Где-то заблеяли овцы, которые разбудили крепко спавшую Вику, возвестив своим монотонным блеянием о том, что наступило утро. Выглянув в окно, она увидела, что под окнами два пастуха в широкополых шляпах гнали отару овец и беспокойно вполголоса переговаривались друг с другом. Погода в это утро стояла такая же, как и в предыдущие дни: ветер пригнал откуда-то множество огромных белёсых туч, которые возле гор были гораздо темнее, чем над городом. Огромные, вспененные по краям, похожие на наковальню, они медленно ползли по небу в сторону города.

Резко потемнело.

На улицах к этому времени уже было пустынно и издалека доносился какой-то отдалённый гул, похожий на потревоженный улей пчёл. Дорога отливала матовым серебром, отчего контрастировавшие с ней на небе тучи выглядели еще загадочнее и зловеще, как и резко очерченный силуэт Чёрной Церкви. Вика ненадолго открыла деревянные ставни и впустила в комнату волны свежего влажного воздуха.

Только Вика успела умыться, как послышался нетерпеливый стук в дверь. Девушка поторопилась открыть дверь. На пороге стояла Богдэна с растрепанными чёрными волосами, без очков она близоруко прищуривала глаза. Вика заметила на её левой щеке огромный синяк. Все лицо женщины было опухшим, а из носа шла кровь, которую трясущимися руками Богдэна безуспешно пыталась стереть с губ и подбородка. Увидев удивление и испуг в глазах Вики, привычное выражение лица Богдэны немного изменилось, теперь оно не было безразличным, глаза горели лихорадочным огнём, а смуглая кожа чуть порозовела.

— Богдэна… — Вика невольно отпрянула в сторону, давая женщине пройти в комнату. — Как так получи…

— Слушай, — срывающимся голосом перебила её женщина, — слушай, что я тебе скажу. У меня мало времени, пока муж мой не заметил, что я не у себя. Беги… беги отсюда, Вика… о Боже, что здесь творится! Они опять пришли сюда!

— Кто?

— Эти люди забирают с собой женщин… и продают их! Понимаешь, продают! Беги, Вика, пока они еще разговаривают с Айоргу там, внизу!

— Он как-то замешан в этом? — осторожно спросила Вика, в замешательстве пытаясь соображать. Попутно она начала быстро одеваться и лихорадочно искала обувь, неловко прыгая на одной ноге по комнате.

— Муж… — Богдэна откинула со лба волосы и устало вздохнула, спиной прислонившись к двери, — это его прибыль, доходы… Тебе есть что забрать с собой, нет?! Ох, чувствовало же мое сердце неладное… да поможет нам Господь всемогущий… пару дней назад девочку забрали, руш …обещали работу в казино в Турции, уехала добровольно, якобы на собеседование… Наивная, глупенькая, даже вещи тут оставила, думала, что вернётся…

Вика торопливо собиралась, пытаясь вслушаться в еле внятное бормотание женщины и сдержать нараставшую панику в душе.

— Богдэна, пожалуйста… — попросила она не в силах слушать дальше.

— Ну что, готова? Тогда идём, я покажу тебе чёрный ход, по которому ты пройдёшь незамеченной, если повезёт. Моли бога, чтобы мы успели вовремя! — она схватила Вику за руку и бросилась бежать по коридору. На пути Вика запнулась об отогнутый угол дорожки и упала, ударившись коленями.

— Это мои покои, — не дав ей опомниться, Богдэна рывком втянула девушку в полутёмную комнату, завешанную узорчатыми тканями и полотнами. — Муж не зайдёт с этими… этими… сюда. Что они вытворяют с женщинами, которые попадают в их руки! Грязные чудовища, ты не должна с ними встретиться, у тебя слишком чистая и незапятнанная душа… они сломают тебя… Некоторые женщины после встречи с ними накладывали на себя руки…

— Это Айоргу тебя так… — Вика испуганно покосилась на Богдэну, потирая ушиб-ленное колено.

