меньше возни с бумажками…

Он открыл холодильник и потянул на себя металлический стеллаж, который легко поддавшись, как сани по льду, скользнул на роликах… и Алекс, внимательно наблюдав-ший за происходящим, едва удержался от приглушенного возгласа.

Перед ними, на жёстком поддоне, обнажив в вечном оскале неровные ряды белевших острых зубов, вытянулся во всю свою длину мёртвый волк, успевший уже подвергнуться заморозке. Заиндевевший труп лесного обитателя со светло-серым длинным хвостом меньше всего напоминал труп молодой женщины в длинном платье.

Несколько секунд люди не могли оторвать взгляд от этого фантасмагорического зрелища, потом Комаровский поднял глаза на судмедэксперта, округлившиеся глаза которого выдавали его непричастность к подобной мистификации. Наконец, он, моргнув, стряхнул с себя оцепенение.

— Что за идиотский розыгрыш? — Судмедэксперт окликнул санитара. — Студенты что ли опять за свои шуточки принялись… Серёга, куда ты там запропастился? Кто здесь ещё был? Кто тело забрал?

Алекс молчал. Шоу продолжается, думал он, в растерянности оглядывая труп волка. На морде зверя он заметил следы от ожогов, судя по опаленной шкуре и проплешинам на лбу животного.

— Это волчица, — оглядев труп, заключил судмедэксперт. — Ничего не понимаю…

Он двинулся в сторону выхода, вполголоса матерясь и окликая незадачливого студента-практиканта Серёгу, дежурившего накануне.

— Пойдём, — окликнул Алекса следователь и направился к выходу вслед за судмедэкспертом. — Я думаю, остаток сегодняшнего дня я проведу здесь, а ты поезжай-ка домой. Вечером созвонимся, что да как.

— Идёт, — Алекс кивнул. — Тогда до вечера.

Домой Алекс вернулся, когда сумерки уже заполнили собой вечерний город. Он медленно шёл от автобусной остановки, насвистывая песенку, которая играла перед его уходом из клуба. Остановившись неподалёку от дома, до которого оставалось два квартала, он закурил, выпуская облачка голубоватого дыма в прохладный воздух, обводя глазами зеленеющие верхушки деревьев. Ему вспоминался последний вечер в Кейптауне, когда небо было раскрашено яркими цветами заходящего африканского солнца, чей огромный красный диск казался нереально большим над чёрными скалами, цепью окружавшими город.

Невзирая на обстоятельства своего пребывания за границей, в памяти Алекса всплыли приятные воспоминания о другом континенте, который завораживал, манил к себе, обещая зрелищные виды и незабываемые приключения. Вспомнил он и про стройных негритянок, чьи изящные тонкие силуэты казались ещё длиннее и грациознее в алом сиянии заходящего солнца.

Алекс обвёл глазами ряды невысоких новеньких домиков, располагавшихся вдоль гладкого и ровного полотна дороги. Его лицо освещалось огнями светофора, бросавшего на него блики зелёного и красного цветов. Докурив сигарету, он не спеша двинулся дальше и вскоре в полумраке разглядел неясные очертания своего дома, возле входа которого на дороге виднелась фигура лежавшего на асфальте человека.

Подойдя ближе, Алекс некоторое время стоял в нерешительности, завидев знакомые пряди вьющихся светлых волос, которые с порывами ветра шевелились на асфальте словно живые.

Такие волосы были лишь у одного человека в этом городе.

— Она не разговаривает, не реагирует на голос, прикосновение и боль, — врач ещё раз заглянула в медицинскую карту Вики, и посмотрела на молодую женщину, лежащую на кровати в позе эмбриона с широко раскрытыми глазами. — Невропатологи считают, что сотрясение мозга, вызванное падением, о чём свидетельствуют многочисленные ушибы, вызвало у неё амнезию. Вдобавок, её преследуют галлюцинации и налицо посттравматический синдром. Во что это выльется дальше — пока неизвестно. Это всё, что я вам могу пока сказать о её состоянии.

— А о каких ушибах идёт речь? — Алекс нервно теребил пуговицу рубашки, и его трясущиеся пальцы выражали сильное беспокойство. — И какие галлюцинации?

— Ушибы давние, — сказала врач, не меняя тона, — и слава Богу, что все кости остались целы. А по поводу галлюцинаций… Когда ваша сестра засыпает, то она разговаривает во сне, а когда просыпается, то её состояние периодически меняется — то она начинает разговаривать с кем-то, уставившись в одну точку, то всё пытается куда-то бежать, то наоборот, спрятаться и даже на процедуры её отводить иногда сложно — девушка ни в какую не хочет покидать палату. Её память проявляется сейчас настолько ярко, что события текущего момента как бы отходят на другой план, когда она не понимает, то, что находится в больнице и не различает людей, которые заходят к ней. На первый план выступают её воспоминания, которые она столь ярко переживает снова и снова…

— Я могу с ней поговорить?