— Не будем об этом, — отрезала Богдэна и быстрым движением сунула в карман пальто Вики несколько купюр. — Тебе надо спешить. Раздвинь портьеры и слева от стены увидишь дверь — это выход на улицу, где ты легко сможешь затеряться среди домов и только выиграешь время. Тебе надо добраться до Фэгэраша, который стоит на реке Олт. Оттуда тебе будет безопаснее добраться до Бухареста.

В коридоре раздались голоса. Вика юркнула за ширму, прижавшись лицом к тяжёлой ткани.

— Да, — послышался негромкий голос Айоргу. — Эта девочка у меня со вчерашнего вечера, какая-то запуганная, но это пройдёт… товар отменный, на мой взгляд, а я редко ошибаюсь: волосы цвета золота и меди, кожа белая, на вид лет шестнадцать ей — прекрасный возраст…

— Беги! — шёпотом приказала Богдэна.

В этот момент дверь резко распахнулась, и на пороге возник Айоргу с маячившими за его спиной неясными силуэтами двух мужчин крепкого телосложения.

— Что здесь происходит? — с порога прорычал он. Взгляд его горел так, словно он хотел сжечь заживо всех, кто прятался в этой узенькой комнатке. Взгляд его метнулся правее, выхватив в неясном освещении ночника притаившуюся за ширмой фигурку девушки. — Виктория, ты куда-то собиралась, насколько я помню? Сначала ты вроде бы не отказывалась от экскурсии, но, видимо, твои планы изменились и ты уйдёшь не попрощавшись?

Вика вышла из укрытия, храбро подняв подбородок. Бежать было некуда. Сердце билось в грудной клетке как сумасшедшее, а взгляд блуждал по бессчётному калейдоскопу узоров, окружающих её — от бледно-розовых завитушек до тёмно-серых геометрических фигур, вышитых в строгой последовательности. Покрывала, казалось, ниспадали прямо с потолка, обступив девушку со всех сторон, словно ожившие деревья в сказочном лесу. На какое-то мгновение, ей показалось, что линии узоров разгладились и зазмеились ввысь, хаотично переплетаясь и выгибаясь в немыслимых движениях, в итоге превращаясь в серовато-розовое марево.

— Мне нужно домой, — твёрдо ответила она. — Именно туда я и направлялась.

— Домой? А где твой дом, знаешь? — в голосе Айоргу послышались насмешливые нотки. Двое мужчин за его спиной переглянулись и в один голос хмыкнули. Он сделал несколько шагов в сторону девушки.

— Вот именно. И я знаю, — уже громче произнесла Вика и выпрямилась во весь рост.

— Как бы не так! Боюсь, нам придётся вмешаться в твои планы и прогуляться по другому маршруту, который любезно нам предлагает господин Янко. Верно?

Мужчина с косматой шевелюрой неопределённо хмыкнул.

Вика попыталась отскочить в сторону, но обратно за ширму её отбросил удар в живот и он был настолько сильный, что какое-то время девушка не могла ни видеть, ни дышать. В лёгких словно разом закончился воздух, а перед глазами разливались чернильные пятна, словно эти кляксы заволакивали обзор, ослепляя её. Она кое-как встала, пошатываясь, на четвереньки, глотая навернувшиеся слёзы, которые потекли по щекам. Из груди вырвался подавленный всхлип, который перешёл в рыдания.

— Заканчивай хныкать, — донёсся до неё голос Айоргу и слёзы, не выдержав, полились ещё сильнее. Её ещё никто и никогда не бил раньше. От унижения и боли, девушка заплакала громче. — Прекрати, я сказал!

Вика не могла остановиться. Когда она снова попыталась встать на ноги, на неё обрушился новый удар, сбивший её с ног. От страха, что её сейчас убьют, она инстинктивно закрыла голову руками и вслед за этим почувствовала ещё два удара ногами, которые отбросили её за покрывало, висевшее позади ширмы.