— Да, конечно, — врач пожала плечами. — Она приняла успокоительного и вполне может поговорить с вами.

Алекс вошёл в палату — в глазах лежавшей девушки отразилось узнавание, но она не шевельнулась, осторожно наблюдая за передвижениями брата. Вся её поза выражала настороженность, будто бы девушка в любой момент ожидала нападения, готовая сразу же вскочить на ноги. Он медленно присел на краешек кровати и заговорил, стараясь сделать свой голос спокойным, чтобы сестра расслабилась и перестала враждебно коситься на него.

— Тётки наши остались ни с чем, представляешь? — говорил он, ободряюще улыбаясь ей. — Так что всё наследство родителей перешло к нам и им ни фига не осталось, Вик! А то, видимо, им тесно стало жить друг с другом и они хотели себе заиметь по квартире, однако, придётся им оставшуюся жизнь коротать в «хрущёвке».

Вика не отвечала, лишь немного расслабив пальцы, вцепившиеся в больничную подушку.

— Я вот что подумал, сестрёнка, — продолжал он, стараясь не обращать внимания на её молчание. Он знал, что Вика прекрасно его слышит. — Давай вернёмся домой? Фиг с ним, моим контрактом, просто вернёмся домой, а денег хватит, чтобы пожить без бед ещё некоторое время! И знаешь что? Доктора говорят, что твои лёгкие здоровы! А значит, у каждого из нас начнётся своя жизнь! Ты выйдешь замуж, я женюсь когда-нибудь, и всё наладится…

— Я не выйду замуж, — тихо отозвалась Вика, глядя на дверь. — Нет смысла дарить цветы тому, кто больше никогда не сможет дышать и наслаждаться их ароматом. Нет смысла улыбаться солнцу, зная, что оно светит только на тебя одного. Нет смысла любить другого, когда тот единственный отдал своё сердце небу. Нет смысла ходить по земле, зная, что другой уже давно лежит в ней.

— Ты о ком, Вик? — опешил Алекс.

— Он умер, Лёш. Умер в тот момент, когда я ещё имела силы дышать и имела желание жить, когда всё вокруг обратилось в прах.

— Кто?

— Сигурд, — Вика сделала ударение на первый слог, чуть повысив голос, но потом заговорила тихо и бесстрастно. — Я изо всех сил верила в то, что у меня есть шанс не сойти с ума, однако я теперь понимаю, что не смогу запомнить даже то, что делала пять минут назад.

— Ты поправишься, — убеждённо заявил Алекс.

Вика ответила ему странной полуулыбкой, придавшей её лицу на мгновение болезненный вид, и Алекс заметил на нём сеточку ранних морщин, несвойственных для её возраста. Сестра выглядела постаревшей, несмотря на юность, её руки с тонкими запястьями изменились — пальцы стали твёрдыми и грубыми, а на ладонях он заметил застарелые мозоли.

— Викуль, — мягко сказал он, — расскажи мне, где ты была всё это время? Мы не нашли никаких следов и даже не знали, где искать тебя? Год почти уже прошёл…

— Она запутала всех, ведь наши жизни были её единственным развлечением, — в глазах Вики блеснули слёзы. — Она ставила опыты, забавляясь с нашими судьбами, наблюдая за нами и играясь, как кошка с мышками!

— Она мертва, Вик. Я уверен в этом, хотя и не видел её тела. Там была волчица…в морге.

— Я знаю, — Вика устало прикрыла глаза. — Наездница волков приняла свой истинный облик.

— Я не понимаю… — Алекс в недоумении качал головой.

— Оставь меня, — сухо бросила Вика, не открывая глаз. — Я ничего не хочу больше. Теперь всё не имеет смысла.

Состояние Вики вскоре начало ухудшаться, и у Алекса крепла мысль, что это был последний их осмысленный разговор, когда сестра отвечала на его вопросы и понимала его слова. В дальнейшем, Вика словно забывала, о чём он только что говорил ей, отвечая на его вопросы невпопад или молча отворачиваясь от него. По ночам, когда в палату проникала кромешная тьма, и до окон не доходил уличный свет, перед глазами девушки вновь и вновь появлялись жуткие и обезображенные со временем воспоминания, которые из тревожащих снов постепенно начали проникать в окружающую реальность, вырастая из темноты перед глазами и принимая очертания нарисованных разноцветными карандашами рисунков. Яркие образы прошлого, словно обретая свою плоть, оживали перед глазами перепуганной насмерть девушки, и она принималась метаться по палате, чувствуя, как панический страх переходит в ярость. Вика снова и снова вспоминала, как она обкладывала хворостом дом Анны, снова и снова поджигая его и испытывая экстаз при виде пылающего здания. Наутро девушка просыпалась совершенно разбитой, и её подушка была мокрой от пота и слёз. Со временем, девушка потеряла даже и те редкие часы, когда она могла забыться тревожным сном перед рассветом и просыпаться при первых лучах восходящего солнца. Она ещё сильнее похудела, а под воспалёнными красными глазами пролегли тёмные круги на обескровленной коже.

Через пару недель девушку перевели в окружной клинический психоневрологический диспансер, расположенный вдали от шумных улиц и перекрёстков большого города.

Сначала Вика было пошла на поправку, однако, воспоминания неотступно следовали за ней, не давая ей покоя ни днём ни ночью. Из хаотического нагромождения лиц, которых лучше всего было видно ночью, с наступлением темноты, девушку чаще всего посещали воспоминания с участием неживой, словно каменная статуя, Исгерд, волка с горящими глазами, падающая со склона заснеженной скалы Снёлауг с расплывавшимся кровавым пятном на рыжем плаще и тысячи чёрных мотыльков, исчезающих в белеющем квадрате потолка.

Временами они появлялись по очереди, останавливаясь у двери, словно молчаливые посетители, и их лица расплывались в темноте, словно чёрные дыры с рваными краями. Вика начинала кидаться в них тем, что попадало ей под руку, пытаясь прогнать воспоминания и избавиться от их гнетущего присутствия. Времени на отдых оставалось всё меньше и меньше, девушка стремительно таяла на глазах, и её организм не реагировал на лекарства, которыми врачи пытались стабилизировать её состояние.

Впоследствии девушка впала в кому.

Алексу разрешили увидеть сестру лишь однажды, и он ужаснулся при виде притихшей девушки с усталым измождённым лицом, глубоко запавшие глаза были обведены багровыми кругами. Кожа сухих губ потрескалась, тонкие руки белели на одеяле, в локтях покрытые синяками от капельниц. Глаза Вики были закрыты, словно она забылась вечным сном, избавившим её от изнуряющих кошмаров, ставших реальностью.

Через неделю, Вика, не приходя в сознание, скончалась.

За окнами, тем временем, снова наступила северная осень, одинаково похожая и не похожая на другие осени в разных точках России. Промозглый ветер привычно безжалостно срывал с деревьев последние, уже почернев¬шие листья, которые с тихим свистом разлетались по закоулкам, почти намертво прилипая к стенам, окнам. Рваные тёмно-серые тучи, наплывавшие словно со всех сторон, наливались свинцом, собираясь в конце-концов в огромную, обволакивающую небо чёрную опухоль. Маленькая белая церквушка в такие моменты являла собой контраст с мрачным вспухшим небом, где низкие тучи ежеминутно смыкались друг с другом, подгоняемые холодными ветрами.

Алекс долго смотрел на неё, не находя в душе ни вопросов, ни ответов по поводу всех произошедших за последние годы событий. Казалось, небеса играли в лотерею, случайно выбирая себе человека и устраивая его судьбу, и никого вокруг не волновала спра-ведливость подобных деяний.

Комаровский вернулся в Новосибирск, завершив все свои дела и закрыв розыскное дело Виктории. Теперь он мог, как и прежде, наслаждаться теплом сибирского летнего солнца, зеленью аллеи берёз вдоль Красного проспекта, спокойными водами Оби, по которой можно было на теплоходе добраться до дачи, расположенной за Кудряшовским лесом…

Алекс пытался бороться с самим собой, неизменно проигрывая в самом начале. Его неудержимо тянуло вниз, когда он ставил перед собой на стол алкоголь и пытался отрешиться от пугающих воспоминаний и впечатлений. Ему неумолимо хотелось скатиться на самое дно, став никем и ничем, а не теперешним объектом для жалости со стороны окружающих людей, которые были готовы изливать её в необъятных количествах в любое время дня и ночи. Пережив это состояние и не без помощи друзей, Алекс многое переосмыслил, по-новому взглянув на мир. Он уже не помнил, как завершилась его работа по контракту, и он смог вернуться в родные края, где родились и выросли его с Викторией родители и в чей дом он теперь смог вернуться без обид и без горя.

Его сестра, сумевшая преодолеть многое, сумела изменить частичку прошлого, внеся немного света в наш завтрашний день.

(21.09.2001-21.02.2011)