На мгновение всё стихло, затем за занавесями послышались звуки борьбы и раздался короткий сдавленный крик, в котором она узнала голос Богдэны.

Воспользовавшись этим, девушка собрала последние силы и побежала в сторону потайного выхода, о котором говорила добрая женщина.

— Слава Богу, — прошептала Богдэна, заслышав тихий щелчок в дальнем углу комнаты и мужчины как по команде отпустили её, бросившись вслед за беглянкой. Теперь она чётко понимала, что укрывательство девушки муж припишет только ей в вину, которая была очевидна, и тогда наказание будет соответствующим, если не ещё более жестоким, если девушку не поймают. Вздохнув, Богдэна встала с пола, доковыляла до кровати и улеглась в постель под массивным балдахином.

Она терпеливо, как всегда, покорно принялась ждать неизбежного, не в силах оставить мужа-тирана, привыкшая сносить все его капризы и унижения, ещё в зародыше задушив все попытки борьбы и протеста от своей полной зависимости от него.

Вика бежала изо всех сил по извилистым, ещё сонным, улицам города, стараясь не обращать внимания на боль в боках. Она не имела представления о том, куда ей нужно бежать, но предчувствие опасности лишь подстёгивало её, заставляя забыть обо всём ради того, чтобы спастись и выжить. В висках гулко стучала кровь, руки были сжаты в кулаки и девушка бежала не оглядываясь, не обращая ни малейшего внимания на недоумённые взгляды жителей, которых иной раз не удавалось обогнуть и Вика на бегу расталкивала прохожих, ныряя в городские переулки и прячась между домами. За домами в утренней дымке возвышались величественные Карпатские горы, словно зазывая девушку спрятаться в густых многовековых лесах и она, недолго думая, свернула с узкой, мощёной камнем, извилистой дорожки между тесными рядами домов и направилась в сторону леса.

Преследователи некоторое время бежали вслед за девушкой, выхватывая взглядами в толпе её чёрное пальто и разметавшиеся на спине золотистые локоны. Сперва Вика удивилась тому, что они преследовали её молча, не выкрикивая вслед её имя или не призывая на помощь людей в поимке, к примеру, воровки — видимо, хозяин трактира и его сообщники явно не хотели привлекать к себе лишнего внимания.

Вика бежала по лесу, не разбирая дороги, петляя между платанами, елями и буковыми деревьями, огибая стройные берёзы в огненных одеждах. Временами девушка останавливалась, давая себе короткие передышки, во время которых она вслушивалась в окружавшие звуки, однако, ничто уже не говорило ей о том, что погоня продолжалась. Кроме шороха ветра в кронах высоких деревьев, до слуха девушки ничего больше не доносилось, и она медленно двинулась вперёд, пока не обнаружила среди деревьев небольшой деревенский домик, из полуоткрытой двери которого лился неясный бледный свет, словно призывая войти внутрь.

Скользя по влажным опавшим листьям, Вика приблизилась к дому и заглянула внутрь.

Белые стены дома изнутри были сплошь усеяны нарисованными углём фигурками драконов и прочих сказочных крылатых существ. Но не это удивило замершую в дверном проёме девушку.

Тысячи серебристо-чёрных мотыльков медленно парили в воздухе. Они, взмахивая удлинёнными крылышками, на мгновение опадали чуть ниже и затем снова взмывали ввысь. От их стаи исходило серебристо-белое сияние, которое и привлекло внимание девушки, обнаружившей этот дом. Вскоре на улице стемнело ещё больше из-за заполонивших пасмурное небо чёрных туч, и послышался шум начавшегося дождя.

— Полагаю, тебе здесь больше нравится, чем в моём доме, — прозвенел сквозь шум дождя откуда-то сбоку знакомый женский голос. — Не оборачивайся, поскольку ты же знаешь, кто с тобой говорит. Лучше вслушайся. Слушай внимательно, Вика, и ты услышишь, как они поют. Это души людей, которым нет успокоения. Ты же приблизительно можешь представить, сколько людей гибнет в автомобильных авариях, от рук убийц, несчастных случаев… У каждого своя печальная мелодия. Я слышу в этом общем хоре каждую песню… о, они чудно поют, как слаженно, красиво… Это особый мир, особая философия реальности — это познание человеческим разумом обратной стороны души, наделённой многими уникальными и бесценными способностями. Это то, чего никогда не видел обычный смертный человек, это не имеет срока жизни. Внимай их песням, Вика, и ты многое узнаешь об обычных с виду бабочках, в которых дети любят втыкать булавки для украшения гербария.

Вике больше не оставалось ничего делать, как послушаться совета и она вслушалась. Сначала она ничего не могла разобрать: звуки сливались в единый напев, смысл которого Вика упрямо пыталась разобрать. Но вскоре удача улыбнулась ей: девушка услышала приблизительно такое:

Лишь бы только дожить

До сегодняшнего вечера мне

Хотелось бы всю жизнь оценить

И взлететь навстречу луне.

Лишь бы только знать

Что мы будем оправданы вами

Наши старания предугадать

Будут скрыты и названы снами.

Мы многое искали

Увязая в чуждой воде

Все мысли пропали

Плутая везде.

Погибшие сплетни

Развеялись что куда

Горевшие огни

Потухли навсегда

Лишь бы только не погибнуть

А остаться в живых там

Границу смерти отодвинуть

И новый мир для жизни создать…

Вика могла бы слушать бесконечно, пытаясь понять для чего они собрались и поют.

— Ты слышала их? — голос показался ей нетерпеливым.

— Да, — отозвалась Вика. — Я слышу, о чём они поют, но я не понимаю смысла в их песнях.

— Они страдают, вот и весь смысл. Они не могут петь ни о чём, кроме смерти и загробной жизни. Они потрясены своими смертями, ведь это не старость, это отнюдь не ожидаемое явление в любой человеческой жизни. Им не разрешено вернуться в мир живых, ведь ни там ни здесь им не будет покоя. А ведь ты могла стать такой же как они и не один раз. Конечно, ты можешь привести в пример свою лёгочную болезнь, но не тут-то было. Болезнь изначально запрограммировала твой организм на самоуничтожение, проще говоря, он ожидал своей гибели и способствовал этому, выполняя свою уже установленную и отлаженную роль во всём этом. Кстати, я не представилась, запамятовала немного. Меня зовут Анна, и я надеюсь, что ты сможешь хоть что-то увидеть дальше своего носа, девочка.

Вика обернулась и невольно отступила назад перед полутёмным углом, возле которого было пятно белого света.

Анна сидела в позе лотоса и луч света ярко озарял её длинное одеяние тёмно-красного цвета с широкими рукавами. Лицо же её оставалось в тени. Из её спины торчали большие наконечники английских булавок длиной с человеческую руку.

Свет стал ярче, и неподвижную фигуру сидящей женщины заливало белое, с ртутным отливом, свечение, которое стало нестерпимо ярким. Он освещал полукругом Анну, которая бесшумно сложила из длинных бледных пальцев какую-то фигуру.

Взгляд её остекленел, и радужные огоньки словно застыли и потухли.

Вслед за движением её рук возник звук, вобравший в себя нежные переливы арфы, сквозь который слышались обрывки песен мотыльков.

Свет напрягся. Теперь он был плотным и живым, образуя вокруг Анны сферический конус, за пределами которого был мрак. Внутри конуса появились сверкающие серебристые нити. Они выстреливали вниз и оплетали Анну — руки, голову, плечи…

Свет вдруг стал влажным. В воздухе над головой женщины появились белёсые мелкие капли, похожие на миллиарды ртутных шариков. И всё, чего касались эти капли, словно стекающие по воздуху вниз, начинало так же влажно светиться. Одежда Анны, её бледное лицо, руки и гладкие чёрные волосы — все это казалось облитым жидкой серебряной краской. Светящиеся маслянистые капли стекали с кончиков волос и образовывали застывшие сверкающие спирали. Будто кокон из парящих в воздухе паутин свивался сам собою вокруг Анны.

Звук изменился.

Он стал высоким и пронзительным настолько, что Вика не выдержала и зажала уши ладонями, зачарованно наблюдая за происходящим.

Всё падает в землю

Возвращаясь обратно

Превращайтесь в золу

Облетите превратно…

Летящая паутина стала густой и матово-белой на общем фоне. Нити сами собой сплетались в какие-то узорчатые кружева, постоянно меняя рисунок. Все светящееся разрасталось и увеличивалось в размерах, а потом окружавшая Анну тьма взорвалась ослепительным светом. Вспышка была настолько сильной и болезненной, что Вика упала на бетонный пол, закрывая голову руками. Ей казалось, что в её тело с размахом вонзились тысячи раскалённых иголок.

В воздухе распадалась и таяла белая паутина.

Мотыльки уже не летали, они, как слепые, беспомощно ползали по полу, судорожно шевеля обгоревшими крыльями.

Анна стояла у стены и злорадно ухмылялась, наблюдая за их безуспешными попытками взлететь.

— Они слишком беспомощны, чтобы подняться и улететь отсюда, — произнесла она и вытащила из-за спины английскую булавку величиной с трость. — Они думали, что всё вечно и ничто не сможет потревожить их уединения? Так вот, скажу я тебе, они жестоко просчитались. Как жаль. Бесплотные призраки, воплощённые в жалких бабочек сегодня наконец-то перестали петь свои заупокойные песни!

Вика медленно поднялась с пола и осмотрела себя — взрывная волна ничуть не задела её. К её ногам жался какой-то мотылёк без одного крыла, которое, видимо, обгорело, один из сотен тысяч, и девушка взяла его в руки. Казалось, все земное горе сосредоточилось в чёрных бездонных глазах бабочки, с немым укором вопрошавшей, за что ей выпала такая участь. Вика не выдержала этого и расплакалась, продолжая бережно держать мотылька в ладонях, легонько поглаживая его кончиками пальцев.

— Это твоя мать, дорогая, — ядовито сказала Анна, пристально наблюдая за Викой. — О, как она хотела бы уберечь тебя от всего этого. Ты плачешь, пытаясь доказать, что тебе жаль какую-то беспомощную бабочку?! Нет, дорогуша, ты жалеешь себя, да-да, милая, тебе очень горько думать о том, что тебя все бросили! Братец налаживает свою собственную жизнь, дальние родственники и знать не знают о твоём существовании, а жалкая душонка твоей мамочки сосредоточилась на твоей ладошке. Не надо быть такой сентиментальной плаксивой дурочкой!

— Не смей так говорить о моей матери! — впервые за последние годы Вика закричала, продолжая плакать. Вскоре плач перешёл в рыдание, она долго не могла взять себя в руки и успокоиться. — Она… она прекрасный человек, редкой душевной доброты и тепла…

— Была, — по слогам произнесла Анна невозмутимым тоном. — Она, насколько мне известно, отошла в мир иной по вине несчастного случая. Да, вовремя она это сделала, а то её слабая нервная система не выдержала, узнай она, что это ещё не все горести, выпавшие на твою долю! Бедная женщина, иметь такую слабую дочь с хилым здоровьем, как ты, сплошное нервное расстройство… То-то ты нервами в неё пошла! Такая же психически неуравновешенная и запуганная, трусливо называющая это «тонкой душевной организацией личности» и до сих пор лелеющая все свои детские страхи! Людям свойственно придумывать себе оправдания, нежели честно признаться себе в своих недостатках и решать проблемы по мере их возникновения, не давая им сваляться в снежный ком…

Вика вполуха слушала то, что язвительно говорила молодая женщина. Все внимание девушки было сосредоточено на серебристо-чёрном мотыльке, который, судя по всему, умирал. Вика чувствовала какую-то смутную связь с этой дрожащей в её руках бабочкой, но у неё не было времени разобраться в своих чувствах, поскольку впечатление от произошедшего было сильным и ярким.

Анна кругами ходила вокруг неё, словно хищник, присматриваясь к добыче. Она заметно нервничала.

Вика сделала короткий вздох, когда мотылёк замер у неё в ладонях и прямо на глазах начал превращаться в пыль.

— Почему она исчезает? — охрипшим от волнения голосом спросила Вика. Слёзы застыли на её щеках.

— Ты ещё спрашиваешь? — раздражённо отозвалась Анна и остановилась. — Что ж, ты имеешь право это знать, и я отвечу тебе. От них не осталось ничего, кроме горстки пепла, да и то, скоро он развеется в воздухе. Это в наше время используются крематории, где потом на руки родным и близким выдаётся урна с прахом. Здесь все проще и куда дешевле! Они не оставляют следов, потому что Господь в своё время не принял их души ни в ад, ни в рай, оставив эти создания ровно посередине духовного мира, чтобы впоследствии решить дальнейшую судьбу каждого из них. Но, как видишь, я помешала ему в осуществлении этих грандиозных планов и уничтожила их. Здесь все предельно ясно и доступно пониманию простого смертного. Вот и всё.

Анна умолкла и прислушалась.

— Великолепное исполнение, — самодовольно констатировала она. — Больше они не поют. Не о чем больше петь. Ну ладно, я своё дело сделала, мне пора уходить. В твоей компании я больше не нуждаюсь. Пока.

Сказав последнюю фразу, Анна выскользнула из помещения и словно растворилась в воздухе.

В доме не было слышно даже малейшего шороха и шум дождя, казалось, заполонил собой маленькую квадратную комнату с белыми стенами.

Вика разжала ладонь, и пепел немедленно исчез с её руки, словно испарившись.

Беспомощность и безысходность владели чувствами Вики. Только теперь она поняла, как одинока она была в жизни. Ни родители, ни брат, ни её немногочисленные приятельницы, которых она не могла назвать близкими подругами, держась от них на расстоянии из-за своей болезни… Анна здесь была права, но девушка чувствовала явный подвох в её лживых речах, словно та для чего-то настраивала Вику против всех, кто ей дорог. Для чего она всё делала, и какие цели преследовала, Вике было непонятно. Таким же странным выглядело и первоначальное предложение Анны покинуть дом, где Вика снимала две комнаты с братом. Всё, что было ей близко и дорого, Вика любила беззаветной и преданной любовью, отдавая себя целиком, без остатка. Именно эта любовь, поняла Вика, позволяла закрывать глаза на некоторые вещи и не замечать того, что зачастую происходило чуть ли не у неё на глазах. Но в других случаях эта любовь всегда вселяла в Вику надежду и уверенность в том, что она делала для близких людей и только потом для себя. Именно сейчас она жила для себя, замкнувшись и отгородившись ото всех во внутреннем мирке и ей выпала возможность теперь всё переосмыслить и сделать новые выводы. От этих мыслей Вика почувствовала, что стало чуть легче дышать, сознание немного просветлело, а в душе появилась небольшая уверенность в правильности своих действий. Словно её незримая каморка, где томилась душа, приоткрыла свои обычно плотно закрытые двери.

Вика словно в трансе вышла из дома и медленно двинулась вперёд, не обращая внимания на ливень, капли которого нещадно били по голове, стекая по разгорячённой коже девушки за воротник пальто. Небо не прояснялось, и Вика чувствовала, как к ней медленно стал извне подкрадываться страх, комом оседающий в горле. Как будто на неё снизошла мертвенная волна холодного воздуха и тяжёлой лапой накрыла её тревожное сердце, едва успокоившееся от недавней погони.

Она не помнила, как добралась до реки и отвязала от деревянного мостика лодку, мысленно попросив прощения у человека, для которого лодка была не только средством передвижения, но и кормилицей — девушка не сомневалась, что в таких полноводных реках водилось много рыбы вдалеке от берега. К тому времени, когда девушка уже плыла по течению реки, заметно похолодало и морозная сырость, появившаяся после дождя, со всех сторон нависала леденящим покровом и давила на спину и плечи. В тяжёлом воздухе то и дело появлялись мутные капли, словно сотканные из тумана, оседая на деревянных бортах лодки и медленно стекая ко дну.

Берега реки постепенно исчезали за дымкой водянистого тумана, висевшего достаточно низко над водой и, казалось, тишина, окружившая Вику, казалась непроницаемой и оттого более зловещей. Девушка некоторое время сидела в лодке, безучастно наблюдая за отдалявшимися берегами, и потом взялась за вёсла. Это было ей в новинку: когда Алекс брал её с собой порыбачить, что случалось крайне редко, то никогда не доверял ей вёсла, считая, что у его хиленькой сестрёнки не найдётся сил, чтобы справиться с течением реки и с управлением маленьким судном.

«Вот подивился бы Лёшка сейчас, — девушка грустно улыбнулась своим мыслям. — Его младшая сестричка управляет лодкой! Рассказать — не поверит…» Вика больше не просила брата взять её с собой порыбачить на острова на Волге, особенно, когда в разгар позапрошлогодних майских праздников она умудрилась свалиться в воду. Тогда Алекс не скупился на бранные слова, кутая ее в тяжёлое шерстяное одеяло, которое ему одолжил кто-то из рыбаков на причале. Больше Вика с ним не ездила на рыбалку, и брат даже не заговаривал с ней на эту тему. Сейчас же, она натёрла себе вёслами ладони, мозоли давали о себе знать саднящей болью, но девушка упрямо продолжала грести.

Вскоре, девушка вытащила вёсла и позволила реке самой управлять лодкой. Вика легла на дно крохотного судёнышка, положив голову на сложенный вчетверо брезент, и лежала, наблюдая за вечереющим небом.

В её душе было пусто и, казалось, она сливалась воедино с окружающим миром, когда заканчивалось царство осени и медленно надвигалась зима. Эмоции, словно некогда яркие краски, медленно блёкли, обесцвечивались и исчезали, словно подгоняемые осенним промозглым ветром, а чувства в виде опадающей листвы, медленно кружились в холодеющем воздухе, опадая на остывающую землю. Очертания некогда любимых и знакомых предметов словно таяли в вечернем тумане, оставляя после себя только лишь одну пустоту без тени сожалений и разочарований. Её мир становился единым, однако, это единение основывалось не на внутренней гармонии, а на отсутствии душевного конфликта, боли и старых обид, которые когда-то составляли часть её жизни, играя в ней весомую и неотделимую роль.

Вскоре над её головой расстилалось усыпанное звёздами небо: вечерние сумерки быстро сгущались, оставляя после себя лишь чёрное полотно неба с тысячами ярких звёзд.

Вика смотрела на россыпь ярких звёзд на тёмном бархате небосвода и потихоньку в её мыслях возникла из памяти детская колыбельная песенка, которую ей частенько напевала мама:

Ложкой снег мешая ночь идёт большая

Что же ты глупышка не спишь

Спят твои соседи белые медведи

Спи скорей и ты малыш

Мы плывём по льдине как на бригантине

По седым суровым морям

И всю ночь соседи звёздные медведи

Светят дальним кораблям

Уже засыпая, девушка не видела, что со стороны горизонта в небе появлялись отдалённые всполохи красноватого света, которые подсвечивали низко лежащие на небе облака…